355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Павел Комарницкий » Мария, княгиня Ростовская » Текст книги (страница 15)
Мария, княгиня Ростовская
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:36

Текст книги "Мария, княгиня Ростовская"


Автор книги: Павел Комарницкий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 47 страниц)

– Мама, так я пойду? – Борис уже откинул меховую полость, намереваясь спрыгнуть на ходу, но Мария вдруг по какому-то наитию придержала его в санях. И в тот же миг в край возка с тупым звуком впилась стрела. Вторая со свистом пролетела мимо. Сзади дико заржала лошадь, кто-то вскрикнул болезненно.

– А-а-ы-ы! – с рёвом, как медведи из берлоги, из ельника повалили разномастно одетые люди, с рогатинами, дубьём, топорами…

– Разбойники!

– А ну! – боярин Воислав выдернул из ножен меч, и вся невеликая дружина с ходу врезалась в беспорядочно набегающую толпу.

Бежавший впереди лохматый детина изготовился пырнуть воеводу рогатиной – неловко, по-деревенски, будто медведя или кабана. Воислав отбил удар мечом и тут же без замаха ткнул концом клинка между глаз разбойнику. Хрустнула кость, и малый с утробным всхлипом повалился навзничь.

– А-а-а! Бе-е-ей!

Выпущенные татями стрелы, несмотря на многочисленность стрелков, не причинили одетым в броню витязям заметного ущерба – должно быть, луки разбойников рассчитаны были больше на белку да бобра. Стрелять же по коням они избегали – добрый конь дорогого стоит, добыча знатная… Это была ошибка. Возможно, подбежавшие разбойники и справились бы толпой с упавшими витязями, теперь же шанс на победу был душегубами утерян. Клинки умелых воинов так и мелькали, дикие вопли ярости сменялись ужасом. Бой стремительно превращался в избиение.

Возница, правивший возком, в которой сидела Мария с детьми, привстав на одно колено, выдернул лук из налучи и выпускал одну стрелу за другой, оскалясь, как рысь. Летели стрелы и с других подвод – все обозники были бывалыми ратниками.

Бой кончился так же внезапно, как и начался. Немногие уцелевшие тати успели нырнуть в лес, растворившись в чаще. Их не преследовали. Гладь реки, ещё минуту назад покрытая искрящимся свежим снегом, покрылась алыми пятнами и неопрятными комьями тут и там валяющихся трупов.

– Ух, язви тя… Достали-таки, тати проклятые… – возница с шипением выдернул из окольчуженного плеча стрелу.

– Цела, матушка моя? – подскакал к возку боярин Воислав.

– Да целы мы все, целы, Воислав Добрынич.

И тут громко, басом заревел маленький Глеб.

– У, тати проклятые, – звонко сказал Борис. – Дядя Воислав, ты герой!

– Рад служить, княже! – громко ответил боярин, и все захохотали, на взгляд Марии, чересчур громко. Так устроены люди – нужна им разрядка…

По полю бродили ратники, добивая раненых разбойников и собирая скудные трофеи.

– Прав, однако, Борис Василькович. Истинно проклятые тати. Четверо раненых у нас. – подошёл к боярину митрополит Кирилл.

– Тяжко?

– Тяжко не тяжко, а верхом путь продолжать не смогут. Отлежаться им надобно.

Боярин помрачнел.

– Ладно. Будем искать ночлег.

– Вот он, главный город Урусии, мой Повелитель, – Джебе указал на раскинувшийся перед ним Владимир, точно приглашая к столу.

Монголы разглядывали раскинувшийся перед ними громадный город. Выпавший накануне свежий снежок придавал ему необычайно нарядный вид, и над морем белоснежных искрящихся на солнце крыш курились, столбом вздымаясь вверх, многочисленные печные дымы. Но ярче всего сверкали знаменитые Золотые ворота, окованные листами золочёной меди – краса и гордость Владимира.

– Нет, мой Джебе, – возразил Бату-хан, щурясь от яркого зимнего солнца. – Главный город Урусии Кыюв. Но и этот неплох, как видно.

Стена охранных нукеров расступилась, и к джихангиру подскакал Бурундай.

– Ну? – встретил его вопросом Бату-хан.

– Великий хан, у урусов в том городе совсем нет войска. Так, стражники на воротах. Можем взять хоть завтра.

– Очень удачно, – довольно улыбнулся Бату. – Тогда с него и начнём.

– Нет, мой Бату, – негромко, но внятно возразил Сыбудай. – Начинать нужно отсюда.

Воцарилось молчание. Вообще-то все уже привыкли, что слово Сыбудая второе после Бату-хана. Но всё же второе, а не первое, и джихангир вроде как изрёк свою волю.

– Почему? – прищурясь ещё сильнее, спросил Бату-хан.

– Не слишком ли ты много взял на себя, почтенный Сыбудай? – подал голос и Джебе. – Воинам нужна добыча, это укрепит дух. Нам всем нужна добыча, если на то пошло.

– Я всегда беру ровно столько, сколько могу унести, мой Джебе, – невозмутимо заговорил старый монгол. – В отличие от тебя или храброго Бурундая. Разумеется, мой любимый Бату может отсечь мне голову, если сочтёт необходимым. Не думаю, однако, что моя голова ему больше не нужна. Если брать Суздаль, уйдёт четыре дня – один на штурм, три на потеху твоим славным воинам. Именно этих дней может нам не хватить. Что ты будешь делать, мой Джебе, когда коназ Горги прижмёт нас к стенам Владимира всей своей ратью?

– Приму встречный бой! У коназа Горги не так много сил, чтобы прижать нас!

– Не так уж много нужно сил, чтобы поймать кота, неосторожно залезшего в сапог, – насмешливо возразил Сыбудай. – Боя не будет, мой Джебе. Будет бойня.

Все снова замолчали.

– Твоя голова стоит всех наших, мой мудрый Сыбудай, – заговорил наконец Бату-хан. – Мы сегодня же начнём подготовку к штурму Владимира.

– Вот и они, Мстислав Георгиевич.

На высокой сторожевой башне было холодно, морозный ветер с завыванием гулял по смотровой площадке. Молодой князь Мстислав смотрел через узкую щель между козырьком кровли и стеной на растекающуюся вокруг города массу, напоминавшую отсюда муравьёв. Сколько тут их, силища какая…

– Слышь, Пётр Ослядюкович…Чего у них повозок никаких нету?

Воевода Пётр смотрел из-под руки, зорко отмечая порядок развёртывания вражеского войска.

– Передовые силы тут, летучие. Думаю, обозы завтра подойдут.

Воевода оглянулся по сторонам. На стенах густо стояли ратники, разглядывая сквозь бойницы полчища врагов, обступавшие город. Да, сила в городе имеется. Не зря собрали сюда всех Суздальцев, да и мужиков с окрестных сёл-весей. Восемнадцать тысяч с гаком бойцов, не шутка. Если стены устоят, никакой приступ не страшен – сбросят вниз, устелют вражьими трупами земляной вал пред стеной… Если устоят стены. А если не устоят?

Послышался скрип ступеней, и на верхнюю площадку по крутой лестнице выбрался князь Всеволод Георгиевич.

– Ну что там?

– Смотри, брат, – кивнул головой на смотровую щель Мстислав.

Всеволод, приникнув к щели, с бледным и злым лицом смотрел на монгольских всадников, с гиканьем скакавших на расстоянии в каких-то пятьсот шагов. Ближе к стенам они не подъезжали – степняки уже оценили дальнобойность тяжёлых урусских луков, и без нужды подставляться не собирались.

– Глянь, Пётр Ослядюкович. Вот и обоз ихний. А ты говорил, завтра…

Из лесу выезжали странного вида подводы: пара широких и низких колёсных повозок, нагруженных длинными брёвнами, так что концы брёвен лежали на разных повозках. Каждую такую подводу тащили по снегу восьмёрки лошадей, запряжённых попарно цугом.

– Это не весь обоз, княже. Это обоз осадный. Стенобитчики, стало быть…

Воевода оторвался от щели.

– Надо слать весть князю нашему Георгию Всеволодовичу, ребята. Дескать, прибыли наконец гости долгожданные. Какое сегодня число-то?

– Первое февраля уж.

– Ну вот… Готовьте письмо, я насчёт голубя распоряжусь пока.

– Смотрите! – вскрикнул вдруг Мстислав.

Прямо к воротам приближалась процессия из полусотни конных, ведущих на верёвках связанного простоволосого пленника в одних исподних штанах.

– Брат… – Всеволод глотал с трудом. – Брат, Владко…

– Эй, урусы! – чуть вперёд выехал невысокий чернявый человек на вороном коне. – Повелитель, великий и непобедимый Бату-хан говорит вам – нет худшего преступления, чем противится его воле! Этот молодой князь не захотел открыть ворота города Мускафы пред конём Повелителя, и вы сами видите, в каком он сейчас пребывает виде! Но Бату-хан добр. Если вы сей же час отворите ворота города, он не тронет ни вас, ни этого молодого князя. Более того, воины великого Бату-хана не тронут ни жителей города, ни их жён и детей, а возьмут лишь то, что и так по праву принадлежит Повелителю – десятую часть имущества. Подумайте! Вы все сохраните жизнь и свободу!

Толмач-глашатай замолк, давая русским время усвоить сказанное.

– Если же через полчаса не будет ответа, он будет наказан по всей строгости. И после того, как воины Повелителя войдут в ваш город, никто из жителей не будет вправе сетовать на свою судьбу. Время пошло!

Мстислав обернулся к брату и воеводе.

– Да что же это! Брате! Пётр Ослядюкович! Ведь выручать его надобно!

– Как?! – взорвался Всеволод.

– Вылазку сделать немедля! Сколько их тут, сотня? Порубить всех, Владку на коня и айда!

– Тихо, Мстиша, тихо, – подал голос воевода. – Нельзя, княже. Никак нельзя. На это, должно, и расчёт у поганых. Что не выдержим мы, отворим ворота. Так или иначе.

– Так что теперь?! – схватил воеводу за грудки Мстислав. – Ведь Владко там, понимаешь ты?!!

Воевода осторожно отцепил от себя руки младшего княжича, с трудом разжав сведённые судорогой пальцы.

– А тогда план поганых удастся. И его не спасём, и город погубим. Терпи, княже. Это война.

– Да ты… ты…

– А ну заткнись! – рявкнул Всеволод. – Воешь, как баба! Прав воевода, и ты сам это знаешь! Утихни и думай!

Мстислав враз осел, тяжело дыша.

– Прости, Пётр Ослядюкович.

– Пустое. Не о том говоришь.

Они вновь приникли к щели. Пленный князь Владимир уже не стоял на ногах, очевидно, промёрз. Его поддерживали на верёвках. А сбоку откуда-то выдвинулись два здоровенных бритоголовых степняка, неторопливо начали раскладывать походный горн, раздувать огонь.

– Братка… Всевол, его же огнём пытать хотят!

Воевода крякнул.

– Этого допустить нам не можно. Эй, Олекса!

– Тут я! – высунулся из люка ратник.

– Сергия Стрижа покличь.

Голова скрылась. Палачи уже раздули огонь и теперь калили в горне клещи.

Послышалась возня, и на башню взобрался длинный, на голову выше всех мужчина.

– Звали кто?

Воевода Пётр обернулся.

– Такое дело, Сергий. Взгляни вон.

Слегка нагнувшись, ратник посмотрел в щель.

– Княжич Владимир!

– Нельзя допустить, чтобы надругались над ним поганые, – воевода смотрел сурово. – Достанешь?

Ратник задумался.

– Трудно. Далеко очень. И потом, я так мыслю, попасть надо точно в сердце.

– Верно понял. Сможешь?

Ратник ещё подумал.

– Ветер стих. Можно попробовать.

– Не пробовать, сделать надо! – не выдержал Мстислав. – Неужто допустим, чтобы калёным железом пытали его?

Сергий ещё помолчал.

– Раз так, сделаю.

Он спустился вниз и спустя недолгое время возник на башне вновь, неся тул со стрелами и громадный, едва не в свой рост лук.

– Ну-ко, отойди, княже.

Стрелок прилаживался долго, выбирая удобное положение. Надел перчатку с железным крюком [при стрельбе из очень мощных луков для удержания тетивы применяли специальный крюк. Прим. авт.] Достал из тула стрелу с чёрным оперением.

– Особая то стрела. С ядом чёрного паука, колдун один сделал. Даже ежели не совсем точно угодит стрела, смерть мгновенная почти.

Между чем палачи уже подготовились. Вперёд выехал всё тот же чернявый толмач.

– Ваше время истекло! Какой будет ответ?

Сергий прицелился, натягивая свой чудовищный лук. Стрела ушла к цели со свистом, так стремительно, что полёт её не удалось проследить. Сергий немедленно выхватил вторую стрелу и наложил на тетиву. Толмач, осознав, начал поворачивать коня, но не успел. Стрела впилась ему в бедро, переводчик с воплем рухнул на землю, выгнулся дугой и затих. Очевидно, Сергий не стал стрелять в грудь, опасаясь, что стрела не пробьёт на таком расстоянии доспех под одеждой.

И точно так же затих, обвиснув на верёвках, князь Владимир с торчащей из груди стрелой.

– Вот и весь ответ им.

Пришедшие в себя монголы дружно отхлынули, бросив на произвол судьбы убитых и спешившихся палачей, уходя из зоны обстрела. Плечи Мстислава вздрагивали.

– Брат… братик…

– Мама, а почему эти люди так бедно живут? Потому что дань платят, да?

Мария в замешательстве глядела на сына. Вот так вот нет-нет, да и выскажет князь молодой своё весомое мнение. Надо же, до чего всё-таки проницательны бывают дети…

– Ты давай-ка спи, Бориска. Завтра с раннего утра опять поедем.

– И опять тати на нас навалятся?

Мария улыбнулась.

– Это вряд ли. Ты думаешь, уж так под каждой ёлкой прямо тать и сидит?

– А под которой сидит, ма?

– Да спи уже, вот мучение! – засмеялась Мария, взъерошив сыну волосы. Зарос, надо бы подстричь…

Обоз остановился на ночлег в одной лесной веси, настолько неприметной, что в тридцати шагах пройди, не заметишь. Если бы не знал один витязь мест здешних, нипочём бы не нашли.

Раненых разместили в одной избе, почище и побольше. В другой, пятистенной, поселили княгиню и владыку Кирилла. К чести своей, Кирилл оказался сведущ не только в чтении священных книг, но и в лекарском искусстве понимал кое-что. Сейчас он был занят ранеными – промывал раны крепким отваром чистотела и календулы, перевязывал…

Борис Василькович угомонился наконец, заснул рядом с братом, уже давно сопевшем в две дырки. Мария разглядывала разрумянившиеся во сне лица сыновей, и сердце её сжималось. Что-то ожидает их?

В избе было душно, пахло дымом, прелыми овчинами и перекисшим квасом. На столе, дочиста выскобленном, горела свеча, прилепленная воском к столешнице – подсвечника в доме не оказалось, поскольку свечей хозяева не употребляли, обходясь лучинами, распаковывать же поклажу, чтобы достать свой подсвечник, не стали. Мария обвела глазами убогое жилище: закопчённые до половины стены, как в бане, на вбитом в расщелину бревна костыле висит хомут, под лавкой возле печи с полдюжины разномастных горшков – вот и всё убранство… Да, бедно живут здешние лесные люди. Из года в год борются за пропитание…

Раздались шаги, и в дверной проём, разделавший обе половины избы и занавешенный дерюгой, просунул голову епископ Кирилл.

– Не спите? – полушёпотом спросил он.

– Тс-с… – приложила палец к губам Мария. – Заснули наконец. Ну что, владыко?

– Всё в порядке покуда. Жить все будут, но в путь отправиться без них придётся. Ты вот что, матушка моя… Оставить надобно с ними двух человек, витязей покрепче.

– С чего бы? – удивилась Мария. – Не лишние и так люди у нас…

– Не знаешь ты лесной народ, Мария. Ой, не знаешь… В них христианского духу на мизинец, не больше. За полугривну убьют, если знать будут, что не покарают их. Так что, пожалуй, трёх воинов оставить надобно.

Ястреб-тетеревятник был голоден и оттого зол. Очень голоден и очень зол. Последняя добыча, конечно, была хороша – крупный тетерев-косач, не успевший ещё растерять весь запас нагулянного к зиме жира. Но времени с тех пор прошло немало, и голод всё сильнее терзал хищника, не давая спать.

Короткий зимний день кончался, солнце уже скрылось за горизонтом, и на полнеба разгорался ясный зимний закат, предвещавший на ночь сильный мороз. С верхушки вековой сосны, возвышавшейся над лесом, ястреб зорко следил за округой. Хоть бы какая птица поднялась в воздух! Или белка хотя бы проскакала по снегу, что ли… Нет ничего. Как вымерли все в округе.

Ястреб вдруг резко повернул голову. На фоне быстро бледнеющего неба появилась тёмная точка, быстро приближавшаяся. Ну наконец-то!

Ястреб взмыл в воздух и ринулся на перехват. Заметив приближающегося хищника, добыча – теперь ястреб уже видел, что это голубь – резко изменила направление полёта и устремилась к земле, пытаясь скрыться в лесной чаще. Ещё секунда, и голубю удался бы маневр. Но этой секунды ему не хватило.

Хищник ударил голубя на лету с такой силой, что перья полетели во все стороны. Добыча ещё слабо трепыхалась в когтях, но голодный ястреб уже пристраивался поудобнее, торопясь скорее приступить к трапезе. В этих местах немало соболей и куниц, и если с куницей можно поспорить, то соболь запросто отнимет добычу.

Ястреб рвал тёплое мясо, торопливо глотая куски и не обращая внимания на прикрученный шёлковой ниткой к лапе жертвы маленький свёрток белой бумаги.

Кстати, ястреб уже заметил, что голуби часто летают вон в то человечье жилище, спрятанное в чаще. Избушка была замаскирована так, что и с двадцати шагов не видно. Но только человеку, а не ястребу, смотрящему сверху. Каждый день из той избы выходил человек, подбрасывая в воздух голубя, и тот улетал. Но раньше ястребу хватало крупной добычи, и он только смотрел на голубей – пусть их летают до поры…

В общем, с этого места улетать нельзя. Конечно, голубь не тетерев, но и не такая уж малая птица, чтобы не прокормить одинокого ястреба. Особенно если добыча будет каждый день.

– Ну что, Елю Цай, тебе опять нужно две тысячи свежих девок?

Джебе возвышался на сером, в яблоках, скакуне, как памятник. Китаец усмехнулся про себя – у этого монгола очень развито чувство опасности, ничего не скажешь. Не так уж мало на свете белых скакунов, и уж для прославленного хана вполне можно было бы найти. Но вот предпочитает ездить на сером, дабы не вызывать у Повелителя ненужных ассоциаций. Всем ведь известно, что Бату-хан разъезжает на белом коне…

Джебе, в свою очередь, разглядывал хозяйство китайца, заметно выросшее. Люди, как муравьи, тащили брёвна, верёвки, бронзовые оси, железные корзины с цепями, собирали тяжёлые стенобитные машины, неподалёку разгружали подводы с дровами – калить тяжёлые валуны…

– Волосы урусских девок великолепны, прославленный нойон, и до сих пор не потеряли упругость. Как и сами девки, я надеюсь, – улыбнулся Елю Цай.

Джебе захохотал, понравилась шутка.

– Ладно, тем лучше. С отрезанными волосами пленницы сразу дешевеют в полтора раза! Значит, ничего не нужно?

– Ну как же ничего? – вскинулся китайский мастер. – У меня почти не осталось зажигательных горшков!

Джебе поморщился. Опять горшки… Достал уже этот китаец со своими горшками.

– Лучше бы ты попросил ещё три тысячи девок, Елю Цай!

– Ничего?

– Ничего, княже.

Князь Георгий Владимирский хмуро смотрел на невысокого тощенького мужичка неопределённого возраста, переминавшегося перед ним. Рядом с мужичком стояла деревянная клетка с почтовыми голубями.

– Сегодня какое уж?

– Третий день сеченя пошёл, однако, – отозвался мужичок.

– И ни одного письма из Владимира?

Мужичок тяжко вздохнул. Он заведовал голубиной почтой. Голубь, как известно, всегда летит к дому, и если с отправкой сообщений во Владимир трудов особых не было – вон она, клетка с птицами, выпустил утром, и в тот же день письмо в стольном городе будет – то с обратной почтой были проблемы. От избушки голубевода до тайного лагеря русской рати было вёрст сорок, приучить же птиц летать прямо в лагерь за короткое время невозможно. Оттого к избушке почтаря-голубевода каждый день наведывался маленький отряд всадников, чтобы забрать донесения, поступавшие из Владимира. Только вот уже три дня как не было никаких донесений.

– Я вот и то думаю: уж не бьёт ли кто голубок моих? Ястреб там… – подал голос почтарь.

– Ладно, Ропша, иди, – хмуро отозвался князь Георгий.

– Тут вот шесть птичек тебе самолучших, княже, – указал на клетку почтарь. – На Владимир все нацелены. Дозволь совет дать, княже… Ты их по два выпущай, с письмами одинаковыми. Только не враз, а погодя час-другой. Так-то вернее будет.

– Добро.

Когда Ропша ушёл, князь повернулся к своим приближённым.

– Что думаете, други?

– Гонца слать надо, – отозвался боярин, сидевший возле окна.

Георгий задумался, меж бровей легла глубокая складка.

– Ратибор!

– Тут я, княже.

– Возьмёшь завтра утром своих людей и в путь. Два дня туда, два обратно. Разведаете, что там. Токмо осторожно. Ежели город в осаде, сразу назад во весь дух.

– Сделаем, Георгий Всеволодович.

Тяжкий удар потряс стену, но брёвна частокола выдержали. Опять выдержали. И в этот раз выдержали. Сколько ещё выдержат?

Воевода Пётр Ослядюкович инстинктивно отклонил голову, и тотчас мимо самого уха свистнула огненная стрела, едва не опалив бороду. Воевода грязно выругался.

– А ну, дай-ка лук мне! – протянул он руку к молодому ратнику, стоявшему у соседней бойницы.

Однако обидчик, едва не сразивший владимирского воеводу, уже затерялся среди массы таких же поганых, гарцевавших под стенами города и непрерывно обстреливавших их горящими стрелами. Пришлось выпустить приготовленную стрелу в первого попавшегося всадника, но облегчения это не принесло. Какое облегчение? Сколько ещё простоит Владимир под таким непрерывным приступом?

Сбоку возник молодой князь Мстислав.

– Ну что там? – воевода вернул лук стрелку, отступил от бойницы.

– Ничего не пойму я, Пётр Ослядюкович. Прибыло два голубя, с письмами одинаковыми. Батюшка спрашивает, нет ли осады. Не получает он наши послания, или как?

Воевода еле сдержал ругательство.

– Два голубя, говоришь? Так и нам надобно двух посылать! Мало ли что с одним сотворится… Завтра уж пятое число! Помощь нужна, княже, помощь немедля!

– Берегись!

Огненный клубок пронёсся над самым частоколом, канул в тёмную массу построек, и тут же в месте падения вспыхнул пожар. Послышались крики, маленькие неясные фигурки засуетились, укрощая пламя.

– Я вот что подумал, Пётр Ослядюкович, – заговорил Мстислав. – Ворота золотые еле стоят уж. И крепить бесполезно.

– Твоё предложение?

– Надобно заложить ворота камнем, какой имеется. За ночь справимся. Инда будет крепче стены.

Воевода крякнул.

– Добро мыслишь, княже. Сам возьмёшься?

– Ну.

– Действуй.

Проводив молодого княжича взглядом, воевода подумал – добрый вырастет правитель… Вырос бы…

Новый удар потряс частокол. Сколько ещё простоят стены?

Сколько ещё простоит Владимир без подмоги?

– Здрав будь, Георгий!

– Здравствуй, брате, здравствуй!

Князь Георгий обнял брата, князя Ярослава Всеволодовича.

– Вот привёл рать переяславскую, сколько есть.

– А сколько есть?

– Одиннадцать тысяч, однако, и все верхоконные.

– Добро. В дом пожалуй! Да и своим скажи, пусть располагаются. Место готово для вас, всем хватит!

Князь Ярослав отдал приказ кому-то из своих бояр, тот повернулся и исчез. Братья же вошли в дом.

Князья уселись напротив друг друга.

– Сколько войска уже набралось, брате?

– С твоими, почитай, пятьдесят. Ещё завтра с Галича-Мерьского подойдут, с Городца, с Ярославля да с Нижнего Новгорода послезавтра…

– Послезавтра уж седьмое будет.

Князь Георгий помрачнел.

– Знаю. И из Владимира вестей никаких…

– В осаде город.

Георгий резко вскинул голову.

– Верные сведения?

– Куда уж верней, – усмехнулся невесело князь Ярослав. – Это вы тут на Сити сидите, как медведь в берлоге. Третьего дня голубь весточку принёс. Обступили поганые и Владимир и Суздаль.

Князь Георгий с силой ударил кулаком по столу.

– Всё. К десятому рати готовы будут, сразу и выйдем. Прижмём Батыгу!

– Тётя Фиса, И я тоже хочу пирога с брусникой! И Глебка!

– Будет, будет вам обоим пирог с брусникой!

Жена Ярослава Всеволодовича Феодосия, полная улыбчивая женщина, смотрела на ребятишек.

– Эх, как время летит, а Мария? Кажется, мой Алексаша вот вчера такой был…

– Такой как я, или как Глебка? – деловито уточнил Борис Василькович. Женщины засмеялись.

– Сперва такой как Глебушка, а потом как ты!

Феодосия внезапно погрустнела.

– Сидим тут, как мыши в подполье… Что там делается, в миру?

Мария тоже перестала улыбаться. Уже привычно засаднило сердце. Да, мы тут в тепле и сытости, а каково-то сейчас тем, кто в лесах готовится к смертному бою?

Мария оставила вязанье, подошла к окну, затянутому слюдой. Городок Белозеро был совсем крохотным, весь и весь, разве что огорожен высоким тыном. Край владений ростовского князя, и край земли русской. Крохотные деревушки-веси на три-четыре избы жались на клочках скудной северной земли, отвоёванной у леса топором и огнём. Впрочем, лес отнюдь не собирался прощать людям вторжения, каждое лето упорно пытаясь вернуть себе утраченные земли, и борьба за жито была тут подлинной битвой за жизнь, упорной и постоянной.

И жители здешние, и русичи, и чудины были такими же, как этот лес – могучие, молчаливые мужики, привычные к тяжкой ежедневной работе, крепкие бабы и девки… Сильный северный народ, слабым тут трудно.

Княжий терем в Белоозере был совсем невелик, и если учесть, что кроме Марии с сыновьями и слугами тут разместилась княгиня Феодосия Переяславская с челядью, в хоромах было только что не тесно.

Гонцы сюда, на край света, добирались от Ростова три дня, от Переяславля-Залесского четыре-пять, от Владимира же и Суздаля не прибывали вовсе. Была, правда, налажена голубиная почта между Белоозером и Ростовом – как-никак город был северным порубежьем ростовского княжества, и о набегах варягов и диких чудинов помнили тут по преданиям. Но прямой связи с тайным лагерем, где собирал рати великий князь Георгий, не было, и вести доходили короткие, без столь важных сердцу подробностей. Что там и как?

Маленький Глеб играл с деревянными шарами, катая их туда-сюда. Ему активно помогали котята, носившиеся по горнице как угорелые. Им было весело, этим котятам. Мария даже зажмурилась – так вдруг завидно стало. Не знать ничего, не думать ни о чём… Не понимать и жить этим днём, без всяких забот о «завтра»…

– Мама, мама, а тятя когда нас заберёт отсюда? – подал вдруг голос Борис.

И неожиданно для себя самой Мария вдруг отчаянно, взахлёб, по-детски разрыдалась.

– Ничего?

Почтарь-голубятник Ропша виновато развёл руками. Пятеро хмурых витязей оглаживали коней, явно уставших от долгой скачки.

– Может, зажирели твои голуби, а?

– Это ты зря, Варлам. Я своё дело не первый год знаю.

Старший группы всадников, вислоусый Варлам, сплюнул в снег.

– Ладно, чего с тебя… Поехали, братие.

– В дом зашли бы. Отдохнут кони.

– Некогда. Назад сорок вёрст, стемнеет скоро. Эх, досада князю… Ладно, до завтра!

Всадники разом взяли рысью. Ропша проводил их взглядом, постоял немного, вдыхая морозный воздух, и вернулся в дом.

В избе один угол занимала немалых размеров печь, топившаяся по-белому, в другом же углу была устроена голубятня, причём так, что голуби могли входить внутрь помещения через пропил в бревне, где снаружи был прилажен леток. Таким образом почтарь мог лежать на печи и не пропустить при этом прилёта птицы.

Ропша скинул полушубок, сапоги и принялся орудовать у печи. С тех пор, как умерла у почтаря жена, он жил один – мало было желающих связать свою жизнь с бобылём, одиноко живущим в чащобе, подобно медведю. Да и сам Ропша не стремился к повторному браку, очень уж светел был в памяти его облик той, единственной…

Пламя в зеве печи вспыхнуло, озарив полутёмную комнату, голуби дружно загулькали, заворковали.

– Сейчас, сейчас, покормлю вас!

Но гульканье стало громче, послышалось хлопанье крыльев, и тут почтарь заметил прибывшего голубя.

– Ну наконец-то! Ах ты мой милый!

И уже освобождая голубя от посылки, почтарь вдруг подумал – вот чуть отдохнули бы гонцы, так сегодня уже письмо оказалось бы у князя. А так только завтра теперь, и то к вечеру. А завтра уже шестое.

– Матушка пресвятая богородица, защити и оборони… Не дай погинуть семье нашей, не дай попасть в неволю лютую, не допусти поруганья…

Княгиня Агафья Владимирская молилась истово и страстно, кладя земные поклоны один за другим. С высоты на неё глядел мудрый и печальный лик богоматери. Вообще-то ранее лик сей не казался Агафье таким печальным. Но не сейчас.

– Господи вседержитель, оборони нас от лютости поганых…

Здесь, в келье, не было слышно доносившегося со всех сторон шума битвы. И даже тяжких ударов глыб, выпущенных из вражеских камнемётов. И запах ладана перебивал вонь пожарищ, которые уже третий день преследовали княгиню. Суббота мясопустная, праздник на носу… Вот он и праздник. Вместо веселья стон и плач стоит во Владимире.

Княгиня Агафья молилась бы ещё долго, но в келью, деликатно кашлянув, заглянул сын. Старшенький, Всеволод.

– Прости, мама, помешал…

Княгиня встала с колен, обернулась. Обычно сыновья и снохи старались не тревожить великую княгиню во время молитвы, зная, как мать не любит этого. Но не сейчас.

– Что там, сынок? Нет от отца ответа?

– Нет, мама.

Помолчали. Княгиня Агафья вдруг с силой прижала к себе сына, щекой припала к холодной, с мороза кольчуге.

– Сынок, родной…

Сын молчал, неловко гладя мать по голове.

– Пойду я, мама. Всех повидал, и тебя вот…

– Мстислав где?

– Живой. Пока живой.

Мать резко отстранилась, пристально глядя в глаза сыну.

– Не след так говорить.

– След, не след… Ладно, пойду. Времени нет совсем.

И уже на пороге обернулся.

– Ты это… ну… прости, ежели что я не так…

– Сынок!

– Сегодняшняя ночь, должно, последняя, мама. Ежели завтра к утру не подоспеют нам на подмогу…

– Ну что там, княже?

Рука князя Георгия дрожала, желваки ходили под бородой.

– Письмо повторное. Прежнее послано было четвёртого ещё. Сообщают об осаде, подмоги просят как можно скорее.

Князь осторожно положил бумажку на стол, разгладил ладонью. Вновь вчитался в текст, будто надеясь, что проступят меж строк совсем другие буквы, несущие не столь грозный смысл…

– Может, нам завтра с утра выйти, брате? – заговорил Ярослав Всеволодович. – Завтра седьмое уж. Девятого будем под Владимиром, если без обоза.

Князь Георгий глядел в стол.

– Нет. Завтра к вечеру меряне подойдут, да послезавтра тверичи с нижегородцами, ещё ярославцы… Да хотя день отдыха надо дать, в порядок себя и коней привесть. Утром десятого выйдем. Обоза не берём, пеших тоже. Всех коней под седло, сколько есть. Двенадцатого там будем. Ударить надобно с походу, внезапно. Иначе никак.

Помолчали.

– А ну как поздно будет, дядя? – спросил князь Василько. – Сколько дней Рязань в осаде простояла?

– Владимир не Рязань! – возвысил голос Георгий. – И кто командует ратью всей, Василько Константинович, я или ты? Ежели всё бросить сейчас и как встрёпанным ринуться… Поймите вы все, не половцы это! Тут нельзя давать промашки, ибо второго раза у нас не будет. Один удар токмо, пан или пропал. Всё у меня!

– … Так что не мы одни, друже, к нему пробираемся. Вся сила русская там сейчас.

В корчме было жарко, и немногочисленные гости сидели, скинув на лавки шубы и шапки. Собеседник Путяты, здоровенный мужик с густой русой бородой и длинными волосами, подвязанными шнурком, неторопливо отхлёбывал пиво из глиняной кружки. Кроме них двоих, в корчме были ещё какой-то купец с сотоварищами, спешно пробиравшийся на Волгу, пара селян и сам корчмарь. Негусто.

Корчма стояла уже на ростовской земле, и была одной из немногих ещё действующих. Большинство корчмарей в ростовских, переяславских и владимирских уделах уже прикрыли свои заведения и вместе с семьями, серебром и движимым имуществом либо укрылись в густой чащобе, либо подались в ближайший город, надеясь на защиту городских стен. Тем более поток проезжих иссякал на глазах.

– Слышь, Станята… Как мы найдём-то? Никто не знает, где стал князь Георгий…

– Найдём! – уверенно ответил Станята. – Ясен пень, дорога туда секретная. Ну да нам-то что? Первому дозору откроемся, они и передадут с рук на руки. Ратный люд сейчас князю ой как надобен!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю