Текст книги "Мария, княгиня Ростовская"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Не он. Насколько известно, сам Магаил во время осады был в Кыюве.

– Какая разница? Разве все победы твоих темников не принадлежат тебе, мой Бату? Так можно дойти до утверждения, что все твои победы принадлежат номадам, простым воинам, потому что это они лезли на стены и махали мечами. А сам джихангир и старый Сыбудай тут вообще ни при чём, они в это время чай пили…

Бату-хан засмеялся, тоненько и визгливо, и старый монгол заперхал в ответ.

– Но мои воины устали. Потери прошлого похода были велики, и возместить их не так просто…

Старик вновь засопел.

– Тебе решать, Бату. Но скажу тебе так – у каждого великого человека бывает час, решающий за всю жизнь. Если его упустить, потом не наверстаешь.

Он зло сверкнул глазами.

– Ты полагаешь, Величайший из величайших, Повелитель Вселенной и прочая хан Угедэй не следит за тобой? А китайский ядовитый змей, которого Угедэй пригрел за пазухой? В любой момент из Харахорина может прийти приказ, ставящий точку в твоей карьере, Бату. Приказ повернуть коней назад. Или, что ещё вероятнее, Угедэй отзовёт Менгу и Гуюка, скажем, а тебе дозволит идти дальше, дабы ты свернул себе шею под стенами Кыюва.

Бату-хан задумчиво разглядывал абрикосовую косточку, зажатую между пальцев.

– Ты прав, мой Сыбудай. Ты опять прав. Скажи, как тебе это удаётся – всегда быть правым?

Старик скупо улыбнулся.

– Всё просто, мой Бату. Надо всего лишь говорить правду.

Он вновь посуровел.

– Я как-то уже говорил тебе, и повторю ещё раз. Ты моя последня надежда, Бату. Последняя надежда исполнить волю твоего деда, великого Чингис-хана – омыть копыта монгольских коней в водах последнего моря. Если не ты, то кто же?

– Ух, хорошо! А ну, наддай ещё!

Банщик, здоровенный мужик с ручищами в ляжку обычного человека вовсю старался, работая над распластанным телом великого князя двумя дубовыми вениками. Михаил только жмурился, как кот.

– Любишь баньку, Михайло Всеволодович, как я погляжу… – князь Даниил сидел на нижней приступке полка, отдыхая. Рядом примостился молодой князь Ростислав, уже отпаренный на славу всё тем же банщиком.

– Люблю, есть такое… – покряхтывая, сообщил Михаил. – Без доброй бани русскому человеку вовсе жить невмоготу. Много ли радостей в жизни, чтобы ещё и этой лишаться?

Закончив пропарку, банщик надел рукавицы из конского волоса и принялся растирать князя.

– А вот у поляков да мазовов такого нет, – Даниил отхлебнул из ковша имбирный квас.

– Да знаю! – досадливо молвил Михаил, переворачиваясь на спину. – Усвоили поганый немецкий обычай, в бадье отмокать, ровно веник. У Конрада вон в мыльне украшения всякие, бадья стоит вёдер на полста, а толку? Это ж надо столько кипятка даром извести! А пару, почитай, и нет вовсе. Так, тепло и сыро. Пар должен быть острым, как клинок! Эй, человече, поддай-ка парку, сделай милость…

Банщик, ухмыляясь, зачерпнул кипятку из вмазанного в печь здоровенного чана, долил в ковш кваса и плеснул на каменку. Острый хлебно-имбирный запах шибанул в ноздри, от жара перехватывало дух.

– Во-от! Вот! Вот это парок… – Михаил снова закряхтел, переворачиваясь. – Давай-ка ещё раз пройдись, малый, веничками!

Закончив наконец париться, князь Михаил тоже слез с полка, присел на нижнюю ступеньку – здесь жар не так доставал – и сделал знак Даниилу. Тот согласно кивнул.

– Спасибо, Ермил, отдыхай. Дальше мы тут сами.

Банщик молча стянул рукавицы, откланялся и затворил за собой дверь. Михаил Всеволодович покосился на дверь, заговорил негромко.

– Уж и не знаю, что дальше делать с преподобным нашим, святейшим патриархом Всея Руси…

Князь взял ковш с имбирным квасом, отпил пару хороших глотков. Даниил внимательно ждал продолжения.

– Тяжкой гирей висит владыко Иосиф. Нет от него Руси никакой пользы, кроме вреда. Нерусский он потому что. Ни о чём заботы нету, кроме как о казне владычной. Чую я, рванёт он нынче с казной своей, как пить дать рванёт.

– Думаешь, нынче брать будут Киев поганые? – прямо спросил Даниил.

– И ты так же думаешь, – жёстко усмехнулся Михаил. – Скажи, Данило Романыч, могу я по крайности на тебя-то рассчитывать?

Даниил медленно кивнул.

– Можешь.

– …А ещё у нас расти харбуз, Олеша. Харбуз ел, да? Нет? Вай, половина жизни пропал…

– Да ладно! Харбуз, харбуз… А у нас в Волге такие рыбины, тебя и меня сложить, и то не хватит! Белуги, севрюги… Вкуснота! Бывало, сварит лада моя уху…

Олеша внезапно осёкся, перестал стучать молотком – садил на заклёпки доспех – и опустил голову.

– Трус я, почтенный Селим-ака. Трус. Ладно, ты старик, в плен попал… А я? Пошто не лёг костьми с товарищами моими? И чем сейчас занимаюсь? Готовлю поганым убийцам жены своей, товарищей, погубителям земли родной доспехи… Так кто я, как не предатель?

Селим-ака тоже прекратил работу, отложил полированную стальную пластину.

– Нет, мастер Олеша. Не предатель. Раб, да.

Олеша отложил молоток задрожавшей рукой. Раб… Прав, прав магометанин. Не предатель даже – просто раб. Говорящий скот, живой инструмент.

Полог, прикрывавший вход в юрту-кузницу распахнулся, и ввалился хозяин, как всегда, полупьяный, и как всегда, поигрывая плёткой.

– Ну что, кроты, сделали?

Вместо ответа Олеша кивнул на доспех, уже почти готовый – пару пластин внизу приклепать осталось.

– Не слышу ответа!

– Сейчас будет готово… хозяин.

Цаган хмыкнул, взял в руки чешуйчатую стальную рубашку, растянул, разглядывая на свету.

– Значит, вот это, да? Хорошо. Как я понимаю, доспехи должны защищать своего хозяина от вражьих стрел и сабель…ик… ну, от стрел хотя бы. Как думаешь, урус, защитит вот это вот от стрелы, а?

– А куда оно денется, – мрачно ухмыльнулся кузнец.

– Та-ак… Так, да? Хорошо. Сейчас ты наденешь это своё дерьмо, и мы проверим. Я ещё не разучился стрелять из лука, и наконечники стрел в моём колчане настоящие, урус. Настоящие, понял? А не те, что ты ковал.

Цаган с силой ткнул русского мастера в нос концом плети. Голова Олеши мотнулась, из носа закапала кровь.

– Ты думал, самый хитрый здесь, да, урус? Я бы поверил, что ты просто дрянной кузнец, будь ты совсем молод. Но к твоему возрасту кузнец или овладевает ремеслом как следует, или подыхает с голоду. Раз ты не подох, значит, работать с железом умеешь. Умеешь, но не хочешь. Так, э?

Хозяин снова ткнул мастера в нос, и кровь, приутихшая было, хлынула гуще.

– А ты меня не пугай… – тихо, но внятно произнёс Олеша. – Давай, стреляй.

– Храбрый, да? – ещё сильнее разозлился монгол. – Храбрых рабов не бывает, понял, ты, сын свиньи и верблюда? Храбрые в плен не сдаются!

Он с силой хлестнул плетью, распоров кузнецу кожу на плече – Олеша работал без рубахи, в одних штанах и кожаном переднике.

– Нет, урус. Не выйдет у тебя. Ты пока ещё довольно молод и силён, и тебя вполне можно продать. Мы испытаем твой этот вот доспех на старике.

Хозяин широко развернулся, едва не потеряв равновесие.

– Эй, ыслам, надевай дерьмовую работу и айда во двор. Ты ему помогал, стало быть, тоже виновен! Сегодня мне пришлось вернуть скакунов, взятых за вашу предыдущую поделку!

Монгол осёкся и с удивлением воззрился на торчащий из груди острый конец гранёного стального прута. Потом глаза его закатились, и бездыханное тело мешком рухнуло на усеянный слоем грязи и окалины пол. Мальчик-китаец, с начала разговора забившийся в угол, теперь сжался в комок и всхлипывал.

– Прости, Селим-ака… – Олеша мрачно разглядывал окровавленный прут, выдернутый из трупа. – Не смог я. Конец терпению.

– Понимай, Олеша, – негромко, раздельно произнёс Селим. – Помогу тебе, да…

– М? – вопросительно поднял глаза Олеша на старого мусульманина.

– Как же? Вера твой рэзать себя не разрешай, Иса долой прогоняй, яблуки-груши-хурма не давай… Моя твой коли сэрдце, потом себя… А то кожа с живой снимай…

– Хм… – кузнец задумался. Тряхнул головой. – Твоя правда, Селим. Возьмут, так кожу чулком спустят. Так пусть возьмут!

– Поймают, Олеша, – покачал головой Селим. – Куда побежишь? Поймают, да.

– А я и не побегу, – широко, почти радостно ухмыльнулся Олеша. – Ещё одного-двух поганых с собой прихвачу, глядишь, пустят яблок-то отведать за такое дело… А нет, так и что?

Кузнец уже снимал с убитого длинный кинжал. Подумав, подхватил с земли стальной прут, помахал им, примериваясь – не слишком ли тяжел…

– Не горюй, Лю! – он подмигнул мальчишке. – Тебя не тронут, верно говорю! Был бы раб, а хозяин найдётся!

Солнце било в цветные стёкла витражей, придавая главной зале Краковского замка необыкновенно нарядный, праздничный вид. Краем глаза Михаил Всеволодович видел, как Ростислав украдкой кидает любопытные взгляды на убранство залы – гобелены и портьеры из тёмно-алого бархата, здорово, впрочем, запылившиеся, а по верху ещё и сильно закопчённые.

– … Беда грозит страшная, господа, – голос князя Михаила отдавался эхом под высокими сводами. – Если не остановить Бату-хана сейчас, потом будет поздно. Смерчем пройдут поганые по Руси и вторгнутся в ваши владения. Оглянуться не успеете, как Краков в осаде окажется. Не дальновиднее ли остановить врага подалее от границ ваших?

– Но почему мы должны полагать, что планы тартаров заходят так далеко? – сидевший слева от Конрада Мазовецкого епископ в сутане поджал губы. – Нам известно, что овладеть Киевом и его богатствами заветная мечта всех степных вождей, начиная с хазаров. Но дальше на запад они не проникали.

– Потому что удавалось остановить степняков под стенами Киева! – князь Михаил старался говорить как можно проникновеннее. – Теперь всё иначе. Бату-хан мечтает омыть копыта монгольских коней в водах последнего моря. Он хуже древнего Аттилы, святой отец. Поверь, я знаю. Опыт Рязани и Владимира с Суздалем показывает, что будет с этим миром, ежели удастся Бату осуществить свои планы.

– Между Киевом и Мазовией лежит Волынь, – подал голос доселе молчавший воевода краковский Владислав Клеменс. – Там сорок городов, и все укреплены не слабо. А сам Владимир – очень мощный город, и взять его будет совсем не просто.

– Именно так думал и князь Георгий Владимирский, – усмехнулся князь Михаил. – Дескать, поторкаются степняки в стены, повоют аки волки, стрелы горящие помечут да и уберутся восвояси. Теперь очевидно, насколько сильно ошибался он.

– Спасибо, великий князь Михаил Всеволодович, – Конрад поднялся со своего кресла. – Сведения, что ты нам сообщил, чрезвычайно важные. Думаю, уже завтра будет готово решение по данному вопросу. А пока хочу предложить вам отдохнуть. Вы истомлены долгой дорогой, поэтому держать вас всю ночь на совете было бы просто жестоко со стороны хозяина, – Конрад улыбнулся. – Тем более что молодой князь должен прибыть к месту назначения в наилучшем виде. Женитьба дело серьёзное!

По лицам собравшихся пробежали улыбки. Князь Михаил встал.

– Как скажешь, славный Конрад. Пойдём, Ростислав.

– Вам и вашим людям уже приготовили комнаты и ужин, – Конрад теперь улыбался чуть виновато. – Не возражаешь, Михаил Всеволодович, если я зайду вечером?

– Что за гость, отказывающий хозяину в беседе? – Михаил улыбался широко и непроницаемо. – Ждём!

Когда двери за русскими князьями закрылись, Конрад снова сел.

– Прошу высказываться, господа. У кого будут какие мнения?

Государственный совет зашевелился. Вопрос действительно был не простой.

– Киеву надо помочь, – подал голос высокий светловолосый мужчина, судя по одежде, поляк. – Я был в Киеве неоднократно. У Киева мощные каменные стены и башни, неуязвимые для огня. Достаточно сильный гарнизон может продержаться там даже против миллионных полчищ.

– Твои торговые интересы в Киеве, Васлав, ещё не повод посылать туда всё наше войско. – епископ снова поджал губы.

– Не вижу ничего дурного в торговле, – довольно резко возразил Васлав. – И сейчас речь идёт не только о моих интересах. Князь Михаил прав – если степняки возьмут Киев, дорога дальше им будет легка.

– Я своё мнение высказал, – зашевелился воевода. – Даже если Киев возьмут, то степнякам придётся ещё преодолеть укреплённые линии на Случи, Верхнем Тетереве и Горыни. Каждый город – это осада, потом приступ, это потери времени и людей. Если даже степнякам и удастся каким-то чудом взять все крепости Волыни, то к стенам Владимира войско Бату-хана подойдёт не раньше апреля. Причём подойдёт уже сильно ослабленное, заметьте. Тут мы и нанесём им удар. Прижать к стенам города и уничтожить орду нацело!

– Ты мудр, сын мой, – одобритнельно кивнул головой епископ. – Недаром ты воевода Кракова. Добавлю, что если степняки подойдут под стены Владимира, князь Василий и сам Даниил будут гораздо менее горделивы в отношениях с Краковым и пастырями святой римской церкви, коим ныне препятствуют нести свет истинной веры в свои земли!

– Ваши мнения понятны и засчитаны, – король Конрад обвёл взглядом остальных. – Кто ещё хочет сказать?

– … Как же тут люди-то живут, тато!

– Здесь ещё что, это же перевал! Есть в Карпатах места и вовсе непроходимые! Тамошние жители никому податей не платят, зато и хлеба не видят! Бараниной питаются да дикой звериной! Ой, едрить твою тудыть! Осторожнее тута, камни!

Кони пробирались по горной тропе, осторожно ступая копытами. Тропа, ведущая на перевал, была пробита торговыми караванами так, что верхоконные не во всяком месте могли разминуться, о повозках же не могло быть и речи. Проводники, выделенные Конрадом Мазовецким, чтобы проводить караван русского посольства через Карпаты в земли короля угров Белы Арпада, вели коней в поводу, выбирая дорогу, прочие ехали верхами.

– Слышь, малый! – окликнул проводника князь Михаил. – Если летом тут такое творится, что же тогда зимой?

– А с конца декабря, великий государь, и до апреля перевалы закрыты! – отозвался один из проводников. – Снега по грудь, как пройти? Невозможно!

– Как же жители местные? В домах своих безвылазно сидят, аки медведи в берлоге?

– В точности так! Медведи и есть!

Несмотря на то, что лето уже было в своих правах, здесь, на высоте, было прохладно. Дул резкий пронизывающий ветер, перебарывавший жаркие солнечные лучи своим холодным дыханием. Впрочем, когда солнце светило, было ещё так-сяк, но едва очередное клочковатое облако закрывало светило, путники невольно кутались, поплотнее запахивая одежду.

– А хлеб тут растёт вообще-то? – подал голос Ростислав, то и дело погоняя всхрапывающего и мотающего головой коня.

– Здесь ещё растёт, молодой господин! – откликнулся проводник. – Однако урожай тут получить, что в кости выиграть. Как повезёт…

– Однако, не нравится мне это, Войтек, – второй проводник, доселе молчавший, указал на рваные тучи, неторопливо переливавшиеся через хребет.

– И мне не нравится, а что делать? – отозвался Войтек.

– Укрытие искать, вот что!

– Да? А потом на перевал не взойти будет! Немного уже осталось!

– Становиться станом надо, верно говорю! – упёрся первый.

– А ну тихо, орлы! – заговорил князь Михаил. – Станом, так станом. Ищите место, да понадёжнее! Нам рисковать сейчас не с руки никак…

Оба проводника разом поклонились, как показалось Михаилу, даже с облегчением. Так уж устроены люди, им легче, когда решение в неясной ситуации примет кто-то вышестоящий.

– Вон у того камня стать можно. Там повыше место, в случае чего не зальёт, и камень прикроет!

– Ну, добро!

Путники начали располагаться возле торчавшего из земли здоровенного камня, под нависшим козырьком которого виднелись следы недавно прогоревшего костра. Туда, под камень, проводники уже накладывали наспех нарубленные дрова – в случае чего не зальёт. Рядом вятшие витязи князя растягивали шёлковую палатку для Михаила Всеволодовича и Ростислава Михайловича, чуть ниже разворачивали другую, побольше – для себя и проводников.

– Зажигай… – кто-то из дружины протянул Войтеку кремень и кресало.

– Ни-ни! – проводник замахал руками. – Сейчас бесполезно, пан рыцарь! Сейчас тут такое начнётся! Эти дрова на потом, потому как скоро тут сухой ветки не сыскать будет!

Первый порыв ветра упруго ударил, вздув уже закреплённые палатки. Облака, утратив свою белизну и лёгкость, уже лезли через Карпатский хребет, как татары на приступе через городскую стену. Князь Михаил криво усмехнулся. Да уж… Крепко засели в мыслях те татары…

– Ну что, други, давайте все в палатки. Стало быть, закусим чем Бог послал, раз горячего не отведать!

Никто не заставил себя просить дважды. Закрывая полог, князь Михаил увидел, что такой близкий перевал уже скрылся в пелене дождя.

– Ну вот, а ты хотел дальше идти! – услышал он переговаривавшихся меж собой проводников. Мазовы говорили интересно, не так, как русы, но понять было можно.

– Да, теперь развезёт!

– Надолго непогода сия? – громко спросил князь Михаил, стараясь перекрыть усиливающийся вой ветра.

– Да кто знает, князь! Это ведь горы!

Михаил Всеволодович ругнулся сквозь зубы. Сейчас каждый день на вес золота…

– Ростислав!

– Чего, тато?

– Давай-ка повторим ещё раз, кто, чего и как говорить должен…

– … Его высокопреосвященство прав. Князь Михаил язычник, нет, хуже – последователь противной Святому престолу греческой ереси. Пресвятой папа будет крайне недоволен браком еретика и принцессы Анны.

Три свечи в шандале горели ровно. В комнате, наглухо замурованной в недрах Краковского замка, не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Человек в надвинутом на глаза капюшоне, с крючковатым мясистым носом, говорил, чуть оттопыривая нижнюю губу, отчего вид его становился высокомерным и капризным.

– Но князь Михаил борется со степняками, – произнёс второй собеседник, одетый как аристократ средней руки, собравшийся в дорогу. – Не исключено, что пользы от этого союза будет больше, чем вреда. Пусть он послужит щитом…

– Ещё раз повторюсь, сын мой – это проблемы князя Михаила, и ничьи больше. Естественно, что он ищет союзников и помощь в таком деле. Но это ещё не повод позволить еретикам укрепить своё влияние в Хунгарии. Король Бела Арпад, как нам известно, не очень-то твёрд в истинной вере… Короче, этот брак противоречит интересам Святого престола. И поэтому состояться не должен. Во всяком случае, не сейчас.

– Хорошо, святой отец, – аристократ кивнул. – Мне понадобятся две тысячи золотых, я имею в виду местную чеканку.

Святой отец в сомнении пожевал губами.

– Это очень большая сумма, сын мой. Нехорошо угнетать и разорять святую Римскую церковь. Тысяча золотых вполне…

– Как скажешь, святой отец. В таком случае мне потребуется три тысячи золотых.

Человек в капюшоне хмыкнул.

– Я погорячился, сын мой. Действительно, если взглянуть пристальней, две тысячи золотых не столь большая сумма.

И собеседники разом рассмеялись.

– Давай, давай, заноси правей!

Стучали топоры, визжали пилы. Мария смотрела на высящуюся перед ней часовню, над которой плотники уже возводили кровлю. Вот и память тебе, муж мой, Василько свет Константинович…

Подошёл старшина плотницкой артели, поклонился.

– Так что, матушка, на той седьмице закончим мы. Расписывать можно начинать внутри, пожалуй…

– Спасибо, Станята Жданович.

Старшина потоптался.

– Владыко-то наш болеет, говорят?

Мария чуть улыбнулась.

– Освятит, не беспокойся. Ты иди, Станята Жданыч, к своим. Я тут побуду.

Не смея более беспокоить княгиню, старшина поклонился и отошёл. Мария проводила его глазами и обернулась к могильному холмику. Да, это сейчас тебе беспокойство, Василько. Скоро тут будет тихо. Совсем скоро. Вот достроят часовню, освятит владыко Кирилл, и останется в часовне старенький сторож…

Мария виновато улыбнулась, давя слёзы. Вот, поглядел бы ты на княгиню свою. Держу я хозяйство, Василько, ты не беспокойся…

Действительно, Ростов постепенно оживал. Уже пошла вразнос бойкая уличная торговлишка, в торгу появилось пшено и жито, даже греча – купцы с Киева привезли. Звенел металл в кузницах, крестьяне до хрипоты спорили, выторговывая косы, лопаты и сошники… Жизнь есть жизнь.

Всё-таки Ростову оправляться от нашествия было много легче, чем тому же Владимиру или Переяславлю-Залесскому. Не говоря уже о Рязани – по слухам, люди так и не вернулись на пепелище убитого города, и сам князь Ингварь Ингваревич живёт в Переяславле-Рязанском, ближе к Коломне. Переяславль хоть и сожгли, да люди уйти успели, в лесу схоронились. Потому и подняли город…

Мария тяжело вздохнула. Сберечь народ свой – священный и главный долг любого правителя. Справится ли она? Одна, без мужа…

Сзади неслышно подошёл Борис, коснулся материнского плеча. Мария порывисто обняла сына. Нет, не одна она. Вот, сыны растут… Бояре ростовские верной подмогой ей. Сам владыко Кирилл… Весь народ ростовский. Справимся, Василько, спи спокойно… Должны справиться.

– Совсем буйный стал Михаил свет Всеволодович!

Князь Ярослав мрачно разглядывал свиток, с края которого болталась сломанная печать.

– Князь Михаил дело делает, княже, – подал голос боярин, сидевший слева. – Кто-то же должен дать отпор поганым…

– Так-то оно так, и всё было бы ладно, ежели б не знали мы князя Михаила, как облупленного. На ходу подмётки режет!

Князь положил грамоту на стол.

– Аппетиты у князя Михаила немеряны. Уже давно ладится он всю Русь под себя подмять. Но допрежь руки коротки были. А сейчас… Поганых отобьёт, ладно. Дальше чем займётся?

Князь обвёл взором собравшихся. Бояре настороженно молчали.

– Молчите… Ну так я вам скажу. Сюда в гости он припожалует. И уж тогда не о союзе разговор пойдёт, а о том, какую дань платить Михаилу Всеволодовичу. А также как ступать, как в нужник ходить, как дышать… Устраивает?

Бояре зашевелились.

– Есть одна мысль, однако, – полал голос всё тот же боярин. – Жена его нынче где?

Князь Ярослав крякнул. Да, это действительно мысль. Заложник… Исстари применялся такой приём.

– Молодец, Меркул Олексич. Так и поступим. Елена Романовна сейчас в Каменце обретается. Место спокойное, тихое, не то, что Киев бурлящий… Надо бы нам сходить туда, вот что. Пока сам Михаил в угорской земле обретается.

Лопасти вёсел, до половины втянутые в уключины, роняли капли, звонко шлёпавшие по воде. Туман, густой, как молоко, скрывал очертания предметов, и тяжкие туши боевых снекк казались в тумане сказочными драконами, по грудь выбравшимися на берег из воды и прилёгшими отдохнуть. Сторожевой же снекки, стоявшей на якоре посреди Невы, было и вовсе не видно.

Биргер зябко повёл плечами, отгоняя промозглую сырость, пробиравшую до костей. Надо же, какой густой туман… На море такого никогда не бывает. Кой чёрт тут найдёшь чего… Однако лошадей необходимо раздобыть, причём срочно.

– Эйрик, ты со своими людьми направо, вдоль реки. Олаф, ты налево. Кнуд, ты поищи за лесом. В селениях пленных не брать, не до того. Как возьмёте первых лошадей, продолжайте путь дальше. Нам нужно посадить верхами как можно больше людей. Всех, если точнее.

– Прости, ярл. Мы что, оставим корабли здесь? Без гребцов? – подал голос Хрольв.

– Именно так. – ярл обвёл взглядом соратников. – Мы не пойдём на Ладогу водным путём. Ладогу мы отложим на потом. Думаю, не стоит оставлять Новгород немецким рыцарям. Чем мы хуже? Имея достаточно коней, послезавтра мы будем в Новгороде.

– Слава ярлу! – хрипло выкрикнул Хрольв, и все дружно повторили:

– Слава!

Биргер ещё раз обвёл глазами хищно горящие глаза своих людей, в которых явственно читалось – ай да ярл! Да он ещё круче, чем мы думали! Поход на Новгород, это вам не Ладога! Вряд ли король Эйрик, по своей всегдашней осторожности, одобрил бы этот план. Но именно так поступают великие воители! Внезапный удар, и ты на коне!

– Всё, пошли! Хрольв, а ты займись обустройством лагеря. Да, выставь двойную стражу. В таком тумане мало ли…

– Туман скоро разойдётся, ярл. Но стражу я выставлю, не беспокойся.

Отряды Эйрика и Олафа уже исчезали в тумане, расходясь в обе стороны вдоль реки. Людей Кнуда было не видно, но по лязгу железа и хриплым, отрывистым возгласам можно было понять, что они тоже вот-вот выступают. Биргер усмехнулся в который раз. Ещё вчера он послал вперёд быструю снекку с посланием, гласившим: «Если можешь, сопротивляйся. Знай, что я уже здесь и пленю землю твою». Снекка будет в Новгороде как раз послезавтра, перед прибытием самого войска Биргера под стены города. Возможно, это излишество, но в данном случае ярл решил пожертвовать долей внезапности ради подавления духа противника. То, что этот мальчишка, носящий громкое имя Александр испугается до мочеиспускания, Биргер не сомневался.

Туман действительно понемногу рассеивался, открывая взору тёмную полосу леса, куда уже втягивался арьергард отряда Кнуда, посланный за лошадьми. Людей Олафа и Эйрика было и вовсе не видно. Биргер зябко передёрнул плечами – надо же, пятнадцатое июля сегодня, и так холодно… Север, он и есть север…

Дикие крики, донёсшиеся из леса, прервали цепь размышлений ярла. Что, чёрт возьми, там происходит?

– Хрольв! Возьми ещё людей и выясни…

Но крики в лесу уже стихли. И выяснять Хрольву оказалось нечего, потому что из леса на приречный луг хлынула лавина всадников, с ходу смяв боевое оцепление шведского войска. Откуда?!

– Гой-гой-гой! – разнеслось в утреннем воздухе.

– А ну, в строй!!! – заорал ярл, выхватывая меч. – Занять оборону у кораблей!!!

Опытные воины уже бежали от костров к кораблям, торопливо строясь в боевой порядок. Ещё буквально несколько секунд, и русскую конницу встретил бы лес опущенных копий. Но этих секунд шведам не дали.

Лавина конницы вломилась в недостроенные порядки шведов, и всё смешалось в единой рычащей, воющей, лязгающей сталью и брызгающей кровью круговерти.

– А-а-а!!! Бей!!!

Со сторожевой снекки, стоявшей на якоре, посыпались стрелы. Князь Александр, крутанув мечом, крикнул через плечо.

– Гаврило Олексич! Займись той ладьей, живо!

– Сделаем, Ярославич! За мной, ребята!

Могучий новгородец, косая сажень в плечах, ринулся к вытащенной на берег снекке, прорубаясь сквозь врагов, как сквозь густой подлесок. Его люди повалили за ним. Достигнув судна, они разом спихнули его в воду и устремились к сторожевой ладье, на ходу пристраивая вёсла в уключины. Ярл Биргер выругался. Ладно… Сейчас, щенок…

– А ну, прикройте мне спину!

Да, этот приём всегда использовали древние викинги, когда ситуация казалась безвыходной. Если сразить вражеского вождя, можно выиграть даже битву, которая кажется безнадёжно проигранной. Один на один, меч на меч!

– Ах-ррр! – швед нанёс первый удар с такой силой, что хватило бы развалить напополам быка. Однако мальчишка устоял. Более того, в следующую секунду ярлу пришлось отбивать его удар, столь стремительный, что Биргер едва успел поймать его.

– Ах-ха!

– Ха!

– Хоп!

Удары сыпались один за другим. Ремень, удерживающий щит, лопнул, и ярл отбросил его, не глядя перехватил рукоятку второго меча, сунутую кем-то в ладонь. Вокруг с остервенением рубились вятшие витязи русского князя и могучие воины из личной охраны ярла.

– Х-ха!

Мелькнувшее лезвие ослепило Биргера, наискосок рассадив лицо до кости. Сквозь багровую пелену он успел заметить, как толпа русских воинов, достигших сторожевого судна, очищает его от хозяев. На стрелков со снекки можно более не рассчитывать.

– Уходим! Корабль на воду!

Биргер даже не заметил, что применил слово в единственном числе. И действительно, спихнуть в реку удалось только один корабль. Последние из телохранителей заслонили своего вождя, и Биргер успел заметить только, как его втягивают на борт чьи-то сильные руки.

– Навались!

Уцелевшие шведы, по двое на весло, навалились так, что вёсла затрещали. Снекка, захваченная русами, не успела убраться с дороги, и окованный позеленевшей медью нос судна с треском вошёл ей в борт, разом скинув в воду всех, кто не успел прыгнуть за борт сам. К счастью, до берега тут было уже шагов тридцать. Русские воины выбирались на берег, шведы же, оставив позади развороченное тонущее судно, уходили вниз по Неве, даже не пытаясь достать стрелами врагов – очевидно, все люди были заняты на вёслах.

– Ярославич… – с выбравшегося на берег Гаврилы Олексича вода лилась ручьями, шлем он потерял, но улыбка была такой, что уши едва не съехали на затылок. – Победа, Ярославич!

– Приветствую тебя, великий дук Михаил!

Король Бела IV Арпад восседал на коне, украшенном богатой сбруей, и выглядел весьма внушительно. Говорил он на латыни, выказывая тем свою учёность.

– И тебе привет, правитель земли угорской! – по-латыни ответил Михаил.

– А это вот и есть молодой дук Ростислав?

– Привет тебе, славный государь! – также по-латыни ответил Ростислав. Михаил ощутил прилив удовольствия – не зря учил сына премудрый боярин Фёдор Олексович, не зря сидел парень над книгами… Не стыдно такого жениха хоть кому предъявить.

– Привет и тебе, славный юноша!

Король Бела развернулся и поехал стремя в стремя с великим князем, приветливо улыбаясь. Михаил Всеволодович отвечал ему столь же непроницаемо-приветливой улыбкой. То, что он не особо заинтересовался личностью Ростислава – плохой признак… Однако не решающий.

– Как прошло путешествие? – король Бела перешёл на русский язык. Говорил он бегло, хотя и с акцентом.

– Слава Богу, всё благополучно, – также по-русски ответил Михаил. – Правда, на самом перевале гроза застала знатная…

– Да, карпатские перевалы, та ещё дорога… – понимающе покивал головой Бела. – А уж зимой… Иной раз караваны с товарами две-три недели пробираются на ту сторону.

– Но по нынешним временам это не так и плохо, – усмехнулся Михаил Всеволодович. – Защитой зимой будут перевалы те.

– О какой защите речь? – чуть поднял брови Бела Арпад.

– Речь о нашествии, что грозит всему христианскому миру, – не дрогнув ни единым мускулом на лице, ответил Михаил.

Король отвёл взгляд.

– Ну, ну… Об этом мы поговорим чуть позже, Михаил Всеволодович. А сегодня отдохните. Ибо вы истомлены дорогой.

Перед путниками на правом берегу широкого Дуная расстилалась во всей красе Буда, ограждённая каменными стенами. Рядом с ней располагалась Обуда, пригород, не вместившийся в каменную ограду городских стен. А за рекой виднелись строения Пешта, города простолюдья…

– Нравится? – перехватил взгляд молодого князя король Бела.

– Красивый город. Очень! – совершенно искренне ответил Ростислав, с блеском в глазах разглядывая башни с флюгерами, новомодное новшество, принесённое немецкими мастерами из своих земель.

– Я рад, что вам нравится, дорогие гости. Мой замок весь к вашим услугам!

– …Значит, так. Калитка будет открыта сразу после полуночи. Как раз его стража. Петли смазаны, не скрипнут. Небо тучится, так что пройдём без звука…

– Да верный ли человек? – перебил князь Ярослав своего разведчика. – Деньги взял, а не сделает?

– Не думаю, княже. Парень жадный да глупый. Серебро брал, аж руки дрожали. Задатку четверть, неужто от остатнего откажется?

– Кто знает… Чай, послухов в таком деле не представишь.