Текст книги "Тайна лотоса (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– А можно взглянуть на пруд?

Реза кивнул, поднялся и протянул ей руку. Ту, в которую недавно вошла игла. Ту, на которой оставалась заметной рана, спасшая её от придурка на улице.

Они прошли мимо кустов, закрывавших вход в гробницу, и Сусанна содрогнулась.

– А мумия отца есть?

– Нет. Больше нет.

– Раймонд передал её музею?

Реза рассмеялся.

– До сих пор никто не знает про гробницу. Он содрал в первой камере все росписи, чтобы никто из посетителей мастерской не догадался, что находится за стенкой. В угоду своей художественной страсти и дани первой египетской профессии, он всё зарисовал. По его рисункам я и восстановил росписи…

Реза раздвинул кусты – гранатовые, небось, и вывел Сусанну на площадку. В свете окаймляющих пруд фонариков, она увидела мозаику из лотоса, и в тёмной воде уже раскрылись белые цветы.

– Прекрасный лотос в мутной воде… Как чистая душа в несовершенном теле…

Мистер Атертон, уберите с моих плеч руки! Тело моё точно несовершенно… Абсолютно… Да пустите же меня!

Сусанна дёрнула плечами и чуть не свалилась в пруд, но Реза успел ухватить её за руку?

– Устала?

От вас, мистер Атертон! От вас! Куда вы опять меня тащите?

– Мне хочется показать тебе рассвет над пирамидами. С крыши открывается прекрасный вид. Сейчас спальня в твоём распоряжении, – он распахнул дверь и откинул портьеру. – Если уснёшь сразу – хорошо. Тогда я смогу разбудить тебя тихим стуком в стекло. Если же ты его не услышишь, спи дальше… У нас в запасе ещё один рассвет.

– Если вы найдёте мой паспорт.

Сусанна нырнула под портьеру. Реза остался на улице.

– Я совсем забыл про паспорт, – он мотнул бритой головой, и Сусанна поверила в забывчивость – Реза явно ещё не пришёл в себя до конца. – А ты хочешь, чтобы я его нашёл?

Прежняя улыбка и уже недобрая.

– Очень хочу!

Реза нагнулся к ней, но не коснулся губами щеки.

– Лейла Саида.

И Сусанна сама закрыла дверь, повернув замок. Зачем, Суслик? Вторая дверь всё равно не закрывается. Чем баррикадироваться будешь? Страхом! Чем ещё?

Сусанна достала из чемодана щётку – чистка зубов всегда успокаивает. Всегда! Только в ванной комнате не оказалось ни мокрого платья, ни мокрых полотенец. Реза сам прибирался? Ага, мужчины в этом доме ничего не делают. Мадам Газия всё убрала. И за ней тоже.

Сусанна вернулась к комоду, чтобы снять тяжёлые серьги. Ёлки, ожерелье исчезло, а на его месте лежали её серёжки. Отлично! Что-то он забыл, а о чём-то прекрасно помнит! Главное, пусть не забывает, что спальня в её личном распоряжении хотя бы до рассвета!

Глава 26

Кровать действительно оказалась слишком большой для одного человека. Сусанна попыталась лечь сначала на один край, потом на другой, затем на середину, но сон не шёл. Тогда она включила лампу и уставилась на растёкшуюся по потолку тень, но и это не помогло уснуть. Тяжело вздохнув, Сусанна откинула одеяло и подошла к двери в сад. Прогуляться, что ли, у пруда? Нельзя! Вдруг там Реза! И всё же можно подышать воздухом через щёлку, но только лишь Сусанна открыла дверь, по её ногам тут же скользнула мягкая шерсть.

– Так это ты снова не давала мне уснуть?

Но Санура ничего не ответила и запрыгнула на подушку.

– Отлично. Теперь мне не осталось выбора, куда лечь.

Только кошка опять промолчала, и Сусанна забралась обратно под одеяло. Однако лампу выключать не стала. С кошкой и светом спокойнее. Если он будет выключен, она точно будет знать, что кошмар происходит во сне, а не наяву. Спокойного сна тебе, Суслик!

Кошка вытянула лапу и дотронулась до Сусанны.

– Погладить?

В ответ раздалось урчание, и Сусанна вновь уткнулась носом в тёплый бок. Сон только того и ждал, чтобы принять её в свои объятья. Однако оказался кратким. Или не очень… Или вообще продолжался, ведь в комнате было темно. Сусанна потянулась к лампе и увидела подле себя тень. Только испугаться не успела, потому что тень обернулась и заговорила:

– Я не хотел тебя разбудить.

Реза отошёл от кровати к открытой двери в коридор.

– Я заметил свет и решил, что ты не спишь, а потом хотел тихо выключить лампу, но не получилось, увы. Ты всегда засыпаешь со светом?

Какая разница, что она начала бояться темноты только в Египте. Можно согласно кивнуть.

– Как Санура сюда попала?

– Я впустила её. Зачем же ей из-за меня лишаться привычного места!

– Она никогда не спала на кровати. Тем более со мной.

– Прости, я не знала, – Сусанна тронула подушку: песка на ней, кажется, нет. – Чисто. Но можно сменить наволочку.

Реза едва слышно усмехнулся.

– Это что, приглашение присоединиться к тебе?

Дура ты, Суслик! Язык бы тебе морским узлом завязать!

– Я подумала…

Да ничего ты не подумала! Ты ляпнула чушь, чтобы только не молчать в ожидание того, что скажет он. А вот что подумал мистер Атертон…

– Я рад, что зашёл… Никогда не думал увидеть в своей кровати женщину…

Сусанна подтянула одеяло к самому носу. Лучше бы она погасила свет. Он не отогнал кошмар, он привёл его к ней.

– Спи, моя царица. Я приду за тобой на рассвете.

И Реза ушёл и даже дверь затворил. Сусанна выдохнула. Он ушёл и забрал с собой сон. И кошки нет, чтобы обнять. Зачем выгнал бедное животное? Или Санура сама сбежала при виде хозяина? Она бы тоже сбежала, будь у неё документы.

Она закрыла глаза. Бесполезно. Свернулась калачиком. Не помогло. Вытянула ноги, и одеяло странно зашуршало. Включила свет. В ногах лежал лист бумаги. Вот зачем приходил Реза! Принёс очередной, миллионный по счёту, рисунок, чтобы она нашла свой портрет на рассвете. Ничего. Она найдёт его прямо сейчас.

Листов оказалось аж три. И то были не рисунки, а распечатанный английский текст. Ничего, у неё по переводам всегда пятёрка. Это разговорной практики не было. До нынешней недели.

«Шёл двадцатый день четвёртого месяца времени сбора урожая пятого года правления царя двух земель Тети III. Бог-солнца Ра в своём ночном путешествии уже достиг четвёртой провинции и вновь установил на земле иерархию четырёх рас, где выше всех стояли люди Кемета, затем белые-ливийцы, за ними жёлтые-азиаты и наконец чёрные-нубийцы, а фараон до сих пор не спал. Он вслушивался в тишину дворца, стараясь уловить дыхание Сети, спавшего за занавеской. Ровное. Значит, не проснётся, когда он на цыпочках пройдёт мимо, чтобы направиться на террасу. Там он ляжет на голые плиты, и, возможно, их холод подарит долгожданный сон. Только Сети проснулся и с тревогой уставился в лицо брата.

– Райя, ступай спать.

Всегда, когда Сети хотел напомнить фараону о братском авторитете, он обращался к нему по имени, данном отцом при рождении. Имя, которое он принял после восхождения на престол, не часто произносилось вслух, больше значилось в официальных документах. Им он подписал вчера свиток, чтобы опустить в Реку для начала половодья. Правда, рука дрожала сильнее вод Великой Реки. В месяц шему, когда каждый житель Кемета, вышедший из младенческого возраста, спешит помочь со сбором урожая, властитель двух земель, вместо серпа, взял в руки фиал с вином. И не сладость винограда оставалась на губах, а горечь бессилия перед судьбой…»

– What the fuck!

Сусанна поправила подушку, чтобы удобнее было подсунуть листы под лампу. Суслик, ты же сама велела ему писать продолжение! Я не говорила этого вслух! Так он, похоже, научился читать твои мысли…

« – Ступай спать!

Сети поднялся с походной кровати, которую велел поставить подле царской спальни, и сжал кулаки. Фараон вздрогнул, припомнив детские драки из-за вечно сломанных луков. Сейчас Сети не посмеет его ударить, и всё же прежнее преклонение перед силой братских кулаков страхом поднялось в груди фараона.

– Не могу уснуть, – сказал он жалобно, совсем как ребёнок, пришедший ночью в материнскую спальню.

– Пригласить к тебе светлоокую ливийку?

Ох, как жаль, что он был босым. Так бы и запустил в наглое лицо сандалией! Да, их никто не слышит сейчас, но сколько можно изводить его язвительными шуточками!

– Это последний раз, когда я позволил себе с тобой откровенность.

– Конечно, – Сети продолжал сжимать кулаки. – Больше тайн и не будет, потому что ты теперь не в состоянии вывести колесницу даже из ворот! Никогда не думал, что из-за женщины ты позабудешь долг перед Кеметом!

– Я помню свой долг. Много лучше чем ты свой! Научись придерживать язык с фараоном, как ты сдерживаешь коней в его колеснице!

– Я сдерживаю коней, чтобы сохранить тебе жизнь. И сейчас я бросаю тебе в лицо правду про твою жрицу, чтобы сохранить для Кемета правителя.

– Нен-Нуфер не имеет к этому никакого отношения! Сколько раз я должен повторить это?

– Столько, сколько необходимо, чтобы я поверил тебе, – выдохнул Сети. – Это началось с разговора со жрецом, и не смей отрицать! Что ты попросил у Пентаура? Разрешения уложить на своё ложе жрицу Хатор!

– Не смей!

Кулаки сжались сами собой, но фараон заставил ноги стоять на месте.

– Не смей приписывать мне грехи, которых за мной нет! Я довольно прогневал Великую Хатор, но нынче и душа, и тело мои свободны от греховных помыслов. И я вижу, что Хатор простила меня… Я столько молил Пта, и он не слышал меня, но стоило жрице Хатор замолвить обо мне слово – я получил ответ.

Сети сделал шаг к фараону и теперь мог бы дотронуться до его груди, но нет, даже наедине он не позволял себе лишних вольностей.

– Так Пентаур принёс ответ от Амени?

Фараон покачал головой.

– Мы говорили с ним о твоей дочери.

– Какой прок в беседах с простым жрецом, когда мы ждём разрешение от Амени?

– Пентаур не простой жрец. Он жрец бога Пта и отличный врач. Даже если Амени даст разрешение на брак, я не возьму твою дочь.

На мгновение воцарилась тишина. Сети открыл рот, но фараон успел остановить его поднятием руки.

– Я возьму твою дочь, но не сейчас. Когда мы видели Асенат последний раз до прошлого разлива Реки, у неё и груди ещё не было…

– Девочки взрослеют очень быстро, – не смог сдержаться Сети.

– Насколько быстро… Даже если грудь её станет половинкой граната, Асенат не готова ещё стать матерью. Я слишком её люблю, чтобы подвергать опасности.

– Ты взял Никотрису в тринадцать. Асенат скоро исполнится двенадцать.

– Не сравнивай их. Никотриса уже в десять лет носила платья. Она в мать. И твоя дочь в мать. Сам вспомни, как тяжело было в родах твоей жене. Я не сделаю подобного с твоей дочерью.

По лицу Сети ускользнула тень.

– Ты только что сказал, что я не люблю жену.

– Я этого не говорил. Я сказал лишь то, что не хочу подвергать твою дочь опасности, которой ты подверг её мать по незнанию. Ты не виноват, а мне придётся каяться и перед Хатор, и перед Таверет, если с Асенат случится беда. И вот потому я пью. Потому что оставлю Кемет ещё на три года без наследника. Отец слишком рано ушёл в иной мир, вручив мне бесплодную жену.

– Теперь ты обвиняешь отца! Ты знал с рождения, что женишься на Никотрисе, потому что нет больше во дворце царской крови, достойной тебя, и то не был выбор отца, то был выбор Богов. И теперь выбор Богов – моя дочь, и никто из нас не смеет противиться высшей воле.

– Ты ничего не знаешь про волю богов, а я знаю! – фараон поднял руку и оттолкнул брата. От неожиданности Сети даже пошатнулся. – Моя гробница закончена. Осталось расписать её. И если я не дождусь брака с твоей дочерью…

– Ты и в правду не дождёшься, коль не прекратишь пить!

– Не смей перебивать своего повелителя! – уже рычал фараон. – Если я умру, ты отдашь Асенат Райе, и в их наследнике будет довольно отцовской крови, чтобы править Кеметом. А пока мой сын подрастает, ты будешь направлять его действия во благо Кемета.

– Райя, ты болен? – голос Сети задрожал. – Ты что-то скрываешь? – Фараон покачал головой. – Так отчего ты вдруг заговорил о сыне, которого даже не ты учил стрелять из лука?

Фараон отвернулся.

– Я был ему плохим отцом, но я хочу остаться добрым дядей для Асенат много больше, чем плохим мужем. Мой Райя на год младше твоей Асенат, но когда придёт время, он будет уже способен произвести потомство, и она будет способна родить здорового ребёнка, – фараон тяжело вздохнул и поманил к себе Сети. – Не смотри, что Райя бастард. Смотри на то, что в нём моя кровь. И рождён он был в любви.

Фараон ухватил Сети за плечи и уткнулся головой ему в грудь.

– Отчего Боги столько лет оставались глухи к моим молитвам? И отчего хватило одной от Нен-Нуфер, чтобы у меня открылись глаза? Отчего?

Сети обнял его и прошептал на ухо:

– Я не понимаю тебя, Райя. Что она сделала, кроме как раздразнила тебя своим телом?

– Она сказала, что молится за меня и Никотрису, и той же ночью я, тая последнюю надежду, отправился к Никотрисе. И что думаешь? – фараон продолжал прятаться на груди брата. – Я оказался бессилен. Что только она ни делала… И так весь этот месяц…

Сети затряс царственного брата за плечи:

– И потому ты пьёшь? Неужели? Никотриса никому не скажет.

Фараон усмехнулся.

– За кого ты меня принимаешь? Во дворце довольно женщин, чтобы опровергнуть её слова. Я пью, потому что отец ушёл слишком рано, оставив по себе никчёмного правителя, с которым не желают говорить Боги! Отчего я тратил на Никотрису столько лет вместо того, чтобы заниматься сыном? Слушай, не будь я тогда с Райей, я бы не узнал от него про Кекемура. Это знак от Хатор. Знак от неё, не от Пта. Это знак, что я должен теперь воспитать себе достойную замену. Райя умён, хотя и взбалмошен, как его мать. Он не усидчив в ученье, но коль найти ему достойного учителя, – теперь фараон держал брата за плечи. – Я всё думал послать его к Пентауру… Или Амени даст моему сыну иного учителя. И Асенат, твоя Асенат может учиться вместе с ним, и тогда я спокойно смогу начать роспись гробницы.

Сети молчал и не двигался, а потом сказал совсем тихо:

– Ступай спать, Райя.

– Я не могу уснуть. Неужто ты не понимаешь!

– Тогда я приведу к тебе кого-нибудь.

– Я не хочу женщину. Я хочу спать. Но Боги лишают меня сна…

– Ты сам лишаешь себя сна чрезмерными возлияниями и чрезмерными мыслями. Я приведу к тебе женщину, и ты уснёшь.

– Нет, лучше отведи меня на террасу. Ночные воды Реки дарят спокойствие и прохладу. Там я сумею уснуть.

И братья молча пошли плечом к плечу по длинному коридору, через тронный зал на террасу, затенённую пальмами от лунного света, и легли прямо на пол, будто вновь были мальчишками.

– Надо будет как-нибудь взять сюда Райю. Ему понравится, – сказал фараон, лёжа с открытыми глазами. – Я хочу послать в Фивы богатые дары. И обязательно скажу Тирии про Нен-Нуфер. Она не должна быть простой жрицей. Её слишком любят Боги.

Сети сжал брату руку.

– Её слишком любит фараон. Так что не смей даже заикаться о Нен-Нуфер перед Тирией. Женщины читают по глазам. Не навреди Нен-Нуфер за всё то добро, что она сделала для тебя.

Фараон минуту лежал молча.

– Наверное, ты прав. Она уже слишком натерпелась за меня… Я должен был оказаться подле Реки…

– Там оказался твой стражник. Это одно и то же. Не забывай, что ты правитель двух земель, а она всего лишь одна из жриц. И она не сделала ничего особенного. Мы приносим в храмы приношения, чтобы жрецы молились за нас.

– Ты снова прав. Возможно, ты должен воспитывать моего сына?

– Я ничего не смыслю в воспитании мальчиков. Не напрасно же Боги посылают мне одних дочерей, – усмехнулся Сети и подсунул руку под голову брата. – Спи, Райя. Я разбужу тебя на рассвете, и вместе с солнцем ты наконец вылезешь из хаоса мыслей и действий.

Но Сети ошибся. После прочтения гимна Осирису фараон, пошатываясь, спустился в пустые по воле брата покои. Сети опустился перед повелителем двух земель на колени и снял с него юбку, а потом за руку, словно ребёнка, спустил по двум ступенькам в купальню.

– Дальше я сам.

И всё же, когда фараон опустился в мраморную ванну, Сети успел первым поднять сосуд с водой и опрокинуть одним махом на голову царственного брата. Тот отряхивался и фыркал, как лошадь.

– Ещё один, и я сумею держать глаза открытыми.

Сети исполнил просьбу и велел подниматься. Завернувшись в простыню, фараон вышел из ванны и принялся несуразно растирать тело, пока Сети не сорвал с него простыню и не вытер насухо в два счёта, после чего фараон покорно растянулся на скамье. Сети ударил в ладоши. Тут же явились прислужники, и в шесть рук принялись натирать маслами мускулистое тело повелителя. Молоденькие служанки опустили на стол в царской опочивальне блюдо с финиками и фиалы с вином, и когда Сети подал им знак удалиться, фараон вскарабкался по ступенькам и рухнул в кресло. Царская рука тут же потянулась к фиалу.

– Ты обещал…

– Напомни мне это за ужином, – улыбнулся фараон, – а сейчас вели принести сенет. Я должен встряхнуть мозги перед встречей с чати.

После трёх проигранных в угоду брату партий Сети кликнул прислужников, и те помогли фараону облачиться в длинную юбку из тонкого льна и огромный воротник на половину груди, прикрыли плечи платком и возложили на голову корону с коброй. Братья вновь, как и ночью, двинулись по длинному коридору в сторону тронного зала. Только нынче плечи их не касались друг друга. Поступь фараона была тяжёлой, он смотрел вперёд и с каждым шагом двигался все быстрее и быстрее. Мимо проносились колонны в виде стеблей папируса, под ногами плыла плитка со сценами охоты, которую он всегда любил рассматривать, но сейчас он старался не опускать глаз, чтобы не запнуться. Фараон прошёл мимо склонённых стражников и быстрее обычного пересёк тронный зал, чтобы отыскать в троне желанную опору. Перед началом приёма посетителей предстояло выслушать сводку о сборе урожая. Фараон из последних сил сверял в уме услышанные цифры и, когда чати велел ввести первого просителя, несчастный правитель уже почти спал. Лицо фараона оставалось бесстрасно-спокойным, когда он изрёк:

– Хентика, сегодня ты сам вершишь суд.

– Слушаюсь, Божественный, – жрец Маат склонил перед троном голову, и богиня божественного равновесия и порядка, изображённая на его груди, вздрогнула, но фараон безучастно поднял к потолку глаза и сложил руки на коленях.

Просители сменяли друг друга, но правитель двух земель их не видел – перед его взором летали голуби, нарисованные на голубом небесном фоне потолка. Ладья Амона слишком медленно двигалась на Запад, и до того момента, как небесная ладья Осириса серебряным полумесяцем появится на горизонте, отпустив его спать, оставалось слишком много часов.

– Божественный может отдохнуть, – от шёпота чати фараон вздрогнул. – Нынче слишком много просителей.

Маат сжалилась над ним! И фараон чуть ли не бегом выбежал на террасу. Сети поспешил следом, чтобы принять корону.

– Я буду у пруда, если потребуюсь тебе. По пустякам или из-за обеда никто не смеет меня тревожить.

Сети кивнул, и фараон начал спускаться в сад, отмахиваясь по дороге от прислужников, чтобы те не вздумали идти за ним с опахалами. Добравшись до пруда, он думал сначала выловить голубой лотос, но решил, что сонливости ему нынче довольно и без дурмана. Он развалился в кресле, наслаждаясь тишиной и одиночеством, и даже расстроился, когда на соседнее кресло запрыгнула кошка.

– Прислужница Великой Бастет, я давно забыт Богиней… Быть может, в том её милость, ибо даже это ожерелье не в силах вынести мои плечи… А мне так нужна сила, чтобы отвратить неизбежное от моей несчастной Асенат.

Кошка перепрыгнула ему на колени, и фараон прижал её рукой, опустил тяжёлые веки и мгновенно уснул. Только Бастет не желала дарить властителю Кемета покоя. Кошка слишком сильно оттолкнулась лапами от живота, и фараон проснулся:

– Вернись!

Пусть хотя бы Бастет не покидает его! Он протянул руку, но кошка стояла слишком далеко. Ничего, он догонит её, если только сумеет выпрямиться. Кто это здесь? Кто посмел нарушить его приказ?

Глаза скользнули по тонким босым ногам, выше к платью, прикрывшему едва приметную грудь. Асенат! Он уже почти выкрикнул её имя и раскрыл объятья для непослушной дочери такого же непослушного отца, скрывшего от него возвращение племянницы, но тут туманный взгляд приметил у кустов ещё одну фигуру. Конечно, кто отпустит Асенат одну… О, нет, Великая Хатор, с одного фиала не может быть видений… Ты ведь не послала вновь свою жрицу во плоти…. »

Сусанна отшвырнула листы. На третьем пропечаталась всего лишь одна строка. На пустом листе должно быть продолжение того, на чём они остановились в гробнице. Хорош же, мистер Атертон! Как он смог написать столько текста за те пару часов, которые она спала? Может, наркотик – энерджайзер для него. А для тебя, Суслик? Ведь мистер Атертон ждёт твоего хода. Это же ролевая игра, ты ещё не поняла? Аббас же обвинил брата в том, что тот играет с тобой. Но ведь текстовая игра не опасна. Так чего ты ждёшь? Пиши ему ответ. На английском? Нет, я и так в переводчик в итоге залезла… Пиши, он ждёт. Нет, он спит. Озвучу ответ на рассвете, когда он за ним придёт. Спустимся к пруду и озвучим… Может, и прислужница Бастет вернётся. Бойся прислужниц богини любви, кошки никогда не приходят одни, они приводят за собой хозяев… Ступай уже спать, глупый мозг! Хватит доводить меня!

Сусанна погасила свет и уткнулась в подушку. На соседней лежали листы, но утыкаться в них носом она не стала. Она ведь только-только из них вылезла!

Глава 27

– Wake up, sleepy head. And don’t ask me for another five minutes this time ‘cause we have only five minutes left. Get up!

И Реза сорвал одеяло, которое Сусанна изо всех сил пыталась удержать у носа. Она специально улеглась в шортах, хотя их длина не оставляла простора для фантазии. Времени на одевание, как она и предположила, ложась спать, ей не дали. Уж лучше так, чем нестись за ним совсем голой.

– Я прочитала о фараоне, – выдала она уже в коридоре, но Реза только рукой махнул. Свободной! Другой он с такой силой сжимал её пальцы, что приходилось перепрыгивать ступеньки, чтобы не распрощаться с рукой. Не мог, что ли, разбудить на десять минут раньше?

На крыше её поджидала кошка. Он, выходит, не выгнал Сануру, а забрал себе для тепла. Радуйся, что не тебя! Потому что потом так же прогонит, как согнал кошку, выдернув из-под спящего животного плед. С богатой бахромой. Небось из запасов Латифы. О, она имя запомнила!

– Грейся пока!

Хорошо, что Реза накинул ей на плечи плед, а не футболку, которую стащил с себя. Сусанна отвернулась, не в силах видеть его руки, но вопрос относительно тела оставался открытым – на нём действительно ничего не растёт, или мистер Атертон умудряется каждое утро брить грудь? Самостоятельно! Над фараоном-то корпела толпа прислужников!

Уже почти рассвело, но пальмы оставались синеватыми, хотя на горизонте уже появилась яркая полоса… Появилась и исчезла, потому что под тяжестью руки Резы пришлось опуститься на колени и ощутить всю прелесть тростниковой циновки, на которой спала Нен-Нуфер. Надо было в джинсах спать ложиться! Мистер Атертон-то в джинсах. А ты радуйся, что он ограничился снятием футболки… Ограничился? О, нет…

Теперь она точно вперит взгляд в Пирамиды, пусть и скрытые пальмами, и не повернёт головы даже на тридцать градусов. Впрочем, боковое зрение никто не отменял, и его голые ноги совсем рядом.

– Переодевайся! Живо!

Перед носом появилось льняное платье. Живо – это значит за секунду? Сколько уже минут из пяти прошло? И переодевайся – это значит полностью? Впрочем, она вопросы вслух не задавала, боясь потерять драгоценные секунды. Суслик, а тебе уже нормально перед ним голой стоять, да? На две секунды, на две секунды! И только она оторвала руки от коленей, расправляя платье, руки Резы тотчас сомкнулись за её шеей. Ожерелье! И серьги… Так он за ними ночью заходил и браслетами. Какой спектакль на этот раз заготовил?

– А макияж? – спросила Сусанна, когда вторая тяжёлая серёжка оттянула ухо.

– У кого на рассвете есть время на макияж?

Ах да, фараон только после гимна Осирису пошёл в купальню. А они куда – в пруд, потому что на верёвке остались сохнуть вчерашние полотенца…

– А драгоценности тогда зачем?

– Можно выйти голым, но без золотых браслетов нельзя – неприлично. Ну, а женщина всегда успеет надеть ожерелье. Даже с закрытыми глазами. Не так ли?

Он смеётся или серьёзно говорит? Какая разница?! Он первый, кто серьёзно отнёсся к твоему творчеству. Он ещё на развалинах Мемфиса сказал, что готов помочь. Вот и помогает… Даже слишком.

Реза вновь усадил её на циновку, но теперь ноги её спасала ткань платья, а вот у него юбка всё же была коротковата. Бедный, и всё для неё старается… Да для себя он это делает! Закатай губу, идиотка! Ему нравится играть. Не ты первая! Аббас ведь использовал множественное число, произнося фразу «playing with kids». Главное, чтобы мистер Атертон не заигрался, потому что свиток, который он аккуратно опустил перед собой, придавив края камушками, точно не копия, слишком уж ветхий папирус. С ним явно похоронили фараона. Ему тысячи лет… А про мумию он так толком и не сказал. Её нет, но где она?

– Ты знаешь слова гимна Осирису?

Сусанна кивнула. Знаю… Читала… Наизусть не учила, и точно не по-английски.

– Тогда ты понимаешь, о чём идёт речь. Теперь просто повторяй за мной настоящий текст. Я буду проговаривать египетские слова медленно.

– Египетские?

– Ну не на английском же нам его читать!

Он смеётся или злится? Ничего, Суслик, повторишь. Ты английский долго повторяла за учителем, нифига не понимая… А сейчас будто понимаю! Похоже, не очень… Только на школьную пятёрку, а вот по жизни, кажись, ты, Суслик, двоечница, потому что тобой крутят, как хотят! А мне нравится игра, так что отстань! А то с Пашей, сытым музеями, кальян бы сейчас курила…

Сусанна уставилась на рисунки папируса. Почему в музеях они все рваные, а тут полотно, пусть и истончившееся от времени, но целое и яркое. Суслик, ты дура! Мистер Атертон же рассказывал, что его отец по просьбе музея переписывал папирусы. Это не настоящий, но достаточно аутентичный, как всё, что делают Атертоны!

Голая коленка Резы касалась её бедра и жгла кожу даже сквозь лён, но Сусанна побоялась демонстративно отстраниться. Обидится ещё… К тому же, Реза уже начал читать гимн, и она начала повторять за ним странные звуки. Первые слова дались с огромным трудом и казались чужероднее арабских, но уже на середине она стала признавать уже сказанные ей в начале гимна слова, и они слетали с языка быстрее фразы Резы. А когда тот замолчал, Сусанна даже пожалела, что гимн такой короткий… Короткий? Когда они, взявшись за руки, поднялись на ноги, солнце уже выплыло из-за пирамид и окрасило пески в оранжевые тона. Она бы так и стояла тут, щурясь на небо, если бы коварный утренний ветерок не забрался под лён. Заметив её дрожь, Реза поднял с пола плед и укутал её в него по самые уши.

– Я сейчас заварю тебе чаю, – говорил он, растирая поверх пледа замёрзшие плечи. – Пойдём в дом.

Её действительно колотило, будто она вылезла из проруби. Ты просто не выспалась, Суслик, и струхнула, как всегда. Сейчас переоденешься и станет легче. Нет, не хочу снимать плед. Он меня согреет. Или чай. Мне чай обещали. Только где, в библиотеке, что ли?

– Я сейчас вернусь с чаем.

Реза усадил её на диван и выскользнул в дверь. Сам как кошка, вернее лев, или тигр на охоте. Босые ноги ступают бесшумно – не желает домочадцев будить. Зато ты своей зубной дробью разбудишь! О, Санура! И даже даёт обнять себя! Может, тебе тоже с таким хозяином холодно?

Сусанна подтянула ноги к животу. В пледе можно не обращать внимание на то, что платье надето на голое тело. На ледяное тело. Да что ж такое? Может, простыла вчера? Стоит таблетку попросить, пока окончательно не развезло?

– С молоком и мёдом. Как в Англии.

Реза присел рядом, чтобы удобнее было придерживать горячую кружку у её рта. Сусанна сделала глоток. Пересластил, а ещё на мать наговаривает! Английский джентльмен, замотанный вместо штанов в тряпку… Картина маслом! Тогда представь, что он только что вышел из душа… Да не хочу я этого представлять! И с бритой головой он вообще на зека похож! Ещё скажи на скинхеда! На наркомана он похож, не забывай об этом! На обходительного наркошу…

– Реза, – промычала Сусанна, поняв, что тот не собирается отнимать от её рта пустую чашку. – Мне уже тепло.

Тепла ещё не было. Вернее оно было, но не от чая, а от взгляда, который приклеился к её губам. После её фразы Реза будто очнулся и машинально опустил чашку на пол. Зря ты так, Суслик. Теперь у него свободны обе руки… Так займи скорее его рот!

– Реза, – только бы от волнения не облизать губы! – Так что с мумией?

– Я же ответил – её больше нет!

Его тихий голос похож на рык. С чего это его так вопрос разозлил? Не вопрос, Суслик, а то, что ты отодвинулась на самый край дивана.

– Отец уничтожил её. Довольно такого ответа или хочешь услышать подробности?

Кажется, вчерашний ягнёнок переродился в волка. А был ли агнец божий вообще? Я что-то его не заметила…

– Раймонд жил очень скромно, стараясь растянуть то, что осталось от денег тестя, – начал Реза, не дожидаясь изъявления желания услышать продолжение истории многострадального рода Атертонов. – Доходов с экскурсий для богатых европейских туристов едва хватало на пополнение запасов виски. И вот пойми моего прадеда… Казалось бы, столько золота под боком. Боишься открыть тайну гробницы, так продай бедуинам статую по кускам. Так нет же, нет! Он только женские украшения взял да и то для того, чтобы подарить беременной Маргарет. Женские из мужской гробницы, понимаешь? Он решил, что фараон не очень разозлится на него за это. Понимаешь, к чему я веду?

Сусанна кивала. Что не понимать? Конечно, понимает… А вы, мистер Атертон, продолжайте. Вы ж про прадеда целый роман написали!

– Мой дед, пока срисовывал росписи в чужих гробницах, не считал открывателей и их покровителей ворами, а теперь вдруг понял, что нельзя брать чужое. Этими предметами фараон пользуется в загробном мире. Значит, взять их – как украсть у живого. Но зачем фараону женские украшения? Незачем. А у его бедной жены, отвергнутой отцом, есть только то, в чём она приехала в Александрию. Это жёны бедуинов носят всё золото на себе на случай, если муж вдруг прогонит. А Маргарет ехала в Египет почтить сестру, а не блистать на балах. Ну, а её сестра убежала из отцовского дома, можно сказать, вообще голой, окрылённая любовью. И вот Раймонд принёс ларец Маргарет и рассказал про находку. Она согласилась с ним, что об открытой гробнице лучше молчать до окончания войны, а потом пригласить в гости папу, и пусть он сам объявит о находке. Но когда она умерла, Раймонд ушёл в такой глубокий запой, что мог днями не подниматься из псевдопогреба. Наверное, тогда он и уничтожил росписи… Хотя это всего лишь мои предположения. В отличие от Картера мой прадед не вёл дневников.

– А откуда тогда ты знаешь его историю?