Текст книги "Чудо. Встреча в поезде"

Автор книги: Патриция Хайсмит

Соавторы: Кэтрин Уэст
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

– Что, если посоветоваться с юристом? Может, это поможет.

– Я не хочу никаких советов. Я хочу отомстить. Я хочу засадить его за решетку.

– Не сможешь. Возможно, они даже и дела не возбудят. А если и возбудят, то какой-нибудь там классный адвокат вытащит его. Они подорвут твою репутацию. Пожалуйста, пойми меня правильно, Марина, но большинство людей скажут, что ты сама в этом виновата.

– Ты тоже так думаешь? – спокойно спросила я.

– Нет. Но я твоя подруга, и я желаю тебе добра. Лучше послушай меня, забудь обо всем этом. Ты целую неделю ничего не предпринимала. А сейчас почему решилась?

– Я получила по почте этот буклет. В нем говорится, что, по данным ФБР, каждая третья женщина на протяжении своей жизни подвергается изнасилованию, и чаще всего со стороны того, кого она знает. Также там говорится, что если женщина идет на свиданку, приходит домой к мужику и напивается так, что перестает соображать что к чему, и он занимается с ней любовью, то это считается изнасилованием, потому что она не давала согласия. Так вот, я не была на свидании, я не была пьяной, я не приходила к нему домой. Он был там, где ему не полагалось, в сауне, в женский день, и я пыталась сопротивляться. Думаю, случай тут ясный и очевидный, и я хочу посадить его за решетку, где ему и место.

– Допустим, в этом есть свой смысл. Точнее, был неделю назад, если бы ты сообщила сразу же после случившегося.

– Но я только сегодня получила этот буклет.

– Этот буклет везде валяется. Это все продукция феминисток. Возьми «Обратную сторону ночи» и тому подобное. Думаю, это глупость. Вроде протестов против «Плейбоя». Всем этим занимается лишь кучка женщин, но никто не обращает внимания и никто не принимает это всерьез.

Я внимательно ее слушала.

– Об этом я как-то не подумала, – сказала я медленно. – Конечно, ты права. Изнасилование – это вопрос социальный, женский. Я могу повернуть его в свою пользу. Но думаю, ты ошибаешься, считая, что никто не принимает всерьез этих феминисток. Они оказывают большое влияние на полицию и на суд.

– Это тебе ничего не даст. У тебя ни одного доказательства. Он будет все отрицать. У тебя есть только голословное обвинение.

– Доказательство… – пробормотала я. – Надо подумать. – Глаза мои обшаривали комнату, сдаваться не хотелось.

Я взглянула на стол Эми. Почти весь он был занят ее компьютером. Оставшаяся же часть была завалена печатными текстами, учебниками, кучей общих тетрадок, был тут и миниатюрный магнитофон. Над столом висела большая картина с изображением Иисуса, более чем безвкусный образчик католического искусства. Это был подарок сестры Эми. Христос в белых развевающихся одеждах стоял на зеленом холме среди пасущихся овец, распростерши в благословении руки. Он напоминал печальную кинозвезду с бородой и, казалось, с мягким сочувствием смотрел на меня.

Эми проследила за моим взглядом и мягко произнесла:

– Мне отмщение, и я воздам, сказал Господь. Так говорится в Библии. Мы не должны сами мстить. Мы должны прощать наших врагов.

– Нет уж. Другую щеку я не подставлю. Я не христианка, как и Али. А для нас это значит – око за око. Я хочу, чтобы он заплатил.

Я снова взглянула на стол Эми. Ответ был там, прямо перед моими глазами.

– Этот магнитофон записывает с голоса? – спросила я.

– Да, только его надо включить. Сейчас он выключен.

Я взяла этот маленький аппаратик. Он уместился на моей ладони.

– Ты не одолжишь его мне? – спросила я.

– Для чего?

– Собираюсь нанести визит Али. Конечно, со включенным магнитофоном. Он поневоле скажет что-нибудь компрометирующее его. Затем я отнесу запись в полицию – вот мое свидетельство. Скажи, разве это не блестящая идея!

– А это законно?

– Да. Разве не законно записать свой собственный разговор с кем-то, если он даже не знал об этом или не давал согласия? Я знаю законы, в основном, по детективным романам, но в данном конкретном случае я уверена. К нему довольно часто прибегают. Так всегда, чтобы добыть свидетельство, подключаются и записывают разговоры дельцов наркобизнеса.

– А что бывает в твоих романах с теми, кто записывает, если дельцы наркобизнеса это обнаружат? Ты подумала об этом?

Я заколебалась.

– Я-то на самом деле не подключаюсь. И он не делец наркобизнеса. Я имею в виду, что он не профессиональный преступник. Я всего лишь собираюсь в Ливингстон Холл. Там полно народу. Что он мне может сделать?

– Ты не считаешь его преступником, однако хочешь посадить его за решетку.

– Я не знаю, чего я хочу, – сказала я. – Все, что я знаю, – это что я должна встретиться с ним лицом к лицу. Я хочу знать, чувствует ли он свою вину, понимает ли, что натворил. Иначе мне покоя не будет. Не пытайся меня остановить, Эми. Я уже решила. Я иду туда прямо сейчас.

– Хорошо, – сказала Эми. – Удачи тебе. Не споткнись по дороге.

3

Вскоре я уже стояла в коридоре Ливингстон Холла с магнитофоном Эми в маленькой сумке через плечо. Как-то Али говорил мне, где он живет, и я запомнила, хотя раньше никогда здесь не была. Двери многих комнат были распахнуты или приоткрыты, и из стереоколонок неслись звуки самых разных рок-н-роллов. По телевизору в фойе передавали репортаж о футболе. В воздухе стоял знакомый сладковатый запах – смесь воздушной кукурузы с марихуаной. Это было обычное, обжитое место, и я почувствовала себя уверенней.

Я открыла сумочку и нажала на магнитофоне кнопку «запись». Затем снова закрыла сумочку и отыскала комнату Али. Дверь в нее была приотворена, и я увидела, что Али сидит за компьютером лицом ко мне. Он что-то печатал с крайне сосредоточенным видом. Меня он не замечал.

Ладно, ничего страшного, подумала я и громко постучала в открытую дверь. Али, кажется, не слышал. Я вошла и закрыла за собой дверь.

– Секундочку, – сказал он, не поднимая глаз. Он еще немного попечатал и наконец оторвался от работы. Завидев меня, он чуть не упал со стула. Интересно, кого же он ожидал.

– Прости, что побеспокоила, – сказала я, – но я должна тебе кое-что сказать.

– Может, присядешь? – вежливо предложил он. Мне показалось, что вид у него усталый.

Я покачала головой. Сидеть здесь было не на чем, разве что на кровати, вещи более чем естественной в комнате студенческого общежития. Однако сама по себе кровать его была далеко не обычной студенческой. Она была огромной. Ни в коем разе он не протиснул бы ее в дверь, должно быть, кровать собиралась на месте. Она была покрыта парашютным шелком персикового цвета. Кровать была самой большой вещью в комнате – она доминировала в ней и притягивала мои глаза, как магнит. На мгновение мне представилось, как бы выглядела на ней наша с Али борьба. Я ведь уже могла себе представить тяжесть его тела, придавливающего меня к этому мягкому матрацу, а не к жесткой деревянной лавке в сауне. Могла себе представить, как бы это было – чувствовать его внутри, долго-долго и без всякой спешки. Чтобы осязать кожей его обнаженное тело, под шепот и шорох прохладного шелка. Я почувствовала, как горячая волна приливает к моему лицу, и насильно отвела взгляд от кровати.

– Чем я могу служить? – сказал Али. Голос его был мягкий, как бархат, он чуть не мурлыкал. Он, должно быть, что-то заметил в моем лице.

– Ты влип в историю, Али, – сказала я.

– Разве? – улыбнулся он.

– Или ты даже не знаешь, что ты наделал?

– Я делал много чего. Мы что, будем играть в «вопросики-ответики»?

– Не мели чушь, Али. Ты влип, и ты это знаешь.

– Моя дорогая Марина, это что, угроза? Ты пришла, чтобы поколотить меня подносом? Как видишь, я дрожу от страха.

– Еще задрожишь. Я иду в полицию. С заявлением, что ты меня изнасиловал.

Али засмеялся, но смех у него вышел натянутым.

– Да ты шутишь, – сказал он.

– Я еще никогда не была более серьезной.

– Как бы ты сейчас ни называла то, что мы делали, тебе, кажется, тогда это понравилось. С чего это ты вдруг передумала?

– Я не передумала. Я сопротивлялась, и ты взял меня силой. Уж это ты не сможешь отрицать.

– Не очень-то ты сопротивлялась. Ты что, рассердилась, что я потом тебе не позвонил?

– Можешь сказать это судье.

– Не глупи. Здесь тебе не Миссисипи.

– При чем тут Миссисипи?

– В Миссисипи мы обычно ходили на танцы в женский колледж. И то и дело какой-нибудь пьяный ублюдок называл меня черномазым и затевал драку из-за того, что я танцевал с белой девицей. Тут не так.

– Да, тут не так. И мы говорим совсем не о танцах.

– Если бы там девица выдвинула против меня ложное обвинение, я бы испугался. А здесь это меня не колышет.

– О, конечно, космополитический Нью-Йорк, сады Академы, столица либерального истеблишмента… Ты хоть что-нибудь понимаешь в этой стране, Али?

– А что надо понимать?

– Ты только и понимаешь, что либералы не будут поддерживать всякий там бред типа «черномазые хапают наших женщин».

– Именно.

– Но ты не понимаешь, что тех же самых либералов оскорбляют до глубины души преступления против женщин. Особенно преступления, совершаемые богатыми и образованными белыми самцами, которым следовало бы вести себя поумнее.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Да, ты не совсем белый, Али, но все-таки белее, чем когда ты прикидываешься с помощью своего дутого британского акцента. Как раз типичный случай, во вкусе феминисток. Именно они здесь и кушают на завтрак таких вот богатых мальчиков, как ты. – Я почти убедила себя собственными аргументами и начала даже испытывать удовольствие.

Али в упор смотрел на меня.

– Вижу, ты это все хорошо раскрутила, – сказал он с холодным презрением. – Ладно. Сколько ты хочешь?

Я не ответила. Я почувствовала, что все у меня внутри застыло.

– Сколько ты хочешь? – нетерпеливо повторил он. – Давай, дорогуша, у меня мало времени. Я заплачу за твой шантаж, если ты запросишь не слишком много. Называй цену.

– Сколько я стою, Али? – спокойно спросила я.

– Ты и ржавого цента не стоишь. Видали мы шваль вроде тебя, не впервой. Обязательно кто-нибудь заявится, чтобы порастрясти богатого араба.

– Десять тысяч долларов, – сказала я. Для меня это была куча денег, огромная, невероятная сумма. Мое обучение, комната и питание в колледже оплачивались из моей стипендии, из студенческих займов, из моей временной работы. Я никогда не получала на свое имя больше двухсот долларов.

Али презрительно усмехнулся и достал чековую книжку. Я поняла, что могла бы попросить больше. Гораздо больше. Он полностью заполнил чек, не вписав только мое имя.

– Неплохие денежки за то, что слегка перепихнулись в сауне, – сказал он. – Как твоя фамилия по буквам?

Я услышала свой голос как бы со стороны:

– Пиши: «Совет по еврейским поселениям».

Али уставился на меня:

– Не понял…

– Это израильская организация, которая занимается еврейскими поселениями на оккупированных территориях. Они устраивают там советских евреев. Как раз сейчас они начали в Штатах кампанию по сбору денег. Несколько дней назад я получила от них письмо с просьбой о денежном пожертвовании. Твои десять тысяч – для них.

– Что ты мелешь?

– Али, мне не нужно ни одного пенни из твоих денег. У меня и в мыслях никогда не было «порастрясти» тебя, как ты это называешь. Ты сам это решил.

– Если это не шантаж, тогда зачем ты пришла? Почему сразу не пошла в полицию?

– Я хотела посмотреть, чувствуешь ли ты себя виноватым. Сознаешь ли, что натворил. Но у тебя нет и намека на раскаяние. Ты только снова стал меня оскорблять, да еще денег предложил. Простого извинения, Али, было бы достаточно. Но теперь слишком поздно. Я возьму твои деньги. Они для хорошего дела.

– Ты называешь хорошим делом, когда евреи отнимают то немногое, что осталось у наших людей в Палестине, когда они выгоняют женщин и детей из домов предков, когда они убивают людей во время молитвы?

– Заполни чек до конца, – ровно сказала я. – Твоя пропаганда меня не интересует.

Он заколебался.

– Я выпишу чек на твое имя, – сказал он. – Мне наплевать, как ты распорядишься платой за шантаж. Можешь кормить бешеных собак, мне все равно.

– Мы, Али, не бешеные собаки. И ты заплатишь непосредственно самому Совету. Иначе ты будешь считать, что я, шваль этакая, потратила их на себя. – Я позволила себе улыбнуться. – Не сомневаюсь, что Совет пришлет тебе письмецо с благодарностью. Не каждый день они получают такие большие подарки от арабов.

Али слегка побледнел:

– Я скорее сдохну, чем дам им хотя бы пенни. Убирайся!

– Отлично. Поищи для себя хорошего адвоката. Увидимся на суде, – сказала я и повернулась, чтобы уйти. В дверях я оглянулась: – Ты закончишь свои дни на острове Рикер. У них там как раз был еще один бунт. Ты разве не знаешь, что случается в тюрьме с хорошенькими мальчиками? Ты считаешь, я получила удовольствие от того, что меня изнасиловали. Будем надеяться, что и ты его получишь. – Я взялась за круглую дверную ручку.

– Постой! – хрипло сказал Али. Я снова обернулась. Он стоял, вцепившись в край стола. Лицо его было серым, как пепел.

Я почувствовала прилив злорадства. Должно быть, то же самое чувствовал он, когда взял меня силой, подумала я вдруг. Неважно. Я почти успокоилась, это был сладкий миг.

– Как ты назвала эту публику? – спросил он.

Я повторила название, и он до конца заполнил чек. Я сунула его в карман своих джинсов.

– От имени всех заинтересованных сионистов, – сказала я торжественно, – хочу выразить нашу искреннюю признательность за вашу своевременную и щедрую помощь.

Али злобно посмотрел на меня:

– Вали отсюда, пока я тебя не придушил, – сказал он. Голос его дрожал от ярости.

Я решила, что мне самое время исчезнуть. Но едва я сделала несколько шагов, как раздался стук в дверь. Он был очень громкий и властный. Я застыла на месте.

– ФБР! Откройте! – раздался голос из-за двери.

Али схватил меня за плечи и так стал трясти, что у меня зубы заклацали.

– Что же ты врешь, сучка проклятая! – зашипел он. – Ты сказала, что не заявляла! Ты сказала, что не пойдешь в полицию.

– Я и не ходила, клянусь! Это не полиция, Али. Это ФБР. Они занимаются только общегосударственными преступлениями. Подумай, что ты еще натворил.

В дверь снова постучали, еще настойчивей:

– Али Шалаби, мы знаем, что вы здесь. Если вы немедленно не откроете дверь, мы ее сломаем, – раздался из коридора голос.

Али выпустил меня так неожиданно, что меня шатнуло назад. Его безумный взгляд метался по комнате. Глаза у него были дикие и темные, он был похож на затравленного зверя. Взгляд его остановился на экране компьютера.

– Проклятье, – прошептал он. – Только не это. Только не сейчас. – Он что-то быстро напечатал на клавиатуре, и я подошла, чтобы посмотреть на экран. Он был полон какими-то сокращениями, звездочками и точками. Я понятия не имела, что это такое.

Снаружи раздался мощный удар, но дверь выдержала.

На экране возник текст: «Вы уверены?»

Али напечатал: «Да».

– Да, крошка, пожалуйста, поторопись, – громко, умоляющим голосом сказал он.

Я едва не рассмеялась.

«15 файлов стерто» – появилось на экране. Али с облегчением вздохнул. Снова раздались тяжелые удары в дверь. Дверь вздрагивала, но держалась.

– О’кей, никаких дискетов, никаких бумаг, – сказал Али. Трудно было понять, что он имел в виду, поскольку возле стола лежали две кипы распечаток, а возле компьютера пластмассовая кассета, полная компьютерных дискетов. Еще несколько дискетов валялись на столе. Али быстро глянул на них, затем схватил один.

– Я считал, что от него избавился, – пробормотал он. Держа дискет, он судорожно озирался. На лбу его выступили капельки пота.

До сего дня не знаю, почему я сделала то, что сделала, – то ли из любопытства, то ли из чувства жалости. Все что я знаю, – это что я взяла дискет из его безвольных рук и сунула его в задний карман своих джинсов, по соседству с чеком на десять тысяч долларов для Совета по еврейским поселениям.

– Открой легавым, Али, – сказала я.

Он не шевельнулся. Должно быть, он не слышал меня сквозь грозный грохот взламываемой двери. Наконец она с треском распахнулась, и в комнату ввалились трое мужчин. Свет отразился на их полицейских значках. У одного в руке была кувалда. Ему было между тридцатью и сорока – плотный, светловолосый, с толстым красным лицом. Тот, что за ним, был постарше, высокий его лоб блестел, плечи были опущены, а в глазах усталость и безразличие. Оба были в темных официальных костюмах и белых рубашках с галстуками. Третий был в униформе полиции университетского городка. Он был молод – лицо мягкое, приятное и отчасти бессмысленное.

Али быстро вышел из-за стола и встал между мною и агентами, как будто защищая меня.

– Вы не имеете права… – начал он.

– Вы арестованы! – решительно сказал старший из агентов. – Спиной ко мне, руки к стене!

Али не шевельнулся. Толстяк толкнул его к стене и быстро ощупал.

– О’кей, ничего, – объявил он.

– Я спецагент Колодни, – сказал старший. – Это спецагент Макэвой и полицейский Грэмм. У нас ордер на ваш арест. У нас есть также ордер на обыск. Согласно данному ордеру мы уполномочены конфисковать все компьютерное оборудование, включая аппаратуру и программные средства, а также все данные. Хотите ознакомиться с ордерами? – Голос у него был скучный и монотонный, и Али не сразу осознал, что это вопрос.

– Хочу, черт подери, – сказал Али.

Колодни вынул бумаги из кармана пиджака и показал их Али. Али взял ордера и уставился на них, едва ли что-нибудь соображая.

– А кто эта дамочка? – строго спросил Макэвой.

Руки у меня вспотели. Я абсолютно запамятовала, что у меня в сумочке магнитофон. Теперь я вспомнила. Как отнесутся в ФБР к моей записи? Впервые мне пришло в голову, что то, что я сделала, и есть шантаж. Инстинктивно я прижала сумочку к себе. Это была ошибка. Макэвой заметил мое движение.

– Как твоя фамилия, цветик? – ухмыльнулся он.

Я молчала. Полицейский стоял, прислонившись к двери, отрезая мне путь к бегству. Колодни выключил компьютер Али. В этот момент он поднял голову и сказал:

– Возьми у нее удостоверение, Джим, и удали девушку из помещения. Мне тут нужна помощь.

Макэвой ухмыльнулся во весь рот:

– Том, я не люблю такие дела, но все же думаю, мне следует сначала ее обыскать. Кажется, эта подружка что-то от нас прячет.

Али снова встал между нами.

– Вы не имеете права ее касаться, – сказал он надменно.

– Да что ты, малыш? – насмешливо сказал Макэвой. – Том, не одолжишь браслетик?

Схватка длилась всего лишь миг, и прежде чем я поняла, что произошло, Али уже сидел на стуле с руками за спиной, в наручниках – на лице его была гримаса боли.

Макэвой подмигнул мне:

– Так, карамелька, посмотрим, что там у тебя.

– Не надо, – сказала я. – Пожалуйста, не надо. – Меня трясло. Я повернулась к университетскому полицейскому: – Я ведь студентка. Вы обязаны нас защищать. Это ваша территория. Не позволяйте ему. Женщин полагается обыскивать только полицейским-женщинам.

Полицейскому стало неловко.

– У меня тут кто-то есть, – сказал он. – Могу привести. Долго не займет.

Подошел Колодни:

– Покажите мне какое-нибудь удостоверение, мисс, – сказал он.

Я вытащила из сумочки бумажник и показала ему студенческое удостоверение. Он занес мое имя в записную книжку.

– Марина Лански, – сказал он Макэвою. – Первый раз о ней слышу. В ордере она не указана. Без ордера мы не можем ее обыскивать.

– А сумочку? Я чувствую, что у нее что-то там есть. Могу я по крайней мере осмотреть сумочку?

– Ордер не распространяется и на ее сумочку, – сказал Колодни. – Это часть ее самое. Нам нужно все тут прошерстить. И без того барахла хватает. Приятно провести вечер, мисс Лански.

Он вернулся к столу и начал рыться в бумагах Али. Я перевела наконец дыхание. Видимо, я затаила его подсознательно.

Пока агенты спорили, наш полицейский отошел от двери. Теперь он сидел на краю кровати Али, настраивая ручки стереокомбайна. Раньше я его как-то не заметила, а он и в самом деле был внушительный. Скорее похожий на панель с приборами в пилотской кабине маленького самолета, чем на музыкальный ящик. Полицейский прицокивал языком.

Макэвой резко отвернулся от меня и стал вытряхивать содержимое ящиков стола на кровать Али.

– Славная у тебя кровать, Али, – криво усмехнулся он. – Прямо для целого гарема.

Али не ответил. Я двинулась к двери, никто меня не останавливал. Ноги у меня были как из ваты. В дверях я обернулась и бросила последний взгляд на Али, который сидел, прикованный наручниками к своему столу. Кожа его была серого оттенка, глаза неподвижны.

Все это произошло с ним помимо меня, однако удовольствия я больше не испытывала – только лишь смутное чувство потери.

4

Придя домой, я вытащила из кармана дискет и чек. Сунув чек в конверт, я стала рыться на столе в поисках фондового письма из Совета по еврейским поселениям, чтобы переписать оттуда адрес. К счастью, письмо я не выбросила – оно довольно быстро нашлось в каталоге «Виктории Сикрет». Обратный адрес на письме в Совет я указала не свой, а Али. Я надеялась, что где бы Али ни был, почта его не потеряет. Я представила себе его лицо, когда он прочтет в тюрьме благодарственное письмо от Совета, и улыбнулась. Надо признать, что моя месть за изнасилование оказалась вовсе не такой, как я себе представляла. Однако я решила, что все это проделано не без искусства и довольно-таки лихо.

Покончив с чеком, я более внимательно осмотрела дискет. Это был пластмассовый квадрат бежевого цвета с блестящим металлическим кружком посредине и двумя прямоугольными металлическими пластинками на обеих сторонах. На диске была наклейка со словами «пал. ном.», написанными аккуратным почерком Али. Я часто видела у студентов такие диски, но не обращала на них внимания. Я знала, что диск содержит какую-нибудь информацию – тексты, программы или какие-нибудь данные, но сама этим не занималась. В моей школе в России компьютеров не было, и порой я чувствовала, что во всем Колумбийском колледже я единственный человек, который не знает, как ими пользоваться.

Поскольку на данный момент мне нечего было делать с диском, я положила его в письменный стол и вытащила из магнитофона «шантажную» кассету. Я не хотела, чтобы ее услышала Эми или кто-нибудь еще. Я уже собиралась бросить ее в корзину с мусором, но вспомнила лицо специального агента Макэвоя и поняла вдруг, что этого недостаточно. Ножницами я поддела пленку и, вытянув ее из кассеты, стала не спеша разрезать на маленькие кусочки. Я так углубилась в это занятие, что чуть не подпрыгнула, когда раздался телефонный звонок.

– Слава богу, ты дома, – торопливо сказала Эми. – Я уже начала волноваться. Все в порядке? Ты заставила его сказать что-нибудь подсудное?

– Ой, я не помню, – сказала я, глядя на то, что осталось на столе от кассеты. – Теперь это уже не имеет значения.

Последовала долгая пауза.

– Марина, честно говоря, я этого от тебя не ожидала. Сначала приди в себя, а уж потом… – В голосе Эми звучали немного оскорбительные нотки.

– Нет, я вовсе не о том, – сказала я быстро, – его просто арестовали. Как раз когда я была там. Можешь себе представить? У меня до сих пор голова идет кругом.

– Ты не шутишь? Значит, с этим парнем действительно не все в порядке. Может, за наркотики?

– Не думаю. Они взяли у него компьютер и все, что к нему прилагается. Кроме одного диска, который я положила к себе в карман и который сейчас у меня в руке. Он буквально обжигает мне пальцы. Просто умираю от любопытства – что на нем.

– Какого размера этот таинственный диск? – спросила Эми.

– Не знаю. Я могу смерить его линейкой.

– Это ни к чему. Есть только два размера – трех с половиной дюймов и пяти с четвертью дюймов.

– Простите, сэр, какого размера ваш диск? – сказала я и дико рассмеялась. – Мне следовало прежде всего и спросить его об этом.

– Ты сошла с ума, Марина. Этот парень что-то сделал с твоей головкой. Во всяком случае, диск в пять с четвертью дюймов не влез бы ни в один карман джинсов. Твоему Али повезло, что его диски трех с половиной дюймов. А тебе повезло, что у меня есть нужный дисковод, чтобы прочесть на моем компьютере.

– Что такое дисковод?

– Это такая штука, которая позволяет компьютеру прочесть диск. Для дисков в пять с четвертью дюймов нужен другой дисковод. Более старого типа. Но не бери в голову, я ведь знаю, что для тебя это все одно.

– Нет, я рада, что у тебя подходящий вод или как там его. Мы можем сегодня же вечером прочесть диск?

– Марина, ты хоть знаешь, который час? У меня завтра утром в восемь тридцать занятия.

– Но разве тебе завтра не нужен магнитофон?

– Все, что мне нужно, это хорошо выспаться. Мы прочтем твой диск завтра. Обещаю.

На следующее утро я отправила чек Совету по еврейским поселениям. Я купила также новую кассету для магнитофона Эми, выбросив кусочки старой ленты в туалет, где их смыло водой. Оказалось, что общежитие гудит от слухов в связи со вчерашними арестами. Число арестованных студентов колебалось от трех до дюжины. Главной причиной чаще всего назывались наркотики. Некоторые утверждали, что агенты по продаже наркотиков в три часа ночи ворвались в Ливингстон Холл с оружием в руках, крича «Ни с места!», и укладывали на пол всех, кто попадался на глаза. Я держала язык за зубами.

Вечером, когда я уже собиралась идти к Эми, чтобы прочесть диск Али, зазвонил мой телефон.

– Марина Лански? – живо спросил незнакомый женский голос.

– Да.

– Это Лиза Мейер. Я репортер из «Нью-Йорк Пост». Я знаю, что вы присутствовали во время ареста Али Шалаби. Не могли бы вы…

– Простите, но я ничем не могу вам помочь, – сказала я и положила трубку. Телефон снова зазвонил. Я посмотрела на него с отвращением, взяла диск и магнитофон и отправилась к Эми. Когда я уже закрыла за собой дверь, телефон все еще продолжал звонить.

– Теперь меня преследует желтая пресса, – сказала я Эми. – Все это как ночной кошмар.

– Не понимаю, как ты во все это вляпалась. Когда-нибудь ты действительно нарвешься на настоящие неприятности.

– Ничего такого со мной раньше не случалось. Но я в общем не против. Еще никогда в жизни мне не было так интересно. – И я выложила диск и магнитофон на стол перед Эми.

Эми включила свой компьютер, вставила в него диск и набрала несколько команд. По экрану покатились цифры. Они исчезли так быстро, что я ничего не успела прочесть.

– Ты можешь их остановить? – спросила я.

– Мы можем их даже напечатать. Это небольшой файл. Всего лишь на несколько страниц. – Эми включила принтер и напечатала «отпечатать пал. ном.». – Видишь, для компьютера это ничего не стоит. – Принтер ожил и начал настукивать. Мы ждали. Когда он замолк, Эми оторвала распечатку. Мы сели, касаясь плечами друг друга, на кровать и уставились в текст. Там были числа, на каждой строчке по одному, примерно вот так:

9722277697

9722277735

9722353151

и так далее. Я их сосчитала. Всего их было ровно семьдесят три. Мы молча смотрели на них.

– И это все? – спросила я наконец. – Больше ничего на этом диске?

– He-а. Только один файл под названием «пал. ном.», что бы это ни означало.

– Ничего не понимаю. Ведь Али явно перепугался, когда обнаружил у себя этот диск.

– Может, он просто ошибся. Эти числа скорее всего не имеют никакого отношения к его преступлению. Это, например, может быть какой-нибудь курсовой проект. Или какое-то упражнение по статистике.

– Но на диске стоит надпись «пал. ном.», – сказала я.

– Стало быть, он забыл, что это такое. Приходится возиться с сотнями файлов, начинаешь путать названия, забывать, что они означают. Это дело обычное.

– Не похоже, что он перепутал, – сказала я. – Он не старался вспомнить, что это такое. Он сказал: «Я думал, что от него избавился». Вот точные его слова. Он действительно не хотел, чтобы ФБР заполучило это.

– Тогда почему бы не отдать это ФБР – пусть сами ломают голову. Зачем тебе прикрывать этого парня? Все-таки я не понимаю, зачем ты взяла диск. Честно говоря, это было довольно глупо с твоей стороны. У тебя могли бы быть неприятности.

– Ты права. Если я сейчас отдам им диск, у меня действительно начнутся неприятности. Я чувствую, что мистер Макэвой невзлюбил меня. Как и я его. Не хочу больше никаких дел с ФБР. Даже если бы я отдала им этот диск без всяких для себя последствий, они бы никогда не сказали мне, что на нем. А я хочу это узнать, для самой себя.

– Но каким образом? Мы даже не знаем с чего начать. И что, интересно, ты ожидаешь там найти?

– Секретный шпионский документ, – неловко засмеялась я. Не знаю, почему я так подумала. У меня не было ни малейшего представления о причине его ареста.

– Ты сказала, что ФБР собиралось изъять у него компьютер, верно?

– Да, – сказала я.

– Тогда похоже, что он не шпион, а хэкер.

– Что такое хэкер? – спросила я. – Звучит не очень-то привлекательно.

– Хэкер – это человек, который незаконно влезает в чужие компьютеры. Вообще-то, этим словом раньше называли тех, кто очень хорошо, просто изумительно работает на компьютерах. Кто по-настоящему увлечен этим и у кого голова варит. Но сейчас у этого слова другое значение. Пусть даже у тебя все варит, чтобы преодолеть компьютерную систему защиты.

– А какое отношение могут иметь к этому цифры? Какие-нибудь секретные коды?

– Номера абонентов? Непохоже. Чтобы подсоединиться к компьютеру, нужно иметь пользователь идентификации и пароль. Чтобы незаконно влезть в компьютеры, нужно иметь их пароли и их идентификацию. Можно сделать из них список. Но тогда это слова, а не числа. Нет, это, должно быть, что-то другое.

– Что другое? Номера банковских счетов? Номера кредитных карточек?

– Кредитных карточек, – сказала Эми. – Помню, я читала что-то о хэкерах, осужденных за махинации с кредитками. Они меняли номера краденых кредитных карточек на электронной пластинке и использовали их для покупок по почтовому заказу.

– Али богат, – сказала я. – Зачем ему связываться с крадеными кредитками?

– Так ли уж он богат? Живет в общежитии, а не в каком-нибудь там особняке на крыше небоскреба, на Пятой авеню.

– Достаточно богат, чтобы, не моргнув, расстаться с десятью тысячами долларов. И если это номера кредиток, то где имена их владельцев? Где сроки годности? Ведь все это нужно для того, чтобы заказывать по почте. У меня другая идея! Это счета швейцарского банка!

– Все семьдесят три? – с сомнением спросила Эми.

– Ну, может, не все принадлежат ему. Допустим, Али шпион. Он держит сеть агентов и платит им по их счетам в швейцарском банке. А то, что он студент, – это только прикрытие. О’кей, о’кей. Я знаю, что это все чушь. Скажи мне, что это чушь.

– Это чушь, – сказала Эми и зевнула. – Ты просто начиталась шпионских романов. Эта история, видимо, попадет в газеты. Вскоре мы узнаем, что там натворил твой Али. Зачем голову ломать?

Она вынула из компьютера диск Али и отдала его мне вместе с распечаткой номеров. Я поблагодарила ее и пошла домой. Разочарование было столь сильным, что я чуть не плакала. Я снова почувствовала, что таинственный араб взял с собой лучшее, что во мне было.