Текст книги "Билли-талисман"

Автор книги: Оливия Голдсмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава XXXVII

– Мы уже на горке. Ты готова?

Кэйт кивнула.

Было жарко, и знойный воздух струйками поднимался над асфальтом, по которому они катились. Кэйт до этого дня лишь пару раз каталась на роликах и никогда не чувствовала себя в безопасности. Сегодня, этим чудесным, теплым утром, все казалось ей так легко, когда они мчались вдвоем, скрестив руки за спиной. Билли оказался удивительно добрым и терпеливым учителем, он тренировал ее, пока она не научилась самостоятельно уверенно отталкиваться. Но самое приятное – она занималась этим с Билли. Он удерживал ее нежно и вызывал полное доверие, предупреждал заранее о каждом бугорке или выемке и крепче сжимал ее, когда они неслись под уклон. Это буквально опьяняло. Кэйт подумала, что такой скейтинг почти столь же чувственен, как и секс.

– Ты так хорошо катаешься, – сказала она, когда они оказались на тенистой части дорожки.

– Шесть лет в хоккейной команде – и лишь один сломанный зуб, – поведал он ей.

Кэйт взглянула на него и улыбнулась. Она была заинтригована сообщением о зубе. Это был недостаток, который лишь подчеркивал его совершенство. Она вспомнила Брэда Питта в фильме, где он играл боксера. Специальным гримом ему изменяли форму носа, придав ему излом. Кэйт где-то читала, что многие женщины находили, что актер в этом фильме более привлекателен, чем в других.

– Мне нравится тот сломанный зуб, – сказала она и почувствовала, как он легонько толкнул ее. Она сначала подумала, что это была реакция на комплимент, но тут Билли крикнул:

– Смотри вперед!

– Они едва не столкнулись с запнувшимся скейтером, а потом Билли осторожно провел Кэйт сквозь толпу ребятишек, переходивших дорогу. За пределами тенистой аллеи нещадно палило солнце, но набранная ими скорость создавала приятный ветерок. Когда они оказались на открытом месте, то побежали по-настоящему быстро.

– Я смотрю, у тебя большой опыт, – заметила она, держа лицо прямо, как он советовал.

– Эй, – отозвался Билли, – да и ты не новичок.

– Я – вовсе нет. Это только благодаря тебе, – призналась она.

Благодаря Билли в ее жизни все переменилось. Прошло больше недели со дня возвращения Джека и визита Кэйт к Билли, и с тех пор она все свободное время проводила с ним. Первый уикенд пролетел в чудесной праздности. Потом, после работы в понедельник, он приготовил ей ужин. Она осталась у него, но следующим вечером, когда в баре, по обыкновению, было мало посетителей, он пришел к ней, и они съели принесенную с собой пиццу и один из ее фирменных салатов. И все эти дни они постоянно были вместе. Она встречалась с Эллиотом в школе, но увертывалась от него, как и от подруги Риты и от бруклинской компании. Сейчас они уже проводили второй совместный уикенд.

Кэйт была поражена тем, сколько у нее с Билли общего. Это было не только увлечение французским: он тоже рано лишился матери, но никогда не говорил о ее смерти. Он провел отроческие годы с отцом, который и растил его. Они оба были единственными детьми в семье, и оба – сироты.

Кэйт вынуждена была признать, что она предвзято судила о нем: он не был тупицей и подкупал не только внешней привлекательностью. В самом деле, если бы она могла забыть об этом фантастическом списке его побед, то можно было бы его считать самым подходящим мужчиной из всех, с которыми ей приходилось проводить время. Работа Кэйт в этом семестре подходила к завершению, и теперь, имея больше свободного времени для прогулок по магазинам и занятий кулинарией, она была очень рада пригласить к себе Билли на ужин.

На неделе, когда наступала очередь Билли закрывать бар, она приходила к нему в квартиру заранее и работала или читала, пока он не освободится. В перерывах он поднимался к ней, чтобы поцеловать ее, обычно захватив какое-нибудь угощение или напиток. Если вечером он освобождался рано, то сам отправлялся в Манхэттэн – как он выражался, «в сити». Кэйт еще помнила времена, когда сама тоже так называла Манхэттэн, и она всякий раз улыбалась, когда он повторял это.

– Еще один холм, – предупредил он ее. – Давай-ка отработаем его.

Кэйт отрабатывала. И его скейтинг производил впечатление, вообще в Билли Нолане почти все производило на нее впечатление. Он оказался совсем не таким, каким она его представляла; он отнюдь не был болтливым, пустым или высокомерным. Его любовь к ней казалась такой теплой и настоящей. Но может, это актерство? Кэйт отбрасывала любые сомнения в нем. Он казался таким чутким, и не только к своим переживаниям, как Стивен, но и к чувствам других.

Единственным облаком над ее полным счастьем висела сверлящая мысль о толпе женщин, которые были им покорены. В часы разлуки с Билли Кэйт часто задавалась вопросом, все ли женщины испытывали то же, что и она, и еще важнее для нее было знать, были ли его чувства к ним такими же, как к ней теперь. Вряд ли она позволила бы себе задать ему этот вопрос, а если бы и осмелилась, то трудно было ждать на него честного ответа.

Они поднялись на вершину, и, катясь по длинному спуску, Кэйт кричала во весь голос: не то от удовольствия, не то от страха. Примерно такие же чувства вызывали их странные отношения. У подножия холма Билли отпустил ее руку и подкатил к скамье рядом с продавцом мороженого. Прямо позади них была площадка для хоккея на роликах, а за ней – выход из парка. Кэйт была рада присесть.

– Я в полном изнеможении, – призналась она.

– Я тоже, – сказал Билли, хотя она сомневалась, что это действительно так.

В его теле не было ни унции лишнего жира, и Кэйт уже убедилась, что он строен и силен. Только подумать о его теле ей было достаточно, чтобы дрожь желания моментально возвращалась к ней.

– Хочешь пить? – спросил Билли, она кивнула. – Пойдем.

– Они сняли «роллерблейдс», переобулись и загрузили свои транспортные средства в его рюкзак.

Они уже покидали парк, когда зазвонил ее сотовый телефон. Вытащив его, она увидела: это Эллиот. Всю неделю Кэйт избегала его звонков, если только могла, и точно так же вела себя с ним в школе. Она разговаривала с ним о помолвке Бины, о планах Эллиота и Брайса на лето – словом, обо всем, кроме как о своем новом любовнике. Лгать ему ей не хотелось, вместе с тем она прекрасно знала, как он будет непреклонен, когда узнает правду.

– Ты будешь отвечать? Или это другой бойфренд? – спрашивал Билли. А телефон тем временем замолк.

– Это он, и он – друг, но он гей, – призналась Кэйт Билли. – Это считается?

Кэйт и Билли держали курс на «Джойс Свит Шоп», чтобы съесть мороженое в старомодной кондитерской, куда родители приводили детей и угощали их горячим шоколадом после катания на коньках и мороженым в жаркую погоду. Кэйт всегда завидовала детям, которых водили «Джойс». Только что закончился матч, и вслед за ними ввалилась толпа скейтеров, роллеров и хоккеистов, оснащенная своими снарядами, и всем хотелось охладиться напитками и мороженым. Как обычно, старшие ребята растолкали локтями малышей, некоторые родители полезли вперед – словом, царил хаос. Кэйт с Билли видели, как семи– или восьмилетнего мальчика чуть не затоптали. Он заплакал.

– О, бог мой! – крикнула Кэйт. Она подобралась к нему, встала на колени и обняла его. – Что, милый, ты ушибся?

– Он наступил на меня! – мальчик, рыдая, указал вверх. Кэйт взглянула туда и увидела здорового парня-хоккеиста, он был еще в своем снаряжении. Снизу он казался великаном. Подоспевший Билли схватил его за шиворот хоккейной футболки и вытащил вон.

– Видишь? Он уже ушел, – утешала Кэйт ребенка.

Люди стали выкрикивать свои заказы.

– Две булочки и две сливочные сладкие трубочки с обсыпкой!

– Колу с ванилью!

– Три больших шоколадных стаканчика и холодный чай!

Выкрики заказывавших почти заглушались возбужденным визгом детей и громкими жалобами тех, кто стоял в очереди, на тех, кто пролез без очереди. Девушка-подросток за кассой была почти оглушена криками толпы. Кэйт отвела мальчонку к отцу, а несчастная продавщица содовой бестолково пыталась призвать толпу к порядку. Чем больше прибывало гуляк из парка, тем буйнее становился народ впереди.

– Пожалуйста, встаньте в очередь! – отчаянно кричала продавщица. Но никто не слушал.

Билли вернулся к Кэйт. Он поставил ее у входа в рабочую часть позади стойки.

– Это сумасшествие, – возмутился он.

Перескочив через прилавок, Билли встал посередине лицом к толпе.

– Отлично! – начал он голосом, который было слышно до дверей и дальше в парк. – А ну-ка те, кто с хоккейными клюшками, – налево. Кто с коньками – направо.

На секунду стало тихо, но потом толкотня и крики возобновились, когда толпа пыталась рассортироваться.

–  Потише! Я кому сказал!

Билли стоял, как Моисей перед Красным морем, роль которого, покоряясь его воле, исполнял народ. Кэйт улыбнулась, видя, как образовались две очереди. Билли наклонился к бедной оглушенной девчонке в переднике и скомандовал:

– Тебе – те, что постарше, а мне достанутся утята «майти-дакс».

Девушка кивнула и стала принимать заказы от правой очереди. Билли посмотрел на детишек и поманил восьмилетнего мальчика, который недавно плакал.

– Первым обслуживаем игрока, к которому применили силовой прием.

Папа подвел мальчишку к прилавку. Кэйт вся сияла. Билли наклонился к мальчику:

– Кем играешь на поле?

– Голкипером, – ответил он, посмотрев на отца, словно сам не был в этом вполне уверен.

– У тебя счастливый день! – воскликнул Билли. – Вратари получают бесплатные стаканчики! Хочешь лишний черпак?

Девушка за прилавком взглянула на него, словно говоря: «Еще чего!» Но Билли не обратил внимания, достал бумажник и положил его рядом с бочонками с мороженым.

– Что тебе?

– Чашку шоколада с орехами и взбитыми сливками, – заказал следующий ребенок.

– Вот. И это за мой счет. – Немного сливок попало на рубашку Билли. – Ты понял? Я плачу.

Те из очереди, кто был поближе к стойке, засмеялись. Кэйт смотрела на Билли с удивлением, благоговением и восхищением. Приняв следующий заказ, он улыбнулся мальчику:

– Позиция?

– Защитник, – гордо сказал тот.

– О-о! – Билли изобразил восторг. – Защитники получают верхушку бесплатно.

– Ура! – закричал мальчик. – Эй, мама! Мне дали верхушку бесплатно!

Билли склонился к Кэйт и быстро поцеловал ее под ухом.

– А что получу я? – спросила она лукаво.

Билли уже был занят новым стаканчиком, но успел взглянуть на нее.

– Смотря в какой позиции ты играешь, – сказал он и улыбнулся.

Его отличительным качеством, подумала Кэйт, является умение разумно организовать пространство вокруг себя. Он не был мачо, но проявлял силу и волю в стремлении управлять ситуацией. Когда появился администратор, проверявший уличные киоски и столы, то сразу подошел к Билли и, поблагодарив, настоял на том, чтобы Билли и Кэйт ушли со стаканчиками в подарок.

Наконец они вышли из кондитерской, и Кэйт, посмотрев на Билли, заметила:

– Вот это был спектакль, мистер Нолан. Как я посмотрю, ты из тех парней, которые все берут на себя.

– Эй, а что ты ожидаешь от бармена, который обслуживает мальчишники? – пошутил Билли.

– Да-а, ты лихо справился с толпой.

Было жарко, и Билли смотрел на свой растаявший стаканчик.

– Н-да. Вот как справиться с мороженым?

– Прекрасно. Это уже знаю я. – Она подтащила его к урне, выбросила его стаканчик, как и свой, достала из кармана влажную салфетку, вытерла его руку, а потом пальцем собрала с его шеи растекавшиеся сливки.

– Это нечестно, – возмутился Билли. – Это мое.

Кэйт, улыбаясь, сунула испачканный мороженым палец в рот. Билли взял ее руку и облизал с пальца остатки сливок. Потом он нежно прислонил ее к стене кондитерской и, держа за левую руку, навалился на Кэйт всем телом. Ей вспомнилось, как когда-то героини викторианской эпохи «падали без чувств». Она испытывала нечто в этом роде.

– Как ты назовешь эту позицию? – спросил он низким голосом.

В этот момент двери кондитерской распахнулись, и толпа ребятишек вывалилась на улицу. Некоторые из них заметили Билли и принялась улюлюкать.

– Эксгибиционист, – сказала ему Кэйт и улыбнулась.

В метро неуправляемая толпа из парка штурмовала двери поезда. Кэйт чуть не раздавили о поручень, и Билли устроил ее в углу вагона. Он закрыл ее собственным телом, но их снова прижали друг к другу. Кэйт была ошеломлена, когда он опустил руки за пояс ее джинсов. Он нагнулся, чтобы прошептать ей на ухо:

– Как ты назовешь эту позицию?

– Туго. Очень туго, – ответила она.

Чуть позже, уже в квартире Кэйт, Билли медленно раздевал ее. Она была поражена и тронута его нежностью. Он снял с нее босоножки, как с маленькой девочки. Постепенно двигаясь выше, расстегнул ее блузку и обращался с ней уже как со взрослой женщиной. Позже, лежа поверх нее, он целовал ее шею и грудь. С трудом она сдержала стон полного блаженства. Вдруг он остановился, взял ее руки своими руками и прижал их к подушке, слева и справа от ее лица. Он посмотрел ей в глаза.

– А как ты назовешь эту позицию? – спросил он.

– Совершенство, – прошептала Кэйт.

Глава XXXVIII

Каким бы чутьем ни обладал Эллиот, как бы часто ни попадалась Кэйт ему на глаза в школе, ей удавалось не заронить в нем подозрений и избежать допросов, отчего она в эти дни выглядит такой счастливой. Возможно, он приписывал это чувству освобождения после разрыва с Майклом, и это тоже было верно. Хотя они с Эллиотом частенько ссорились и не разговаривали потом день-другой, но друг другу они никогда не лгали, и Кэйт не хотелось создавать подобный прецедент. Невольный грех всегда предпочтительнее лжи. Эллиот был настоящей ищейкой, он не мог пропустить такую пикантную новость, и Кэйт со страхом сознавала: рано или поздно он разнюхает все – это было только делом времени. Он раскроет причину ее солнечного настроения, и тогда соберутся грозовые тучи.

Кэйт стояла в освещенном солнцем пятне и наблюдала за детьми вокруг. Эндрю Кантри относилась к немногим городским школам, где можно было поддерживать видимость обстановки загородного лагеря. Старые деревья, прекрасные вылизанные лужайки создавали окружение, напоминавшее двор колледжа в Новой Англии.

Кэйт думала, что ее первый год работы был удачным, но не была уверена, что доктор Мак-Кей разделял ее мнение. Когда Майкл предположил, что она сможет оставить Эндрю Кантри, она неожиданно для себя вдруг поняла, насколько важна для нее эта работа, какое удовольствие она ей доставляет. Окружавшая ее обстановка так подкупала, а работа с детьми была так важна, что она не представляла, что могла бы расстаться со всем этим. Неприятный внутренний голосок нашептывал, что достичь личное счастье невозможно без некоторых профессиональных потерь. Само собой, это была глупость, бессмыслица, и Кэйт в ней распознала свои страхи из детства, которые, видимо, всегда, как призрак, возникали в те моменты, когда все шло хорошо.

Кэйт убрала с лица выбившуюся прядь волос и запихнула ее обратно под берет. Группа пятиклассниц, сидевших на солнечной лужайке, вызвала в памяти томных и ярких женщин Клода Моне.

– Здравствуйте, доктор Джеймсон! – кричал Брайан Конрой, выбегая на траву, и Кэйт поморщилась. Доктор Мак-Кей маниакально берег лужайку, и бегать по ней было строго запрещено. Но Кэйт не была расположена журить мальчика. Он выглядел счастливым, по крайней мере в эту минуту.

Ветер стих, и солнце припекало все сильнее. Кэйт сняла свитер, завязав его вокруг шеи, и продолжала рассматривать школьный двор.

Она вспомнила о Билли и улыбнулась. Конечно, если она позволяла себе размышлять, то сомнениям и вопросам не было конца. Не заблуждается ли она, расценивая Билли как подходящего мужчину для себя? Бруклин, алкоголь, ирландские мужчины, неблагополучные семьи – как она могла окунуться во все то, от чего бежала?

Чтобы не нарушить ощущение счастья, Кэйт выкинула думы о Билли и о будущем из головы и продолжала просто глядеть на детей, игравших и бегавших вокруг. Она улыбнулась. Команды, игры менялись все время, напоминая движение волн морского прилива: в дальнем углу бушевал вихрь, в середине уже затихал, а дальше, в сторонке, было совсем тихо.

Снова волосы вырвались на волю и упали на лицо. Убирая их, ее пальцы проделали тот же путь, что и пальцы Билли, ласкавшего ее всего несколько часов назад. Легкая дрожь пробежала по спине, в животе что-то сжалось. Спать с ним было чем-то невероятным: и страсть, и нежность – даже подумать об этом, казалось, было небезопасно, и Кэйт страшилась того, что после пробуждения от сна вдруг обнаружится холодная реальность.

Она подошла к иве, но не села на скамейку возле нее. Всем было известно, как доктор Мак-Кей хмурился, заметив, что преподаватели во время дежурства в школьном дворе сидят. Поэтому она лишь оперлась рукой на спинку скамьи, другой рукой взялась за ветвь ивы и подняла лицо к солнцу. Ее изумляло, что жизнь может меняться так неожиданно и глубоко. В эту минуту она считала себя счастливицей – одной из тех людей в мире, у кого все получается, кто просто может жить и вдыхать теплый воздух без усилий. У нее появилось чувство, что она получит все, что только захочет.

Однако Кэйт вовсе не была уверена в том, что ей хотелось общаться с доктором Мак-Кеем: она повернула голову и увидела его, быстро шагавшего к ней по выложенной плитами дорожке. Она напряглась, и ивовая веточка, за которую она еще держалась, обломилась. Она еще не разговаривала с ним после тех звонков, когда отсутствовала на работе. От одной мысли она покраснела.

– Доктор Джеймсон, – начал доктор Мак-Кей, – я хотел поговорить с вами.

У Кэйт опять сжалось в животе, но на этот раз не от наслаждения. Может, он собирался укорить ее за мечтательный вид или за то, что она не соизволила отчитать девочек, сидевших на лугу, несмотря на запрет? Или, хуже, он хотел отклонить продление ее контракта? Неужели тот зловещий голос нашептывал правду?

Но доктор Мак-Кей смотрел на нее с некоторым подобием улыбки, и, к ее облегчению, на сей раз он не обратил внимания на свой драгоценный газон.

– Рад, что застал вас здесь, – его голос в этот момент звучал почти сердечно. – Ваш контракт подлежит продлению, и департамент образования, как и я, хотели бы его подписать. – Он остановился. – Я полагаю, что вы вносите важный вклад в продолжение традиций дневной школы Эндрю Кантри.

– Благодарю вас, – сказала Кэйт. – Я счастлива работать здесь, и я рада быть полезной.

Доктор Мак-Кей кивнул, его лицо снова приняло строгое выражение, словно он израсходовал всю свою сердечность.

– Хорошо. Вера подготовит документ о продлении контракта.

Когда он уходил, Кэйт смотрела на его узкую спину и даже чувствовала некоторую привязанность к нему, несмотря на то что он все же жестом прогнал девчонок с лужайки.

Раздался звонок, дети стали строиться, и Кэйт могла теперь вернуться в свой кабинет. Когда она шла по коридору, в дверях своего класса появился Эллиот.

– Ты избегаешь меня? – спросил он.

Она отвела глаза.

– Нет, разумеется.

– Знаешь, я догадался. Я знаю, кто твой таинственный мужчина и почему ты не посмела рассказать это мне.

– Тс-с, – предусмотрительно произнесла Кэйт, потянув его за рукав. – Пойдем в мой кабинет.

Она была в ужасе. Эллиот знает, и он расскажет всем, и Бруклин будет жужжать об этом.

Войдя в кабинет, Эллиот закрыл дверь, и она повернулась к нему.

– Я догадался, – повторил он самодовольно, – это Макс. Ты спишь с Максом, и ты этого стесняешься. Но в этом как раз нет ничего плохого. Я всегда считал, что в нем есть что-то классное. Возможно, будет неудобно, когда ты с ним расстанешься, поскольку он живет наверху. Но в беде любая поддержка хороша.

Сначала Кэйт подумала, что она оставит Эллиота в заблуждении, будто он и правда разгадал ее тайну. Но она просто была не в состоянии обманывать своего близкого друга.

– Хорошо. Тогда что же? – нажимал Эллиот, после того как она мотнула головой.

– Доктор Мак-Кей хочет продлить мой контракт.

– А я не об этом спрашиваю. – Эллиот вдруг умолк и вгляделся в нее. – Ты встречаешься с ним,так? – произнес он с упреком.

Вновь Кэйт могла упрекнуть цвет своего лица в предательстве. Багрянец выступил на щеках, она потупила глаза.

– Да, – призналась она.

С минуту Эллиот потрясенно молчал. Потом покачал головой:

– Ах ты, бесстыжая. Я должен был догадаться, что с тобой что-то неладное. Я думал, ну, подозревал, что ты опять мечтаешь об этом идиоте Стивене. Но нет, ты откопала кое-что похлеще. А я-то думал, что ничего хуже Стивена Каплана уже быть не может.

Кэйт хотя и готовилась к этому, но была сражена наповал.

– Ты даже не знаком с Билли. Для тебя он разве что только обаятельный колдун, статистическое недоразумение.

– А для тебя он кто? Классный трахатель? Похоже, на это только он и пригоден.

Кэйт побелела, кровь теперь отхлынула от ее лица, у нее от этого почти кружилась голова.

– Я уважаю твое мнение, – сказала она холодно. – Но не думаю, что ты разбираешься в этом настолько, чтобы судить.

– Верно! Я же не был свидетелем всех колдобин и зигзагов твоей так называемой любовной жизни за последние десять лет. Ты забыла, с кем говоришь, Кэйт. – Он указал на рисунки на стенах, некоторые из них были новые, подаренные детьми ей на память. – Ты хочешь разрушить свою жизнь? – спросил он, понижая голос. – В этом году я заметил, что ты повзрослела. Майкл был неподходящим для тебя парнем, но он уравновешен, он – профессионал и, возможно, неплохой потенциальный отец. – Он приблизился к ней, но Кэйт отпрянула назад. Если бы он прикоснулся, она бы, наверно, ударила его по руке.

– Ты несправедлив и отвратителен, – сказала Кэйт, понимая, что это звучит почти по-детски. Она глубоко вздохнула. Она много хорошего видела от Эллиота: его лояльность, дружелюбие, помощь в учебе в аспирантуре, участие в обретении столь любимой работы. Но все это не давало ему права судить о ней, и тем более о Билли таким образом. – Тебе не понять, – добавила она.

– О, разумеется. Мне известно, что такое мазохизм. И я вижу пример перед глазами.

– Замолчи, – бросила Кэйт, голос ее сорвался на шепот.

Эллиот пожал плечами и отвернулся. По дороге к двери он все же оглянулся и произнес:

– Из огня да в полымя. Это уже становится для вас образом жизни, мисс.