Текст книги "Мария, княгиня Ростовская"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц)

– Плохо тебе здесь, Филя?

Евфросинья молча гладила сестру по волосам.

– Ну чего ты молчишь, Филя?

– Я не молчу, Мариша. Думаю. Думаю, как сказать тебе…

Пауза.

– Нет, всё одно не поймёшь ты, Мариша, – вздохнула сестра. – Ну вот ты руку обжигала?

– Ну… – Мария не могла понять, куда клонит сестра.

– Сильно?

– Да не очень… Кипятком малость обварила…

– Ну вот… А вот ежели человек никогда в жизни не обжигался – как ему объяснишь? Не поймёт он. Вот и ты меня не поймёшь, что я чувствую, потому как не коснулась тебя такая-то беда. Ты не обижайся, Мариша.

Евфросинья прямо глянула сестре в лицо.

– И каждый день молюсь я – да минует тебя чаша сия!

– Ох, Филя! – Мария снова обняла сестру. Помолчали.

– Мне здесь спокойно, Мариша. Не так больно… Ну вот как если бы руку обваренную в холодную воду сунуть, и боль меньше сразу… Так и мне тут, в обители сей.

– Ох, Филя! – Мария не знала, что сказать. – Я так хочу, чтобы тебе хорошо было…

– А вот этому не бывать, Мариша, – Евфросинья смотрела сквозь неё. – Всё «хорошо» осталось там, – она чуть кивула головой. – Токмо ты не подумай, будто ропщу я… Не бывает мне теперь хорошо, Мариша. Бывает или плохо, или очень плохо. В самом лучшем случае – никак.

– Все сёстры у нас в сытости, одеты-обуты, слава Богу. – настоятельница обители неспешно перебирала чётки. – Работа посильная, и прихожане жертвуют порой кое-что, так что жаловаться грех.

– Вот, кстати, матушка, – Мария завозилась, доставая из-под дорожных одеяний тяжёлый кошелёк. – Тут вот двадцать гривен, не побрезгуй… От чистого сердца…

– Благодарю тебя, княгиня, – игуменья чуть склонила голову. – Добрые дела Господь всегда видит и отмечает.

– Могу я попросить, матушка… – робко начала Мария. – Сестре моей уж очень плохо. Никак не отойдёт она от того… А после смерти матушки нашей и вовсе тяжко ей.

Настоятельница вздохнула, полуприкрыв глаза.

– Господь наш токмо решает, сколько и как нам мучиться на земле этой грешной. Не беспокойся, госпожа моя. Таких сильных духом инокинь, как сестра твоя, я ещё и не видала. Беспримерна в служении Господу.

Игуменья чуть помолчала, перебирая чётки.

– Известно, многие жёнки, вдовы опять же, в минуту горести и смятения стучатся в ворота обители, дабы постричься в монахини. А после, как отойдут малость, мирские соблазны верх берут… Ну и случаются безобразия всевозможные, и брюхатеют некоторые даже… А вот сестра Евфросинья не такова, отнюдь. И злобы в ней нету никакой – многие ведь не в силах принять удар судьбы со смирением, озлобляются на всех вокруг.

Настоятельница вновь вздохнула.

– Стара я стала, госпожа моя. Сил нет совсем. Чувствую, призовёт меня Господь скоро. Так что сестру Евфросинью нам Бог послал. Буду готовить её себе на замену. Думаю, все сёстры согласятся с радостью.

– Здрав будь, княже!

– И тебе того же, великий князь Михаил Всеволодович.

В голосе князя Даниила слышалась скрытая ирония. Князь Михаил сдержал ухмылку. Ясное дело – после того случая, когда вместо восшествия на стол киевский Даниил Романыч оказался в Перемышле, изгнанный из своего Галича, чувства его к князю Михаилу трудно было назвать горячей любовью.

Однако времена меняются. Сегодня Михаил Всеволодович лично прибыл к своему вассалу, чтобы обговорить ряд важнейших вопросов. И разумеется, первейший из них – о совместной защите земель русских.

– В дом-то пустишь, Даниил Романович?

– Ха! Тебя да не пустить – возможно ли? Таран притащишь…

Князь Михаил засмеялся.

– Раз шутишь, не так всё плохо.

– Размещайтесь, гости дорогие. – Даниил махнул рукой старшему тиуну, чернявому мужику, по виду нерусскому. – Михайло, займись людьми. Пойдём, Михаил Всеволодович. Как, сразу в баньку с дороги или сперва за стол, закусить?

– Сперва разговор небольшой. А уж потом в баньку.

– Ну добро.

Во дворе возникла суета, побежали во все стороны слуги-холопы, вятшие витязи из охраны великого князя спешивались… Уже поднимаясь по лестнице на высокий верхний этаж, князь Михаил спросил:

– Что за человек в тиунах у тебя? Вроде нерусский.

– Мне крови сличать недосуг, мне от людей дело нужно, – ответил Даниил. – Цыган это. Крещёный. Михайлой я его перезвал.

– Ну-ну, – усмехнулся Михаил. – Собак дворовых Михаилами Всеволодовичами кликать не начал ещё?

Взгляды двух князей встретились, и оба разом рассмеялись

– Ладно, мне от людей тоже дело допрежь всего нужно, Данило Романыч.

– А я полагал, ты в баньке здешней попариться захотел… – в глазах князя Даниила читалась ирония.

Они уже шли по крытому переходу. По ходу князь Михаил цепким взглядом присматривался к укреплениям. Крепость Перемышля была неслабой, стены каменные, башни… Взять такой город очень и очень непросто, даже с осадными машинами.

– Смотрю я на город твой, княже… Прямо твердыня неприступная, гвоздь в сапоге у ляхов да мазовов. Не точат зубы-то?

– Как заточат, так и затупят, – Даниил шагал размашисто – Токмо мне и в Галиче неплохо было.

Михаил крякнул. Да, нечего возразить….

– Прошу! – Даниил самолично широко распахнул обе створки двери, окованной чеканной медью. – Эй! Елена, слышь? Гость у нас знатный!

Откуда-то из внутренних покоев вышла высокая, стройная молодая девушка, одетая в длинное иноземное платье глубого шёлка. Да нет, пожалуй, не такая и молодая, вгляделся князь Михаил. Лет двадцать уж, на самом краю стоит девка. Два-три года ещё, и можно в монастырь…

– Здравствуй, великий князь, – произнесла девушка мелодичным голосом, от которого в душе Михаила что-то ёкнуло. Против обыкновения, девица не поклонилась низко, а чуть присела по немецкому обычаю. Князь встретил взгляд больших серых глаз, внимательных и спокойных, и в душе ёкнуло вторично.

– Еленка, ты нам распорядись чего-нито на стол соорудить, – произнёс Даниил. – Вот, сестра моя родная. Как батюшка помер, так при мне и живёт. Родная кровь, как-никак.

В большой горнице уже вовсю хлопотали слуги, уставляя стол снедью. Елена распоряжалась ими, и князь Михаил то и дело отвлекался от беседы, следя глазами за высокой стройной фигурой. Девушка тоже то и дело бросала на князя быстрые, как просверк молнии, взгляды, тут же пряча их за частоколом густых ресниц.

После смерти жены князь более не намеревался жениться. Девок дворовых хватало, а для души никого не было… Да и девками, должно, не так уж долго придётся баловаться.

– А? – спохватился Михаил, упустив нить разговора.

– Вот двадцать один год уже, а замуж не могу отдать, – проводил глазами сестру Даниил. – Перед памятью отца неловко.

– Ты вот что… – Михаил Всеволодович прокашлялся. – Даниил Романович, такое дело… Отдай за меня сестру свою.

– Э-э… Да ты никак всерьёз, княже?! – изумился Даниил. – И ли всё ж таки шутка у тебя такая?

– Не шучу я, – князь Михаил глядел твёрдо. – Правду говорю.

Даниил крякнул.

– Да уж… Ну, раз правду… Еленка, слышь?

– Да, брат? – в дверях снова возникла высокая фигура в голубом шёлковом платье.

– Вот князь Михаил Всеволодович сватает тебя. Ты как?

Девушка подняла на князя Михаила серьёзные изучающие глаза. Ни вспыхнувших щёк, ни стыдливо потупленных очей… Михаил гулко сглотнул, вдруг остро испугавшись: вот сейчас скажет «нет», и конец…

– Согласна я, Михаил Всеволодович. Не обмани. – девушка улыбнулась.

Князь Михаил снова сглотнул.

– Не обману…

«В лето шесть тысяч семьсот сорок четвёртое нашед воинство великое на землю Волжской Булгарии, и взяли град стольный Булгар, и побили всех жителей его, от мала до велика…»

Перо быстро бежало по пергаменту, привычно выводя букву за буквой, ровные строчки ложились рядами. Отче Савватий давно уже научился думать и писать одновременно – в то время как рука выводила одно, мысли могли витать совсем в ином месте.

Да, страшная беда постигла булгар. Через столько-то лет после битвы на Калке вновь объявились на горизонте дикие монгольские орды, страшные, непонятные и непобедимые. Да, непобедимые, ибо никто ещё не смог покуда остановить их огненный бег.

Удар, нанесённый волжским булгарам, был внезапен, как удар молнии. Город Булгар был велик и хорошо укреплён, но даже собрать всё своё войско, какое можно, булгарский правитель не успел. Конные тумены пришельцев подошли, отрезав город от сухопутных дорог, расположились по-хозяйски под стенами Булгара и стали уверенно готовиться к штурму.

Правда, водный путь был всё ещё в руках булгар. Булгарский хан послал с быстрой ладьёй просьбу о помощи, и уже вскоре посольство булгарское, пройдя по Клязьме, стояло у врат Владимира. Да, немало было меж великим князем Владимирским и булгарским ханом взаимных обид, но сейчас это всё были обычные соседские дрязги, перед лицом смертельного врага.

Но покуда шли переговоры, всё кончилось. Считанные дни продержался город Булгар, и вот уже вслед за послами появились беженцы – напуганные, измученные, голодные люди, наполнившие русские города, они рассказывали такие ужасы…

Сердобольные люди ахали, слушая о бедствиях, подавали беженцам куски и мелкие деньги. А кто и радовался, глядя на унижение бывших грозных соседей, а то и пытался нажиться на чужой беде. Но таких всё же было меньшинство.

Летописец поёжился от холодка, пробежавшего между лопатками. Ладно… Что-то в последнее время он всё ужасы да бедствия описывает, как будто нет на земле уже никаких радостных событий.

«И бысть в тот год в граде Ростове радость великая – княгиня Ростовская Мария Михайловна родила второго сына, в крещении Глеба сына Васильковича. И князь Василько Константинович по сему поводу гулянье великое устроил, так что многие люди покалечились в нетрезвом виде и друг друга побили крепко…»

Савватий вздохнул, отложил перо. Нет, что-то тут он не того… Летописец, конечно, обязан всё записывать точно, но нужны ли такие подробности?

Ему вдруг представилось, как спустя сотни лет тамошний летописец или библиотекарь, разбирая его каракули, будет смеяться над этим местом. Хорошо ли это, выставлять на смех своих современников? Нет, надо переписать страницу, вот что…

По полу кавалькадой промчались подросшие котята, Савватий проводил их взглядом. Вот интересно – уже сколько выводков, и хоть бы один белый котёнок… Всё подзаборники какие-то рождаются у Ирины Львовны. А жаль… Многие уже спрашивали, нет ли белого котёночка…

На стол, заваленный пергаментом и писчими перьями, тяжело вспрыгнула Ирина Львовна. Она заметно постарела и отяжелела, но котят приносила исправно, каждый год.

– Что, кошища, небось есть хочешь? – спросил отче Савватий. Кошка в ответ прижмурилась, не отвечая, тем самым давая летописцу возможность самому осознать всю глупость заданного вопроса. Какая это кошка в своём уме откажется подкрепиться?

– Держи, животина! – отче Савватий положил на глиняное блюдце припасённый себе на обед кусок варёной говядины, размял его пальцами. Кошка строго посмотрела на него и коротко мяукнула.

– А! – догадался Савватий – Ну извини, не учёл.

Он снял блюдце со стола и поставил в угол, возле крайнего стеллажа. Котята немедленно прекратили беготню и устремились к блюдцу. Ирина Львовна спрыгнула со стола и тоже направилась к своему семейству.

Савватий вернулся к столу. Итак, на чём остановились-то? Да, на несущественном. Страницу надо бы переписать… Или не надо?

Летописец задумался. В окно веяло последним теплом уходящего бабьего лета – последним теплом этого года. Скоро, скоро польют дожди, облетит листва, а затем и снег укроет всё сущее белым пушистым одеялом…

Жёлтый листок, крутясь, влетел в окно, и Савватий внезапно почувствовал острую грусть и жалость. Грусть от уходящего навсегда лета, и жалость от того, что не может он передать на пергаменте всё это – ласковое уходящее тепло, и этот вот крутящийся листок… Он посмотрел на пергамент, лежащий перед ним на столе, с неожиданной неприязнью. Несущественное… А что есть несущественное? Вот почему считается, что следует записывать, был ли нынче хороший урожай жита, к примеру, или про набеги половецкие, а про кошку вот никак нельзя? Это здесь и сейчас нам кажется, что это важно – какой был нынче урожай… Какое дело будущим поколениям, какой был урожай в такое-то лето давным-давно минувшего года? Ну вот не всё ли ему, Савватию, равно, каким был урожай пшеницы или ячменя в каком-нибудь давно исчезнувшем городе в триста двадцатом, скажем, году от основания Рима? Абсолютно всё равно. Куда интереснее было бы узнать, что думал, что видел вокруг, что чувствовал тогдашний летописец, корябавший своим стилом навощённые дощечки…

Савватий тяжко вздохнул. Может быть, когда-нибудь люди и научатся излагать письменами свои мысли и чувства, в мельчайших подробностях. Но ему, летописцу ростовскому Савватию, это недоступно.

Котята, покончив с угощением, возобновили возню. Савватий вздохнул и решительно обмакнул перо в чернильницу. Не будет он ничего переписывать, вот что. Чем больше подробностей, тем лучше, и пусть кто хочет, смеётся…

– …Господу помо-о-олимся-а-а!..

Зычный глас преподобного Кирилла гулко разносился под сводами храма Успения – епископ обычно сам служил службу в главном храме города Ростова. Мария истово перекрестилась, вместе со всеми прихожанами. Стоявший рядом с ней Борис Василькович тоже перекрестился, но как-то торопливо и несерьёзно. Впрочем, Мария уже догадывалась, что мысли сына, должно быть, заняты сейчас проблемами куда более важными и животрепещущими – крупным жуком с привязанной шёлковой ниткой, к примеру, или свежевыструганным деревянным мечом…

Что касается Глеба Васильковича, сидевшего сегодня на маминых руках, то он и вовсе был крайне занят, и не мог отвлекаться на молитвы. Прямо перед ним переливался миллионами крохотных пылинок яркий солнечный луч, прошедший сквозь дырку в цветных стёклах оконного переплёта. Глеб Василькович то и дело пытался схватить луч, но тот неуловимо выскальзывал из руки. Малыш озадаченно разглядывал пустую ладонь, сопел, но некоторое время спустя повторял попытку.

– Упорный будет мужчина. – прошептал сзади боярин Воислав Добрынич. Мария метнула через плечо укоризненный взгляд, сдержав смешок. Нельзя же так, в самом деле… Вот рассмеётся в голос госпожа княгиня, неловко выйдет…

В этот момент князь Василько Константинович, стоявший рядом, как будто невзначай перекрыл ладонью лучик. Глеб Василькович страшно удивился, лупая глазёнками, раскрыл свою ладонь – пусто… Куда делся луч?

Князь Василько убрал ладонь – луч снова появился. Обрадованный малыш потянулся к нему, полный решимости уж на этот раз ухватить крепко… Но князь снова подставил ладонь, и луч опять исчез.

Мария, уже еле сдерживая смех, укоризненно поглядела на мужа, едва заметно покачав головой. Малец, ну чистый малец-переросток…

– Возблагодарим Господа нашего-о-о!..

Что-то в голосе преподобного Кирилла изменилось. Мария поглядела на него, и вдруг отчётливо поняла, что епископ сам едва сдерживает смех, наблюдая за своей возлюбленной паствой. Ой, как нехорошо-то!..

– …Нельзя более медлить! Время вышло!

За столом, уставленным яствами и винами, сидели шестеро мужчин – князь Ростовский Василько Константинович, его ближние бояре Воислав Добрынич да Дмитрий Иванович, воевода Елферий Годинович и сам владыко Кирилл. Шестым же был не кто иной, как князь Михаил Всеволодович, прибывший в Ростов с чрезвычайным визитом.

Князь Михаил был хмур и взвинчен. Перед ним стояла полная чаша вина, но он даже не глотнул из неё, а пил только квас из широкой ендовы. Да и остальные участники совещания не притронулись к своим чашам – разговор сегодня шёл такой, что и на трезвую голову дай Бог…

– Не помог князь Георгий Владимирский булгарам, и тем беду страшную на всю Русь навлёк… – продолжал князь Михаил.

– Не успел бы он, Михаил Всеволодович, ни в каком случае не успел – подал голос воевода Елферий – Малой силой идти на подмогу бессмысленно было, очень уж силён враг. А все войска воедино собрать время надобно, да и немалое. Всё равно не успел бы, и прибыл к руинам Булгара. И пришлось бы принять бой в чистом поле господам владимирцам да суздальцам, против такой-то орды… Все бы полегли, никто назад не вернулся!

– Эх, воевода… – князь Михаил дёрнул плечом – Ясно, не успел бы, при таком-то подходе. Поздно подковы-то ковать, когда коня уже украли. Не так бы поступил мудрый правитель! Надобно заранее сговариваться, да готовиться. Потому и прибыл я к вам сюда.

Князь Михаил припал к ендове с квасом. Отставил, облизал губы.

– Предлагаю я вот что. Надобно всем князьям на время распри позабыть, и заключить меж собой союз. Войска все в готовность привести, ратников из мужиков да парней с простолюдья учить начинать сейчас уже! При нападении на любого все остальные немедля должны выступить на подмогу ему, со всей наличной силой, и без всяких дополнительных просьб. Никакая причина не может служить поводом для неявки!

– Думаешь, княже, следующей весной ждать нам поганых? – пробасил епископ Кирилл, уловив суть.

– Весной? – усмехнулся Михаил. – Да если бы весной, владыко. Боятся они болот непролазных на Руси, к лесным тропам непривычны, а на лодьях степнякам идти несподручно. А потому самое то для них – идти по льду, по рекам застывшим. Так что, думаю, ждать их надо уже нынче в начале зимы.

За столом возникло общее движение.

– Да, да. Не позже грудня [ноября] двинутся они, я полагаю, покуда снега неглубоки. Вот на кого токмо падёт первый удар?

Михаил вновь припал к ендове с квасом.

– А что полочане говорят? – спросил князь Василько, до сих пор внимательно слушавший тестя.

– Полочане… – горько усмехнулся Михаил – У полочан сейчас головная боль одна – немцы. Прут крестоносцы, давят. Я уж им и такой ход обещал – мол, союз сей не токмо против степняков заключаем, но и против любой угрозы русским землям, стало быть, и против немцев поможем им.

– А они?

– А они в ответ: мол, с немцами вперёд разобраться надобно. Вот вы нам все помогите выбить немцев из Юрьева, Риги да Колывани, чтобы сбросить их в море насовсем. А после мы вам поможем. И плесковичи [псковичи. Прим. авт.] с новгородцами то же талдычат – всё войско, дескать, отправим другим на подмогу, а тем временем немцы к нам пожалуют…

Князь Михаил жёстко усмехнулся.

– Самое интересное, что вроде бы правы они. В самом деле, надобно тыл обезопасить. Токмо вот время упущено. Раньше надо было немцами-то заниматься.

Михаил Всеволодович вновь взялся за ендову – пусто. Князь Василько хлопнул в ладоши, из дверей выскочил дворовый человек, бегло оглядел стол, кивнул и скрылся. Спустя несколько секунд появился вновь, поставил перед Михаилом полную ендову с квасом, взамен пустой.

– А что князь Ярослав Всеволодович сказал тебе, тятя? – прямо спросил вдруг князь Василько.

Михаил засопел. Да, всё верно. Переяславль-Залесское княжество – ближайший сосед Ростова, пограничный с Ростовской землёй. Заключение военного союза между князем Василько Константиновичем и Михаилом Всеволодовичем на предлагаемых Михаилом условиях, без участия князя Ярослава будет им расценено как прямая угроза. Как бы ни был расположен к тестю князь Василько, на такой опасный шаг он не пойдёт. Особенно если учесть, что Ярослав – родной брат князя Георгия Всеволодовича, великого князя Владимирского…

– Мычит себе под нос князь Ярослав, – с досадой бросил Михаил. – Точнее, ни мычит, ни телится. Против брата не пойду, мол…

– Тогда последний вопрос, – подал голос Кирилл. – Что сказал великий князь Георгий Всеволодович?

– Не говорил я с ним! – взорвался князь Михаил. – И не буду, покуда не получу поддержки от вас, господа ростовцы! Потому как заранее знаю, каков ответ будет в сём случае!

За столом разом воцарилось напряжённое молчание.

– Ты вот что, тятя, – трудно проговорил князь Василько. – Не враг я тебе, сам знаешь. Более чем не враг. Но покуда не переговоришь ты с князем Георгием, дядей моим, ничего определённого сказать я тебе не смогу.

– …Деда, а он не вынимается никак!

Борис Василькович изо всех сил тянул из ножен дедов меч, но тот не поддавался. Князь Михаил наблюдал за внуком с тайной усмешкой. Надо же, уже шесть годов будет…

– Может, заржавел? А ну-ка…

Он взял меч из рук мальчика, легко вынул его до половины, осмотрел.

– Да нет, вроде… Странно… – и одним движением вбросил меч назад. – Ну-ка, пробуй ещё!

Борис натужно запыхтел, страдальчески выгнув брови – меч ни с места. Мария, сидевшая в углу, улыбалась, наблюдая за вознёй деда и внука.

– Ты пошто каши ему не докладываешь, Маришка? – спросил грозно Михаил. – Глянь, парень-то охилел вконец!

– Бориска, там защёлка на рукояти есть, нажми её! – не выдержала Мария, придя на помощь сыну.

– Да я жму, мама! – мальчик вертел меч.

– Да ты большим пальцем-то жми, в другую сторону!

Борис наконец сообразил, как справиться с хитрой защёлкой дедова меча, и меч с шипением пополз из ножен.

– Осторожней, Бориска! – взволновалась Мария. – Тато, ты забрал бы меч, не ровен час, порежется сильно!

– Не порежусь! – Борис, натужась, двумя руками поднял меч над головой. – Эге-е-ей! Трепещите, враги земли русской!

Мать и дед разом расхохотались.

– Вот так и держись всегда, Борис свет Василькович. Великим князем будешь!

Князь Михаил осторожно вынул из руки внука рукоять меча, ему ещё не по росту.

– Ну всё, Борис Василькович, на сей раз довольно. Вот подрастёшь чуток, я тебя рубиться мечом научу.

– Меня тятя научит! – гордо возразил внук. – А ты, деда, уже старый будешь, меч не поднимешь!

Мария и князь Михаил снова дружно рассмеялись.

– И то правда. Ты пойди-ка погуляй, Борис. Поговорить мне надо с матерью твоей.

Мальчик вопросительно поглядел на мать – ему явно не хотелось оставлять деда, бывавшего в Ростове не так уж часто.

– Пойди, пойди, Бориска, – Мария кивнула сыну. – Немного погодя придёшь.

Когда Борис покинул горницу, прикрыв дверь, князь Михаил ещё раз осмотрел меч, масляно блестевший в свете свечей.

– Женюсь я, Мариша, – неожиданно молвил он, водворяя меч на место в ножны. Мария молчала, глядя в пол.

– Чего молчишь-то? – не выдержал Михаил.

– Воля твоя, батюшка, – по-прежнему не поднимая глаз, тихо ответила Мария.

Помолчали.

– Чего ж не спросишь, на ком? – вновь подал голос князь Михаил.

– На ком? – эхом откликнулась Мария.

– На Елене Романовне, сестре князя Даниила Романовича.

– Галицкого?

– Ну да… – князь Михаил усмехнулся. – Был Галицкий, да вот теперь, вишь, стал Волынский. Елена сестра его младшая.

Помолчали.

– Два года уж прошло, Мариша.

– Я понимаю, тато, – тихо отозвалась Мария.

– Ну вот и ладно, – Михаил тяжко вздохнул, поднимаясь с лавки. – Ты у меня всегда умницей была. Почти как Филя.

– … Проснись, проснись!

Князь Василько Константинович проснулся разом, будто вынырнув из глубокого омута. Перед ним маячило лицо жены, с широко распахнутыми глазами, казавшимися в свете ночной лампады чёрными и бездонными.

– Ты так кричал, Василько… Приснилось что?

Князь рывком прижал жену к себе, начал гладить.

– Приснилось…

– Что?

Князь криво улыбнулся.

– Говорят, чтобы сон не сбылся, никому его рассказывать не надобно, ни единой живой душе. Не хочу я, чтобы сбылся сон мой, Мариша.

Помолчали.

– Помнишь, Василько, я тебе рассказывала – Филя сон видела, про геенну огненную?

– Ну, когда это было-то…

– Нет, Василько. Сестра, она непростые сны-то видит. Вещие сны, Василько.

Пауза.

– Мне недавно Филя жаловалась, будто снова видит она сон сей. Раз за разом, и всё чаще. Всё как по писаному – сперва геенна огненная, затем мрак кромешный.

Снова пауза.

– А может, и права сестра твоя – медленно проговорил князь – Если не договорятся батюшка твой с дядей моим…

– Не верит никто батюшке моему, Василько.

– Само собой, не верят. Князь Михаил уж всей Руси известен: «на ходу подмётки режет». Вон и в Смоленске завернули его. Боятся князья, что всю землю русскую под себя подгребёт Михаил Всеволодович, дай токмо волю ему.

– А дядя твой лучше? – не выдержала Мария.

– И дядя таков же – согласился Василько – Вот и плохо, Мариша, что каждый из себя второго Святослава мнит. И князь Даниил Галицкий то же. А время уходит.

– И что же будет, Василько?

Долгая, долгая пауза.

– Что будет, то и сбудется. За себя я точно сказать могу – всё сделаю, что сумею. А за всех пусть Бог решает. Давай спать, Мариша.

Огни свечей отражались в золоте и серебре столовой посуды, искрами отскакивали от цветного венецианского стекла. Князь Георгий тоже сверкал и искрился от обилия золотой парчи и украшений. Михаил Всеволодович смотрел на всё это со скрытой иронией – любит роскошествовать князь Георгий, это да…

– …Не веришь ты мне, княже, – князь Михаил смотрел хмуро.

– Ну как же не верю? – усмехнулся Георгий Всеволодович – Ещё как верю. Рассказать, что я понял из речей твоих?

– Расскажи – Михаил Всеволодович откинулся к стене, прищурившись.

– Нахватал ты земель и руками и ногами. Княжество Черниговское твоё…

– Ростислав княжит в Чернигове…

– Прекрати. Ты за дурачка-то меня не держи, Михаил Всеволодович. Итак, Чернигов, и Киев, и вся земля Галицкая – ох, и немалая земля! Да князя Даниила Романовича в Перемышле в узде держать ежечасно – а он зол на тебя, ох и зол! Думаешь, раз женился ты на сестре его, то и простил он тебе по-христиански разгром, что учинил ты ему под Киевом? А пуще того, что согнал ты его с Галича да засунул в Перемышль, ровно воеводу своего. Нет, Михаил Всеволодович, люди, они зло помнят, и получше ещё, чем добро…

– То наши с ним дела, – не выдержал Михаил.

– Ну да, ну да… Однако речь не о том сейчас. Земель ты нагрёб, а вот сил на всё это дело не хватает. Как удержать нахапанное? А просто всё – предложить всем союз, основанный на братской любви и согласии. Правильно я излагаю мысли твои?

– Нет, неправильно, – Михаил тяжело смотрел на Георгия. – Неужто не урок нам всем Калка? Неужто и судьба булгарского государства не урок? Неужто слепы мы все?

– Ага, ага, – усмехнулся князь Георгий – Мы все слепы, один ты прозрел. И поведёт за собой нас величайший князь Михаил Всеволодович, спаситель и защитник всей земли Русской…

– Напрасно юродствуешь ты, княже, – тяжело проговорил князь Михаил.

– А князю Юрию Рязанскому ты что говорил? – продолжал Георгий Всеволодович – Или неведомо тебе, что от князя Юрия ничего, кроме изжоги, получить невозможно? А брату моему Ярославу что предлагал? Ну, а про племянника моего в Ростове разговор вообще особый. Так против кого союз сей направлен, Михаил Всеволодович? Токмо против степняков ли?

– Земли князя Юрия пограничные со степью…

– Во-от! Вот и проговорился ты, Михаил Всеволодович! Ежели кому и есть угроза со степи, так это Киеву да Чернигову, ну, и ещё Юрию Рязанскому.

– Да пойми же!..

– Да понял я всё, Михаил Всеволодович, не такой уж тупой. Мой ответ – нет. Решай свои проблемы сам, коли вляпался в эту кашу. А мы уж тут как-нибудь сами, без спасителя всея Руси обойдёмся…

Тяжёлые вёсла вспарывали воду ровно и мощно, и даже отсюда, с берега, был слышен глухой бой барабана, задававший ритм гребцам. Князь Михаил Всеволодович стоял на возвышении, наблюдая, как греческая кондура подходит к пристани славного города Киева.

Корабль ждали. На этом судне прибывал в Киев новый митрополит всея Руси, Иосиф. Михаил Всеволодович мрачно усмехнулся. Да, Византия упорно цеплялась за свои древние привилегии, и не допускала мысли о том, чтобы назначить русского священнослужителя на столь высокий пост. И это при том, что нынешняя Византийская империя отличается от той великой державы времён князя Святослава, как Черниговское княжество от Великой Руси тех же времён… Да, совсем захирела Византия после страшного разгрома, учинённого в Константинополе крестоносцами по наущению римского папы, откололись от неё Никея и Трапезунд, Сербия и Болгарское царство, да и исконная греческая земля подчиняется константинопольским владыкам больше по привычке. Но что ещё хуже – турки-магометане шаг за шагом выжимают греков из Малой Азии, медленно, но неуклонно.

Однако в нынешней обстановке любой союзник, даже довольно немощный – уже хорошо. Авторитет Константинополя в делах веры Христовой был всё ещё велик, и князь Михаил надеялся, что новый митрополит окажет ему поддержку в деле объединения Руси. Ведь после ухода митрополита Кирилла вот уже три года наиглавнейший пост в русской православной церкви является бесхозным.

Кондура между тем причалила к берегу, загремели сходни, и на пристань, по случаю прибытия столь важного гостя укрытую коврами, спустился новоприбывший митрополит, в сопровождении немалой свиты служек и монахов в тёмных одеяниях.

– Приветствую тебя на русской земле, святейший владыка! – первым поприветствовал гостя князь Михаил по-гречески.

– И тебе привет, великий базилевс, – по-гречески же ответил Иосиф, осеняя князя крестным знамением. – Прими благословение от патриарха константинопольского.

Святейший владыка оглядел пристань, толпящихся людей в варварских одеждах. Чуть поморщился – дикарям не следовало бы так явно демонстрировать свои меха, которые в Константинополе могли позволить себе только высшие сановники и члены императорской семьи…

Прямо на устеленную коврами пристань двое людей князя уже вводили коня – великолепного белого скакуна, украшенного роскошнейшей сбруей.

– Прошу, святейший, – пригласил князь Михаил.

Владыка снова чуть поморщился.

– Да будет известно великому базилевсу, что моему сану полагается перемещаться в носилках…

– В носилках? – удивился князь Михаил. Святейший снова поморщился, уже в который раз. Ничему не научены эти варвары, хотя крестились уже двести с лишним лет назад…

– И носилки эти должны нести двенадцать рабов. Таков порядок!

– … Вот такие дела, Фёдор.

Князь Михаил и его ближайший боярин Фёдор Олексович сидели в бане на нижней лавке, отдувались. Князь Михаил оглядел баню, устроенную по-умному – дым из печи не растекался по всему помещению, а собирался под железным колпаком, навроде кузнечного горна. И окно было не рыбьим пузырём затянуто, и даже не слюдой – настоящим прозрачным стеклом, чуть зеленоватым на просвет. Второе стекло располагалось над дверью, и за ним горели свечи в трёхсвечном подсвечнике, озаряя баню ровным светом. Князь хмыкнул – здорово придумано… Свечи в предбаннике, а светят в парную.

– Голова у тебя, Фёдор Олексович, – князь кивнул на дымосборный колпак и стекло над дверью. – А мне вот всё недосуг, понимаешь, ладную баню устроить. Здесь недосуг было, за столь-то лет, и в Галиче…

– А что, разве в Киеве в хоромах княжьих баня плоха? – осведомился боярин, утирая пот с бровей.

– А-а, бестолково устроена. Роскошь немеряная, роспись, как в храме… А попариться чтобы, топить чуть не сутки надобно. Придёшь с похода, хоть в людскую мыльню иди…

Князь Михаил наведался с визитом в Чернигов, к сыну своему. Проверяет, всё ли в порядке, подумал Фёдор, беспокоится. Будешь тут беспокойным…