Текст книги "Мария, княгиня Ростовская"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 47 страниц)

– Сделает, княже. Я так думаю.

– Ладно… – князь Ярослав Всеволодович обернулся к своим людям, укрывшимся в лесной тени. – Слушать всем! Копыта коней обмотать потолще. Всё железо, что брякнуть способно, здесь оставить. У кого в носу свербит, тоже тут останутся. Чтобы ни звука! Сразу после захода солнца выступаем. Готовимся!

Ярослав пошёл по лагерю, раскинувшемуся в леске. Сюда они вошли под самое утро, закончив громадный и скрытный переход под стены Каменца. Гарнизон в городке невелик, мечей в триста. Но рисковать, идя на присткуп, князь Ярослав не хотел. Это дело нужно провернуть как можно быстрее и бескровнее.

Князь ухмыльнулся. Посмотрим, как будет возноситься Михаил свет Всеволодович, когда жена его и сын окажутся в руках Ярослава. Нет, он сделает всё, чтобы ни один волос не упал с головы княгини Елены. Но и Михаил должен постараться о том же.

Муха, жужжа, билась в толстое зеленоватое стекло, не находя выхода. Княгиня Елена наблюдала за ней, не прекращая вязанья – пальцы привычно делали работу, не нуждаясь в подсказке зрения. Елена горько улыбнулась. Ей уже не раз чудилось, что вся она состоит из отдельных частей. Странное ощущение, верно – руки сами по себе вяжут, ноги сами по себе носят тело, глаза тоже сами по себе – вот, пожалуйста, наблюдают за мухой… И мысли сами по себе, бьются в голове, как та же муха, не находя выхода…

Мужчины, как известно, думают головой. Вот и князь Михаил думает день и ночь, пытаясь найти выход. Как вот эта муха бьётся. А толку? Нет выхода…

Женщины, конечно, не приучены думать на такую глубину, как умники-мужчины. Зато они умеют чуять сердцем. Княгиня Елена ничего не сказала мужу, когда отъезжал он в угорскую землю, сватать принцессу Анну за сына своего Ростислава. Однако была твёрдо уверена, что вернётся он ни с чем. И в Мазовии не будет ему подмоги, как и на Волыни…

Муха, устав, присела на подоконник. Окно в толстом свинцовом переплёте не открывалось, намертво вмурованное в оконный проём… Нет выхода.

Нет выхода. Она, Елена, знает это. Русь разделена, и всё в ней само по себе – руки, ноги, голова… И не устоять златоглавому Киеву перед дикой мощью орды. И никому не устоять.

Юрий Михайлович, почивавший после обеда в кроватке, проснулся и заревел – жарко… Тут же проснулась тихо дремавшая подле нянька, заагукала, затетешкала…

– Вот что, Мавра. Погуляем-ка мы с Юриком…

– Знамо дело, матушка! – согласно закивала нянька. – Жара полудённая спала, как не погулять?

Юрий Михайлович уже стоял в кровати.

– Гулять!

– Ах ты мой говорун! – умилилась нянька. Елена чуть улыбнулась, заметив оговорку. «Мой»… Немолодая уже женщина, потерявшая во время мора обоих своих детей, а на войне мужа, привязалась к княжичу, как к последней ниточке, связывающей с жизнью.

– Одевай его, Мавра.

– Уже, уже, матушка!

– Да не тепло одевай-то! Рубашку… Может, не надо штаны?

– Ну! Князь и без штанов, как можно!

Юрий Михайлович вовсю крепился – он не любил штанов, но ради прогулки терпел. Одетый наконец, он воссел на няниных руках, протянув вперёд указующую длань.

– Гулять! Быстро!

Женщины переглянулись и разом рассмеялись.

Жара, весь день царившая на улице, уже спала. Солнце низко висело над горизонтом, готовое вот-вот закатиться. На землю опускался тихий, роскошный летний вечер.

– Благодать-то какая, матушка! – нянька вздохнула. – Так бы вот и жить, и жить…

Елена чуть улыбнулась.

– Не будет таково… Чую я, кончится скоро благолепие наше.

– Да ой, матушка! Не зови лихо! Вот приедет князь-батюшка наш, в Киев заберёт, и агу, и агу… – нянька забавлялась с малышом.

– К маме! На ручки! – требовательно протянул ручонки княжич.

Елена перехватила сына у няньки, прижала к себе.

– Тяжёлый-то какой стал…

Княгиня охнула, пошатнулась, и нянька тут же перехватила ребёнка. Юрий Михайлович испуганно таращил глазёнки.

– Что? Что, матушка моя?

– Ничего… – Елена сглотнула, полуприкрыв глаза. – Ничего, Мавра… Всё хорошо.

– Ой! – нянька, догадавшись, присела. – Ой! Вот радость князюшке нашему!

И тут Юрий Михайлович, опасаясь, что прогулка закончится, так и не начавшись, громко заревел. В самом деле, солнце заходит, сколько можно бабьи разговоры разговаривать!

Кони мягко ступали по траве, и слитный шорох множества копыт терялся в невнятном шёпоте ночного ветерка, шелесте листьев…

– Тихо! – свистящим шёпотом приказал князь Ярослав. – Спешиться!

Небо, закрытое тучами, делало тьму непроглядной. Неясные тени скользили к угловой башне. Длинная и широкая доска, легшая поперёк рва, уже дрожала под тяжестью здоровенных вооружённых мужчин.

– Тсс…

Калитка, предусмотрительно не запертая изнутри, бесшумно распахнулась. Тени одна за другой ныряли внутрь.

– Княже… Можно…

Князь Ярослав, пригнувшись, шагнул в пахнувшее затхлостью нутро сторожевой башни. Внутри, очевидно, никого не было – стражники дежурили на верхней площадке, караулка же находилась не здесь…

– Быстрее! – также шёпотом скомандовал Ярослав. В чернильной темноте открылся серый прямоугольник выхода из башни в город. Эта дверь также была хорошо смазана и не подвела – ни единого звука…

Уже ступая по улицам спящего города, князь усмехнулся. Три сотни ратников стоят в Каменце. Да плюс мужики, вполне годные для того, чтобы махать топорами на стенах. Чтобы взять этот город приступом, потребовалось бы сильно попотеть… А двадцать пять гривен взяли город тёплым. Вообще-то тому парню обещано сто, но зачем он теперь нужен? Покойнику деньги ни к чему… Князь Ярослав никогда не любил предателей. Да и где их любят?

Войско просачивалось сквозь щель калитки, подобно муравьям, собираясь воедино уже по эту сторону городской стены. Ярослав снова усмехнулся. Будь тут не он, а татары, участь города была бы незавидна. Но Ярослав Всеволодович не собирался грабить и жечь городок. Ему нужна была только одна добыча, причём целая и невредимая…

– А-а-а! Тревога! – завопил на сторожевой башне молодой хрипловатый голос, и вслед за этим загремели частые удары железом по железу.

– Да прекрати ты вопить, дурень! – раздался снизу спокойный, насмешливый голос одного из владимирских витязей. – Поздно уже!

Какой простор! Она летела, раскинув руки, чувствуя, как отпускает, удаляется земная юдоль… Она снова была маленькой, беззаботной девочкой, и весь мир лежал перед ней цветущим летним лугом…

Удар! Невидимая стенка грубо прервала полёт. Елена ещё пыталась удержаться в воздухе, но вернувшаяся разом земная тяжесть уже тянула вниз… Нет выхода…

– … Проснись, проснись, матушка моя!

Елена разом проснулась, как будто вынырнула из омута сна. Вокруг всё дрожало от яростных криков и звона мечей. Нянька судорожно прижимала к себе княжича Юрия, спросонья не догадавшегося зареветь.

Дверь в спальню с грохотом упала, и в комнату повалили вооружённые люди, разгорячённые, запалённо дышавшие. Трое тут же нырнули в углы, сноровисто заглянули под лавки. Однако ни один не притронулся к княгине, и даже к няньке с мальчиком – все помнили строжайший наказ…

В дверь тяжело шагнул князь Ярослав Всеволодович.

– Здрава будь, Елена свет Романовна! – Ярослав поклонился. – Вот приехал в гости тебя звать.

– Ты! – голос Елены зазвенел. – Вот как, значит… Вот так, значит?! Так в гости зовут у вас во Владимире?! – княгиня кивнула на одного витязя, не успевшего обтереть меч от крови.

– По-всякому зовут! – твёрдо отрезал Ярослав. – Собирайся, Елена Романовна. Зла я тебе не причиню. Ежели, конечно, супруг твой совсем удила не закусит.

Из Елены будто выпустили воздух. Нет выхода… Нет выхода…

– Одеться позволишь?

– …А у нас водятся медведи, что твоя лошадь!

– Ой! И ты таких медведей убивал, Ростислав?

Принцесса Анна лукаво щурила карий глаз, придерживая белую кобылку, как нельзя лучше подходившую к её летнему наряду – белоснежные кружева и серебристый шёлк. Голову девушка покрыла лёгкой прозрачной вуалью, не скрывавшей роскошной копны её волос. Князь Михаил, наблюдавший издали за молодёжью, улыбнулся – кружит, ох, кружит девка голову бедному Ростише. Это тебе не служанки безропотные, бессловесные – задирай подол и айда… Принцесса Анна на четырёх языках говорит свободно, и язычок что бритва при необходимости…

– Так что насчёт медведей, Ростислав Михайлович? – видя неуклюжую попытку Ростислава отмолчаться, безжалостно вернулась к теме принцесса. Теперь и король Бела улыбался вовсю.

– О, смотри! – воскликнул Ростислав, явно искусственно оживляясь. – Ловчие возвращаются!

– Понятно всё с медведями, – заключила Анна. – Ну что же, князь, сегодня у нас не столь ужасная дичь. А у вас тоже охотятся на лис с соколами?

– Ха! А то! – Ростислав начал расписывать приёмы охоты с соколами по-русски, а князь Михаил в который раз одобрительно хмыкнул. Ну до чего умна девка, надо же… Подрезала парня, едва почуяла, как тот завраться готов, и тут же легко перевела разговор. Знает, что для жениха самое мучительное – перед невестой дурнем выглядеть. Немногие молодые люди прощают такое.

Король Бела тоже вступил в разговор, и князь Михаил поддержал беседу, ставшую оживлённой. Михаил Всеволодович смеялся и шутил, добродушно и непринуждённо, но на душе у князя скребли кошки. Пиры, охоты, а время уходит… Чего тянет король, чего ждёт? Знака свыше? Или… или папского эдикта?

– Всё тихо, княже. Впереди пусто.

– Разведку далеко выслали? – Ярослав смотрел из-под руки на небо, где чёрными точками парили коршуны. Падаль чуют?

Боярин вздохнул.

– Недалече. Как на таком ходу вперёд далеко уйти?

– Но хоть боевое охранение?

– Это да. По обеим бокам идут плотно. Мышь не пропустят.

– И то хлеб. Всем продолжать движение!

Дружина князя Ярослава двигалась спорой рысью, в походном порядке. Заводные кони, нагруженные поклажей, трусили рядом с витязями в поводу. Ярослав повёл глазами в середину колонны, где в носилках о-двуконь ехали женщины – княгиня Елена с княжичем Юрием, несколько ближних служанок… По бокам невдалеке маячили летучие группы боевого охранения.

Князь сглотнул вязкую, тягучую слюну. Солнце жарило невыносимо. Как там княгиня Елена? Не сделать ли привал? Нет, нельзя. Надо двигаться как можно скорее, дабы предупредить возможную погоню.

– Как ты, госпожа моя? – заботливо осведомился Ярослав Всеволодович, поравнявшись с передними носилками. Шёлковый балдахин гасил острые, как горящие стрелы, лучи южного солнца, ветерок шевелил ткань, убавляя зной. Однако всё равно, такие переходы не для женского здоровья…

– Госпожа? – насмешка в голове Елены была явной. – Тогда поехали назад, в Каменец. Таково моё распоряженье, раз я госпожа.

– А вот этого никак нельзя, – проникновенно произнёс Ярослав. – Что с возу упало, Елена Романовна… Да не тревожься ты так. Не татары мы, чай. Всё образуется…

Князь Ярослав оборвал себя на полуслове. Тот же боярин, ведавший разведкой и охранением, во весь опор скакал из головы колонны. Подскакал вплотную, осадил коня.

– Княже, неладно дело. Впереди рать большая, сколько точно, перечесть не смогли. Вроде как засада.

Ярослав поглядел на кружащихся в небе стервятников. Понятно… Птицы, они знаю, где пожива возможна. Доверять надо птицам…

– А ну, вправо идём! Обойти засаду сможем?

– Не знаю, княже. Какая засада.

– Гостей не ждёшь ли, Ярослав Всеволодович? – раздался из носилок голос княгини Елены.

Ярослав глянул назад и длинно, грязно выругался. Из неприметного перелеска, который отряд владимиро-суздальцев только что миновал, выезжали всадники. Много, ох, много… Настигли таки. Как?!

– А ну, к бою!

Колонна, сплошь состоявшая из опытных витязей и кметей дружины княжьей, быстро и уверенно перестраивалась из походного порядка в боевой, забирая в середину носилки с княгиней и прочими. Три тысячи витязей сила немалая. Можно было бы и больше собрать, но ведь не воевать собирался князь Ярослав, в самом-то деле! Исполчиться всей силой, в немалую деньгу встанет. А тут тихо-мирно всё было…

Впереди тоже показались всадники. Ощетинившуюся копьями владимирскую рать окужали, уверенно и быстро. Князь Ярослав сплюнул – противников было никак не меньше двенадцати тысяч, если не все пятнадцать. Нет выхода…

– Привет тебе, великий князь Ярослав Всеволодович! – прокричал такой знакомый голос. Князь Даниил Романович выехал впереди своего войска. – Подъезжай сюда, разговор есть!

Ярослав, скрипнув зубами, толкнул коня пятками и устремился вперёд – воины едва успели расчистить перед ним дорогу.

– Слушаю тебя, Даниил Романыч, – подскакав вплотную, князь Ярослав заставил себя улыбнуться, но улыбка, прямо скажем, вышла не очень – больше похожа на оскал.

– А что непонятно? – удивился Даниил. – Дошло до нас твоё озорство. Слава Богу, успели…

– А там чья рать? – кивнул головой Михаил.

– Сводный брат то мой, Василий из Холма. Не о том мы говорим, княже. За такие игры, что ты ведёшь…

– Игра, она и есть игра, – отрезал Ярослав. – И потом, Каменец место ненадёжное. Не о себе забочусь, о благополучии семейном князя Михаила… Дабы от ненужных шагов уберечь…

Князь Даниил не выдержал, рассмеялся.

– Да ты понаглее братца своего будешь, земля ему пухом… Если б не татары, другой был бы у нас разговор. А так – три тысячи гривен за беспокойство, и ступай с Богом. Сестра раздумала в гости к тебе ехать.

– Ну что ж, видать, не судьба. Но насчёт гривен ошибся ты. Не думаешь же ты, что взял я в поход сей такую казну?

– И этот вопрос решим, Ярослав Всеволодович, – Даниил уже откровенно забавлялся. – По Русской правде старинной, за гривну долгу берут коня. Три тысячи коней лишних есть у тебя?

– О как! – теперь злую ухмылку Ярослава уже невозможно было спутать с улыбкой. – А сколько голов людей своих отдашь за тех коников?

– Не хотелось бы, Ярослав Всеволодович, – князь Даниил перестал улыбаться. – Однако ежели больше никак, то придётся. И кто, интересно, будет тогда князем в землях Владимирских?

– Нет у меня лишних коней! – зарычал Ярослав. – И серебра столько нету с собой! Ну да для тебя и братца твоего найдём чего-нито!

– Так я же сразу понял, Ярослав Всеволодович – очень ты умён, и всё сообразил с полуслова…

– Великий бан Михаил к королю!

Князь Михаил шёл широкими шагами, и шаги эти гулко отдавались под сводами королевского замка. Охрана, закованная в немецкие латы с головы до пят, отдала честь тяжёлыми алебардами – никто не посмел бы преградить дорогу столь знатному гостю.

В рабочем кабинете Белы Арпада гулял сквозняк – окна были распахнуты настежь. Ветер шевелил бумаги, разложенные на столе и придавленные разными фигурками зверей и людей, изваянных из бронзы и камня. Король сидел в одной рубахе, вытирая шею большим вышитым платком.

– А-а, дорогой гость! Прошу садиться!

– Здрав будь, славный король! – Михаил присел напротив хозяина. – Прости, что беспокою. Однако пора охот да пиров несколько затянулась. Хотелось бы наконец определиться.

Король удивлённо поднял брови.

– К чему такая спешка, Михаил Всеволодович? Я от своих слов не отказываюсь. Свадьбе быть…

– Нимало не сомневаюсь в словах твоих. Хотелось бы только уточнить – когда?

Бела поджал губы. Помолчал, побарабанив пальцами по столу.

– Не сейчас, – решился он наконец. – Попозже.

Уточнять, почему, князь не стал. Была бы причина, слова найти нетрудно.

– Ну что же… – Михаил Всеволодович встал. – В таком случае, позволь поблагодарить тебя за гостеприимство. Более задерживаться нам никак невозможно, извини за прямоту.

Король Бела передвинул пресс-папье, не глядя на князя.

– Да, Михаил Всеволодович. Дела обстоят именно так. Прости, если спрошу лишнего – что случилось?

Михаил чуть улыбнулся. Всё равно ведь узнает…

– Дома непорядок. Нельзя хозяину чересчур долго в отлучке быть.

– Ну вот… – Бела Арпад огорчённо поцокал языком. – Ещё и непорядки к тому же…

«…А в лето шесть тысяч семьсот сорок седьмое вновь терзали землю русскую безбожные орды батыевы, и сожгли они города Муром, и Чернигов, и многие городки у мордвы тоже, и Городец на Волге…»

Перо привычно выводило буквы, слагая их в слова. За долгие годы летописания Савватий уже настолько привык к своему делу, что рука действовала подобно умному коню, способному привезти повозника к родному дому и без его участия. Рука действовала сама, почти не мешая хозяину думать.

Действительно, по сравнению с той страшной зимой, когда впервые нагрянули на Русь татарские орды, прошлый год был спокойным. Поганые как будто приутихли, растеряли пыл первого удара. Правда, совсем набегов избежать не удалось – город Муром, к примеру, избежавший общей участи в зиму нашествия, был взят монголами и сожжён, а все жители его перебиты. Такая же участь могла постигнуть и Чернигов, и лишь благодаря хитроумию и решительности князя Михаила Всеволодовича удалось спасти народ, не дать ему погибнуть в геенне огненной… Да ещё вот немцы Псков взяли. Всё это, однако, было едва ли не привычным укладом жизни. В самом деле, и до Батыя половцы не раз брали отдельные города, жгли и разоряли. И междуусобица была не в диковинку русичам. Всё это было, и поговаривали многие, что, мол, самое тяжкое пережили…

В Ростове, равно как Угличе, не столь пострадавшим от нашествия, жизнь и вообще на первый взгляд вернулась в старое русло. Но так только казалось…

Толстая старая кошка в два прыжка, через лавку, с трудом взобралась на стол. Савватий отложил перо, почесал животное под подбородком, и кошка благодарно заурчала. Летописец вздохнул. В это лето Ирина Львовна впервые не принесла котят, что свидетельствовало о скором окончании кошачьей жизни.

– Ты нынче не помирай, а? – проникновенно попросил Савватий. – Кто мышей ловить будет? Все книги порушат тут…

Кошка ободряюще подмигнула Савватию. Дескать, не унывай, человече. Все там будем, кто раньше, кто позже. И мышей ловить охотники найдутся, даром, что ли, нарожала я вам тут множество котят за столько лет…

Раздались быстрые, решительные шаги, и в библиотеку стремительно вошла княгиня Мария. Савватий невольно отметил, как изменилась походка госпожи. Когда-то лёгким пёрышком влетала она, резвой девчачьей побежкой. Сейчас походка сделалась размашистой, твёрдой. Хозяйка… Крепкая хозяйка… Одна всему хозяйка…

– Здрава будь, матушка! – поклонился летописец, встав из-за стола.

– Да вроде здоровались уж? – Мария присела на лавку.

– То вчера было… – улыбнулся Савватий.

– Да? Я и не замечаю… Бегут дни-то, как вода… Вот тебе дело, Савватий, – Мария выложила на стол целую кипу записей. – Эти вот переписать на тонкой бумаге, голубиной почтой пойдёт в Белоозеро, в Новгород да Киев… Эти вот перебелить на пергамент, после мне на подпись и под печать… Это на немецкий переведи, да запиши на самом лучшем пергаменте, из того запаса… А вот эти можешь так разослать.

– Сделаем, матушка, – Савватий разглядывал черновики. Записи были всё больше торговые. Хлеб, соль, железо, пенька… Всем теперь сама занимается княгиня Ростовская, за отсутствием мужа. А вот и тот документ, который на немецкий перевести требуется…

– Немцам меха продать хочу, – поймала взгляд Савватия княгиня. – Нынче ни за какие товары меха отдавать не стану, токмо за серебро да злато. А за товары пусть товары берут. Не любо, айда назад.

– Круто ты с купцами, госпожа моя, – улыбнулся книжник. – Не разгонишь так-то всех?

Мария долго молчала, гладя кошку. Ирина Львовна мурчала вовсю, наслаждаясь.

– А обильной торговле и так конец скоро, отче. Вениками будут торговать, да лаптями. Лапти на веники менять.

Теперь помолчал летописец.

– Думаешь, матушка, обложат поганые всех непосильной данью?

Мария усмехнулась.

– А ты думаешь иначе?

– …За Елену спасибо, конечно. Но всему же есмь границы!

Князь Михаил был грозен. Другой бы испугался, но на князя Даниила Романовича этот вид нимало не действовал. Найдёт коса на камень, косе же хуже будет.

– И тем не менее таковы есмь условия мои. Признайся уже, что не удержать тебе в одиночку Киев.

– И потому следует его тебе передать?!

– Именно так. Или мне, или Батыге. Третьего пути нет у тебя.

Князь Михаил сверкнул глазами, но взгляд его отразился от невозмутимого лица Даниила.

– Думаешь, забыл я, как ты меня тогда со стола киевского вон? Да ладно бы только так, а то ведь и из Галича вон, да в Перемышль… Так что давай не будем, Михаил Всеволодович. Привык у других подмётки резать, а как насчёт своих?

Из Михаила будто выпустили воздух.

– Ладно… Будь по-твоему. Сейчас одна задача впереди всех, как Батыя отбить.

– Ну вот и хорошо! – Даниил откинулся к стене, полуприкрыв глаза. – Передачу престола оформим прилюдно, чтобы народ не волновался. И так неспокойно в Киеве. Ты когда к Кондрату-то опять собрался?

Князь Михаил помолчал.

– Да вот уже поеду. Никак без подмоги не устоять нам.

– С казной поедешь?

Михаил Всеволодович насмешливо улыбнулся.

– Нет, тебе оставлю. Не жирно будет поверх Киева?

– Да ладно… – Даниил чуть поморщился. – А Елена, воля твоя, пускай пока в Холме погостит. На обратном пути заедешь.

Даниил совсем прикрыл глаза.

– Устал я, Михаил Всеволодович… Так о чём мы, то бишь… Да, насчёт сестры. Незачем её сюда, в Киев, в осаду. И в Чернигов тем паче.

Михаил угрюмо смотрел в стол, сцепив руки в замок перед собою.

– Тут ты прав.

– Значит, так. Владыку не беспокоить, записок никаких не оставлять. Всё сделать тихо.

Человек, к которому князь Михаил обращался, был весь какой-то серый, незапоминающийся. Рот, нос, борода так себе… а где лицо-то? И глаза как у варёной рыбы, ей-ей. Впрочем, человек так привычно, умело прятался в тень, что и глаз было не разглядеть.

– Значит, непременно в нужнике, Михаил Всеволодович? – прошелестел невнятный голос серого человека.

– Крайне желательно, – усмехнулся Михаил.

Человек пошевелил пальцами. Вот пальцы у него были приметные – мягкие, гибкие, чем-то напоминающие паучьи лапки. Руки профессионального ката.

– Держи! – понял жест Михаил. – Остальное после.

Мягкие пальцы проворно сгребли кошелёк, и тот исчез как будто бесследно – вот только был, а куда девался, непонятно.

– Как скоро? – прошелестел человек, вставая.

– Чем скорее, тем лучше.

Когда человек ушёл, князь Михаил расслабленно откинулся к стене. Что ни говори, а общение с этим типом напрягало. Нет, разумеется, он не боялся. Дело ли великому князю бояться мастера тайных убийств? Кругом верная стража, только пальцем шевельни… вон и колоколец незаметный подвешен…

Князь Михаил усмехнулся. Да уж. Не факт, что успеешь позвонить в колокольчик. И опасаться этого человека определённо не лишнее, будь ты хоть сам папа римский. Тут надо или бить сразу, внезапно и молча, или… да пёс с ним. Неприятный человек. Но как иначе образумить патриарха Иосифа? Да и оскорбление персоны великого князя не звук пустой, спускать такое нельзя. Да, это устрашение, и никак иначе.

Владыка Иосиф последний раз щёлкнул счётной косточкой, записал результат и закрыл абак [счётное устройство, прообраз современных счётов. Прим. авт.]. Он пребывал в отличном настроении. Нет, что ни говори, а из этой варварской страны вполне можно извлекать пользу. Вот, пожалуйста, какая сумма выходит…

– Евстигней! Евстигней, ты что, уснул?

Нет ответа. Владыка Иосиф уже настолько привык к тому, что секретарь всё время находится рядом, подобно бесплотному духу, что отсутсвие его казалось чем-то неестественным – в самом деле, не может же исчезнуть пол под ногами?

Иосиф вышел в коридор, огибающий патриаршие покои. При виде владыки стражники в чёрном одеянии отдали честь. Владыка завёл этот обычай сразу по приезде. Действительно, варвары уважают только силу, и вид многочисленной стражи в чёрных монашеских одеяниях был внушителен.

– Евстигнея не видели?

– Не выходил, владыко!

Иосиф ещё раз оглядел все покои, но секретаря и след простыл. Странно… Однако, работать надо. Бумаги ненаписаны лежат…

Владыка вздохнул, собираясь сесть за стол, но внезапно ощутил немалую нужду. Двинувшись к сортиру, он ещё успел подумать – надо сделать строгий выговор секретарю за самовольную отлучку…

В сортире, пристроенном в конце коридора, горели две толстенные восковые свечи, ежедневно заменяемые служкой (свечей хватало на сутки). Запах нечистот перебивался благоуханием шафрана – владыка был воспитан в Константинополе.

Митрополит всея Руси Иосиф уже собрался было присесть над тёмным отверстием, но внезапно резко наклонился к нему лицом, разглядывая. Там, в глубине, виднелся другой зад.

– А-а-а-а!!! – забыв про сан, завизжал Иосиф.

Всё поплыло перед глазами, и дальнейшее владыка помнил плохо – кто-то брызгал в лицо водой, кто-то суетился, вытаскивая труп несчастного Евстигнея из отверстия сортира…

– Здесь выгружай!

Савватий отложил перо, выглянул во двор. Мужики, как муравьи таскали мешки в амбары – один подставлял спину, другой, натужась, накладывал здоровенный куль с зерном.

Да, окрепло, поднялось хозяйство Ростова. Кобылы, розданные крестьянам под залог два года назад, уже огулялись и принесли жеребят, и через пару годков прирастёт хозяйство новой тягловой силой. А там и ещё подрастёт приплод, от старых и новых кобылок, и ещё…

Савватий усмехнулся. Если будут они, те годы. Если дадут поганые покой истерзанной земле русской. Так ведь не дадут…

Там, в степи, копится страшная сила. И нет нужды гадать, куда обрушится первый удар. Конечно, на Киев.

И нет теперь на Руси силы, способной отразить нашествие. Нет силы. Или пока что есть?

Наверное, ещё и сейчас можно было бы наскрести рати, достаточные для разгрома орды. Туров с Пинском, большое и сильное Галицкое княжество, Волынь, Полоцк со владениями, и Господин Великий Новгород… И, конечно, сам Киев и великое княжество Черниговское – уж Михаил Всеволодович встанет на борьбу без колебаний. Тысяч сто пятьдесят ратных людей, если не больше. Если и не в чистом поле, то под стенами Киева зубы обломать Батыю вполне можно.

Во дворе возник шум, крики и ругань разносились в ясном осеннем воздухе. Савватий снова выглянул в окно – два мужика схватились за грудки, рубахи трещали. И это на княжьем дворе…

Летописец вздохнул. Нет, не бывать такому. Не будет великого объединения перед лицом даже самого опасного врага. Свои болячки и обиды свет застят. Потому и князь Михаил Всеволодович ищет подмоги у ляхов да угров, что на своих, русских, надежды никакой.

Старая, толстая, но по-прежнему белоснежная кошка тяжело вспрыгнула на лавку, затем на стол, потёрлась головой о руку книжника. Савватий погладил кошку, она негромко замурчала в ответ.

– Ну мы-то с тобой никогда не ссоримся, правда?

Ирина Львовна в ответ прижмурила глаза. Ясное дело, человече, чего нам делить? Мыши мне, книги тебе…

Ветер шевелил седую от ковыля степь, гоня волны, точно по воде. Солнце, нещадно калившее землю всё лето, утратив свирепую силу, посылало последнее тепло. Да, здесь, в низовье великой реки Итиль дыхание зимы пока не ощущалось. Невдалеке маячили нукеры личной охраны, ещё дальше виднелся табун пасущихся коней. Сыбудай прикрыл глаза. Степь… Великая степь от края до края. Благословенная степь…

Да, старый монгол любил степь. Все монголы должны любить степь, ибо степь есть колыбель монгола, его дом и могила. В степи всё честно. Здесь всё решают ум и сила. Слабому здесь не место. Это в дремучих лесах Урусии слабый может затаиться, как змея под камнем. Уйти в болота, как водяной уж. В степи слабому не укрыться, не сберечь своих стад, своих жён и детей и саму свою жизнь.

В памяти снова всплыло – костёр на берегу золотого Онона, освещающий лицо с узкой, как клин, бородкой.

«Весь мир должен принадлежать нам, Сыбудай. Вся степь, от края до края, будет заселена нашими потомками, а все другие степные народы будут служить нам табунщиками»

«Но мир не ограничен степью, Тэмучжин»

«Да, это так. Но и лесные народы не уйдут из-под нашей руки. Да, лес не место для монгола. Монгол должен жить в степи. Но дань платить будут все, в какие бы дебри не забрались»

Пламя плясало в раскосых глазах.

«Скоро я приму новое имя, Сыбудай. Но мечта моя неизменна. Мир велик, но не бесконечен. И когда-нибудь копыта монгольских коней ступят в воды последнего моря, за которым ничего нет»

Сыбудай сглотнул. Чингис… Пусть тебя нет. Но мечта твоя жива. Пока жива. Пока не все монголы зажрались сладким урюком и апельсинами, возлежа на шёлковых подушках. Молодой Бату и старый Сыбудай омоют копыта монгольских коней в водах того последнего моря.

Позади послышался звук копыт, и старик открыл глаза. Бату-хан подъезжал к нему шагом, неспешно.

– Пришло письмо из Харахорина, Сыбудай. Наш поход одобрен.

Глаза Сыбудая сверкнули.

– Значит, не совсем ещё китайский дракон овладел разумом нашего Угэдея. Там, в Урусии, уже вовсю идут холодные дожди, предвестники снега. Надо спешить. Через месяц мороз построит нам переправу под стенами Кыюва!

– Давай, давай!

Осенний рассвет неохотно занимался над серой гладью Днепра. Владыко Иосиф нервно сплетал и расплетал пальцы, наблюдая за погрузкой длинной ладьи. Хватит с него. До недавнего времени он полагал, что можно что-то исправить в тёмных душах грязных дикарей. Что сан архипастыря всея Руси что-то значит для жестоких и подлых правителей здешних мест. Но страшная гибель наперсника Евстигнея, почитавшего своего патриарха больше жизни, окончательно убедила его, Иосифа, в тщете всяких усилий. Так пусть же кара Господа обрушится на эту нечестивую землю.

– Осторожней!

Чернецы сновали туда и сюда, загружая судно припасами. Казна владычная, извлечённая из тайного места, надёжно уложена на дно ладьи. Да, труды не пропали даром, тут одного золота пудов десять, да сколько серебра…

– Владыко! – прервал размышления Иосифа один из стражей.

К пристани не спеша приближался большой конный отряд, явно из дружины князя Михаила. Скулы Иосифа свело. Не успел… Надо было с вечера грузить… И ночью отплыть, вот что…

– Ну здравствуй, владыко, – князь Михаил глядел на архипастыря не слезая с коня, и Иосиф ощутил гнев.

– Где почтение твоё, князь Михаил?

– Было такое, каюсь, да всё вышло, – невозмутимо ответил князь. – Далеко ли собрался?

– Как ты смеешь! – возвысил голос владыка, и дюжие охранники в чёрном взялись за рукояти мечей.

– А ну молчать! – тоже повысил голос Михаил. – С казной удрать собрался, тайно? Эй, вы, олухи! Мечи бросить наземь, сами на колени! А то ведь я вас в полон брать не велю!

Дружина князя разом вымахнула мечи из ножен. Охранники владыки заколебались – перевес численный десять против одного, да верхоконные против пеших, да не простые бойцы, витязи дружинные… Никаких шансов.

– Ну! – рявкнул Михаил.

Мечи полетели на землю, и здоровенные парни в чёрных шёлковых рясах пали на колени.

– Этих вязать! Лодью обыскать!

Княжьи кмети подскочили, взяли разом присмиревших чернецов. Никто не посмел и пикнуть, слишком близко сверкали холодной сталью мечи. Михаил наконец спешился.