Текст книги "Тайна лотоса (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
Кажется, Суслик, ты сумела поймать его на вранье! Ну, выкручивайтесь теперь, мистер Атертон!
– Дочери лорда всё записывали в тетрадочки красивым почерком, – усмехнулся он. Фиг поймаешь такого! – А их общий муж только рисовал да в пьяном угаре уничтожал сакральные рисунки, созданные тысячелетия назад.
Сусанна заметила, как Реза передёрнул голыми плечами. Наглость, Суслик! Он тебе плед отдал. Спешил напоить чаем. Теперь утоляет твоё любопытство, а ты… Так пусть сходит в спальню за одеждой. Что ты мне предлагаешь?
Сусанне достаточно было чуть отвести руку с пледом, и Реза молча скользнул головой ей на колени и расправил по своей груди край пледа. Только не усните тут, мистер Атертон! Суслик, пусть лучше спит, чем так плотоядно на тебя смотрит!
– А когда Маргарет умерла… Тогда кто писал в дневнике?
Мистер Атертон, ну продолжайте уже рассказ. Вы так не до мумии, а до меня доберётесь!
– А никто больше и не писал дневников. И никто так и не узнал про гробницу до маленького инцидента…
Реза замолчал и улыбнулся так нехорошо, что Сусанну вновь пробила дрожь. А потом так неожиданно вытянул из-под пледа руку и дотронулся до щеки Сусанны, что она откинула голову, оставив в его пальцах натянутую прядь.
– Когда же ты прекратишь меня бояться? – Реза вытянул из серьги запутавшуюся прядь. – Мужчины не устраивают с женщинами таких длинных прелюдий. Я не вор, я не беру чужого.
И он вновь спрятал руку под плед. На языке так и крутился вопрос – с чего она вдруг чужая? Но Реза заговорил раньше:
– Просто я не могу до сих пор поверить, что ты живая… Чёрт, – он тряхнул головой и почти уткнулся носом во втянутый живот Сусанны. – Представь себя на моём месте… Вот ты пишешь роман. Может даже делаешь к нему зарисовки – я ведь видел, что ты тоже рисуешь, и вдруг встречаешь своего героя во плоти. Это попахивает мистикой… Или сумасшествием… В моём случае вторым. Я несколько вечеров всматривался в тебя, пытаясь отыскать десять отличий, – он вновь усмехнулся и вперился в потолок, вернее в кончик носа Сусанны, которая старалась глядеть прямо перед собой, чтобы забыть, что Реза лежит у неё на коленях. – Я искал и не находил. И начинал сходить с ума ещё больше… Я ведь не совсем соврал тебе… Когда рисуешь женщину в стотысячный раз, ты уже до безумия любишь эти черты… Понимаешь, только черты… И я убеждал себя, что в моих рисунках пустота, а в тебе есть душа, которую я не смею ранить.
Сусанна чувствовала, как сердце подскочило к горлу.
– Я сама взяла ключ.
Суслик, зачем ты напоминаешь ему… А я не могу. Не могу больше слушать его слова… Он сумасшедший, а я нормальная. Я понимала, что будет, а он нет… Я видела перед собой просто необычного мужчину, а он… Он видел своё наваждение. Ты опять его оправдываешь… А, может, он играет с тобой… Ага, и Аббас играет! Я собственными глазами видела ворох рисунков! Их невозможно нарисовать за три дня даже мистеру Атертону!
– Ты не понимала, что делаешь, а я понимал… – Реза прикрыл глаза и сложил на груди руки.
– Не лежи как мумия! – почти вскричала Сусанна и тут же почувствовала его руки на своей талии.
– Так лучше?
Сусанна молча кивнула, не в силах попросить его просто сесть рядом и закутаться в плед. Ей он больше не нужен!
– Так что с мумией?
– Её больше нет.
– Это я уже слышала.
– Ты её даже видела.
Сусанна опять задрожала, и Реза сильнее прижал её к себе.
– Ты видела её последнюю часть в шприце…
Суслик, он же конченный псих!
– Там был героин, – Сусанна надеялась, что правильно произнесла слово. Надо было сказать «drugs», но хотелось показать себя умной, чтобы он прекратил нести чушь!
– Это Аббас так думает.
Сусанна взглянула в лицо Резы, тот вновь лежал с закрытыми глазами, но продолжал говорить, и речь его, пусть медленная, оставалась достаточно чёткой и плавной.
– Ты слышала про средневековое лекарство, которое готовили из мумий? – Сусанна кивнула, на уроках истории говорили про это средневековое медицинское шарлатанство. – Ну так вот… Не знаю, как мой отец дошёл до такой степени помешательства, но он решил, что это спасёт меня. Откуда он взял рецепт, не знаю, и что в нём, кроме мумии, не знаю тоже… Он колол мне его сам, пока я был маленький, а когда приступы участились, а ему приходилось надолго отлучаться в музей, он научил меня смешивать порошок с кровью скарабеев. Ты ещё меня слушаешь?
Сусанна кивнула, но потом сообразила, что он не смотрит на неё, и сказала вслух «yes, I do».
– В крови насекомых нет эритроцитов, потому она не красная, а немного желтоватая, но в ней тоже растворен дыхательный пигмент – гемоцианин – бесцветный белок. Тебе это не интересно, знаю… В общем, возможно я подсел на шарлатанство, но даже если эта дурь просто успокаивала меня психологически и потому помогала телу снова начать дышать, я обязан жизнью этому фараону. И потому я восстановил все росписи в гробнице, чтобы и он продолжил наслаждаться загробной жизнью. Вот так… Если ты посчитаешь меня сумасшедшим, я не обижусь.
– Как же он насладиться жизнью, когда его тела больше нет?
Суслик, ты действительно задала этот вопрос? Да, с сумасшедшими следует поддерживать разговор, так учат в полицейских боевиках. Разве не так?
– Ну, египтяне, конечно, умели делать мумии, но при этом понимали, что ничто не вечно… Потому клали в гробницу статую умершего. Если с мумией что-то случалось, то Ка переходил жить в статую.
– И потому ты разговариваешь со статуей?
– Нет, – усмехнулся Реза. – Я разговариваю со статуей, потому что долго считал его живым, он – друг детства. Про то, что его тело постепенно перебирается жить в моё, я узнал только перед самой смертью отца. Я его тогда в лоб спросил, что я смешиваю. И когда отец ответил, что толчёную мумию и кровь навозного жука, я назвал его сумасшедшим и сказал, что больше не притронусь к этой гадости. Но во время приступа как-то изменил своё мнение, – Реза усмехнулся. – И всё же у меня хватило ума не рассказать про мумию Аббасу, а уж после смерти отца я крепко держал язык за зубами, чтобы они не отправили меня в Абассею, больницу для душевнобольных.
– А как же брат Сельмы?
– Что? Что брат Сельмы? – Реза вновь начинал злиться, и Сусанна испугалась, что его руки сейчас переломят её пополам. – Я был не в силах больше скрывать проколы в венах. Последние года приступы стали слишком частыми. Я сказал Аббасу, что покупаю у Махмуда героин. Он приходил к нам довольно часто, чтобы Аббас верил моих словам. А я всего-навсего давал Махмуду пару украшений, чтобы он продал, и Сельма бы никогда не отдала за гроши своё тело. Только прошу, не говори ничего Аббасу.
Реза открыл глаза.
– Это действительно была последняя доза. Если оно действительно помогало, то я могу не пережить следующий приступ. Если же нет, то я научусь жить без уколов.
Сусанна с трудом могла дышать, и не только от рук Резы, пережавших ей талию, сколько от спокойствия его голоса. Если в его словах хоть что-то правда, то этот человек открыто с улыбкой смотрит в глаза смерти. Ужас…
– Я тебе ещё один секрет открою.
Реза улыбался, и она попыталась улыбнуться в ответ.
– У меня сегодня день рождения. Потому я хотел, чтобы ты была рядом.
Что? Сусанна еле сдержалась, чтобы не закричать вопрос вслух.
– Я не прошу никакого подарка. Ты не думай. Просто я никогда не отмечаю его. Мой отец боялся считать мои годы, потому что считал каждый прожитый мною день. А тут я решил, что хоть один раз я должен задуть свечки… Возможно, в первый и последний раз. Ты так не думаешь? – Сусанна судорожно кивнула. – Аббас и Латифа бы не согласились, отец их выдрессировал. Но при тебе они будут покладистыми.
Сусанна вновь кивнула.
– Я могу спечь торт.
– Спеки.
Реза улыбался, и Сусанне впервые не захотелось спрятаться от его улыбки.
– Ты хочешь, чтобы я сделала следующий шаг?
Лицо его в миг стало серьёзным.
– Я же сказал, что не беру чужое. Не смей ещё раз предлагать мне себя.
Сусанна сжала губы. Дура, ты можешь нормально строить фразы?!
– Я говорила про продолжение книги, – пролепетала она, чувствуя, как его пальцы скользнули с талии под грудь.
– Тебе понравилось моё продолжение?
– Да, – и она не врала. Его продолжение оказалось очень органичным. – Я именно таким и видела фараона. Вернее Райю… Вернее… Я запуталась…
– Это нормально. Это более чем нормально. Любовь – слишком странная непредсказуемая игра… Однако у тебя изначально в роман заложена неверная идея любви. Это в эпоху сентиментализма решили, что в любви нужно обязательно страдать, и пошло-поехало… Любовные треугольники, жертвы и так далее и тому подобное… Египтяне слишком любили жизнь, чтобы тратить её на страдания. Любовь должна нести свет и радость, а не отчаяние, потому что-то, что ты имеешь в жизни, ты уносишь с собой в вечность.
– А если любовь запретная?
– Запретной любви не бывает. Это снова выдумки современного общества.
– Но жрица Хатор и фараон…
Только договорить Сусанна не успела. Реза поднялся с её колен и скинул плед.
– А с чего ты взяла, что у них любовь? Нен-Нуфер постоянно думает о Райе лишь потому, что он первым поцеловал её. Вот и всё. Если бы ты позволила Пентауру поцеловать её, она бы тут же забыла Райю… Ну, помнила, конечно, – усмехнулся он тут же, – но уже просто потому, что он первый, а не потому что он единственный. Короче, она бы перестала им бредить.
– Я не согласна.
– Потому что ты не египтянка, но ты женщина. Ну скажи – ты ведь помнишь свой первый поцелуй, потому что это было в диковинку, но это не значит, что ты не хочешь получить следующий от совершенно другого мужчины. Ну? Разве не правда?
Только бы не облизать губы! Только бы не покраснеть!
– Я не могу ответить, потому что у меня не было первого поцелуя.
Фу, Суслик, ты это сказала!
И Реза сразу откинулся на противоположную ручку дивана.
– У вас в России что, парни слепые?
– Нет, – Сусанна перебрала в голове весь словарный запас. – Просто у нас девчонки зрячие. И я… Я не бываю в местах, где целуются просто так.
Реза кивнул и прошептал:
– У Лавры очень красивый некрополь…
И тут Сусанна поняла, что вспыхнула, потому что Реза закрыл лицо ладонями, но она и так видела, как смех сотрясает его плечи.
– Я не хотел… Извини… Больше не буду. Ты собиралась дать фараону ответ?
Реза отнял от лица руки – как же быстро он надевает непроницаемую маску, а ведь хохотал, кажется, от души… Души у него нет, Суслик! Люди, которые одной ногой в могиле, так беззаботно себя не ведут. Он тебе либо врёт, либо… Никакого «либо„нет! Он уже привык к тому, что умрёт. Что тут странного? Да всё странно, Суслик, всё… Хватит! Есть вещи, о которых не стоит думать слишком много. А стоило бы подумать! Например, о паспорте! Пусть о нём думает Аббас. Здесь есть один здравомыслящий человек. Этого более чем достаточно!
Сусанна набрала в лёгкие воздуха…
– May peace be with you…
– And also with you, – перебил Реза.
Сусанна опустила глаза. Почему от его взгляда бросает в дрожь?
– Фараон не позволит ей обратиться к себе, как к царевичу Райе, понимаешь?
Сусанна кивнула, не поднимая глаз.
– И он отошлёт Асенат, согласна?
Сусанна вновь кивнула.
– Тогда сядь за стол и прочитай продолжение, – Сусанна вскинула глаза. Реза продолжал испепелять её взглядом. – Я хотел сперва убедиться, что у нас сходятся мысли прежде, чем дать тебе продолжение. И, если ты согрелась, оставь мне плед. – Сусанна вновь согласно закивала. – Там немного написано, и если ты прочитаешь мою писанину раньше, чем за час, не буди меня. Я не спал всю ночь, караулил солнце. Пусть меня разбудит к завтраку Латифа, ладно?
Сусанна кивнула. Пусть спит. Она теперь будет согласно кивать на всё, чтобы он не предложил. Надо убраться отсюда раньше, чем мистеру Атертону вновь станет плохо.
Глава 28
Сусанна отодвинула кресло и наткнулась на кошку. Ну? Сама уйдёшь или мне стоя читать?
– Санура!
Как мистер Атертон догадался, что там кошка? Ну, раз в кровать её не пускают, где-то она должна спать! Ага, в ногах хозяина! Кошка устроилась на диване совсем по-хозяйски, Резе даже пришлось ногу подтянуть. Свезло, ничего не скажешь! Твоими молитвами, Суслик!
Сусанна придвинула к себе печатные листы – на глаз их пять… Когда успел настрочить столько? Только задавать вопрос уже было некому – Реза мгновенно провалился в сон. Счастливый, мне б так засыпать… Счастливый? Это кого ты, Суслик, счастливым назвала?
Сусанна опустила глаза в текст. Нынче придётся довольствоваться своими скромными познаниями, потому что телефон лежит в спальне, а ходить бесшумно, как мистер Атертон, она пока не научилась. Только руки потянулись к ящику. Она приподнимала его двумя руками, чтобы тот не визжал по полозьям. Пуст! Ни одного рисунка. Второй – папки с документами. Кажется, заказы, но лучше не лезть – не моё. А рисунки – твоё, Суслик? Да, моё! Из-за этих рисунков я сижу здесь в египетском наряде, охраняя сон полуголого и полусумасшедшего мужика! Интересно, кто выбросил их: точно ведь не мистер Атертон! Неужели Аббас? Или вездесущая мадам Газия успела и тут прибраться? Чего гадать – читай, пока хозяин спит.
« – Мир тебе, ца…
– И тебе мир, жрица Хатор, – фараон поспешил поймать готовые сорваться с губ Нен-Нуфер слова. Как обе они смогли оказаться вместе у пруда и как возможно, что Нен-Нуфер до сих пор не знает о нём правды? – Боги нынче милостивы ко мне, посылая в моё уединение два прекрасных цветка.
Фараон поймал руки племянницы, не позволив обнять себя. Всё, что он сказал нынче Сети, он повторял уже не один день перед статуей Хатор, и теперь Богиня послала к нему свою жрицу, чтобы проверить твёрдость его намерений относительно Асенат. О, Великая Богиня, пусть поступь моя ныне не тверда, но воля твёрже камня Великих Пирамид. Каким же жалким он был все эти дни, что Сети убоялся показать ему дочь и удержался от рассказа про Нен-Нуфер. А этот рассказ он желал услышать более всего остального. Таить от фараона тайны не в праве даже старший брат!
– Как же я рад, что ты наконец вернулась, Асенат. Мой сын спрашивал о тебе. Беги же к нему и скажи, что мы вместе станем обедать у пруда. И по пути отдай распоряжение об обеде. И пригласи отца, коль встретишь…
Он говорил скороговоркой, боясь, что Асенат раскроет его тайну перед Нен-Нуфер. Он должен сказать ей сам… О, Великая Хатор и Великая Маат, позвольте мне исправить содеянное… И вот ресницы Асенат задрожали, розовые губы приоткрылись, и он поспешил подтолкнуть девочку в спину.
– Поторопись же! Или я должен повторять просьбу дважды?!
Он слишком груб с племянницей. Да только грубость ныне оправдана. Она отвратит куда более страшное – она отвратит слёзы от глаз цвета листьев лотоса.
Асенат склонилась перед ним слишком низко – так не склоняют головы перед детьми фараона, но, Слава Великим Богиням, удержалась от придворного обращение. И следом Нен-Нуфер склонилась перед ним, как делала и прежде, и лотос пал к её ногам. Три шага, самых быстрых в его жизни, и вот он поднял цветок и протянул хозяйке.
– Великая Хатор неспроста сводит нас снова. Никак не мог я оказаться здесь в этот час и ты не могла сама прийти ко мне.
– Я не шла к тебе, мой господин. Я сопровождала Асенат, которую уже месяц учу грамоте по просьбе Амени, Сети и твоего Божественного брата. Ты послал Асенат во дворец… Хатор наградила меня немотой, и я не смогла остановить бедное дитя. Молю, защити её перед отцом! Сети запретил нам покидать дом… В том моя вина, что она ослушалась отца. Она всего лишь хотела показать мне этот пруд с лотосами.
Месяц, целый месяц она была так близко, и Сети умело все эти бесконечно-мучительные дни скрывал присутствие двух самых желанных для него женщин. Почему? Один их взгляд мог отвратить его от вечерних возлияний!
– Отчего Сети запрещает ей приходить туда, куда вход открыт всякому, кому есть что сказать властителю двух земель?
Руки сами нашли тонкие запястье, и фараон не сумел сдержать порыва и сжал их, вновь нарушая запрет Хатор.
– Не думай плохого на брата, – шептала её жрица, и он не мог отвести взгляда с вздымающегося ожерелья. – Он хотел представить дочь Его Святейшеству готовой завоевать его сердце, как женщина.
Фараон наконец сумел взглянуть в лицо нежданной гостье.
– Сердца не завоёвывают дважды. И единожды отдав, не просят обратно. Нет ли другой причины запрета?
– Есть, – взгляд жрицы вновь лежал на его золотых браслетах. – Мне известно, как тяжко нынче Его Святейшеству, но я молюсь о нём, как и прежде, всякую ночь и всякое утро…
– И Великая Хатор, как и прежде, слышит твои молитвы, – перебил фараон, боясь промедлением ещё больше разгневать Богиню. – И потому велела тебе нарушить запрет Сети и прийти самой, чтобы утешить своего повелителя. И одного взгляда твоего довольно, чтобы излечить меня. И пусть Великая Хатор покарает меня, коль нынче я возьму в рот что-то, кроме воды. Станешь ли ты свидетелем моей клятвы, мой прекрасный лотос?
Он сжал запястья сильнее, почувствовав желание жрицы отстраниться.
– Я не понимаю тебя, царевич Райя…
– Асенат сейчас приведёт царевича Райю, чтобы он наконец узнал, кто такая Нен-Нуфер, а пока пусть Нен-Нуфер узнает, кто перед ней, и простит повелителю двух земель его невинную ложь, ибо наказан я за неё сполна.
Нен-Нуфер вновь дёрнулась, и он вновь не отпустил её.
– Я прикасаюсь к твоим рукам в последний раз. Не торопи разлуку. Она неотвратима, но Великая Хатор не зря вновь дарит нам уединение. Каждая встреча с тобой осушает меня до дна и каждое прощание наполняет вновь живительными силами. Я уже говорил, что за твоей спиной стоит Богиня, но нынче она улыбается. Я чувствую её улыбку и не будет довольно корзин, чтобы сложить в них все дары, что я повелю отослать в Фивы. Не молчи, мой прекрасный лотос. Наше время слишком кратко, чтобы тратить его на молчание. Скажи, что прощаешь меня. Ты видела мои слёзы, которые я прячу от других с тех самых пор, как перестал быть царевичем Райей и стал фараоном Тети. И наши слёзы связали нас сильнее любых клятв. Ты умеешь хранить тайны, как умеет хранить их Сети и как умею хранить их я. И как храню я память о нашем поцелуе. Он озаряет мой день, как лучи Амона озаряют Кемет. Ну скажи хоть слово, воспитанница храма Пта!
– Пусти меня, мой повелитель.
И фараон выпустил её запястья, но ещё долгую минуту глядел на розовые следы, оставленные обезумевшими пальцами.
Только тишина оказалось краткой. Асенат всполошила весь дворец, но первым всё же к пруду прибежал Сети.
– Мы умеем хранить тайны, подчиняясь воле Хатор, – успел сказать фараон до появления прислужников, несущих опахала и столы.
Сети кивнул и обернулся к бегущим наперегонки детям. Царевич опережал, но Асенат не отставала, высоко подняв мешавшее платье. Нен-Нуфер рухнула в подставленное прислужником кресло, и Сети поспешил сесть по её левую руку. Фараон опустился в кресло напротив, хотя и знал, что жрица Хатор больше не поднимет на него глаз.
На фоне худой, что тростинка, Асенат, сын показался фараону тучным. Ничего, вот сбреют непослушный детский чуб на макушке, и полнота уйдёт в рост. Однако бедный едва дышит. С трудом далась ему победа над Асенат, а та так и не вспомнила про платье, и никому не дотянуться чтоб одёрнуть его. Какие же они ещё дети! О, Великая Хатор, хватит ли фараону мудрости вырастить для Асенат достойного мужа и спокойного правителя Кемету из того, кого покойный отец ни разу не взял на руки? Фараон перевёл взгляд на Нен-Нуфер – для чего Богиня привела к нему её? И к нему ли? Неспроста он солгал у гробницы отца, неспроста искала она царевича Райю, и неспроста сын вышел к посланному ею стражнику…
– Райя, отдышись и поприветствуй нашу гостью, – голос фараона звучал твёрдо и сухо, но сердце не в силах было держать душу в спокойствие. – Знаешь ли ты, кто перед тобой?
– Да, отец, – мальчик поклонился сначала фараону, а затем уже Нен-Нуфер. – Асенат рассказала мне о своей наставнице. Означает ли это, отец, что и мне будет дозволено учиться у жрицы Хатор?
И он вновь склонил голову. О, Великие Боги, чьими устами вы только ни говорите. О, да… Это то, зачем вы послали ко мне Нен-Нуфер.
– Да, это то и значит. С этого дня она и твоя наставница. И помни, что Великая Хатор не любит ленивых.
Райя не поднимал глаз, зато их подняла Нен-Нуфер, и фараон, не вынеся их света, опустил тяжёлые веки.
Сети молча протянул через стол полный фиал, но фараон не взял. Тогда Сети повернулся к Нен-Нуфер, и та молча приняла из его рук виноградное вино. Асенат с Райей, не дожидаясь приглашения, уселись на циновку у ног фараона, и Сети не посмел потребовать от дочери сесть в кресло и поднял свой фиал.
– Жизнь, здоровье, могущество! В милости Амона-Ра, царя богов! Я молю Ра и всех богов и богинь нашего сладостного края, чтобы они ниспослали всем присутствующим здоровье!
Фиал поднялся к губам Нен-Нуфер, увлекая за собой взгляд фараона. Его губ коснулась вода, только обожгла, как перебродившее пиво.
– Я заберу царевича в свой дом, – голос Сети пролетел над столом ледяным дыханием пустыни. – Чтобы никакие забавы не отвлекали его от учения.
О, да… Ты опережаешь моё желание оставить во дворце Нен-Нуфер! Тогда и себя забери в свой дом хотя бы на одну ночь, ибо нет сил вновь слушать твои обвинения и нет желания бросать тебе в лицо свои. И фараон опустил взгляд к циновке. Растерянность на лице сына заставила сердце сжаться. Его оторвали от матери, он только обрёл отца… И нынче его вышвыривают из дворца.
– Сети прав. Здесь тебе тяжело будет сосредоточиться на учёбе, но не тревожься… Рука мужчины должна знать не только перо, но и кнут. Прояви усердие в ученье, и я попрошу Сети показать тебе, как управлять колесницей.
Райя вновь склонился головой к циновке.
– У тебя не будет повода сердиться на меня, отец. Как не будет его у благородного Сети и у жрицы Великой Хатор. Но будет ли мне дозволено приходить во дворец к тебе?
– Нет, – мальчик вздрогнул от резкого отказа. – Я сам стану навещать вас, и если Нен-Нуфер дозволит, забирать обоих на охоту.
Он читал осуждение во взгляде Сети, но слово фараона закон в Кемете, и никто не смеет перечить правителю двух земель. Он протянул руку к фиалу, и вода вновь обрела живительный вкус. Следовательно, он делает то, что ждут от него не люди, но Боги…»
Кошачья лапа закрыла продолжение.
– Дай дочитать! – Но кошка не сдвинулась. – Что тебе от меня надо? Мадам Газия уже суетится на кухне. Не пошла бы ты к ней? Там тебя накормят! Ну ступай уже…
Только кошка в ответ развалилась на листе, и Сусанне пришлось прикоснуться к знаку скарабея на её лбу. Санура недовольно фыркнула и спрыгнула со стола. Сусанна подняла глаза. Реза наполовину раскрылся. – Укрыть его надо, да?
Санура запрыгнула на диван. Сусанна тяжело вздохнула и вышла из-за стола, чтобы поднять с пола плед. Она подтянула его спящему под самый подбородок, борясь с желанием прикоснуться к бритому затылку – какой он на ощупь? Да ладно, Суслик! От лёгкого прикосновения Мистер Атертон не проснётся! Но лишь Сусанна протянула руку, кошка пролетела перед её носом, оттолкнулась от книжной полки и перемахнула на голову статуи. Сусанна следила за ней, как в замедленном кино, но руки выставила молниеносно, поняв, что статуя падает прямо на неё. Только не рассчитала её веса, и они столкнулись с золотой красавицей лбами.
– Реза! Помоги!
Но тот спал и не слышал её зова. Тогда она перехватила статую поудобней, позволив полностью упасть себе на грудь. Только б ожерелье не попортить! Поднять эту глыбу невозможно, но вдруг получится опустить на пол…
– Leave it alone!
Это был Аббас. Она отступила и чуть не рухнула на Резу сама, вместо статуи, которую и Аббас не в силах оказался поставить на место. Тогда он вытащил её на середину библиотеки и уложил на пол. И вдруг как вскрикнет:
– Look! Your passport!
– What?
– This fucking statue fell to free you from my creepy brother!
Аббас нагнулся и действительно поднял с пола паспорт, который, наверное, Реза сунул между статуей и шкафом, чтобы не потерять. И тот провалился вниз. Сусанна схватила его влажной рукой.
– Реза сам вспомнил про шкаф, или ты решила обшарить библиотеку, пока он спит?
– Я ничего здесь не трогала. Это Санура запрыгнула на статую и повалила – я едва успела поймать. Ещё вчера подумала, что её держит? Оказывается – ничего!
– Похоже, они обе приревновали к тебе моего брата. Ты – первая женщина, которая переступила порог этого дома.
И Аббас многозначительно замолчал. Ну и пусть… Что он ждёт? Что она начнёт оправдываться? Не дождётся!
– А по какому поводу нынешний маскарад? Ждали, когда я проснусь? Так я ещё те снимки не обработал.
Аббас с гадкой ухмылкой осмотрел её, но Сусанна успела обхватить себя руками, чтобы прикрыть хотя бы грудь.
– Мы читали гимн Осирису! – выдала она жёстко.
– Тогда вопросов нет, – Аббас взглянул на спящего брата. – Опять кололся?
Сусанна замотала головой, выигрывая время, чтобы собраться с силами и не дать волю слезам.
– Он не спал ночью.
Дура, ну чего ты так за него распереживалась? Да любой нормальный человек распереживается! Я что, из железа? Нет, ты из золота, забыла? Не будь ты похожа на эту дебильную статую, он бы с тобой не возился. Ну и пусть. Похожа же! И всяко больше, чем на сестру, с которой общего только фамилия! Значит, это удача… Или мистика, что собственно одно и то же.
– Хочешь, пока Реза спит, я отвезу тебя в отель? Паспорт ведь нашёлся.
Сусанна похолодела от предложения Аббаса. А вдруг возьмёт и отвезёт!
– Нет! – почти выкрикнула она. – Я остаюсь до завтра. – И прочитав в его глазах удивление, тут же добавила: – У Резы день рождения. И я пеку для него торт.
Аббас даже отступил на шаг и руки в карманы сунул, и теперь спортивные штаны смешно оттопырились.
– Реза не отмечает дни рождения.
– В этом году он сделал исключение. Наверное, ради меня…
Суслик, а ты хамить научилась по-английски. Прогресс! Да мне скоро английский родным станет! Я уже на нём, кажется, и думаю! А ругаюсь так уж точно!
– Реза просил разбудить его к завтраку. Как понимаю, он только чай вчера пил…
– Так буди! – Аббас вытащил из кармана руки и махнул в сторону дивана. – Я собственно и искал вас по всему дому, чтобы пригласить к столу.
– Он просил, чтобы это сделала Латифа.
Сусанна сжалась. Это у американцев принято всех называть по имени, а на Востоке как? Ещё обидится, что она так фамильярничает. Только поздно, уже ляпнула. Лучше бы имя не запоминала. Но он, кажется, не обиделся.
– Реза решил посекретничать с матерью? – продолжал усмехаться Аббас. – Тоже из-за тебя?
Да, да… Всё из-за меня, а то как же! Реза, видно, решил объяснить матери причину праздника. Только бы не говорил мадам Газие правду! Она слёз явно не сдержит.
Сусанна опустила глаза. Если Реза увидит, что его сакральная статуя валяется…
– Аббас, мы сможем вдвоём поднять её и отнести в гробницу?
– Зачем?
Ну что за идиот!
– Она не может тут валяться! И ещё, – эта мысль пришла нежданно-негаданно. – Ящик с рисунками пуст. А вдруг если статуя не будет больше маячить перед глазами, Реза прекратит рисовать… – Хотелось сказать «меня», но в последний момент Сусанна проглотила слово.
– Ты психологию в школе изучала?
Ну почему эта постоянная усмешка?! Она ведь заботится о его больном брате!
– Бери эту дуру за ноги, а я перехвачу на середине, – неожиданно согласился Аббас. – И не оставляй с ним паспорт. Положи мне в карман.
Фу ты… Кажется, и правда разум остался только у Аббаса. Суслик, ты чего? Неужели всё же думаешь, что мистер Атертон нарочно спрятал твой паспорт. Да от сумасшедшего всего можно ожидать!
Сусанна взялась за ноги статуи и сумела поднять аж на уровень живота, потому что статуя теперь почти ничего не весила. Аббас двигался медленно и осторожно. К счастью дверь из библиотеки вела в гостиную, а вот выходить в коридор пришлось осторожно. Мадам Газия стояла в дверях кухни, наскоро обтирая руки полотенцем. В глазах её читался дикий ужас, и она с таким жаром затараторила по-арабски, что Сусанна испугалась за рассудок женщины. Но Аббас достаточно грубо и коротко оборвал мать, и та покорно придержала им дверь, но в мастерскую Аббас мать не позвал. Он завалил статую в куст жасмина и, оставив Сусанну придерживать ей голову, бегом спустился вниз и распахнул дверь настежь. Теперь предстояло самое сложное. Не оступиться. Казалось, спуск занял вечность, но вот они уже внутри, около статуи фараона. В пьедестале виднелось углубление – законное место второй статуи.
– Держится, – изрёк Аббас, когда они вдвоём осторожно опустили статую в углубление.
Но Сусанне этого показалось мало. Она обхватила её руками и попыталась раскачать – золотая глыба стояла, как влитая. Тогда она обняла статую фараона – он тоже не падал.
– Оставайтесь с миром! – отступила от них Сусанна и низко поклонилась.
– Тоже тронулась?
Аббас схватил её за плечо и попытался развернуть к двери.
– Я хочу снять ожерелье.
И серьги тоже! И, не найдя ларца, Сусанна опустила украшения просто на стол. Сразу стало легче дышать, и она поспешила прочь из гробницы, и, пока Аббас закрывал дверь, уже была наверху.
– Я поднимусь на крышу за одеждой.
Когда она спустилась в шортах и футболке, Аббас уже сидел за столом и подле её тарелки лежал паспорт.
– Мать решила не будить Резу. Так что мы завтракаем вдвоём?
– А почему мадам Газия не ест с нами?
– Она уже поела. А ты действительно собралась печь торт?
Сусанна кивнула. Аббас тяжело вздохнул и крикнул матери, наверное, поторопиться. Сусанна уставилась в скатерть. А что если Реза разозлится на них за самоуправство со статуей? Так не хотелось портить мистеру Атертону его первый день рождения. Решение казалось теперь слишком спонтанным – что это она раскомандовалась в чужом доме… Только вздыхать поздно. Авось обойдётся. И он всегда может притащить статую обратно.
Глава 29
Сусанна первым делом решила спрятать паспорт. Рюкзак не оправдал доверия. Теперь очередь чемодана – она сунула паспорт под подкладку на самое дно и потянулась к телефону, чтобы найти рецепт торта, но, увидев сообщение от сестры, чуть не выронила его. И даже когда поняла, что родители всё ещё не знают про её побег из отеля, не сумела сдержать дрожь в ногах и плюхнулась на кровать. Уже застеленную. Господи, мадам Газия успела побывать и здесь!
Живот до сих пор крутило от крепости кофе. Хозяйка бухнула в её чашку от души или со злости, но Сусанна не жалела, что заглотила кофеиновую бомбу. Вставать на рассвете не для растущего организма. Но если она завалится спать, Реза останется без обещанного торта. Живо нацепить длинную юбку и бегом на кухню!
Гугл переводил названия ингредиентов на английский, а Аббас уже по-арабски объяснял матери, что нужно гостье. За пять минут она собрала необходимые для медовика продукты и осталась в кухне одна. Аббас сообщил, что собирается заняться обработкой фотографий, а мадам Газия исчезла молча. И то верно, Реза не допускает мысли о двух хозяйках! Тоже мне, хозяйка нашлась! Ещё недавно ты считала себя пленницей мистера Атертона. Сколько вообще настоящий хозяин собирается ещё спать? Не разозлится ли он в дополнение к статуе ещё и на то, что его не разбудили к завтраку? Впрочем, тут её вины нет, она честно передала его просьбу матери.
