Текст книги "Тайна лотоса (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

Сердце в ночи билось куда тревожнее, чем днём. Он шёл к жрице Хатор, чтобы вымолить у Великой Богини снисхождение к его отчаянной заботе о племяннице, но к нему без зова явился служитель Великого Пта, одним словом разрушив веру в поддержку Хатор. Нен-Нуфер не жрица, но воспитанница храма, и коль молитвы её искренне, то это Пта, в силе жертвоприношений которому он смел сомневаться, всё время помогал ему.

Фараон отослал стражу, решив поговорить с сыном о наследовании престола, но мальчик так увлечённо рассказывал о движениях светил, что отец не смел перебивать и с каждой минутой всё сильнее поражался глубине знаний Нен-Нуфер и тому, с какой лёгкостью она увлекла в царство разума этого маленького ленивца. Обида, захлестнувшая его в саду, таяла, и разум просил сердце умолкнуть и позволить сыну вернуться за знаниями к пруду с лотосами. Но сумеет ли вернуться он? Теперь, зная, что гнев Богини не коснётся его, сдержать пагубное влечение к маленькой лгунье будет куда труднее. Да и посмеет ли она, лишённая защиты Великой Хатор, по-прежнему смело перечить своему повелителю? И что сделается с детьми, коль Нен-Нуфер станет его усладой?

Мальчик заворочался, и фараон протянул руку, чтобы поделиться с сыном жаром тела, лишённого сна, но не успел обнять. Песок зашуршал совсем близко с лестницей, от которой их отделяло всего с десяток шагов. Фараон вскочил, приготовившись сам встретить незваного гостя, кем бы тот ни был.

– Это я, – послышался тихий голос Сети, и его статная фигура в длинном одеянии забелела на фоне тёмного неба. – Спускайся в сад.

Заготовленные злые слова потонули в заполнившей рот слюне, и он, как в детстве, не задавая вопросов, поспешил за старшим братом. Их провожала лишь луна, а встречали только распустившиеся в пруду белые лотосы. Братья молча уселись в кресла и уставились в тёмный мозаичный пол.

– Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать, – начал фараон дрожащим голосом. – Я знаю причину твоего молчания, но я также знаю цену лжи.

Фараон с вызовом уставился в бледное в ночи лицо брата. Сети молча перебирал складки юбки.

– Нет никакой лжи, Райя, и ты не хуже меня знаешь это. Нен-Нуфер обещана Хатор и давно принадлежит ей душой, а вскорости отдаст и тело. Потому я, и секунды не сомневаясь, представил её Асенат жрицей. Хотя, что скрывать, я немного боялся, что простой наставницы она не станет слушаться, но сейчас вижу, что не Богиня, а сама Нен-Нуфер нашла путь к сердцу моей дочери, как и к сердцу твоего сына…

– И к твоему, как я вижу, – почти выплюнул фараон и надавил на подлокотники, собираясь подняться.

– Ты не смеешь ревновать, Райя. Жрица Хатор принадлежит всему Кемету, и ни один мужчина не смеет называть её своей, и я имею такое же законное право любить Нен-Нуфер, как и почтенный Амени. Слышишь меня?

Но фараон уже поднялся и ступил босыми ногами в воду.

– Райя, ты знаешь, что она защищалась от тебя, а вот ты ложью защищал себя, чтобы никто не прознал о проступке властителя двух земель. Ты больший лжец, чем она, потому что Нен-Нуфер станет жрицей, а вот ты уже никогда не будешь царевичем Райей и не научишься не давить людей лошадьми, чтобы унять гнев.

– Я не позволю тебе отчитывать меня, как неразумного мальчишку! – фараон обернулся к брату, и глаза его горели гневом, точно у кошки. – Ты забываешь, что нынче тебе вручены лишь поводья моей колесницы, а не меня самого.

– Я отступлюсь от тебя, когда ты научишься держать себя в узде. Лошади у гробницы отца, кнут в храме Пта и на руках сына. Теперь пущенный в меня камень. Мой Божественный брат испытывает терпение Маат!

Фараон, тяжёло волоча мокрые ноги, вернулся к креслу, и кедр протяжно застонал под обрушившимся на него телом.

– Сама Маат устами своего жреца послала меня к вам, и сам Пта, устами своего жреца открыл мне правду о Нен-Нуфер. Для чего, скажи мне? Не для того ли, чтобы подарить успокоение, которое я жажду и которое могу найти лишь в её объятьях? Успокоение, которое необходимо мне, чтобы поддерживать установленный Богами порядок.

В повисшей тишине звонко заквакали лягушки.

– Не то успокоение ты ищешь, Райя. Ты успокоишься, когда Нен-Нуфер достойно воспитает тебе сына, а не когда вырвет из твоей груди стон наслаждения. Она слишком умна даже для жрицы Хатор, и тебе следует ценить её ум много больше, чем тело, ибо от заботы о духе, а не от томления тела рождается её любовь. Ты ведь знаешь, что я отдаю предпочтение дочерям Кемета, и ты – тоже, вспомни мать своего сына, но я полюбил Нен-Нуфер и пекусь о ней не меньше, чем о жене и собственной матери. Что ждёт Нен-Нуфер во дворце, кроме слёз, когда ты забудешь дорогу в её покои? А ты забудешь очень скоро, мы оба прекрасно знаем это.

По губам фараон скользнула улыбка.

– Я сегодня не смог отыскать комнату Хемет. Зашёл к царице Ти. Ты помнишь её? – Сети кивнул. – А я не в силах вспомнить её лицо. Знаешь ли, что с ней произошло?

– Оспа оставила на лице глубокие рытвины.

– Оспа? Не припомню что-то, чтобы во дворце кто-то болел.

– А никто и не болел, кроме неё, оттого она и считает свою болезнь наказанием Великой Хатор за прелюбодеяние и убийство ребёнка.

Фараон даже скрипнул стулом.

– Не может быть!

– Да, да… Отец тогда запретил её трогать, но Боги не оставили злодеяние безнаказанным. Она живёт затворницей, и по правде я думал, что уже разучилась говорить на нашем языке.

– Она говорит настолько чисто, будто рождена в Кемете.

– Чему удивляешься! Ти прислали отцу, когда девочке не было и десяти.

– Теперь понятно, чего так всполошились Хемет, узнав, что я отдал сына жрице Хатор. Вспомнила о своём прелюбодеянии и решила, что пришло время расплаты, – фараон усмехнулся в голос. – За обедом я её успокою, – он вновь улыбнулся. – Скажешь теперь, что Пта и Маат открыли мне правду, чтобы несчастная Хемет не мучилась?

– Они открыли тебе правду про Ти, чтобы ты вспомнил, что Хатор не прощает тех, кто берёт чужое.

Сети поднялся так стремительно, что кресло откатилось назад. Фараон тоже вскочил и за плечо развернул брата к себе лицом.

– Ти была царицей, а Хемет он так и не взял к себе на ложе.

Сети скинул руку фараона и сказал вкрадчиво:

– Я говорю про Нен-Нуфер. Не гневи Богиню. Я в силах защищать тебя перед людьми, но не перед Осирисом. И Пта может открыть своим жрецам правду о тебе, слышишь меня?

Сети не стоило кричать. Эти слова фараон расслышал бы и шёпотом. Пта уже открыл им правду, о которой бедный Сети даже не догадывается.

– Ступай домой, – приказал фараон потухшим голосом. – И не тревожься о Нен-Нуфер. Я не смущу её покой. Только дай мне побыть немного с Райей и успокоить его мать, а потом я пришлю мальчика к тебе, а сам забуду дорогу к твоему дому.

Он говорил и не верил себе. Он понимал, что теперь с ещё большей тоской станет глядеть с террасы в сад и в ласках других женщин ему будут чудиться губы Нен-Нуфер, и не сможет он спокойно глядеть на цветок лотоса, запутавшийся в чёрных волосах.

Фараон вернулся на террасу и, уткнувшись носом между лопаток сына, ещё долго лежал без сна – в шелесте ночного ветра ему мерещился шелест песка. Сети ушёл, а Нен-Нуфер никогда не придёт к нему по своей воле, и Асенат побоится ныне преступать запреты отца.

С рассвета до полудня Райя неотлучно находился при отце. Только во время судилища Хентика велел мальчику отойти от трона, дабы не смущать просителей. Обед подали у пруда, как и было оговорено, и Хемет не заставила себя ждать – фараону показалось, что никогда прежде не видел он её настолько красивой. Должно быть, и она поднялась с рассветом, чтобы прислужницы успели убрать с лица все следы страданий, которые претерпела их госпожа в разлуке с сыном. Столько украшений она не надевала даже для погребальной церемонии фараона Менеса. Хемет склонилась в глубоком поклоне и осталась стоять в отдалении от стола.

Райя хотел броситься к матери, но едва поднявшись, опустился обратно в кресло, будто неприкрытая радость могла огорчить отца, приподнявшего для него занавес во взрослый мир, о котором он не мог помыслить ещё месяц назад. Но рука фараона легла на его голую спину и легонько подтолкнула к матери. Царевич медленно подошёл к ней и лишь на краткий миг припал к укрытой ярким воротником груди. Хемет сама оттолкнула сына, направив обратно к столу, и пошла следом к третьему креслу.

– Я не ожидала, что мы будем одни, – Хемет вновь склонила голову, и вплетённые в парик бусины со звоном коснулись пустого фиала. – Я надеялась увидеть жрицу Хатор.

Тёмные блестящие глаза прожигали огнём, но на лице фараона не дрогнул ни один мускул. Райя покосился на отца, не уверенный, что имеет право ответить за него.

– Я забрал Райю к жрецу Маат, чтобы у жрицы Хатор было время научить Асенат тому, что не должно знать мужчине, – отчеканил фараон, и его слова подытожил нестройный перезвон бусин парика Хемет.

Фараон хлопнул в ладоши, и прислужницы тут же подступили к столу, чтобы наполнить фиалы гранатовым вином. Хемет подняла свой и пожелала фараону благоденствия и бессмертия. Фараон ел молча, стараясь не слушать сына, рассказывающего матери о днях, проведённых вдали от неё. Не слушал, потому что Райя и фразы не мог сказать, чтобы не вставить имя наставницы. Фараон сидел с опущенными ресницами: тени опахал на столе под музыку сыновьих слов оживали, обретая желанные черты. Не в силах больше терпеть эту муку, фараон поднялся и, дав сыну разрешение остаться до утра с матерью, удалился в свои покои, велев не тревожить его, сославшись на плохое самочувствие.

Он и вправду почувствовал головную боль. Сидя в кресле против застеленной постели, он сжимал виски с такой силой, что на ресницах проступали слёзы, и теперь уже из слёз продолжали рождаться мучительные образы, разжигавшие не только разум, но и тело. На закате фараон не выдержал и спустился в сад, вновь велев страже оставаться на месте. Он домчался до стены умело пущенной стрелой и припал грудью к хранившему дневное тепло камню, чтобы восстановить дыхание. Он не пойдёт в дом. Если Бастет угодно, она приведёт Нен-Нуфер к пруду, и ей было угодно.

Вновь в простом платье, босая, Нен-Нуфер стояла у самой воды, глядя на распускающиеся белые лотосы, и была для него во много раз желаннее Хемет, разукрашенной горящими самоцветами и золотыми нитями. Песок шуршанием выдал его приближение, хотя он, поддавшись порыву, как тогда у Пирамид, примчался босым, в короткой юбке, даже без платка. Нен-Нуфер глядела на него, словно на видение, и не дёрнулась, когда он бросился к ней, раскинув руки, но пальцы фараона поймали лишь воздух. В самый последний момент Нен-Нуфер увернулась, проскользнув под рукой, и, замочив ноги, он, чтобы унять обиду, вырвал лотос и обернулся уже с улыбкой. Дрожащей рукой Нен-Нуфер потянулась к цветку, но тот оказался в волосах мгновением раньше, и теперь она не смогла уже ускользнуть от проворных рук фараона. Его ладони сжали горящие щёки, и он вырвал поцелуй, о котором грезил бессонными ночами. Теперь он не отпустит её губы, только сильнее прижмёт тонкое тело, скрещивая за спиной руки в объятьях вечности. Вместо кнута и крюка, он готов до скончания времён сжимать эти дрожащие плечи, если только она дарует ему власть над своим телом.

– Я пришёл за тобой, мой прекрасный лотос, – затараторил фараон, чтобы не дать Нен-Нуфер опомниться. – Я более не в силах выносить одиночество ночей. Раз Амени даёт тебе право выбора, избери меня. Я довольно принёс даров твоим Богам, чтобы они отдали мне тебя!

Он глядел на губы, ещё блестевшие его поцелуем, страшась увидеть в глазах слёзы.

– Это всё, о чём я прошу их сейчас. Перед тобой стоит не властитель двух земель. У меня пустые руки, которые с нашей встречи хватают лишь воздух. Я не могу есть, не могу спать, не могу вершить суд… Я не могу без тебя ничего делать. Я принёс к твоим ногам власть над Кеметом. Подними же её и вручи мне обратно своим поцелуем.

Её лицо было так близко и так далеко. Тело таяло и ускользало из его объятий, и вот он вновь держал в руках лишь воздух.

– Я не стану слушать тебя! – Нен-Нуфер и вправду закрыла ладонями уши. – И Боги тоже забудут твои слова.

– Не смей! – фараон поднял руку, и Нен-Нуфер в страхе отступила от него в воду. – Не смей больше говорить от имени Богов, довольно! – он опустил руку, заметив испуг Нен-Нуфер. – Довольно, довольно, – голос перешёл почти в шёпот. – Боги вновь говорят со мной напрямую и за руку ведут к тебе. Так протяни свою, чтобы соединиться со мной, и народ Кемета поблагодарит тебя за моё исцеление всяко больше, чем за твои танцы в храме!

Она молчала и не выходила из пруда. И лицо её сравнялось сейчас цветом с цветком лотоса.

– Протяни мне руку. Пойди за мной, и ты ни в чём не будешь знать нужды. Коль ищешь ты знак, то найди его в нашей встрече. Отец свёл меня с тобой, он вложил твоё хрупкое тело в мои руки, и я хочу заботливо нести его, покуда Река разливается и дарит нашей земле благоденствие. Что ты молчишь, воспитанница храма Пта? Ты забыла, что в начале было слово?! И слово это было любовь. Как же ты, воспитанная жрецами, смеешь противиться ей!

Фараон сделал ещё шаг, и Нен-Нуфер пришлось вступить в воду по колено.

– Ты можешь замочить платье и извозить его в тине, но я всё равно встречу тебя на том берегу и потребую ответа!

Она остановилась, сжав дрожащими пальцами висящий на шее сердоликовый амулет.

– С нами говорят, видно, разные Боги, Райя, – прерывающимся шёпотом начала Нен-Нуфер. – Мне они говорят бежать от тебя, и я послушаюсь их и стану молить тебя уйти ради собственного блага и благоденствия Кемета. Твой отец свёл меня с Сети на том же месте, что и с тобой, чтобы позволить передать вашим детям знания, которые мне посчастливилось получить от Пентаура. И потом я уйду и, даже когда ты будешь в Фивах, не потревожу твоего взора.

– Ты не слышишь меня, Нен-Нуфер! – фараон ударил ногой по воде, и пущенная им волна достигла подола платья. – Благо Кемета – это моё благо. Коль тревожит тебя судьба народа, так позаботься обо мне.

– Я забочусь о детях!

– Этим детям ещё расти и расти, а у меня дрожат руки, и коль не уймёшь ты их дрожь, я выроню кнут, а ты знаешь, что такое взбешённые лошади!

– Я только знаю, что такое взбешённый фараон! – почти взвизгнула Нен-Нуфер. – И также знаю, что не я причина его гнева и потому не смогу унять его.

– Ты – причина моего гнева! Ты и никто другой!

– Нет, – затрясла головой Нен-Нуфер, когда пальцы фараона вновь скользнули по её щекам. – Не в том причина! Я чувствую это, я вижу! Верь мне, верь, что-то, что велит мне Богиня, и есть твоё благо. И моё! Не навлекай на меня гнев Хатор, прошу тебя! – она подняла ладони к лицу, чтобы спрятаться от безжалостного взгляда и ненасытных губ. – Сжалься надо мной!

Нен-Нуфер хотела отступить ещё на шаг, но фараон удержал её за запястья и начал выводить из воды.

– Не проси жалости у того, кто принёс к твоим ногам любовь! – он сжал её плечи, чувствуя, как тонкое тело вновь ускользает из рук. Нен-Нуфер порывалась опуститься перед ним на колени, но он не позволил ей спрятать от себя блестящие слезами глаза.

– Не ту любовь ты предлагаешь мне, Райя! Любовь, которую чтит Хатор, горит в сердце, а твоя лишь обжигает тело. Бастет не властна надо мной!

– Что можешь знать о любви ты! Как можешь ты читать моё сердце, лгунья!

Он оттолкнул её, и Нен-Нуфер едва устояла на ногах, зато теперь голова её не клонилась к земле. Лицо, вспыхнувшее факелом в окутавшей пруд темноте, оказалось теперь близко против его воли – он желал получить кнутом по рукам, да только некому было остановить лишившееся разума тело.

Но тут фараон отпрыгнул, наступив босой ногой на что-то склизкое, и сделал ещё шаг назад, поднимая к лицу руки. Нен-Нуфер с тем же трепетом проводила взглядом лягушку, как и фараон увидев в ней знак от Великого Пта.

– Видно не довольно ему моих слёз, и из них не родится ни одной слезинки счастья, – прошептал фараон и бросился прочь, спеша унести свои слёзы от той, которой не желал их больше показывать. Он едва смог возвратить ногам прежнюю тяжёлую поступь, чтобы взойти на ступени террасы под внимательные взгляды стражи. Среди юношей был Кекемур, и фараон поспешил отвернуться, чтобы не обрушить на него гнев. Он протягивал юному стражнику собственный кнут за спасение Нен-Нуфер, а сейчас готов был вырвать его простой кнут, чтобы отстегать его руки, посмевшие прикоснуться к той, кто может принадлежать лишь ему. Может, но не желает.

Лягушачий крик на царском пруду во время разговора с Сети и сейчас, когда он готов был ласками вырвать из Нен-Нуфер признание, походил на смех Пта. Для чего Великий Бог сохранил жизнь этому младенцу и отдал в руки одного из лучших своих жрецов? Неужели лишь для того, чтобы измучить фараона Тети? Фараон хотел остаться на террасе, но слишком уж озабоченными казались взгляды юношей, потому фараон прошествовал к себе, велев не тревожить до самого рассвета.

На рассвете к нему явился сын и после чествования Осириса испросил позволения омыть отца. Фараон следил за ускользающим взглядом мальчика и, когда Райя опустил на пол пустой кувшин, развернул сына к себе, жёстко сжав детское плечо.

– Что тебе сказала мать? – спросил он сухо, будто вопрошал обвиняемого на судилище.

Райя остался с опущенными глазами.

– Ничего, отец. Она не сказала ничего про Нен-Нуфер.

– Отчего ты думаешь, что меня волнуют слова твоей матери о твоей наставнице?!

– Она всё ещё моя наставница? Она не уйдёт в свой храм?

Глаза сына блестели так сильно, что фараон увидел в них своё отражение.

– Она будет с тобой столько, сколько ты того пожелаешь.

– Но когда ты заберёшь Асенат, захочет ли Нен-Нуфер остаться со мной? Она выбрана Сети для дочери.

– Она выбрана мной! – вскричал фараон и чтобы успокоиться схватил полотенце и до боли растёр ноющее тело.

– Я встретил её давно, – продолжил он тихо, скрывая от сына дрожащее веко. – Только не знал, готов ли ты к встрече с ней.

Райя стоял неподвижно, как истукан, когда отец, бросив мокрое полотенце на пол, обернулся.

– Когда я смогу вернуться к ней?

Фараон сжал губы.

– Я дал ей время побыть с Асенат, – отчеканил он. – А ты проведёшь вечер с Хентикой, и тот покажет тебе списки хлебов из наших житниц.

Только думал фараон не о сыне и не о племяннице. Его ледяное тело согревала надежда, что Нен-Нуфер одумается и примет его вместе с сыном. Он тут же велел отослать дары в храм Пта, чтобы умилостивить Бога. Да что особенного в Нен-Нуфер, что её так стерегут люди и Боги. Сети вновь не явился, но фараон не стал посылать за ним. Зачем слышать лишние упрёки от брата, ведь Нен-Нуфер, верно, не сумела скрыть от его внимательного взгляда слёз и мокрого платья. Сети не солгать, Сети тихим голосом вырвет признание из любого. Он выслушает всё завтра, и завтра же, возможно, уйдёт из дома брата с Нен-Нуфер, если Пта примет нынешние дары, позволив сжимать эти простыни не в ярости, а в благоговении.

Фараон провёл рукой по пустой материи и вскочил с кровати. Он даже не станет отсылать нынче стражу – пусть хранят его сон, и тогда, возможно, тот не сбежит. Но прежде чем улечься, фараон спустился в сад. Ему захотелось принести с пруда лотос, чтобы нынче уложить подле себя вместо Нен-Нуфер. Он ступил босыми ногами на выложенную лотосом мозаику и замер. Неужто Пта внял его молитвам, неужто?

Тонкая фигура темнела по ту сторону пруда. Он хотел позвать Нен-Нуфер, но побоялся напугать. Он побежит к ней прямо по воде. Но нет, он же не знает глубины пруда… Он пойдёт по берегу, не торопясь, ведь если Нен-Нуфер пришла к нему, то не уйдёт, не дождавшись. Но только он понял, что может позвать шёпотом, не напугав, тут же произнёс заветное имя. Она обернулась и с лёгким вскриком спрятала лицо.

– Ты обознался, мой повелитель!

Фараон узнал голос Ти. Она и вправду похожа на девочку – высокая и стройная. Только как он не заметил, что вместо волос на бритой голове вуаль, но лицо, лицо сейчас скрыто лишь растопыренными пальцами.

– Я действительно обознался. Что ты делаешь здесь ночью?

– Гуляю, – послышался тихий ответ. – Я всегда гуляю у твоего пруда, потому что знаю, что тут в ночи меня никто не увидит, и я могу не прятать лицо. Прошу, не гляди на меня сейчас. И если не побрезгуешь прикоснуться ко мне, молю, накинь мне на лицо ткань.

– Ты не испугаешь меня своим видом, да и нынешняя ночь слишком темна и послужит тебе прекрасным покровом.

– Прошу тебя! Не забирай у меня последнюю крупицу женской гордости.

– Как велишь, царица.

И он опустил на лицо Ти тонкую ткань, а та поспешила связать концы узлами, чтобы утяжелить.

– Не спеши уходить, – остановил её фараон. – Мне тоже не спится.

– Благодарю за приглашение остаться, мой повелитель, но ты ждёшь свой прекрасный лотос, и я не смею мешать вашему свиданию.

– Нен-Нуфер не придёт, так что оставайся со мной ты.

– Кто смеет противиться приглашению фараона? – в голосе Ти послышалась дрожь. – Скажи мне, где искать её, и я приведу к тебе твою избранницу.

Фараон рассмеялся.

– Неужто ты думаешь, что я приглашаю женщин к пруду? Нен-Нуфер учит Райю и Асенат, и порой они приходят сюда вместе. Оттого я и подумал, что это она, ведь другим женщинам не дозволено приходить ко мне без зова.

– Прости, я больше не приду сюда.

– Приходи, коль тебе это дарит радость. Ночью ты никого здесь не потревожишь.

– Благодарю, мой повелитель.

Ти склонилась перед ним и лёгкий платок соскользнул с головы. Царица укрылась руками, но фараон успел увидеть лицо. Он попятился и шагнул прямо в воду.

– Я не хотела напугать тебя! – вскричала Ти, сильнее сжимая руки на изуродованном лице, но фараон отвёл их и впился в неё взглядом. – Зачем… – затряслась несчастная, и слёзы брызнули из потухших мутных глаз.

– Я не зря обознался! – голос фараона дрожал. – Как же вы похожи… Если бы у тебя была дочь, она была бы прекрасна.

– Если бы у меня была дочь, – затряслась Ти, повиснув на руках фараона. – Если бы у меня была дочь…

– У тебя родился сын, да? И потому ты испугалась и убила его, да?

Ти крутила бритой головой, сотрясаясь всем телом.

– Я не убивала ребёнка, у меня его украли… У меня её выкрали… Я родила дочь.

Фараон усмехнулся и попытался поставить дрожащее тело на ноги, но едва он ослаблял хватку, Ти начинала валиться к его ногам.

– Её выкрал её отец, чтобы фараон никогда не догадался, с кем я нарушила данную ему клятву. Я бежала за ним, пытаясь остановить, но что мы можем перед вами, мужчинами. Я только умолила его позволить надеть на ребёнка тет, чтобы хоть в другом мире моя дочь обрела вечную жизнь и толику счастье… А потом месяц бродила вдоль Реки, надеясь, что кто-то успел вытащить её до того, как тело поглотил крокодил, а когда обессиленная я вернулась к твоему отцу, он поверил мне, а не наговорам и велел всего лишь не покидать свои покои. Я не знаю, куда он сослал отца моей дочери… Если бы я призналась Менесу раньше в своей измене, Хатор бы не покарала меня, и моя дочь осталось бы жива.

Фараон убрал руки, и Ти окончательно распласталась у его ног.

– Как давно это было? Сколько бы сейчас исполнилось твоей дочери, царица?

– Зачем ты мучишь меня, повелитель? – простонала Ти, продолжая лежать на его босых ногах.

– Я задал вопрос! Отвечай! – фараон почти пнул её, и Ти отползла в сторону, шаря в темноте руками в поисках платка. Фараон нагнулся и протянул ей поднятую ткань.

– Ей было бы чуть больше пятнадцати.

Фараон рухнул подле Ти на колени.

– Твой тет был из сердолика, без камней, лишь с письменами, верно?

Ти подняла на него глаза, позабыв про платок.

– Откуда ты можешь помнить его? Тебя уже давно забрали от матери.

– Я не видел его на тебе, царица Ти, но я видел его на груди твоей дочери.

– Ты не видел мою дочь! Даже твоя мать не видела младенца! – закричала Ти, пытаясь вырвать платок, в который фараон вновь вцепился.

– Я видел его вчера на груди твоей дочери. Твоя дочь сейчас там, за той стеной, в доме Сети! – фараон тоже уже кричал, тыча мимо лица Ти в пустоту. – Вы одно лицо, у неё твои светлые ливийские волосы, которые, слава Богам, она не думает прятать под париком. Твою дочь зовут Нен-Нуфер!

Лицо царицы сделалось каменным.

– Корзину вытащил из реки никто иной, как Пентаур, жрец храма Пта, и сам Амени воспитал её, как дочь.

– Зачем ты обманываешь меня, сын моего мужа? – голос Ти сделался едва различимым за хриплыми всхлипываниями. – Тебе недовольно страданий, которые наслала на меня Хатор!

Фараон рывком поднял Ти с земли.

– Так останови свою дочь, покуда Хатор не забрала её себе окончательно! Моих слов недостаточно, чтобы отговорить Нен-Нуфер от служения Хатор, но, возможно, она послушает мать!

Ти отступила от фараона.

– Не веришь, да? Завтра ты отведёшь к Нен-Нуфер моего сына. Ты не сможешь не узнать её! Райя у матери. Бери его с утра и веди в дом Сети. Он знает дорогу и вприпрыжку побежит к Нен-Нуфер. Но ты, слышишь, надень такую ткань, которая сумеет скрыть твои слёзы. Взгляни на неё и уходи. Я сам открою Нен-Нуфер тайну её рождения. А теперь ступай спать. Впереди тебя ждут бессонные ночи радости!

Ти ушла, а фараон опустился коленями в ил и долго слушал стройный хор лягушек прежде, чем вернулся во дворец. Теперь его не в силах одарить сном даже плиты. Он сначала водрузил голову на подставку, но тут же понял, что голова настолько полна мыслями, что переломит шею. Он убрал подставку и распластался на скомканных простынях. Утром он первым делом отнесёт нетронутый завтрак на домашний алтарь отца. Пусть Менес скажет, что Ти не права, и он, а не другой мужчина, отец Нен-Нуфер…»

Сусанна потянулась к пустому бокалу и чуть не выбила о стекло зубы, когда лодку неожиданно качнуло. Пламя светильника дёрнулось и почти погасло.

– Только не сейчас! Только не на этой странице!

Сусанна потрясла бутылку и опрокинула в бокал последние три капли. На тарелке оставалось последнее канапе! И как, прикажете, доживать до утра?

Глава 34

«Только к рассвету фараон забылся тяжёлым сном, и спальному пришлось потрудиться, чтобы добудиться повелителя для совершения молитвы, и даже в купальне фараон пытался дремать, , а после облачения остался в спальне, велев погодить с завтраком,  который обещал отцу,  потому как пока не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выйти под очи придворных. Боясь заснуть, он устроился в кресле и принялся водить пальцами по пустому столу,  будто играл в сенет. Сон отпустил, , но теперь фараон боялся стереть мрамор, меряя спальню нетерпеливыми шагами. Посылая Ти спать,  он знал,  что царица не уснёт и с утра не даст спать его сыну,  чтобы скорее увидеть собственную дочь после пятнадцатилетней разлуки. Он тоже сгорал от нетерпения открыть Нен-Нуфер тайну её рождения и потому считал минуты,  оставшиеся ему до встречи со жрецом Маат. Если он не дождётся возвращения Ти,  то не увидит её раньше обеда. Торопись же,  царица,  торопись!

И ливийка действительно вбежала к нему раньше, чем о ней успели доложить. Фараон взмахом руки отослал прислужников. Он не ждал от запыхавшейся Ти слов. Он тут же сам сказал то, что повторял всю ночь:

– Я не ошибся.

Ти рухнула перед креслом и через ткань покрывала прикоснулась к его сложенным на коленях руках. Сердце и у него замирало, и он не давал волю слезам лишь потому, что не было лишней минуты поправить на глазах краску.

– Не открывай ей правду,  молю тебя! – шептала Ти,  не отрываясь от его рук. – Она не поверит в мою невиновность,  и я… Я не хочу открывать перед ней лицо!

Фараон так резко поднялся,  что Ти повалилась на пол.

– Мой отец поверил тебе! Я поверил тебе! Так отчего же Нен-Нуфер должна сомневаться?

Ти поднялась и вцепилась дрожащими пальцами в покрывало,  стягивая его в узел у самого подбородка.

– Твоему отцу не надо было верить мне.  Он просто простил меня,  потому что я не тронула никаких его чувств. Дочь претерпела из-за меня многое…

– О,  нет!  – фараон резко обернулся и успел увидеть под скомканным покрывалом подбородок и губы Ти. Как же мучительно похожи они на те,  что покрывал он жадными поцелуями!  – Твоя дочь получила в храме много больше, чем получила бы здесь, , но сейчас она должна вернуться туда,  где надлежит ей быть по рождению.

Он замолчал,  глядя на жалкие попытки Ти расправить заломы покрывала.

– Чем плох дом Сети?!  – прошептала ливийка. – Такой заботы не получить ей на женской половине дворца. Здесь её ждёт презрение, как и меня. Я слишком много его испытала. Пожалей нас обеих. И к чему тебе правда её рождения?!  Ты сам сказал,  что она счастлива,  как может быть счастлива лишь женщина,  в которой мужчины ценят ум выше тела.  Такая мать, как я,  принесёт ей лишь горе.

– Ты ничего не понимаешь!  – фараон сделал шаг и перешёл на шёпот. – Такая мать принесёт ей возможность отдать себя тому,  о ком молит её тело и кому противостоит дух…

Ти отступила от фараона и затрясла головой!

– Не обрекай её на мою судьбу,  повелитель!  Посмотри вокруг – здесь столько женщин мечтает о твоём внимании!  Оставь мою дочь там,  куда вынесли её благостные воды Великой Реки…

– Много женщин!  – фараон почти рычал.  – У меня нет ни одной,  которая способна дать мне наследника!

Ти вновь отступила и повалилась в кресло,  в котором дожидался её прихода фараон. Только не поднялась, , а согнулась к коленям,  прижимая ладонями мятую ткань покрывала к мокрым щекам.

– Я поняла,  о чём ты подумал!  – слабый голос дрожал так сильно,  что фараону пришлось присесть подле кресла, чтобы разобрать слова.  – Она тебе не сестра,  это точно!

– Как ты можешь знать это наверняка?!

– Как любая женщина,  в постели которой лишь один мужчина. И это был не твой отец!

– Как ты могла!

Он с такой силой оттолкнул кресло,  что то проехалось по скользким плитам. Ти вскочила и из последней гордости отыскала в себе силы выпрямиться. И ей почти не приходилось глядеть на фараона вверх, потому что тот, испугавшись собственной злости, отступил от кресла.

– Ты обвиняешь меня в том,  что я плохо скрыла измену. Но я не изменяла твоему отцу,  я любила другого мужчину. Тебе не понять,  как любящая женщина бывает слепа!

– Отчего же мне не понять!  Отчего ты считаешь,  что я не знаю,  что такое любить…

– О,  да!  Ты знаешь… Ты не устрашился отца,  взяв его невесту, , но тебе это простилось,  мне же не простится никогда… Хатор взяла с меня двойную плату – мою красоту и мою дочь.  Теперь она довольна. И потому Нен-Нуфер не может быть твоей.

– Может!  – фараон топнул ногой,  заставив Ти вздрогнуть. – Я встретил твою дочь в гробнице отца. Она приносила ему приношения не как фараону, , а как родителю. Он призвал её к себе,  понимаешь?  И пусть в ней нет его крови, , но в ней есть твоя царская кровь,  которой нет в Хемет,  и потому сын Нен-Нуфер будет большим наследником,  чем Райя.  И если я прочил Райе в жёны Асенат,  чтобы подкрепить царскую кровь,  то сын Нен-Нуфер, взяв в жёны только что рождённую дочь Сети,  даст Кемету лучшего фараона,  слышишь?  – Ти молчала.  – Я возведу твою дочь на престол. Ни одна царица не была ещё столь достойна носить корону,  как та,  которую мне дал Великий Пта!