Текст книги "Дай мне руку (СИ)"

Автор книги: Остин Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Ещё один маленький эксперимент. Вы знаете, что…

– Вера, ты тут? – голос Барта раздался из библиотеки, министр удовлетворённо кивнул, Вера отозвалась:

– Я на кухне, иди сюда.

Маг осторожно заглянул в кухню, министр выдвинул ему табуретку:

– Садись. – Придвинул лист и карандаш, – пиши. «Дано». – Маг сел и шустро застрочил, министр продолжил: – Тридцать пять фермерских хозяйств к юго-востоку от Оденса. Задача: магическая защита зерновых от холода. Что нужно?

– Сейчас, – маг быстро писал, морщил лоб, потом выровнялся и отчитался: – На пятьдесят шесть средних магов двадцать три мерки архита.

– Сколько ты знаешь магов, способных обеспечить эту группу энергией и владеющих телепортацией?

– Пять, – невесело вздохнул маг.

– Хорошо. Задача номер два. В восьми переходах к юго-востоку от столицы магический фон на полях повышен на семь процентов. В десяти – на пять процентов. В двенадцати – на два процента. Вопрос: в какую сторону дул ветер в тот день, когда один глупый, но очень сильный маг зарядил бешеным количеством энергии облака над Академией Прикладных Искусств?

– Нет, – выровнялся перепуганный Барт.

– Это просто вопрос, – прохладно улыбнулся министр.

– На это больше ни у кого не хватит сил, – простонал Барт, хватаясь за голову.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – пожал плечами министр.

– Вы хотите сказать, что вместо осенних каникул я поеду фермы заклинать? – мрачно констатировал маг.

– Можешь взять с собой двух друзей, практика оплачивается, плюс золотой в день на еду, по результатам премии. Неделя на размышления. Свободен.

Барт встал, молча поклонился и шаркающей походкой вышел. Министр придвинул себе его листок, пробежал глазами и подписал в углу, взял один из исписанных:

– Отменит формирование комитета король, – достал ещё одну печать, поставил какую-то совсем не свою подпись, сверху печать, отложил листок. – Указ ректору отправит министр сельского хозяйства, вчерашней датой, я к нему заходил, он был безобразно пьян и подмахнул не глядя целую стопку документов, он не заметит, – ещё одна чужая подпись, листок в сторону. – Заявление в казначейство на деньги тоже от него, – опять чужая подпись, в сторону. – Заказ на архит я подписал, распоряжение по поводу лошадей вот, туда же. Направление для будущей спецуры тоже от меня. Записка их декану в свободной форме, «С меня три тренировки, даты согласуем позже», печать, подпись. Заявление на практику Барта и двух его друзей, друзей пока не заполняем. Всё. Считаем деньги. – Он замолчал, быстро перебрал листы, самодовольно усмехнулся Вере: – От моей тысячи остаётся больше трёхсот золотых. По закону, я должен написать возврат и получить тридцать процентов премии за экономию госсредств, но если я это сделаю, меня засмеют, так что это мне, за то, что я такой экономный. Время?

– Шесть минут, – впечатлённо качнула головой Вера.

– И я никого не обделил и не обидел, – весомо поднял палец министр, – все при деньгах, студентам практика, спецуре – тренировки и девочки, девочкам – спецура, министру сельского хозяйства меньше геморроя, фермерам решение, причём качественное.

– Барт без каникул остался, – тихо сказала Вера, министр отмахнулся:

– Он всегда на каникулах берёт какой-нибудь короткий дополнительный курс, он не отдыхает. А я предложил ему неделю верховых прогулок вдали от городского шума, в приятной компании, ещё и за деньги. И кстати, спорим, он возьмёт с собой свою «умную и некрасивую»?

– Она откажется, – качнула головой Вера.

– Она согласится из-за денег, – высокомерно дёрнул щекой министр. – Умные на бытовиков не учатся, если у них есть хоть копейка на нормальную специальность. Если она умная и на этом факультете, то ради денег она легко переступит через личные мотивы.

– У бедных тоже есть гордость, – тихо ответила Вера.

– Она дёшево стоит, – качнул головой министр. – Семь золотых за неделю можно сэкономить чисто на еде, а ещё зарплата и премия, для студента это большие деньги, у посудомойки зарплата в неделю три, у строителя – пять. Бытовики от таких денег не отказываются.

В библиотеке раздались шаги, вошёл Барт с широкой улыбкой, протянул министру несколько листочков:

– Документы тех, кто поедет со мной.

– Одногруппники? – он взял бумаги, просмотрел, Барт улыбнулся:

– Бытовички, староста и соседка по парте. Довольные выше крыши, я теперь герой, они таких денег за неделю лафы в жизни не видели.

– Они хоть будут понимать, что там происходит? – с сомнением спросил министр.

– Да, они умные. – Вера вопросительно посмотрела на мага, он со значением кивнул и радостно заблестел глазами. Министр сделал вид, что не заметил, заполнил документы и протянул Барту всю пачку:

– Секретарю отнеси, пусть разошлёт.

– Хорошо. Спасибо. – Он резво поклонился и убежал, министр довольно улыбнулся Вере, она подняла ладони:

– Ладно, ладно, вы победили.

– Ну так, – он пожал плечами, сложил руки на груди и изобразил пафос, – министерство внешней политики, решает государственные вопросы за еду.

Вера рассмеялась, министр тоже перестал прикидываться и улыбнулся, потом улыбка стала грустной:

– А вопрос с шахтой вообще за секунду решается. Вот так, – он достал из кармана монету, подбросил, поймал, – решка, граф пусть разгребает. – Спрятал монету, придвинул листок и размашисто написал три строки, – всё, указ был «разобраться своими силами», подпись, печать. Потому что в данной ситуации возможности у королевской и графской службы МЧС примерно одинаковые, если бы у кого-то было преимущество, решение уже давно было бы принято, а так как его нет, они будут спихивать друг на друга риски и затраты, которые страховка не покрывает, а там люди неделю по колено в воде работают. Только сделать это должен был король, а король – тряпка, он нихрена не может сделать, даже наследника. – Он отодвинул бумаги и придвинул тарелку. – Всё, я наработался, теперь я буду есть, а вы – рассказывать. Как вам моё творчество?

– Супер, – страстно выдохнула Вера, министр рассмеялся, закрыв рот рукой, прожевал и смущённо буркнул:

– Я стих про тефтели имел в виду.

– А, – подняла брови Вера, потупилась и замялась.

– Что «а»? – изобразил негодование министр, – понравилось или нет?

– Я… э… хм, – она почесала нос, вздохнула, шкодно поджала губы и тихо-тихо сказала: – Я понимаю, почему госпожа Ви А Ри такая седая.

Министр возмущённо выпрямился и потянулся за бумажкой со стихами, но Вера схватила её раньше и прижала к груди:

– Нет! Моё.

– Дайте сюда, вам не понравилось, – министр привстал и попытался дотянуться, Вера отклонилась назад и замотала головой:

– Это моя открытка!

– Это листок бумаги, – он встал, она тоже.

– Это исторический документ, – радостно улыбнулась Вера, пятясь к выходу спиной к стенке.

– Отдайте, – со злобной улыбкой прошипел министр, она спрятала лист за спину и замотала головой:

– Тефтельный день. Теперь он существует, всё.

– Никаких тефтельных дней, – прошипел министр, пытаясь преградить ей путь, Вера нырнула к выходу у него под рукой, слыша его шаги позади, сбросила туфли и запрыгнула на диван, поднимая лист над головой и радостно декламируя в потолок: – Тефтельный день такой тефтельный! Нет, моё! – она отпрыгнула, не отдавая листок. – Почти как толстый шмель апрельный! – опять подпрыгнула, захихикала и перепрыгнула на кресло. – Как глупый бешеный олень, и-потому-отличный-день! Да, я его запомнила! – Опять перепрыгнула на диван, подразнила министра листиком и изобразила злодейский хохот: – Всё, теперь он со мной навсегда! Я буду писать его на заборах и его выучат все! Тефтельный день не канет в Лету, его будут праздновать! Все будут одеваться шмелями и оленями, и кормить друг друга. Вы бы в кого оделись?

Министр в который раз попытался выхватить лист, не поймал и изобразил негодование:

– Судя по тому, что вы скачете как олень, я буду шмелём.

– Толстым? – округлила глаза Вера.

– С диетой от госпожи Вероники это не проблема, – фыркнул он, она перестала прыгать и наклонилась, подозрительно заглядывая ему в глаза:

– А у вас получится? А ну погудите.

Он иронично поднял бровь и опять попытался забрать лист. Вера отклонилась, не удержала равновесие и чуть не грохнулась, но министр поймал её за талию и поставил ровно, она схватилась за его плечи и поняла, что уронила лист. Они замерли, в тишине был слышен тихий бумажный шорох упавшего листа… и чей-то сдавленный смех за стеной.

Они резко убрали руки. Вера села и подняла лист, министр поправил рукава и позвал:

– Двейн?

В дверь библиотеки заглянул красный Двейн, с лицом у него творилось такое, что Вера сдавлено прыснула и прикусила губу. Министр сложил руки на груди, пытаясь убрать с лица улыбку, посмотрел на Веру, на Двейна:

– Что?

– Вы опять пишете? – со значением спросил Двейн.

– Заткнись, – прошипел министр.

– Вы же обещали, что…

– Просто закрой рот, – раздельно проговорил министр Шен, Двейн вытер глаза и, отдышавшись, сказал:

– Знаете, Эйнис по всему отделу болтает, что утром, когда вас все ждали, вы здесь играли в похищение принцессы драконом. – Вера крепко зажмурилась и опустила голову, министр шумно вдохнул полные лёгкие, но промолчал. Двейн шутливо поднял ладони: – Не переживайте, ей никто не верит. Кроме меня. Теперь.

– Ты зачем пришёл? – с подходящим к концу терпением спросил министр.

– Я уже забыл, – вздохнул Двейн, – я пойду. – Поклонился и вышел.

Министр посмотрел на Веру, она изобразила испуг и прижала листок к груди, обхватив себя руками, решительно качнула головой:

– Не отдам, забудьте.

– По новым законам, это – преступление, – иронично поднял брови министр.

– Тогда написать это – тоже преступление, – показала язык Вера. Он закатил глаза и с сарказмом развёл руками:

– Ну что ж, теперь мы повязаны, и если пойдём на дно, то вместе.

Вера рассмеялась и стала обуваться, одна туфля нашлась легко, вторую она сразу не увидела и стала оглядываться, министр заметил первым и наклонился за ней, поставил перед Верой, она смущённо улыбнулась:

– Спасибо, – стала обуваться, он молча улыбнулся, потом тихо сказал:

– Очень…

– Господин? Я вспомнил, зачем приходил. – Появившийся в дверях Двейн виновато опустил глаза, – вас ждёт господин Ричард.

– Пусть… сам всё оформит, – хмуро отмахнулся министр, – и пришлёт потом документы, я подпишу.

– Я понял, – медленно кивнул Двейн, даже не пытаясь скрыть улыбку в голосе, – так и передам. Господин. – Двейн поклонился и ушёл, министр проводил его таким взглядом, как будто хочет бросить что-нибудь ему в спину, Вера хихикнула и откинулась на спинку дивана, прижимая к груди листок:

– Если вы уже смирились с новым праздником, можем пойти съесть тортик.

– Идём, – он шутливо изобразил недовольство, заставив Веру рассмеяться, она встала.

– А кто такой Ричард?

– Мой друг и, по совместительству, юрист моего отдела, занимается, в основном, финансовыми вопросами. – Они вернулись за стол, министр взял вилку, задумчиво посмотрел в стол и сказал: – И ещё он занимается организацией вашего аукциона, нам нужно составить опись всего вашего имущества, желательно до бала. Я надеюсь, вы больше ничего не выбросили?

– В смысле? – нахмурилась Вера, – я ничего не выбрасывала.

– Да ладно, – саркастично протянул он, – когда вы заклеивали Барту палец, выбросили упаковку от пластыря, мои дежурные потом доставали её из ведра. А когда вы ободрали с ногтей лак, пришлось привлечь магов, чтобы отделить кусочки лака от бытового мусора. Я просил вас ничего не выбрасывать, но это бесполезно, в вашем мусоре постоянно что-нибудь находят. Так что, чем раньше мы составим опись, тем лучше, – он опять взял вилку, Вера обречённо опустила голову:

– Ясно. – Она уже мысленно прощалась со своими вещами.

«И ничего не останется от моего мира. Вообще.»

– Вы же равнодушны к вещам? – тихо сказал министр, она попыталась что-то сделать с лицом, пожала плечами и промолчала, он вздохнул: – Вера, не стоит жалеть о прошлом. В моём мире у вас будет всё, что только пожелаете, поверьте, здесь есть много такого, что вам понравится. Не держитесь за отжившее, это всё равно рано или поздно износится и будет заменено на что-то местное, лучше на этом заработать. К тому же, это прекрасная возможность сделать мир лучше, – она фыркнула, он улыбнулся, отложил вилку, – я кое-что принёс. – Достал из кармана камешек и хитро посмотрел на Веру, – вы говорили, что хотите увидеть моё лицо, когда я буду это слушать. Не передумали?

Вера заинтригованно улыбнулась:

– Это запись, как вы болтаете во сне?

– Да. Я её пока не слушал, раз уж вам так хотелось оценить эффект. – Вера радостно заёрзала на стуле, кусая губы и улыбаясь, министр рассмеялся и покачал головой: – Откуда столько радости? Я всегда считал, что наблюдать за моим лицом – удовольствие ниже среднего.

– Чего это? – нахмурилась Вера, он поднял брови:

– А вы не понимаете? – она пожала плечами, он криво усмехнулся, – я лет до пятнадцати своё лицо ненавидел.

Вера округлила глаза, поражённо прошептала:

– Почему?

– Я же вырос в Империи, там таких как я не любят ещё больше, чем в Карне. В семьях, где я жил, взрослые конечно делали вид, что всё в порядке, но дети не стеснялись говорить в лицо всё, что они думают. В Карне было то же самое, только усугублялось тем, что я ещё и язык плохо знал, а карнские цыньянцы почти все говорят в быту по-карнски, он гораздо проще в изучении. Я их не понимал, не знал местных игр, часто дрался, – он шутливо пожал плечами, – меня считали агрессивным психом. А я всего лишь вёл себя так, как принято в Империи, но карнские цыньянцы уже ассимилировались, они не вызывают на дуэль за оскорбления, а просто оскорбляют в ответ. А я их почти не понимал, а уж ответить мог только кулаком. Когда стал постарше и выучил язык, эта проблема как-то сама собой исчезла, но появилась другая – от меня шарахались девушки, причём по обе стороны границы. Очень удобная внешность для маскировки, глаза завязал – белый, лицо покрасил, бороду приклеил – цыньянец. Но всё одновременно как-то вообще не смотрится.

Вера пожала плечами:

– Не знаю, мне и так нравится.

Министр настороженно посмотрел на дверь, на Веру, возмущённо развёл руками:

– Как вам это удалось?

– Что? – не поняла Вера.

– Сказать это. Почему вам никто не помешал?

– А должен был? – улыбнулась Вера, он кивнул:

– Да. Когда я пытаюсь сказать что-то в этом роде, срабатывает проклятие.

– «В этом роде»? – шутливо нахмурилась Вера, он отвёл глаза, нервно пробурчал:

– Что-нибудь приятное, вроде того, что…

– Господин?

Министр звонко хлопнул себя по лбу и откинулся на стену, убито глядя в потолок, вошёл Двейн, настороженно осмотрелся:

– Всё в порядке?

– Всё превосходно, – процедил министр.

«Дзынь.»

– А чем так пахнет? – невинно улыбнулся Двейн.

– Моей едой, – раздельно громыхнул министр.

– А Барт хвастался, что его угощали тортиком, – Двейн скромно опустил глаза и стал скручивать бумаги в трубочку, Вера рассмеялась и встала:

– Чай будешь?

– У меня нет времени, я могу только с собой, – качнул головой Двейн.

– Нет, не можешь, – прошипел министр.

– Жадина! – заявила Вера.

– У меня было трудное детство, – буркнул министр.

– Оно давно кончилось, пора взрослеть, – она открыла холодильник и достала торт, министр фыркнул:

– Он всё равно не сможет съесть моё.

– Почему это?

– Потому что я не разрешаю.

Вера поставила торт на стол и обернулась, пафосно уперев кулаки в бока:

– В отделе у себя будете командовать, а на кухне я капитан, а пока я капитан, старпом голодным ходить не будет!

Двейн расцвёл, министр криво улыбнулся:

– А я, выходит, матрос?

– Вы – пассажир, – заявила Вера, достала тарелку, отрезала кусок торта, взяла мешок с остатками крема и обернулась к Двейну: – Как пишется твоё имя?

– Иероглиф «тень», вы его знаете.

Она красиво вывела на его кусочке маленький иероглиф, вопросительно подняла брови:

– И?

– Всё, – пожал плечами парень.

– Как – всё? – Она перевела взгляд на министра: – Вы говорили, имя состоит из трёх символов. И верхний, вообще-то, фамилия. Как у вас?

– Да, – с улыбкой кивнул он, она написала, полюбовалась.

– Кан Двейн, – поджала губы, укоризненно посмотрела на министра, – это же вы придумывали ему имя, почему только один иероглиф? На второй пожмотились?

– Мне было девять лет, – вздохнул министр.

– Такой маленький, а уже жмот, – показала язык Вера, задумалась, потом озарённо распахнула глаза: – Так это же элементарно решается! У вас же целая толпа детей, у всех ваша фамилия. Нужно чтобы кто-то из них назвал ребёнка в честь Двейна, тогда ребёнок будет Кан Двейн Младший, а ты будешь Кан Двейн Старший! Круто?

Двейн поражённо хлопал глазами, переводя взгляд с министра на Веру, пожал плечами:

– Вряд ли кто-то из… семьи захочет назвать ребёнка в мою честь.

– Почему нет? Красивое имя.

Двейн окончательно растерялся, посмотрел на министра в поисках поддержки, но тот сидел довольный и расслабленный, наблюдая за процессом и получая море удовольствия. Иронично развёл руками и усмехнулся:

– Ну что, решайся. Хочешь быть Кан Двейном Старшим?

Двейн приоткрыл рот, залился краской и кивнул, тихо выдыхая:

– Хочу.

Министр потянулся и медленно встал, подошёл к Вере:

– Госпожа капитан, пустите к штурвалу, – взял у неё мешок с кремом и написал последний иероглиф, обвёл всё рамкой и кивнул сам себе, – пойдёт. Приятного аппетита, братишка, – взял тарелку и протянул Двейну, тот взял, поклонился и медленно вышел, не отрывая взгляда от надписи.

Вера чувствовала, что что-то не так, не всё так просто, но не решалась спросить первой, министр стоял рядом с ней, тихо посмеиваясь, посмотрел на потолок, на Веру, иронично развёл руками:

– Рабочие будни спецотдела. Заскочил на минутку к Призванной, имя сменил и дальше работать. Ещё и бумаги отдать забыл, сейчас вернётся. Я в вас это…

– Простите, я забыл, – Двейн вручил мятую трубочку министру, поклонился и ушёл, Вера шкодно улыбалась, министр развернул бумаги, быстро пробежал глазами, махнул рукой и бросил на стол. Взял торт и отнёс к себе, сел на своё место и подгрёб торт поближе, второй рукой накалывая на вилку ещё тефтельку.

Вера села напротив, подпёрла щёки ладонями и с умилением вздохнула:

– Если бы у вас было тотемное животное, это был бы хомяк.

– Просто хватит раздавать мою еду, – шутливо пробурчал министр.

– Вы станете очень толстым, – улыбнулась она, он посерьёзнел и посмотрел на торт:

– Я сегодня на тренировке взвешусь. И после этого, возможно, о тортиках придётся забыть. – Помолчал, повздыхал и медленно улыбнулся, – но у меня ещё есть время. – Закинул в рот последнюю тефтельку и отложил вилку, – чай?

– Чай. – Вера поднялась убрать со стола, подала чай и кивнула на камешек, – ну так мы будем слушать?

– Да. – Он включил запись, из камешка раздалось: «Я позову, когда накрою», скрип дивана и довольный голос министра: «Вы меня балуете». Вера бросила на него ехидный взгляд, министр пытался справиться с улыбкой и смотрел в сторону. «И это даёт надежду, что вы не станете маньяком». Теперь настала очередь Веры прятать глаза, она села, уложила подбородок на ладонь и с предвкушением смотрела на министра Шена. Из камешка раздался щелчок, потом шорох и ласковый шёпот: «Господин министр?». Вера вспыхнула и опустила глаза, её голос на записи звучал так нежно, что ей хотелось провалиться от стыда.

«Господин министр, подъём. Вы чего больше хотите, есть или спать?»

Он тихо рассмеялся, Вера решилась поднять глаза, встретила его тёплый взгляд, окативший мурашками, опять потупилась.

«Не спите – замёрзнете! Господин министр, ну хватит… я тоже, между прочим, есть хочу.»

Министр прыснул и закрыл лицо руками, тихо смеясь, на секунду посмотрел на Веру и опять опустил голову.

«О-бед! Подъ-ём!», «Что случилось?»

Он поднял брови, услышав свой голос, и беззвучно прошептал:

– Я этого вообще не помню!

Вера захихикала и отпила чая.

«Кушать пора». «Нет, не пора». «Офигеть».

Господин министр тронул камешек, потёр лицо, поднял на Веру взгляд, поровну весёлый и смущённый:

– Так, на будущее. Если вам нужно меня быстро разбудить, пинайте ногами, пока не встану. Потому что когда просыпаюсь, вот в этот момент между тем, как открыл глаза, и встал, вы говорите не со мной, а с моей ленью, её главная задача – продолжать спать. А моя лень коварна, изобретательна и умеет добиваться своего. Она может сказать вам, что совет министров перенесли, что операцию отложили – не верьте ей, она врёт. – Вера кусала губы и смеялась, министр вздохнул и покачал головой: – Со мной такого лет с шестнадцати не было, я честно верил, что перерос это. Чёрт. – Он отпил чая и опять тронул камешек.

На записи Вера просила у министра ключи от танка и самолёта, он посмеивался, пока не услышал, как вручает ей пропуск.

Вера увидела, как он мрачнеет на глазах, и с виноватой улыбкой пожала плечами, он отвернулся.

«А вы не боитесь, что я сбегу?»

Министр бросил на Веру неодобрительный мрачный взгляд, она опустила глаза, неуютно сутулясь – это уже совсем не было весело.

«Вер, тебе заняться нечем? Спать ложись.»

Министр дёрнулся, его глаза на миг шокированно расширились, но на Веру он не посмотрел, тронул камешек и замер, потирая пальцами лоб и глядя в стол. Вера застыла, он несколько раз глубоко вдохнул и тихо, с досадой сказал:

– А вот этого я точно не должен был говорить. Простите.

– Да ладно, – смущенно прошептала Вера, попыталась улыбнуться, но вышло очень неуверенно.

«Нам давно пора перейти на «ты».»

Она набрала воздуха, чтобы это сказать, замешкалась и вдохнула ещё чуть-чуть… и опять промолчала.

«Почему я не могу это сказать?»

Она попыталась поднять глаза, увидела руки господина министра, нервно стискивающие чашку, закрыла глаза и ещё раз глубоко вдохнула.

«Ну же, давай, это просто. Нам давно пора перейти на «ты». Ну?»

Не получалось. Горло как будто перехватывало, и она не то что говорить, дышать не могла. Ещё раз попытавшись поднять глаза, она сдалась на полпути и обречённо опустила плечи.

«Я этого не скажу, всё.

Наверное, потому, что на самом деле не пора. Это наше «вы» как маленький барьер, перила у края пропасти. Той пропасти, что всегда между нами была. Я упёрто делала вид, что её нет, но она есть, это глупо игнорировать. Огромная, бездонная пропасть, сотни метров холода по всем направлениям, а я стою у края и держусь за это глупое «вы», потому что так легче. Когда между нами висит этот жирный знак неравенства, наши отношения можно считать тёплыми, но это тёплые деловые отношения. Как у старого графа, который милостиво улыбается своему дворецкому и шутит с ним, а дворецкий смеётся и услужливо открывает графу двери. Они как бы беззаботны, но каждый из них знает, кто хозяин, а кто слуга, их отношения остаются непринуждёнными только пока они соблюдают правила.»

Она медленно подняла глаза, министр сидел напряжённый и мрачный, одной рукой сжимая чашку, второй потирая лоб, как будто в попытках закрыть лицо, она видела только его губы, сжатые в тонкую линию.

По памяти безжалостно прокатились его слова «больше никогда так не делай», та невероятная ночь, жар и удушливый страх высоты, когда она опасно нависла над этой пропастью.

«Ничего больше не будет, это от нас не зависит…

Он ведь предупреждал. Почему я не послушала?»

– Госпожа Вероника? – Она вздрогнула от его хриплого голоса, подняла испуганный взгляд, но он продолжал смотреть в стол и ей пришлось сказать:

– Да?

– Вы принимаете мои извинения?

Она с трудом сглотнула комок и шепнула:

– Да.

– Тогда забудем об этом. – Он с силой нажал на камень, из него раздался голос Веры: «Ладно, я пыталась», шорохи, шаги, скрипы.

Она слушала и горько улыбалась куда-то в пространство, в ушах множилось эхом его обращение – госпожа, госпожа…

«Шаг вперёд и два назад. Парный танец без единого прикосновения.»

Из камешка донёсся шорох, стук тяжёлых ботинок, министр поморщился и остановил воспроизведение, тихо сказал:

– Вера… – и замолчал, она сардонически усмехнулась и с сарказмом процитировала:

– «Никогда больше так не делай», я помню, я не буду.

«Дзынь.»

Она поморщилась и нервно нажала на камень, взяла чашку. Шорохи стихли и после паузы раздалось тихое: «Приятных снов, господин министр».

«Так нежно…

Боже, за что? Как я могла? Зачем я вообще это сказала?..»

Вера обречённо опустила голову, закрывая глаза и пытаясь вынырнуть из засасывающего ощущения, что она совершенно ничего не контролирует. То чувство опять захлестнуло её с головой, она тонула в бесконечной значимости министра Шена, сама ужимаясь до жалкой крошки. Во всём теле была слабость, ей казалось, она голову поднять не сможет, огромный, всесильный министр заполнял весь мир, не оставляя для неё места…

Из камешка раздался щелчок и голос Двейна: «Госпожа, мне нужен господин, он здесь?» «Он занят.» «У нас запланированное мероприятие, позовите его, будьте любезны.» «Он ничего не говорил о "запланированном мероприятии". У тебя есть инструкции на случай, если он не будет участвовать?» «Есть.» «Ну так иди и займись этим».

Министр резко хлопнул по камешку, заставив Веру вздрогнуть и испуганно поднять глаза. Он выпрямился, но глаз не поднял, голос звучал сухо и холодно:

– Никогда не разговаривайте так с Двейном. – Вера приподняла брови, но ничего не сказала, он продолжил ещё жёстче: – Никогда. Со мной – сколько угодно, я переживу, но с ним – никогда больше. Он цыньянец. А в Империи женщины мужчинами не командуют, никогда. Даже если этот мужчина – раб, а эта женщина – императрица, он обязан оказывать ей почести, но делать то, что она приказала, не обязан. – Вера молчала, сжимаясь в колючий комок, министр хмуро смотрел в стол, излучая возмущение, медленно качнул головой и выдохнул: – Мне представить страшно, сколько сил ему понадобилось для того, чтобы сдержаться и не поставить вас на место.

Она опустила голову и с силой провела по лицу руками, внутренний протест разбивался волнами о его мрачную неподвижность, казалось, он был всегда и всегда будет, а она мимолётна и невесома, мелькнула и пропала. Это чувство разрушало её, растворяло, как кислота, от этого хотелось защититься и спрятаться, но она не видела выхода.

Он опять тронул камень, но Вера тут же тронула ещё раз и поморщилась, слабым голосом прохрипев:

– Хватит, всё, я насмотрелась. Дослушаете сами.

– Вера, давайте мы сейчас… – она так и не поняла, что он хотел сделать, включить запись или взять её за руку. Как только он потянулся к её пальцам, всё ещё лежащим на камне, она задохнулась от шока и резко отдёрнула руку. Камешек полетел на пол, Вера вскочила и бросилась его искать.

– Вера, послушайте…

– Господин? – в дверях склонился Двейн, Вера подобрала камешек и быстро отошла к плите, стала мыть руки. – Господин Ричард просил передать, что если вы заставите его ждать ещё хоть минуту, он поднимет процент. И что он готов простить вам эту задержку за кусок торта.

– Скажи ему, пусть поднимает, – буркнул министр.

– Идите, – не оборачиваясь, сказала Вера, стала намыливать руки второй раз. За спиной стояла тишина, тяжёлая, как свинец. Она взяла полотенце и повторила: – Идите, не заставляйте человека ждать. – Не поднимая глаз, достала тарелку, отрезала кусок торта и ткнула Двейну: – На, передашь от меня привет господину Ричарду.

На лице Двейна было недоумение и лёгкое опасение, как будто он боялся раскрыть рот, он взял тарелку и вопросительно посмотрел на министра, но тот сидел молча.

Вера дрожащими руками собрала со стола его бумаги, выровняла и протянула министру:

– Это ваше. Удачно вам поработать.

– Спасибо, – медленно процедил он, взял бумаги и встал, она смотрела ему в грудь и пыталась справиться с головокружением. Двейн поклонился и молча вышел, министр свернул листы в трубку и сказал: – Я зайду после тренировки.

– Не стоит, – прохладно ответила она, отступила на шаг, давая ему пройти, он помолчал и повторил:

– Я приду.

– Не стоит, – с нажимом повторила Вера.

Он медленно глубоко вдохнул, обошёл её и остановился в дверях, обернулся, она случайно поймала его взгляд и вздрогнула, опустила голову.

«Не мне одной здесь больно.»

И опять его боль казалась важнее и значительнее, чем её боль, это злило, она нахмурилась и всё-таки подняла голову, прямо посмотрела на него и заявила:

– Что?

– Ничего. – Он поморщился и ушёл, его быстрые шаги стихли в библиотеке и она мигом сжалась от ощущения катастрофы – она была непозволительно, возмутительно неправа! Весь её мир вопил: «Как ты могла?! Ему же больно!»

«А мне? Я куда делась?»

Попытки найти себя в этом мире закончились неутешительным признанием, что она – это такая паутинка, качающаяся в такт дыханию министра Шена.

«Это потому, что у меня нет жизни, кроме него. С этим надо заканчивать. Мне нужна работа, зарплата и подчинённые, ну или как минимум, серьёзный проект, чтобы осилить его могла только я, а потом могла гордиться.»

В памяти всплыл чертёж "калаша" и Вера беззвучно застонала, хватаясь за голову – она была бесполезна, абсолютно и безнадёжно.

На автомате убрав со стола, она пошла в библиотеку и уставилась в чистый лист.

«Что, он говорил, сделает его счастливым?

Корабли. Два боевых, два грузовых и один почтовый.

Начнём с почтового.»

* * *

На часах была половина четвёртого утра, когда она наконец решилась на них посмотреть. Корабль выходил отлично, она старалась так, как будто от этого зависела её жизнь.

«У него через пару месяцев день рождения…»

Она копалась в памяти с настойчивостью экскаватора, память выдавала информацию целыми блоками и так подробно, как будто ей угрожали оружием.

«Всего лишь вопрос мотивации. Ха-ха.»

Он не пришёл.

Она уверяла себя, что сама этого потребовала и что так будет лучше. И сама себе не верила. Эта незнакомая любовь без возможности её выплеснуть жрала её изнутри и снаружи.

Закончив чертёж, Вера спрятала его в папку и взяла с собой в постель, сунула под подушку и попыталась уснуть.

И услышала шаги в библиотеке.

Сердце заплясало внутри, визжа от восторга как собачонка, Вера зажала рот ладонью, вся обратившись в слух.

Его голос заставил вздрогнуть:

– Госпожа Вероника, я знаю, что вы не спите. Нам нужно поговорить.

Она сжалась в комок, плотнее заворачиваясь в одеяло, несмотря на жаркие волны, плещущиеся внутри.

– Не вынуждайте меня входить. Я жду вас в зале.

Его шаги удалились, она обречённо зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, потом всё-таки взяла себя в руки и выползла из-под одеяла, оделась, причесалась, тихо вышла из комнаты и сразу закрылась в ванной. Умылась. Поняла, что даже в зеркале не смотрит себе в глаза.

«Что ты боишься там увидеть, Вера?»

Тихо вышла, с опаской глядя на пляшущие на открытой двери отсветы пламени, всё-таки собралась с силами и вышла в гостиную.

Там было темно, даже слабые светильники на стенах не горели, в камине потрескивали свежие поленья, в кресле сидел напряжённый, как струна, господин министр.