Текст книги "Моцарт и его время "

Автор книги: Павел Луцкер

Соавторы: Ирина Сусидко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

> Теперь для того, чтобы убедить публику, [...] я решился предпринять

нечто совершенно особенное. А именно – он должен написать оперу для театра. И что Вы думаете, какой шум поднялся среди этих композиторов? «Что?Сегодня видим Глюка, а завтра – мальчика 12лет, который сидит за клавиром и дирижирует своей оперой?» Да, вопреки всем завистникам! Я даже Глюка привлек на нашу сторону, хотя ему не совсем по душе [...]. А чтобы быть уверенным в актерах, которые обычно доставляют композитору наибольшие неприятности, я начал дело с них. [...] Сказать по правде, первым, кто подал идею, чтобы Вольфганг написал оперу, был сам император, который 2 раза спрашивал Вольфганга, не хочет ли он сочинить оперу и сам ею дирижировать^а ?

а Письмо от 30 января 1768 г. – Впе/еСА I. 5. 257.

ВУНДЕРКИНД / «Педагогическая поэма» Леопольда Моцарта

О

И

н

о

<и

Он

о

«

н

Чувствуется железная хватка и организаторский талант, присущий Леопольду. В запале он даже приписывает себе идею сочинения оперы для Вены, хотя потом, спохватившись, указывает на Иосифа II. Леопольд все просчитал. Он склонил на свою сторону самого влиятельного из потенциальных неприятелей Моцарта – Глюка, он вошел в контакт с исполнителями, то есть сделал все, что обычно делал композитор и вряд ли мог самостоятельно предпринять подросток. Правда, не все хлопоты увенчались успехом. Завистники и недруги продолжали наступление, критикуя музыку, обвиняя Вольфганга в том, что тот плохо знает итальянский язык, что за него пишет отец. Леопольду пришлось проводить «рекламные» акции, в чем-то даже напоминающие современные РЯ-технологии:

> Едва я услышал все это, то в самых солидных местах начал ссылаться на слова отца музыки Хассе и великого Метастазио, которые говорили, что те клеветники, которые распускают слухи, должны прийти к ним и из их уст услышать, что из 30 опер, которые идут в Вене, ни одна ни в чем не может сравниться с оперой этого мальчика [...]. Я велел взять первый попавшийся том сочинений Метастазио, открыть книгу и первую же арию, которая попадется под руку, дать Вольфгангу. Он схватил перо и, не задумываясь, на глазах большого числа людей, с поразительной скоростью стал к ней писать музыку [в сопровождении] многих инструментов^Л.

Деятельность Леопольда-«менеджера» выдавала столь же яркий талант и темперамент, который был свойствен ему как педагогу. Он всегда твердо знал, что в тот или иной момент необходимо сыну. И в профессиональной сфере ошибался редко, так как им руководила искренняя вера в исключительное дарование Вольфганга:

> Если мне суждено когда-либо убедить сомневающихся, то я должен это делать именно сейчас, когда всё, что только называют чудом, отрицают и высмеивают. Поэтому их нужно убедить. И разве не было для меня великой радостью и большой победой, когда один вольтериянец был вынужден с удивлением сказать мне: «Теперь я хоть раз в своей жизни видел чудо. Впервые!»^ь

Позднее, уже став взрослым и начав собственную педагогическую практику, Вольфганг постоянно апеллирует к опыту Леопольда. Во время поездки в Париж он не без гордости пишет о том, что отцы (Штайн, Каннабих, Бранк, Хамм и др.) прислушиваются к его советам в деле музыкального воспитания дочерей. «Она теперь наполовину моя ученица», «учась у меня, она будет очень хорошо и аккуратно играть», «он теперь во всем спрашивает моего совета», «для... дилетантки она играет вполне хорошо, и это благодаря мне» – реплики из писем Моцарта не оставляют сомнения в том, что в области педагогики он стремился стать вровень с отцом, хотя и не скрывал, что тяготится преподаванием. В ответ

а Письмо от 30 июля 1768 г. – Впе/еСА I. 5. 271. Ъ 1Ыд. 8.272.

ь

на призывы Леопольда поскорее отправиться в Париж он довольно резко высказывается о своих перспективах во французской столице:

> Яне мог бы пробиться ничем, кроме как учениками, а для этой работы я не рожден. У меня тут [в Мангейме] живой пример. Я мог бы иметь 2 ученика. Сходил к каждому по 3 раза, потом одного не застал, хотя он должен был меня ждать. Я с охотой могу дать урок из любезности, особенно когда вижу гений, радость, удовольствие от учения. Но когда надо ходить в определенный час на дом или ждать кого-то дома, этого я не могу, как бы много этим ни заработал. Это для меня совершенно невыносимое.

Тем не менее, когда жизнь ставила Вольфганга перед необходимостью частной практики (от педагогики он не был свободен вплоть до конца жизни), то он вольно или невольно вспоминает уроки отца. Игра оказывается панацеей и в занятиях с учениками далеко не так одаренными, как он сам. Занимаясь с дочерью герцога де Гина, хорошей арфисткой, которую отец вознамерился обучить композиции, Моцарт пробует разные подходы:

> Среди прочего мне пришло в голову сочинить совсем простой менуэт и попробовать, не сможет ли она написать вариацию? Все напрасно. Ну, подумал я, она просто не знает, с чего ей начинать. Тогда я варьировал первый такт и сказал ей, чтобы она продолжила в том же духе, придерживаясь этой Шее. Наконец что-то получилось. Когда она закончила, я спросил ее, не хочет ли она сама начать что-нибудь. Только первый голос, мелодию. Она раздумывала целую четверть часа, но ничего не вышло. Тогда я написал 4 такта менуэта и сказал ей: «Посмотрите, что я за осел: начал менуэт, а не могу закончить даже первой части. Будьте так добры, завершите его»^ь.

Итак, вначале – попытка обычных занятий по принципу «делай, как я». Задание, требующее самостоятельного решения, ставит ученицу в тупик. И Вольфганг предлагает ей известное всем педагогам упражнение – досочине-ние. Чтобы разрядить обстановку после весьма тягостных и, надо полагать, безуспешных попыток юной герцогини что-то изобрести самостоятельно, Моцарт облекает задание в подобие игровой ситуации. Все это очень напоминает прием из воспитательного арсенала Леопольда, провоцирующего своего маленького внука поскорее отправиться спать. Конечно, в общении с великосветской ученицей игровая ситуация приобретает неизбежный оттенок галантной условности, однако подход, по сути, тот же. Сложно сказать, насколько отрицательное отношение Вольфганга к педагогике было обусловлено исключительно его внутренними побуждениями и склонностями. То, что он охотно раздавал методические советы даже тем, кто его об этом, собственно, и не просил, то, с каким пылом он занимался с Алоизией, хотя мог иначе проводить время с девушкой, в которую был влюблен, показывает: педагогическая жилка, унаследованная от отца, у него была. Только на его долю не досталось такого ученика, каким был он сам.

Письмо от 7 февраля 1778 г. – Впе/еСА II. 5. 264.

Письмо от 14 мая 1778 г. – Впе/еОА II. 5. 357.

ВУНДЕРКИНД / «Педагогическая поэма» Леопольда Моцарта

О

и

н

о

Р

а

о

я

н

О «чуде природы» и природе чуда_{<<0дарен по}__{моцартовски>>) <<Мо}царта из

него не получится» – такие высказывания знакомы каждому, их можно услышать из уст людей, даже очень далеких от музыки. «Подумай, может быть, ты убиваешь будущего Моцарта!» – именно так и никак иначе сформулировали свой призыв противники абортов. В этих высказываниях содержится апелляция к некой абсолютной мере гениальности, действительной «для всех времен и народов». Никто не оспаривает гений Баха или Бетховена, Чайковского или Вагнера. Но лишь имя Моцарта стало нарицательным – в силу того, что его талант не только был выявлен крайне рано и мощно, но развит и приумножен в последующие годы. Для массового сознания Моцарт – символ гения как такового, без ссылок на какие-либо сравнения, без перечисления исторических заслуг и оценки места в мировой культуре.

Во второй половине XX века феномен «вундеркинда», не утратив экстраординарной сущности, превратился, тем не менее, в предмет едва ли не массового производства. Детские конкурсы, специальные музыкальные школы, фонды поддержки юных дарований создают питательную почву для появления множества «чудо-детей». Сегодня исполнитель практически на любом музыкальном инструменте вряд ли может претендовать на какое-либо место в «первом эшелоне», если уже в раннем детстве не обладал ярко выраженным талантом. Иными словами, все значительные современные мастера в той или иной степени были вундеркиндами. Почему «казус Моцарта» не был повторен, об этом еще предстоит поразмышлять. Но насколько он был экстраординарен для XVIII века?

История не сохранила имен музыкантов, способных в этом отношении сравниться с Моцартом. Тем не менее известно, что исполнительское дарование рано проявил Доменико Скарлатти, который уже в 15 лет (1700) занял пост органиста и чембалиста при королевском дворе в Неаполе. Широко известна также полулегендарная история, согласно которой Гендель ребенком прятался на чердаке от отца и там тайком музицировал на клавесине. Несмотря на слабое здоровье, весьма рано проявилось виртуозное дарование Вивальди.

Из современников Моцарта прежде всего следует упомянуть его сестру Наннерль. Поначалу Леопольд вывозил в музыкальные путешествия оба «чуда природы», причем дочь вызывала восторженные отзывы наряду с сыном. Отмечали, в частности, что на клавесине она играет «очаровательно и с редкой красотой... самые трудные вещи» (Гримм, 1764)^а. Именно с нею Вольфганг делился своими итальянскими музыкальными впечатлениями, обсуждал профессиональные вопросы, давал советы, спрашивал ее мнения о музыкальных пьесах. Наннерль не переставала заниматься на клавире на протяжении всей своей жизни. После смерти мужа, юриста и высокопоставленного чиновника И. Б. Ф. фон Берхтольд цу Зонненбурга^ь, она давала уроки музыки в Зальцбурге. Похоже, музыка долгие годы оставалась главной ее радостью – в том числе и во время не слишком счастливого семнадцатилетнего брака. Когда в 1824 году ее посетил тридцатитрехлетний племянник – младший сын Моцарта Франц Кса-вер, она записала в своем дневнике: «В год моего 70-летия я испытала несказанную радость: впервые увидеть сына моего незабвенного брата и услышать его игру – совсем в духе его отца; каким сладостным воспоминанием это было!»^с

а Цит. по: УлыбышевА. Указ. соч. Т. 1. С. 47.

Ь Наннерль вышла замуж в 1784 г. за человека, уже дважды овдовевшего, с пятью детьми.

с Цит. по: ВощегИ. >ЛЫГ§ап§ Атаёеиз Могап. МйпсНеп. 2003. 5. 32.

Слава девочки-вундеркинда, осветившая детство Наннерль, ушла в прошлое. Она высоко поднялась над средним уровнем любительницы музыки, однако профессиональная карьера у нее не сложилась. Причины крылись отнюдь не в недостатке способностей или образования. В то время для женщины стезя пианистки все еще оставалась весьма и весьма тернистой, тем более в Германии. Пожалуй, только известные оперные певицы имели весомый статус в обществе и могли рассчитывать на оплачиваемые должности. Пример – Алоизия Вебер, в весьма молодом возрасте получившая ангажемент в Мюнхене, а затем в Вене. Несмотря на все свои весьма высокие социальные амбиции, Леопольд предпочел для дочери иную судьбу.

Гордостью Швабии считался вундеркинд-органист Йозеф Зигмунд (1754—1825), который был всего двумя годами старше Моцарта. По пути из Парижа в небольшом немецком городке Биберахе (ноябрь 1766 года) Вольфганг соревновался с ним в игре на органе. «Каждый сделал все возможное, чтобы оспорить преимущества другого, и состоявшееся соревнование принесло весьма славные результаты обоим» – таков был отзыв очевидца. Впоследствии «соперник» Вольфганга принял монашество под именем Сикст Бахман и продолжал работать регентом и органистом, много сочинял³.

Вундеркиндом слыл также друг и сверстник Моцарта, скрипач и композитор Томас Линли (1756—1778)^ь. В их жизни было немало сходных моментов. Отец Томаса, как и отец Вольфганга, был музыкантом. В Англии он получил известность как композитор, клавесинист, вокальный педагог и концертный импресарио. Первый публичный концерт Томаса состоялся, когда ему не было еще семи лет. Линли-старший посчитал необходимым, чтобы сын кроме обучения в Лондоне посетил Италию, где совершенствовался у П. Нардини во Флоренции (1768– 1771). Как раз там в апреле 1770 года он познакомился с Вольфгангом. Мальчики, сразу почувствовав взаимную симпатию, несколько раз музицировали вместе. В день отъезда Моцартов из Флоренции (6 апреля 1770 года) Томас преподнес им стихотворение о Вольфганге, сочиненное поэтессой Кориллой. Прощание стоило друзьям горьких слез. Бёрни рассказывал о том, что во всей Италии говорили о Томмазино и Моцарте как о двух гениях, подающих большие надежды. Линли во многом их оправдал. После возвращения в Англию он продолжал выступать с концертами, был солистом оркестра в Друри-Лейн. Он не ограничивался исполнительством. Известно, что ему принадлежат 12 скрипичных концертов, из которых сохранился только один, и церковные сочинения. Кто знает, как сложилась бы его творческая судьба, если бы он не утонул в возрасте 22 лет.

Еще один «чудо-ребенок», с которым пересеклись пути Вольфганга, – дочь аугсбургского мастера по изготовлению фортепиано И. А. Штайна Нанетта^с. Первый раз семья Моцартов посетила Штайна в 1763 году по дороге в Париж, когда был приобретен «милый», по определению Леопольда, дорожный клавир. Спустя четырнадцать лет Вольфганг, вновь направляясь в Париж, нанес Штайну визит. Мастера не ввело в заблуждение то, что юноша назвался вымышленным именем («Трацом» – «Моцарт» наоборот). По манере

а Аберт 1, 1. С. 111 – 112. См. также комментарий К. Саквы (с. 472).

Ь Имя Томаса Линли в связи с Моцартом упоминается во многих монографиях. Его краткие биографические данные см. в: СИхе Р. Ор. ей. Р 90—91. с Краткие сведения о ее жизни приведены в брошюре, посвященной аугсбургским связям В. А. Моцарта: 8сИас1 М. (Щ), МогагГз егМе 1леЬе. Аи§$Ъиг§, 2004. 5. 85—87.

ВУНДЕРКИНД / О «чуде природы» и природе чуда

О

д

н

о

о

р

л

о

д

н

игры и свободе импровизации он быстро узнал старого знакомого. Анна Мария Штайн (Нанетта) родилась в 1769 году и уже в возрасте семи лет выступала в Аугсбурге с концертами. В 1777-м отец, невольно повторяя путь Моцартов, отвез ее в Вену, где девочка выступала при дворе. Вольфганг в письме к отцу оценил ее игру весьма критично:

> Ей нужно сидеть непременно напротив дискантов, упаси Господь, не

посередине. Лишь бы была возможность подвигаться и погримасничать. Глаза закатывает. Причмокивает. Если часть повторяется, то 2-й раз она играет медленнее. А в третий раз – еще медленнее. Руку поднимает – выше некуда. Когда надо играть пассаж, причем пассаж маркированный, то это надо делать всей рукой, а не пальцами, и со всем усердием – тяжело и неумело [...]. Г-н Штайн безумно любит свою дочь. Ей 8 с половиной лет, она все учит только наизусть. Из нее может что-то выйти, способности у нее есть. Но при таком обучении ничего не выйдетУ.

Больше всего не понравились Вольфгангу вольности с темпом и манерность исполнения, а также «тяжелая» рука юной пианистки. Что же касается «безумной любви» Штайна к дочери, то в этом отца чудо-ребенка вряд ли можно упрекнуть. Леопольду также часто отказывало чувство объективности, когда он оценивал успехи своих детей. По отношению к Нанегге Штайн прогнозы Вольфганга не оправдались. Позднее она стала известной в Вене пианисткой, доказав, что женщины начали играть заметную роль и в этой сфере^ь.

Вена, как магнит, притягивала юные дарования. В 1772 году Бёрни, посетив австрийскую столицу, пишет о девочке восьми-девяти лет, которая в его присутствии сыграла на фортепиано две трудные пьесы Скарлатти и три – господина Бекке. «Меня не столько удивила чистота детского исполнения, хотя и необыкновенная, сколько выразительность. Все/опе и р1апо соблюдались так строго, в одних пассажах было столько оттенков, а в других столько силы, что это могло произойти лишь благодаря превосходной школе или величайшей природной восприимчивости и чувствительности»⁰ – эти слова Бёрни позволяют судить о высоком уровне исполнительского искусства девочки, чье имя, к сожалению, не известно.

Таким образом, Вольфганг в свое время не был единственным вундеркиндом. Чем же он отличался от своих талантливых сверстников? История сохранила большое число восторженных отзывов о «чудо-детях» зальцбургского

а Письмо от 23—25 октября. – Впе/еСА II. 3. 83.

Ь После смерти отца Нанетта унаследовала и с успехом продолжила его дело. Выйдя замуж

за пианиста и композитора И. А. Штрайхера, друга Ф. Шиллера, она в 1794 г. перевела мастерскую в Вену. Позднее предприятие возглавляли ее сын и внук, а инструменты имели мировую славу вплоть до 1896 г. Один из роялей был сделан по заказу Бетховена, который семнадцатилетним юношей гостил у семейства Штайнов в Аугсбурге. Могила Нанеггы Штрайхер на Венском центральном кладбище находится напротив могилы Бетховена и памятника Моцарту.

с Бёрни Ч. Музыкальные путешествия. Дневник путешествий 1772 г. по Бельгии, Австрии,

Чехии, Германии и Голландии. М.-Л., 1962. С. 113. Игнац фон Бекке (правильнее Бееке; 1733—1803) – выдающийся музыкант-любитель своего времени, пианист и композитор. Профессионально музыкой стал заниматься после отставки с военной службы. Моцарт неоднократно встречался с Бееке – в 1766 г. в Париже, зимой 1775—1776 и осенью 1777-го в Мюнхене, в 1790-м во Франкфурте-на-Майне. См.: С/гте Р. Ор. ей. Р. 21.

вице-капельмейстера, за что не в последнюю очередь нужно быть благодарным организаторским способностям их отца. Из таких отзывов можно было бы составить небольшой панегирический сборник. Первым зафиксировал феноменальный успех своего сына сам Леопольд в письмах, адресованных зальцбургским корреспондентам, прежде всего Лоренцу Хагенауэру – другу, в доме которого Моцарты жили. Ранние биографы Моцарта-сына пересказывают чудеса, которые творил за клавиром «маленький чародей» уже в первой гастрольной поездке в Вену осенью 1762 года. Помимо обычной игры на клавире наизусть и рпта сша (с листа), в его арсенале – целый ряд почти цирковых номеров вроде игры одним пальцем или на клавиатуре, покрытой тканью. Самый полный отчет о выступлениях семилетнего Вольфганга содержится в письме Гримма:

> Это феномен столь необычный, что, глядя и слушая его, не веришь глазам

и ушам своим. Он не только исполняет с безупречной чистотой отделки труднейшие пьесы своими ручонками, едва могущими взять сексту, но еще (и это всего невероятнее) импровизирует целыми часами, повинуясь влечению своего гения, внушающего ему вереницы музыкальных идей, которые он развивает со вкусом, изяществом и поразительной легкостью. Самый опытный музыкант не может обладать более глубокими познаниями в гармонии и в модуляциях, чем те, с помощью которых этот ребенок открывает новые пути, согласные, однако, со строгими правилами искусства. Он вооружен техникой столь совершенною, что по закрытой полотенцем клавиатуре играет с такою же чистотою, точностью и быстротой, как если б она была открыта. ...Он пишет и сочиняет с поразительной легкостью, не прибегая к инструменту, чтобы подыскивать аккорды. Так, по моей просьбе он в одну минуту написал бас менуэта, который я только перед этим сочинил. Транспонировать какой-нибудь мотив и сразу играть его в любом тоне ему ничего не стоит. На днях я был свидетелем одного факта, столь же непостижимого. Одна дама спросила его, может ли он аккомпанировать по слуху... итальянскую арию, которую она знала наизусть.... Когда ария была кончена, аккомпаниатор попросил даму повторить все сначала, и тогда правой рукой точно воспроизвел всю пьесу, причем левая аккомпанировала совершенно верно и уверенно. Эту арию повторили по крайней мере десять раз, и каждый раз мальчик изменял характер аккомпанемента. Он бы не остановился, если бы его не заставили это сделать. Я боюсь, что у меня голова закружится, если я еще буду его слушать: я теперь понимаю, что можно сума сойти от созерцания чуда“.

Из описания Гримма ясно, что Вольфганг продолжал поражать публику разного рода исполнительскими «кунштюками». Фокус с игрой на прикрытой клавиатуре – из их числа. Его игра технически совершенна, что особенно впечатляет, так как руки у семилетнего мальчика маленькие. Однако это не главное. Больше всего Гримма поражают не исполнительские способности Вольфганга. По-видимому, высокий уровень игры на инструменте сам по себе не представлялся французскому философу и литератору чем-то экстраординарным. То, что

а Цит. по: УлыбышевА. Указ. соч. Т. 1. С. 47—48.

ВУНДЕРКИНД / О «чуде природы» и природе чуда

О

«

н

о

о

Он

о

и

н

кажется ему непостижимым, необычным, что грозит «свести с ума» – композиторское дарование, неистощимая фантазия, дар импровизатора, легкость и свобода, с которой мальчик решает сложнейшие задачи, рассчитанные на опытного профессионала. Впечатление это усиливается спустя два года, когда Гримм вновь услышал Вольфганга. Речь уже практически не идет о виртуозных «кондициях», главное – успехи и достижения на поприще композиции:

> Теперь удивительному ребенку 9 лет^а; он почти не вырос, но сделал изу

мительные успехи в музыке. Он уже два года тому назад был композитором сонат; с тех пор он успел сочинить еще шесть для королевы Великобритании, шесть в Голландии... и несколько симфоний, имевших успех в исполнении; он даже сочинил несколько итальянских арий, и я не сомневаюсь, что до 12 лет он сочинит и даст на каком-нибудь итальянском театре оперу. ...Но что всего непостижимее, это его глубокие познания гармонии и умение модулировать, заставившее наследного принца Брауншвейгского, судью очень компетентного, сказать, что самые опытные капельмейстеры умирали, не познав того, что узнал этот ребенок девяти лет. Нам приходилось быть свидетелями, как по часу, по полтора он выдерживал состязания в модулировании с серьезными музыкантами и выходил из них без малейшей усталости, когда его соперники заканчивали борьбу, совершенно изможденные от утомления. Я видел, как за органом он ставил в тупик самых опытных органистов [...]. К тому же это одно из прелестнейших существ на свете; во всем у него выказывается ум, благостная душа и грация его возраста. Он так забавен и весел, что за него не страшно, что он оказался плодом, до времени созревшим. Если эти дети (Вольфганг и Наннерль] не умрут, то они не останутся в Зальцбурге. Все монархи будут спорить из-за них»^ь.

Гримм, фактически, дал ответ на вопрос: в чем заключалась экстраординарность Моцарта. Совершенно ясно, что успехи в исполнительстве не были главной причиной. Да, Вольфганг обладал всеми качествами виртуоза, причем проявил их очень рано. Но другие «чудо-дети» – по крайней мере, те, чьи имена известны, – тоже были великолепными инструменталистами. Даже многократно упоминаемый «трюк» с игрой на клавиатуре, покрытой тканью, не был исключительным достижением юного Моцарта. Его сестра, как известно, справлялась с такой задачей не менее легко. Леопольд в Лондоне предлагал всем желающим лично убедиться в необычайном даровании его детей ежедневно с 12 до 14 часов, причем игра в четыре руки на клавире с закрытой клавиатурой была одной из «приманок» для публики⁰. При определенном навыке многие дети, серьезно занимающиеся музыкой, и сегодня легко играют с закрытыми глазами. Экстраординарное положение Вольфганга определяло прежде всего то, что он был не только исполнителем.

Музыкант XVIII века, претендующий на внимание публики и звание виртуоза, обычно владел искусством импровизации и композиции. И. Кунау еще в самом начале столетия (1700) настойчиво утверждал: тот не станет настоя-

а На самом деле Вольфгангу было уже 10 лет.

Ь Цит. по: Улыбышев А. Указ. соч. Т. 1. С. 54.

с Аберт I, 1. С. 99.

щим виртуозом, кто не освоит теорию композиции; чем больше познаний в этой области, тем больше достижений в игре³. Во времена Моцарта сочиняли многие инструменталисты. Одни – попутно, реализуя природную склонность, другие – чтобы обновить концертный репертуар, третьи – для нужд педагогики. Однако эпоха великих универсальных гениев постепенно отходила в прошлое. Д. Скарлатти, И. С. Бах, Г. Ф. Гендель, А. Вивальди, у которых талант исполнителя не уступал композиторскому дару, принадлежали предыдущему поколению. В последующие века также изредка рождались музыканты, наделенные композиторскими и исполнительскими способностями в равной степени. Лист и Скрябин, Рахманинов и Прокофьев – вплоть до наших дней память об изначальной универсальности профессии жива, однако разделение сфер деятельности в музыке выражено гораздо более отчетливо.

Вряд ли кто-то усомнится в том, что композиторские и теоретические знания и умения добывались и умножались на протяжении весьма длительного времени и в процессе упорных занятий. Поэтому раннее проявление моцартов-ского композиторского дара, причем проявление мощное и в то же время свободное и непринужденное, кажется особенно невероятным. Сочинение давалась мальчику так легко, как будто он родился с этим умением. Конечно, это не так. Анализ первых сочинений Вольфганга показал, что способности к композиции не были получены от Бога «в готовом виде». Напротив, воздействие направляющей руки Леопольда на первых порах настолько очевидно, что не требует особых доказательств. Особенно поражает то, насколько быстро Вольфганг обучался. Наверное, самым главным его талантом оказалось сочетание необыкновенной восприимчивости, неистощимой фантазии и природного артистизма.

Восприимчивость позволяла ему активно впитывать самые разнообразные музыкальные и немузыкальные впечатления, не затрудняясь их рациональным анализом. По словам Эйнштейна, один музыкальный кумир в его сознании легко вытеснял другого, причем в каждом случае Вольфганг не только что-то заимствовал, но и интуитивно отвергал^ь. Фантазия, о которой в самых восторженных тонах отзывались очевидцы выступлений вундеркинда, – не что иное, как спонтанное проявление способности к продуцированию собственных музыкальных идей. Позднее, из Парижа, Моцарт, уже взрослым, писал отцу о своих занятиях с дочерью герцога де Гина:

> Герцог де Гин, чья дочь учится у меня по композиции, неподражаемо игра

ет на флейте, а она – блестяще на арфе. У нее большой талант и гений, особенно бесподобная память... Однако она сильно сомневается, есть ли у нее способности к сочинению, особенно из-за мыслей – идей. [...] Ну, посмотрим. Если у нее не появятся Шёеп или мысли (пока их у нее действительно совсем нет), то тут ничего не поделаешь, ибо я, видит Бог, дать их ей не могу [...]. Здесь всего придется добиваться ремеслом!².

Иными словами, у ученицы напрочь отсутствует дар к сочинению, изобретению нового. «Ремеслом» же можно добиться, судя по тону высказыва-

а Кунау И. Музыкальный шарлатан // Музыкальная эстетика Западной Европы XVII– XVIII

веков. С. 230—233.

Ь Эйнштейн, глава «Моцарт и его современники»,

с Письмо от 14 мая 1778 г. – Впе/еОА II. 5. 356-357.

ВУНДЕРКИНД / О «чуде природы» и природе чуда

О

РЭ

н

о

си

&

Оц

о

«

н

ний Вольфганга, только минимальных результатов. Так что исполнительский «гений» не предполагал непременного композиторского таланта.

И наконец, артистизм. Вряд ли может изумить достижение, которое несет на себе отпечаток тяжелого труда. Легкость и блеск, непринужденное преодоление трудностей – будь то технически сложные места при игре на инструменте или строгие правила композиции – непременное условие искусства, тем более если это искусство демонстрирует вундеркинд. Иначе о «чуде» говорить в принципе не пристало. «Он играет сложное, но не чувствуешь, как это трудно. Кажется, будто можно тут же и самому сыграть», – отзыв Моцарта об Игнаце Френцле, скрипаче придворной капеллы в Мангейме, прекрасно иллюстрирует этот принцип³. Еще одно проявление артистизма Вольфганга в самые ранние его годы заметил Шахтнер: «Мальчик не хотел играть иначе, как перед настоящими знатоками музыки, либо его нужно было, по меньшей мере, обмануть и выдать их за таковых»^ь.

Насколько эти качества были врожденными, рассуждать можно только гипотетически, отыскивая у сына сходства с каждым из родителей. О Леопольде пишут как о человеке дипломатичном, упорном в достижении целей и умеющем разбираться в людях. Он самостоятелен в своих суждениях, наделен чувством долга, искренне религиозен, в известной степени педант, в отношении с детьми автократичен. Его музыкальный талант весьма значителен. Такой портрет рисует Аберт^с. Не талант, но честолюбие и воля, образованность и любознательность, изрядный житейский опыт и светские навыки, честность по отношению к коллегам и нежная любовь к семье – черты, подмеченные Эйнштейном¹¹. Мать, судя по всему, была веселой, умеющей, как и все уроженцы Зальцбурга, ценить радости жизни, и к тому же хорошей хозяйкой. Ни одно из этих качеств само по себе, ни даже их простое сочетание не объясняет, почему ребенок в три года с наслаждением вслушивается в звуки клавесина, интуитивно подбирая консонансные интервалы, почему в четыре он ожидает урока игры как награды, почему в пять начинает сочинять, в шесть впервые выступает перед публикой. Исключительный слух, цепкая музыкальная память, страстная увлеченность тем, что ему интересно, веселый и легкий нрав составляли только первоначальную «диспозицию» качеств, которая, по мнению психологов, дана от природы. Во что она превратится, зависит от обстоятельств'. Обстоятельства же, по крайней мере, в детстве сложились для Вольфганга самым благоприятным образом, потому что его обучал и воспитывал первоклассный педагог – отец.

Попытку объективно исследовать природу моцартовской гениальности предпринял англичанин Дэйне Бэррингтон – правовед, разносторонне образованный человек. 28 ноября 1769 года он предоставил в Королевское общество отчет об испытании музыкального таланта Вольфганга. Тесты были разнообразными. Моцарт играл с листа по партитуре, импровизировал итальянские речитативы и арии, распевая всякий раз по одному слову: афеПо («страсть» – любовная ария) и рефйо («неверный» – ария «гнева»), Бэрринг-

а Письмо от 22 ноября 1777 г. – Впе/еСА II. 5. 137.

Ь Письмо И. А. Шахтнера к А. М. Берхтольд цу Зонненбург от 24 апреля 1792 г. – Впе/еСА

IV. 5. 180.

с Аберт I, 1. С. 50 и далее.

<1 Эйнштейн, С. 24—29.

е Кпер/егС. XV. А. МогаП. АппаЬгип§еп. Ргапкйт ат Мат, 1993. 5. 18.

тон замечает, что композиции мальчика не были вполне совершенны, однако они поднимались над средним профессиональным уровнем³. Ученый настолько поражен степенью развития ребенка, что заподозрил, будто отец сознательно скрывает возраст сына (ему якобы лет 15-16, а в заблуждение вводит его маленький рост). Подозрения рассеяло поведение Вольфганга, который однажды прервал игру, погнавшись за кошкой, а в другой раз – чтобы поездить верхом на отцовской трости. Иными словами, он вел себя как любой мальчишка его лет. Однако окончательно сомнения Бэррингтона смогла развеять лишь метрика Вольфганга, которую он достал через английского посланника при баварском дворе. Резюме «испытаний» было сверхположительным, особенно для англичанина: поскольку талант Моцарта проявился раньше, чем у Генделя, то, дожив до 68 лет, Вольфганг превзойдет последнего. Сравнение с личностью человека, которого в Англии считали национальным гением, дорогого стоило^ь.