Текст книги "Билли-талисман"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Глава IV
Кэйт знала, что салон-спа был не похож ни на что виданное Биной до сих пор, – своего рода постиндустриальный французский будуар с мавританскими мотивами. Вот почему она выбрала это место. Не из хвастовства, а для того, чтобы сделать своей подруге что-то особенно приятное.
– Вот мы и здесь, – театрально прошептала она, – в самом дорогом салоне в Нью-Йорке, – и она посмотрела в лицо Бине, оценивая произведенное впечатление. – Во всемгороде, – повторила она.
– Вот это да! – смогла лишь выдать Бина, обводя взглядом легкие занавеси, пол и кресло «бержер» в стиле Людовика XVI.
Кэйт улыбнулась и подошла к стойке. Юная азиатка улыбнулась в ответ и изогнула великолепно очерченные брови в молчаливом вопросе. Они здесь прекрасно подправляют брови.
– Кэйт Джеймсон, – заявила Кэйт. – Нас двое, – добавила она, пока Бина застенчиво пряталась у нее за спиной. – Нам нужен маникюр, педикюр и депиляция пальцев ног.
– Пальцев ног? – прошептала Бина из-за спины, но Кэйт не обратила внимания.
– У нас заказано заранее. У меня есть номерок.
– Одну минуту, – ответила очаровательная распорядительница. – Пожалуйста, присядьте.
Конечно, было не так просто устроиться на единственном антикварном кресле, поэтому Кэйт настояла, чтобы Бина присела, и она с робостью подчинилась.
Затем она вскинула глаза к Кэйт и схватила ее за руку:
– Ах, Кэйт, я боюсь. Что, если я пройду через все это, и оно принесет мне несчастье? А если Джек не…
– Бина, не глупи. Как ты можешь утверждать такое? – вздохнула Кэйт. – Я сегодня целый час убеждала восьмилетнего мальчишку в том, что колдовство бессмыслица. Не заставляй меня повторять это снова.
– Ладно, что тут скажешь, маленькая мисс Логика. Да, я суеверная. Никаких черных кошек, шляп на кроватях, не дарить обуви подругам.
– Обуви подругам?
– Ага. Ты даришь подруге туфли, и она бросает тебя, – пояснила Бина. – А ты не знала?
– Бина, ты просто сумасшедшая, – ответила Кэйт. – Как бы то ни было, это для тебя важный день, и я хочу быть к этому причастна. Расслабься и наслаждайся. Все будет отлично, и вечер с Джеком пройдет чудесно.
Бина все еще сомневалась. Она вытянула шею и снова огляделась вокруг.
– Должно быть, это дорогое удовольствие, – молвила она. – Прикинь, я могла бы сделать все в Бруклине у корейца Кима за четверть здешней цены. И думаю, было бы нисколько не хуже.
Кэйт улыбнулась:
– Может, и да, а может – нет. Зато какая здесь обстановка!
– Моя мама сказала бы: «Обстановка – шмобстановка, покрасьте-ка мне ногти».
– Знаешь, я люблю твою маму, но иногда она не совсем в курсе дела.
Бина выглядела смущенно.
– А как пишется «шмобстановка», а? – спросила Кэйт весело.
– Это не напишешь, – ответила Бина. – Это идиш. Разговорный язык.
Кэйт рассмеялась. Это была обычная словесная игра между ней и Биной, которая была в ходу у них с тех пор, как Кэйт переступила порог дома Горовицев, и миссис Горовиц заявила, что отец Кэйт не знает «бупкис», как вырастить «шейну майделу».
Тогда Кэйт еще не ведала, что «бупкис» значит «абсолютно ничего», а «шейна майдела» – «красивая девочка», но она поняла это из контекста. Она узнала также, что означают слова «пуц», «шноррер» и «гониф», все они звучали благозвучнее их английских эквивалентов.
Кэйт отмечала все праздники в доме Бины, даже если это были ее собственные праздники, и она научилась ценить субботнюю тарелку со сладкой еврейской лапшой. Когда для Кэйт пришло время первого причастия, миссис Горовиц сшила ей белое платье и купила головной убор. (Бина, тоже захотевшая белое платье и головной убор, получила их, хотя доктор и миссис Горовиц и не пошли на то, чтобы позволить ей встать в ряд с девочками-католичками во время церемонии.) Кэйт была сильно разочарована, когда священник на уроке катехизиса убеждал их, что дурачества на Хеллоуин – это смертельный грех. Она поделилась этим с мамой Бины и получила от нее наставление:
– Грех-шмех! Делай что вздумается в этом мешугене [2]2
Сумасшедший ( евр.). ( Здесь и далее – примеч. пер.)
[Закрыть]костюме и получай свои конфеты. И не думай об этом.
– Но я не хочу отправиться в ад после смерти, – говорила ей Кэйт с ужасом.
– Ад-шмад, – отвечала миссис Горовиц. – Поверь мне, детка, есть только один ад – и он здесь, на Земле. – Она привлекла Кэйт к себе и прошептала: – Есть только рай, милая. И именно там сейчас твоя мама.
Так или иначе, но убеждения миссис Горовиц сыграли свою роль. Через несколько месяцев после урока катехизиса Вики Браун сказала Бине, что ее мама-еврейка отправится в ад после смерти, и тогда Кэйт повернулась к Вики и заявила:
– Ад-шмад! Да что ты знаешь?
После того Кэйт и Бина заключили договор заступаться друг за друга.
Возможно, именно с тех пор их стали звать «бушвикскими ведьмами». Подростковая команда росла, когда к ним присоединились Бев и Барби, а потом и Банни, а они держались вместе, а в околотке их теперь уже называли «шавками». Позже Кэйт уплыла из банды.
Бина все еще держалась за руку Кэйт.
– Ай, Кэйт, – сжимала она ее, – я так волнуюсь! Сегодня мне сделает предложение человек, которого я люблю.
– Не забудь изобразить удивление, – предупреждала Кэйт. – Ты же не хочешь показать Джеку, что знала об этом заранее.
– И зачем только Барби сказала мне, что видела, как он покупал кольцо, – вздыхала Бина. – Я так нервничаю. Ну, почему она не могла сделать мне сюрприз?
– Ах, дорогая, – засмеялась Кэйт. – Ты же не любишь сюрпризов. Ты хочешь выглядеть наилучшим образом.
Теперь другая азиатка, еще привлекательнее распорядительницы, вошла в фойе:
– Кэйт Джеймсон? Мы уже подготовили комнату для вас. Пройдите за мной, пожалуйста.
Кэйт и Бина последовали за ней в небольшой кабинет, и Кэйт села в одно из стоящих друг напротив друга кресел. Оба кресла, напоминавшие троны с встроенными джакузи, уже были наполнены заманчиво пахнущей, пенящейся водой.
Мягко освещенная комната была оформлена в умиротворяюще синих морских тонах, в ней было два стеклянных столика на колесах, приготовленных для предметов ухода за руками. Две молоденькие азиатки стояли на коленях, на подушках голубого шелка, на полу позади ванн для ног. Они помогли своим клиенткам разуться и предложили им окунуть ноги в душистую джакузи, чтобы подготовиться к педикюру. Бина смотрела на Кэйт в восхищении. Кэйт лишь улыбалась в ответ. Воздух благоухал фрезией, и Кэйт сделала глубокий дегустирующий вздох. Если даже ей и пришлось заплатить ползарплаты за «обстановку-шмобстановку», она стоилотого. Вторая красавица азиатка вернулась к ним в этот небесно-голубой рай и спросила:
– Желаете воду, кофе, чай, сок или шампанское?
– Вы серьезно? – завопила Бина.
– Пожалуй, шампанского, – ответила Кэйт так, словно Бина не выказала никакой реакции. Обычно Бина не пила, но Кэйт сказала ей: – Сегодня у нас большое событие.
В наступившей тишине Кэйт закрыла глаза, и ей представился образ высокого, стройного молодого человека в джинсах – того самого, на которого ей указала Бина. Она, должно быть, ошиблась. Банни ни в жизнь не могла встречаться с кем-либо подобным. Кэйт думала об этом одну-две минуты, чувствуя себя виноватой, ибо сравнивала увиденного с Майклом. У Майкла были чуть широковаты бедра, и что-то не так было в его походке… Кэйт решила выбросить эти пустые мысли из головы.
– Как его зовут? – спросила она Бину.
– Кого? Джека? Его зовут Джек. – Бина взглянула на нее и рассмеялась. – Ты такая забавная.
Кэйт покраснела и решила забыть о парне на углу.
– Кэйт, как мило с твоей стороны, – начала Бина, когда одна из специалисток принялась массировать ее ноги. Она хихикала, брыкалась и снова принималась хихикать.
– Ах, Бина, расслабься, – отвечала ей Кэйт. – Вдыхай.
Минуту обе молчали. Кэйт снова закрыла глаза и сосредоточилась на том, как сильные руки растирали ей пятки и своды стоп.
Бина наклонилась вперед, чтобы прошептать:
– Правда, что здесь делают маникюр Сандра Баллок, Жизель и Гвен Стефани?
– Ага, – буркнула Кэйт. – И здесь делают себе маникюр Кэйт Джеймсон и Бина Горовиц.
– Скоро это будет Бина Горовиц-Вайнтрауб, – напомнила ей Бина. – О, Кэйт, я так люблю Джека. Я так… так счастлива сегодня и так рада, что могу разделить это с тобой. Знаешь, я хочу, чтобы ты тоже нашла своего Джека и была так же счастлива, как я.
Кэйт засмеялась:
– Твоя мама сказала бы: «Твои слова да Богу в уши».
Прежде чем Бина смогла ответить, дверь растворилась, и вошла женщина с подносом и двумя бокалами шампанского. Она предложила один Кэйт, другой – Бине:
– Наслаждайтесь!
Кэйт ощутила легкие перемены в своем эмоциональном пространстве. Было время, когда она думала, что будет пить шампанское, отмечая что-нибудь со Стивеном, но она жестоко ошибалась. Она гадала, наступит ли день, когда она и Майкл… Она снова отмахнулась от этих мыслей и попыталась сосредоточиться на происходящем.
Бина уставилась на свой бокал.
– Не думаю, что правильно начинать пить так рано.
Кэйт закатила глаза. Бина никогда не хотела пить.
– Да брось, Бина, не переживай, – сказала Кэйт, поднимая бокал. – За твою свадьбу!
– О, Кэйт! – Бина явно была тронута.
Девушки попробовали по глотку шампанского.
Потом Кэйт принялась просматривать лаки.
– Клянусь, Банни не прочь была бы сидеть сейчас в моем кресле, – сказала Бина, откидываясь назад.
– И как она сейчас,Банни? – спросила Кэйт. Банни была дантистом-гигиенистом и общепризнанной неудачницей в отношениях с мужчинами. И снова Кэйт вспомнила великолепного молодого человека, которого видела на улице. Бывший ухажер Банни? В это трудно поверить.
– Да ты же и не хочешь знать, – ответила Бина.
Она была права. Кэйт не хотелазнать. Банни была скорее подругой Бины. Она появилась в жизни Кэйт на предпоследнем году учебы в школе, присоединившись к «шавкам» пятым номером и переименовав себя из Патриции так, чтобы ее имя начиналось с «Б», как и название банды [3]3
Bitches – «шавки» ( англ.).
[Закрыть]. К тому времени Кэйт уже расставалась с группой. Она проводила все больше времени за учебой и чтением. Пока остальные в основном были заняты прическами, макияжем и парнями, Кэйт сосредоточилась на вступительных экзаменах и занятиях в колледже. Когда наступил срок окончания колледжа, «шавки» устремили взоры на поиск непритязательной работы, удачные замужества и детей, а Кэйт объявила, что она не для того шла в колледж, чтобы теперь «отсыпаться», и вознамерилась стать доктором психологии.
Бев оценила это так: «Она думает про себя, что она это, черт возьми, она». Только ради Бины Кэйт не стала разрывать отношения с «шавками» и вообще со всеми в Бруклине. Однако Бина заводила дружбу навечно. Поначалу Кэйт возмущала «прилипчивость» Бины. Потом до нее дошло, что на свете нет никого, кто бы знал ее лучше Бины. Она предпочла забыть многое из бруклинского прошлого, но была благодарна Бине за преданную дружбу.
Кэйт выпила до дна бокал шампанского и тут же принялась за другой. Бина продолжала о Банни:
– …и парень бросил ее. Ты же его видела. Я думаю, Банни знала, что он не для нее, но держалась за него крепко. И теперь она пытается отыграться. Она уже гуляет с другим – Арни, или Барни, или что-то в этом роде, и уже рассказывала Барби, что у них это серьезно.
Вот новость. Банни выбирала одного неподходящего мужчину за другим, всегда утверждая, что это «серьезно», и всегда разочаровываясь. «Классический заколдованный круг», – думала Кэйт.
– А как у тебя дела с Майклом? – спросила Бина, пытаясь держаться непринужденно.
– Все хорошо, – ответила Кэйт спокойно, пожав плечами. Она предпочитала не распространяться о своей личной жизни, а то еще Горовицы, чего доброго, начнут распускать нежелательные слухи.
– Он очень умен и может многого достичь. Сегодня вечером мы идем на ужин к Эллиоту и Брайсу.
– А кто такой Брайс? – спросила Бина.
Кэйт вздохнула. В родном Бруклине Бина помнила, в какие дни месяца начинались циклы у всех подруг, но за пределами Бруклина…
– Партнер Эллиота.
– Кто?
– Помнишь?! Эллиот Уинстон. Мой друг из Брауна. С которым я работаю в школе.
– Ах да. Если он учитель, к чему ему партнер?
– Это его партнер по жизни, —теряя терпение, объяснила Кэйт.
Бина помолчала, а затем, понизив голос, спросила:
– Они что, геи?
«Да, и твой неженатый дядя Кении тоже», – подумала Кэйт, но лишь многозначительно улыбнулась в ответ. Что делать, если взгляды Бины на отношения полов были безнадежно устаревшими. Она решила сменить тему:
– Какой цвет ты собираешься выбрать? Учти, что к бриллиантам идет любой цвет!
– Не знаю. А тыкакой бы выбрала?
Конечно, вопрос совсем не по адресу, но Бина оставалась собой. До того как она выберет что-то из меню, она должна узнать ваше мнение.
– Все та же Бина, – произнесла Кэйт, улыбаясь своей неугомонной подруге.
– Все та же, Кэти, – ответила Бина не слишком внятно.
Шампанское явно начинало действовать на нее, и, глядя на подругу, готовящуюся к важному шагу, Кэйт вздрогнула. Джек никогда не подходил ей, и этот вывод отнюдь не был навеян бокалом шампанского, – но он, казалось, любил Бину, ее родные любили его, и… что ж, смотря на Бину, Кэйт вынуждена была признать, что Джек, вероятно, хорошая партия. Она была на грани: то ли удариться в слезы, то ли расхохотаться. Бина, слегка окосевшая от вина, улыбнулась ей.
– Я люблю тебя, Кэти, – сказала она.
– Я тоже тебя люблю, Бина, – подтвердила Кэйт, и это было правдой. – Но ты больше не будешь пить. Тебе предстоит великий вечер.
Бина допила последний глоток шампанского, потом наклонилась поближе к подруге.
– Кэйт, – прошептала она, – есть одна вещь, о которой я до смерти хочу спросить у тебя.
Кэйт насторожилась:
– И что же?
– Что такое депиляция пальцев ног? – осведомилась Бина.
По ее тону можно было предположить, что речь идет о чем-то неприличном. Кэйт рассмеялась.
– Ну, ты не замечала, что на поверхности большого пальца ноги бывает иногда немного волос? – поинтересовалась она.
Бина вытащила ногу из джакузи и осмотрела ее.
– Ого, – воскликнула она, – гляди-ка. Ух ты! Азиатки переглянулись и принялись хихикать. Лицо Бины покраснело.
– Как противно, – созналась она. – Как у снежного человека – Большая Нога. Бог мой, Кэти, ты меня выставила дурочкой. А я и не замечала этого раньше.
– Вот видишь, – продолжала Кэйт, – после депиляции Джек тоже ничего не заметит. И ты можешь позволить ему целовать твои маленькие ножки не стесняясь. Итак, какой же цвет тебе приглянулся?
Бина занялась разглядыванием флакончиков, принесенных Кэйт, и других, со вкусом расставленных на стенной полочке рядом с подлокотником ее кресла.
– У них, в Бруклине, и в помине нет таких оттенков, – признала она.
– Еще одно объяснение, почему я живу в Манхэттэне, – провозгласила Кэйт. – Рассмотри получше. И что же?
Бина, глянув на молодую азиатку, уже занятую ее левой рукой, спросила:
– Вы делаете французский маникюр?
Глава V
Манхэттэнская квартира Кэйт, без сомнения, была маловата. Однако найти и такую – большая удача. Квартира располагалась в бельэтаже дома из коричневого песчаника на Девятнадцатой Западной улице, в довольно зеленом жилом массиве, рядом с семинарией, словом, весьма завидном местечке, и состояла из просторной комнаты, некогда служившей гостиной, небольшой ванной, маленькой кухни и уютной спальни.
Главная комната выходила окнами во внутренний сад, к сожалению, принадлежавший квартире, расположенной ниже. Тем не менее здесь было тихо, и Кэйт могла любоваться в окно летом на зелень, а зимой на снег. У нее не было лишних денег на покупку мебели, но Эллиот, всегда следивший за распродажами, помог ей достать и притащить диван с бело-синей обивкой. В дешевом магазине она нашла старое плетеное кресло-качалку, превратив его – после окраски в синий цвет – в удобное, хотя и несколько неустойчивое, место для отдыха.
Макс, сосед с верхнего этажа, недавно установил полки для книг, которые теперь заполняли ниши по обе стороны от камина. Макс был приятелем брата Бины и работал на Уолл-стрит вместе со своим кузеном Джеком. Именно он познакомил Бину с Джеком, и, когда Кэйт прослышала, что он ищет квартиру, она рассказала ему об одной освобождающейся в ее доме. Макс был ей крайне благодарен, к тому же выказывал повышенный интерес к самой Кэйт, но его знаки внимания не вызвали у нее воодушевления. Он был мил и симпатичен, и все же им было не о чем говорить, хотя Макса, похоже, это и не смущало. Да и отец дал ей ценный для жизни совет, сформулировав свое жизненное кредо в словах: «никогда не пакости там, где ешь». Ей удалось дипломатично разрулить отношения с Максом, и теперь они были друзьями и добрыми соседями. Однако Макс не переставал забегать занять немного сахару, кроме того, он мог без стеснения спросить и чашечку кофе, и рюмку водки или, реже, справиться о какой-нибудь знакомой Кэйт девице.
Кэйт подняла занавески. Похоже, шел дождь. Она бросила сумочку на диван и бросилась в ванную. Сеанс красоты с Биной занял больше времени, чем она предполагала, и у нее было только полчаса до того, как за ней зайдет Майкл. Хотя сегодня днем она держалась с Эллиотом столь непринужденно, все же на деле несколько нервничала по поводу их встречи с Майклом. Представить Майкла Эллиоту было чем-то сродни приглашению парня в дом для знакомства с родными, и ей хотелось, чтобы все прошло гладко.
Спальня Кэйт в действительности была просто отгороженной частью большой комнаты. Ее самым большим недостатком являлся очень маленький стенной шкаф.
Но она смирилась с этим, как мирится большинство нью-йоркцев. Кэйт решила, что у нее слишком мало времени для душа, поэтому, схватив синее платье без рукавов в стиле Мадонны, купленное недавно, вернулась в ванную. Она успеет помыть лицо, распустить волосы, расчесать щеткой эти рыжие волнистые пряди, рассыпавшиеся по плечам, и воспользоваться косметикой, чтобы наскоро подправить макияж.
Она никогда не злоупотребляла косметикой. У нее была бледная кожа, наконец-то она переросла свои веснушки, мелкие, как булавочные головки, которые раньше выстраивались в каком-то танце на щеках и переносице, – своего рода ирландское наследство. Теперь ее лицо было цвета сливок, и все, что ей было нужно, – это губная помада, чтобы волосы не слишком бледнили лицо.
У нее оставалось всего десять минут до прихода Майкла, хотя он имел обыкновение немного опаздывать. И это, она поняла, было вызвано не небрежностью, чего Кэйт не выносила, считая проявлением нарциссизма, – он просто часто так углублялся в мысли о работе и о своих исследованиях, что мог легко пропустить нужную станцию в метро или проехать автобусную остановку.
Она улыбнулась, думая о нем. У него хорошие способности, добрые руки и волевой рот. Ей нравились его очки в серебряной оправе, пристальный взгляд и преданность работе.
Она лишь недавно стала спать с ним. Обычно Кэйт не была так щепетильна, но история со Стивеном заставила ее быть более осторожной. Они познакомились у ее подружки Тины; Тина работала с Майклом в одном университете. Тина не знакомила их раньше, поскольку считала Майкла не подходящим Кэйт, но после Стивена Кэйт перестала понимать, кто именно ей «подходит». Ухаживания Майкла были ненавязчивы, но упорны. Когда их отношения стали близкими, Кэйт с приятным удивлением обнаружила, что он нежен и щедр в постели. И казалось, с ним она обходилась так же. Однако эта сторона отношений могла оставаться на достигнутом уровне сколь угодно долго, безо всякого развития. Кэйт провела почти два года со Стивеном – писателем. Ей было тяжко, когда она осознала, что он никогда не женится на ней и вообще на ком-либо. Она не хотела потратить еще один год, чтобы в конце повторилось то же самое.
Кэйт присела на кровать и уставилась на окрашенные ногти пальцев ног. На одно мгновение ей даже показалось, что она завидует Бине, чья жизнь уже устроена. Но она напомнила себе, что Бина отдала Джеку шесть лет. Кэйт признавалась себе, что ей хочется детей, но она не способна выйти замуж только ради этого. Работа с Брайаном и прочими в школе Эндрю Кантри могла бы устроить ее, пока она будет зреть для того, чтобы завести собственную семью.
И Майкл, казалось, мог предоставить ей такую возможность. Между ними пока еще не было откровенного разговора, но, поскольку он звонил каждый вечер и они регулярно встречались, Кэйт полагала, что разговор может превратиться в простую формальность. Она не спешила и не собиралась ставить ультиматумов. Однако подспудно ей хотелось, чтобы ее надежды нашли встречное устремление.
Кэйт проскользнула в шелковое платье и принялась шарить под кроватью в поисках босоножек на высоком каблуке. Черные, с ремешками, они могли выгодно подчеркнуть только что покрытые лаком ногти. Ходить в них было убийственно трудно, но ей и не надо было никуда далеко шагать.
Когда через несколько минут послышался стук в дверь, Кэйт была готова. Она скользнула через комнату и открыла дверь. Но то был не Майкл. Там стоял Макс с букетиком львиного зева и кермека.
– Эй, – сказал он, – отлично выглядишь!
– Спасибо, – коротко улыбнулась Кэйт, стараясь дать понять, что у нее нет времени на болтовню. Макс неподвижно стоял, держа цветы. У него была приятная улыбка: один из резцов слегка выступал – был как бы выдвинут по отношению к соседним зубам, и Кэйт находила это пикантным. Впрочем, он был безобиден и, без сомнения, привлекателен.
– Это мне? – спросила она.
– Тебе, прошу, – ответил Макс. – Цветочный рынок еще работал, когда я шел мимо. Львиный зев напомнил мне твои волосы. Ты не можешь не согласиться.
Кэйт согласилась. Принимая букет, она заволновалась, что Макс, возможно, еще пытается ухаживать за ней. Ей не хотелось поощрять его, но и не хотелось быть грубой. Стуча каблуками, она направилась через гостиную в крохотную кухню в поисках вазы. Макс пошел следом и остановился в проходе. Кэйт наполнила вазу и не смогла сдержать улыбки, глядя на красные цветки с оранжевыми сердцевинками.
– Так и надела бы их в уши вместо сережек, – пошутила она.
– Ты не нуждаешься в сережках, – ответил Макс. – Ты прекрасно выглядишь. Как огурчик.
Кэйт взяла цветы и поставила их на небольшой обеденный стол. Здесь они замечательно смотрелись, как чудное пестрое пятно.
– Спасибо, Макс, – сказала она и поцеловала его в щеку, оставив легкий отпечаток губной помады.
– Куда собралась? – спросил он.
– Да на ужин к Эллиоту.
Макс, бухгалтер и статистик страховой компании, иной раз любил поговорить с Эллиотом о высшей математике. Она еще не рассказывала ему о Майкле.
– Что ж, это платье – для него? – воскликнул Макс и, к ужасу Кэйт, сел. Она не видела причины чувствовать себя виноватой, но ей не хотелось, чтобы Майкл явился и обнаружил в ее квартире другого мужчину, равно как и не улыбалась перспектива знакомить их друг с другом. Майкл, пожалуй, не был похож на собственника. Напротив, он казался несколько неуверенным. И Кэйт хотела, чтобы он чувствовал себя спокойнее, а для этого ей было нужно, чтобы Макс встал и ушел, хотя она не считала возможным прямо просить его об этом.
Макс, ерзая на полосатом диване, достал из заднего кармана несколько конвертов и свернутых в трубку журналов.
– Вот. Я захватил твою почту.
Кэйт улыбнулась, скрывая вздох. В доме не было отдельных почтовых ящиков для каждого их четырех квартиросъемщиков, посему почту оставляли на радиаторе в вестибюле.
– Ты сегодня так мил со мной, потому что намерен попросить в долг бутылочку «Абсолюта»?
– Нет, я стараюсь не пить, пока это не становится абсолютно необходимо.
Кэйт ответила еще одной вымученной улыбкой. Он был отличным парнем, но порой немного навязчивым.
– Ладно, мне надо идти.
Макс поднялся и двинулся к двери.
– Что же…
Наконец она проводила его и прикрыла за ним дверь, затем взяла почту, которую он принес, и направилась к корзине для бумаг, стоящей возле письменного стола. Она постаралась разгладить смятую газету «Нью-Йоркер», взялась за каталог «Сакса» и, разорвав его надвое, выбросила в корзину, пока не успела чем-нибудь соблазниться; положила счет от «Кон Эд» поближе к чековой книжке. И тут, внизу под кипой, она нашла квадратный конверт со своим адресом, выписанным золотыми каллиграфическими буквами. «О, боже мой, – подумала она, – неужели Бина заранее, еще до помолвки, разослала свадебные приглашения?»
Она перевернула злосчастное письмо и увидела адрес мистера и миссис Тромболи, подписанный на обороте. Руки Кэйт задрожали. Она вскрыла конверт и нечаянно оторвала уголок вложенного в него листка картона. Перед ней лежало приглашение на свадьбу Патрисии (Банни) Мари Тромболи и Арнольда С. Бэкмена. На секунду Кэйт почувствовала головокружение. И как это могло произойти? Что там говорила Бина про бруклинского парня, который разбил Банни сердце? Теперь Кэйт ощутила, как встрепенулось ее собственное. Если Бина обручена, а Банни выходит замуж, тогда только она из всех старых подруг остается одинокой. Когда у них появятся дети, она останется совсем одна. А Бев уже была на большом сроке беременности. Молодые мамаши будут неизбежно пропадать на игровых площадках, дошкольных занятиях, детских праздниках в свободное от беременностей время. Четыре «шавки» будут озабочены выполнением репродуктивных функций, и окончательно исключат Кэйт из этого круга.
Она положила приглашение, чувствуя легкое головокружение. Тут раздался звонок. Уже не оставалось времени, чтобы им с Майклом успеть что-нибудь выпить, да ей, по правде говоря, и не хотелось. Она подбежала к домофону, все еще под впечатлением от полученного приглашения и, поздоровавшись с Майклом, сообщила, что спустится через минуту, вместо того чтобы пригласить его подняться. Засунув упругую карточку в сумочку, она пообещала себе не думать о Банни, но пока она спускалась по ступенькам, стараясь не споткнуться в этих босоножках, мысли о Банни кружили у нее в голове. Кэйт с грустью размышляла о том, как сильно любит детей в своей школе, как привязалась к ним. Она понимала, что так будет продолжаться до тех пор, пока у нее не появится собственный ребенок.
Майкл стоял в вестибюле. Он был в отглаженных хлопчатобумажных брюках, белой оксфордской рубашке и твидовом пиджаке спортивного покроя – несколько не по сезону и немного даже «по-школярски», но Кэйт заметила за ним склонность к консерватизму в одежде. Он был и красив, и обаятелен, чуть выше ростом, чем Кэйт на каблуках, и ей очень нравились его густые вьющиеся темные волосы.
– Привет! – сказала она, стараясь не думать о спрятанном в сумочку приглашении на свадьбу Банни.
Они поцеловались, слегка соприкоснувшись губами.
– Ты постригся, – заметила она.
– Да нет, просто подровнял виски, – оправдался он.
Кэйт не хотела, чтобы он подстригал волосы, особенно накануне встречи с Эллиотом и Брайсом. Так он выглядел как-то неестественно, но она отбросила эту мысль. Майкл прекрасно смотрелся, он был славный молодой человек. Ему удалось, оставив позади студенческие годы, получить степень, живя на стипендию и работая в разных местах. Его статьи уже публиковались в крупных журналах, и он стоял на пороге блестящей академической карьеры. Он был начитан, информирован и благонамерен, насколько об этом могла судить Кэйт. Факт его первой женитьбы (брак продолжался всего год, тогда он был слишком молод и неопытен) в ее глазах являлся положительным моментом. Он уже знал, что значит принять на себя определенные обязательства, пусть даже этот опыт он приобрел не с той женщиной.
Сейчас он смотрел на Кэйт глубокими карими глазами, блестящими за стеклами очков.
– Ты обворожительна, – промолвил он, и Кэйт ответила улыбкой. Покупка дорогого платья оправдывала себя.
– Нам пора идти, – сказала она. – Брайс ненавидит опаздывающих гостей, когда он готовит.
Не обратив внимания на ее слова, Майкл нежно обнял Кэйт еще в дверях и поцеловал. Он умел целоваться, и Кэйт позволила увлечь себя. Тут появился Макс в спортивном костюме, спускавшийся по лестнице. Они отпрянули друг от друга, но когда Макс поравнялся с ними, было заметно, как его брови вскинулись от удивления. След губной помады Кэйт все еще красовался на щеке Майкла.
– Ужин у Эллиота? – спросил он, продолжая спускаться к крыльцу. Кэйт почувствовала себя виноватой. Разумеется, она шла на ужин к Эллиоту, но скрыла, что шла в сопровождении эскорта. Теперь она выглядела лгуньей. Майкл, ничего не подозревая, взял ее за руку, они вышли и спустились с крыльца.
Кэйт невольно вспомнились те два года, что она провела в католической школе. Грехи вольные и невольные: она, кажется, еще помнила, что между ними нет разницы. Она обещала себе, что позже найдет способ попросить прощения у Макса.
Она держала Майкла за руку, и они зашагали по тенистой улице. Челси – прекрасный уголок к западу от Восьмой улицы.
– Давай пойдем через сад семинарии, – предложил Майкл.
Улыбкой Кэйт выразила согласие. В эту пору парк, размером в квартал, окружавший здания церкви и семинарии, был особенно красив. Они шли, держась за руки.
– Кэйт, постой, – вдруг сказал Майкл. – У меня кое-что есть для тебя.
Он немного замешкался, воюя с застежками портфеля. Он уже как-то дарил ей подарок – редкую английскую книгу по психологии Д. У. Уинникотта, весьма глубокомысленную, и теперь Кэйт ожидала увидеть еще какую-нибудь книгу. Но вместо этого он вынул небольшую продолговатую коробочку, обернутую серебристой бумагой. Без сомнения, футляр для драгоценностей.
– Помнишь ли ты, что сегодня исполнилось три месяца, как мы встречаемся? – спросил он.
Кэйт не помнила, и она была тронута тем, что он помнил.
– Вот, увидел это – и подумал о тебе, – продолжал он. Он вручил ей сверток, и она развернула его. Когда она открыла коробочку, то увидела тонкий серебряный браслет с крошечной буквой К, прикрепленной к нему цепочкой. Она подняла взгляд к Майклу: на лице его было написано ожидание. Безусловно, она сама никогда бы не выбрала ничего подобного, но все же ей было приятно.
– О, Майкл, спасибо, – они вновь поцеловались, и на этот раз никто не пытался им помешать.
– Тебе понравилось? – спросил он.
На мгновение Кэйт опять задумалась о невольных прегрешениях, но даже сестра Винсент не осмелилась бы сейчас упрекнуть ее.
– Да. Чудесно. Ты не поможешь застегнуть?
Майкл наклонился к ней и стал возиться с застежкой. Это заняло с минуту – и наконец браслет был на запястье. Она вытянула руку.
– Смотрится очень мило, – сказала она.
– Выглядит великолепно! – продолжил Майкл, схватив ее за руку.
Для Кэйт это был самый приятный момент за весь день.
