Текст книги "Шаг из тьмы (СИ)"
Автор книги: Остин Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
5.38.32 Галерея Георга 15го и портрет юного министра Шена
Он молча повёл её в безлюдные коридоры, через какие-то узкие неприметные двери, потом вверх по лестнице, и ещё выше. Она уже запуталась в этих галереях, когда они внезапно вышли на балкон над танцевальным залом, только не на второй этаж, а на третий. Снизу этого балкона было не видно, но здесь ослепляющие люстры висели на уровне пола, и вверх почти не светили, давая возможность рассмотреть затейливо расписанный потолок. Вера ахнула и чуть не упала, засмотревшись, министр остановился, усмехнулся и повёл её к балюстраде. Она взялась за перила и утонула в этой росписи – среди облаков летали ангелы, демоны и боги, их одежды струились, между ними лилась вода и вино, гравитации не было, от этого кружилась голова.
«Лейла.»
Богиня с фонтана смеялась, пытаясь отобрать у одного демонёнка свою расчёску, в то время как другой демонёнок стягивал с неё платье, она держала его на груди одной рукой, второй почти дотянувшись до расчёски. Демонёнок показывал ей язык, на него смотрел и хохотал Винни, вылитый, как будто он художнику позировал – тога, серебряный кубок, голливудские зубы и укладка. Воспользовавшись тем, что Винни отвлёкся, голубоглазый ангелёнок тянул вино из его кубка через трубочку, с опаской глядя на сурового тощего мужчину, который видел безобразие и грозился свитком, не замечая, как ему связывают шнурки на сандалиях двое ехидных ангелят. Богов было около пятнадцати, демонов и ангелов раз в пять больше, Вера скользила взглядом от одного к другому, сюжетные линии закольцовывались и пересекались, она поняла, что простоит тут полдня, и всё равно не изучит всё. С трудом оторвалась и размяла шею, поймала весёлый взгляд министра, улыбнулась и опустила голову, разминая плечи. Кивнула на роспись и восхищённо спросила:
– Сколько лет это рисовали? И кто этот великий человек?
– Восемь, – довольно засиял министр, – здесь работали лучшие мастера со всего мира. Пойдёмте, покажу вам другие их работы, отец был ценителем. Раз уж Рональд вам уже показал галерею в восточном крыле, я, так уж и быть, покажу западное.
Прозвучало сварливо и уязвлённо до глубины души, Вера попыталась не улыбнуться, сделала невинные любопытные глаза:
– Они отличаются?
– Да не особенно.
«Дзынь.»
– Всего лишь уровнем исполнения, на порядок. Западное крыло отец собирал для себя, там картины, которые нравились лично ему, я запретил Георгу там что-то трогать, и распорядился на третий этаж никого не пускать. Я бы вообще всё западное крыло закрыл, но там музыкальные комнаты, все бы взбунтовались, так что второй этаж со стороны сада пришлось отдать. Но галерею я оставил себе.
Он повёл её через пустые коридоры в ту сторону, где начинался тот приятно успокаивающий интерьер, который так понравился Вере – тёмное дерево, изогнутые балки потолка где-то высоко, ткань в тёплых оттенках серого, и полированный мрамор с редкими прожилками. Перед роскошной аркой в следующий коридор министр остановился, загадочно улыбнулся и сказал:
– Знаете, за что мне нравится ваш телефон? Он фотографирует быстро. То, что вы сейчас увидите, я ненавижу всем сердцем, сколько его во мне есть.
Она заинтригованно округлила глаза, он пафосным жестом указал за арку, Вера вошла и замерла – первым в ряду картин был полупарадный портрет господина министра внешней политики, ещё юного, но уже злого. Он стоял у окна в кабинете и смотрел на залив с кораблями, небрежно повесив на локоть алый китель с шевронами и медалями, Вера таких сегодня не видела. На столе рядом небрежно валялись книги и карты с пометками, на стене сзади висели картины с лошадьми, на полке толпились кое-как утрамбованные кубки за победы, пыльные и свежие. Чем дольше она смотрела, тем больше видела деталей – сапоги в песке, немного чернил на пальцах, незаконченная модель корабля под столом, там же мятые чертежи и карандашные стружки. На столе пресс-папье из нефрита, которое она видела сегодня в его кабинете, на шее у змеи иронично блестит кольцо с рубином, которое сейчас было на его пальце.
– С ума сойти, – прошептала Вера, с трудом отрываясь от картины, – можно я это сфоткаю?
– Зачем? – он выглядел довольным, хотя и пытался изображать небрежность, Вера улыбнулась:
– На аватарку вам поставлю.
Он пожал плечами, она достала телефон и стала целиться, вспомнила и спросила:
– А почему вы сказали, что ненавидите это? По-моему, в этом шедевре прекрасно всё.
– Картина, может, и ничего, – вздохнул министр, – её я не ненавижу. Я ненавижу позировать.
Она опустила телефон, ещё раз посмотрела на выражение лица юноши у окна, и многое вдруг стало понятно. Она начала неудержимо улыбаться, кусая губы, опять попыталась сфотографировать, но рука дрожала и камера не ловила фокус. Министр поизображал возмущение, отобрал у Веры телефон, сам сделал фото, вручил и с ненавистью уставился на портрет, бурча:
– Очень смешно. Вы просто не делали этого никогда. Приглашают именитого, как конь лучших кровей, художника, сто раз напоминают, что у нас сегодня портрет, поэтому надо сидеть дома и ждать, а перед этим две недели не драться и не падать. Художник опаздывает на четыре часа, потому что он медитировал в поисках вдохновения, но попробуй ему намекни, что это слегка неприлично. Он ведёт себя, как оперная дива, истерит и капризничает, требует каких-то дико странных вещей, вплоть до дыры в стене, чтобы свет красиво падал, переставляет всю мебель в доме, требует перешить шторы, ковёр и мундир, а потом, когда всё наконец-то так, как он хотел, оказывается, что у меня щетина успела с утра отрасти, и меня отправляют бриться. А когда я возвращаюсь, то художник уже распсиховался, два раза отказался работать в таких ужасных условиях, уехал, вернулся, заявил, что ему совесть не позволяет бросить проект на полпути, закрыл мой кабинет, потребовал отдать ему все ключи, и улёгся спать под дверью, чтобы точно быть уверенным, что туда никто не войдёт и ничего не испортит.
Вера смеялась, глядя на лицо жертвы искусства на картине, скосила глаза на министра Шена, жалким голосом прося:
– Скажите мне, что это вымышленная история?
– Нет, Вера, это история создания вот этой конкретной картины, абсолютно реальная. Её рисовали трое суток, и всё это время я не мог попасть в кабинет, а после этого пришлось ремонт делать, потому что он реально пробил в стене дыру.
Она смеялась почти до слёз, министр делал вид, что возмущён.
– И это только начало. Там же не только фон, там ещё и я. Отец меня учил, что когда тебя рисуют, нужно думать о своих достижениях и планировать будущие победы. А портрет – это несколько часов минимум, как поставили, так и стой. А любая, даже самая удобная поза, через полчаса становится неудобной. И художник просит то подбородок поднять, то плечо расслабить. Я на этом портрете психанул и недостоял, он с меня нарисовал только лицо и позу, а потом поставили другого парня моего роста, я отдал ему одежду, и с него дорисовывали. Я потом всегда так делал, я не выдерживаю. Стой не шевелись, ещё и лицо держи, ещё и в руки дадут то собаку, то знамя. А они так медленно рисуют. Я уже мысленно весь континент поработил, а он только контур набросал. Пойдёмте, хватит, – он взял умирающую от смеха Веру за локоть и потащил дальше.
Картины были, в целом, не намного круче тех, которые ей показывал Рональд, но с таким экскурсоводом она готова была бродить, не щадя гудящих ног, хоть всю ночь. Они прошли где-то треть коридора, когда министр посмотрел на часы, на Веру, и опять на часы, она спросила:
– Вам пора бежать?
– Нет, это вам пора бежать, мы ушли час назад, пропустили танец, а два подряд пропускать нельзя. У вас кто-нибудь записан?
Она задумалась, достала книжку и пролистала.
– Нет, никого.
Он тоже заглянул в её книжку, поморщился и буркнул:
– Запишите всех, с кем танцевали, а то бывает очень неудобно, когда забывают партнёров. Мужчины, теоретически, обязаны помнить, кого приглашали, но они тоже ведут записи, просто не открыто.
Вера достала карандаш и записала всех, убрала книжку, поймала недовольный взгляд министра, вопросительно подняла брови. Он сначала сделал вид, что ничего не собирался говорить, потом всё-таки не выдержал и сказал:
– Зачем вы пошли танцевать с Рональдом второй раз? Я же говорил.
Она поморщилась:
– Он спас меня от разборок с унылыми матушками, которые специально ради этого спустились со второго этажа, я не могла ему отказать.
Министр резко окаменел лицом, ровным тоном спросил:
– Матушки вас оскорбляли?
– Пытались, – беззаботно отмахнулась Вера, – но я не оскорбилась.
– По какому поводу?
– По поводу моей репутации и бесплодия.
– Я вас предупреждал, – он мрачнел всё сильнее, Вера улыбалась всё беззаботнее:
– А что я должна была делать?
– Мы можем уйти хоть сейчас.
– И как это будет выглядеть? Подтвердим слухи?
Он нахмурился ещё сильнее, помолчал и спросил чуть спокойнее:
– О чём ещё говорили?
– У вас нет записи?
– Есть, я ещё не слушал.
– Послушайте, – загадочно улыбнулась Вера, – вам понравится.
– Что там было? – он тоже начал улыбаться, Вера сделала лицо вредины и отвела глаза:
– Ничего серьёзного, так, болтовня. Но вы послушайте.
Он улыбнулся шире и кивнул, порассматривал стены, как будто собираясь с силами, наконец собрался, и с тщательно скрытым напряжением спросил:
– И как я вам теперь?
– В смысле? – она осмотрела его с ног до головы, убеждаясь, что он выглядит так же, как в начале вечера. Он невесело усмехнулся:
– Моё болото внутри, Вера, вы же всё слышали. Мой амулет доработали, и я вас спрашиваю – теперь лучше, чем было?
Она задумалась, даже глаза закрыла, чтобы сосредоточиться.
– Такое ощущение, что вас здесь нет.
– Превосходно.
«Дзынь.»
Она открыла глаза, он что-то писал в блокноте, посмотрел на Веру и спросил:
– На балконе с королём что произошло?
– Я сама не поняла, – опустила глаза Вера, – что-то очень странное. Я половины не помню, что он говорил.
«Дзынь.»
– Понятно, – он дописал и осторожно посмотрел на Веру: – Телепортироваться с Доком правда легче..?
Она мысленно добавила: "…чем со мной", он сам услышал эту ошибку интонации, стал внимательно смотреть в блокнот, Вера тихо сказала – Не таскайте меня через портал… так. Это воспринимается, как будто меня танк переехал.
– Мы опаздывали…
– Вот не надо, а?
– Вера… – он закрыл блокнот и с силой потёр лицо, медленно выдохнул и сказал: – Теперь вас будет телепортировать Док. Довольны?
– Да.
Он продолжил что-то писать, а она вспоминала свои последние несколько телепортаций, вдруг задумавшись, откуда в её кошмарах так часто замелькал дворец Кан. Во время телепортации она воспринимала всё как должное, а сразу после обычно были другие проблемы.
«Это началось после экскурсии в его дом. Но не сразу, в то утро было как обычно, что-то кровавое. А потом…»
Странное "потом" в её памяти размазалось в неразборчивое месиво из боли и слёз, она не спала очень долго, у неё вроде бы даже были видения, вроде бы даже про дворец Кан, она ходила по нему, и там шёл снег…
«Мне это просто приснилось. А потом приснился его святящийся дракон.»
Память откопала другой сон – полёт, без цели и смысла, на бешеной скорости.
«Это было до дворца Кан. Или нет? Чёрт…»
– О чём задумались?
Вера обратила внимание на министра, не поднимая головы и не фокусируя глаз, и там, где до этого ощущала темноту и пустоту его щита, теперь увидела красную искру сердца дракона.
«А эту штуку амулет не скрывает. Но чтобы её увидеть, надо настроиться. Лучше ему об этом пока не знать.»
– А? Просто задумалась, – она сделала невинные глаза, он нахмурился:
– А давайте вы поспите пару часов? Я отправлю Лайнис танцевать с Артуром и слушать музыку, а вы отдохнёте.
«Можно попытаться помедитировать и найти внутри дворец, или птицу, или дракона.»
Её так взволновала эта мысль, что хотелось заняться этим немедленно, она кивнула:
– Хорошо.
– Пойдём, – он потянулся взять её за руку, но на полпути задумался и вопросительно посмотрел ей в глаза, Вера чуть улыбнулась и сама взяла его руку, он так очевидно расслабился и обрадовался, что она пыталась справиться с улыбкой всю дорогу к его покоям. Он молчал, она тоже – в голове зрел план, больше похожий на бестолковые мечты без капли логики, она мысленно уже нашла вход во дворец, вскарабкалась и просочилась, пока ещё не представляя, что будет делать дальше, но уже видя себя гордо пинающей каменных драконов по лапам.
Министр отвёл её в свою синюю спальню, разобрал причёску, расшнуровал платье, попросил телефон, и предложил располагаться с комфортом, и звать, если что-нибудь понадобится. Уже почти ушёл, но остановился в дверях, указал Вере на окно и сказал:
– Это иллюзия. – Вера подняла брови, он кивнул: – Здесь нет окна, точнее, когда-то было, но отец распорядился заложить все окна на этаже, он был параноиком, его это не раз спасало. Там метр кирпича, и на стенах столько щитов, что полный список даже я не знаю. Это самое безопасное помещение во дворце. А я буду сидеть под дверью в компании Тедди и вот этих ребят, – он распахнул пиджак, показывая две рукоятки револьверов, Вера улыбнулась и сделала хитрые глазки:
– Во дворце же нельзя носить оружие?
Он фыркнул и закатил глаза, она рассмеялась, он кивнул на кровать:
– Отдыхайте.
Она начала снимать платье, министр закрыл дверь и чем-то загрохотал, как будто двигал мебель, Вера улыбалась всё время, пока складывала платье на кресло, снимала всё остальное и забиралась под одеяло. Бельё пахло лавандовой свежестью и почти хрустело от чистоты, Вера улеглась поудобнее и начала делать упражнение на концентрацию, которое в последний раз делала на тренировке, много лет назад, но уснула раньше, чем прошла хотя бы первую ступень.
5.38.33 Сон об Угольке во дворце Кан
Она шла вдоль каменной стены дома Кан. Тропинка была покрыта изморозью, бахрома инея окаймляла каждую травинку и каждый листок на чахлых кустах, с трудом цепляющихся за трещины в скале. По ту сторону стены влажно дышали собаки, чуяли её, но молчали – другая работа. Собаки кого-то вели.
За выступом стены оглушительно скрипнула калитка, она ускорила шаг, выглянула – кто-то выходил, двое, в руках что-то объёмное. Собаки топтались рядом, метили калитку, выглядывали за ограду, нюхали ветер. Младшая из выходящих поймала её взгляд и улыбнулась:
– Ой, глянь, какая красивая! Кис-кис-кис!
Она подошла ближе, понюхала руку, дала себя погладить, но быстро отодвинулась.
– Ручная, чья-то, наверное. Давай заберём?
– У тебя кошек мало? – фыркнула старшая, поправляя свёрток в руках и укладывая его плотнее.
– Ну красивая же. Хвост длинный, значит – мышеловная. И ошейника нет. Давай заберём?
– Если мышеловная, то пускай тут сидит лучше, тут мыши вразвалочку ходят, как хозяева. Спасибо хоть шёлк не едят пока.
– Скажи Шену.
– Ещё я мышами в этом проклятом доме не занималась, много чести, – старшая закончила со свёртком, достала ключ, но замешкалась и посмотрела вниз: – Правда хвост длинный.
– Заберём? – с надеждой шмыгнула носом младшая, наклонилась погладить и уронила свёрток, рассыпала, стала собирать. Старшая цокнула языком:
– Ну что ты… Криворукая.
– Извини. Ну давай заберём? Назовём Уголёк, она такая чёрная и блестящая, и глаза жёлтые.
– Серые у неё глаза, – недовольно вздохнула старшая, усмехнулась и шепнула: – Человеческие, как у ведьмы. Нет, нечего чью-то кошку забирать, она за мышами пришла, пусть их и ловит. Да, Уголёк?
Она заглянула старшей в глаза и улыбнулась.
Женщина открыла калитку пошире, кошка по имени Уголёк медленно подошла ближе, остановилась на пороге и обернулась, внимательно глядя в глаза старшей женщине дома Кан.
«Ты меня приглашаешь?»
– Заходи давай, чего задумалась? – поморщилась женщина, подпихнула её ногой, младшая закончила собирать свёрток и сказала:
– А её собаки не съедят?
– Её проблема, – фыркнула старшая, – съедят – туда ей и дорога, значит, не мышеловная. Хотя, что-то мне подсказывает, что она сама кого хочешь съест. Да, Уголёк? Точно ведьма, ты посмотри ей в глаза, у кошек таких не бывает… Заходи, ведьма, не стесняйся, будь как дома, все мыши твои. Все собаки тоже. И все драконы, включая Шена, можешь и его сожрать. Удачи.
Женщина закрыла калитку, подтолкнув кошку створкой внутрь, провернула ключ и пошла в сторону дороги, громко отчитывая младшую за испачканные вещи. А кошка по имени Уголёк медленно обвела взглядом заиндевелые каменные стены изнутри и рассмеялась.
* * *
…конец пятого тома,
до встречи в шестом через месяц;)
Бонус первый, про подружку)
Толпа вокруг уже стала настолько плотной, что сквозь неё было трудно протолкнуться, все задавали вопросы о том, что будет на аукционе, Вера отвечала весело и загадочно, больше нагоняя тумана, чем давая информации, когда увидела, как к ней проталкивается рыжая красотка, не очень старательно скрывая жажду крови.
"Ну наконец-то, я заждалась уже, иди ко мне, дорогая."
Вера быстро закончила историю и наклонилась к рыжей с таким видом, как будто у них были общие планы, вопросительно заглянула ей в глаза. Красотка немного опешила, но не растерялась, наклонилась к Вериному уху вплотную и прошипела:
– Или ты идёшь за мной немедленно, или тебе конец прямо здесь.
Вера расцвела улыбкой и протянула красотке руку, обводя взглядом толпу слушателей:
– Прошу прощения, срочные дела, – встала и пошла в сторону выхода, утягивая рыжую за собой. Красотка быстро взяла себя в руки и тоже сжала её ладонь, осмотрелась, ускорила шаг, и утащила Веру в один из тех скрытых уголков, которых не найти, если точно о них не знать. Закрыла дверь на засов, толкнула Веру к стене и взяла за горло, шипя как змея:
– Ещё раз протянешь свои щупальца к Халеду аль-Руди, и я тебе их оторву. Мне терять нечего, у меня репутация и так ниже плинтуса, кровавой разборкой я её уже не испорчу.
– Окей, – широко улыбнулась Вера, протягивая руку для рукопожатия: – Зови меня Вера.
Рыжая опять слегка обалдела, отпустила её шею, пару секунд помолчала, глядя на руку и в глаза, уважительно хмыкнула и всё-таки пожала:
– Дженис. Аль-Руди. Жена Халеда аль-Руди.
– Очень приятно, – улыбнулась Вера.
Дверь вылетела вместе с засовом и куском стены, на пороге замер перепуганный министр Шен, быстро осматривая их обеих, яростным шёпотом спросил:
– Что вы тут делаете?
Вера взяла Дженис под руку и невинно улыбнулась:
– В туалет идём. Хотите с нами?
Министр смутился и опустил глаза, Вера дёрнула Дженис к выходу, протащила мимо министра Шена, в коридор с картинами, дальше по залам. Дженис смотрела на неё с подозрением в неадекватности, через время начала улыбаться, Вера поймала её взгляд, прыснула и рассмеялась, отпустила её руку. Дженис покачала головой и тихо сказала:
– Туалет в другой стороне, он поймёт, что мы туда не собирались.
– Какая разница, куда мы собирались, если в итоге придём туда? Наш маршрут его не касается.
Дженис тихо рассмеялась, качая головой и изучая Веру как странное явление, вздохнула и немного виновато сказала:
– Зря ты ко мне подошла, Шеннону это не понравится.
– Ну, начнём с того, что это ты ко мне подошла, – невинно похлопала глазками Вера, Дженис фыркнула и зажмурилась, – и закончим тем, что если что-то не нравится господину министру, это проблема господина министра. Лично мне всё нравится.
Красотка помолчала, кивнула на боковой коридор:
– Сюда, – они свернули, прошли ещё немного в молчании, Вера ощущала, как Дженис постепенно теряет запал и начинает жалеть о своей вспышке, молчала и ждала. Дженис прочистила горло и тихо сказала:
– Ты здесь недавно, и многого не знаешь. В Ридии официально разрешено многожёнство, Халед – завидный жених, на нём регулярно виснут наглые бабы, с полным правом. Он обещал мне, что не будет брать вторую жену, но когда к нему подкатывают юные вертихвостки… А он их послать не может, там женщины считаются чем-то жалким и неспособным навредить, типа утёнка или котёнка, с ними можно вести себя только вежливо и доброжелательно, как бы они себя ни вели. Доходит до того, что двенадцатилетние садятся ему на колени, делая вид, что они все такие крошки-детки, а сами лезут его рукой себе под юбку, а он должен делать вид, что ничего не понимает. Такая культура. Он мне это объяснил, и мы договорились, что я буду их гонять сама, в образе свирепой дикой иностранки, которая ничего не понимает. У меня и так плохая репутация, так что хуже не будет. Да, в Ридии тоже, – она увидела Верин удивлённый взгляд и рассмеялась, шутливо сказала: – Благодаря твоему появлению, я теперь не самая долбанутая на этой вечеринке.
– А почему ты была самая долбанутая?
– Нас с Халедом застали на кровати Георга 13го в музейном крыле. Голыми.
– Обалдеть, – с восторгом протянула Вера, Дженис закатила глаза:
– Рада, что тебе нравится. Но высший свет Оденса нас, мягко говоря, не понял.
– А чего вы на музейную кровать полезли? – Вера поймала себя на том, что идёт вприпрыжку, решила отрываться так отрываться, обогнала Дженис, развернулась кругом, чтобы лучше её видеть, и пошла спиной вперёд, танцующим счастливым шагом. Дженис смотрела на неё, уже конкретно осознавая, что Призванная поехавшая, и судя по улыбочке, получала от этого факта сложную гамму эмоций.
– Там было темно, мы не поняли, что это за кровать.
– Господи, как мило! – рассмеялась Вера, – вы отожгли, конечно, да… – Ты меня сегодня переплюнула, – усмехнулась Дженис.
– В смысле?
– Явиться на бал Георга 16го с бастардом Георга 15го – это… Я даже не знаю, что ты будешь творить дальше, если ты с этого начала. – Вера развела руками, начиная подпрыгивать ещё беззаботнее, Дженис осмотрелась и понизила голос: – Вы… вместе?
– У нас тёплые дружеские отношения, – оттарабанила Вера с серьёзным лицом, подпрыгивая на каждом слове, Дженис фыркнула:
– Ага, мы с Халедом на кровати тоже в карты играли, по-дружески.
– Что, правда играли?
– В твоём мире нет сарказма?
– Ну мало ли, чем у вас тут принято на кровати заниматься.
– Тем же, чем и у вас, уверяю тебя.
– Мы, например, стихи читаем друг другу, – сделала честные глаза Вера, Дженис так расхохоталась, что на них обернулись, Вера изобразила недовольство:
– Чё ты ржёшь, я серьёзно.
Дженис засмеялась ещё громче, успокоилась и сделала хитрые глаза:
– И как тебе цыньянские стихи?
– Бомба вообще, – округлила глаза Вера.
– А ну расскажи хоть один.
Вера резко остановилась, встала в гордую позу оратора, и стала сочинять:
На королевском балу море вкусностей всяких,
Сижу весь в шелках на полу, изучаю
Сортир.
Дженис рассмеялась и зааплодировала, кивнула:
– У тебя есть задатки, – замерла и перестала улыбаться: – Подожди, он что, реально учил тебя писать стихи?
– Ну да. А что?
– В жизни бы не поставила рядом Шеннона и поэзию.
– О, ты плохо его знаешь, он мастер, – сделала значительное лицо Вера, осмотрелась: – Куда дальше?
– Туда, почти пришли, – Дженис указала на одну из дверей, Вера вошла, увидела просторную комнату ожидания и пару служанок в форме, Дженис одну забрала и скрылась за следующей дверью, Вера отказалась от услуг второй, подошла к зеркалу, стала поправлять макияж.
Дженис вернулась, тоже остановилась перед зеркалом, жестом отослала служанок за дверь, тихо сказала Вере:
– Губы накрась, твоя помада слишком бледная, это сейчас не в моде.
– У меня только одна помада, – развела руками Вера. Дженис достала из карманов арсенал, выбрала одну и протянула:
– На. Не думала, что она мне пригодится, сама не понимаю, зачем я её взяла. Боги тебя любят, видимо, к твоему платью подходит идеально. Тут ты, конечно, тоже дала жару.
– В смысле? – Вера взяла помаду, накрасила губы и вернула: – Спасибо.
– Да не за что.
– А что не так с платьем?
– Оно красное.
– Да я тоже считаю, что слишком ярко.
– Не в этом дело. Во дворце никто не носит красные платья.
Вера удивлённо посмотрела на Дженис через зеркало, она отвела глаза, как будто ей было неловко говорить такие вещи, но продолжила:
– Не так давно красный был официальным цветом королевской фаворитки, у неё был свой церемониальный протокол и своё место за столом, даже специальная лавка у трона была, король с ней не расставался, она чуть ли не страной плавила вместо него. Но потом его наследник женился на королеве Софии, она была с севера, там любовниц не жалуют, и она это всё отменила. Но красное всё равно никто не носит, по старой памяти.
– Охренеть, – прошептала Вера.
– Ты не знала?
– А откуда? Я вообще другое платье заказывала, но у меня выбор небольшой, что дали, то и надела, спасибо хоть перешить разрешили. Декольте было вот тут. Представляешь? Я сверху кружевами зашивала.
– Такая мода, – двинула плечами Дженис, ободряюще улыбнулась, не особо уверенно: – Я себе тоже шила всегда повыше, так многие делают, не все гонятся за модой. Хорошо, что ты зашила, глубокое декольте обычно носят весёлые вдовы и прочие искательницы приключений. Если бы ты была с таким, к тебе бы подкатывали… ловеласы, и всякие такие. Хотя, с этим гребнем, – она с усмешкой посмотрела на Верины украшения, довольно кивнула: – Ты в безопасности, вне зависимости от платья, хоть голой.
– Он всё-таки что-то значит? – полуутвердительно вздохнула Вера, Дженис подняла брови:
– Шеннон тебе не сказал?
– Нет.
– Этот гребень заказал император Ву, когда ехал свататься к императрице Ю, на тот момент это было самое дорогое украшение в мире, особенно учитывая, что центральный камень он из своей короны выковырял, второго такого нет. Сейчас я не знаю, сколько этот гребень стоит, учитывая историческую ценность, Шеннон получил его в наследство по завещанию императрицы Ю, старушка его страшно любила. Георг оспорил завещание в суде, потому что, по договору о присоединении Четырёх Провинций, все драгоценности императорской семьи, увезённые из империи, после смерти хозяев переходят в собственность музея, которым стал дворец. Шеннону пришлось отдать гребень в музей, но музей почти сразу ограбили, унесли гору драгоценностей, всё самое дорогое. Потом они всплыли на чёрном рынке в Ридии, их несколько раз воровали друг у друга бандиты, и в итоге Шеннон купил их все на государственном аукционе, после того, как взяли банду торговца краденым и арестовали его имущество. Привёз их сюда, устроил праздник в честь возвращения, Георг на этом празднике поднял тост и сказал, как он гордится своим тайным сыском, что они смогли вернуть драгоценности музею. А Шеннон сказал, что действовал как глава дома Кан, а не как подданный Карна, и тратил свои личные деньги, и королевский музей к этим вещам отношения не имеет. Там юридически всё довольно запутанно, благородные цыньянцы, подписавшие договор о присоединении Четырёх Провинций – вроде как не подданные короля, а гости, и их земли – это личные королевства, там работают цыньянские законы довоенной империи, даже если там земли два на два шага, они на этой земле – верховная власть. И с этой точки зрения, Шеннон имел право, это были просто драгоценности, которые он купил в Ридии, полностью законно, у него были документы с аукциона, с печатью падишаха – не подкопаешься. Георг сказал, что хочет эти вещи получить в музей. Шеннон сказал – ну купи. А Георг как раз тогда очередной кредит у Рубена взял. У него было лицо такое, что… – она посмотрела на себя в зеркало, попыталась изобразить вытянувшуюся физиономию, Вера рассмеялась, Дженис перестала кривляться и улыбнулась: – При дворе появилась модная идиома "Шеннопауза". Это когда… ну, ты весь в долгах, а тебе говорят: "Купи", точно зная, что ты не купишь. Или когда ты без ног, а тебе говорят: "Спляшешь – подарю", как будто нахрен послали, но кружным путём. – Я поняла, – кивнула Вера, пытаясь справиться со смехом, восхищённо покачала головой: – Ну не красавчик?
– Красавчик, – с усмешкой кивнула Дженис, – и не надо мне врать, что у вас ничего нет.
– Я такого не говорила, – шепнула Вера, – не распространяйся об этом.
– А это такой секрет, прямо тайна за семью печатями! – саркастично закатила глаза Дженис. – Он смотрит на тебя, как на собственность, там ничего говорить не надо, это уже обсуждает весь двор, а завтра будет обсуждать весь мир.
– И тем не менее. Никаких официальных заявлений.
– Да понятно… – Дженис стала собирать косметику, задумалась и улыбнулась Вере через зеркало: – Вернёмся – я тебя с братом познакомлю, он тебя как увидел, так до сих пор из транса не вышел, бедняга. Ну, у них в Ридии так говорится, что это брат, на самом деле, он мужа брат, троюродный, но он меня зовёт сестрой, и я его мать зову матушкой, там так принято. Пол-Ридии матушек у меня теперь. Ты всё? Идём.
Вера кивнула и вышла за ней. Они в молчании прошли несколько коридоров, Дженис указала на примыкающий, мимо которого они проходили:
– Вот тут если свернуть в галерею, подняться по лестнице, потом налево, в конце коридора будут групповые портреты, там есть картина, написанная на банкете в честь подписания договора о присоединении Четырёх Провинций, там Георг 15й, несколько генералов, император Ву и императрица Ю в том гребне, который сейчас на тебе.
– Надо будет сходить. Ты так хорошо знаешь дворец?
– Я здесь жила, – вздохнула Дженис, – моя мать была племянницей старой королевы, Георга 15го называла дядей, и я его называла дядей, – она задумалась, улыбнулась и вздохнула с печальным восхищением: – Какой был король! Я в него влюблена была в детстве, железный мужик, он словом горы двигал, при этом обаятельный, как сам дьявол, женщины его обожали. Я всё думала, что вот вырастут его сыновья, я себе одного загребу. А он родил сначала Шеннона, потом вообще Георга, так обидно было.
Вера рассмеялась, Дженис показала язык:
– Не смешно. Я долго к Шеннону присматривалась, но что-то не зашёл он мне, вообще никак, пришлось отказаться от этой идеи. Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Может, внуки будут похожи. Надо будет их познакомить, да?
Вера с круглыми глазами повернулась к Дженис, усердно строящей невинные глазки, поражённо выдохнула:
– Ты вот о чём сейчас думаешь?
– Я просто мыслю стратегически, – улыбнулась в сто зубов Дженис.
Они рассмеялись, сворачивая в последний коридор перед игровым залом, там стояли принц Халед и министр Шен, которых при их появлении резко отпустило напряжение, это было заметно по их лицам и позам, так очевидно, что дамы рассмеялись, просто переглянувшись. Подошли ближе, Халед протянул руку к жене, она отпустила Веру и подошла к нему, он посмотрел на министра, на Веру, шутливо сказал:
– Никогда не перестану удивляться тому, сколько времени дамы способны провести в ванной.
Министр так безнадёжно горько рассмеялся, что Халед сочувственно положил ладонь ему на плечо и заглянул в глаза:
