Текст книги "Билли-талисман"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава XXXIX
Кэйт сидела в кухне Билли и смотрела на шипящую на огне горелки сковороду. Пахло просто замечательно, но она не ощущала голода. Утренняя ссора с Эллиотом вывела ее (и ее желудок) из строя, и она нервничала. Что она здесь делает? Эллиот утверждал, что это просто попытка отвлечься после разрыва с Майклом, но разве это так? Это было… в общем, ей бы так хотелось услышать от Билли, который сейчас перемешивал содержимое сковороды вилкой, что ее чувство к нему взаимно.
Он стряпал ужин для них. Кэйт старалась не мешать ему, пока он колдовал над сковородой, заполненной изрядным количеством кипящего томатного соуса, мяса и каперсов.
– Что это? – поинтересовалась она, поглядывая недоверчиво.
– Старый фамильный рецепт Ноланов. Эй, не суди, пока не попробуешь, – он улыбнулся, заметив выражение на ее лице, затем потянулся через нее за бутылкой красного вина, которое ему было нужно для соуса. – Послушай, пока я не забыл, как ты смотришь на совместный ланч в субботу? Мне придется работать в ночь на воскресенье.
Кэйт покачала головой:
– У меня приглашение на предсвадебный прием подарков у Бины. А что, если в пятницу.
– Хорошо, – сказал он, затем пожав плечами. – Наш бар заказан для проведения мальчишника жениха Бины. Не скрою от тебя: я от этого не в восторге.
Кэйт опять взглянула на сковороду и задумалась о том, как должна быть расстроена Бина. Деля свое время между школьными делами и Билли, она почти не уделяла времени подруге, да и трудно ей было выслушивать бесконечные детали приготовлений к свадьбе. Бину, наверно, удивляло странное безразличие Кэйт.
Озадаченный ее видом, Билли тронул ее за плечо:
– Не беспокойся, всем оно нравится. Это лучший способ сделать мягче любое жесткое мясо. Мама обычно готовила так. – До этого он никогда не говорил о матери: только упомянул о ее смерти. Поначалу Кэйт хотела расспросить о ней, но передумала.
Она держала стакан красного вина, который, хлопоча вокруг соуса, ей налил Билли, и рассеянно смотрела в окно. Эллиот после скандала позвонил, чтобы помириться, и приглашал ее сходить выпить с ним куда-нибудь, но Кэйт вынуждена была признаться, что проведет вечер с Билли. Эллиот высказал свое неодобрение. Кэйт старалась не брать в голову взвешенные и логичные аргументы, использованные им для ее вразумления: и что Билли плейбой, и что она уцепилась не за то дерево, и как он, Эллиот, ее любит, но ему надоело «собирать кусочки» ее разбитого сердца. Затем он неожиданно поделился новыми домыслами:
– Ты же не для того пошла на это, чтобы получить от кого-либо предложение, а? Ведь ты Майкла отставила и теперь не можешь знать, какой еще кот привяжется к тебе после того, как Билли бросит тебя.
Эти слова оскорбили ее.
– Я никогда не верила в эту дурацкую теорию, – бросила она.
– И как только ты можешь говорить такое? – возмутился он. – Это теория уже сделала Бину невестой. Тебе нужны еще доказательства?
Ценой немалых усилий ей удалось убедить Эллиота в том, что она не относится к этой связи серьезно. Теперь же, глядя на дождь за окном, она призналась себе в том, что лгала. Она принимала Билли весьма серьезно и уже надеялась на то, что его чувства к ней искренни. Полная уверенность Эллиота в том, что Билли непременно бросит ее, неожиданно потрясла ее. Возможно ли, что она ничего не значит для Билли? Не станет ли она всего лишь очередной насечкой на его ремне? Кэйт посмотрела на него, занятого сейчас размешиванием в сковороде невообразимого количества перца. Да он даже не носит ремня, боже упаси, а джинсы «ливайс» обтягивают его так соблазнительно. Кэйт отвернулась. Она никогда не смотрела на Майкла с таким вожделением.
Она пробежалась глазами по комнате. Вестсайдская квартира Стивена всегда напоминала студенческое общежитие с диваном на пружинах и книгами вечно в картонных коробках, а квартира Майкла, хотя и чистая, и обставленная новенькой мебелью из «Икеа», в сравнении с этой казалась временным пристанищем. Зато три большие комнаты Билли свидетельствовали о том, что он пустил здесь глубокие корни. Под ногами Кэйт лежал персидский ковер в голубых и бордовых тонах, выцветший и изношенный, возможно, его бабушка еще ходила по нему. Диван «честерфильд» явно не был заказан по каталогу – кожа цвета «бычьей крови» не была специально «состарена» на фабрике до того, как его доставили сюда. Но были и новые вещи: на одной из стен висело некое произведение искусства – Кэйт не осмелилась бы назвать его картиной или коллажем, поскольку это было нечто среднее, будто лоскутное одеяло из рваных кусочков белой бумаги, наклеенных на белое полотно. В простенке между окнами висело маленькое изображение женщины, лежащей на чем-то напоминающем очень высоко взбитую перину. А над диваном рядком расположились литографии. Кэйт принялась их рассматривать.
– Как ты думаешь? – спросил ее Билли, появившийся из кухни. Это искусство или художник, который задолжал мне по счету, меня надул?
Она улыбнулась:
– Они мне нравятся.
Он посмотрел оценивающе.
– Пожалуй, мне тоже, – заметил он, все еще держа испачканную мясом вилку. – Ужин почти готов.
Кэйт кивнула, и Билли снова исчез на кухне. Она не могла не признать: Билли Нолан был первым мужчиной, к которому ее настолько сильно влекло. Желание было слишком страстным, чтобы дать покой, и слишком умиротворяющим, чтобы быть безрассудным. Скорее всего, дело кончится слезами. И дождь за окном казался тому порукой.
– Эй! Не хочешь немножко помочь? – спросил Билли, опять выскочив из кухни, теперь уже с тарелками и столовыми приборами. – Ты сервируешь стол. – Он снял с каминной доски два подсвечника, свечи в них были коренастые и разной высоты. – Экономим, – пошутил он. – Свечи. Бумажные салфетки. И работа.
Кэйт, улыбаясь, стала накрывать стол. Она поставила бокал для Билли и достала соль и перец. Спички лежали на кофейном столике, и она взяла одну, чтобы зажечь два черных фитиля. Неожиданно Кэйт подумала, что, может быть, в последний раз Билли использовал эти свечи, когда ужинал – и спал – с Биной. Она так и застыла со спичкой, пока та не догорела до самых ногтей. Затем она выбросила ее, а с нею и саму мысль о Билли и Бине и обо всех других и отошла от стола.
Чтобы отвлечься, Кэйт стала перебирать французские книги, аккуратно выстроенные на полках Билли. Она напомнила себе, что не собиралась ничего разведывать и не будет смешивать прошлое с будущим, но любопытство брало верх, хотя что-то спросить она стеснялась.
– Как дела с французским? – крикнула она в кухню.
Билли появился с готовым загадочным блюдом и принялся раскладывать его по тарелкам.
– О, я люблю французский. Он не так богат, как английский, но в нем есть тонкости, которых у нас нет.
Кэйт села к столу и положила салфетку на колени.
– Ты учил его в школе? – поинтересовалась она, принимая из его рук тарелку и подозрительно рассматривая ее содержимое.
– Немного, – ответил Билли. Он наполнил свою тарелку и сел.
Кэйт осторожно попробовала жаркое – вкуснейшее, мясо стало таким нежным, что само отходило от костей.
– Вкусно?
– Очень. Правда. – Она откинулась на стуле и улыбалась ему. – Ты, наверно, был ужасным ребенком? Настоящим классным клоуном, – заметила она.
С полным ртом он мотнул головой. Проглотив, он смог ответить:
– Нет. Я даже не разговаривал в классе. Я так заикался, что был самым стеснительным. Я не хотел ни с кем говорить.
Кэйт положила вилку и уставилась на него. Она почти забыла о его легком заикании. Но этот недостаток, как ей было известно, почти невозможно вылечить до конца, и многие методы дают лишь временное улучшение.
– Как же… когда ты избавился…
– О, я прошел с этим через все школьные годы. Но в колледже у меня была хорошая учительница французского, и я заметил, что на французском я не заикаюсь. Это было странно – говорить что захочешь, не опасаясь, что на каком-то слове или звуке обязательно запнешься.
– Это просто поразительно.
– Да. У меня было такое ощущение, словно меня выпустили из тюрьмы. Знаешь, я выучил все слова на французском, какие только мог. Я хотел знать, как будет «хлыщ» по-французски.
– И как же?
– Полного эквивалента не существует. Поверь мне, я искал. В последний год я почти ничего другого не учил. И мне было наплевать на отметки. Мне просто хотелось говорить и не заикаться.
Кэйт была ошарашена.
– И что дальше? – спросила она, как ребенок, слушающий сказку перед сном.
– Моя учительница познакомила меня с некоторыми своими друзьями французами, а потом помогла мне поступить в Школу изящных искусств в Париже. Мне пришлось изучать историю Франции, но в действительности я вновь открывал себя самого. Я словно родился вновь. Я был мальчиком-заикой. И я был американцем, который говорил по-французски как парижанин. Порой люди не верили, что я американец.
– И что произошло с заиканием? На английском, я имею в виду? – спросила Кэйт.
Билли пожал плечами:
– Когда мне пришлось вернуться назад из-за отца, оказалось, оно просто прошло. Иногда, если я устал или сильно переживаю, я немного заикаюсь.
Кэйт вспомнила его речь на свадьбе. Тогда он слегка заикался.
– А как ты себя контролируешь?
– Просто расслабляюсь, и оно уходит.
– И ты никогда не проходил курс речевой терапии? Никто не пытался помочь, пока ты был маленьким?
– О, какие-то попытки были в начальной школе. Знаешь, врач-логопед. Она обычно приходила и забирала меня из класса. Это унижало меня.
– А родители не пытались помочь? То есть была ли какая-то другая?…
– Ну, оба они были очень заботливыми. Если попадалась еще одна статья о каком-то новом методе лечения, они радовались. Но это было дорого, а реально ничто долго не помогало, и ближе к старшим классам я сказал им, чтобы они забыли об этом.
– И ты сам нашел способ вылечиться, – заметила Кэйт. Его изобретательность ее поражала.
– Я вообще-то случайно наткнулся на него, разве нет? Я не мог верить в полный успех. Просто я не был так глуп, чтобы пренебречь возможностью измениться к лучшему.
– А что ты изучал в Париже?
– Девчонок. Наверно, впервые я смог заговорить с ними. Еще я изучил дешевые маршруты на поездах. Съездил в Берлин, Брюгге и Болонью за каких-то десять центов.
– Только в города на «Б»? – улыбаясь, спросила Кэйт.
Билли смотрел прямо на нее.
– «Б» была для меня самой трудной буквой, – признался он. – Сам не знаю, может, это простое совпадение.
Кэйт пожала плечами:
– Юнг сказал бы, что нет, но я не уверена.
– А что Юнг сказал бы о компульсивном поведении? – поддразнил Билли, и Кэйт не знала, смеяться ей или плакать. Но ей не пришлось делать ни того, ни другого: он встал и обхватил ее рукой за шею, затем запустил пальцы в ее волосы. – У меня есть мороженое, – сообщил он, – но можно найти еще более приятный десерт.
Кэйт только улыбнулась ему.
Глава XL
Погода была отличная: тепло на солнце и прохладно в тени зданий; дул легкий бриз, поэтому несколько влажный воздух в городе не казался таким плотным.
– Давай пройдемся, – предложил Билли. – Я покажу тебе некоторые уголки Бруклина, о которых ты можешь и не знать.
К счастью, Кэйт была в своих кроссовках «Найк» и чувствовала прилив энергии.
– Мне жаль, что мы не сможем провести вместе вечер в субботу, – говорил Билли, когда они покидали квартиру. – Я всегда на карауле во время мальчишников.
Кэйт кивнула. Билли, похоже, принял свадьбу Бины как должное. Может быть, их отношения ничего не значили для него? Она задрожала, хотя погода была прекрасная. Без сомнения, ее чувства к нему не были взаимными.
Всегда чуткий к ней, Билли обнял ее и заметил:
– Да уж, эти мальчишники меня тоже заставляют дрожать, но я просто закрываю глаза и думаю об Англии.
Кэйт не могла даже представить себе, насколько грязные ритуалы сопровождали мальчишники. Она не собиралась спрашивать, пригласит ли Джек стриптизерш, а то и кого похуже. Солнце и безоблачное небо были так прекрасны, что она решила все это выкинуть из головы и получать удовольствие от настоящего. А настоящее было великолепно.
Билли взял ее за руку, и пусть это было ее сентиментальным заблуждением, но Кэйт чувствовала себя любимой и защищенной только потому, что он держал ее руку в своей руке.
– Это Виндзор-парк, – сказал он, когда они свернули за угол и шли вдоль небольших домов с садиками перед каждым из них. – Здесь живут в основном итальянцы – полицейские, сантехники.
Кэйт любовалась газонами, но порой чрезмерное увлечение разнообразием оттенков делало цветник безвкусным. В некоторых дворах перед домами – словно недостаточно было цветов – возвышались еще и статуи, какие угодно, от Бэмби до Богородицы. Они прошли мимо большой католической средней школы и пересекли по переходу Бруклин-Куинс-Экспресс-вей.
– Это край Парк-Слоуп, – рассказывал Билли. – Здесь уже не найдешь дома дешевле восьмисот тысяч долларов.
Кэйт смотрела по сторонам на фасады домов из коричневого песчаника и кирпича. Билли указал на один из них, отличавшийся от других облупившейся краской на двери и старыми металлическими решетками на окнах.
– Всюду можно найти пережиток былых дней, – заметил он. – Пожилая леди, хозяйка этого дома, очевидно, не красила кухню лет десять.
Они подошли к закусочной на углу, возле которой на улице было выставлено несколько столиков.
– Это еще не совсем французское кафе, – сказал он с улыбкой. – Хочешь выпить?
Кэйт кивнула. Они взяли по пиву и присели на скамье, наблюдая за женщинами с детскими колясками, детишками на велосипедах и их папашами, страховавшими сзади.
– Значит, ты пьешь? – спросила Кэйт, хотя уже было ясно, что иногда он это себе позволял. Она опасалась, что он – трезвенник и вообще не пьет. Или помешан на самоконтроле, как Майкл. – Отец говорил, что нельзя доверять двум типам людей: тем, кто пьет слишком много, и тем, кто совсем не пьет.
Он встал и спросил:
– Готова идти дальше?
Кэйт поднялась и взяла его за руку.
Они шли еще с полчаса, пока не оказались у дома, который не был ни так изыскан, как другие, ни запущен, подобно тому, на который Билли недавно указывал. Остановившись, он стал искать что-то в кармане.
– Зайдем сюда, – предложил он, сделав три шага и обернувшись у входа.
Сначала Кэйт подумала, что он ищет уединенное место, чтобы поцеловать ее, но, пока она догоняла его, он уже вставлял ключ в дверь. Взяв за руку, он ввел ее в прихожую дома на две квартиры. Потом достал другой ключ, чтобы открыть вторую дверь. За ней была пустая комната.
– Пройдем здесь, – сказал Билли и повел Кэйт по деревянному полу к задней двери.
Кэйт показалось, что она попала в другой мир. То был внутренний сад, но что за сад!. Небольшая лужайка была в прекрасном состоянии. В сравнении с ней зеленые площадки доктора Мак-Кея казались лысыми. Там и тут на лугу были разбросаны серо-голубые камни, подобно островкам в зеленом море. Они вели к неутоптанной изогнутой тропинке, ведущей к шатру из цветущих деревьев. За ними был небольшой пруд, окруженный ирисами и папоротниками. Кэйт видела промелькнувшую под листьями кувшинки и ряской золотую рыбку. Два деревянных стула, обветрившиеся до серого цвета, стояли у воды. Увитая плющом кирпичная стена за ними отделяла этот дворик от остального мира.
Но Кэйт не заботило сейчас, что было за той стеной. Это был самый безмятежный, самый ухоженный из всех садиков города, которые она видела. Ей теперь хотелось остаться здесь. Она взглянула на Билли, стоявшего в солнечном свете посреди лужайки и наблюдавшего за ней. Она подошла к нему.
– Как только ты узнал об этом месте? – спросила она.
– Это принадлежит мне.
– В каком смысле?
– Когда я был ребенком, мы жили здесь. Это бабушкин дом. Она жила на нижнем этаже, а мы наверху. Мама ухаживала за садом. Она меня научила, и мне это стало нравиться. – Взяв Кэйт за руку, он повел ее к одному из стульев. – А тебе нравится?
– Потрясающе, – ответила Кэйт. Она вспомнила «Тайный сад» – свою любимую книгу детства. – И ты сам за всем этим ухаживаешь? А люди, которым принадлежит дом теперь…
– Дом принадлежит мне, – сказал Билли.
– Но ты же живешь…
– Да, я живу над баром, поскольку это удобно и там вполне комфортабельно, к тому же то место напоминает мне об отце. Я сдал этот дом, но нижний этаж оставил свободным, так что всегда могу попасть в сад. Я обновил дом – точнее, не один, а с помощью друзей – плотника и водопроводчика, которые когда-то работали с отцом. Так что теперь здесь отдельные квартиры, но их легко снова превратить в семейный дом – возможно, когда-нибудь.
Кэйт сидела, стараясь не обнаружить своего изумления.
– Ça te plaît? [26]26
Тебе это нравится? ( фр.)
[Закрыть]– спросил он.
Понравилось ли ей?
– Je lʼadore, – призналась она. – Cʼest un vrai paradis [27]27
Обожаю. Это – настоящий рай ( фр.).
[Закрыть].
Ей не хотелось, чтобы Билли заметил, насколько она восхищена, потому что это могло привести в замешательство и ее, и, возможно, его. Будучи психологом, она самоуверенно полагала, что разбирается в глубинах душ людей, но на каждом шагу ошибалась, оценивая Билли. Мысль о том, что он мог ухаживать за травой, сажать цветы, сгребать листья, никогда бы не пришла ей в голову. С какой стати? Она еще не знала, как может этот сад помочь ей лучше узнать Билли, но видела, как он много значил для него. И как много значит для нее самой. Мужчина, способный создать и лелеять такой сад, вероятно, человек необыкновенный. И как она не смогла этого разглядеть? Может быть, потому, что он выглядел таким несерьезным и беззаботным? Но такой сад требовал и заботы, и… усердия. И еще фантазии. Она еще раз осмотрела все это выпестованное великолепие. У Кэйт захватывало дыхание. Мужчина с такими качествами, без сомнения, мог быть прекрасным отцом, мужем, другом.
Она осмелилась взглянуть на него. Он пожал плечами.
– Il faut cultiver notre jardin [28]28
Нужно ухаживать за своим садом ( фр.).
[Закрыть], – процитировал он Вольтера. – Я когда-то работал здесь вместе с мамой.
Билли рассказал ей о смерти отца, но она еще не задавала ему вопросов о матери. Теперь же осмелилась.
– Рак поджелудочной железы, – поведал Билли, и Кэйт вздрогнула. Ей было известно, что это означает ужасную и болезненную смерть.
– Я так сочувствую, – сказала она. – Когда?
– Не так давно. Накануне Дня благодарения. Мне до сих пор тяжело в этот праздник.
Кэйт кивнула. Хотя она не так скучала по отцу и всегда была гостьей за праздничным столом у Горовицей, но всегда ощущала себя сиротой в День благодарения или в Новый год. Они посидели еще немного молча, но молчание не была неловким. Кэйт поняла, что, приведя ее сюда, Билли отнюдь не думал демонстрировать свои способности в садоводстве. Она держала его за руку, и они смотрели, как золотая рыбка играла в воде.
Глава XLI
– Боже! Уж эти подружки с их приемами с подарками! Они, должно быть, самые чистые люди во всем Нью-Йорке [29]29
В англ. яз. игра слов: shower – «душ», в Америке означает и «прием с подарками».
[Закрыть]. Не будем говорить о том, где взять столько подарков.
Несмотря на отпущенную острóту, Брайс улыбался. Он сидел между Кэйт и Эллиотом в такси с большим и очень красиво упакованным подарком на коленях. Кэйт не была готова предстать перед всей бруклинской компанией, но предсвадебный прием Бины пропустить было невозможно.
Эллиот помалкивал. Она знала, что он еще зол на нее, но не могла ничего поделать. Она вспомнила строчку Паскаля Le coeur a ses rations que la raison ne connaot point [30]30
У сердца свои мотивы, которые умом не постичь ( франц.).
[Закрыть].
История о Билли и французском языке не выходила у нее из головы. Она пыталась представить себе Билли Нолана молчаливым и униженным юношей. И не могла. То ли от недостатка воображения, то ли потому, что картина была слишком печальная. Билли ей больше не казался ни кичливым, ни самодовольным, напротив: своеобразие его личности представлялось ей теперь как торжество обретения свободы. Она любила его еще нежнее, как будто он нуждался в защите. Конечно, это было смешно, поскольку те времена, когда он был ребенком и подростком с уязвленным самолюбием, остались в далеком прошлом. Билли Нолан, несомненно, мог сам позаботиться о себе, но как ни старалась она взять под контроль свои чувства к нему, они становились все глубже и сильнее.
Друзья теснились на заднем сиденье такси, и Кэйт с облегчением обнаружила, что машина уже подъехала к дому Горовицей.
Еще до того, как они подошли к входу, дверь распахнула миссис Горовиц.
– Входите, – воскликнула она. – Поторопитесь, чтобы не испортить сюрприз.
Кэйт не была намерена рассказывать ей, что уже «испортила» сюрприз, заранее договорившись с Биной о вечеринках. Они с Биной уже давно заключили соглашение, что ни одна из них никогда не позволит себе появиться разряженной или по-уродски размалеванной, чтобы преподнести «чудесный сюрприз».
Кэйт с друзьями вошли и присоединились к компании. Последовали поцелуи, объятия и представления. Кэйт добавила свой подарок к большой разноцветной куче, уже загромоздившей стол. Потом миссис Горовиц громко заявила:
– Тихо, тихо! Они идут!
Кэйт вздохнула, видя, как все в комнате набирают в легкие побольше воздуха, чтобы потом кричать как можно громче. Доктор Горовиц открыл дверь и пропустил Бину. Кэйт подумала, что вид Бины – лишь жалкий намек на то, как она должна была выглядеть для «сюрприза», но никто как будто этого мнений не разделял. Когда Бина многозначительно посмотрела на нее, она улыбнулась ей.
Праздник шел по общепринятому порядку: сначала часть под названием «вот вам наш сюрприз», потом «спасибо, мы не ожидали» и, наконец, «угощайтесь, это так вкусно». И было в самом деле вкусно. Кульминацией было оханье и аханье по поводу подарков. Кэйт понимала, что участвует в важном для любой женщины ритуале, но была совсем не в настроении. Она жалела о времени, проведенном без Билли, ее раздражала представленная здесь полностью семья Горовиц с их вопросами, когда же наступит ее очередь, ей наскучили старые разговоры и шутки, не говоря уже о возмутительно смаковавших все это Эллиоте и Брайсе.
Кэйт думала, с какой стати Бина все поглядывает на нее, и надеялась, что Эллиот еще не рассказал ей о том, что он теперь называл «историей с Билли». Несколько раз Бина старалась подойти к Кэйт и поговорить, но та ускользала от нее. Эллиот не должен был и не мог распространяться о ее личной жизни без ее разрешения.
Когда торт был разрезан и пущен по кругу, Кэйт больше уже не могла терпеть и вышла в ванную немного освежиться. Вид у нее был такой же паршивый, как и настроение. Она добавила каплю губной помады и румян, но это мало помогло. Она решила не обращать внимания. Будучи такой счастливой в последние недели, Кэйт сейчас особенно остро ощущала дискомфорт. Почему ей так тяжело в кругу друзей? Она задумалась об этом. У нее была работа, и она ее любила. Она не бегала в поисках мужа с двадцатилетнего возраста. Ей не нужен был мужчина, чтобы защищать и содержать ее. И тем не менее из-за разрыва с Майклом или встречи со Стивеном, или из-за этой… истории с Билли Ноланом она ощущала себя такой же одинокой и незащищенной, как в школьные годы.
После разговора с Эллиотом у нее появились сомнения. Что ни говори, но, наблюдая за Биной и прочими замужними бруклинскими подругами, она только утверждалась в том, что вряд ли когда-либо последует их примеру и устроит подобную массовую церемонию. Билли не был «надежной партией». Он был не из тех мужчин, которых женщины могут женить на себе или для которых устраивались мальчишники. Кэйт подумала, что вся его жизнь похожа на сплошной мальчишник, и прав был Эллиот: нет никаких оснований считать, что это может измениться. Ей стало ужасно жаль себя, и она решила, что лучше выйти из ванной, пока она там не расплакалась.
Не успела она выйти в коридор, как Бина подошла к ней.
– Мне надо поговорить с тобой, – прошептала она. – Скорее, пока никто не видит. – Она схватила Кэйт за руку и потащила по узкому коридору в свою комнату.
Ничто не изменилось. Те же занавески в розовых цветочках на окнах, под цвет им обои на стенах и тот же рисунок на покрывале кровати. Туалетный столик с розовой бахромой, о котором Кэйт так мечтала в седьмом классе, все так же стоял между окнами. Кэйт села напротив него.
– Что случилось? – спросила она.
– О, Кэти, я уже больше не могу продолжать лгать, – призналась Бина.
Кэйт глубоко вздохнула. Она любила подругу за простоту, но иной раз Бина переходила все границы.
– Ах, Бина, кому какое дело? Если ты сейчас будешь себя вести правильно, все будут довольны.
У Бины на лице читался страх.
– Я не могу поверить, что это ты мне говоришь такое, – заплакала она.
– Бина, это же просто вечеринка. Это еще не вся жизнь.
Бина открыла рот:
– Извини, но я с тобой не согласна. Я думаю, что брак – это на всю жизнь.
Кэйт перестала рассматривать фотографии на туалетном столике.
– О чем ты говоришь? Прием с подарками еще не значит, что ты начинаешь семейную жизнь со лжи. Ради бога, не путай вещи.
Бина отступила на шаг, словно Кэйт ей угрожала. Губы ее задрожали.
– И это говоришь ты? – изумилась она. – Макс уверял, что ты поймешь, но уж если ты не поняла, я не знаю, как дальше жить. Я не могу выйти за Джека. И не так уж он меня и любит. Мне известно, чем он занимался в Гонконге. Макс показал мне.
Кэйт раздраженно вздохнула После всего, через что Бина прошла для того, чтобы заполучить Джека, было уже поздновато вспоминать о гордости.
– Что же, это некрасиво со стороны Макса. Вспомни-ка, ты тоже ведь встречалась с другим.
– Да, но я не хотела.
– О, брось, тебе было совсем неплохо с Билли.
– Но это просто было развлечением.
Кэйт подняла брови:
– Так чего же ты тогда так винишь себя за эту маленькую сексуальную шалость?
– Потому что это не было шалостью, – заявила Бина. – А уж если сравнивать с Джеком…
Кэйт не думала, что Джек мог быть особенно эротичен, изобретателен и горяч в постели. Но о своих подозрениях она Бине, разумеется, не сказала. Однако видеть в Билли альтернативу Джеку для Бины было делом безнадежным. Кэйт искренне верила, что Бина любит Джека и через некоторое время преодолеет чувство вины, избавится от неуместного сравнения и успокоится.
– Бина, – сказала она, встав и обняв подругу за плечи, – ты должна перешагнуть через этот грех. Тебе надо идти вперед. К тому, чего ты добивалась всю жизнь.
– Но я заблуждалась, – стонала Бина.
– Нет, неправда, – уверяла ее Кэйт. – Ты заблуждаешься сейчас. Так что успокойся. И получай от этого удовольствие.
Тут отворилась дверь.
– Ой, вот они где, – пропела миссис Горовиц. – Лучшие подружки тут как тут. – И она подняла камеру, чтобы запечатлеть то, чему суждено было стать самой неудачной фотографией их обеих за всю жизнь.
