Текст книги "Дай мне руку (СИ)"

Автор книги: Остин Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Вера с сомнением посмотрела на ярко-красную юбку и вздохнула:

– Это чтобы меня лучше видно было?

– Именно.

Она взяла вещи и пошла в спальню одеваться. Когда вышла, в библиотеке стояли Двейн, министр и Мартин, склонившись над картой рынка, увидев Веру, министр жестом подозвал её ближе и ткнул пальцем в карту:

– Идёте вот так. Здесь Валент, три минуты и выходите. Потом сюда, тоже три минуты и на выход, в аптеку идёте вот так, через эти ворота, в этом ряду можете что-то купить и задержаться на пять минут. На аптеку вам пять минут.

– Мало.

– Семь, – кивнул министр, – и идёте по этому ряду, по правой стороне. Здесь вас заберут, не пугайтесь. Выход в 10.30. – Он посмотрел на часы, на Двейна, – Лику сюда мне.

Двейн кивнул и вышел, вернулся с Ликой, одетой так же как Вера, но с распущенными волосами. Они синхронно осмотрели друг друга, Вера поморщилась, Лика наоборот расцвела и кокетливо поправила волосы. Министр посмотрел на Веру:

– Вы с карандашом в волосах пойдете?

– У меня всего одна резинка, – скривилась Вера, – я не могу дать ей такую же.

Министр раздраженно потер лицо и протянул Лике карандаш, она надулась как жаба, но ничего не сказала и молча заколола волосы. Мужчины придирчиво осмотрели их обеих и кивнули, вразнобой соглашаясь, что пойдёт. Министр посмотрел на часы:

– Обувайтесь, время. С вами пойдёт Двейн, не обращайте на него внимания. – Вера молча кивнула, застёгивая туфли, Двейн надел куртку. Министр прошел с ними до портала и достал из кармана деревянную пластинку с каким-то знаком, протянул Двейну, ещё раз посмотрел на Веру, помолчал и тихо сказал: – Ничего не бойтесь, вы в безопасности.

Она натянуто улыбнулась и кивнула, Двейн тихо прокашлялся и неуверенно спросил:

– Госпожа? – Вера подняла брови, – вы не пожелаете мне удачи? Всё-таки я буду вас охранять.

– Удачи, Двейн, – улыбнулась она, министр нахмурился и посмотрел на часы:

– Время.

Двейн кивнул и предложил Вере руку, она взяла и шагнула вместе с ним в портал. Грохот и боль оглушили, она успела от этого отвыкнуть. Когда открыла глаза, они с Двейном стояли в её прошлой квартире, он смотрел на часы.

– Сколько? – хрипло спросила Вера, он удивленно поднял на неё глаза, улыбнулся:

– Засечь не успел даже. Это хорошо?

– Да, – слабо улыбнулась она, отпуская его руку, – идём?

Он кивнул и открыл ей дверь, они спустились со второго этажа. На улице было ясно, но уже холодно, по небу плыли редкие тучки, тусклое солнце проглядывало между ними, иногда мелькая отражением в стеклах. Людей было не много, Вера рассматривала их одежду, раздумывая над тем, что ей скоро понадобится головной убор и что-то вроде пальто.

«И сапоги…»

Она заулыбалась сама себе, вдруг стало стыдно за собственную упертость, она подумала, что зря обидела его, отказавшись открывать подарок. Потом вспомнила, как он потребовал прекратить желать ему удачи, и опять нахмурилась – а нечего было орать, командир нашелся.

Двейн шел чуть сзади, Вера успела о нём забыть и даже испугалась, когда он тронул её за локоть:

– Лавка мастера Валента, госпожа. У вас три минуты, не забудьте.

Она посмотрела на часы и кивнула, зашла в светлое помещение. Мастер увидел её и улыбнулся так радостно, что ей даже стало неловко, но разговор с клиентом не прервал. Вера стала рассматривать витрины, увидела мясорубку, украшенную затейливой чеканкой и надписью: «Протяни руку», улыбнулась. Заметила на прилавке стеклянный ящик с монетами и какой-то надписью на карнском, дождалась пока мастер отпустит довольного покупателя и кивнула ему:

– Добрый день.

– С вами всё хорошо, госпожа? – понизил голос мужчина, она успокаивающе улыбнулась:

– Да.

– Вас держат взаперти?

– Нет.

– Я видел одну особу, которая выдавала себя за вас и хотела забрать ваш заказ, – он сделал загадочные глаза и Вера понимающе кивнула:

– Спасибо, что не отдали.

– Я так и знал! – хлопнул ладонью по стойке мастер, бросил злой взгляд на стоящего у двери Двейна и наклонился к Вере: – Госпожа, у меня есть родственники в городском совете, я могу сказать кому следует…

– Не надо, – с мягкой улыбкой качнула головой Вера, – меня не держат в плену, меня просто очень… внимательно охраняют. Ради моего же блага.

– Кто вы, госпожа? – прошептал мастер. Вера опустила глаза, он напряженно улыбнулся: – Знаете, я начал кое-что видеть. Странные вещи. – Она удивленно посмотрела на него, он развел руками: – Внутри людей… как будто облачко. У кого-то светлое, у кого-то темное. Бывают плотные, бывают редкие и прозрачные, иногда я вижу на людях кровь, у беременных женщин вижу ребёнка. И чем больше я ставлю ваших печатей, тем больше вижу.

Вера смотрела в стол и пыталась придумать, что ему сказать. Мастер вздохнул и полез под стойку, достал большой мешок и поставил перед Верой, с гордостью представляя его:

– Мясорубка, для большого мужчины. – Она улыбнулась и заглянула внутрь, радостно прижала руки в щекам:

– Красота какая! Сколько?

– Дарю.

– Любая работа должна быть оплачена, – наставительно сказала Вера, доставая кошелёк, – а хорошая работа должна быть хорошо оплачена. – Он довольно крякнул, глядя как она выставляет в столбик десять золотых, вздохнул и снял восемь, смахнул в ящик:

– Я запомню ваши слова. Знаете, госпожа… я хотел для вас всё самое лучшее сделать, а надо же знать, что да как, чтобы не наобум. Пришел к жене на кухню и говорю: «Давай я тебе что-нибудь, это, на мясорубке». А она так обрадовалась, – мастер смутился как ребёнок, стал ковырять ладонь, – мы, в общем… весь вечер на кухне просидели, смеялись. А мы ведь давно уже, это… дети выросли, а без них и говорить не о чем, и вообще. А теперь, я даже не знаю… Она такая ласковая стала, и я ей, там, подарочки, цветочки, всё такое. Мы, наверное, ещё одного ребёнка заведём. – Он вздохнул, посмотрел на мясорубку, на Веру. За спиной подал голос Двейн:

– Госпожа, время.

– Мне пора, – виновато поёжилась Вера, мастер схватил её за руку:

– Скажите хотя бы, какому богу вы служите? Кому я служу теперь, я должен знать!

– Его нельзя называть по имени, – быстро ответила Вера, освобождая руку, – не бойтесь, это добрый бог.

«Дзынь.»

Она округлила глаза, мастер вздрогнул и бросил быстрый взгляд за Верину спину, она быстро добавила:

– Он беспощаден к грешникам, но вообще добрый.

– Этот бог…

– Госпожа, время, – настойчивее повторил Двейн.

– Простите. Счастливо, – Вера помахала рукой мастеру, подхватила тяжелую сумку, незаметно вынув оттуда маленький бумажный сверток и сунув в сумочку вместе с кошельком, вышла из лавки. Двейн выдохнул, неодобрительно посмотрел на Веру, кивнул на её сумку:

– Позвольте.

– На, – она отдала ему сумку, Двейн осмотрелся и повёл её к следующей лавке. Там ей хватило и пары минут, она забрала скрепки и зажимы, в очередной раз пожелала удачи и вышла. В продуктовом ряду купила пакет яблок чисто чтобы отцепиться от слишком щедрого торговца. Он насыпал ей вдвое больше, чем она заказала, так что пройдя пару шагов, пришлось переложить часть яблок в сумку с кошельком и косметичкой, они очень удачно закрыли бумажный пакет.

В аптеке она купила всякой ерунды, на которую в прошлый раз не хватило денег, тоже бросила в сумочку, а большой пакет отдала Двейну, пошла по длинному южному ряду, через минуту заметив, что Двейн исчез вместе со всеми её пакетами. Стало как-то неуютно.

«Спокойно, министр говорил, что всё идет по плану.»

Она пыталась не показать, как напряжена. Рынок жил своей шумной жизнью, говорливые южане предлагали свои товары, звали её по имени, откуда только узнали.

Одна бойкая торговка чуть ли не силой сунула ей в руки здоровенный персик, Вера попыталась положить его обратно в ящик, когда услышала частый грохот копыт по каменным плитам улицы. Люди примолкли и стали оглядываться. Вера подумала, что никогда не видела на рынке верховых, лошадей всегда водили в поводу…

В дальней стороне улицы толпа стала расступаться к прилавкам, как будто от центра её отгоняло что-то страшное, человеческая волна катилась всё ближе, мелькали испуганные лица, а когда над головами людей показалась толпа всадников в одинаковой красно-черной одежде, Вера тоже ощутила желание куда-нибудь забиться. Кто-то взял её за руку, она вскрикнула, сама не услышав своего голоса в шуме, но обернувшись, увидела всего лишь какую-то старушку, которая пыталась оттащить с дороги застывшую Веру.

Оцепенение спало, она подобрала юбку и постаралась не упасть, когда толпа, отхлынувшая от группы всадников, стала относить её, как безвольную песчинку.

Копыта загрохотали совсем рядом, из толпы выметнулся первый всадник на огромном черном коне, нашел глазами Веру, наклонился, обхватил её за пояс и рванул вверх, тут же пришпорив коня. Вероника оказалась на коне перед ним, боком, в настолько неустойчивом положении, что не понимала, почему до сих пор не свалилась. Конь бежал всё быстрее, она видела испуганные лица людей, шарахающихся из-под копыт, видела двух других всадников, обгоняющих их справа и слева.

Когда первый шок прошел, она поняла, почему не падает – всадник её держит двумя руками… очень знакомыми руками.

Страх оставил её, как будто вместе с силами, захотелось прикрыть глаза и обмякнуть у него на груди.

«Держи себя в руках, это будет ужасно неприлично.»

Внутренний голос говорил сварливым насмешливым тоном, Вера прикусила губу, пряча улыбку. Они уже выезжали с рынка, когда кавалькада резко свернула в одну из боковых улочек, Вера почувствовала, что сейчас соскользнёт с коня, но её придержали, прижали крепче и она почти согласилась со своим глупым сердцем, что это отличный повод облокотиться на его грудь и расслабиться, но конь свернул ещё раз и её бросило в другую сторону.

«Да конечно, расслабишься тут.»

Она опять чуть не соскользнула, министр опять прижал её к себе, так крепко, что она почувствовала едва уловимый запах травяного чая, пропитавший её постель.

«Его постель. Его.»

Она окончательно смутилась и запуталась, а после очередного поворота увидела, как их догоняет ещё один всадник с девушкой в красной юбке.

Лика прижималась к нему, красная юбка плескалась по ветру, Вера засмотрелась на эту картину, подумав, что они сейчас выглядят точно так же…

В память врезалась ледоколом совершенно другая картинка – Лика на столе, среди рассыпанных карандашей, а Сант целует её шею, с таким удовольствием, так страстно.

«Хотела бы я увидеть столько страсти и удовольствия в глазах моего ледяного министра.»

Память подкинула ещё картинку – ледяной министр закрывает глаза и наклоняет голову, прижимаясь щекой к её ладони на своем плече.

«В нём была боль и вина. И ни капли страсти.»

Министр придержал коня, их стали обгонять те, кто ехал позади. Один за другим всадники уносились вперёд и скрывались за поворотом, наконец они остались одни в длинном переулке между высоким каменным забором и оградой парка из изящных кованых прутьев. Парк был засыпан красно-желтыми листьями, полуголые деревья казались замерзшими, Вера вздрогнула.

Министр остановил коня, спрыгнул и снял Веру, как ребёнка с высокого бордюра, она невесело улыбнулась ему и стала поправлять одежду, потом увидела, как министр изображает приветливый поклон и криво улыбнулась:

– Виделись уже. Или вы думаете, что если наденете другую физиономию, я вас не узнаю?

Он фыркнул и улыбнулся, она рассматривала его лицо – славянское, бородатое, с голубыми глазами и русыми волосами. Министр впечатленно качнул головой и спросил:

– Как?

– Руки надо прятать, – съехидничала Вера, рассматривая персик, который с перепугу так и не выпустила из рук.

– Я спрятал, – усмехнулся министр, Вера удивленно подняла глаза, он показал ей руку в толстой черной перчатке, она нахмурилась, пытаясь вспомнить, как именно она его узнала.

В этот момент у неё над плечом возникла здоровенная усатая морда и нагло выхватила персик из рук.

– Ты офигел, кабан ездячий?! – обернулась Вера, министр прыснул и расхохотался, конь с перепугу сжал зубы, выронив то, что не успел откусить, повернул голову, глядя на Веру сверху вниз темным удивленным глазом. Она вздохнула: – Что? Доедай теперь, что теперь делать.

Конь отступил от неё на полшага, вздохнул и наклонился за упавшим персиком. Министр опять рассмеялся, снял перчатки, спрятал, расстегнул красно-черную куртку и повернул один из амулетов на шее. Лицо мгновенно изменилось, Вера улыбнулась с облегчением, он усмехнулся:

– Так вам больше нравится?

– Да, нет ощущения подвоха. – Она смотрела на коня, жующего персик, стала рассматривать рельефную грудь с выпирающими мышцами, длинные сильные ноги.

– Нравится? – самодовольно спросил министр, Вера кивнула:

– Очень красивый.

Конь поднял голову и гордо изогнул шею, как будто всё услышал и понял, Вера улыбнулась и шкодным голосом пропела:

– А у меня ещё яблоки есть.

Конь насторожил уши, министр фыркнул, тихо сказал:

– Зря вы это сказали. И зря сказали, что он красивый, он теперь будет выделываться и выпрашивать.

– Он понимает, что ли? – улыбнулась Вера.

– О, он умнее многих людей! – кивнул министр. Конь медленно обошел Веру по дуге, высоко поднимая ноги и красуясь, тоненько заржал, как будто возмущаясь, что на него смотрят недостаточно восторженно, Вера рассмеялась, кивнула ему:

– Ну красавчик, красавчик, всё.

Он довольно тряхнул гривой, запрокинул голову, задние ноги нетерпеливо переступили, выписывая кренделя. Вера впечатлённо качнула головой и расстегнула сумку, достала яблоко, протянула:

– Угощайся, выпендрёжник. – Конь с готовностью подбежал и ткнулся бархатным носом в ладонь, осторожно снимая яблоко, захрустел, она погладила его по шее, заодно вытирая с ладони слюни, почесала за ухом.

– Я думал, вы боитесь лошадей, – сказал министр, молча наблюдающий за балдеющим конём, Вера подняла брови:

– Почему вы так решили?

– Вы так спешили избавиться от своего трофейного коня, называли его копытным чудовищем, – он пожал плечами, отвел глаза, – ни разу не спросили о нём.

– Я просила вас о нём позаботиться, – сказала Вера, он кивнул:

– Да, я отдал его на конезавод, он там в хороших условиях. Если вы захотите, сможете забрать его в любой момент.

– Это вряд ли.

– Почему?

– Я убила его хозяина у него на глазах, – поморщилась Вера. – Да и вообще, я не умею ездить верхом.

– Не умеете? – пораженно хохотнул министр, – сколько вам лет?

– Достаточно, чтобы иметь право водить машину, – поморщилась Вера, стала перебирать блестящую гриву замершего от удовольствия коня, вздохнула: – В моём мире лошади есть только в зоопарках и специализированных школах, чтобы покататься, нужно платить большие деньги, это экзотика.

Она отодвинула тонкий кожаный ремешок, врезавшийся в шкуру возле уха, поскребла ногтями под ним. Конь попытался прижаться головой к её пальцам сильнее, наклонился и пошел на неё боком, Вера рассмеялась, на секунду теряя равновесие и хватаясь за его шею.

– И вы платили деньги, чтобы поездить верхом? – с сомнением спросил министр.

– Платила, – вздохнула Вера, поглаживая пальцами бархатный нос коня, – три раза в жизни. По пять минут.

– А как вы тогда решились на него вскочить, если не умеете ездить?

– Жить захочешь – и динозавра оседлаешь, – вздохнула Вера, осмотрелась в поисках другой темы и спросила: – Надолго мы тут?

– Не особенно. Мы ждём сигнала. Если номер сработал, то сидим здесь, пока всё не закончится, если нет – опять прыгаем на коня и идём на второй круг.

Веру передёрнуло от этой перспективы, он заметил, усмехнулся:

– Так вы всё-таки боитесь лошадей?

– Мне просто не нравится такой способ передвижения, постоянно кажется, что я вот-вот упаду.

– Я же вас держу, – насмешливо улыбнулся он, она скорчила рожицу:

– Вы сами так когда-нибудь ездили?

– Нет.

– Попробуйте, – фыркнула она, он пожал плечами и промолчал. Оставшийся без внимания конь медленно обошел министра Шена со спины, навис над ним с невинным видом, как будто просто решил тут постоять, потом резко хватанул его зубами за плечо, отпрыгнул на всех четырёх ногах, как козлёнок, и ехидно заржал, довольный собой. Вера стояла с открытым ртом, министр шипел ругательства и щупал плечо, посмотрел на охреневшую Веру и ненатурально улыбнулся:

– Это он так играется, – повёл плечом и поморщился, повернулся к коню: – Сволочь ты неблагодарная.

Конь запрокинул голову и заржал, министр буркнул:

– Сам такой!

– Вы давно вместе? – спросила Вера, он закрыл один глаз, задумался на секунду и ответил:

– Пятнадцать лет. В его понимании – всегда.

– Ого, – Вера по-новому посмотрела на внимательно слушающего коня, – как его зовут?

– Бес. – Министр посмотрел на коня, ещё раз потёр плечо и громко заявил ему: – Сокращение от «бестолочь»!

Конь возмущенно подпрыгнул передними ногами, как будто топнул, тихо заржал и осторожно, боком, пошёл к министру, тот делал вид, что ничего не замечает, но улыбался очень загадочно. Бес подкрался к нему со спины, наклонился и стал щипать губами за волосы, Вера таращила глаза и зажимала себе рот ладонью, чтобы не засмеяться, вытягивающий губы конь выглядел уморительно. Министр смотрел на Веру и тихо посмеивался, потом оттолкнул морду коня:

– Всё, ладно, отцепись, – конь попытался укусить его за ухо, министр пихнул его плечом, – хватит… ай!

Бес всё-таки сжал зубы, отпрыгнул и пошел по улице, высоко подкидывая ноги и мотая головой с зажатой в зубах прядью волос. Вера всё-таки рассмеялась, министр изобразил укоризненный взгляд, но тоже улыбнулся:

– Это он мне мстит за то, что я давно его не брал, соскучился. Давайте сядем, а то он мне покоя не даст.

Он кивнул на ступеньки, Вера пошла за ним, рассматривая стену внимательнее. Судя по всему, здесь когда-то были ворота, но потом их заложили, не тронув высокие ступеньки и богатую арку, украшенную изображениями деревьев и цветов. На месте ворот теперь был барельеф, молодая женщина в струящейся одежде, она просто стояла ровно, сложив руки под грудью и опустив глаза. Министр заметил Верин взгляд и сказал, садясь на ступеньки:

– Это храм Ра Ни, цыньянской богини утешения. Когда-то здесь были боковые ворота, но храм расширили и эта стена стала задней, а по канону здесь не должно быть дверей, их заложили.

– Ясно, – Вера тоже села, но сразу же развернулась и опять стала рассматривать изображение женщины, – это она?

– Да.

– Красивая.

Он тоже обернулся, пожал плечами и опять стал смотреть на коня, бродящего вдоль противоположного забора. Бес нашел место, где ветки деревьев пролезли между прутьями, поднялся на задние ноги и обрывал губами желтые листья. Вера тоже засмотрелась на его выкрутасы, залюбовалась великолепным сложением и точностью движений, краем глаза увидела, как министр бросил на неё короткий взгляд и заулыбался ещё самодовольнее, она улыбнулась ему:

– Ну? – Он сделал подчеркнуто непонимающее лицо, она хихикнула: – Ну давайте, хвастайтесь, я же вижу, как вас распирает.

Он попытался прикинуться, что его вовсе даже и не распирает, в глазах мелькнуло: «уговори меня», Вера изобразила самого благодарного в мире слушателя:

– Так вы его с детства воспитывали?

Министр помолчал, постепенно надуваясь от гордости, потом посмотрел на коня, на Веру и сказал:

– Я вывел эту породу. Назвал Ларнский Верховой. Ларн – это конезавод. Мой. – Вера подобрала челюсть, министр тихо рассмеялся, пожал плечами, – и именно поэтому меня взбесило желание Эйнис иметь пони. Я владею лучшим конезаводом в стране, одним из лучших в мире, я могу достать ей самого лучшего в мире коня, самого сильного, быстрого и выносливого. А она хочет пони! – он раздраженно развел руками. – Вы бы видели глаза начальника рынка, когда я поднял его в половине первого ночи и потребовал пони. Ему понадобилось всё его самообладание, чтобы не рассмеяться прямо при мне. – Он укоризненно посмотрел на Веру, которая сама с трудом сдерживала смех, вздохнул и указал на Беса: – Объясните мне, чем он хуже пони?

– Он большой и сильный, – с улыбкой вздохнула Вера.

– Это плохо? – риторически фыркнул министр.

– Для маленькой девочки – да, – с извиняющимся видом кивнула Вера, министр перестал улыбаться, она ещё тише продолжила: – Пони маленький, он не представляет опасности, маленькая девочка может его гладить, обнимать, играться с ним и не бояться, что он неловким движением собьёт её с ног или сделает больно. Пони не для того, чтобы на нём ездить, он просто… компенсирует дефицит ласки в жизни. – Вера замолчала, вдруг подумав, что это она первая тогда попросила пони. И теперь поздно говорить, что она пошутила. Бросив короткий взгляд на министра Шена, она увидела, что он задумчиво смотрит на своего Беса. Он усмехнулся и дернул щекой:

– А я всё думал, чего она его постоянно моет?.. Ездить на нём ещё рано, он маленький, так зачем его каждый день чистить и расчесывать, косы заплетать… – Он тихо невесело усмехнулся, покачал головой: – Дефицит ласки?

Она кивнула и опустила глаза:

– В моём мире для этого заводят маленьких собак. У вас есть маленькие собаки?

– Дворняги, – кивнул он, показал руками размер, Вера качнула головой:

– Совсем маленькие, меньше кошки.

– Не проще кошку завести?

– Нет, кошка – это другое. Кошки слишком самодостаточны, большинство из них даже не скрывает, что им плевать на хозяина. Отношения человека и кота – это симбиоз двух эгоизмов, кот позволяет себя гладить за еду, но если ему будет неприятно, может и поцарапать. А человек гладит кота тогда, когда ему нужно расслабиться и снять напряжение, а в остальное время не обращает на него внимания, это устраивает обоих. А собака это совсем другое, она любит хозяина, она на это генетически запрограммирована. И если одинокой женщине хочется, чтобы кто-то встречал её у порога, смотрел влюбленными глазами и полностью от неё зависел, она заводит собаку. Можно завести большую, но здесь та же проблема – большая опасна, она может испортить мебель, чтобы с ней гулять, нужно одеваться в то, в чем не жалко упасть. Она может вывалять в грязи, испортить прическу и переломать ногти, просто от избытка радости. А с маленькой собачкой можно гулять на каблуках и с маникюром, а если что, её не тяжело взять на руки.

– Я когда-то носил его на руках, – с усмешкой кивнул на Беса министр, – потом ещё долго отучивал его на меня прыгать.

– Я тоже носила на руках нашу собаку, – улыбнулась Вера, – и когда она стала весить столько, что я уже не могла оторвать её от земли, она сильно расстраивалась, но мы придумали выход. Я садилась в кресло, она садилась рядом, устраивала ляжки у меня на ногах, а голову на плече. Не очень удобно, зато очень тепло.

Министр рассмеялся, покачал головой:

– А почему не взяли маленькую?

– Они слишком хрупкие, – поморщилась Вера, – тут обратная ситуация, когда сам боишься случайно наступить на собаку. В моей семье довольно разрушительные игры, когда мы с братом играем в боевых мутантов, собака мечется по квартире в диком восторге вместе с нами, иногда попадается под ноги, поэтому нужна была собака, которая выдержит, если на неё упасть.

Министр тихо рассмеялся, глядя на своего Беса, Вера хитро улыбнулась:

– А что компенсировали вы?

Он невесело усмехнулся и отвел глаза:

– Наверное, мне просто нужны были новые вершины.

– В шестнадцать лет? – подняла брови Вера, он пожал плечами:

– В пятнадцать я стал чемпионом мира по бою на традиционных мечах, через полгода выиграл чемпионат по двум мечам. Ещё через полгода опять подал заявку на участие в чемпионате мира, так редко делают, но правилами это не запрещено. У меня были причины, – он замялся, махнул рукой, – были. Но после победы мне стало стыдно и я отдал награду парню, занявшему второе место. – Он смущенно пожал плечами, коротко улыбнулся: – В лучном троеборье можно участвовать с восемнадцати лет, работать аристократам нельзя аж до двадцати, в двадцать сдаётся высший экзамен в столице и выдаются назначения. Учиться, конечно, всегда можно, – он улыбнулся, шкодно сверкнул глазами, – но я был способным и до шестнадцати успел научиться всему, я так думал. В шестнадцать лет четыре года кажутся вечностью, мне нужно было чем-то их занять, чтобы не провести в библиотеке. И я решил завести себе лучшего в мире коня. – Он значительно поднял брови, – лучшего в мире. А я тогда объездил весь мир и точно знал, что такого, как я хочу, в мире нет.

Вера улыбалась, он выглядел капризным ребёнком в своей категоричности, это почему-то умиляло.

– Самые быстрые кони в мире в юго-западной Ридии, они называются асхал, дух пустыни. Они способны бежать день и ночь без капли воды и еды, местные воины их очень уважают и воспитывают, как членов семьи. Они очень умные и любопытные. – Он замолчал, задумался, потом чуть тише сказал: – Я там когда-то жил, учил язык, – коротко улыбнулся, посмотрел на Веру, – когда вы говорите «милаха», я слышу это на халли, тамошнем языке. Больше ни в каком языке нет такого слова.

Она улыбнулась, он отвел глаза, продолжил:

– Но южные кони предназначены для пустыни, они очень сухие и с короткой шерстью, по эту сторону гор они мерзнут и болеют. Здесь популярны карнские рудольфы, их вывели лет двести назад, влив в породу местных верховых кровь северских тяжеловозов. Это очень сильные кони, огромные и неспешные, абсолютно невозмутимые и способные работать в любой мороз. Рудольфы получились крупные и сильные, но по характеру подвижные и хорошо дрессируемые. Я объездил десяток лучших конезаводов мира, изучал архивы, выбирал генетические линии и пришел к выводу, что с кем бы ни скрещивали северных, результат получается крупным, но кроме размеров и силы, больше практически ничего не наследует. И поехал на север.

Его передёрнуло, Вера заметила и с ехидным сочувствием прикусила губу:

– На праздник попали?

Он крепко зажмурился и выдохнул:

– Я думал, я сдохну. Из жизни выпала неделя, первые дни ещё хоть как-то помню, потом просто провал, мне рассказывали, что я делал, я не верил. – Он тяжко вздохнул, махнул рукой, – когда пришел в себя, я был уже дома и, как оказалось, где-то между гуляньями даже умудрился купить очень хорошую кобылу, из горной линии, они не такие большие как равнинные, но по выносливости сильнее и более веселые. Черную.

Он бросил на Беса обожающий взгляд, продолжил:

– Потом пригласил в гости своего учителя выездки из Ридии, у него был очень хороший асхал, уже старый, у него было много жеребят, все очень удачные. И стал ждать, – он улыбнулся, качнул головой, – я очень плохо умею ждать. Через пару месяцев эта кобыла решила, что я – такой специфический жеребенок, который постоянно крутится рядом, стала пытаться меня облизывать и опекать. Отец сначала смеялся, что я скоро забуду человеческую речь и буду только ржать и фыркать, потом решил меня чем-то занять и послал учиться в Оденс, в Высшую Академию, – он криво усмехнулся, – меня там не любили, я плохо говорил по-карнски и часто дрался. Мой друг предварительно ставил на меня деньги и мы их потом делили. Он сейчас банкир.

Министр посмотрел на Беса, тот повернулся к ним, как будто заметил.

– Когда он родился, я бросил Академию. А он был меньше новорожденных северных и даже меньше рудольфов, опытные заводчики говорили, что я испортил коня. Но я не обращал на них внимания, я на седьмом небе был – Бес соображал куда быстрее остальных жеребят и с удовольствием занимался ерундой – поднимал ноги по команде, садился, ложился, ржал, прыгал. Когда он подрос, его обожал весь конезавод, он умудрился найти подход к каждому. Но он всё ещё был маленький, – министр саркастично усмехнулся, – все говорили «мальчик бесится от скуки», «мальчик воспитывает цирковую лошадь»…

Он опять с обожанием посмотрел на коня, надуваясь от гордости:

– А «мальчик» взял и выиграл Большую Гонку, – посмотрел на Веру, пояснил, – это скачки по пустыне, сутки непрерывного бега от рассвета до рассвета. Когда мы подали заявку, над нами смеялись. Асхалы мелкие и очень гармонично сложенные, Бес рядом с ними выглядел несуразно большим, высоким, худым, с тонкими ногами и широкими копытами, а я среди наездников был самым маленьким, в пустыне семнадцатилетних вообще не допускают к дрессировке лошадей, это считается слишком ответственной работой. Когда мы пришли первыми с солидным отрывом, смеяться перестали. Я знал, что мы выиграем, – он хитро улыбнулся, – и специально для этого приготовил «гордую походку и поклон». Бес!

Конь поднял голову, министр сказал, как будто сам себе:

– Нет, он не захочет сам. Сейчас.

Он встал, подозвал коня, что-то сказал на ухо и подвел его ближе к Вере. Выпрямился, высокомерно задирая подбородок и расправляя плечи, конь выгнул шею и тоже поднял голову, забил копытом. Потом министр тронул его локтем и они пошли, в ногу, излучая столько самодовольства, что Вера рассмеялась и зааплодировала. Они синхронно остановились и поклонились, Бес опустился на переднее колено и наклонил голову, министр просто чуть поклонился, излучая гордость. Потрепал коня по шее, что-то тихо говоря в ухо, конь фыркал и хватал его губами за волосы. Министр вернулся на ступеньки, развел руками:

– Вот так мы делали на каждой гонке. Мы заслужили по яблоку? Я видел, у вас есть.

Она рассмеялась и расстегнула сумку, достала два яблока и отдала министру, он подозвал коня и отдал одно, вторым захрустел сам. Откусил два раза, а на третий наглая конская морда выхватила его чуть ли не изо рта, министр возмущенно выпрямился, а Бес, зажав в зубах яблоко и высоко задрав хвост, отбегал на другую сторону улицы и весело ржал, как будто смеялся.

Вера сквозь смех сказала:

– По-моему, он не в курсе про вас и вашу еду.

Министр изобразил возмущение, Вера достала из сумки последнее яблоко и протянула ему. Бес от удивления разжал зубы, упустив надкусанное яблоко, министр развел руками:

– Поздно, дружище, доедай теперь.

Конь фыркнул и отвернулся, стал рассматривать парк. Министр взял у Веры яблоко, посмотрел на него, хитро улыбнулся и сказал:

– Вы говорили, что обладаете великой мощью, позволяющей ломать яблоки?

Вера с нехорошим предчувствием посмотрела на последнее яблоко, твердое и крепкое, потом на министра Шена, он медленно кивнул:

– Я требую демонстрации мощи.

– Может, не надо? – со слабой надеждой вздохнула Вера, он качнул головой:

– Мы с Бесом показали вам представление, ваша очередь. Давайте, мы хотим зрелищ.

Вера неохотно взяла яблоко из его рук, провела ногтем полосу, по которой потом сломается всё яблоко, вытерла руки о юбку, попыталась взяться поудобнее и стала ломать. Яблоко ощущалось гранитным монолитом, Вера старалась не смотреть на министра, но всё равно чувствовала его ехидную улыбку.

– Нож дать? – сочувственно вздохнул министр, пытаясь сдержать смех, Вера пыхтела и сопела, бросила на веселящегося министра укоризненный взгляд и опять вцепилась в яблоко, где-то внутри него уже слышался обнадеживающий хруст.