Текст книги "Дай мне руку (СИ)"

Автор книги: Остин Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 4

Два часа тянулись бесконечно.

Она убрала бардак в спальне, приняла душ, привела себя в порядок, выбрала из сундука красивый гребень для волос, поигралась остальными украшениями. Заколола волосы, подпилила ногти, пошла на кухню. Прибрала, разобрала корзины с покупками, стала готовить обед, напевая что-то медленное, что даже не помнила, где слышала, дошла до десерта и решила проверить время – половина двенадцатого.

Петь расхотелось, готовить тоже.

«Спокойно, он же не драться ушёл, всё в порядке.»

Быстро закончив на кухне, она взяла сундук с нитками и попыталась вспомнить основы вышивки, получалось плохо, мысли были далеко, иголка выскальзывала из пальцев.

Обречённо затолкав сундук под диванчик, Вера села за стол и попыталась сосредоточиться на переписывании книги по истории. Занятие выглядело многообещающе бесконечным, натянутые нервы гудели от напряжения так, что когда из портала шагнула фигура в чёрном, Вера потратила пару секунд на то, чтобы что-то сделать с лицом, и только потом подняла голову.

– Госпожа, – Двейн выглядел таким обречённо-злым, как будто был вынужден делать то, что делать не обязан, но отказаться не может.

– Он не придёт, – тихим, бесцветным голосом констатировала Вера.

Двейн поднял на неё глаза, но тут же виновато опустил, Вера положила кисть и выпрямилась:

– Всё плохо? – секунду посмотрела на мнущегося парня и кивнула сама себе: – Да, всё плохо. И ты даже не знаешь, что мне соврать. Иди, не мучайся, я всё поняла, – посмотрела на часы и невесело усмехнулась, – два часа дня, что тут ещё понимать.

Парень выглядел смущённым и раздавленным, поднял на Веру глаза, набрал воздуха, как будто готовился возражать, но замялся и выдохнул, опустил голову. Вроде бы опять собрался с силами, опять не решился, сжал кулаки и крепко зажмурился, глубоко вдохнул, потом ещё раз, и ещё.

– Госпожа… господин не сможет прийти сегодня… и завтра тоже. У него…

Из портала вышел министр Шен, бросил на Двейна ледяной взгляд и прошипел:

– Иди отсюда.

Парень выровнялся и ответил министру таким же злым взглядом, тихо рыкнув:

– Не просите меня об этом! Никогда больше. – Резко развернулся и вышел, Вера почти слышала хлопок двери, когда он исчез в портале.

Они с министром Шеном остались наедине, тишина становилась тяжелее с каждой секундой, он смотрел в пол, она смотрела на него.

– Всё плохо? – голос звучал так, как будто она плакала, но сухие глаза ловили каждое движение его лица, он медленно кивнул, не поднимая глаз, Вера слабо улыбнулась: – Расскажете? – Он отрицательно качнул головой. – Есть хотите? – Ещё одно отрицательное движение. – Чай? – Он чуть улыбнулся уголками губ и неуверенно приподнял плечи, она кивнула: – Чай. Вам почитать?

– Спасибо, – почти шёпотом ответил министр, продолжая смотреть в пол.

Она встала, взяла из ящика журнал и сделала приглашающий жест в сторону кухни, министр кивнул и пошёл за ней. Она поставила чайник, открыла журнал и тихо вздохнула:

– Мы про пиратов так и не дочитали. С начала?

Он опять молча кивнул и сел на своё обычное место. Она начала читать, иногда поглядывая на погружённого в себя министра, по его лицу бродили мрачные тени, было видно, что он её совершенно не слушает. Чайник закипел, Вера заварила и поставила перед министром чашку, он на неё даже не посмотрел.

Чай остыл, статья закончилась, Вероника начала читать её с начала. От усталости уже кружилась голова, она попыталась вспомнить, когда в последний раз спала, посмотрела на министра Шена:

– Когда вы в последний раз спали?

Он медленно поднял глаза, взгляд не сразу стал осмысленным, как будто он долго продирался к реальности из темноты своих мыслей. Дёрнул щекой и вяло отмахнулся – то ли «не помню», то ли «не важно». Вера придвинула к себе его нетронутую чашку и отпила глоток, продолжила читать. Когда чай в чашке закончился, она поднялась убрать её, не прекращая тихо проговаривать текст статьи, она успела его выучить. Остановилась у раковины, продолжая говорить, вымыла чашку, вернулась за стол. Увидела, как министр медленно поднимает голову и недоверчиво спрашивает:

– Вы её запомнили?

– Мы её в пятый раз читаем, – тихо ответила Вера.

Он виновато опустил глаза:

– Простите, я… бездарно трачу ваше время. Я пойду.

– Стоять, – она успела встать одновременно с ним и загородить дорогу, запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. – Можете тратить моё время сколько вам будет угодно, мне не жалко. Сядьте.

Министр на секунду поднял глаза, виновато посмотрел на Веру и опять отвернулся. Помолчал и спросил:

– А вы когда в последний раз спали?

Она внимательно прищурилась, заметив в уголке его губ запёкшуюся кровь:

– Кто вас ударил?

Он насмешливо дёрнул щекой, попытался улыбнуться:

– Шутите? Меня каждый день кто-то бьёт, работа такая.

Она изобразила лицом: «не верю», он ухмыльнулся и отвернулся, мрачнея всё сильнее.

– Вера… по поводу вчерашнего, – он глубоко вдохнул и замялся, она косо усмехнулась:

– Сейчас будет сцена раскаяния, да?

– Я делал недопустимые вещи, – обречённо выдохнул министр, Вера подняла ладонь:

– Не надо.

– Вы не понимаете…

– Просто не надо, хватит, – повысила голос она. – Во-первых, мы делали. Во-вторых, насколько я помню, всем всё нравилось.

– Так нельзя, – попытался вклиниться министр, Вероника раздражённо поморщилась и мотнула головой:

– Я расскажу вам, как нельзя. Нельзя измываться над глупой Призванной, которая нихрена не понимает в окружающем беспределе, говоря одно, а делая другое. Вот это нельзя. Всё остальное – можно.

– Простите, – он низко опустил голову и опять попытался обойти Веру, она преградила ему путь:

– Что у вас случилось?

– Это мои семейные проблемы, – слегка раздражённо ответил он, – я справлюсь с ними сам.

– Как хотите, – она подняла руки и демонстративно отошла с его дороги, он не сдвинулся с места. Вероника сложила руки на груди и саркастично кивнула на проход: – Стать обратно?

Он горьковато улыбнулся, вздохнул и поднял глаза, в которых была капитуляция, помолчал и тихо сказал:

– Пойдёмте в зал.

– Идём, – она пожала плечами и взяла со стола журнал, пошла следом за министром в гостиную, он остановился между диваном и креслами, бросил на диван смущённый взгляд, Вера усмехнулась.

«Я знаю, о чём вы думаете.»

Он изобразил укоризненный взгляд, она поняла, что он заметил, шутливо улыбнулась, мягко толкнула его плечом:

– Немного силы и уверенности, а?

Он резко отвернулся и напрягся, Вера тихо рассмеялась:

– Я не настаиваю, – подняла ладони и села в кресло. Министр нервно усмехнулся и сел в другое, откинулся на спинку, Вера указала глазами на журнал: – Ну что, с начала?

– Вам не надоело? – фыркнул он, она развела руками с физиономией «как будто от меня что-то зависит», он улыбнулся:

– Расскажите лучше что-нибудь хорошее. Было время, когда вы были абсолютно счастливы?

– Было, конечно, – грустно улыбнулась Вера, опустила глаза, – в моей жизни было полно отличных дней. Помните, вы смотрели наш с Милкой маршрут? Вот это было здорово. Это был первый раз, когда я летала на самолёте. Мы вылетали ночью, я сидела у окна и видела, как самолёт выходит на взлётную полосу, две линии огней прямо в небо, под ногами гудит мотор, самолёт плавно подбирается к нужной отметке… а потом рвёт с места до взлётной, ускорение вжимает в кресло, это самое лучшее чувство в мире, ощущаешь себя венцом творения, смотришь, как эта громадина отрывается от земли и через секунду огни города остаются далеко внизу, а ты взлетаешь… в такие моменты очень чётко чувствуешь себя в своём теле и в этом моменте, понимаешь, что человечество всё-таки достойно уважения, несмотря ни на что, наш вид смог подняться над облаками. Многим людям плохо в самолёте, мне – нет, мне было офигенно. Я бы, наверное, пошла стюардессой работать, жаль, я для этого ростом не вышла, – она тихо рассмеялась, прикусила губу, – я не дотягиваюсь до багажной полки, меня не возьмут.

Он слабо улыбнулся, она вздохнула и продолжила, откидываясь на спинку кресла:

– Мы прилетели утром, сделали шикарный крутой вираж над морем, сели в аэропорту, доехали до отеля. А там как в фильмах – пальмы, фонтаны, бассейны, намазанные маслом смуглые мальчики, загорающие топлесс стройные девочки…

Министр попытался сдержать смешок, с недоумением посмотрел на Веру, она развела руками:

– Что? Я художник, я ценю красоту во всех проявлениях, и от мальчиков, и от девочек получаю одинаковое эстетическое удовольствие. А там это удовольствие ходит толпами, весёлое, вечно пьяное и на всё готовое. Рай для художника.

Она мечтательно прикрыла глаза, с улыбкой продолжила:

– Мы купались, ездили на экскурсии – южная природа, солёное море, живописные горы, финики, мандариновые сады… развалины исторических памятников. Там идёшь по ступенькам и думаешь, а ведь их тесали шесть тысяч лет назад, люди, которые подумать не могли, что спустя столько времени по ним пройдут туристы в одежде из синтетики, с зеркальными фотокамерами, с мобильными телефонами… А там за эти тысячи лет почти ничего не изменилось, только уровень воды поднялся чуть-чуть, а так – то же море, те же горы, такие же полудикие козы прыгают по скалам, всё так же стоит крепость, на том же месте флаг… На горизонте такие же апельсиновые поля, в порту стоят такие же корабли – их по историческим документам восстановили, для туристов… у дома богача растут кипарисы, над развалинами театра всё та же статуя древней богини… улыбается. Шесть тысяч лет смотрит на апельсиновые поля и улыбается. Там пахнет вечностью.

– Здорово, – тихо сказал министр, – мне кажется, я видел это место на ваших фотографиях. – Слегка помрачнел и добавил: – Похоже на провинцию Кан в Империи. Там почти круглый год тепло, апельсины растут… – Опустил глаза и помрачнел ещё больше. – Помните лысый бонсай в подвале Тонга? Вы всё правильно вспомнили, там действительно моя фамилия. Этот проклятый бонсай подарила Тонгу моя мать, в знак большого уважения и с надеждой на успешное завершение их общего дела. Она всё знала про его планы. Не то чтобы поддерживала или хотела помочь, скорее имела на этот счёт своё мнение и собиралась поиметь с этого выгоду, как и многие другие их союзники. Там весь восток замазался, не только Четыре Провинции, с ними всё ясно, а ещё и северные графства Карна и обширные южные территории. Я знал о существовании этих групп, я давно за ними наблюдаю, я не знал, что в этом участвует моя мать. А она не просто участвует, она координирует работу их людей в столице и сама ведёт почти все финансовые дела. Она в этот проект крупно вложилась, дивиденды планируются невероятные, такую ставку можно сделать раз в жизни. И она поставила. И мне предложила. А когда услышала, что я в её игру играть не собираюсь, в очередной раз обозвала предателем и позором семьи.

Он наконец поднял глаза, увидел неуверенность на лице Вероники и криво улыбнулся:

– Не понимаете? А всё просто. Цыньянцам в Карне не нравится. Они хотят обратно.

Вера поражённо выдохнула, министр с сарказмом развёл руками:

– Простолюдины стали жить лучше, чем жили в Империи, торговцы и ремесленники вообще всё ещё прут сюда нескончаемым потоком, потому что здесь работать приятнее и вести бизнес выгоднее. Вот только простолюдины ничего не решают, за них решают аристократы. А аристократы хотят жить как раньше, во дворцах с рабами, пользуясь безграничной властью и отвечая только перед императором, да и то лишь для вида. Но просто собрать вещи и вернуться в Империю они не могут, потому как они там никто и власти у них нет. Они собираются забрать с собой немного Карна. Не просто Четыре Провинции, которые и так почти Империя, а весь восток. Правда, верхушка не в курсе, что южные земли ведут свою игру и в Империю не собираются, а хотят создать своё королевство, как было двести лет назад, до того, как их завоевал Карн. А северные графства уже давно хотят стать княжествами, заручившись поддержкой северцев и материальной помощью моей матери. У всех свои планы на то время, которое будет после войны, но когда война только начнётся, они будут действовать сообща, это несомненно. И когда цыньянская армия подойдёт к нашей укреплённой и защищённой границе, наши приграничные графства тихо и мирно откроют ворота, сдаваясь Империи на заранее оговорённых условиях. В первые дни войны цыньянская армия будет захватывать карнские территории со скоростью марширующего пехотинца. И не имеет значения, на каком этапе Карн соберётся с силами и остановит продвижение цыньянских войск – сдавшиеся графства в любом случае останутся в составе Империи. А император не забудет тех, кто ему так помог, они станут правителями или займут высокие должности. – Он усмехнулся, поднял глаза, Вера ощутила озноб от их глубины. – Лично мне император предлагает должность советника по особым делам, миллион золотых сразу и ещё по сто тысяч в год потом… и провинцию Кан, в наследуемые владения. Мою провинцию. Я там вырос.

Он глубоко вдохнул, выпрямился в кресле, размял спину, сардонически усмехнулся и сказал:

– И то, что я сижу здесь, вместо того, чтобы докладывать об этом всём королю, уже делает меня преступником. Я должен сдать правосудию собственную мать и сестёр, а потом явиться на суд и, скорее всего, на казнь. Как бы вы поступили на моём месте?

Он заглянул ей в глаза, Вера почувствовала, как по спине сыпятся холодные мурашки:

– Ничего бы никому не сказала. И попыталась бы как-то нарушить их планы.

– Уже, – высокомерно кивнул министр, Вера непонимающе подняла брови, он тихо рассмеялся и шепнул: – Потому что вы здесь, Вера. У меня, а не у Тонга или у императора. И об этом никто не знает. Восточные провинции могут сколько угодно держать ворота открытыми, цыньянская армия не придёт, пока император не будет уверен, что преимущество на его стороне. Империя богата, её армия многочисленна, но этого мало. Сорок лет назад цыньянцы уже проиграли, имея на своей стороне численное преимущество, потому что у их врагов было лучше налаженное снабжение, превосходящее по мощи оружие и Бешеный Тэдди. Этот сумасшедший Призванный вёл войну по своим правилам, так, как здесь никогда не воевали. А ещё он был знаменем, своеобразным амулетом на удачу, воодушевляющим своих солдат и снижающим боевой дух вражеских. Именно для этого Императору были нужны вы. Но я вас у него забрал, всё пошло не по плану. Это держится в секрете, имперцам не выгодно распространять информацию о том, что они вас потеряли, там делают вид, что всё в порядке, но долго это не продлится. Война откладывается до выяснения обстоятельств, восток об этом пока не знает и изо всех сил пытается привлечь на свою сторону побольше представителей карнской верхушки. Цыньянцы конечно призвали вам замену, но это не полноценный Призванный, это случайный человек. Они попытаются представить его союзникам как Призванного, но получится ли у них, ещё не ясно. На осеннем балу весь мир ждёт большой сюрприз. Если бы не это, я бы годами играл в верю-не верю и с цыньянцами, и с зарвавшимися восточными графствами, это отложило бы войну на неопределённо долгий срок. Но король уже раззвонил о вас, скрывать поздно. Цыньянцы будут тянуть время и выжимать из своего призванного всё, что он сможет дать, параллельно пытаясь выяснить, что я успел выжать из вас. Война перейдёт в холодную стадию и чем это кончится, зависит от того, кто именно сейчас гостит у императора-солнца.

Вера медленно закрыла глаза и так же медленно выдохнула, посмотрела на министра, он саркастично усмехнулся и сказал:

– Ну что, госпожа Вероника, поговорим о вашем парне-музыканте, от которого вы сбежали?

– Спрашивайте, – бессильно кивнула Вера.

– Имя?

– Виталик.

– Возраст?

– Двадцать один. – Она поймала его удивлённый взгляд и криво усмехнулась: – Что?

– Он младше вас?

– Да.

– Почему?

Вера закатила глаза и фыркнула:

– Потому что любовь зла!

«Дзынь.»

Министр поддёрнул рукав и посмотрел на «часы истины» на своём запястье, улыбнулся Вере:

– Отличная штука. Я сегодня благодаря ей узнал много нового о себе и своей семье. Продолжим. Образование?

– Историк.

– Ого, – министр усмехнулся, – и насколько он в этом хорош?

– Настолько плох, что курсовые работы пишу за него я.

Министр медленно улыбнулся, как будто наконец разгадал старую загадку:

– Я понял. Так вы у нас ювелир и горняк, а почему вас призвал Тонг, понятия не имеете. Отлично. Дальше. Что он умеет?

– Писать стихи, – саркастично выдохнула Вера, – играть на гитаре, рояле и нервах. – Она задумалась, пытаясь дополнить список, но больше ничего не находилось. Министр поражённо качнул головой и неверяще спросил:

– Как вы с ним встречались?

– Я его любила, – отвернулась Вера.

«Дзынь»

Она поморщилась:

– Когда-то любила.

«Дзынь»

– Когда-то давно, – нервно процедила Вера, – я верила, что люблю его.

«Дзынь»

Министр криво улыбнулся и посмотрел на часы, иронично пожал плечами:

– Ну, с чёрного до белого – уже прогресс. Как долго вы были вместе?

– Три года.

– Три года?! – выдохнул он, – вы три года ходили на свидания с малолетним музыкантом, которого не любили? И при этом писали для него курсовые?

– Мы не ходили на свидания три года, он у меня жил.

– Он у вас?

– Да, я работала, а он – студент, он у меня жил. – Вера нервно потёрла лицо, – это действительно такая важная информация в деле спасения отечества?

– Да. – Он устроился поудобнее, потом привстал и чуть развернул кресло, чтобы сидеть к Вере лицом. – Позвольте, я уточню. И попытаюсь уложить это в голове. Вы, – он смерил её взглядом, усмехнулся, – выглядя так, как вы выглядите, в течение трёх лет содержали неработающего мужчину, которого даже не любите. Так?

– Я не поняла наезда, – мрачно подняла бровь Вера, министр саркастично усмехнулся и вздохнул:

– Знаете, я может и не знаю ваш мир, но я знаю мужчин. Вы могли бы иметь ухажёра, который бы осыпал вас подарками и носил на руках, а при минимальных усилиях с вашей стороны, ещё и женился бы, обеспечив вас до конца жизни.

– И я стала бы одной из тех «красивых и умных», которые всегда выезжают за чужой счёт.

– И что в этом плохого? Если вам не повезло родиться женщиной, у вас нет выбора, вы должны играть с теми картами, которые сдала судьба, и вы имеете полное право выжать из этого расклада всё. Почему нет?

– Может быть потому, что мне это не нужно?

– А что вам нужно? Что он мог вам дать, если даже жил у вас?

– У него было море свободного времени, – пожала плечами Вера, отводя глаза, – и готовность тратить это время на меня. Он интересный собеседник, хороший любовник, надёжный друг, всегда готовый выслушать, если мне плохо, и развлечься вместе, если мне хорошо. Что ещё нужно?

– Как насчёт материальной стороны? – с долей презрения поднял брови министр, Вера поморщилась:

– Зарабатывать деньги я и сама умею.

Министр закрыл глаза, потёр висок, глубоко вдохнул и поднял ладонь:

– Не надо говорить мне, что вас не интересуют деньги, они всех интересуют. Вы могли бы легко найти себе кого-то получше и встречаться на тех же условиях.

– Кого-то сорокалетнего? – съязвила Вера.

– Если вам нравятся дети, – ещё язвительнее ответил он, – могли бы найти богатого наследника.

– Я не люблю мажоров, – поморщилась она.

– Почему?

– Они высокомерные и наглые. И вообще, люди, которые тратят деньги, которых они не зарабатывали, смотрят на мир под своим углом, и думают, что могут купить всё на свете, мне такое не нравится. – Он молчал, хмуро глядя в сторону, Вера неуютно ссутулилась, – и вообще, я считаю, что выбирать мужчин, исходя из размера их счёта, неправильно.

– А из чего вы исходили, когда его выбирали? – тихо спросил министр. Вероника задумалась, чуть улыбнулась и пожала плечами:

– Мне понравились его стихи.

Министр фыркнул и рассмеялся, покачал головой:

– И вы три года жили с ним на светлой памяти о его стихах?

– Ну почему «на светлой памяти»? Он продолжал их писать, у меня целая папка его стихов.

– О вас? – иронично улыбнулся он, она пожала плечами:

– Есть и обо мне.

– Почему же вы тогда от него сбежали, если всё было так хорошо?

– Люди иногда расстаются, так бывает, – раздражённо поморщилась Вера. – Я изначально не собиралась за него замуж, мы просто были вместе, пока обоих это устраивало. Потом у меня появились желания, которые он не разделял, я оставила ему денег на пару месяцев и ушла.

Он невесело рассмеялся, запустил пальцы в волосы:

– У меня это в голове не укладывается. Великие боги, три года! Три! Жить с нелюбимым, ещё и обеспечивать его… Неужели вы за три года не встретили кого-то более подходящего?

Вероника отвела глаза, пожала плечами:

– Я не поклонница измен и интрижек. Даже если я его не люблю, мы состоим в отношениях и гулять на сторону – это неуважение. А так влюбляться, чтобы хотеть расстаться с ним, мне не приходилось.

– Вы вообще никого никогда не любили?

Вера порадовалась, что до сих пор смотрит в сторону, чуть улыбнулась и тихо сказала:

– Ужасно неприличный вопрос.

– Почему? – наиграно удивился министр, – обычный вопрос.

– Потому, что если я попытаюсь ответить, сюда кто-нибудь вломится, – с ехидной улыбкой ответила Вера, подняла глаза на министра, он с загадочной улыбкой заглянул ей в глаза и медленно отвернулся, Вера улыбнулась: – Вы, кстати, обещали объяснить, как это работает.

Он замялся и неуверенно улыбнулся:

– Можно в другой раз?

– Нельзя, вы обещали.

– Ладно, – он нахмурился, откинулся на спинку кресла, нервно погладил подлокотник, помолчал и неохотно сказал: – Когда к вам приходила шаманка, я её к вам не пустил. И она сказала, что если я не дам ей поговорить с вами, то и сам с вами поговорить не смогу. Я долго не понимал, что она имела в виду. Вчера понял. Сегодня ходил к отцу Маркусу, он сказал, что видит на мне проклятие, но снять не может – специфика неподходящая. Посоветовал обратиться в храм Древних Богов или к какому-нибудь женскому божеству, типа Ра Ни. Жрица Ра Ни сказала, что я сам виноват и что помогать не будет. В храме Ма Ра со мной вообще не захотели разговаривать, потому что, по словам жрицы, я «пылаю злостью на свою мать», а это грех. В храм Древних я не стал даже заходить, шаманки не снимают проклятия друг друга. Вот так.

Он на секунду поднял неуверенный взгляд, опять стал смотреть в пространство. Вера изучала его лицо, пытаясь понять, что же такое сказала ему шаманка, что он не хочет ей рассказывать. Тишина затягивалась, он нервничал всё сильнее, Вероника вздохнула и сжалилась:

– Ясно. Продолжаем перечитывать журнал?

Он благодарно улыбнулся и кивнул, закрыл глаза, расслабляясь в кресле. Вера взяла журнал, немного полюбовалась расслабленным лицом министра Шена и тихо сказала:

– Хотите лечь? – Он открыл глаза, она улыбнулась шире и кивнула на диван, он смутился и качнул головой:

– Это неприлично.

– Это будет не самое неприличное, что видел этот диван, – фыркнула Вера, – и когда я на нём лежала, а вы со мной разговаривали, было нормально всё.

– Я не хотел вас тревожить, – смущённо ответил министр, глядя в пол, – если вам так удобно, то поднимать вас ради глупых приличий, – он поморщился и ещё тише выдохнул, – я не захотел.

– Я тоже не хочу вас мучить ради глупых приличий, – мурлыкнула Вера, он криво улыбнулся:

– Со мной всё нормально.

– Вы думаете, мне не приходилось куковать сутками без сна? Я прекрасно знаю все симптомы. Спать хочется только поначалу, потом это проходит, остаётся усталость и заторможенность. Мозг может работать на адреналине довольно долго, координация тоже страдает не сильно, первое, что сдаётся – это спина. – Министр укоризненно посмотрел на Веру, отвернулся, она прищурилась и медленно продолжила: – Стволы начинают ныть, через время весь позвоночник болит и сворачивается дугой, голова становится тяжёлой, хочется к чему-то прислониться, хоть на минуту. Сидеть неподвижно становится тяжело, но смена позы тоже не помогает, всё тут же повторяется заново. К любой боли можно привыкнуть, к этой тоже, зато когда она проходит, по телу прокатывается такая блаженная тёплая волна…

Министр посмотрел на неё со смесью обожания и ненависти, сложил руки на груди и отвернулся, Вера тихо рассмеялась и прошептала:

– Если хотите чем-нибудь в меня кинуть, подушки на диване.

Он изобразил укоризненный взгляд и встал, взял с дивана подушку и сделал вид, что собирается бросить, Вера запищала и поджала ноги, защищаясь, но ничего не последовало, она любопытно подняла голову, увидела как министр садится на диван и взбивает подушку, шутливо хмурясь:

– Госпожа Вероника, у вас редкий талант подбивать приличных людей на всяческие непотребства.

– Обожаю приличных людей, – хихикнула Вера, обольстительно заглянула в глаза министра Шена и прошептала: – Они с таким удовольствием учатся плохому.

Он попытался сдержать улыбку, отвернулся, опять посмотрел на Веру, наигранно вздохнул и припечатал подушку в угол дивана, с хрустом размял спину и лёг, уложив ноги на подлокотник. Вера жадно смотрела на его лицо, по которому растекалось блаженство, ей хотелось впитать этот момент и запомнить навечно.

– Хорошо? – хрипло прошептала она, министр приоткрыл глаза и пару секунд посмотрел на неё, медленно глубоко вдохнул и закрыл. Она встала и развернула кресло к нему, взяла журнал, стала листать.

– Вера? – Она подняла голову, министр перевернулся на бок и с безнадёжностью в голосе спросил: – Как вы отличаете моих двойников?

Она устало вздохнула и закрыла журнал:

– Я не могу это объяснить. Шаманка что-то увидела?

– Ничего нового, – поморщился он. – Она отличила меня от Санта и Линга, но только потому, что я, по её словам, «сияю». – Вера смущённо улыбнулась, министр изобразил недовольство: – А ещё, почему-то, «сияет» Артур.

– Он попросил, – пожала плечами Вера.

– Вы всегда делаете то, что он попросит? – съязвил министр, Вероника перестала улыбаться:

– Если бы не он, я бы сейчас общалась с вашей неубедительной копией и тем гениальным магом, который умеет телепортировать на расстоянии.

Министр нахмурился и перевернулся на спину, помолчал.

– Шаманка не отличила моих двойников друг от друга. Мастер Валент, по её словам, тоже «сияет», но по-другому. На Старой Ламе она увидела проклятие, но снять не смогла. А сильнее всего «сияет», по её словам, лавка «Красота и Здоровье Сонг».

Вера нахмурилась и виновато отвела глаза, министр помолчал, потом мягко спросил:

– Зачем вы туда пошли? Я же дал вам чёткие указания по поводу маршрута, я это не просто так сделал. Двейн рассказал мне про «знаки», но… – он иронично фыркнул, посмотрел на Веру, – неужели это и есть причина?

– Да, – вздохнула Вера.

– Вы настолько верите в «знаки»? – неверяще переспросил он, она смущённо пожала плечами:

– Я считаю, что знаки – на самом деле, сигналы подсознания, основанные на таком количестве информации, что выстраивать её в логическую цепочку будет слишком долго, поэтому тело даёт такие намёки. Вроде как… у нас говорят… не знаю, есть ли у вас такая примета… говорят, что если споткнулся о порог, выходя из дома, то в пути будет неудача. На самом деле, мне кажется, подсознание просчитывает результат похода заранее, и если он плохой, то таким образом предупреждает, что лучше туда не идти.

Министр фыркнул, Вера вопросительно подняла брови, он несерьёзно скривился:

– Я сегодня споткнулся в воротах дома Хань, ещё удивился – как это возможно, на ровном месте? – невесело усмехнулся, вздохнул и опять повернулся на бок, внимательно посмотрел на Веронику: – Так что пошло не так в лавке Сонг?

– Я обратилась к хозяйке на «вы», – мрачно выдохнула Вера, министр закрыл глаза ладонью, Вера тяжко вздохнула и проныла: – Я не знаю, как у меня вырвалось! Она такая величественная, как будто преподаёт искусствоведение богам, я не могу ей тыкать…

Министр рассмеялся, перевернулся на грудь и уткнулся лицом в подушку, вздрагивая от смеха, Вера надулась:

– Что?

– Ничего, – министр мигом сделал серьёзное лицо, чуть улыбнулся и добавил: – Она преподавала мне стихосложение лет пятнадцать назад. Говорила, я бездарь. – Вера прыснула и рассмеялась, министр улыбнулся шире, чуть серьёзнее сказал: – Я выбирал вам торговцев сам именно потому, что знаю тонкости цыньянской культуры и знаю, куда вам не следует идти.

Вера помрачнела, но промолчала, он продолжил:

– Её зовут Ви А Ри Сонг. Эта женщина – не просто торговка, она благородного происхождения, да ещё и старшая женщина рода правителей, это очень почётно. Но проблема в том, что её род, как и многие другие, почти разорился. Благородные женщины не должны работать ни в коем случае, но ей пришлось. Её семья всегда славилась крепким здоровьем и богатой библиотекой книг по медицине, женщины рода Сонг передавали из поколения в поколение знания о травах и секреты молодости, много веков они делали лекарства для своей семьи или в подарок влиятельным людям, такое искусство – гордость рода, им не торгуют. Но когда её семья оказалась на грани бедности, госпожа Ви А Ри приняла решение открыть лавку, где будет торговать. А чтобы не позорить семью, она сократила имя, убрав фамилию мужа, одевается для работы как простая торговка, ведёт себя соответственно. А все вокруг, понимая её положение, стали делать вид, что она дома и она на рынке – разные люди, таким образом её клиентки щадят её гордость.

Вера поражённо зажмурилась и закрыла лицо руками, министр продолжил:

– Я послал ей извинения от вашего и своего имени, она их приняла и заверила, что не в обиде, но я думаю, будет лучше, если вы больше никогда туда не пойдёте.

– Да, – мрачно кивнула Вера, – хорошо.

Они замолчали, она вспоминала ту женщину, её магазин, картину на стене.

– Вера, – тихо позвал министр, она вынырнула из невесёлых мыслей, вопросительно посмотрела на смущённого министра Шена, он помялся и вздохнул: – Сейчас я опять буду вести себя неприлично.

– Вперёд, я уже привыкла, – усмехнулась Вера.

– А вот это сейчас жестоко было, – выпрямился он, она фыркнула:

– Не отвлекайтесь, господин министр, я уже жду не дождусь, когда же вы будете вести себя неприлично.

– Вы не о том думаете, – ещё больше смутился он, она напоказ округлила глаза:

– Я думаю о том, что вы проголодались, а вы о чём?

Он растерянно замер, Вера рассмеялась, министр с досадой зарычал и уткнулся лицом в подушку. Чуть повернулся, глянув на Веру одним глазом, вздохнул и опять спрятался. Подождал, пока она насмеётся, опёрся на локти, с кривой улыбкой понаблюдал за веселящейся Вероникой и с сарказмом пробурчал:

– Как весело, да, давайте посмеёмся над бедным министром, который за весь день съел три оладушка и одну печеньку, которую семья Хань, похоже, хранила ещё с войны именно для этого случая… Не смешно! От угощения нельзя отказываться, это неприлично. Я думал, у меня это проклятое печенье до вечера поперёк горла стоять будет. – Вера попыталась взять себя в руки и изобразить на лице сочувствие, министр рассмеялся, увидев её потуги, вздохнул и сказал: – Так вы приготовите что-нибудь?