Текст книги "Маска бога"

Автор книги: Пэт Ходжилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Глава 5

Забрезжил серый холодный рассвет пятьдесят седьмого дня весны, до Кануна Лета оставалось три дня.

– Сегодня ночью я видела такой странный сон, – еще не до конца пробудившись, пробормотала Джейм, обращаясь к Эрулан.

Кузина, как обычно, не ответила, но ее теплые руки вопросительно всплеснули.

– Ну, сперва там был волосатый голый мужчина, измазанный, будто упал в костер. Он повернулся – лицо сожжено, глаза выкатились. Потом обугленная плоть осыпалась, и у моих ног клацнули упавшие черные кости. Холодный ветер взметнул лоскуты кожи, словно взлетели ночные бабочки. Я не могла отделаться от ощущения их крыльев на своих губах, даже чувствовала вкус, но потом забыла об этом, потому что за спиной что-то было. Знобящая тьма, огромная, как гора, глаза – пещеры… Нет. Пустые глазницы аррин-кена, ослепленного пылающими углями в Зале Мастера, которому как-то удалось спастись. Снежные Пики обернулись гигантским припавшим к земле котом, и я была под его лапой.

«В Хмарях, у пропасти, ты избежала моего суда, – сказал он в моем мозгу. Так холодно, так безнадежно горько, как зимний ветер, несущий хлопья пожара. – Но эти горы мои».

Я хотела поспорить с ним, как с Иммалаем, сказать, что поступала только так, как должна была, чтобы выжить и сохранить честь, не нуждаясь в помощи никого из его породы…

Но Серод продолжал отвлекать мое внимание. Видишь ли, все это время я слышала его хныканье. Я знаю, он в беде и моя обязанность вытащить его, но он все ноет, ноет, ноет, так что мне придется стукнуть его! Но по крайней мере он все еще жив….

Ох! Я и забыла – а ты нет, да?

Вспомнив об этом, девушка окончательно проснулась в теплых объятиях мертвого знамени Эрулан со щемящим чувством потери.

«Нас так мало осталось…»

Ночью Жур незаметно заполз под гобелен и теперь спал, свернувшись клубочком, прижавшись потеснее к хозяйке и засунув голову ей под подбородок. Погладив барса, Джейм заметила, как округлилось его брюшко, – судя по всему, он плотно поел. Рука всколыхнула со шкурки кота странный запах, дикий, мускусный, как у аррин-кена Иммалая, но вдобавок еще и слабо отдающий жженным волосом.

Опаленный кот… Был ли это сон, или ее спящим сознанием воспользовались – слепой учил слепого охотиться? Аррин-кен может прекрасно помогать своему «младшему брату» – как уже случалось прежде, – но не все из этих больших бессмертных животных расположены к ней по-доброму, как Иммалай, тем более если она залезла на чужую территорию. Не один голос из хора там, у расселины, хотел, чтобы она прыгнула. Жур зарычал во сне. – Эй! – прикрикнула Джейм.

Барс цапнул ее. Девушка замерла, чувствуя сквозь воротник шерстяной рубахи острые зубы и горячее дыхание на своем горле. Его глаза, которые она видела чуть сбоку, выглядели, как черные полыньи во льду.

– Э-эй, – снова произнесла она, слегка нараспев. Жур вздрогнул, разжал челюсти и с упоением принялся облизывать подбородок девушки. Язык был очень шершавый.

– Котик, – сказала она, отстраняя его, – ты провел ночь в плохой компании.

За все это время шанир ни разу не пошевелился, хотя его тусклые глаза и были открыты. Когда его толкнули, он вяло сел. Упал ли он духом от безысходности или настолько углубился в себя, что не обращает внимания ни на что вокруг? Его тонкие руки покрылись гусиной кожей. Джейм стянула свою верхнюю кофту с разорванным воротом и осторожно набросила ее на юношу, следя за тем, чтобы к его голой коже прикасались только перчатки. С нее довольно и льняной да защитного рукава. Кстати, бойцовское приспособление она и не собирается снимать, ведь мастер-убийца из Гильдии может быть еще где-то поблизости, хотя где уж нитяной кольчуге тягаться с Костяным Ножом.

А что до снов, так плач Серода убедил ее в том, что если она прибудет в Рестомир и притащит туда лекаря, то так будет лучше. К счастью, заставить Киндри вернуться тем путем, что он пришел, оказалось легче легкого: стоило только поставить его на Новую Дорогу, повернуть, дать пинка, и он зашагал на север, не замечая, куда идет, – да похоже, его это и не беспокоило.

По лощине все еще плыли клочья тумана, но ни в одном из них не угадывался облик бродячего призрака. Или это тоже был сон? Однако в кармане Джейм все еще лежал искривленный уголек. Она сохранит его, чтобы напоминать себе, что в этих глухих местах любые необыкновенные вещи могут оказаться реальностью.

За день ощущение присутствия Отравы и слепого аррин-кена ослабело. В конце концов, оба они кенциры, такие же чужие в этом мире, как и она сама, даже если последний и пометил всю цепь этих гор как свою, как Иммалай – Хмари, и командует этой низиной. Эта земля – не их. «Все равно, – думала Джейм, – слепого кота наверняка даже не существует». Сны и раньше подшучивали над ней.

Как и воображение, если уж говорить об этом. Вот и сейчас: весь день она продолжала ловить проблески, напоминающие хижину Земляной Женщины, хотя домик больше не показывался так четко, как на поверхности утеса. Расположение листьев, веток, теней лишь намекало на присутствие резных косяков или усыпанных знаками иму стен, и картинка исчезала, стоило только посмотреть на нее в упор. «Все это только нервы», – решила девушка. В конце концов, на что это похоже, почему лачуга не отстает от нее в этих дебрях? Невероятно. В таком случае не помешало бы воображению быть менее ярким: при каждой вспышке образа призрачная дверь раскрывалась все шире.

По большей части дорога шла в стороне от реки, так что деревья и кустарники скрывали идущих от противоположного берега. Тем не менее Джейм с удовольствием подыскала бы другой путь, повыше, более защищенный, если бы не путешествовала кое с кем, чьи сапоги вчера в роще съела земля. Вероятно, лекарь умел исцелять собственные раны, хотя даже и не пытался предотвратить их, совершенно не обращая внимания, куда ступает. За ним тянулись кровавые следы – отпечатки ног, и Джейм уже подумывала, что до Рестомира она будет вынуждена волочь его на себе.

Новая Дорога соединяла между собой Крагген, Темную Скалу, Валантир и Рестомир, замки Комана, Даниора, Ирана и Каинрона соответственно. Темная Скала, крепость-близнец Глуши, должна быть неподалеку. Восточный берег уже был гол – деревья спилены, трава скошена на корм скоту, там и тут он осыпался, размытый и выветренный. Но шанир едва волочит ноги, так что на ночлег придется становиться, не доходя до замка Даниора.

Киндри, завернутый в знамя Эрулан, уснул мгновенно. Джейм сидела, поддерживая огонь и дожидаясь Жура, опять отказавшегося от сырных корок и ускользнувшего, лишь только к нему повернулись спиной. «Если он научился быть более самостоятельным, – говорила себе девушка, – то это только здорово, невзирая на то, кто его учит».

Мысль о наставлениях напомнила об Отраве.

«Для такой умной особы, – сказал он за секунду до того, как ворвалась добравшаяся до него толпа, – ты необычайно невежественна. Как жаль, что у меня никогда не будет шанса обучить тебя».

Он еще может попробовать.

В голове промчались воспоминания: стоящая в тени фигура наблюдает с балкона за падением полуободранного тела ребенка в Поющую реку. Позже: «Идет молва, что с тех пор, как ты вступила в Гильдию Воров, Отрава оставил своих маленьких мальчиков». Еще позже: Отрава в «Рес-аб-Тирре», расхваливает свободу бездны, пока его телохранители удерживают в плену персонал гостиницы: «Мы сгибаемся под гнетом чести. Лучше оставить ее, сбросить все ограничения, это путь и для тебя, и для меня». – «Я совсем не понимаю тебя!» – закричала она, а он ответил, загадочно улыбаясь: «Ты знаешь меня так же хорошо, как и себя».

Ветер взъерошил конский каштан, раскинувший ветви над ямой, в которой расположились путники. Просыпающиеся весенние соки наполнили первые прожилки листьев слабым мерцанием, так что в вышине будто махали бесчисленными светящимися семипалыми руками танцующие великаны.

«Ссссааа, – дышал ветер, и деревья трепетали. – Ссссссааа…»

…или это было «Шшшшаа…»?

Нет.

Мысли о Сожженных Однажды, Отраве или слепом аррин-кене опасны, они, как запах крови, способны привлечь то, чего больше всего боишься.

Джейм нагнулась подбросить хворосту в огонь. Сквозь низкие язычки пламени прямо на нее взглянули серебряные глаза Отравы.

Он лежал на земле, лениво опершись на локоть. Костер осветил бронзовые чешуйки доспехов, сплетенные из опавшей прошлогодней листвы дуба. Отрава дышал, и листья шелестели.

«Шшшаа», – вздохнуло что-то под деревьями, и это был не ветер.

Полусгоревшие ветки в костре рассыпались, словно кто-то прошел по ним. Джейм смотрела на то, что она на мгновение приняла за потерявшее равновесие бревно. Но у бревен нет угольно-черных пальцев, и чурбан не может схватить за запястье. Руку дернули вниз. Девушка чувствовала жар возбужденного пламени сквозь перчатку так же хорошо, как и дробящее кости пожатие Сгоревшего Человека. Убийцы родственников были его излюбленными жертвами, а она на этот раз лишена защиты Эрулан. Кончики пальцев уже начинали дымиться. Джейм вспомнила историю о братоубийце-мериките, затянутом сквозь костер под землю. Его товарищи спасли только сапоги с остатками ног в них.

Отрава безучастно наблюдал, глаза его отражали лишь огонь. Неужели в нем не осталось ничего человеческого? Стал ли он целиком и полностью тем демоном, которого задумывал создать Иштар? Но он же пересек текущую воду Серебряной, а ни один демон не способен на это. Возможно, его еще можно убедить.

– Твой выбор, б-брат.

Фигура напротив застыла, окаменев. Он не знал, он даже не предполагал, но Джейм чувствовала, как в него проникает уверенность – как это произошло с ней в храме Тай-Тестигона. Секунду они смотрели друг на друга. Потом тень откинула голову и беззвучно рассмеялась.

Каштаны вскинули руки – «аахххх!» – порыв ветра нырнул в яму, растормошил пламя, взметнул сухие листья. Обрывки доспехов Отравы взвились в воздух. Стволы каштанов хлестнули случайные искры. Джейм все еще была в силках Сгоревшего Человека, он тянул, горячие языки лизали рукав, пробираясь все выше. Отрава продолжал хохотать, даже когда ветер начал рассеивать его, как воспоминание об осени.

– Выбирай, черт возьми!

Смех прекратился. Вновь став бесстрастным, Отрава взглянул на девушку и наклонился. Его лицо таяло в отблесках костра, но она могла читать по губам: «Что же, мой выбор: никакой цены крови, сестра…».

От его прикосновения обугленное существо, сжимающее руку Джейм, рассыпалось в золу, а нетерпеливый огонь проглотил последние остатки лиственных доспехов. Внезапно освобожденная, Джейм уловила лишь слабую вспышку, контур поднимающегося из пламени человека, и повалилась на спину.

«Ссссааа…» – прошептал ветер и стих, дыхнув напоследок пеплом сгоревшей листвы.

По ту сторону костра никого больше не было.

«Милосердные Трое! – подумала Джейм, ошеломленно садясь и растирая онемевшую руку. – Неужели я все-таки опять уснула?»

Но запястье все еще болело. А на черной коже перчатки остались обугленные отпечатки пяти пальцев.

Глава 6

Жур прискакал в лагерь почти перед самым рассветом, но пах он всего лишь кошачьей мятой и в качестве акта примирения притащил подарок – мертвую мышку-полевку.

День начался, хотя никто не видел восхода. Тучи царапались боками о горы, протискиваясь между пиками, подгоняемые сильным северным ветром. Под затянутым, серым небом летели к югу белые птицы, а по горным лугам вслед за ними неслись олени, то скрываясь за облаками, то появляясь из них. Глядишь, а день уже незаметно пошел на убыль, и в лощине заклубился светящийся туман, низко стелящийся над землей.

– Он какой-то потусторонний, – нервно сказал Киндри. – Не хочется дотрагиваться до него.

Гряда тумана проплыла мимо, и куст, на котором секунду назад хрипло ссорились голубые сойки, опустел.

– Ух ты, да уж, – отреагировала Джейм.

Она была счастлива, что лекарь наконец-то опять стал обращать на что-то внимание, потому что его сомнамбулическая походка тревожила и бесила девушку. Плач Серода опять преследовал ее всю ночь, жалкий, будто рыдал потерявшийся ребенок. Время бежало неумолимо. Поэтому когда Киндри снова стал спотыкаться, превращаясь в лунатика, она безжалостно стала колоть его вопросами:

– Ты сказал Верховному Лорду, что твоя бабка была Норф. Как ее звали?

– Думаю, Теларин, – неуверенно ответил он.

– Думаешь? – переспросила девушка, мысленно ругнувшись: имя ничего не значило для нее.

Киндри вспыхнул:

– Так однажды сказала леди Ранет, не зная, что я слышу ее.

Гм, это имя заставило брови Джейм приподняться под маской. Ранет – матрона Рандира, Калистина ей внучатая племянница; ее называют также Ведьмой Глуши. Высокая компания для скромного служки.

– Она упоминала кого-нибудь еще? Мама, папа, домашний кот?

– Нет! Подразумевается, что у тебя нет никаких родственников, когда ты у-у…

– Ублюдок? Незаконнорожденный?

Киндри развернулся и поспешно захромал прочь, кончики его ушей горели алым пламенем среди белых прядей волос.

Джейм хмыкнула, идя за ним. Второй случай рождения вне закона, о котором она слышит за последние четыре дня, – и это среди людей, которые редко нарушают традиции. Вот будет смешно, если именно он тот незадачливый ребенок Тьери, Норф-бастард. Но нет: одна бабушка по материнской линии еще не делает тебе имени. К счастью. Иметь кузена-жреца она хочет даже меньше, чем сводного братца-полудемона.

И все-таки интересно, кто же мать Тьери.

Уф. Тори был прав: лучше ничего не знать. Сменим тему.

И к собственному удивлению, она услышала, как спрашивает:

– Что ты можешь сказать мне о Гласе Божьем?

Шанир повернулся и уставился на нее:

– Почему ты заговорила об этом?

Действительно, почему? Потому что как-то раз, уже после того как Иштар передал ей приговор Голоса в Тай-Тестигоне, она услышала нечто подобное. Недавно. На днях. Но что и где?

– Не волнуйся, все в порядке, – сказала она, уклоняясь от его вопроса, – например, я знаю, что могу сказать: допустим, это действительно Глас Божий, многие считают, что он говорит через кого угодно и когда угодно, часто его слова загадочны, но он никогда не лжет. Что еще, жрец?

– Я не жрец!

– Означает ли это, что ты вовсе ничего не знаешь?

– Могу поспорить, что уж побольше твоего! – бросил Киндри.

А ведь это действительно может быть правдой. Запертый в садике своей души, у дверей он мог подслушать не только Ранет, но и жрецов, обсуждающих секреты, даже не догадывающихся, что он улавливает хоть слово, а тем более понимает. Внезапно он почувствовал, что не может вынести, что эта ненавистная Норф будет считать его глупцом, как вся Община.

– Конечно, – сказал он, стараясь, чтобы фраза звучала надменно, – у нас всегда был непрямой контакт с нашим богом через шаниров. Оракулы, предсказатели, берсерки…

– Лекари?

– Мм, да, полагаю. Но первый случай, когда заговорил Глас Божий, был в этом мире, сразу после Падения. Аррин-кен провозгласил Верховным Лордом Глендара вместо его брата Геридона Мастера Норфа. Жрецы не соглашались. Они утверждали, что в случившемся бедствии виноваты все лорды, забывшие о своих обязанностях, и что в Ратиллене мы должны все начать с нуля – под руководством священнослужителей.

– Да упасут нас предки!

– Может, это было бы не так уж и плохо. Каковыми бы ни были наши жрецы сейчас, в других пороговых мирах они использовали энергию храмов, помогая шанирам беречь людей. Они были избранными.

– Ха!

– Попытайся понять. – Киндри услышал свой умоляющий голос, словно оправдание своих мучителей превращало каким-то образом то, что они сделали с ним, во вполне сносную вещь. – Когда-то было почетно иметь сан жреца. Существование их было необходимо, они служили жизни, без них нас бы уже давным-давно уничтожили. Затем случилось Падение и бегство в этот мир; лорды возложили вину на всех шаниров, церковных и светских, потому что в жилах Геридона и Плетущей Мечты текла старая кровь. Но хуже того – раньше каждый раз, когда мы отступали, то находили ждущие нас в следующем пороговом мире кенцирские храмы. На этот раз по каким-то причинам их возведение не было полностью завершено. Так что жрецы не только оказались под ударом Высшего Совета, который всегда требовал, чтобы они держались вне политики, но и отрезанными от части силы своего бога. Как им было защитить себя?

– По-видимому, попытаться заместить Верховного Лорда Верховным Жрецом. Твои люди никогда не испытывали недостатка в наглости.

– Мои люди!.. Ладно. Но наглость – такой пустяк для Гласа, который впервые заговорил устами Главного Жреца, осудив его честолюбивые стремления и попутно уничтожив. Община думает, что, поскольку храмы в этом мире не были закончены и уже никогда не будут, божественная сила нашла себе другой путь – бога можно услышать, он судит людей и выносит приговоры, обращая их в загадки, которые старались решить аррин-кены. А вот одну они так и не смогли разгадать: «Бойся Одного, ожидай Трех, ищи Четырех».

– О да, полезная подсказка, – отозвалась Джейм. – Почти все в Кенцирате сводится к цифре три: лики Бога, Тир-Ридан, трижды три главных Дома и храма.

«Один – это, возможно, Геридон, – подумала она, – под давлением мрака ставший Гласом Темного Порога, связующим звеном, устами Тьмы, то, чем в конечном счете мог стать Тир-Ридан для Трехликого Бога».

– Но, именем земли, – негромко пробормотала она, – чего же у нас четыре?

– Вот это-то и есть огромная тайна. Аррин-кены удалились на поиски ответа две тысячи лет назад, и с тех пор от них ничего не слышно. И Гласа тоже, до недавнего времени.

– Я считала, они ушли от отвращения к высокорожденным.

– Частично. Глас Божий послужил оправданием того, что они снялись с места, но они также приняли его как приказ. Две тысячи лет без судей… Хотел бы я, чтобы они вернулись.

«Когда-нибудь, – сказал Иммалай, – кто-нибудь позовет нас. Это можешь быть даже ты».

Джейм подумала о слепом аррин-кене и содрогнулась. Некоторые приговоры лучше отсрочить.

– Один, Три, Четыре, – повторила она. – Что же сводится к четырем, кроме приемов Сенеты?

– Элементы, – предположил Киндри. – Времена года. Фазы Луны от полной до затмения, пальцы на левой руке лорда Иштара…

– Что?

Шанир отшатнулся, как от удара.

– Слушай, прошу прощения, постараюсь больше не кричать тебе в ухо, но, во имя Порога, что ты знаешь об этом клятвопреступнике и предателе, Иштаре?

– Л-лорд Иштар всю зиму провел в Общине Жрецов, его привезла вернувшаяся из Тай-Тестигона миссия. П-поч-ти все время он болел, а теперь… Ты сказала – «предатель»?

– Милосердные Трое, да. А что, остальные жрецы не знают?

«Они не знают», – поняла Джейм, наблюдая за смутившимся Киндри. Должно быть, к Иштару вернулось достаточно ума, чтобы солгать им. Разум не в силах принять это. Потеря чести сама по себе немыслима, так что люди могли и забыть, каким опасным может быть такой законченный негодяй, как Иштар.

Киндри смотрел на девушку недоверчиво, исподлобья:

– Ты, э-э, взяла что-нибудь у лорда Иштара?

– Ты хотел сказать – «украла»? Нет. Это он, э-э, взял кое-что у меня. В последний раз, когда я его видела, он пытался сгрызть собственную руку, которой прикасался к этой вещи, тогда-то, должно быть, он и потерял палец. Жаль, что он не дошел до локтя. Милостивые Трое! Ты же сказал, что Глас Божий говорил недавно, впервые с тех пор как ушли аррин-кены. Через Иштара в Тай-Тестигоне, да?

По выражению его лица Джейм поняла, что так оно и было. О бог. Теперь-то она точно оказалась по самые уши в навозной куче. То, что Глас сказал ей, уже само по себе достаточно тревожно, чего бы там ни присовокупил вдобавок Иштар. Остальные жрецы должны теперь думать о Норф как о настоящем монстре, против которого хороши любые средства.

Но был ли это действительно их бог, заговоривший через изменника-жреца после стольких лет молчания? Где она слышала нечто похожее, возможно, и не в точности, но… Если Тестигонский оракул провозгласил ложь, что тогда станется из его предвещающих несчастья пророчеств?

Ох, все это безнадежно. В конце концов, Иштар принял Глас как подлинный, этот жалкий самовлюбленный дурак – тот, кого избрали, чтобы говорить его устами.

«Перестань хвататься за соломинку, – приказала она себе. – Что бы там ни было – оно было и есть, и придется с этим жить».

Но – о боже! – Братоубийца… и Тир-Ридан.

Пошел дождь.

Глава 7

Холодные капли жалили лицо Джейм, Киндри ежился и горбил худые плечи под ее потемневшей от дождя рубахой. Невозмутим был только Жур. «Он принял эту треклятую погодку неожиданно спокойно», – подумала Джейм, глядя, как он весело трусит впереди. Некоторым барсам нравится мокнуть, но слепой королевский золотой ненавидел воду с тех пор, как его еще котенком пытались утопить.

Странно. Он даже выглядит совершенно сухим.

Не просто выглядит – так оно и было на самом деле. Джейм проверила, подозвав немедленно пришедшего в дурное настроение кота. Как и дорога впереди, и с листьев деревьев в дюжине футов в сторону ничего не капает. Создавалось впечатление, что дождь предназначен лично для девушки.

Полило еще пуще, забарабанил град. Нет, не град – крохотные зеленые лягушки.

– И что бы это значило? – воскликнула Джейм, извлекая дрыгающего лапками лягушонка из-за шиворота.

«Гип, гип, гип!» – кричал нарастающий хор, возбужденно хлопая по плечам; но если они и пытались сказать что-то, Джейм это не интересовало.

– Может, хватит? – закричала она взбаламученным тучам.

Душ из лягушек прекратился. А через секунду дождь начался снова – вокруг них.

– Здесь отвратительная погода, – проворчала Джейм, отряхиваясь и осторожно ступая по шевелящейся земле; Жур, неуклюжий как заводная игрушка, старался шагать след в след, едва-едва не наступая на пятки.

Киндри смотрел вслед девушке. Она сумасшедшая, и он тоже, раз идет за ней. Опыт его общения с женщинами-высокорожденными ограничивался Рандирами, которых он считал омерзительными, но они по крайней мере не бродили черт-те где, поливаемые потоками жаб.

Почему он все еще в компании этой ненормальной? Последнее, что он помнил – до того внезапно умолкшего куста, – был его вызывающий вопрос к Норф о ее крови шанира. А потом был длинный кошмар бега, бега… Нет. Он шёл, спотыкаясь, но долго ли? Ноги гудели, Киндри ощущал болезненную усталость, противную его природе целителя. Где же, ради всех имен бога, они находятся?

Голые склоны на том берегу реки были зловеще знакомы. Как и крыша сторожевой башни, мелькнувшая между деревьями.

– Это Темная Скала. – Горло сдавило. – Глушь… Ты заманила меня обратно в Глушь!

Он повернулся и побежал, слепо, неловко, – и, конечно же, тут же запнулся и упал, ударившись о твердый каменный настил Новой Дороги.

– Спокойно, – сказала над головой Норф. – Что все это значит? Ты не мог не понять, что мы идем на север.

– Нет! Я… Я не заметил.

– Ух. Лучше бы ты и дальше брел как лунатик. Слушай: мы так и будем двигаться. Пока не прибудем в Рестомир.

– Рестомир! Зачем?!

– Затем, что мой друг попал в лапы лорда Каинрона. Его надо спасти. И ему понадобится лекарь, если наш дорогой Калдан поработал над ним.

Просто до безумия.

Онемев, Киндри секунду лежал на земле, сотрясаемый биением собственного сердца.

Только тот, кто никогда не видел Рестомира, может предлагать такое. Он вспомнил свое недолгое пребывание там прошлой осенью, после первого побега из Глуши, – он поступил на службу к первому встреченному высокорожденному, нуждаясь в защите от жрецов и наивно полагая, что это поможет ему попасть к тому лорду, которому он действительно хотел бы служить, не зная еще, что Торисен и Каинрон смертельные враги. Он все равно пытался помочь Верховному Лорду, и Каинрон расплатился с ним за это. Вспомнив происшедшее, Киндри затрясся еще сильнее. Он все еще носил на спине отметины кнута палача – они не позволят забыть.

И никто тогда не пришел ему на помощь – а зимой тем более.

«Торисен не мог», – убеждал он себя. Ни там, ни здесь. С другой стороны, разве не присуще было бы подобное поведение Норфу – вот как теперь? Нет. При чем тут женщина, пусть даже и благородной фамилии? Это противоестественное существо еще не раз удивит его на пути к Рестомиру. Она сидела на пятках в двух шагах от шанира, глядя презрительно и ожидая отказа. Киндри это укололо. Черт возьми, разве он сам не Норф?.. Частично…

– Хорошо, – услышал он сам себя.

– Уверен?

– Да!

Поднялся он с трудом. «Кожа и кости, я болен, и во рту – внезапный привкус меди». Из носа пошла кровь. Так не должно быть. Он лекарь, а первая забота лекаря – его собственное тело, за исключением тех случаев, когда ты отрезан от образа своей души. Он все еще может входить в души других и помогать им изо всех своих ограниченных сил, но исцелить себя… Он всегда был хрупок и слаб, но впервые почувствовал, что смертен.

«Нет. Не думать об этом. Не думать».

Ссутулившись, стараясь не шататься, Киндри, прихрамывая, прошел мимо Норф по направлению к тем двум местам, которые меньше всего на свете желал бы видеть вновь.

Джейм, нахмурившись, встала и последовала за ним. Она была рада, что лекарь решил идти, но не понимала почему. Девушка видела, что за последние несколько минут он пережил дюжину эмоций, неистово перепрыгивая с одной на другую, как карточный шулер, вдруг лишившийся одной руки. Эта бравада наверняка не надолго.

«Жрецы! – подумала она. – Ни в чем нельзя зависеть от них».

Они подошли совсем близко к Темной Скале, родовому замку Холлена, лорда Даниора. Будучи всего лишь дальним (и не кровным) родственником, кузен Холли был ближайшей родней Торисена в Высшем Совете и посему – его предполагаемым преемником, и молодой человек совершенно не получал удовольствия от подобной перспективы. Лорд из беднейшего Дома Заречья, он едва удерживался на собственном месте в Совете, и надежда на то, чтобы занять «трон» Верховного Лорда надолго, была невелика, даже если смерть Торисена усадит его туда.

Джейм видела Даниора на ужине у Водопадов. Милый мальчик, разве что очень уж благоговеет перед братом.

Показался еще кусок Темной Скалы. Замок когда-то служил сторожевой заставой Башти, выстроенной для присмотра за куда более громоздкой крепостью Хатира на другой стороне реки. Даниоры почти не расширили его, ограниченные узким ущельем под нависшей скалой, которая однажды, вполне вероятно, могла бы рухнуть и превратить замок в лепешку. Сейчас, в отсутствие лорда, строение выглядело заброшенным: ворота заперты, окна прикрыты ставнями – все, кроме одного на самом верху сторожевой башни.

Из него-то и высунулась маленькая девочка – она смотрела на реку. Потом кто-то втянул ее в комнату и захлопнул ставни, быстро, но тихо.

Значит, гарнизон Темной Скалы укрылся внутри. От чего?

Путники обогнули угол и в первый раз увидели на противоположном берегу Глушь.

Крепость занимала лощину куда большую, чем ее сестра, ущелье еще и расширили вручную, тяжким трудом превратив окружающие скалы в глухие отвесные гранитные стены. Низкие тучи задевали их. Судя по отдаленному гулу и грохоту, облака скрывали довольно бурный водопад в дальнем конце ущелья. Ручьи круто спускались по горным склонам, окружая Глушь, журчали у внутренних стен крепости. Глушь сама по себе стояла углом у подножия, внутренняя структура ее открывалась взгляду – один зазубренный ряд за другим, башня-терраса-башня. Трапециевидные челюсти двойной внешней стены выглядели ртом, полным острых неровных зубов. Запрудившие пространство ручьи создали наполненный до краев ров. Оттуда вода стекала по крутому внешнему двору к стене, отгораживающей лощину, и дальше, к Речной Дороге, впадая в текущую внизу Серебряную.

Крадясь мимо, Джейм заметила, что двери в сторожке наверху открыты. Сквозь них в преждевременной ночи мерцала белизна: развалины горного форта, вокруг которых и была выстроена Глушь, – бережно сохраняемый крошечный бугорок во внутреннем дворике, как белые кости, застрявшие между зубами Рандира.

Община Жрецов тоже была где-то там.

– В общине есть храм? – спросила Джейм Киндри.

– Нет, конечно. Такой напор сырой энергии выжег бы мозги начинающим прислужникам.

– Но они же притягивают сюда энергию, из Тай-Тестигона и других мест. Я чувствую. Сточный колодец божественного… Сколько жрецов живет здесь, попик?

– Но я не… Было девять первого ранга, когда я уходил. Может, еще десятка два остальных, включая служек и новичков. Ох, мой бог! Гляди.

Хотя дождь прекратился, тяжелые тучи нависали над лощиной Глуши громоздкой клубящейся крышей. Центром кружения была дальняя башня крепости, спрятавшаяся под покровом нависших небес. В вышине расползался сернисто-желтый свет, проглядывающий там, где пелена облаков утончалась. Свечение расширялось. Странное движение отразилось во рву, потом в ручьях, потом в самой Серебряной. В тех местах, где оно касалось поверхности, над водой потянулся зловещий дымок.

– Да, сколь бы специфической ни была здешняя погода, – мягко проговорила Джейм, – но становится что-то жутковато, тут словно привидения спустились с неба. И куда же мы, во имя Порога, угодили?

– В фокусы леди Ранет, – натянуто отозвался шанир.

Джейм глядела на надвигающееся свечение. Как сказал Киндри, энергия бога приходит окольными путями, через храмы и шаниров. Ощущается она по-разному. Девушка знала, что некоторые из так называемых волшебств Ратиллена поддаются любому, кто знает подходящую формулу, другим же нужен катализатор в виде веры. Для нормальных кенциров последнее невозможно, они обречены верить единственно лишь в собственного отсутствующего бога. Однако Джейм удалось кое-что совершить в Тай-Тестигоне: там она спасла природного божка и убила другого, потому что была убеждена в истинности собственных исследований. Но то было мелочью в сравнении с высвободившимися здесь силами.

– И как относятся жрецы к чародействам Ранет, происходящим у самого их порога?

– Знание – это знание. – Киндри будто провозглашал священную догму. – К-кроме того, иногда они торгуют информацией. Она рассказала лорду Иштару, к-как удерживала меня запертым в собственном образе души в-все мое детство.

– Что?

– Она называла это местью, хотя я так никогда и не узнал за что. Изредка она п-позволяла мне выйти, когда хотела проверить на ком-нибудь свои заклинания – на том, кто, по всей вероятности, не умрет от них.

Джейм вспомнила об экспериментах Иштара с душой Отравы, которые привели к появлению Монстра Нижнего Города. Возможно, они не были прихотью, как она полагала, – возможно, Иштар пытался разрушить монотеизм Кенцирата, создав собственного неповторимого бога.

«Держу пари, он не поделился ни крохой этой информации о своих неудачных исследованиях с коллегами», – подумала Джейм.

Киндри замер:

– Что это было?