Текст книги "Лучезарная звезда (СИ)"

Автор книги: Ольга Романовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 32 страниц)

Романовская Ольга
Лучезарная звезда

История Ламлеи (часть первая)

– Стой спокойно! В кого же ты такой нетерпеливый! – Она осторожно погладила олененка за острыми мохнатыми ушками и, убедившись, что он замер, не отрываясь, смотря на нее блестящими темными глазами, наклонилась. С ногой было все в порядке, можно было смело отпускать его на волю.

– Беги и впредь будь осторожнее!

Ламлея легенько хлопнула олененка по макушке и улыбнулась, наблюдая за тем, как он, очнувшись от оцепенения, пугливо озирается по сторонам. Но олененок не хотел уходить. Вытянув острую мордочку, он понюхал ее ладони.

Ламлеи нравилось возиться с животными, она искренне любила их и так же искренне жалела, поэтому к ней год за годом стекались потоки птичек с перебитыми крыльями, волчат, по вине охотников оставшихся сиротами, белок, зайцев и прочей живности. Она принимала всех без разбора, кормила, поила, лечила и выпускала назад, в края, где они выросли, – им не стоило привязываться к людям.

Ламлея осторожно опустилась на колени рядом с олененком, тот, будто послушная собака, положил голову на мягкие складки белой одежды. Жрица гладила его по плюшевой пятнистой шерсти и смотрела на небо. Что оно сулит им, это небо? На первый взгляд, такое безоблачное и безмятежное, таящее под воздушными покровами столько тайн, столько предопределений…

Под лучами низкого осеннего солнца сад переливался багрянцем, то здесь, то там, озаряясь ярким пятном какого-нибудь многолетника.

Внезапно олененок навострил уши и неуклюже вскочил на длинные тонкие ножки. Вслед за ним встала Ламлея, взялась рукой за амулет. Нет, ничего страшного, просто Элвин, одна из ее помощниц.

Олененок убежал; острые ушки затерялись среди кустов жимолости.

– Что случилось, Элвин? Кто-то хочет меня видеть? – Жрица пошла ей навстречу, на ходу поправляя завязки плаща.

– Хочет, – улыбнулась Элвин. – Приехал Коннор.

Ламлея поблагодарила ее улыбкой и отпустила.

Коннор… Старый друг… Может, хоть он объяснит, что происходит? Она чувствовала, что мир меняется, знала, что там, за горами, неспокойно, что там сгущается черная магия, но ее знаниям не хватало определенности. Жрица надеялась, что ее внесет Коннор.

По правилам она не должна была пускать его в сад – простые смертные туда не допускались, но на него правила не распространялись.

– Здравствуй! Как же я давно тебя не видела! – Ламлея широко улыбнулась высокому сероглазому сенеку с раскосыми, будто крылья птицы, бровями. – В последнее время ты не жалуешь наши края.

И, правда, сколько они не виделись? Полгода? Больше? А он все такой же… Только в ухе новая серьга, уже четвертая по счету. Значит, снова женился.

– Да, давненько, – улыбнулся в ответ Коннор и протянул маленький холщовый мешочек. – Это для тебя. Подарок.

– Спасибо. – Ей хотелось скорее открыть его, взглянуть, какими редкими травами друг побалует ее на это раз, но она сумела побороть любопытство. Это подождет, не убежит же от нее этот мешочек!

– Ты снова женился? – Она увлекла его к храму.

– Да, я же опять переехал.

– Знаю, это традиция – жениться, меняя дом. И как тебе?

– Как мне что?

– Север. Там ведь, наверное, одни дикари…

– Не хуже, чем везде, – пожал плечами сенек. – Холодновато, конечно, но ко всему быстро привыкаешь. Мы ведь обосновались в низовьях реки, там, где уже есть те, кто поклоняются Светлой. Но их так мало! Просто диву даешься, в какую чушь они верят! Во всяких чудовищ, духов леса…

– Не говори о них свысока, – укоризненно покачала головой Ламлея. – Все мы когда-то были такими слепцами.

– Говори за себя, – фыркнул Коннор. – Пока вы тут барахтались в пучине невежества, мы исправно служили Светлой. И служим ей сейчас.

– Ждешь похвалы? – усмехнулась жрица.

– Хотя бы поощрения.

– Да, ты все такой же. Хочешь чаю?

– Конечно, хочу! И не только чаю.

– Хорошо, я тебя накормлю. – Она провела его в свой закуток и усадила на мягкие подушки. – Скажи, вы уже нашли жрицу?

– Нет еще. Мне хотелось бы, чтобы это был кто-нибудь из местных. Но я тебе говорил, они все такие… Словом, если они не разрушат храм, в нем будет хозяйничать моя сестра.

– Мариша? – Ламлея на секунду задумалась. Кажется, она когда-то видела Маришу, но так давно, будто в прошлой жизни… – А я и не знала, что она посвятила себя Светлой.

– Все мы в какой-то степени посвящаем себя ей, – пожал плечами Коннор. – Мы несем свет, пытаем разогнать тьму… Кстати, о тьме, ты слышала об Эвеллане?

– Да, но ничего определенного. – Было только имя, и туманные слухи, словно клочья тумана, стелившиеся над землей. Слухи перетекали из одного уха в другое, но лишь кормили загадками.

– Говорят, зло собирается под его знаменами. Магистр Даш обеспокоен и собирает у себя консулов и капитанов.

– Когда? – Сердце у нее замерло. Если уж сам Даш, значит, это серьезно, и ее смутные опасения, увы, обретут почву под ногами.

– В начале следующего месяца. Честно говоря, я ехал к нему и по дороге заскочил к тебе. Ты будешь?

– Я не могу, – покачала головой Ламлея. – Хотела бы, но не могу. Будет много людей, я не могу бросить их… Но, умоляю, напиши мне обо всем и пришли с голубиной почтой! Это ведь капитул, верно?

Коннор кивнул и отрезал еще один ломоть хлеба.

Капитул. Всеобщее собрание в резиденции магистра, на которое стекаются даже маги, обычно стоящие особняком от людских дел.

Словно прочитав ее мысли, сенек положил руку ей на плечо и тихо сказал:

– Да, будет война.

– Но они не посмеют! – Вырвалось у нее. Взяв себя в руки, Ламлея продолжала: – Консулам следовало быть строже и не допускать роста черной магии.

– Консулы тут не причем, виной всему – люди. Стоило им поощрить одного, как на его месте возникали десятки – ты же знаешь, с какой скоростью они плодятся.

– Разве магистр не в силах загнать их обратно в норы, откуда они и вышли? Сила Ильгрессы крепка….

– У них есть Эвеллан. Ты, наверное, не знаешь, но недавно они убили консула. Там, на юге. Убили играючи, будто неопытного ученика.

– Значит, они на юге? – вздохнула жрица. Она не могла сидеть и расхаживала из угла в угол; длинный конец пояса метался за ней, словно хвост за пантерой.

– Да, и много. Послушай, Ламлея, – он взял ее за руки, – ты должна приехать. Сейчас нам, как никогда, нужно единство.

Жрица смущенно опустила глаза и покачала головой. Она была привязана к людям, она не могла их бросить даже на пару недель, особенно теперь, когда зло, словно чума, расползалось по городам и весям.

– Ну, как знаешь. Если что, напиши капитану Нешу, он тебя проводит.

– Мне не нужна защита, я жрица Светлой, – улыбнулась Ламлея.

– Ещё как нужна! И тебе – в первую очередь. Я говорил тебе про консула… Так знай, что здесь, в трех днях езды от Кадеша, среди бела дня напали на двух помощниц жрицы и сопровождавшего их мага. Все трое мертвы.

Ламлея прижала руки к лицу и пробормотала:

– Куда катится мир?

– Я бы на твоем месте обратился за помощью к Светлой. Скажи ей, что чем дольше она медлит, тем больше теряет. Ладно, – Коннор вдруг заторопился, – мне пора. Будешь меня искать – я в «Трех конях».

Все меняется, а привычки Коннора – никогда. Сколько она его помнила, он всегда останавливался в «Трех конях».

Проводив друга и клятвенно заверив его, что она поговорит с Ильгрессой, Ламлея вернулась в храм. Мучившее ее все эти дни беспокойство будто обрело материальную форму и, словно тяжелая наковальня, обрушилось на нее, придавив ворох повседневных забот. Может, все-таки стоит съездить к магистру? Коннор не станет просто так настаивать, он не из той породы.

Несомненно, следовало переговорить с Ильгрессой, но не сейчас, а немного позже, когда ее мысли перестанут хаотично метаться по голове и выстроятся в строгую логическую цепочку.

Их с Ильгрессой связывало гораздо больше, чем просто отношения жрицы и ее божества. Достаточно того, что Ламлея нянчила ее младших детей. Она знала их всех, знала, кто что любит и кто чего боится. Еще бы, ведь они росли на ее руках! И непоседливый Миарон, добрейшей души мальчик, которому Ламлея втайне от матери носила конфеты. И серьезная не по годам Изабелла, любившая сидеть у облачного окна и смотреть на землю.

Больше всего, конечно, она любила Дейю. Дейя вообще была всеобщей любимицей, даже ее холодная, запершаяся на своем острове тетка, изредка бывая у младшей сестры, не могла удержаться от улыбки, глядя на неё. Она мягка, но в то же время рассудительна и больше всех походила на мать. Ильгресса хотела отдать ей недавно обращенные северные земли, омываемые морем Уэлике. Это решение, безусловно, огорчило Амандина, но Ламлея полагала, что Светлая поступила правильно, доверив неокрепшие умы старшей дочери. Амандину еще самому многому нужно было научиться перед тем, как учить других.

Дейя, светлоокая светоносная Дейя, спокойная, будто полноводная равнинная река, чистая, словно рассветное весеннее небо. Ламлея в тайне надеялась, что её стараниями затуманенные сердца северных племен обратятся к свету.

«Интересно, какой этот Эвеллан?» – размышляла жрица, развешивая травы для просушки. Его никто не видел, поэтому каждый наделял разными качествами. Одни говорили, что он – наполовину оборотень, другие – что это обыкновенный черный маг. Третьи утверждали, будто он состоит в родстве с Ильгрессой. Но Ламлея никому не верила, зная наверняка только то, что он есть, и что он – их главный враг. Враг, набравший силу и теперь намеревавшийся нанести удар. Враг, безжалостно уничтожавший всех, кто служит Ильгрессе, на которого не действовали заклинания и амулеты. Он был гораздо страшнее тех злобных обделенных колдунов, с которыми до этого успешно справлялись капитаны и консулы.

Ламлея боялась за Светлую – выдержит ли она этот удар, сможет ли защищаться? Вдруг Эвеллан, это обобщенное воплощение бродящего по миру зла, окажется сильнее? Успокаивало то, что он пока далеко, за горами. Ему не пробраться сюда незамеченным.

Вопреки первоначальному решению Ламлея все же поехала к Дашу. Она нашла его встревоженным и исхудавшим. Магистр говорил мало, но и того немного, что он сказал, хватило для того, чтобы понять – Светлая и ее мир в опасности. Не будет больше их благостного благополучия.

Постепенно съезжались остальные участники капитула, и от каждого она узнавала о новых сетях, расставленных злом. Черные маги, раньше тайком готовившие для страждущих приворотные зелья, теперь открыто смеялись в лицо жрицам и пробуждали к жизни потусторонних чудовищ. Они собирались вместе, совершали таинственные ритуалы и с помощью наемников захватывали все новые территории. Заполучив в заложники кого-либо, служившего Светлой, они пытали его, пытаясь выведать, как лишить силы Ильгрессу. Один из капитанов с содроганием рассказывал о телах, развешенных для устрашения на перекрестках дорог. И за всем этим стоял Эвеллан – тот, кому они молились, тот, кто жаждал занять место Ильгрессы.

Ламлея возвращалась домой с тяжелым сердцем – так много сказано, но ни одного светлого лучика надежды, надежды на то, что войны не будет. Магистр Даш объявил всеобщий сбор.

Но где и когда произойдёт эта битва? Откуда ждать удара?

Ламлея решила задержаться в горах – когда еще представится случай пополнить коллекцию минералов? Побродив несколько часов среди выветренных камней, жрица без труда набрала полную сумку. Вернувшись, она измельчит минералы и смешает их с травами.

– Не подскажите, как спуститься вниз?

Она обернулась на звук человеческого голоса. Перед ней, прислонившись спиной к валуну, стоял темноволосый мужчина. Он выглядел уставшим, сквозь недельную щетину проступала болезненная, зеленоватая бледность.

– Как Вы здесь оказались? – Ламлея сочувственно посмотрела на него.

– Моя лошадь пала, я брел без дороги…

– Сколько дней?

– Пять лун.

Пять ночей под пронизывающим ветром под открытым небом… Немудрено, что он так выглядит.

– Вы, наверное, голодны…

Он покачал головой:

– Нет, все, чего я хочу, это выбраться на дорогу.

Ламлея порылась в сумке, достала фляжку и протянула незнакомцу:

– Это поможет Вам восстановить силы. Не беспокойтесь, я покажу Вам дорогу, даже провожу до ближайшего селения.

– Спасибо, не нужно, – улыбнулся незнакомец и отхлебнул из ее фляжки. – Мне нужна только дорога. А Вы кто? Нечасто встретишь в горах людей… Вы травница? – Он покосился на ее сумку.

– Травница. – Ламлея предпочла не говорить об истинном роде своих занятий – теперь это небезопасно.

– Как же Вы не боитесь ходить тут одна? – Незнакомец вернул ей фляжку.

– Вы же не боитесь, – усмехнулась она.

Взяв лошадь под уздцы, Ламлея знаком предложила ему следовать за собой.

Они шли молча: она впереди, он, на небольшом отдалении, позади. Ламлея несколько раз порывалась расспросить о том, кто он, но не решалась. Незнакомец выглядел таким отстраненным, полностью погруженным в себя, ей не хотелось нарушать его одиночество, и она молчала, украдкой бросая взгляды через плечо.

– Вот эта дорога приведет Вас в Гвешем.

Он молчаливо поблагодарил ее и зашагал прочь. Проводив его взглядом, Ламлея свернула с дороги, чтобы набрать хвои, благо в сумке еще оставалось место.

Неделя пронеслась в повседневных хлопотах. Они вдруг навалились на нее, как снежный ком, полностью подчинив себе все ее существование.

А потом на нее обрушились новые, непредвиденные заботы – Ламлея узнала, что одна из ее помощниц собирается замуж. Не будь Серия помощницей жрицы, ее будущей преемницей, она бы обрадовалась, но в будущем году Серию должны были посвятить Ильгрессе, а это исключало брак. Правила надлежит соблюдать, а они гласят: жрицы должны быть незамужними. В идеале – еще и непорочными, «Но кто сейчас блюдет древние традиции?», – вздохнула Ламлея. Она устала журить помощниц за те поцелуи, которые они раздавали возле ограды (хорошо, что у них хватало ума не приводить поклонников в священный сад!), устала напоминать, что служение – это подвиг, что оно должно полностью поглощать всё их существование. Саму ее не в чем было упрекнуть. «Я делю свою любовь на всех без остатка, а не эгоистично дарю ее кому-то одному», – любила повторять Ламлея.

Что ж, придется искать новую помощницу. Не может же она запретить любить? Значит, выбор Серии тогда, четыре года назад, был неверен – она создана для обычной земной жизни, со всеми ее радостями и горестями. Таких, как она, большинство, счастливое беззаботное большинство. Они могут посвятить жизнь себе, а Ламлея с детства посвятила ее Свету. Жалела ли она? Нет, налагаемые на нее ограничения не мешали ей, она никогда о них не задумывалась. Были ли у нее поклонники? Конечно, были, да и как же иначе, она неизменно привлекала взгляды. Красота ее не была исключительной, в ней нельзя было выделить ни одной яркой неповторимой детали, но было в Ламлее что-то, что заставляло ее запомнить, запомнить не лицо, а образ, манеру разговора, выражение глаз, походку.

Поклонники были, но всех она отвергала: сначала ласково, затем жестко и безапелляционно. Они для нее не существовали, они ничего не могли ей дать, так как любовь с самого рождения жила в ее сердце.

Размышляя о Серии, Ламлея шла по оголившемуся саду, ища слишком разросшиеся за год кусты. Она останавливалась, о чем-то шепотом беседовала с ними и обрезала омертвевшие ветви. Юркие пташки вертелись возле ее рук – улыбаясь, Ламлея кормила их зернышками. Птички садились ей на плечи, приносили в клювах яркие бусинки ягод – она благодарила их и принимала скромные подарки.

Зашуршала листва под чьими-то ногами – наверное, одна из помощниц. Увлеченная пернатыми друзьями, Ламлея не сразу обернулась, а, обернувшись, вскрикнула – перед ней стоял тот самый незнакомец, которому пару недель назад она показывала дорогу в горах.

– Что Вы здесь делаете? – Жрица недовольно сдвинула брови. Птички разлетелись, осыпав ее листопадом из ягод рябины. – Здесь запрещено находится посторонним.

– Моему другу нужна помощь. Я искал жрицу, но в храме никого не было…

Ох уж эти девчонки, опять хихикают с кем-то по углам!

– Что за помощь? – Ламлея увлекла его к храму, мельком бросив взгляд на блекнущее небо.

– Он болен. Его бросает то в жар, то в холод, а кожа покрылась струпьями. Мне посоветовали найти жрицу…

– Вы нашли ее, не волнуйтесь. – Она улыбнулась, наблюдая за тем, какой эффект произвели на него ее слова. Но эффект оказался странным. Вначале на его лице отобразилось обычное в таких случаях удивление, но потом оно на миг потемнело. Ламлее стало неловко под его взглядом, напряженно замершем на ее амулете.

– Ну, конечно, жрица! – пробормотал незнакомец.

– Вас это огорчило?

– Нет, почему же, – медленно проговорил он и улыбнулся. – Просто никогда не подумал бы, что жрица Светлой будет в одиночестве бродить по горам. Там ведь так неспокойно, повсюду разбойники, злые маги…

Жрица пожала плечами и, велев ему обождать, прошла к себе за холщовой сумкой, которую неизменно брала к больным.

Когда она вышла, незнакомца не было. На его месте стоял маленький мальчик.

– Здесь был человек… – Ламлея удивленно огляделась по сторонам.

– Он ушел, – ответил мальчик. – Я проведу Вас, я знаю дорогу.

Всю последующую неделю жрица никак не могла отделаться от мыслей о таинственно исчезнувшем незнакомце. Почему он ушел, почему огорчился, узнав о том, что она жрица? Припоминая черты его лица, его манеру разговора, она никак не могла понять, к какому народу он принадлежит. Обычно Ламлея легко определяла, из какого места приехал тот или иной человек, но в этот раз отчего-то не могла.

Уступив своему любопытству, она послала Элвин проведать больного, попросив между делом расспросить его о друге. Больной шёл на поправку (он отравился каким-то редким ядом), но утверждал, что не посылал товарища за жрицей.

– Какого друга? Мне внезапно стало плохо, я попросил племянника сбегать в храм…

Этот рассказ, несколько раз повторенный слово в слово, окончательно разрушил и так не крепкую цепь догадок. Ламлея недоумевала, она пребывала в растерянности. Ведь она видела его, говорила с ним – почему же они все утверждали, что его не было? Не был же он плодом ее галлюцинаций?

Она бы сдалась, убедила себя, что ей все привиделось, если бы не мальчик, тот самый мальчик, который привел ее к больному – он тоже видел этого человека.

Было пасмурно. Ламлея только что вернулась из соседнего селения. Она устала, а в голове вертелся рой вопросов. Там, в селении, был колдун. Или колдунья. Скорее всего, проездом, иначе бы погибли люди. Ее позвали, чтобы снять порчу с детей – они неподвижно сидели перед окнами и, не переставая, икали. Ламлея думала, что они видели колдуна и хотели предупредить о его появлении взрослых, но не успели.

Черная магия, повсюду черная магия, словно клубок шипящих змей!

Задавая корм птицам, она заметила следы – они четко отпечатались на мокрой земле. Кто-то кругами ходил вокруг храма, временами делая шаг за пределы заколдованного круга, а потом затерялся во влажном уснувшем осеннем саду.

Ламлея последовала за цепочкой следов; они привели ее в самый дикий уголок сада, к девственным зарослям сирени. Тут следы таинственным образом обрывались, но не мог же человек взлететь, словно птица! Она в недоумении смотрела на тонкие хрупкие ветки, сквозь которые проступало серое, наполненное влагой небо. Кто же бродит по ее саду?

Постояв немного и стряхнув с куста блестящие капли, жрица пошла обратно. И тут увидела его. Того незнакомца. Он стоял на дорожке и смотрел на нее. Смотрел, не отрывая взгляда.

– Опять Вы? – удивилась Ламлея.

Он кивнул и сделал несколько шагов в ее сторону.

– Кажется, я уже говорила Вам, что сад – это запретное место. Ну, да ладно, – смягчилась она, невольно опустив глаза под его взглядом, который будто бы хотел вобрать в себя всю ее душу, – чем я могу Вам помочь? По Вашим следам я поняла, что Вы давно ждете… Если Вашему другу опять плохо, Вам следовало обратиться к одной из моих помощниц – обе они сейчас в храме.

– Мне не нужны Ваши помощницы, – покачав головой, ответил незнакомец. – Мне нужны Вы. Я пришел, чтобы увидеть Вас.

– Зачем? – Она сразу же поняла, что задала глупый, ненужный вопрос.

Он отвел взгляд и тихо ответил:

– Я должен был Вас увидеть. Я не могу Вас не видеть.

Решившись, незнакомец шагнул к ней, но, не дойдя пары шагов, остановился.

– Уходите. – Ламлея пыталась найти слова, которые бы его успокоили, но не находила. Обычно у нее была приготовлена дюжина утешений и объяснений для отвергнутых поклонников, но они разом куда-то исчезли, испарились.

– Нет. Я хочу Вас видеть. – Он смотрел ей прямо в глаза.

– Уходите! Немедленно. Вам нельзя здесь быть. – Она попыталась пройти, но он преградил ей дорогу. – Пропустите!

– Разве я держу Вас? – горько усмехнулся незнакомец.

В саду повисло тягостное молчание.

Наконец он отошел в сторону и отвернулся, делая вид, что рассматривает небо.

Ламлея в нерешительности сделала несколько шагов. Должна же она сказать что-нибудь, не может же она вот так, просто, уйти. Нужно как-нибудь его утешить, объяснить… Но предательские слова никак не рождались.

Почувствовав, что она смотрит на него, незнакомец обернулся. Ламлея думала, что он что-то скажет, но он промолчал. Усмехнувшись своим мыслям, незнакомец стремительно затерялся среди оголившегося осеннего сада.

Все последующие недели с ней творилось что-то неладное: она думала о нем. Сначала мысли были короткими и ненавязчивыми, но потом они начали преследовать ее, травить ее душу, будто охотничьи псы. Ламлея гнала от себя эти мысли, убеждала себя, что глупо столько думать о человеке, которого она видела всего три раза, который даже не назвал своего имени, но чем больше она себя убеждала, тем больше думала.

Это было наваждением, помешательством. Выходя в сад, Ламлея каждый раз втайне надеялась, снова увидеть его, и корила себя за то, что так обошлась с ним тогда – слишком резко и грубо. Нельзя, нельзя было ранить его, ведь он пришёл к ней с открытым сердцем, а она, жрица Светлой, поступила так, как поступает обыкновенная кокетка. Нет, она должна найти его, должна объяснит ему…

А потом Ламлея поняла, что объяснять придется не ему, а себе собой, объяснять, что он не должен полностью занимать ее мысли, что она жрица Ильгрессы, и у нее есть определенные обязательства перед богами и людьми. Она всегда считала, что неподвластна наваждениям, а теперь попалась, будто пташка в умело расставленный силок.

Помощницы заметили произошедшие в ней перемены – Ламлея стала бледна и рассеянна – и правдами и неправдами пытались выпытать причину охватившего ее недуга. Жрица ссылалась на усталость, бессонницу и еще больше уходила в работу, чтобы у нее не было ни единой свободной минутки для праздных мыслей. Ей было стыдно, стыдно за свою слабость.

Так продолжалось до нового года, а после ей стало казаться, что наваждение отступило. Ламлея вздохнула с облегчением, решив, что это было испытание, посланное, чтобы проверить крепость ее духа. Что ж, она его прошла, а то, что она изредка еще думает о нем, естественно – ей просто жаль его.

Когда наступила весна, пришло письмо от Коннора: он звал ее к себе, просил приехать, чтобы помочь сестре, обустраивавшей только что отстроенный храм. В Кадеше пока было спокойно, и Ламлея решила принять приглашение: перемена мест – это то, что ей нужно.

Зима на севере длилась дольше, поэтому взятые теплые вещи пришлись как раз кстати. Жрица с интересом рассматривала пейзаж – холодный, пустынный, но по-своему притягательный. Здесь все было не так, как она привыкла, и людей было мало, порой за день пути она никого не встречала.

Дикий суровый край…

Низкий утопающий в снегу горизонт вернул прежние воспоминания. На нее нахлынула беспричинная тоска, память в который раз воскрешала перед мысленным взором сцену в саду. Она никак не могла понять, чем же он понравился ей, почему так крепко отпечатался в ее сердце – стоит закрыть глаза, она безошибочно воспроизведет каждую черточку его лица.

То, что Ламлея до этого успешно обходила стороной, теперь накрыло ее с головой. Ей было страшно. Страшно оттого, что она не знала, что с этим делать, раз даже дорога не в силах излечить ее. Может, все дело в том, что равнина слишком пустынна? Да, конечно, так и есть, равнина необитаема, ей не с кем поговорить, ее переполняет чувство вины, и она думает о нем. Когда она увидит Коннора, то перестанет думать. Скорей, скорей бы доехать!

Где-то там, на границе цивилизованного мира и мира диких племен, Ламлея остановилась на ночлег в небольшом трактире. За окном завывала вьюга, и она с удовольствием скользнула в спасительное тепло прокуренных стен.

Ноги промокли, поэтому, заказав простой ужин, жрица сняла сапожки и удобно устроилась перед очагом. Кроме нее в трактире было еще двое, на место перед очагом никто из них не претендовал, довольствуясь кружечкой эля у стойки.

Заскрипев, хлопнула входная дверь, впустив в помещение струю холодного воздуха. Еще один посетитель. Ламлея пододвинула табурет поближе к огню, подставила ему ладони…

Обычно, зайдя в трактир, люди делают заказ, но новый посетитель молчал. Тогда жрица решила, что это кто-то вышел, но вновь раздавшиеся голоса двух охотников разубедили ее. Значит, кто-то всё же вошел. Но почему же он молчит?

Не выдержав, Ламлея обернулась и прикрыла рот рукой, встретившись глазами с тем, о ком думала все эти месяцы. Он стоял на пороге, с головы до ног закутанный в меховой плащ, припорошенный белым тающим покровом. Светлая, как же он изменился, как осунулся, будто от долгой болезни! На веках разлилась болезненная синева, глазные яблоки впали… А зрачки смотрят на нее оттуда, будто из бездны. Смотрят пристально и не мигая.

Он не дал ей сказать ни слова – казалось, одно движение, и он был уже рядом с ней. Еще миг – и Ламлея ощутила тепло его пальцев. Сама не зная, что делает, она не отняла руки, будто загипнотизированная его взглядом. Ее сердце бешено билось и стремилось к нему; она ощущала, как жар разливается от его пальцев по самым дальним клеточкам ее тела.

– Как…? – Только и смогла выдавить она из себя, не в силах отвести от него взгляда.

Вместо ответа незнакомец наклонился и поцеловал ее. Полностью отдавшись хаосу мыслей и желаний, она не оттолкнула его, упиваясь новым чувством, которое мутной пеленой застилало здравый смысл.

– Нет, нельзя. Я не могу! – Собрав последние силы слабеющего разума, Ламлея отстранила его и поспешно надела непросохшие сапожки. Уехать, немедленно уехать, пусть даже ее заметет вьюга!

– Что в этом преступного? – Он крепко сжал ее руку. – Скажи, объясни мне!

Она подняла голову с твердым намерением найти нужные слова, но так и не нашла.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

Ламлея медлила, не решалась ни ответить, ни уйти. Она должна была сказать «нет», но как она могла?

И он снова поцеловал ее, поднял на руки. Она не сопротивлялась. Пусть несет, куда хочет, пусть делает то, что хочет.

Было только тепло, это шедшее от него тепло, волнами расходившееся по телу.

Когда он вновь прижал её к груди, Ламлея поймала себя на мысли, что она никогда еще не чувствовала себя такой свободной и счастливой.

А за окном захудалого трактирчика бушевала метель. Пусть бушует, ей теперь все равно. У нее есть его дыхание.