Текст книги "Лучезарная звезда (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

– Ну, Сарид, всего на одну минутку! Может, она мне что-нибудь скажет, как женщина женщине.

– Ровно одну минуту, пока не вернулся тюремщик. Если что, я рядом.

Едва за ним закрылась дверь, принцесса проскользнула к узнице и сбивчивой скороговоркой зашептала:

– Я хочу помочь Вам! Вы не должны ничего говорить, только слушать меня и делать, как я скажу. Сейчас мы обе подойдем к двери, я кое-что сделаю, и мы запрем здесь Вашего мучителя.

Убедившись, что девушка ее поняла, Стелла достала из-под одежды меч.

Все было сделано быстро и тихо: дакирец был так удивлен поведением своей знакомой, что и не подумал сопротивляться. Девушка разоружила его и позаимствовала часть одежды, в которую тут же, в камере, облачилась узница.

– И перевязь надень, – приказала Стелла, не спуская глаз со связанного Сарида.

Заперев за собой дверь, принцесса шепнула:

– Встань на носки: так ты будешь казаться выше. И волосы спрячь, а шляпу надвинь на лицо. Главное, иди быстрым уверенным шагом чуть позади меня, так, чтобы моя тень падала на твое лицо.

Воспользовавшись плохим освещением, ротозейством солдат и сгустившимися сумерками, девушка вывела узницу из крепости. У нее бешено колотилось сердце, прыгало, уходило в пятки, но они беспрепятственно миновали все кордоны.

Девушкам повезло, что грандванка оказалась высокой, а часовые расслабились после вечерней порции эля; их гораздо больше интересовала игра в кости, чем две одинокие фигуры, покидающие крепость. Входили двое: офицер и девушка – и выходят двое, та же девушка и, вроде бы, офицер, а тот или не тот – разве упомнишь?

Глава IV

Миссифа, рыжая грандванка, спасенная Стеллой из застенков Белой башни, тихая, большеглазая, бежала из города вместе с принцессой. Собственно, другого выхода у нее не было: освобождение сообщниками из-под стражи отрицательно сказалось бы на сроке ее заключения.

Несмотря на то, что девушке было за двадцать, в ней было что-то детское, возможно, потому, что она настойчиво искала в ком-то опоры. Вот и теперь слепо доверилась Стелле, попросив проводить ее до Камора; Миссифе хотелось избежать еще одной неприятной встречи с военными или внутренними войсками.

Но простота и наивность оказались обманчивыми, уже на следующее утро превратившись в сухой расчет, когда грандванка исчезла, оставив принцессе кошелек и коротенькую записку:

Умоляю, помогите тетке! Ей необходимо переправить через границу младшую дочь, хотя бы в Родезу. Понимая, чего это будет Вам стоить и какие неудобства может причинить, оставляю Вам деньги.

Они живут в Каморе на улице Савины, в доме у петуха.

Миссифа

– Просто замечательно! – пробормотала девушка, скомкав записку. – Я ей, кто, нянька или наемница? Я спасла ее от виселицы – и что в итоге? Благодарность? Как бы ни так, она решила меня использовать! Спасать, ее, разумеется, стоило, но провожать было явно лишним. У меня самой забот по горло.

Нужно было оставить просьбу без внимания, несмотря на минутное негодование, Стелле почему-то захотелось помочь «неблагодарной грандванке». Может, она не такая уж неблагодарная, может, у нее были веские причины для того, чтобы внезапно исчезнуть, попросив позаботиться о двоюродной сестре. Те деньги, что она оставила – на самом деле, небольшая сумма, может статься, последнее, что у нее было.

Так или иначе, она не проигнорировала эту просьбу, не проехала мимо Камора, а на свой страх и риск въехала в город.

Девушка боялась столкнуться с солдатами внутренней армии или городской стражей, но в этом водовороте, похоже, никому не было ни до кого дела, даже до разыскиваемой по всей стране шпионки. В Каморе мог спрятаться кто угодно и от кого угодно.

Город одновременно напоминал муравейник и склад: улицы запружены людьми, как штатскими, так и военными, чинившими амуницию и заправлявшимися вином в ожидании погрузки на корабль или отправки части на север, через границу. Повсюду сложены ящики, мешки, бочки – будущий армейский провиант.

Глядя на город из-под низко опущенного капюшона, принцесса удивлялась, насколько разительно он отличается от прочих дакирских городов, в которых ей приходилось бывать. Везде была дотошная стража, ночные караулы, проверки документов – а здесь ничего, будто никому не приходило в голову, что кто-то посмеет появиться здесь, в самом сердце сборного пункта дакирской армии.

Осторожно лавируя в этом хаосе, девушка боязливо сторонилась скопления солдат и каждый раз при виде генров юркала в первый попавшийся проулок. Прятаться приходилось часто, но, к счастью, те, от кого она пряталась, не спешили искать ее по темным закоулкам.

– Во мне дремлет самоубийца, – мысленно ядовито пошутила Стелла и, еще раз сверившись с приметами, свернула в нужный квартал. Она сама не понимала, как решилась заехать в Камор и обратиться к кому-то с вопросом. Ей казалось, что подсказавший дорогу мужчина уже со всех ног спешит к генрам, чтобы сдать подозрительную незнакомку.

Девушка нервничала, постоянно бросала косые взгляды через плечо и мечтала скорее вырваться на волю, прочь из скопления домов. Там, посреди полей, проще, там меньше людей, а, значит, меньше шансов быть узнанной и, как следствие, пойманной.

Улица Савины, разбитая грузовыми повозками, узкая, петлявшая между портовых складов, заставила Стеллу пожалеть о том, что она взялась кому-то помогать. Вот где живет беднота, вот что скрывается за задворками дворцов и особняков.

Дом с фигуркой петуха под кровлей, деревянный, выкрашенной дешевой зеленой краской, двумя ненадежными этажами с мезонином нависал над мостовой.

Не решившись войти, девушка остановилась напротив и крикнула:

– Мне нужна тетка Миссифы.

В окне второго этажа появилась голова простоволосой женщины. Одарив Стеллу подозрительным взглядом, она дрожащим голосом поинтересовалась:

– Что Вам угодно?

Девушка объяснила, что приехала по просьбе Миссифы.

Женщина сразу засуетилась и через пару минут вывела девочку лет семи в теплом шерстяном платье с потертой шалью на плечах; в руках она сжимала скромный узелок.

– Вот, это моя дочь. – Женщина говорила на грандванский манер, отчего ее речь приобретала вид театрального представления. – Прошу Вас, я не знаю как, но отвезите ее в Родезу! Я надеялась на Миссифу, но раз она не смогла… Скоро могут начаться гонения, мы живем тут на птичьих правах, и я не хочу, чтобы моя девочка видела, что здесь будет твориться. В Родезе, по возможности, посадите ее на корабль до Фуэрто. Моя Ойвин тихая и послушная, она не доставит Вам хлопот. Если с кораблем ничего не выйдет, найдите кого-то из грандванцев или сиальдарцев, кого угодно, только не дакирцев, и оставьте ее у них. Скажите им, что мою дочь зовут Ойвин, Ойвин Адалло, и родом мы из Рошана.

Вот так на руках у Стеллы оказалась маленькая Ойвин Адалло – дочь некогда богатого рошанского купца, ныне прозябавшая в нищете. Это было умное не по годам создание с очаровательными кудряшками, задумчивое и молчаливое.

Помня о близости границы, принцесса старалась избегать крупных дорог, предпочитая передвигаться по скрытым от посторонних глаз проселкам. Ей повезло: маленькая спутница неплохо знала местность; на вопрос, почему, она ответила, что они сами пробирались в Камор подобным образом.

– Но почему вы оказались в Дакире, почему не бежали в Сиальдар? Там, конечно, тоже неспокойно, но на севере еще можно жить.

– Потому что мы не могли. Те, кто не успел сбежать до прихода новых властей, вынуждены бежать сюда. Нам повезло, мы смогли пробраться через границу, не попались генрам. У мамы оставались деньги, мы дали немного гендас, и они нас пропустили.

– Все равно не понимаю. Зачем вам в Камор?

– Здесь издавна живет много грандванцев, местная община нас приютила. Они нас прячут.

– Вы планировали переждать войну в Каморе?

– Нет. Мама хотела попытаться уплыть в трюме какого-то корабля, нам обещали помочь, но это опасно, если нас поймают…

Ойвин замолчала и плотно сжала губы.

– А вы не могли остаться жить в Рошане?

– Нет. Там страшно.

Замечательные реалии войны! Беженцы мечутся, пытаются выбраться из этого котла, готовы на все, даже прятаться на территории врага, лишь бы остаться в живых.

– Неужели так страшно, что лучше было уехать?

– Очень! На площадях стоят виселицы… Тимми пытался пробраться в дакирский лагерь, чтобы увести лошадь, и его повесили. Я не хочу, чтобы меня тоже повесили, Вы ведь не отдадите меня им?

– Нет, не отдам.

Страшное лицо войны: здесь тишина и покой, лавки, пирожные, вино – а там виселицы. Вот оно, двуличие мира!

Дорога плавно сбегала вниз; позади остались виноградники, обнесенные живой изгородью.

Стелла придержала Палеву, дожидаясь, пока кляча Ойвин, существо неизвестной породы и масти, взберется на гребень холма.

Ехали быстро, насколько позволяли физические кондиции средства передвижения девочки, останавливались редко, зато часто сворачивали с дороги и, опасаясь быть пойманными, объезжали задворками деревни и маленькие городки. Передвигались преимущественно в темное время суток, благо на юге темнело рано, а светало поздно, дни же приходилось коротать в какой-нибудь рощице, моля всех богов, чтобы какому-то деревенскому мальчишке или солдату не пришло в голову заглянуть туда.

Недавно взошло солнце, но, так как местность казалась пустынной, они решили проехать еще немного.

Принцесса скользила глазами по долине с яркими островками деревьев, распростершуюся позади них, у подножья холма; ее взгляд приковал странный предмет, блестевший на солнце. Он двигался. Присмотревшись, девушка поняла, что это вовсе не предмет, а всадник. Теперь он не шевелился, замер чуть в стороне от дороги.

Стелла жестом приказала Ойвин остановиться и съехала ниже по склону, чтобы очутиться под прикрытием зарослей шиповника.

Всадник, очевидно, заметив ее передвижения, рысью поехал к холму, но потом, резко осадив коня, повернул назад, галопом поскакав к виноградникам.

– Это генры, – вдруг сказала Ойвин. – У их лошадей черные перья, а на крупе – стальные пластины.

– Как ты это разглядела?

– Просто если бы перья были красными, Вы их заметили, а пластины блестели на солнце. Они скоро будут здесь.

– Ты их уже видела, Ойвин?

– Да, – девушка вздохнула. – Они приехали в Рошан поздней ночью месяца три назад и убили Эвроса, нашего соседа: он пытался помешать им. Они хуже гендас!

– Почему?

Страшно представить, что видела эта девочка! Тогда понятно, почему у нее такой взгляд. Если бы ей было семь, и на ее глазах убивали, грабили, насиловали, она бы тоже стала такой. Нет, наверное, не такой, она бы превратилась в испуганное замкнутое существо, зверька, навсегда забившегося в свою норку.

– Генды кормили нас, сочувствовали, позволили нам уехать, а генры убивали и держали в страхе. Если ты не откроешь дверь – они убьют. Попытаешься им перечить – убьют. Они страшные люди!

– Вот что, поезжай вон к тем деревьям и затаись, а я попытаюсь увести их отсюда. С тобой останется Шарар.

Пес возмущенно посмотрел на нее, но Стелла безапелляционным тоном подтвердила:

– Да, ты останешься с Ойвин и будешь ее охранять.

Генры появились на дороге уже после того, как девочка и собака затерялись среди зелени; их было трое, но от этого легче не стало. Генры как кровожадные вороны: они не отпустят жертву, – их учили ловить и убивать.

Они стремительно приближались, в свете холодного осеннего солнца все яснее вырисовывались угрожающие доспехи их лошадей.

Скрыться, затаиться? Но они видели ее, значит, будут искать и найдут Ойвин. Нет, это не выход. Тогда бежать, уводить их от холма. В идеале они должны были исчезнуть.

Принцесса достала меч и затаилась за шиповником. Дождавшись, когда рельеф ненадолго скрыл ее от врагов, она стремительно спустилась к подножью холма и галопом понеслась прочь от злополучного места.

Стелла помнила, что неподалеку дорога раздваивается, и решила свернуть на левую, хотя, по логике вещей, должна была воспользоваться правой.

Лошадь шумно дышала, напролом пробираясь через кустарник.

Принцессе нужно было одно: выиграть время, не столкнуться с генрами на перекрестке.

Вот оно, до нужного места рукой подать, но девушка не спешила выезжать на дорогу, предпочитая оставаться под прикрытием акаций. Она прислушалась: тихо. Принцесса осторожно выглянула, готовая в любой момент отразить удар. Но отражать было нечего, преследователи куда-то исчезли.

С облегчением вздохнув, Стелла свернула на нужную дорогу. Постепенно она начинала успокаиваться, сердце перестало биться, словно молот о наковальню, но дыхание опасности все еще дышало ей в спину.

Чтобы дать лошади передохнуть, девушка снова въехала в заросли акации – там спокойнее и можно беспрепятственно наблюдать за дорогой. Мера предосторожности оказалась не лишней – не прошло и пяти минут, как в поле ее зрения возник всадник. Всадник на золотисто-гнедом жеребце с налобником и нагрудником. Не генр, а офицер гендас.

Стелла напряглась и быстро оценила обстановку: пока она в ее пользу, значит, нужно просто затаиться.

Остановившись в десяти ярдах от нее, всадник пробормотал:

– Она где-то рядом: следы обрываются в этом месте. Что ж, поищем среди веток!

Дакирец обвел глазами кусты; на миг ей показалось, что он ее видит.

– Итак, где-то здесь, – повторил он и начал осматривать придорожные заросли.

Прятаться дальше не имело смысла, рано или поздно он должен был ее найти. И Стелла не стала. Выбравшись на дорогу, она пустила Палеву галопом, впрочем, не надеясь на то, что ей удастся сбежать.

Разумеется, он ее не только услышал, но и увидел. Сложно было не заметить что-то в десятке шагов от себя.

– Айрис, или как Вас там, немедленно остановитесь! Я не собираюсь с Вами миндальничать, так что без глупостей!

Принцесса узнала его – Сарид, только не прежний дружелюбный офицер из Яне-Сенте, а рассерженный враг.

– И не подумаю! – пронеслось в ее голове. – Если тебе так хочется поймать шпионку, догони меня. Все эти побрякушки на твоей лошади заставляют ее скакать медленнее, так что мы на равных.

«На равных» – это она погорячилась, дакирские лошади в полном боевом облачении способны были скакать галопом. А галоп – это их преимущество и недостаток Палевы.

Это была бешеная скачка, и самым страшным в ней было то, что Стелла непременно должна была оказаться там, где она оставила Ойвин, там, где ее, наверняка, поджидали генры.

Он дышал ей в спину, и, не дожидаясь момента, когда Сарид поравняется с ней, принцесса резко свернула в сторону – в кустарнике у нее было больше шансов.

Охотник и жертва блуждали между акацией и лещиной с четверть часа, пока, повинуясь одним и тем же соображениям, снова не выехали на дорогу. Их разделяло меньше дюжины футов.

– Ловко же Вы провели меня в Яне-Сенте! – усмехнулся офицер. – Кто бы мог подумать, что за этим милым личиком срывается ехидна, шпионка, столько раз уходившая от нас. Поздравляю, Вы смогли уйти даже от генров! Но на этот раз все, Вы попались. Сдавайтесь, или я приведу приговор в исполнение, не дожидаясь высочайшего решения.

– Приведу приговор в исполнение – это убью, верно?

– В случае злостного сопротивления – да. Но если Вы добровольно сложите оружие, Вас будут судить.

– И приговорят к смертной казни? Нет уж, увольте!

Она смотрела ему в глаза, а мысли помимо воли теснились в голове, хаотично сменяя друг друга. Они были далеки от Сарида и этой дороги, отсылая ее в недавнее прошлое.

Мысли существовали сами по себе, будто жили своей отдельной, собственной жизнью, пока их хозяйка, повинуясь инстинктам, занимала выгодную боевую позицию.

Она что-то ответила Сариду, а мысли все текли и текли; принцесса не могла их остановить.

– Он говорил, что не будет помогать мне, что вверяет мне собственную судьбу. А после была попытка украсть звезду, неожиданное спасение от демонов и травля. Все, ложь, сплошная ложь, ради того, чтобы заполучить власть! Без зазрения совести признался, что будет убивать близких мне людей, отбирать у них власть и землю! Судя по рассказам Ойвин, в Грандве творятся ужасные вещи, в Сиальдаре, наверняка, не лучше. Скоро я это увижу… И кто в этом виноват? Тот, по чьей указке действует этот офицер. Как же, он вверяет мою судьбу мне самой – он заранее ее расписал! Для чего он спас меня от демонов? Да для того, чтобы звезда не досталась им, он же сам признался. И это было единственной правдой, посреди моря недомолвок. А теперь он избавиться от меня и получит то, о чем мечтает – безграничную власть. Нет, он вовсе не друг, он ничем не лучше Вильэнары, просто умеет маскировать свои намерения. Интересно, подписал бы он мой смертный приговор, смог бы поставить подпись на документе, отдающем меня в руки палача? Смог бы, ведь я стою на пути его обожаемой Дакиры. Что угодно во благо государства.

Но сейчас было не время и не место, чтобы предаваться размышлениям, и принцесса решила поступать так же, как поступали с ней: действовать в своих интересах и не думать о совести.

Что стоит между ней и ее целью? Только дакирский офицер. Да, он был мил с ней, но это ничего не значит, ему просто хотелось приволокнуться за хорошенькой девушкой. Она ничем ему не обязана, значит, абсолютно ничто не мешает ей использовать оружие. Этот Сарид ничем не лучше других. Что ж, одним дакирцем в Сиальдаре станет меньше.

И Стелла сделала первый выпад, будто это была тренировка…

– Я все еще что-то умею, – девушка с усмешкой посмотрела на тело незадачливого дакирца. – Неожиданно, да, Сарид? Представьте, у девушек тоже бывают фирменные удары.

Она несколько минут безразлично смотрела на поверженного врага, потом наклонилась, вытерла о траву окровавленный меч и поймала себя на мысли, что ей вовсе не жаль убитого.

Спешившись, Стелла осмотрела карманы покойного и переложила в кошелек все более-менее ценное. Теперь нужно убедиться, что генры уехали, не притаились за ближайшим поворотом, и вернуться к Ойвин.

Девочка откликнулась не сразу, только когда принцесса позвала ее в третий раз, из зелени высунулась кудрявая головка.

– Не бойся, они уехали. – Стелла попыталась улыбнуться, но не смогла. – Я привела тебе лошадь, – она указала на коня дакирца, которого взяла с собой. – Снимем с нее доспехи и продадим в Родезе. Думаю, за нее много дадут, а тебе понадобятся деньги.

– Вы кого-то убили? – испуганно спросила Ойвин.

– Да, детка, я должна была.

Не задавая лишних вопросов, девочка помогла принцессе разоблачить лошадь Сарида, но ехать на ней категорически отказалась.

* * *

Они ехали вдоль побережья моря Уэлике, удивительно пустынного – ни одной рыбацкой деревушки на горизонте. Было еще светло, но они не прятались, им просто не от кого было прятаться.

Ветер тихо посвистывал среди меловых утесов, шумел в листьях дикого шиповника, полностью вытеснившего с береговых террас теплолюбивый жасмин.

Небо, серое, без единого просвета, нависло над головой, никак не желая пролиться на землю дождем.

Там, где берег был пологим, но таким же каменистым, виднелись вытащенные на гальку рыбацкие лодки; на перевернутых днищах сидели чайки.

До границы с Сиальдаром оставалось около дня пути, но человеческое жилье исчезло еще вчера, будто никто не хотел селиться посреди камней и ветра. Или дело в границе, в том, что разделенные ею народы никогда не были друзьями, а лишь относительно мирно соседствовали?

Волны любовно облизывали скалы, осыпая брызгами белые меловые гребни. Воздух был пропитан влагой, наполнен криками птиц, кружившими над морем.

Стелла чувствовала себя страшно одинокой посреди этого безмолвного чужого мира; в пугающей пустоте побережья чудилось незримое присутствие войны, свирепствовавшей всего в паре десятков миль отсюда.

Одиночество в этом месте ощущалось кожей, проникало до самых костей, леденящим дурманом расползалось по крови, шепча: «Ты никуда не убежишь, я буду с тобой повсюду». На ум приходила тысяча воспоминаний, тягостных, наполненных слезами и обидами – воспоминаний, плотно ассоциировавшихся со словом «одиночество». Да что там, воспоминания, она и сейчас была одинокой, одиночкой, одной против всех. Она, словно бездомная собака, – мечется по свету, ищет чего-то, спасаясь от живодеров… Пора с этим кончать, пора осесть дома, вспомнить о том, что у нее есть семья и научиться говорить «нет».

Принцесса посмотрела на небо, потом на море и подумала, что неплохо бы подойти к обрыву, не доходя шага два, сесть и смотреть, смотреть на воду… Смотреть и видеть свое отражение, вернее, не свое, а своих мыслей.

Тягостное ощущение одиночества, потерянности посреди пронизанного ветром берега, становилось пугающим, тишина лишь усугубляло его, поэтому девушка решила заговорить.

– Я вижу рыбацкую хижину, давай заберемся внутрь и немного передохнем. Через границу лучше перейти ранним утром, перед рассветом.

– Если хотите, я могу поймать немного рыбы.

– А ты умеешь?

– Да. В Каморе нам пришлось продавать рыбу, чтобы заработать себе на еду.

– Я не знала…Скажи, а зачем тебе в Родозу?

– Мать надеется, что я застану там старшую сестру, но, боюсь, она вместе с троюродными братьями уплыла в Фуэрто.

Девочка вдруг замолчала, словно поняла, что сказала слишком много, развязала свой узелок и достала тонкую веревку с крючком. Соскользнув на землю, она вручила Стелле поводья своей клячи и, постояв немного у края дороги, изучая неровную линию берега, сказала:

– Я буду вон у тех скал.

– Море неспокойное, – покачала головой принцесса. – Я отвечаю за тебя перед твоей матерью.

– Со мной ничего не случится, а, если что, я умею плавать.

– Ойвин, не надо! Посмотри, какие волны!

– Тогда я посмотрю, что выбросило на берег прибоем. Там можно спуститься.

– Осторожно, камни скользкие!

– Там кустарник, со мной ничего не случится. Можно взять собаку?

Девушка кивнула и попросила Шарара присмотреть за девочкой. Если что, он ее вытащит. Лишь бы с ней ничего не случилось.

Хижина, как и предполагала Стелла, была не заперта. Хозяева не бывали в ней с лета: на столе лежал засохший букетик жасмина. Раз жасмин, тут была девушка. Может, влюбленные?

Немного прибравшись, девушка разожгла огонь и вышла, чтобы позвать Ойвин. Смеркалось, девочке нечего было прыгать по скалам в темноте.

Небо стало еще недружелюбнее, наверное, ночью пойдет дождь.

На полпути к морю Стелла встретила Ойвин: она несла несколько крупных рыб. Они распотрошили их, поджарили и поужинали.

Заперев дверь и устроив постели из верхней одежды и валявшейся в углу соломы, девушки заснули.

Стелла сама не знала, что ее разбудило. Она проснулась, села, попила воды, попыталась снова заснуть, но что-то упорно твердило ей: «Уходи отсюда, немедленно!».

Повинуясь трубившему в голове дурному предчувствию, девушка растолкала Ойвин.

– Что случилось? – Девочка терла кулачками глаза – две узкие щелочки с бессмысленным взглядом.

– Предчувствие. Понимаешь, оно меня никогда не подводит. – Как объяснить ей, что ее беспокоит, если она сама не понимает, что это?

– И что говорит Вам предчувствие?

– Что нам нужно уйти. Вставай!

Ойвин покорно собрала свои скудные пожитки и вслед за Стеллой смело шагнула навстречу холодной осенней ночи.

Они успели доехать до ближайшего изгиба береговой линии, когда небо осветили языки пламени: горело их ночное пристанище. Принцесса в очередной раз сказала спасибо своему шестому чувству.

А ведь она могла ничего не обратить внимания на это нараставшее чувство тревоги, списав его на навалившееся напряжение последних дней, – и они остались бы там, в этой огненной ловушке.

Как завороженная, принцесса наблюдала за пляшущими языками пламени, а потом заметила возле хижины две фигуры. Огненный факел пылал, а они стояли и смотрели, два темных силуэта, выхваченные из мрака ночи.

Когда занялась крыша, наблюдатели отошли в сторону, спасаясь от пылающих светлячков искр, и ветер донес до Стеллы слова одного из них, женщины:

– Шре вред дарб. Тарре сапферас чре хазес ласиир: шор вер сиир – бренке шори миеф.

– Сале, хостес.

Женщина – это Вильэнара, разбуди принцессу среди ночи – она узнает этот голос.

Но кто же мужчина? Голос, вроде, тоже знакомый. Порывшись в памяти, девушка соотнесла звук с именем – Уфин.

Колдунья, пресловутая Королева Тьмы, которой пророчат подлунный мир, ее приспешник, да, раненый, но, как известно, раненый зверь обретает новые силы, – и девушка с маленькой девочкой.

Была бы она одна, страх не так сдавливал железной рукой ее горло, мысли не вертелись в беличьем колесе головы, но она несла ответственность за Ойвин, она не могла рисковать, да и ночь не была ее территорией. Оставалось надеяться, что Вильэнара не почувствует их присутствия, что Ойвин не заговорит, а Шарар не залает.

Прижимая сонную девочку к себе, мысленно приказывая собаке молчать, Стелла неотрывно следила за колдуньей. Казалось бы – она так близко, уверена, что Стелла мертва – чем не шанс? Но девушка научилась сдерживаться, поняла, что иногда лучше затаиться и не вступать в открытый конфликт.

Они уверены, что она мертва? Чудесно, пусть так и думают, прекратят ее искать, позволят перестать прятаться днем.

Когда вместе с фейерверком искр обрушилась крыша, колдунья уехала, а Уфин остался. Ждал, пока хижина догорит.

А Стелла не стала ждать и поспешила уехать со ставшего опасным побережья. Она не боялась встретиться с Вильэнарой, зная, что та не станет передвигаться по стране привычным, человеческим, образом.

Границу они пересекли еще до рассвета, чудом проскользнув через зазор между каменной стеной и скалистым обрывом. Часовые дремали, пришлось прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы их не разбудил стук копыт. Словом, им повезло вдвойне.

Молочный туман стелился над землей, над лентой дороги, разбитой сотнями ног, копыт и колес, скрывая печальные свидетельства войны: покинутые разрушенные дома, сожженные дворовые постройки. Когда-то здесь была большая деревня – сейчас от нее почти ничего не осталось, только истоптанные выпасы и мертвые незасеянные, заросшие сорняками, поля.

Однако дворянские усадьбы остались нетронутыми, только темные окна пугали своей пустотой. Стелла не решилась заглянуть в эти мертвые глазницы – боялась увидеть голые стены или, что еще хуже, навеки оставшихся там владельцев.

– Они жгут все у границы, чтобы там не спрятались стрелки, – пояснила Ойвин, когда они проезжали мимо еще одной заброшенной деревни. – Обычно они оставляют дома, поджигают только тогда, когда им сопротивляются. Им нужно, чтобы мы где-то жили, иначе они не получат денег. Они хотят сделать нас своими слугами.

– Откуда ты знаешь? – в который раз удивилась принцесса. Почему эта маленькая девочка знает о войне больше, чем она? Да потому, что она ее видела; видеть и слышать – не одно и то же. Когда на твоих глазах вешают соседа, начинаешь по-другому смотреть на вещи.

– Когда они пришли в Рошан, то сразу объявили об этом. Сначала они грабили, а потом перестали. Вещи лежат в домах, но никому нельзя их трогать. Они кого-то ждут, нам сказали, приедет какой-то важный человек и расскажет, как мы будем жить.

Родеза возникла перед ними из тумана с первыми лучами солнца; окрашенные розовым белые стены ярким пятном выделялись на сером горизонте.

Обычно у городов многолюдно – но дорога в Родезу будто вымерла, как и разоренные городские предместья. Ни единой души, только воронье. Хотя, нет, вот бродит какая-то собака.

– Ты уверена, что хочешь туда попасть? – Стелла обернулась к девочке, напоминавшей испуганного крольчонка.

Ойвин кивнула и первой выехала на дорогу.

Принцесса непроизвольно зажмурилась: ей казалось, что стоит миновать неровную линию обочины, как их тут же схватят. Но ничего не случилось, только звенящая тишина будто сгустилась над их головами. Привычные звуки природы были на месте: шелест ветра в ветвях, перекличка птиц, шепот травы, шорох земли под копытами – только человеческих не было.

Девушка бросила взгляд на Родезу – выглядит, как покинутый город. И флага над надвратной башней нет: старый уже сняли, а новый повесить, видимо, не успели.

Где же патрули, тут должны быть конные патрули. Стелла напряженно вглядывалась в полотно дороги впереди и позади себя, но никого не видела. Это завоеванная территория, судя по рассказам, здесь живут люди (хотя бы в городе), значит, кто-то должен за ними следить.

– Я боюсь! – тихо прошептала Ойвин.

Принцесса тоже боялась. Эта дорога – будто сцена, освещенная десятками свечей, стоящих на ней актеров невозможно не заметить из полумрака зрительного зала, только аплодировать им не будут.

Безмолвие дрогнуло, заставив сердце колотиться быстрее, быстрее молоточков башенных часов: люди! Пешие. Они шли вдоль дороги и о чем-то переговаривались. На солдат, вроде, не похоже, но кто знает, какая форма у дакирских пехотинцев?

И тут Стелла вспомнила о лошади, лошади Сарида. Решение взять ее с собой уже не казалось таким блестящим – вдруг все офицерские лошади одной масти, как кони генров? Но поздно, лошадь была, а вместе с ней – и проблема.

– Так, Ойвин, запоминай: та лошадь моя, я ее недавно купила.

Девочка вопросительно взглянула на нее и указала на людей на дороге.

– Я вижу. Просто если нам потребуется объяснять происхождение этой лошади… Ладно, забудь, веди себя естественно.

Тревога оказалась ложной: встречные оказались не дакирцами, а мирными жителями.

Но с солдатами им встретиться все же пришлось – небольшая компания, привязав лошадей в бывшем плодовом саду, устроила привал в харчевне. Дверь была открыта, и, сидя за столом, попивая бесплатный эль, они со скучающим видом наблюдали за дорогой. Они видели их, но, очевидно, сочли не представляющими интереса, просто проводили взглядом и не окликнули. А девушки за это время успели умереть и воскреснуть.

Пожалуй, до войны Родеза могла соперничать по красоте с Дайаной, но теперь звезда ее закатилась, и она была вынуждена разделить судьбу прочих сиальдарских портов, исключая Архан, который до сих пор благоденствовал. Аккуратная, геометрически выверенная, некогда ослепительно белая, а теперь потемневшая, храня следы недавнего штурма, впрочем, молниеносного, как все штурмы приграничных городов, ведь никто не ожидал увидеть дакирцев у своих стен, построенная по радиальному плану, Родеза будто сжалась от присутствия чужих людей.

Принцесса догадывалась, что город кишит военными, и которой час ломала голову над тем, как попасть к родственникам Ойвин, а не прямиком в тюрьму. Вид пустых обозных телег и пасущихся под присмотром солдат лошадей, наводил на пессимистичные мысли о том, что их авантюра окончиться спустя пару минут, вот с этим патрулем, важно объезжавшим город по периметру стены.

И тут Стелла заметила лагерь беженцев, разбитый в одном из предместий, и с радостью поспешила скрыться там от глаз дакирских патрульных.