Текст книги "Дай мне руку (СИ)"
Автор книги: Остин Марс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
– Теперь я окончательно чувствую себя дикарём. Расскажите ещё, – он допил чай и встал, пересел на диван, похлопал по дивану рядом с собой, – садитесь сюда, там плохо видно.
Вера улыбнулась и опустила глаза, чувствуя, как сердце разгоняется до форсажа – оно прекрасно помнило, как они сидели так в прошлый раз.
«Привыкай, сердце. Возможно, однажды мы начнём спать рядом каждую ночь.»
Вероника села к нему, опять открыла картинки с космосом, начала рассказывать… и опять почувствовала, как министр сползает по спинке, укладываясь на её плечо.
И замолчала. Посидела немного, слушая его дыхание, треск поленьев и грохот своего сердца, потом тихо позвала:
– Господин министр…
– Я не засыпаю, – сонным шёпотом ответил он, – мне просто так удобно.
Веронике казалось, вся комната качается, она с трудом нашла в себе силы опять заговорить:
– Я представить боюсь, насколько это неприлично.
– Боитесь – не представляйте, – усмехнулся он, она чуть улыбнулась:
– Мне ожидать завтра грандиозную сцену раскаяния по этому поводу?
– Нет, – с улыбкой ответил он, – думаю, нет.
– Что изменилось?
Министр медленно глубоко вдохнул… и выдохнул:
– Не спрашивайте. Я расскажу, когда смогу.
– Ладно, – шепнула Вера, опять беря телефон, – космос?
– Космос, – улыбнулся министр, придвигаясь ещё ближе, Вера попыталась сдержать улыбку.
«Милый мой господин министр, неужели вы думаете, что я никогда так не сидела и не знаю, что ни разу это не удобно? Долго вы так не просидите.»
Как будто в ответ на её мысли, он придвинулся ещё ближе, улёгся плечом на её руку и завозился, устраиваясь поудобнее. Вера от шока застыла, его близость сбивала с толку, она не помнила, о чём говорила секунду назад.
– Космос, госпожа Вероника, космос, – насмешливо шепнул министр, – не отвлекайтесь.
«В голове у меня космос. Из-за вас.»
У неё гудело как струна всё тело. Казалось, чувствовать она может только там, где он её касается, остальные нервы отключились за ненадобностью.
Она повернула голову, пытаясь увидеть его лицо, увидела, что он с задумчивой улыбкой смотрит на её грудь, и поражённо выдохнула. Министр на миг поднял глаза, встретился взглядом с Вероникой и резко отвернулся, делая самую невинную в мире физиономию: «я никуда не смотрел». Вероника криво улыбнулась: «я всё видела».
Министр бросил на неё укоризненный взгляд: «вы ничего не видели».
Вера улыбнулась и отвернулась, посмотрела на давно погасший экран телефона, закрыла глаза, чувствуя, как внутри нарастает горячий трепет, распирает грудь, вот-вот готовясь вылиться в неконтролируемое желание сказать всему миру правду.
«Я люблю вас.
Господи, с этим невозможно бороться…»
Опять повернулась к нему, увидела его глаза так близко, что в тёмной глубине было отчётливо видно отражение огня в камине, глубоко вдохнула… закрыла глаза и с улыбкой прошептала:
– Сейчас сюда кто-то вломится, да?
– Зависит от того, что вы собираетесь сказать, – грустно улыбнулся министр, она недоверчиво приподняла бровь, он вздохнул и кивнул, заставив её улыбнуться. – Я завтра попытаюсь объяснить, что это и как это работает. Но сейчас не могу.
Она медленно глубоко вдохнула и со смешком шепнула:
– Космос?
– Космос, – мурлыкнул он, прижимаясь ещё ближе, потёрся щекой о её плечо и прошептал: – Обожаю космос.
Вера тихо рассмеялась, опять взяла телефон, на экране появилось фото марсианского рассвета, она перелистнула дальше и тихо продолжила:
– Это тоже Марс, там очень высокие горы из-за слабого притяжения. Это марсианское небо ночью, оттуда Земля с Луной выглядят как двойная звезда, вот здесь… А это Венера, её только утром видно. Вообще Венера дальше, но её лучше видно, у неё сильный блеск. Это единственная планета, названная в честь богини.
– Богини чего? – тихо спросил министр и Вера почувствовала волну смущения внутри, шёпотом ответила:
– Богини Любви. А Марс – бог войны.
– Они далеко друг от друга?
Его сонный голос вызывал в ней желание прижаться к нему крепче, укутать в одеяло и согреть, она видела эту картину отчётливее, чем тёмную гостиную с горящим камином, понадобилось усилие, чтобы вынырнуть из трясины своей фантазии.
– Далеко. Очень. Достаточно далеко, чтобы между ними влезла вся Земля.
– Жаль, – чуть улыбнулся он. – Расскажите о ней.
– Она вращается в обратную сторону, не так, как Земля и остальные планеты. У меня нет её фотографий, её сложно изучать, потому что она всегда окутана облаками, таким плотным слоем, что сквозь них ничего не видно.
– Как это похоже на женщин, – прошептал министр, Вера улыбнулась:
– Эти облака просвечивали специальной аппаратурой, чтобы составить карту, но она специфическая на вид, я не ношу её с собой. Там очень высокая температура, до пятисот градусов.
– Это сколько?
– При сотне кипит вода, при трёхстах плавится свинец.
– Ого.
– Да. – Вера посмотрела на министра, он лежал с закрытыми глазами и чуть улыбался, желание прижаться щекой к его волосам становилось с каждой секундой всё нестерпимее. Она отвернулась и вздохнула: – А на Марсе зимой до минус ста пятидесяти бывает. При этой температуре замерзает спирт.
– И как он дошёл до такой жизни? – шутливо вздохнул министр, не открывая глаз, Вера улыбнулась:
– Говорят, четыре миллиарда лет назад там было вполне комфортно, даже вода была, может, жил кто-то. Но потом стало холодать, вода испарялась вместе с атмосферой, начались катаклизмы, налетели метеориты, истыкали всю поверхность осколками, вулканы выжгли что осталось, ледяные шапки расползлись на полпланеты… досталось ему, короче. Но сейчас температура, вроде бы, растёт. Потихоньку.
– Вера?
– М? – она повернула голову, опять ощутив притяжение его взгляда, он секунду посмотрел в её глаза и медленно отвернулся, потёрся щекой о плечо, тихо сказал:
– Видели когда-нибудь настоящий метеорит?
– Нет.
– Пойдём вместе на рынок, я вам покажу. Хозяин ювелирной лавки коллекционирует редкие камни, у него есть метеорит, красивый нереально.
– Здорово. – Вера улыбнулась, опять разблокировала телефон, – скоро семь.
– Да? А почему так темно?
– Дождь на улице.
Он замолчал, прислушиваясь, по стёклам действительно еле слышно стучали мелкие капли, министр печально вздохнул и сказал:
– Не пойду на тренировку. Всё равно после Тяжёлого Дня стресс снимать, какая разница. Обойдутся без меня, ничего с Артуром не случится, если он один день походит небитым, – опять вздохнул и тоном капризного жадины потребовал: – Ещё космоса!
Вера тихо рассмеялась и стала рассказывать.
Дрова в камине почти догорели, серый рассвет за окнами почти не давал света. А ей казалось, этот мир ещё никогда не был таким ярким.
Картинки в папке закончились, министр посмотрел на часы и с печальным вздохом сел ровно, взлохматил волосы:
– Пора собираться. Я пойду, наверное, в ванную, взбодрюсь, а вы приготовьте пока что-нибудь, хорошо?
«Отлично. Я бы хотела, конечно, с вами, но так тоже хорошо.»
Она молча кивнула, он улыбнулся и ушёл. Вера пошла на кухню, сделала тесто на оладьи и к тому моменту, как он вернулся, успела пожарить первую партию.
Министр остановился на пороге, Вера окинула взглядом его мокрые волосы, полотенце на шее, кивнула на мокрую безрукавку и шутливо спросила:
– Эта штука вообще снимается?
– Только вместе с кожей, – криво улыбнулся министр, подходя ближе и выбирая из тарелки оладушек.
– Осторожно, горячее, – буркнула Вера, он кивнул и откусил половину, она закатила глаза: – Вы никогда меня не слушаете!
Он рассмеялся, прожевал и кивнул:
– Правда горячее.
Вера бросила на него полный праведного негодования взгляд и придвинула блюдце со сметаной, министр просиял:
– То, что надо! – взял ещё оладушек и блюдце во вторую руку, довольно вздохнул: – Прогуливаю тренировку, ем сладкое, нарушаю режим, веду себя крайне невоспитанно… Видел бы наставник – бил бы меня посохом.
– В этом прелесть быть взрослым, – пожала плечами Вера.
– Приходится бить себя посохом самостоятельно? – фыркнул министр, она улыбнулась и стала снимать со сковородки вторую партию, отодвигая остывшие в сторону. Министр взял ещё, прожевал, шутливо нахмурился: – Если я растолстею, что вы будете делать?
– Расширять дверные проёмы, – серьёзно сказала Вера, министр прыснул и зажал рот ладонью, пытаясь смеяться и жевать одновременно, справился, отдышался и оглянулся на дверь, медленно качнул головой:
– Нет, таким толстым я никогда не буду, – посмотрел на блюдо с оладушками и перестал улыбаться, – надо с этим завязывать. – Помолчал, повздыхал и взял ещё один, заявив ему: – Утром можно!
Вера рассмеялась и взяла один себе.
Министр достал себе чашку, набрал воды, Вера обернулась:
– Может, чай?
– Некогда, – качнул головой он, – скоро Двейн придёт, а мне ещё одеваться. Это официальный визит, я должен быть в цыньянском костюме, а под него сложно прятать оружие.
– Вы везде с оружием ходите?
– Да. Это не раз спасало мне жизнь, – пожал плечами министр, допил воду и интригующе улыбнулся: – Поможете выбрать костюм?
Вера здорово удивилась, но кивнула и выключила плиту, пошла следом за ним в спальню. Министр открыл дверцы шкафа, которые Вера до этого открывала только раз, чтобы убедиться, что там занято, и найти себе другую полку. В шкафу висели костюмы, похожие на те, что она видела в цыньянском квартале, министр сделал широкий приглашающий жест и сел на кровать:
– Выбирайте.
– Да тут роскошный выбор, – иронично фыркнула Вера, – ощущается ваш вкус. Чёрное, чёрное или чёрное? Хм, а может быть, чёрное? Хотя, нет, чёрное уже было, в этот раз попробуем… чёрное. – Министр с улыбкой смотрел, как она обезьянничает, Вера сделала удивлённые глаза: – О, боже, как неожиданно, смотрите, чёрно-серый! Вот это да… А дальше вообще серо-чёрный! А этот почти весь серый. Какой же выбрать? – Вероника передвинула несколько вешалок и поражённо отшатнулась, изобразив шок от лицезрения бледно-синего костюма с белой отделкой на воротнике и рукавах, схватилась за сердце и повернулась к министру, громко шепча: – Вас заставили, да? Вас шантажировали?
– Да, – кивнул министр, – вы угадали, это обязательный костюм. Все, что правее – обязательные, из них можете не выбирать.
– Хм, – она заинтересованно перебрала цветные костюмы, поморщилась на бледно-жёлтый: – Ужасный цвет… А вот этот мне нравится, – она отодвинула все, развернула к себе тёмно-красный комплект с чёрно-золотой вышивкой, улыбнулась: – Да, вот этот вам пойдёт.
– Это свадебный, – усмехнулся министр, – выбирайте из тех, что слева.
– Ладно, – Вера смутилась и осторожно отодвинула цветные костюмы в сторону. Услышала приглушённые шаги и голос Артура: «Господин?», обернулась и сделала честные глаза: – Это не я.
Министр беззвучно рассмеялся и прошептал с бессовестной улыбкой:
– Сейчас я буду пересдавать свою четвёрку с минусом. – Дьявольски усмехнулся, набросил пиджак, что-то сделал с безрукавкой и она распахнулась на груди, заставив Веру вспыхнуть и округлить глаза.
– Господин? – голос Артура раздался ближе, министр убрал полы безрукавки за спину так, что пиджак казался надетым на голое тело, взлохматил волосы, поставив их дыбом, повернулся к Вере и многообещающе прошептал:
– И последний штрих, не пугайтесь.
Она испугалась.
Он шагнул к кровати, с ехидной улыбочкой взялся за углы одеяла… и набросил его на замершую в шоке Веру. Она пикнуть не успела, как он подхватил её вместе с одеялом, перевернул и бросил на кровать, оставив выпутываться самостоятельно.
– Господин?
– Что?!
– Барт сказал, чтобы я разбудил вас в без пяти восемь.
– Барт тебя шикарно подставил. – Вера наконец выбралась из-под одеяла, убрала с лица волосы и смогла рассмотреть красного от смущения и злости Артура, стоящего в дверях и не знающего, куда деть глаза. – Я сказал, чтобы меня не трогали до восьми, кто тронет, тот пожалеет.
– Дадите разрешение на дуэль? – хмуро буркнул маг.
– Не дам, он стажёр. Но просто на мечах можешь из него хоть отбивную сделать, я пригласил его на утреннюю тренировку, а сам не пойду, так что ты без пары.
Артур бросил короткий взгляд на встрёпанную Веру, лежащую на кровати среди мятых одеял, смутился и отвернулся:
– Разрешите идти?
– Двейну передай, чтобы одевался официально и ждал меня у портала, мы едем в дом Хань. Иди.
– Господин. – Артур поклонился и ушёл, напоследок бросив ещё один взгляд на Веру. Министр закрыл за ним дверь, с довольным видом повернулся к Веронике:
– На этот раз лучше?
– У вас надавленная полоска от безрукавки, – улыбнулась Вера, указывая на его грудь, – видно, что вы сняли её только что. Так что пять с минусом.
– Чёрт, – он опустил голову, пощупал полоску на груди и пробурчал: – Я пересдам ещё раз. Дадите пару уроков?
Вера посмотрела в его глаза долгим взглядом и кивнула:
– Как только найду подходящих зрителей.
– Ловлю на слове, – усмехнулся министр, увидел, что Вера смотрит на его живот, и улыбнулся: – Что вы там увидели?
– Кошка поцарапала? – шутливо улыбнулась Вера, кивая на его бок, располосованный четырьмя параллельными шрамами.
– Кот, – фыркнул министр.
– И из-за этого вы не снимаете безрукавку?
– Я прячу не грудь, а спину, – он перестал улыбаться, кивнул на дверь, – Артур в шоке, потому что меня никто никогда раздетым не видел, только Док, но он умеет молчать.
– И что там такого страшного?
– Хотите посмотреть? – криво усмехнулся министр, Вера пожала плечами и кивнула, он снял пиджак, – только никому ни слова, – она опять кивнула, глядя как он снимает безрукавку и поворачивается спиной.
Вера округлила глаза и схватилась за рот, пытаясь сдержать поражённый вскрик – всю спину покрывали длинные тонкие шрамы. Они пересекались, накладываясь друг на друга, у неё всё внутри сжалось от нахлынувших волн боли, перед глазами поплыло, тяжёлый гул в ушах вызывал головокружение.
– Кто это сделал? – её голос звучал глухо и низко, министр удивлённо обернулся:
– Жрец из храма Золотого Дракона.
– Жрец? – поражённо выдохнула Вера, министр нахмурился, рассмотрев её мокрые глаза:
– Да. В чём дело? – Она отвернулась, сморгнула непролившиеся слёзы и вытерла лицо рукавом, министр нахмурился ещё сильнее: – О чём вы?
– О шрамах.
– Я думал, о татуировке, – нервно фыркнул министр, – не на то вы обращаете внимание.
Она видела татуировку у него на лопатках, но шрамы настолько шокировали её, что ни на что другое внимания не осталось.
– Она что-то значит? – с извиняющимся видом спросила Вера, министр кивнул:
– Она значит, что я незаконнорожденный. – Он бросил безрукавку на кровать, взял из шкафа новую, повернувшись спиной, Вера смогла рассмотреть рисунок – дракон, лежит, закрыв глаза и обернув себя хвостом.
– Ага, вот почему «спящий дракон», – тихо сказала она. – Только он не спит, он прикидывается, это видно.
Министр фыркнул, с улыбкой посмотрел на Веру через плечо:
– Прикидывающийся дракон?
– Ага, – кивнула Вера, попыталась улыбнуться, – в засаде.
– С закрытыми глазами? – фыркнул он.
– А может, он охотится на охотника, – прищурилась Вера, – изображает сонного, а потом – раз! – и съел.
Министр тихо рассмеялся, кивнул на шкаф:
– Что вы выбрали?
– Четвёртый слева.
Он достал серо-чёрный костюм, бросил на Веру шутливо-недовольный взгляд:
– Все решат, что у меня праздник.
– А если вы пойдёте в чёрном, не решат? – фыркнула Вера, он кивнул, она скептически подняла бровь: – Вы глаза свои бессовестные в зеркало видели?
– В смысле? – возмущённо выдохнул министр.
– В них написано: «Я сегодня прогулял тренировку, ел сладкое, нарушал режим, вёл себя потрясающе невоспитанно и останавливаться не собираюсь!»
Министр рассмеялся, зажмурился, потом посмотрел на Веру одним глазом:
– Это так очевидно?
– О, да.
– Это полностью ваша вина, – погрозил пальцем он.
– Готова взять на себя ответственность, – изобразила серьёзную морду Вера.
– Возьмёте, – многообещающе кивнул министр, бросил костюм на кровать и стал расстёгивать пояс. Вера подняла брови и улыбнулась:
– Не стесняетесь?
– А что вы тут не видели? – невинно улыбнулся он. Она неопределённо пожала плечами, изучая медленным взглядом его фигуру, прищурилась как сытая кошка и мягким движением вытянулась на кровати во весь рост, закинув руки за голову и улыбаясь откровенно неприлично.
Министр вытащил из штанов пояс, посмотрел на Веру, прищурился с шутливым подозрением:
– Знаете, мне начинает казаться, что вы занижаете мне оценки исключительно ради того, чтобы я приходил на пересдачи.
Вера с наигранным шоком прижала ладонь к груди:
– Как вы догадались?
– В глаза свои бессовестные посмотрите в зеркале, и поймёте.
– Это полностью ваша вина, – вздохнула она, – возьмёте на себя ответственность?
– Ещё как, – медленно кивнул министр, расстёгивая брюки и глядя Вере в глаза. Она кусала губы и прикладывала море усилий, чтобы не отвести взгляд, но сдалась через пару секунд, когда он бросил брюки на кровать, оставшись в длинных белых штанах чуть поуже, но далеко не обтягивающих. Она не смогла сдержать гримасу разочарования, министр рассмеялся и издевательски развёл руками:
– Да, так выглядит цыньянское бельё, вы его уже видели. А карнское я не ношу, оно неудобное и смешное.
Вера напоказ вздохнула, он опять рассмеялся и стал надевать штаны от костюма. Вероника наблюдала, как перекатываются мышцы на его руках, как блестят волосы, как изгибаются шрамы от царапин на боку…
«С каким удовольствием я бы затащила вас к себе на кровать и облизала каждый чёртов шрам, медленно и вдумчиво… заставляя вас ненавидеть меня за каждую секунду отсрочки долгожданного финала. Хочу услышать, каким голосом вы это скажете, хочу увидеть ваши глаза в этот момент…
Интересно, он догадывается, о чём я думаю?»
Его бессовестные глаза говорили, что конечно, да.
«Так чего мы ждём?»
Его грудь закрыла очередная безрукавка и Вера неохотно напомнила себе, что вообще-то, у него планы, и не просто планы, а «Тяжёлый День». Чем больше на нём становилось одежды, тем меньше Вера улыбалась, думая о его семье.
«Почему встречи с семьёй для вас такая проблема?»
Спрашивать казалось неприлично, она вздохнула и промолчала. Министр надел поверх рубашки длиннополый жилет, сверху широкий пояс, который запахивался на боку и прижимался ещё одним узким поясом, завязанным мудрёным узлом. Что-то в нём показалось ей странным, она задумалась и вспомнила, что почти у всех мужчин, которых она видела на рынке, на кончике пояса была маленькая вышивка, а у министра не было.
Он выпрямился, разгладил костюм, улыбнулся Вере:
– И как вам?
– Хорошо, – медленно кивнула она, смеривая его одобрительным взглядом, – этот стиль вам идёт больше, чем карнский.
Министр улыбнулся и взял с комода верину расчёску, стал прочёсывать спутанные волосы.
– Если честно, много лет ношу карнский костюм, а привыкнуть до сих пор не могу.
Вера смотрела на него, удивляясь преображению – министр выглядел выше и стройнее, в пиджаке он казался массивным и крупным, а сейчас пояс подчеркнул неожиданно тонкую талию, жилет сделал плечи шире, а спину ровнее.
Он закончил расчёсываться, стал выбирать из гребня волосы, тихо сказал с долей смущения:
– Вам тоже цыньянский костюм идёт больше, чем… чем что угодно другое. Носите его чаще.
– Сами выбрали, сами похвалили, – хихикнула Вера, он тоже улыбнулся, отложил гребень, Вера ещё раз смерила его взглядом и решилась: – А почему у вас пояса не вышитые? Это что-то значит?
Он резко смутился, нервно пощупал кончик пояса.
– Почему вас это заинтересовало?
– Просто так, – пожала плечами Вера, – хочу больше знать о вашем мире. Я видела на рынке, что почти у всех вышитые, причём некоторые реально коряво, особенно у стариков, я даже думала, что они сами их вышивают, потому что у молодых обычно лучше.
– Не сами, – печально улыбнулся министр, теребя пояс, вздохнул и добавил: – А корявыми гордятся даже больше, потому что корявые обычно вышивают дети. – Вера молча ждала продолжения, министр бросил на неё несерьёзный взгляд, пожал плечами: – Вышивка – женское занятие, детям вышивают мамы-бабушки, взрослым – сёстры или жёны, старикам – внучки, это повод для гордости. – Вера продолжала молчать, он напряжённо улыбнулся: – Я же говорил вам, у меня нет семьи.
– А это только члены семьи могут делать?
Он замялся ещё сильнее:
– Не обязательно, но желательно.
– И? – развела руками Вера, – вы говорили, у вас чуть ли не десяток сестёр и мама ещё молодая.
Министр опустил голову, горько рассмеялся и потёр глаза, покачал головой, сел на край кровати и посмотрел на Веру странным взглядом, поровну недоумевающим и обожающим, она не понимала причины.
– Что?
– Вера, вы… то ли наивны, как ребёнок, то ли рассуждаете мерками своего мира, всё ещё. Отвыкайте, здесь всё по-другому. Я полукровка, незаконнорожденный ублюдок, все мои сёстры скорее руку себе отрубят, чем пошевелят хоть пальцем ради меня, я позор семьи, даже двух семей, они со мной при встрече не здороваются. Мать вычеркнула меня из своей жизни, как только вышла замуж, я пятно на её репутации, она не будет тратить своё время на вещь, которая покажет миру, что мы с ней общаемся. Они все предпочли бы, чтобы я просто исчез, и их меньше всего в мире волнует, в чём я хожу.
– А Эйнис? – тихо сказала Вера.
– Она не умеет, – фыркнул министр.
– Да ладно, совсем? – нахмурилась Вера, – что там уметь? Это не высшая математика, этому можно за ночь научиться.
Он опять грустно рассмеялся, посмотрел на Веру тем странным взглядом:
– Знаете, Эйнис у меня уже семь лет, и все эти годы она с готовностью брала всё, что я ей давал, а потом и требовать научилась. Но ей никогда в голову не приходило предложить что-то взамен.
– Коза, – констатировала Вера. – Хотите, я вышью? Я умею. Я так умею, как им тут всем и не снилось.
– Ещё бы, – напряжённо усмехнулся он, – раз уж вас Тонг призывал, вы умеете.
Она молча ждала ответа, он смущался всё сильнее, смотрел в пол, молчание затягивалось.
– Что? – тихо спросила Вера, – так не принято? Просто скажите «нет», я не обижусь.
Он напряжённо улыбнулся не поднимая глаз, посмотрел на шкаф, медленно встал, открыл дверцу и остановился, глядя в пространство. Положил на верхнюю полку гребень и закрыл, тихо сказал:
– Давайте поговорим об этом, когда я вернусь.
– Ладно, – непонимающе приподняла плечи Вера, министр кивнул сам себе и вышел из спальни, Вероника пошла следом. Он остановился у окна в гостиной, за окном было мрачно и пасмурно, где-то тихо бормотал гром, редкие капли глухо били по стеклу, запотевшему на две трети.
Вера остановилась рядом, почти касаясь его плеча, министр поднял левую руку и медленно нарисовал на стекле иероглиф, она удивлённо посмотрела на стекло, на задумчивого министра Шена, пожала плечами и улыбнулась, читая вслух:
– «Вода».
– «Вэй», – кивнул министр, написал следующий иероглиф ниже: – «Ра». «Ни». «Ка». Ваше имя, так записал его Тонг. «Вэй Ра» значит «радуга», «вода» и «сиять», написанные слитно.
– Прикольно, – улыбнулась Вера.
– «Ни» значит «ласкать», «Ка» – путь, не в смысле «дорога», а в смысле «направление» или «учение». – Вера подняла на него удивлённый взгляд, но министр не смотрел на неё, продолжая изучать стекло, чуть улыбнулся: – Цыньянские имена редко бывают длиннее трёх слогов, если ваше записать полностью, то письменное обращение будет занимать полстраницы. Мыслеслов иногда странно переводит… поправьте меня, если что. – Она кивнула и стала заинтересованно наблюдать за его рукой, выводящей иероглифы. Он писал всей ладонью, то указательным пальцем, то мизинцем и большим одновременно, это выглядело как игра на каком-то странном музыкальном инструменте, изящно и красиво. Он дописал столбик левой рукой и поднял правую, как-то неожиданно оказавшись у Веры за спиной, когда она это поняла, по телу прокатилась волна жара. Третий столбик он начал выше, чем первые два, дописал и опёрся о подоконник слева и справа от Веры, не прикасаясь, но волнующе близко, опять поднял левую руку и стал читать, водя пальцем вдоль столбиков:
– Вероника. Дочь властелина мира. Здесь Тонг написал «принадлежащая» заре, но мне больше нравится «озарённая». Здесь… – он придвинулся ближе и поднял правую руку, указывая на столбик фамилии, Вера ощутила в волосах его дыхание и перестала различать слова. Его голос слился в неразборчивый гул, иероглифы качались перед глазами, как будто стекло выгибалось мыльным пузырём. В сознание пробивались его слова «небо», «граница», «смотрите», но она уже слабо понимала, о чём он, его близость кружила голову, голос становился всё тише, в какой-то момент она стала слышать его на французском, потом на итальянском.
Он снова опёрся о подоконник с двух сторон от неё, она чувствовала себя безнадёжно загнанной в угол, этот индукционный нагрев раскалял её до плавления, ей казалось, она упадёт на пол каплей, как только он уберёт руки.
– Вера?
Она слышала, но не понимала, что он от неё хочет, его дыхание обожгло шею, голос раздался ещё ближе:
– Ощущаете себя радугой?
Она улыбнулась и шёпотом спросила:
– А вы себя тёплым ветром?
– Скорее, водопадом, – тихо рассмеялся он, сдвинулся чуть влево, оставив правую руку на прежнем месте, его предплечье коснулось её талии, она закрыла глаза.
«Что вы со мной творите, это вообще законно?»
– Если вам понадобится печать, – сказал он, заставив её открыть глаза и начать следить за его левой рукой, рисующей прямоугольник под именем, – здесь будет имя, в два столбика, Вэй Ра и Ни Ка. Ниже фамилия, опять в два столбика, «огонь», «небо», «граница» и ещё раз «свет». У незамужних девушек фамилия пишется после имени.
Он замолчал, опустил руку, Вера посмотрела вниз и её током шибануло от того, что там, где её раньше чуть касалось его предплечье, теперь невесомым теплом лежит его ладонь.
«Почему вы так резко смелеете, когда я поворачиваюсь к вам спиной?»
Его рука с талии медленно скользнула на живот, лопаток коснулась его грудь, Вера ощутила сильные толчки его сердца.
«Кажется, я знаю, в какой позе у нас будет первый секс.»
Эта мысль прошила её оглушительным разрядом от макушки до пальцев ног, нереальные картины отражённого в оконном стекле безумия вгоняли в дрожь.
Он медленно поднял левую руку и прошептал:
– А когда вы выйдете замуж, фамилия мужа будет писаться перед именем. Например…
– Господин?
Вера истерически прыснула и шмыгнула носом, министр обернулся и угрожающе рыкнул:
– Я сказал ждать на базе!
– Простите.
Шаги Двейна удалились к порталу, министр обречённо зарычал и уткнулся лбом Вере в плечо, обнял за пояс второй рукой, медленно глубоко вдохнул и беззвучно рассмеялся. Вероника мягко накрыла его руки своими, с улыбкой шепнула:
– Каких богов мы прогневили?
– Вам всех перечислить? – фыркнул он, прижал её крепче и с сожалением выдохнул: – Мне нужно идти, туда нельзя опаздывать. Буду часа через два, максимум, через три. Дождётесь?
– Конечно.
– Спасибо.
Он на миг сжал её сильнее, отпустил и быстро ушёл, не дав ей обернуться. Вера опиралась о подоконник, улыбаясь как дурочка, смотрела на иероглифы, на то место, которое перед именем, там были две маленькие чёрточки, он еле коснулся этого места.
Внутри переливался всеми красками космос, невероятные предположения щекотали нервы, она скорее отгоняла их, боясь сглазить или начать верить раньше времени.
«Я люблю его.
Господи, вот оно, то самое, о чём Милка спрашивала в последний день моей прошлой жизни – страстно, трепетно, невыносимо, так чтоб крышу рвало и дыхание перехватывало от любви.
Вот, что она имела в виду, а я не поняла. Я не знала. Со мной тогда ещё такого не было. А теперь будет.»
Тело гудело как улей, ей казалось, она всё ещё чувствует, как в спину бьётся его сердце, чувствует его руки на талии…
Ноги как чужие понесли её в спальню, на смятой кровати валялись вперемежку их вещи, Вера рухнула на неё, как в воду, перевернулась на спину, утопила взгляд в качающийся потолок.
Перед глазами был один министр Шен.
