Текст книги "Мария, княгиня Ростовская"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 47 страниц)

Сзади послышался топот копыт, и вестовой подлетел на взмыленной кобыле – видно, гнал во весь опор.

– Воевода, беда! Пролом на Ярославовом городище! Поганые на приступ пошли!

– А ну, всех собирать! – рявкнул воевода. – Ночную смену поднять! Все к пролому!

Кони ступали по мягкому свежевыпавшему снегу, и оттого шаг из казался неслышным, несмотря на тихую погоду.

– Повезло нам, княже, – старший из витязей охраны указал рукой на перевал, над которым сияло ярко-голубое небо. – Местные говорят, нечасто такая погода бывает в здешних горах. Зимой на перевале трудно.

– Ничего, Ставр. Бог даст, перейдём, – откликнулся князь Михаил.

– Может, зря проводника не взяли?

– Не в первый раз идём. Обойдёмся.

Князь Михаил лукавил пред собой. Обида толкнула его на спешный отъезд из Кракова, тут не до проводников. Другую же мысль князь давил в себе нещадно, и уже не мог задавить.

Всё бесполезно. Всё. Не устоять златому Киеву, и не устоять всей земле русской. Последние дни князь не раз вспоминал вещий сон – да, именно так! – открывшийся дочери Феодулии давным-давно. Геенна огненная и мрак кромешный… Вот она геенна. И мрак не замедлит явиться.

Строго говоря, визит к королю Бела Арпаду тоже бесполезен. Вряд ли угры двинутся на помощь Руси. Да и поздно уже, похоже, спасать Киев. Но, может, не поздно укрепиться в Волыни? Владимир город крепкий, пусть и деревянные стены у него…

Нет. Бесполезно, всё бесполезно. Под Киевом был бы шанс, никак иначе. Всё остальное мечты, самообман…

Еловая лапа, осыпанная снегом, дрогнула, и снежный ком обрушился на голову князя, прервав раздумья. Михаил отряхнулся, протёр снегом лицо, будто впервые увидев, где оказался. Пора бы уже и отрезветь, княже.

Князь крепко стиснул зубы. Что будет, то и будет. Он должен попытаться.

Между тем безветрие как-то незаметно кончилось, и свежий ветерок уже посвистывал в кронах, набирая силу.

– Надо привал делать, княже! Как бы в темноте в непогоду не угодить на той стороне…

Михаил взглянул на небо. Над перевалом оно ещё сияло яркой голубизной, но позади, на самом горизонте неряшливыми клочьями уже позли с севера тучи.

– Никаких привалов! Ускорить движение! Надобно наискорейше выйти на перевал и очутиться по ту сторону! Иначе заметёт тут, весной кости отроют!

– Зря проводника не взяли, Михаил Всеволодович!

Князь помолчал.

– Может, и зря…

– Мы взяли нижний город, Бату!

Лицо Менгу-хана кривила хищная усмешка. Бату-хан понимал его чувства. Примерно то же он испытывал под стенами того маленького городка на обледенелом холме, Козельска.

– Я рад, Менгу, что тебе удалось. Но каковы твои потери?

Усмешка сменилась оскалом.

– Эти проклятые урусские звери загрызли пятнадцать тысяч моих воинов! Но они ответят!

– Ну разумеется ответят, – Бату уже подсчитывал в уме. Ещё пятнадцать тысяч… Итого больше сорока. А Киев всё ещё стоит, пусть и не весь. Стены Старого города пока держатся.

Бату-хан обвёл глазами собравшихся здесь военачальников. Все были здесь.

– Значит, так. Менгу, ты продолжай биться где стоишь. Гуюк, ты атакуй со стороны реки. Бурундай, ты атакуешь со стороны Золотых Ворот. Джебе, ты идёшь левее. Сыбудай, тебе я доверяю малые западные ворота. Атаковать днём и ночью, впереди гнать пленных для защиты от стрел. Всё!

– Да будет так, Повелитель! – первым ответил Сыбудай, склонив голову. И все ответили разом:

– Да будет так!

Бату-хан уловил острый отблеск в глазах Сыбудая, и еле сдержал улыбку. Этот план и разработал сам Сыбудай. И именно тумены самого Бату-хана, ведомые старым полководцем первыми ворвутся в Кыюв, и соответственно возьмут наибольшую добычу при дележе. При наименьших потерях, кстати. Взять Золотые Ворота, конечно, почётно, но стоить это будет очень, очень дорого.

Молодой монгол не слышал, как уже выйдя из шатра Бату-хана, Менгу обратился к Гуюку.

– Ну, ты понял?

– Да уж! – откликнулся Гуюк. – Сдаётся мне, молодой лисёнок и старый лис обвели нас всех.

– Ещё бы!

Тяжёлая, чёрная земля летела шмотьями из-под копыт коней, двигавшихся неспешной рысью. С неба сыпал мелкий, занудный дождик – даже не то что сыпал, а делал вид…

– Гляди-ка, княже, у них тут в угорской земле и снега-то зимой не лежат!

Михаил промолчал, плотнее закутываясь в кожаный плащ. Угорская земля, летом казавшаяся такой прекрасной и нарядной, сейчас как будто сплющилась под тяжестью свинцового неба, нависшего над головой. И всё кругом было серое и бурое – свинец и ржавое железо, без признаков жизни…

Михаил ещё раз перекрестился и возблагодарил Господа за то, что надоумил их не останавливаться перед перевалом на ночлег. Через седловину они перешли уже в сумерках, и спускались вниз до тех пор, пока кони не отказались идти в кромешной тьме. Дрова тоже пришлось добывать чуть не на ощупь, при свете факелов, вместо воды в котелках натопили снега… Зато ночью, слушая злобное завывание непогоды, настигшей их, все дружно молились. Страшно представить себе, что, верно, творилось в ту пору на северном, подветренном склоне!

– Не встречают нас нынче чего-то, Михаил Всеволодович!

Князь усмехнулся уголком рта.

– Чего нас встречать? Не жениха везём, чай…

Вообще-то Ставр прав. Мог бы выслать людей навстречу король Бела Арпад, если уж самому недосуг. Небось сообщили ему уже, что едет с визитом великий князь Михаил Всеволодович, без пяти минут родственник…

Михаил снова усмехнулся. Разумеется, сообщили. Как и о цели того визита, естественно. Именно потому и нет встречающих.

– Всё равно, княже… – вновь заговорил Ставр. – Невежливо это.

– Много ты понимаешь, – поморщился Михаил. – Это всё для того, дабы настроить меня на ответ, который дан будет, заранее. Чтобы не огорчать излишне.

– Вон уже и Буда видна! – подал голос молодой кметь, едущий впереди.

Действительно, из серой хмари проступали очертания Буды, резиденции угорских королей. Князь даже удивился – да неужели вот эти чёрные, угрюмые строения показались ему летом такими прекрасными?

– Аыыы!

Варлам изо всей силы рубанул по круглому шлему, возникшему над зубцами стены, и шлем расселся под мечом, брызнув красным и липким. Вражеский воин полетел вниз, но на смену ему тут же возник новый.

– А-а-а!

– Лестницу, лестницу вниз скидай, ребята!

Ратники, стоявшие на стене, пытались опрокинуть осадную лестницу рогулинами, но железные крючья крепко держались за камень, и враги лезли и лезли, как муравьи…

– Бе-е-ей!

Укрепления Золотых ворот были устроены ступенчато, и чтобы брать их в лоб, нужно было обладать бесстрашием тех же муравьёв. Ни один европейский военачальник и даже половецкий хан не стал бы класть своих воинов в таком штурме. Но монголы воинов не жалели – нижняя площадка, уже занятая ими, была завалена трупами в несколько слоёв, и по всему было видно, что нападающие были намерены продолжать в том же духе и далее.

– Уррагх!

Ловкий, кривоногий и жилистый монгол в бараньей кацавейке спрыгнул на полощадку рядом с Варламом, на лету отбив его меч. Однако в следующий миг меч сотника Мстиши рассадил монголу плечо, и поганый, воя, осел на помост, густо заливая его кровью.

– А-а-а-а! Бе-е-е-ей!

Звон и лязг железа, дикие крики своих и чужих – всё слилось в единый однообразный рёв. Пот заливал глаза, и оттого Варламу казалось, что враги наступают единой многоголовой и многорукой массой, уже переливающейся через край…

– Наши!!!

На площадку уже валом валили витязи кованой рати в сверкающих доспехах, рубя врагов направо и налево. Спустя несколько секунд площадка оказалась очищена, и железные когти штурмовой лестницы, скрежетнув, отцепились от края бойницы.

– Ну, ребята, как вы тут? – сам воевода Дмитр стоял перед Варламом.

– Спаси тя Христос, Дмитр Ейкович! Совсем уже было одолели нас!

– Ну, ну, одолели! Держаться! Бей их!

– Воевода! Беда! Ляшские ворота пали!

– Нападай! Ну!

Молодой парень, сделав зверское лицо, ринулся с дрыном наперевес так, что, казалось, проткнул бы медведя или быка. Однако опытный сотник играючи отклонил учебное копьё, и в следующий миг парень уже лежал на земле, хрипя и кашляя.

– Плохо! Вставай, Горян! Нападай! Э-э… Отставить! Здрав буди, Данило Романыч!

При виде князя новобранцы, проходившие обучение на площадке, вытянулись, перестали махать палками, изображавшими копья и мечи.

– Продолжайте, продолжайте! – Даниил поднял руку. – Как успехи, Немир?

– Да… Так себе, княже, – сотник подошёл ближе, вытирая руки куском холстины. – Ежели бы ещё месяца три парней погонять, был бы толк…

– Нет у нас трёх месяцев, Немир… – вздохнул Даниил.

– А сколько есть? – помедлив, спросил сотник.

– Малой, что ли, такие вопросы задаёшь? – внезапно рассердился князь. – Давай, работай!

Провожая своего князя глазами, сотник покачал головой. Совсем нервы никуда у князюшки. Переживает…

На стене славного града Галича работа кипела вовсю – стучали топоры, мужики перекликались зычно, пахло свежим деревом.

– Здрав будь, княже! – старшина плотников воткнул топор прямо в бревно частокола.

– Как дела идут, Глеб?

– Сам погляди! Ладно ли?

Князь высунулся в бойницу, проверяя работу. Из половины бойниц уже косо, крест-накрест торчали наружу длинные толстые жерди, заострённые на концах. Идея принадлежала самому князю – такие жерди должны были не позволить приставить осадные лестницы вплотную к стене.

– Думаешь, княже, не одолеют поганые сии рогатки? – неожиданно тихо спросил старшина Глеб.

– Да леший вас всех задери! – неожиданно для себя самого взорвался князь Даниил. – Нельзя же совсем ничего не делать!

Что-то случилось у Варлама со слухом. Он перестал различать отдельные слова, и отдельные голоса тоже. Все звуки слились в единый, протяжный, непрерывный рёв, перемешанный с лязгом железа.

Жар слепил глаза, едкая вонь забивала ноздри. Огромный город пылал, как костёр, и никто не делал попыток остановить огонь. Огонь сейчас был союзником, не давая покуда растечься по улицам бывшего Киева свирепым полчищам.

Ещё вчера кипящая и бурлящая масса одолела-таки последнее кольцо стен, и с тех пор Варлам не ел, не пил, не думал – просто отражал удары и рубил, и снова отражал, и снова рубил…

Они отступали шаг за шагом, теряя товарищей. Как-то незаметно исчезли и могучий рыжебородый Прокл, и коренастый Илья, и долговязый Вешнян… Последним исчез сотник Мстиша, так же незаметно, как и остальные.

– Обходят! Давай в церкву! – заорал на ухо Варламу незнакомый ратник, явно чужой сотни. Впрочем, какие теперь уже тут сотни… Однако смысла слов Варлам не уловил, продолжая медленно пятиться, выставив перед собой иззубренный меч.

Видя, что Варлам не понимает, незнакомый ратник без затей схватил его за воротник и потащил за собой к видневшейся уже совсем рядом Десятинной церкви.

Варлам пришёл в себя и начал наконец различать слова, только когда захлопнулись тяжёлые дубовые створки. Внутри храма царил полумрак, воздух был тяжел от дыма, сочившегося снаружи. На полу сплошной массой сбились женщины и дети.

– Ты ровно глухой, дядя… – запалённо дыша, сообщил Варламу ратник, притащивший его сюда. – Я тебе кричу в самое ухо, а ты хоть бы хны…

Гортанные крики снаружи сменились тяжёлыми ударами в дверь. Немногочисленные уцелевшие ратники выстроились полукольцом без всякой команды, держа наизготовку мечи.

– А ну! – приказал неизвестный Варламу витязь в богатых, сплошь забрызганных кровью и мозгами доспехах. – Тащите всё сюда! Завал делаем, быстро!

Снега на улицах Киева практически не осталось – он весь стаял от жара. Гигантский пожар, бушевавший на протяжении последнего дня, уже стих, но сизый дым от развалин плотно висел над бывшим городом, щекотал ноздри, и Бату-хан то и дело чихал.

Белый конь, привычный к картине всеобщего разрушения, не ярился от дыма – ступал по заледеневшей мостовой уверенно, перешагивая через валяющиеся трупы. Впереди виднелась закопчённая громада урусского храма – именно там урусы держались дольше всего.

Бату-хан даже головой потряс – до того вдруг ясным было ощущение, что всё это происходит не сейчас, а три года назад.

– Скажи, Сыбудай… Тебе не кажется, что все урусские города на одно лицо?

– Все города после штурма на одно лицо, мой Бату, – лицо старого монгола оставалось невозмутимым. – И не только урусские. В Гургандже было то же.

Навстречу уже выезжала группа всадников во главе с Бурундаем.

– Как твои успехи, славный Бурундай?

– Мы взяли главного урусского темника, Повелитель! Это он держал против тебя Кыюв!

Двое здоровенных монголов держали на верёвках связанного пожилого мужчину могучего телосложения, с окладистой русой бородой. Бату-хан кивнул, и к нему тут же подъехал толмач.

– Как твоё имя?

Толмач перевёл, и урус заговорил в ответ.

– Его зовут Дмитр Ейкович, о Повелитель.

– У всех урусов такие трудные имена… Это славный воин, Сыбудай. Он держал город и бился крепко. Спроси его, – обратился Бату к переводчику, – готов ли он служить в моём войске? Мне нужны столь храбрые и умные люди.

Толмач снова заговорил, но пленный воевода не дослушал – мягко повалился навзнич, и двое нукеров едва удержали его на верёвках.

– Э, да он сомлел… Что скажешь, мой Сыбудай?

Старик пожевал губами.

– Что скажу? Хорошо, что он тебе не ответил. Если ты спросишь его сейчас, мой Бату, он ответит тебе отказом. Но вот тебе мой совет – сними с него путы, вели ухаживать за ним и кормить, и главное – обращаться уважительно. И вскоре он будет служить тебе, мой Бату.

– Ты уверен?

Глаза Сыбудая блеснули.

– Да. Или я ничего не понимаю в людях.

– Да будет так, мой Сыбудай. Все слышали? Отнесите этого храброго урусского темника к шатрам, и горе тому, кто ударит его! Позаботьтесь о нём!

Возле церкви дрожала жалкая группа молодых девушек и женщин, связанных и полуголых. Неподалёку были свалены в кучу оклады икон и церковная утварь.

– И это вся добыча? – Бату-хан ткнул плетью в группу пленных. – Со всего Кыюва?

– То же самое говорят твои воины, Бату. Потери огромны, а добыча ничтожна для такого большого города.

Молодой монгол спешился, подошёл к пленницам. Одна, высокая, светловолосая и синеглазая, выделялась среди прочих. Платье на груди было порвано, высокие остроконечные груди топорщились затвердевшими на холоде сосками. Бату взял девушку за грудь.

– Некоторые из урусских девок стоят хороших денег, а, Сыбудай?

– Девки, они везде девки, – проворчал старый монгол. – Дорого стоят, когда их мало, а когда много, не стоят ничего.

Девица внезапно плюнула Бату-хану в лицо, попав прямо в глаз. Два здоровенных нукера мгновенно схватили её, пригнули лицом к земле.

– Так… – Бату отёр лицо, моргая. – С этой снять шкуру, живьём. И всех остальных убить. Этот Кыюв – тот же Злой город, только большой!

– … Попробуй седло барашка, Михаил Всеволодович. Его так хорошо готовит наш повар!

За столом, уставленным яствами, сидели сегодня только двое – сам король и его гость. Пылал огромный камин, вино рубиново искрилось в прозрачных графинах венецианского стекла. Непогода за окном бушевала неистово – зима наконец добралась и до владений короля Белы, торопясь наверстать упущенное и заваливая снегом всё вокруг…

– За здоровье твоё и семьи твоей, славный Бела! – провозгласил тост князь Михаил.

Выпили, закусили. Буря снаружи толкалась в стёкла, просясь погреться. Камин завывал, как стая голодных волков

– Ух, метёт как… – король поёжился, протягивая руки к огню.

– Прости, славный Бела, что возвращаю тебя к нашему разговору, – Михаил отложил обглоданную кость. – Что ты ответишь?

– Завтра соберу большой королевский совет…

– Тридцать тысяч киевских гривен, серебром и золотом. За полста тысяч войска.

Бела присел рядом с камином на корточки. Взяв кочергу, помешал угли, подкинул несколько поленьев из аккуратной пирамидки, предусмотрительно сложенной слугой. Сами слуги не появлялись. Сегодня разговор должен быть строго с глазу на глаз.

– Нет, Михаил. Я очень тебя уважаю, ты знаешь. Однако это будет слишком большая жертва.

– Тридцать тысяч сейчас и десять через год. Просто у меня нет сейчас сорока тысяч.

Король явно заколебался – сумма была громадная.

– Нет, Михаил Всеволодович. Я не возьму твоих денег – я не Конрад.

Михаил помолчал, глядя на огонь. Глаза его лихорадочно блестели.

– Тогда нет смысла собирать совет.

Король поморщился.

– У нас свои порядки, князь. Твоё предложение таково, что должно быть известно всем банам. Бывает, что совет решает иначе, чем король. Однако в твоём случае всё будет так, как я уже сказал.

Король Бела сел обратно в кресло.

– Скажи, князь, когда ты последний раз получал вести?

Михаил сглотнул. Зубы помимо воли выбивали дробь.

– Что?..

– Сегодня десятое декабря, Михаил. А Киев пал ещё шестого.

Михаил закрыл глаза. Бесполезно – багровые отсветы гуляли под веками. Геенна… Геенна огненная…

– Спасибо, что сказал. Мне надо в Холм.

Король крякнул.

– Ну куда ты поедешь в такую погоду, князь? Или ты ищешь способ самоубийства? Как же тогда свадьба Ростислава Михайловича и принцесы Анны?

– Домой мне надо. В Холм… Жена у меня там…

– Погоди-ка… Э, князь, да у тебя жар!

– … Добыча ничтожна. За каждого убитого воина я получил по медной монете, как за овцу! Мои люди также недовольны – доставшаяся им добыча не окупит одежды, порванной при взятии Кыюва!

Менгу раздражённо отряхнул пальцы. Сидевший рядом Гуюк согласно кивал.

– Мои люди тоже ропщут, Бату. Что они скажут родным, вернувшись из похода нищими оборванцами?

– Всё верно, друзья мои, – Бату-хан отщипнул от грозди виноградину. – Я сам огорчён потерями и столь малой добычей. Но кто сказал, что наши славные воины вернутся домой нищими оборванцами? Кыюв, это только начало. Перед нами множество других урусских городов. Нам надо взять их! Где рисунок?

Когда перед Бату легла карта, вышитая на шёлке, молодой монгол обвёл всех взглядом.

– Я и славный Сыбудай пойдём прямо, вот к этому городу, – Бату ткнул пальцем в карту, – с названием Ко-ло-де-джин… Никак не могу понять, зачем урусы дают своим городам столь трудные названия. Этот город закрывает путь на Владимир, столицу Волыни. Ты, Гуюк, пойдёшь справа. Ты, Менгу, слева. И пусть ваши облавные отряды не пропустят ничего крупнее мыши. Вот вам и добыча!

– План хорош! – Менгу улыбался. – Но позволь спросить, Повелитель – мелких городов тут много, и на взятие каждого уйдёт хотя бы несколько дней… Сколько времени мы проторчим?

– Позволь ответить нашему славному Менгу, мой Бату. – заговорил Сыбудай, до сих пор молчавший. – Нам следует извлечь урок из осады Злого города. Брать нужно только те города, которые можно взять легко. Если какую-нибудь крепость взять трудно, её следует просто пропускать, не обращая внимания. Даже если со стен её будут показывать нам задницы.

Старый монгол отпил из пиалы, шумно высморкался в полу халата.

– Если вы опасаетесь, почтенные, оставлять позади неизжитых врагов, то я вам скажу ещё – всех воинов, засевших в деревянных урусских крепостях, не хватит, чтобы отрезать нам пути назад. Так и будут они сидеть в своих берлогах, не вылезут.

Сыбудай поставил пиалу на стол.

– Скажу больше – и этот Владимир далеко не последний город на земле. За Волынью лежит ещё более богатая земля! И она будет нами взята в эту зиму!

Сидевший с краю Джебе даже в ладоши прихлопнул от восхищения. Ай да старик!

– Слава великому Бату-хану! – провозгласил Менгу, и все дружно повторили.

– Слава!

Лес спал тяжёлым, бесконечным зимним сном. Где-то дробно застучит дятел, скрипнет старая сосна, и вновь опустится тишина, нарушаемая лишь мягким топотом копыт по глубокому снегу. Конь-огонь, конь-огонь, выговаривали копыта. Мария чуть улыбнулась, вспомнив детскую считалочку. Конь-огонь, да… Мохнатые низкорослые коньки, повсюду несущие огонь.

Мария ехала по делам в Суздаль. Однако себе можно было и не лгать – дела те вполне можно было и другим поручить. Дела, это да… Но очень уж хотелось повидать сестру.

Витязи охраны ехали верхами, молча, сторожко вглядываясь в гущу придорожного леса. Обоз был невелик: возок самой великой княгини да четыре воза с дорожными припасами, влекомые тройками коней. Ни колокольцев, ни бубенцов не было – бережёных и Бог бережёт, незачем привлекать внимание татей лесных. Мария усмехнулась. Да, скоро совсем отучат русских людей от обычая ездить с колокольчиками. После батыева нашествия татей стало гораздо больше, чем было ранее. Многие безлошадные мужики, потерявшие семьи, сбивались в стаи, подстерегая обозы и путников. Раньше люди великого князя ловили татей, регулярно очищая от них леса и дороги, а теперь где силы взять? Дороги стали трудно проходимы. Это княгиня ростовская может позволить себе полусотню витязей охраны, а как быть купцам мелким? Сбивались в караваны, к которым примыкали порой и крестьянские дровни, едущие попутно. Дошло до того, что караваны меньше двух десятков саней и в путь не выходили…

Нету-татей, нету-татей, успокаивающе выговаривали копыта – кони перешли с лёгкого галопа на рысь. Деревья расступились, и открылся взору скит.

– Прибыли, госпожа!

Ворота скита уже гостеприимно распахивались – очевидно, издали заметили путников. Молодые витязи соскакивали наземь, крестились, входя в ворота и ведя в поводу коней. Уже во дворе кланялись низко, завидев настоятельницу.

– Ну здравствуй, Мария, – сестра шла навстречу, легко ступая, будто девчонка.

У Марии пронзительно захолонуло сердце – волосы настоятельницы, выбивавшиеся из-под покрывала, явственно отливали серебром.

– Ох, Филя…

Мария обняла сестру изо всей силы.

– Ну вот… Не плачь, Маришка, не надо.

– … Тато как исчез. Письмо пришло от Ростиши, из Чернигова. Разорили Киев златой поганые дотла. И сейчас на Волыни свирепствуют.

Жарко пылал огонь в печи. От жара щёки Евфросиньи разгорелись, и в полутьме казалась она юной и прекрасной, как бездну времени тому назад. Вот только волосы явно отливали серебром.

– Не бережёшь ты себя, мать-настоятельница, – сказала Мария, коснувшись волос сестры. – Вон, поседела уж. Тридцать лет всего-то будет нынче!

– А ты прямо бережёшь себя, – чуть улыбнулась Евфросинья. – Спать-то хоть ложишься, или так, на ходу спишь, аки стриж?

Мария промолчала.

– Об Елене Романовне что слышно? – переменила разговор настоятельница.

– В городе Холме она, у сводного брата Василия.

Мария поймала взгляд сестры, глубокий и внимательный. Мороз прошёл по коже.

– Погоди-ка… Филя, ведь туда татары идут!

Евфросинья кивнула.

– Вот и я о том. Каждый день молюсь, чтобы миновала батюшку нашего ещё и такая беда.

Помолчали.

– Но каков князь Ярослав свет Владимирович! – Мария откинулась к стене.

– Ты с ним ухо востро держи, Мариша. Не задумываясь подгребёт под себя Ростов, ежели сможет.

– Вот ему! – показала Мария кукиш. – Обломает коготочки!

– Ну-ну… Давай-ка спать, сестрица, – настоятельница поднялась на ноги. – На ногах ты не стоишь, гляжу.

– Давай… – вздохнула Мария. – Филя, Филь…

– Ну?

– Пусти-ка меня к себе на лавку. Как тогда, в детстве. А?

Евфросинья внезапно прыснула, блестя глазами.

– Как отказать самой княгине Ростовской?

Сёстры встретились глазами и разом рассмеялись.

– Однако, мы с тобой ещё смеяться умеем, Маришка!

Свечи в подсвечниках оплывали воском. Кап… Кап…

Король Конрад оглядел собравшихся. Епископ краковский, как всегда, в тёмной шёлковой сутане, сидел нахохлившись. Воевода краковский, напротив, сидел очень прямо, выпятив подбородок. Члены королеского совета сидели кто как, но обмануться было невозможно. Страх. Да, это настоящий страх светится в их глазах, и каждый прячет его по-своему.

– Я собрал вас, господа, чтобы сообщить тревожную весть. Полчища Бату-хана разгромили пограничные крепости на реке Случь, взяли город Колодяжин и проникли внутрь Волыни. Только что прибыл гонец – они уже на подходе к Владимиру.

Король обвёл взглядом притихший совет.

– Владимир имеет сильные укрепления, это большой город. Может быть, он устоит? – подал голос епископ.

– У Киева были каменные стены, и гарнизон больше, но он не устоял, – воевода Владислав Клеменс сидел по-прежнему неестественно прямо. – Деревянные стены Владимира задержат монголов ненадолго.

Епископ пожевал губами.

– Я уже отправил папе подробный отчёт с просьбой о содействии. Однако крестовый поход…

– О чём ты говоришь, святой отец? – резко возразил Конрад. – Какой крестовый поход, когда полчища степняков вот-вот ворвутся в Польшу и Мазовию? Между Краковом и Владимиром три дня конного пути, если не особо спешить. И только одна сильная крепость – Холм. И всё!

Епископ нахохлился ещё больше.

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил кастелян Сандомира Якуб Ратиборович, обильно потея.

Конрад помолчал.

– Слушайте все. Я послал гонцов к князю Даниилу в Галич, и к королю Бела Арпаду. Сегодня отправим гонцов к Генриху Силезскому и королю Чехии Ваславу Железному. Если собрать все силы воедино, мы сможем нанести врагу удар. Возможно, это удастся сделать под стенами Холма, не допуская Бату-хана в наши земли. Но надо действовать очень быстро.

Король замолчал. Свечи оплывали прозрачными каплями, истаивали на глазах – кап… кап… Точно так, подумал Конрад, истаивает и наше время.

– Возможно, мы были неправы. Следовало рискнуть и направить войско на помощь Киеву, как того просил князь Михаил.

Стены покоев, отведённых княгине Елене, были обшиты дубом, но ей всё казалось, что холод, источаемый каменной кладкой, проникает сквозь деревянную обшивку, медленно и упорно просачивается под одежду… Холодно… Как холодно…

Елена зябко передёрнула плечами, кутаясь в меха.

– Мавра!

– Здесь я, матушка!

– Кликни, пусть камин растопят. Холодно мне чего-то.

– Сейчас, сейчас, матушка… Как не холодно! Вот же придумали немцы камины эти, и наши на них глядят! То ли дело наша русская печь – один раз истопил и весь день тепло… А эти-то камины, прости Господи – токмо угас огонь, глядь, уже зуб на зуб не попадает. Хоть истопника на цепи возле каждого камина этого держи, ей-богу…

Елена улыбалась сквозь слёзы, слушая бесхитростную болтовню няньки. Верная служанка по мере сил старалась развлечь госпожу, чуя неладное. Елена Романовна слушала вполуха. Она-то знала, почему так холодно. Не в камине дело…

Михаил Всеволодович как в воду канул. Говорят, в угорской земле он… Что долго так?

А вести с востока приходили одна другой страшнее. Полчища поганых спалили Киев, мать городов русских. Но этим не органичились – растеклись по всей земле русской, вылущивая города один за другим, точно голодная белка шишку. После Колодяжина была надежда, что задержит их надолго Данилов, но поганые обошли его, не опасаясь, и ударили прямо в сердце Волыни. Как там держится Владимир в осаде? Простоит ли?

Истопник, невысокий коренастый мужичок с аккуратно подстриженной бородкой уже разжигал огонь, используя для этого восковую свечу.

– Если угасать станет, матушка княгиня, – с явным польским акцентом сказал он, – так я мигом добавлю дров, только кликни!

– Спасибо, Андрей.

Раздался стук в дверь, и вслед за тем властный голос:

– Можно к тебе, сестра?

– Заходи, Василий!

Сводный брат Елены, Василий Холмский, широким шагом вошёл, и истопник согнулся в поклоне.

– Выдь-ка! – велел князь слуге. Проводив его взглядом, сел, пододвинув к себе скамеечку ногой.

– Дурные вести, Елена. Владимир пал.

Княгиня сжалась, не мигая глядя на брата.

– Вот думаю я: не отправить ли тебя в Краков, к Кондрату?

Василий смотрел хмуро.

– Решай сама, Елена Романовна. Не муж я тебе, сама ты княгиня.

– Думаешь, возьмут поганые город сей?

Василий усмехнулся.

– А чего тут думать? Киев пал, не чета Холму… Завтра к вечеру тут вражьи разъезды будут, послезавтра осадный обоз. Ну, ещё день машины стенобитные ставить будут. А там сколько стены простоят… Так что решай прямо сейчас. Ежели ехать надумаешь, надо собираться немедля…

– Ежели Холм возьмут поганые, так отчего Краков не взять им? – Елена решительно тряхнула головой. – Нет, не поеду. Здесь останусь. От судьбы не уйти, Василий.

Князь задумчиво глядел мимо сестры.

– Что ж… Возможно, и права ты.

Она приближалась, легко ступая – так, как в той невозвратной юности, когда Никита был ещё безусым парнишкой, встречавшим суженую свою в укромном месте…

«Ну как живёшь ты, Никитушка?»

Лицо Фовры тоже было юным, девчоночьим. Большие тёмные глаза смотрят прямо в душу.

«Никак не живу, Фовра»

«Не называй меня так. Тут нет имён…»

«Так и у меня теперь нет» – усмехнулся Никита. – «Прозвище мне теперь Убитый»

Глаза жены печальны.

«Потерпи, Никитушка. Скоро встретимся мы все вместе»

Никита во сне медленно покачал головой.

«Не пустят меня к вам, лада моя… Убивец я нынче, тать проклятый. Гореть мне в геенне огненной»

Теперь уже жена покачала головой

«Нет, Никитушка. Хватит с тебя и той геенны»

Так сказала, что рванулся Никита сильно, и разом проснулся.

В яме было темно и смрадно, воняло кислой овчиной, прелыми портянками и тяжёлым духом давно не мытых мужичьих тел. Где-то капала вода, храпели на разные лады разбойники. Бывший хлебопашец осторожно перелез через ноги напарника по ночлегу – разбойники спали «валетом», по двое на одних грубо сколоченных полках-нарах. В яме было не видно ни зги, но Никите казалось, что неошкуренные брёвна перекрытия давят на макушку. Он на ощупь нашёл лестницу, приставленную к лазу, и выбрался наружу.

Снег на крохотной поляне, где было устроено тайное убежище лесных татей, заметно осел. Весна, подумал Никита… Опять весна. Вот только пахать землицу нынче ему не придётся.

…Он пришёл в себя от жара. Хата Никиты жарко пылала, как, впрочем, и другие дома – угоняя двуногую добычу, монголы зажгли деревню. Голова гудела, как колокол, на затылке запеклась кровь – очевидно, удар железного шипастого шара пришёлся вскользь и сорвал кожу вместе с волосами. Видимо, это и обмануло монголов, не ставших спешиваться и добивать упавшего. Убитый и убитый…

Преодолевая тошноту, смерд встал на четвереньки. Мысли в голове были мёртвые, вялые, перебивались неистовым звоном в ушах. Неподалёку виднелись голые женские ноги, торчащие из-за забора. Похоже, соседка пыталась убежать… Ещё чуть дальше в луже крови валялась совсем молодая девчонка с распоротым животом, соседская дочка Одарка. Самого соседа видно не было, или убили где-то подальше, или угнали в плен, ведя на верёвке…

Крыша родной хаты обрушилась, подняв тучу искр, и Никита успел ещё подумать – может, успели мои угореть, пока не начало припекать… И вновь потерял сознание.

Бывший крестьянин прибился к разбойникам, промышлявшим грабежом одиноких путников и мелких обозов. Главарь шайки довольно охотно принял крепкого молодого мужика. Нынче и для разбойников наступили тяжкие времена, многие померли, кого-то убили, а малым числом вообще не прокормиться – ватага должна быть сильной…