Текст книги "Лучезарная звезда (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Лагерь напоминал табор: люди спали прямо на своих вещах. Здесь были те, кому не посчастливилось найти в Родезе друзей и родных – те устроились не в вытоптанных садах, повозках, полуразрушенных постройках, а под надежной крышей частных домов. Им, равно как и приютившим их людям, были отведены первые этажи; вторые занимали богатые горожане, сумевшие откупиться от новых властей, и генды.

Съежившись под взглядом проезжавших мимо солдат, Стелла подтолкнула Ойвин к повозкам. Растолкав одну из беженок, принцесса спросила, не знает ли та кого-нибудь из Рошана. Женщина указала на ближайший дом, на вид крепкий и не тронутый войной, пояснив, что там живут нужные ей люди.

– Живут? – удивилась девушка.

– Они, вроде, и до войны там жили, а потом к ним приехала кузина из Рошана, я с ней разговаривала. Повезло ей, – вздохнула грандванка, – она приехала к родным, у нее есть крыша над головой, и ее отсюда не выгонят.

Поблагодарив ее, принцесса направилась к дому. Некогда это была гостиница, а теперь здесь ютились те, кого война лишила крова. Дакирцев подобного рода дома не интересовали: они не препятствовали стихийному образованию лагерей беженцев, только строго следили, чтобы они не становились рассадниками народного сопротивления. Но сопротивляться тут было некому: в лагере были в основном женщины и дети, из мужчин – только мальчики, то есть те, кого не призвали в действующую армию.

Во дворе какая-то девушка развешивала сушиться белье. При виде нее Ойвин просияла и радостно закричала:

– Герда!

Девушка выронила корзину и, не веря своим глазам, прижала ладони к лицу.

– Слава богам, мне здесь больше нечего делать! – подумала принцесса.

Она покидала предместья Родезы с легким сердцем: Ойвин нашла старшую сестру, а никому из встречных солдат не пришло в голову остановить ее.

Глава V

Симонароки… Зеркало небес. Пугающее и завораживающее зрелище, невольно заставляющее остановиться и, задрав голову, смотреть на пики с ослепительными шапками снегов, на бархатные, все еще зеленые одеяния их подножий, мириады прозрачных ручейков, сбегавших вниз, чтобы разлиться по долине степенным Трофенаром и быстрой Рабизой.

И над всем этим царили трое: царственная, одетая в холодные голубые бриллианты льда и блестящую пелерину из зимнего пуха снежная королева – гора Аввиссаэль, бездонное, растворившее в себе потоки света небо и солнце.

В этой части горная цепь сжалась до предела, будто сплющенная неведомым великаном, зато, будто компенсируя свои лишения, выросли не вширь, а ввысь. В этом было их величие и сила, превосходство над людьми, такими беспомощными по сравнению с почти вечными шершавыми камнями. Сменялись целые поколения – на них не появлялось ни единой морщинки, они боялись только ветра и времени, но времени не человеческого, быстротечного, стремительного, суетливого, а времени, где каждая минута – десятилетие, а столетие – всего лишь час.

Бушевавшие у их ног войны не могли поколебать ледяное спокойствие камней: они просто их не замечали.

И человек боялся, почитал горы как символ бренности всего земного и пугающей вечности небесного.

Стелла увидела их в розовой дымке, залившей вершины острых пиков; у подножья грозного соседа под тихий шепот волн спал Сунар – еще один город-призрак другой жизни, но гораздо более далекой, чем Родеза. Это было так давно, что только тени страллов, быть может, приходившие по ночам к своей столице мира, помнили его – белоснежного, с багрянцем заката, румянцем зари, достойного спутника прекрасных гор.

Очнувшись от неземного очарования камня, принцесса поискала глазами дорогу, которая вывела бы ее к Сунарскому перевалу, и, отыскав, пустила Палеву рысью.

Шарар, мокрый от тяжелой росы, трусил рядом, напряженно вслушиваясь в первые утренние звуки.

Оккупированная территория… Здесь так тихо, даже не верится, что горячее дыхание войны опалило окрестности. И ведь никаких признаков – леса целы, вокруг – безмолвие, не сидят в засаде солдаты, не проверяют у встречных документы. Но в том-то все и дело, что вокруг тихо: тишина мертвая. Где отары овец, где пастухи, где ребятишки и женщины, заготавливающие на зиму ягоды и травы, почему не слышно топора дровосека, почему вообще ничего не слышно, будто люди никогда вовсе тут не жили?

Как-то все странно, вряд ли захватчики проявили бы такую беспечность, как оставить без охраны стратегически важный перевал.

Через пару дней, миновав лиственный подлесок, девушка оказалась во власти мха и камня. Несмотря на то, что она надела все свои теплые вещи, конечности все равно дрожали.

Над головой кружили хищные птицы, быстрые, зоркие сыновья неба и земли; под их взглядом Стелла чувствовала себя такой маленькой и беспомощной, будто шестнадцать лет назад. Посреди этого пугающего идеальной красотой ледяного безмолвия так хотелось прижаться к матери, ощутить живое человеческое тепло… Но королева давно была мертва, и тепло ее рук остыло, превратившись в такой же пугающий холод.

– Нет, я не поддамся, – принцесса стиснула зубы, отгоняя навязчивые мрачные духи прошлого. – Они хотят заставить меня отступить, утонуть в море болезных воспоминаний, но напрасно – Лучезарная звезда будет сиять на небосклоне Лиэны. Ради солнца, ради Старлы, ради памяти. Я должна. Раз мне предначертано, я обязана это сделать.

И горы отступили, снова став обыкновенными холодными камнями с белоснежными шапками снегов.

Дорога, хоть и облагороженная местными жителями, заново укрепленная и обустроенная захватчиками, давалась ей нелегко. Принцесса мерзла, боялась забыться глубоким сном – во сне люди беззащитны, боялась попасть в снежный буран, заблудиться, упасть в расщелину – ее страхов с лихвой хватило бы на десяток человек, но, к счастью, не один из них не сбылся.

По ту сторону Сунарского перевала раскинулся Навар. По сравнению с Сунаром он был молод, кровь должна была бурлить в его жилах – но город безмолвствовал.

И снова на Стеллу пахнуло ледяным дыханием войны.

Волна ненависти захлестнула ее при виде дакирского отряда, объезжавшего окрестности. Они чувствовали себя здесь хозяевами: не прятались, не боялись заглядывать в самые потаенные уголки и громко смеялись, передавая по кругу какой-то предмет – скорее всего, флягу с элем. Пусть они не убили жизнь, но они уничтожили радость и должны понести наказание.

При мысли о том, что эти же люди могут так же разъезжать вокруг Лиэрны, к горлу подступил болезненный ком, на мгновенье перекрыв дыхание. А ведь могут! Сначала была Грандва, теперь – Сиальдар, а затем, после Скаллинара, – Лиэна. Во что она превратится? В марионеточное государство с Корнеллой и Куланом во главе (на троне ее сестры!) под мертвой хваткой Монамира, а они, истинные короли, королевы, принцы и принцессы, либо вынуждены будут бежать, либо погибнут, либо будут кланяться ему – порождению земной женщины и демонов ночи, верящему в Ильгрессу, но поступающему по законам Эвеллана.

А потом в мозгу начали роиться фразы, произнесенные разными людьми, не связанные между собой, но погасившие градус ее ненависти. Последняя принадлежала тому самому человеку, которого она только что проклинала – простая, но полная трагизма фраза, то ли лживая, то ли правдивая: в случае с Валаром она никак не могла понять, когда он говорит правду.

«Мы с Вами – никто» – страшная, по сути, фраза; только сейчас, осмыслив, она поняла ее смысл.

– У меня такое чувство, что я вовлечена в запутанную игру, где каждый боится проиграть, – пробормотала девушка, сняла перчатку и посмотрела на серебряное кольцо. – Зачем было дарить его мне, предупреждать об опасности, спасать от смерти – и фактически отдать приказ о моем убийстве? Где логика? Да, мы враги, все эти слова ничего не значат, важны только поступки. – К ней вернулась былая твердость. – Он развязал войну и не намерен ее заканчивать. Не будет мирного лета в Дайане, во всяком случае, он его не увидит. Хватит сантиментов, помни о своем народе, помни о том, как тебя травили в Дакире – что, по-твоему, это делали без его ведома?

Разум подсказывал, что она права, но от былой ненависти не осталось и следа, вместо нее образовалась пустота, тягостная пустота и грусть.

Тягостные размышления, борьбу двух противоположных точек зрения прервал стук копыт, и Стелла поспешила укрыться за выступом скалы. Мимо промчался отряд гендов; девушка проводила его глазами. Что ж, вот она, на время забытая реальность.

Принцесса сочла поездку в город ненужной авантюрой и пополнила продовольственные запасы в окрестных деревнях, по большей части не тронутых войной. Хотя «пополнила запасы» – это громко сказано, ведь она ничего не покупала (отныне девушка предпочитала не встречаться с людьми), а просто брала все, что находилось в свободном доступе: яблоки и прочие фрукты, не вырытый солдатами и хозяевами картофель и прочие корнеплоды. В счет провианта пошла и полудохлая курица, пойманная на задворках одного из домов.

Опять приходилось прятаться, пережидая военные обозы, и галопом скакать вдоль дороги под защитой колючего кустарника.

По пути ей попадалось множество селений и помещичьих домов, все они были в разном состоянии: где-то, как и прежде, жили люди, от иных не осталось ничего, кроме пепелища. Стелла без труда опознавала места сражений – там всегда царил хаос, жилища напоминали безногих слепых инвалидов, деревья поломаны, обожжены, а на окраине непременно были ровные ряды холмиков. Девушка к ним не подъезжала: ее обдавало паническим ужасом при виде надгробий, одинаковых для тех и других – хоть в этом победители проявили уважение к побежденным.

Глядя на эти могилы, могилы простых людей (именитых, как и прежде, хоронили в семейных усыпальницах, никто не мешал забрать тело и отвезти его на родину), Стелле казались нелепыми все терзания и сомнения, терзавшие ее в Симонароки. Да, ненависти, стойкой черной, разъедающей мозг ненависти еще не было, зато была боль, чужая боль, сознание ужаса происходившего и виновности тех, кто развязал эту войну.

Вопреки ожиданиям, ей не приходилось ночевать под открытым небом: сердобольные сиальдарцы, заслышав звуки знакомой речи, на свой страх и риск пускали ее к себе, кормили, прятали от дакирцев. Так что дни девушка проводила с комфортом: если в деревне, уцелевшей ферме или усадьбе не было военных, она спокойно сидела с хозяевами, слушала их рассказы, играла с детьми, а, если были или наносили неожиданный визит, перемещалась в подвал. По сравнению с ночевками на валежнике в подвале тоже было неплохо.

Стелла оказалась возле Консуло не ранним утром, а при свете звезд и удивилась, увидев, что он полон огней. Это был первый живой город, от которого веяло теплом посреди холодной осенней ночи.

На стенах мелькали огни, ночную тишину нарушала перекличка часовых.

Осторожно объехав Консуло, специально сделав немалый крюк, чтобы не попасть в руки дозорным, девушка провела часть ночи в пути, а потом заночевала в одном из заброшенных домов.

Следующий день стал для нее последним днем свободы.

Принцесса заехала в одну из оставленных жителями деревень, привязала лошадь и перелезла через изгородь. Когда она вернулась с полной сумкой яблок, Палевы на месте не оказалось, а Шарар заливался лаем где-то в отдалении.

– Так, это еще что? – Девушка нахмурилась и огляделась. Нет, она не ошиблась и точно оставила лошадь здесь. – Если я найду этого шутника, ему не поздоровится.

Полная решимости отыскать воришку или шкодливого ребенка (несмотря на войну, мальчишки оставались мальчишками), принцесса прошла вдоль ограды – никого, и Палевы не видно. Но лошадь не иголка, не могла же она взять и провалиться сквозь землю? А, может, ее никто не уводил, а Стелла ее просто плохо привязала? Так ведь бывает: вроде бы сделаешь узел, затянешь, а потом дернешь – и он развяжется. Тогда она, наверное, забрела туда, где еще осталась трава. А, вот и стог сена. Надо же, поля вытоптаны, жители бежали, дома стоят с разверзнутыми пастями дверей, яблоки гниют на земле – а стог стоит. Островок прежней жизни, начавший буреть от дождей.

Девушка остановилась, просто стояла и смотрела на потрепанный ветром стог сена, хранивший запах мирного лета. На глаза невольно навернулись слезы…

– Что-то я становлюсь сентиментальной! – Она отвела глаза. Лошади там нет, а стог… Пусть стоит, он сам по себе, она сама по себе.

– Каларда, дарунта. Не думал, что увижу Вас здесь, но судьба преподносит и не такие сюрпризы.

Этот спокойный голос прозвучал для нее ударом хлыста. Стелла вздрогнула и обернулась; взгляд лихорадочно метался от дома к дому, пока не наткнулся на всадника. Барон Инксед в полном вооружении дакирского офицера.

– Я тоже не думала, – пробормотала девушка, инстинктивно ища опору.

Спокойно, нужно придти в себя, не поддаваться панике и подумать. Орет – это не худший вариант, они знакомы, и при удачном стечении обстоятельств… Но она столько раз полагалась на удачу, не исчерпала ли она свой лимит счастливых случаев?

Барон подъехал ближе; она не сдвинулась с места, периферийным зрением пытаясь отыскать его подчиненных.

– Как здоровье Вашей супруги? – Как же ее звали, если ты хочешь расположить его к себе, то должна вспомнить. – Азавены, кажется?

– У Вас хорошая память, дарунта, – улыбнулся Орет. – Благодарю Вас, с ней все в порядке. Полагаю, теперь Вы спросите о моих детях и родственниках моей жены, чтобы незаметно перевести разговор на тему Ваших добрых отношений с ними?

Стелла досадливо прикусила губу. Не такой уж он дурак, сразу понял, к чему она клонит.

– Кстати о Ваших родственниках, – она намерено сказала «Ваших», а не «Вашей жены», чтобы апеллировать к его совести, – как Вы можете выгонять их из собственных домов? Что стало с тремя бедными женщинами из Артикса?

– Ничего плохого с ними не случилось, дарунта, они живут у нас, в Водике.

– А что с их домом, с их имуществом?

– Я всего лишь исполняю решения, а не принимаю их. Я лоялен к грандванцам, но подчиняюсь приказам Его величества. Смею заверить, мне нечего стыдиться.

– Приятно это слышать. Что ж, – Стелла изобразила беззаботную улыбку, – рада была снова Вас увидеть. Передавайте привет супруге!

Она повернулась к нему спиной, пока не решив, стоит ли уйти медленно и степенно, или сразу пуститься со всех ног.

– Ваше высочество, подождите!

Стелла замерла, заранее зная, что он скажет. Это официальное обращение, этот тон – все свидетельствует о том, что барон при исполнении обязанностей.

– Что еще? – Она обернулась.

– У меня приказ, – мрачно ответил Орет. – Мне самому это неприятно, но…

– Какой приказ?

– Всех подозрительных людей, задержанных на территории захваченных государств, нужно задерживать и доставлять в Терман для разбирательств.

– Но это не имеет никакого отношения ко мне, верно? Я ведь не подозрительная личность, Вы меня знаете…

Барон покачал головой:

– Боюсь, мне придется попросить Вас последовать за мной к обозу – он там, за деревней.

– А если я откажусь? – В ее глазах блеснул огонек. – Это ведь просто просьба.

– Ваше высочество, Вы прекрасно понимаете, что это приказ.

– Забавно: бароны отдают приказы принцессам! – Она рассмеялась, а потом демонстративно откинула полу плаща, продемонстрировав оружие. – Я склонна не подчиниться: Вы же один.

– Ошибаетесь, дарунта, – вздохнул Инксед. – За тем домом, – он указал на дом слева от себя, – ждут двадцать гендов. Ваше высочество, давайте решим дело миром. Оружие и женщина – понятия несовместимые, так что Вы совершите великое благо, отдав мне меч, Ваши ножи и кинжалы – не знаю, что у Вас еще есть. Обещаю, что с Вами будут достойно обращаться.

Стелла вздохнула и сделала шаг вперед. Что делать дальше, она пока не решила, зато решил Орет, требовательно протянув руку.

– Мне позвать их? – спросил он, увидев, что она, будто утопающий за соломинку, ухватилась за рукоять меча.

Стелла молчала. Инстинкт подсказывал, что нужно напасть, убеждал, что она справится с ним, сердце твердило, что это неправильно, и она не должна так поступать, а разум видел одного из солдат, уставшего ждать командира и вышедшего на дорогу. То, что он с кем-то переговаривался, доказывало, что барон не блефовал, говоря о двадцати гендах.

– Хорошо, – сдалась она и отстегнула ножны. – Уступаю силе.

Орет одобрительно кивнул, спешился и забрал у нее оружие.

– Все? – Он подозрительно покосился на нее. – Случайно ничего не забыли?

Принцесса вздохнула и рассталась с еще одним предметом холодного оружия.

Жизнь военнопленных не бывает сладкой, Стелла знала об этом не понаслышке. Сейчас, правда, с ней обращались лучше, но не на много.

Принцесса тряслась по ухабам в повозке, запряженной парой коренастых лошадей с подвесками из сиальдарских монет, они весело позвякивали, скрашивая унылую поездку.

Деньги врага, превращенные в украшения для гужевого транспорта – символично.

Позади громыхали колеса еще одного возка – предмета охраны всего отряда: в нем перевозили плату очередного города за сохранение устоявшихся порядков.

Девушка с грустью посматривала то на мелькавший впереди светлый хвост Палевы, то на свои связанные руки, потом, с неизменной ненавистью, – на гендов, в том числе, на барона, не спускавшего с нее глаз, хотя понимала, что никто из них, а, тем более, Орет, не желал ее так унизить. Но жизнь есть жизнь.

Это было на второй день пути. Было утро, и они въехали в какой-то город.

Вдоль улицы вереницей тянулись дома, перемежаясь с разнообразными заборами и оградами; за одной из них промелькнуло что-то белое.

Так как город был большой, дома – высокие, а над черепичными крышами высилась башня ратуши, Стелла поняла, что они в Нандере – ближайшем крупном населенном пункте по пути в Дакиру.

Отряд свернул на поперечную улицу, и девушка увидела белое здание, фрагмент которого видела сквозь ограду. Полукруглое, с торжественной колоннадой, оно напомнило ей храм Миарона в Розине. Она смотрела и не могла отвезти взгляд – от него веяло спокойствием и надеждой на лучшее.

Разумеется, нандерский храм не был так велик и прекрасен, как розинский, но в нем ощущалось присутствие светлого бога.

Стелла с сожалением проводила глазами исчезающие в утренней дымке очертания святилища и бессмысленно уставилась на пастельные кисейные занавески, колыхавшиеся в окнах верхнего этажа какого-то дома. Кто там, за этими занавесками, каким взглядом они провожают гендов?

Снова свернули, на этот раз на тенистый бульвар.

Принцесса решила вздремнуть, но передумала, заметив женщину, отделившуюся от глади стены. Она решительно шла к ним, очевидно, намереваясь заговорить. Генды почему-то никак на нее не отреагировали, будто не замечали, и женщина беспрепятственно подошла к повозке с пленницей. Шагая рядом, она улыбнулась Стелле:

– Помнишь меня?

Девушка озадаченно посмотрела на нее.

– Темесса, – подсказала сиальдарка.

Опять прошлое, воспоминания: портрет в покоях розинского дворца, рассказ дяди о страшных злодеяниях этой женщины, таинственный призрак, его всхлипывания…

– Вы колдунья, верно?

– Не совсем. Я, скорее, хранитель сиальдарских королей, хотя помогаю не всем. Знаю, меня считают злым духом, но люди часто изливают яд на невиновных.

– Зачем Вы здесь?

– Хочу помочь. Я уже говорила, что ты мне нравишься. Тебя поймали, но не спеши сдаваться, – таинственным шепотом добавила она.

– Они нас не слышат? – Девушка с опаской покосилась на конвоиров.

– Не беспокойся, я обо всем позаботилась. Они даже меня не видят, – подмигнула ей Темесса. – Итак, что думаешь делать?

– Ждать. Орет сказал, что меня отвезут в Терман.

– И посадят в тюрьму. И ты ничего не сделаешь?

– Что я могу? – вздохнула Стелла.

– Твой тюремщик – твой знакомый, воспользуйся этим! Неужели ты, очаровательная, обворожительная женщина, не сможешь убедить его смягчить условия заключения?

– Но он женат, – покачала головой принцесса.

– И что же? – рассмеялась в ответ Темесса. – Ты же не собираешься влюблять его в себя, уводить из семьи, а всего лишь пококетничаешь. Поверь, ты не делаешь ничего дурного, поверь, нет мужа, который бы не устал от жены. Сделать что-то безнравственное тебе не позволит совесть, так что действуй!

Она наклонилась к самому ее уху и прошептала:

– Добейся, чтобы тебя поместили в западном крыле замка: его окна выходят на озеро.

Темесса одарила девушку еще одной ободряющей улыбкой и исчезла.

Несмотря на войну, город жил, просто жизнь его стала тише, краски потускнели. Лавки еще работали, но кофейни закрылись, в театрах не давали представлений, исчезли уличные артисты.

Хмурые люди заполняли улицы, спеша по своим повседневным делам, на них снисходительно взирали генды, лениво следившие за порядком.

Они замедлили движение, маневрируя среди потока повозок. Один из солдат выехал вперед, расчищая дорогу.

Стелла сонно прикрыла глаза, гадая, остановятся ли они в Нандере. Городской шум проникал в сознание через уши, создавая иллюзию мирной жизни. Но иллюзия рушилась, стоило бросить взгляд по сторонам. Плотно закрытые ставни, пугливые торговцы, осторожно выкладывавшие товар, не надеясь его продать. Торговали только товарами первой необходимости, роскошные лавки, наполненные тяжелым запахом амбры и мягким шелестом шелка, остались в прошлом.

В конце бульвара показались генры; один их вид, как по мановению волшебной палочки, превратил пешеходов в соляные изваяния. Прижавшись к стенам, вжав голову в плечи, они неотрывно следили за всадниками на вороных лошадях; губы плотно сжаты, руки убраны за спину.

Вытряхивавшая циновки женщина с шумом захлопнула окно; заметно нервничали лавочники, спеша убрать из виду весь товар, видный с улицы.

Генры проехали, соляные изваяния ожили, возобновились разговоры.

На крыльце одного из домов появился ребенок; пугливые круглые глаза скользили по улице. Выждав минутку, он поднял с крыльца корзину и затерялся в хмурой толпе.

Отряд остановился у ратуши. Барон спешился и, бросив что-то на ходу часовым, замершим по обеим сторонам лестницы, быстро поднялся по ступеням. Его не было около получаса. Вернувшись, он разделил своих людей на две неравные части: большая вместе с деньгами осталась, меньшая во главе с ним отправилась к одной из гостиниц. Обернувшись, принцесса заметила, что над ратушей реет дакирский дракон.

Гостиница была битком набита младшим и средним командным составом; тут же столовались генры. Сидя на высоком стуле в холле – до войны «Белый лев» слыл самой дорогой гостиницей Нандера, – девушка успела хорошо рассмотреть эту разношерстную публику. Пьют, едят, смеются, играют в кости – а за окнами совсем другая жизнь. Что ж, смех – удел победителей.

Они пробыли в городе до утра, и принцесса, стоя у окна третьего этажа, получила богатую пищу для размышлений. Размышления, как водятся, были окрашены в серые тона.

Окрашенная албани деревянная граница между Сиальдаром и Грандвой, как ни странно, осталась нетронутой, и грандванские степи, унылые, удивительно печальные в вуали октябрьских дождей, расстилались за ней до самых Симонароки. Бесконечная колышущаяся равнина – будто отражение низкого облачного неба.

Золота в сундуках заметно прибавилось, скорость передвижения упала, а количество охраны возросло: в Нандере к ним присоединилось еще несколько солдат.

Дороги большей частью были пустынны, время от времени им встречались патрулировавшие окрестности дакирские военные, изредка попадались местные жители, бредущие по пыльной обочине с тяжелыми мешками и корзинами. При виде гендов они останавливались и провожали их долгими почтительными – в глаза и ненавидящими – за глаза взглядами.

Пару раз девушка видела страшные призраки смерти, упоминавшиеся Ойвин – неразобранные виселицы с зияющей пустотой веревочных петель, ожидавших новую жертву. Хорошо, что дакирцы не оставляли тела неприкаянно болтаться под дождем и ветром, разрешая родственникам хоронить преступников.

Шли дожди, и Грандва, всего два месяца назад превратившаяся в служанку Дакиры, казалась еще более заброшенной. Эти дожди напоминали слезы, которые должны были погрузить страну в бесчувственное забытье, апатичное, безразличное к боли и унижению – тому, что с ней делали. Даже не верилось, что когда-то в этих степях жгли по ночам костры табунщики, проносились мимо огней дикие кони – вместо них поодиночке выли на луну этаки.

Заночевали в небольшой деревушке неподалеку от Рошана. Ее война оставила нетронутой, сохранив прелесть простых, обмазанных глиной домиков.

Стелла с радостью спрыгнула на деревянный настил двора и растерла онемевшие руки. От взгляда не укрылось то, что хозяйка, полноватая грандванка с копной темных волос, не обрадовалась их приезду. Нет, она, конечно, пропела на своем грандванском: «Добро пожаловать, дорогие гости!», но в глазах и во всех движениях читалась неприкрытая ненависть.

В доме было темно: хозяйка берегла свечи, но для гендов тут же зажгли целых три. Она суетилась, что-то спрашивала и постоянно повторяла: «Лишь бы вы были довольны!».

Двое хозяйских детей и ее невестка с безразличным видом накрывали на стол, медленно расставляли все имевшиеся в доме тарелки и миски, вполголоса переговариваясь между собой по-грандвански. Потом они ушли, боком протиснувшись мимо солдат.

Принцесса присела на край длинной скамьи у стены и выжидающе уставилась на барона, раздававшего указания подчиненным.

– Что Вы хотите, дарунта? – почувствовав ее взгляд, он обернулся. – Позвать хозяйку?

– Нет. – Она подумала и добавила: – Орет… Ведь я могу Вас так называть, или нужно обязательно официально?

– Можете. Честно говоря, мне неприятна роль Вашего тюремщика, но что поделаешь!

Как же, неприятна! По нему и не скажешь – вечно рядом, как цепной пес. Хотя, может, действительно неприятна, а она просто начала мыслить по-грандвански.

– Орет! – спустя минуту, девушка снова окликнула его.

На этот раз он просто обернулся, ожидая, когда она заговорит.

А Стелла не знала, что сказать, с какой стороны подойти к решению своей сложной задачи. Как уломать его, как уговорить отпустить? Не соблазнять же его! Допустим, она попробует, но он все равно почувствует фальшь. Да и как обольстить – они никогда не остаются наедине. Точно, наедине! Нужно прощупать почву, а потом уже решать: использовать ли свою женское обаяние или апеллировать к его человеческим качествам.

– Мне нужно поговорить с Вами, желательно, без свидетелей. Если это возможно, – она улыбнулась.

– Возможно. К сожалению, не смогу удовлетворить Вашу просьбу прямо сейчас: необходимо устроить людей на ночлег, но после ужина, думаю, я смогу уделить Вам время.

– Спасибо. – Еще одна застенчивая улыбка. – Обещаю не испортить Вам сон.

Барон покачал головой и повернулся к ней спиной, возобновив прерванный разговор.

Солдаты по одному покидали комнату, наполненную причудливыми бликами от стоявших в поставцах свечей; последним вышел Орет.

– И Вы меня так оставите? – удивленно спросила принцесса, когда он переступил через порог. Неужели ее оставляли одну, с не связанными руками в этой заполненной тенями комнате, в которую сквозь вставленную на зиму дополнительную раму проникала темнота ночи. – Тут окно, я могу убежать.

– Не убежите, дарунта: во дворе мои люди. Вы не сумасшедшая.

– Кто знает? – пробормотала Стелла и осмотрела стол – ни вилок, ни ножей.

Словно сменив партнеров по пьесе, на сцене возникла фигура хозяйки: она принесла кувшин с элем. Покосившись на принцессу, грандванка вдруг сочувственно спросила:

– За что они Вас?

– За то же, что и других, – вздохнула девушка и оценила свое отражение в глазурованной миске – да, не светская львица. – Оказалась на оккупированной территории, нарушила какие-то законы…

– Что б им пусто было, коршунам! – в сердцах пробормотала хозяйка. – Словно черная чума! Я буду за Вас молиться.

– Спасибо.

Не двигаясь, Стелла просидела в одиночестве с полчаса, потом появился Орет в сопровождении двух младших офицеров. Они сели за стол, налили себе элю; один из офицеров сказал что-то смешное, все трое засмеялись. Принцесса их не слушала, продолжая неподвижно сидеть на скамье, сидела так, будто ее здесь не была, будто она – не живое существо, а предмет мебели.

Ее пригласили за стол – девушка не сдвинулась с места, даже не повернула головы: она же мебель.

– Дарунта, Вы отказываетесь есть?

Надо же, он о ней беспокоится!

– Просто не хочу. Не бойтесь, – усмехнулась девушка, – я не умру, ведь Вам главное довести меня живой.

Барон настаивал, и она, в конце концов, согласилась, решив, что добровольная голодовка – не лучшее решение проблемы.

Придерживаясь выбранной роли, Стелла ела нехотя, добиваясь нужного ей результата: симпатии и волнения.

После ужина офицеры ушли, и, как обещал Инксед, они остались одни.

Стелла так же сидела за столом и молчала, не зная, как начать разговор. Это было намного сложнее, чем прятаться по деревням от генров.

– Вы хотели о чем-то поговорить со мной, дарунта, – первым прервал затянувшееся молчание барон.

– Да. – Она подняла голову и посмотрела на него. – Я хочу знать, что со мной будет в Термане.

– Смотря, в чем Вас обвинят, – уклончиво ответил Орет. – Если в том, что Вы пытались выведать военные секреты, то надолго заточат в тюрьму, а если докажут, что Вы убили кого-нибудь из солдат, все это кончится смертным приговором.

– Меня повесят? – Стелла пристально смотрела ему в глаза.

– Нет, отрубят голову.

– Значит, голову… – Принцесса намотала на палец прядь волос, заправила их за ухо. Краем глаза она заметила, что он проследил за ее движением.

– Вы когда-нибудь были в Термане? – Барон предпочел не развивать тему смертной казни.

– Не доводилось, а что?

Стелла повернулась так, чтобы свет эффектно падал ей на шею. Что ж, будем надеяться, что злополучный завиток опять сделает свое дело.

– Это очень хорошо, – задумавшись, ответил Инксед. – Мы представим дело в ином свете. Вас, дарунта, обвинят в незаконном нахождении на завоеванной территории и, если Вы поведете себя благоразумно, выпустят месяца через два. Главное, постарайтесь разжалобить судью, думаю, Вам, как женщине, это не составит Вам особого труда.

– А будет суд? – Ее передернуло от будущего унижения. Она забыла, что играет, и позволила настоящим эмоциям сменить маску кокетства.

– Военный. Сейчас, если не ошибаюсь, его возглавляет граф Алас. Успокойтесь, он не фанатик, – заметив, как дрожат ее губы, поспешил добавить Орет.

Ах вот с какой стороны нужно к нему подойти! Еще немного – и он начнет ее успокаивать.

– Сколько там человек? – Она нервно заламывала пальцы. Игра – игрой, но ей действительно было страшно.

– Трое. Кроме графа туда входят барон Даэвар и Ваш покорный слуга, так как именно я… нашел Вас.