Текст книги "Тайна лотоса (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Гляди, служительница великой Бастет сразу признала в тебе воспитанницу храма мудрого мужа своей госпожи. Обычно она чурается гостей.

Нен-Нуфер улыбнулась и погладила кошку.

– Мы познакомились у пруда, мой господин, так что я уже не незнакомая.

– Она может не узнать мою дочь, потому что до их отъезда была крохотным котёнком.

– Почему Асенат не живёт в Мемфисе, если мне дозволено будет спросить?

– Я отослал семью, как только энсеби решил жениться на моей дочери. Не пристало видеть царицу в том виде, в каком она носилась по дворцу. Не смей отпускать её во дворец, сколько бы она ни просила тебя. Если потребуется, я к вам стражу приставлю, – Сети улыбался, но что-то подсказывало Нен-Нуфер, что тот не шутит. – Она должна научиться быть женщиной, чтобы энсеби перестал видеть в ней глупого ребёнка.

– Быть может, мне стоило поехать к ним?

– Нет. Как только Амени даст согласие на их брак, я отдам энсеби дочь. А ты останешься при ней, покуда мы не посчитаем, что она знает довольно для царицы. Ведь ты не последняя жрица Хатор, и Тирия должна понимать, что здесь ты нужнее, чем в Фивах.

Нен-Нуфер поклонилась и не стала говорить, что даже не представлена великой жрице Хатор. Она осторожно приняла из рук Сети палочки, боясь ненароком коснуться его пальцев – пусть он пустил её в свой дом, но остаётся неприкосновенным, как любой из детей фараона. Как и царевич Райя, которого она не должна была касаться… Воспоминания в миг нагнали слёзы, и она как сделала с опущенными глазами первый бросок, так и просидела неподвижно, сосредоточенно глядя на квадраты, пытаясь обдумывать каждый свой ход и не вспоминать царевича.

– Ты слишком молчалива для воспитанницы жрецов Великого Пта, – нарушил тишину Сети, – ведь бог учит нас, что прежде всего было слово.

Нен-Нуфер подняла на хозяина просохшие глаза:

– Жрицы не должны болтать без дела. Но я могу сказать, отчего я выиграла, а ты проиграл.

Сети уставился на доску.

– Тебе следовало поставить на клетку „нефер“.

Сети молча стряхнул на циновку фишки и раскрыл ящичек.

– Я знаю. Просто по-привычке поддался. Не играй с Асенат в полную силу. Она плачет, когда проигрывает.

Нен-Нуфер кивнула.

– Маат не одобряет притворства. Я научу Асенат выигрывать.

– Научи мою дочь быть женщиной. Это всяко важнее в общении с энсеби, чем игра в сенет.

Нен-Нуфер стойко выдержала взгляд Сети.

– Ты взял в свой дом жрицу Хатор, а не жрицу Бастет.

– О нет, я взял правильную жрицу. Служительницы Бастет завлекают нас телом, а шелка и краска сделают красивой любую. Да и не так много нужно нам, чтобы возжелать женщину. Но перед служительницами Хатор мы благоговеем и даже в мечтах страшимся возжелать ваши тела, хотя чего скрывать, глядя на ваши танцы, мы порой забываем, что пришли в храм.

Нен-Нуфер не опускала глаз, чувствуя, как фигурка Исиды врезалась в согретую вином грудь. А у Сети, возможно, то был далеко не первый фиал.

– Энсеби должен благоговеть перед моей дочерью, потому что телом ей тяжело будет соперничать с многочисленными наложницами и той же Никотрисой, которая будет стараться своей красотой удержать внимание повелителя.

– Я научу её писать, играть на флейте и танцевать. Это то, что в моих силах. Остальное, если на то будет воля Великой Хатор.

Сети вдруг протянул к ней руки, и Нен-Нуфер удивлённо уставилась на них.

– Позволь мне прикоснуться к тебе. Здесь много ушей, но нет глаз.

Его руки были совсем рядом, и чтобы он не коснулся груди, Нен-Нуфер поспешила вложить в его пальцы свои, и он крепко сжал их и притянул её к себе так близко, что почти коснулся губ.

– Ты умеешь хранить тайны, я знаю, – прошептал Сети, обдав её горячим дыханием, только жар вошёл в её тело холодом, заставив задрожать с головы до ног. – Я благодарю тебя за колесницу. Мой брат не умеет править лошадьми. Он вымещает на них свой гнев, и они это чувствуют.

– Это я была виновата, – пролепетала в испуге Нен-Нуфер. – Я сама бросилась под его колесницу.

– Нет. Всегда виноват возница. И всегда виноват мужчина, когда женщина забывает, что ей должно делать.

Сети отпустил её и хлопнул в ладоши. Нен-Нуфер не шелохнулась до появления слуг, забравших коробочку с сенетом и столик с оставшейся едой. Сети известно об их поцелуе. Быть может, не столько Асенат, сколько ей самой не велено появляться во дворце, где она может столкнуться с царевичем Райей. О, Великая Хатор, помоги маленькой Асенат в учении и забери верную тебе Нен-Нуфер в Фивы, подальше от всех соблазнов, которые несёт на эту тихую крышу дворцовая музыка.

– Я не хочу, чтобы энсеби знал, что Асенат в городе. Он тут же пожелает видеть племянницу. Я не знаю, насколько изменилась за год моя девочка, но, как я уже сказал, мне хочется, чтобы её детский образ полностью изгладился из его памяти. Ты должна следить за ней очень внимательно. Она изворотлива, как мальчишка.

Нен-Нуфер поклонилась, прижав к груди руку, и Сети продолжал:

– Ты верно устала, и я более не стану докучать тебе своим обществом. Позволь проводить тебя вниз.

Сети хлопнул в ладоши и, когда появившийся на крыше слуга погасил светильники, уверенно направился к лестнице, не подав гостье руки. Но Нен-Нуфер готова была оступиться в потёмках, только бы не чувствовать его рядом. Они спустились на второй этаж и замерли подле приготовленной для неё комнаты, напрямую соединявшейся со спальней Асенат. Тростниковую занавеску уже опустили, и только один светильник горел подле кровати. При их появлении молодая невольница поднялась с циновки и поклонилась сначала хозяину, затем гостье.

– Алоли будет прислуживать и тебе, и Асенат, – Сети на мгновение замолчал. – Скорее всего я не составлю тебе компании за завтраком, но ужинать мы будем уже втроём.

Он улыбнулся, но не ей, а образу дочери, который нарисовало ему воображение. В комнате повисла неловкая тишина. Алоли не смела подойти к Нен-Нуфер, пока хозяин оставался рядом, а тот слишком уж долго смотрел в темноту и молчал, а потом в раз спохватился и, не простившись, бегом спустился в нижний этаж. Тогда Алоли раздела гостью, и когда та скользнула под лёгкие простыни, бесшумно удалилась.

Нен-Нуфер сжала фигурку Исиды и начала жарко молиться, прося Великую Хатор уберечь её от встречи с царевичем. Сети постарается сохранить тайну её присутствия в своём доме не только от Его Святейшества, но и от младшего брата. Неужто их встреча так же томит царевича, как и её – иначе чего Сети тревожиться о её верности Богини? О, как же коварна Бастет – она закрывает глаза одним и открывает другим, но ни словом, ни жестом Нен-Нуфер не позволит Сети усомниться в верности избранного ею жреческого пути.

Утром после лёгкого завтрака, который служанка вынесла ей к пруду, где она сушила волосы после утренней ванны, Нен-Нуфер заглянула в соседнюю спальню, где всё было готово принять юную хозяйку. Кровать застелили свежими простынями, на крышке сундука лежали новые платья, а на столике – зеркало, которое держала кошкоголовая богиня любви, и она же венчала ящичек с краской и притираниями. Во втором сундуке, среди камушков и тростниковых лодочек, Нен-Нуфер отыскала флейту и вернулась с ней к пруду с лотосами. Здесь под навесом стояла скамейка, и сюда она планировала приходить с юной ученицей.

Время обеда наступило раньше, чем она проголодалась, и Нен-Нуфер попросила принести ей лишь финики. Здесь вдали от любопытных глаз она сумела внимательнее рассмотреть колени: кожа оставалась розоватой, но перестала быть скользкой. Теперь она не осквернит Богиню своим танцем, а ей стоит вспомнить его прежде, чем она возьмётся за обучение будущей царицы.

Нен-Нуфер разулась и, подтянув повыше колен платье, начала танцевать. Без цимбал трудно было сохранять ритм, но она старалась так, будто за ней следили глаза Его Святейшества. И в конце танца вдруг поняла, что за ней действительно следят, и вовсе не кошки. Только Сети, встретившись с ней на мгновение взглядом, молча направился в дом и вышел из него, лишь когда привратник поспешил к воротам. Нен-Нуфер трясущимися руками сцепляла ремни на сандалиях и просила у Хатор прощения за танец, и потом осталась в саду до вечера – пусть встреча с дочерью затмит в памяти Сети воспоминания об её танце прежде, чем они вновь останутся наедине.

И вот в распахнутые ворота въехала колесница, и с неё, когда возница ещё не остановил лошадей, спрыгнул высокий худой мальчишка. Нен-Нуфер подошла ближе и лишь тогда увидела на его груди небольшие бугорки, но талии у Асенат почти не было, и длинные худые ноги, торчащие из короткой юбки, всё ещё походили на две тростинки. С трудом верилось, что в её теле зародилась женская сила, но ведь не зря же эту девочку приготовили для ложа фараона.

Асенат стрелой бросилась к дому и обезьянкой повисла на отцовской шее. Сети попытался отцепить её, но не тут-то было – пришлось с долгожданной ношей прошествовать в зал. А Нен-Нуфер вернулась в тень беседки и доела финики. Не стоит мешать встрече отца с дочерью. Она останется здесь, пока её не призовут. Краска в тени не потекла, и тело не нуждалось в купании, да и ванна сейчас отдана Асенат, если девочка, конечно, променяет тёплые отцовские объятья на прохладную воду.

Однако долго гладить кошку не пришлось. За ней явился слуга и пригласил подняться на крышу. Солнце ещё красило вершины Великих Пирамид, но здесь уже горели светильники. Две прислужницы держали над креслами опахала, но в кресле сидел лишь хозяин дома. Асенат в чистой короткой юбочке стояла коленками на циновке, придавливая подбородком ногу отца. Волосы её едва прикрывали уши – видно, отращивать их стали совсем недавно. Асенат подняла на гостью глаза, но не отлипла от отца.

Сети представил Нен-Нуфер как жрицу Хатор, но без злого умысла, он только пытался сыскать ей авторитет у дочери. Та сначала никак не отреагировала на знакомство, но когда Нен-Нуфер села в кресло подле Сети, девочка протянула руку к блюду, стоящему рядом на циновке, взяла белый ломтик и всё так же молча опустила его на колени гостьи. Сети незаметно кивнул, и Нен-Нуфер поспешила принять предложенное, догадавшись, что это и есть кокос. Морщинка, которая залегла между ровных тёмных бровей девочки, говорила о том, что отец вынудил дочь поделиться любимым лакомством. Нен-Нуфер попыталась улыбнуться, как можно мягче, но не снискала ответной улыбки, зато почувствовала на себе пристальный взгляд Сети и теперь гадала, о чём думает хозяин дома, о её ли танце или же о неприветливости дочери.

В руках Нен-Нуфер незаметно появился полный фиал, и она увидела, что Сети наклонился, чтобы протянуть дочери такой же. Третье кресло оставалось пустым – видимо дочь не желала есть по-взрослому. Тяжело ей придётся с упрямой ученицей, но она исполнит всё, что велит фараон и Великая Хатор.

– … да живёт он вечно.

Нен-Нуфер вздрогнула и повторила за Сети „Да живёт он вечно“, поняв, что пропустила приглашение испить вина за здоровье Его Святейшества. Вино в этот раз показалось более терпким – его не следовало пить на голодный желудок, но Сети ведь не знал, что она пропустила обед. На этот раз на столике были только лепёшки и мясо. Должно быть, прошедшей ночью фараон осознал всю тяжесть предсказания, и потому нынешняя трапеза его была скромна, а, может, он вообще ничего не ел сегодня. Как и Сети, который уткнулся в фиал и не сводил глаз с дочери.

Неужели Божественный брат раскрылся перед ним. Нет, нет… Сети просто увидел, что дочери ещё далеко до взрослой женщины, и чрево её неспособно принять семя фараона, чтобы подарить Кемету наследника. Асенат опустошала блюдо с орехом и не притрагивалась к остальной еде, сколько бы отец ни протягивал ей кусков мяса и лепёшек.

– Тогда ешь ты!

Сети чуть ли не ткнул лепёшкой в рот Нен-Нуфер, и та еле успела подставить руки.

– Прости меня, – Сети раскрошил мясо и ссыпал его со своей лепёшки в лепёшку Нен-Нуфер.

– Всё хорошо, – улыбнулась та и поймала ответную улыбку.

Завтра, когда Сети уйдёт во дворец, она сможет подступиться к девочке. Она не станет первое время мучить её уроками, а попытается просто подружиться. Но утра ждать не пришлось. Лишь только Алоли удалилась, погасив подле кровати Нен-Нуфер светильник, занавеска, разделяющая спальни, приподнялась и Асенат молча запрыгнула к ней на кровать и принялась стягивать одеяло.

– Я буду спать с тобой, – сказала девочка твёрдо и прижалась горячим бедром к обнажённому телу Нен-Нуфер. – Только не говори отцу, что я боюсь оставаться одна.

Она отвернулась и минуту лежала молча.

– Вы в храме просыпаетесь рано, да? – спросила Асенат, оставаясь к Нен-Нуфер спиной, и не дожидаясь ответа, выдала приказ: – Ты разбудишь меня, когда начнёт светать, и я уйду к себе, потому что Алоли точно доложит отцу. Слуги всё ему докладывают. Знай это.

Нен-Нуфер не была уверена, что ей нужно что-то отвечать, но всё же решила, что молчание не лучшее начало дружбы.

– А мне нечего скрывать от твоего отца, как и тебе. В страхе нет ничего дурного.

– Есть, – Асенат оставалась к ней спиной. – Боятся только дети, а я уже не ребёнок, потому отец и запретил Алоли оставаться со мной, а раньше она спала на циновке подле моей кровати. Он сказал, что во дворце мне придётся спать одной, потому что никому нельзя оставаться в спальне царицы, ведь энсеби может прийти, когда ему вздумается.

Нен-Нуфер осторожно тронула девочку за плечо:

– Хочешь, я посплю на циновке подле твоей кровати и утром уйду к себе? Тогда тебе не нужно будет просыпаться.

Асенат резко повернулась к ней и, оказавшись носом между её грудями, тут же отпрянула.

– Жрица не может спать на циновке.

– Может, – улыбнулась в темноте Нен-Нуфер. – Если она охраняет сон царицы.

Асенат соскользнула с кровати, и Нен-Нуфер последовала за ней, захватив простыню, чтобы укрыться. Уставшая с дороги девочка уснула мгновенно, а она ещё долго лежала, глядя в тёмный потолок, стараясь не думать о предсказании. Теперь от фараона её отделял лишь сад, и его тайна стала ещё ближе, и всё же, проведя полночи в молитвах, Нен-Нуфер проснулась до первых лучей Амона. Асенат натянула простынь на голову, и её голые длинные ноги свешивались с кровати. Нен-Нуфер осторожно подняла их и прикрыла своей простыней. А потом, надев вчерашнее платье, бесшумно выскочила из спальни и, убедившись, что в доме ещё все спят, поднялась на крышу.

Фараон же давно проснулся и сейчас держит в руках написанный её рукой свиток, чтобы прочитать с него гимн Осирису. Только Нен-Нуфер напрасно всматривалась в просветы между пальмами – как бы близок ни был дом Сети к царскому, невозможно было увидеть на крыше коленопреклоненную фигуру Его Святейшества. Она обратила лицо к восходящему солнцу и принялась читать гимн, стараясь, чтобы с её губ не сорвалось ни единого звука – лишь голос Божественного правителя должен был услаждать сейчас слух Богов. Закончив читать гимн, Нен-Нуфер сложила на груди руки и обернулась к лестнице.

– Скажи только, что я не потревожил тебя.

Сети без краски выглядел моложе и мягче. На руках его не было даже браслетов. Он прямо с кровати поднялся на крышу.

– Ты не потревожил меня, мой господин.

Сети тряхнул бритой головой и хотел было спуститься вниз, но потом вернул взгляд на Нен-Нуфер:

– Я зашёл взглянуть на Асенат, потому что останусь сегодня на всю ночь во дворце, а может и завтра тоже. Мне кажется, я только стану вам мешать. Послушай… – Сети на мгновение опустил голову и прошептал: – Я не заходил к тебе специально. Я случайно ошибся дверью и обнаружил твою постель пустой. Скажи, отчего ты поднялась с рассветом? Тебе неуютно в моём доме?

Сети действительно выглядел взволнованным.

– Я привыкла вставать на рассвете, благородный Сети. Не тревожься ни обо мне, ни о своей дочери. Ступай с миром!

– А ты оставайся с миром! – поклонился Сети и покинул крышу.

Нен-Нуфер опустилась в кресло и не двинулась с места, пока в утренней тишине продолжали слышаться шаги и голос хозяина дома, отдающего приказания слуге. Но когда скрипнули ворота, Нен-Нуфер подошла к краю, чтобы видеть, как быстрым шагом возница фараона прошёл пустую аллею и углубился в царский сад, где его прикрытая платком голова быстро затерялась среди раскидистых финиковых пальм.

– Ступай с миром, – повторила Нен-Нуфер и смахнула со щеки непрошенную слезу…»

– Можешь продолжать читать, – сказал Реза, когда понял, что сигналить бесполезно.

Он откинулся на подголовник и прикрыл глаза от яркого солнца. Сусанна перевела взгляд на трапецию из машин, пытаясь понять, как те сумели выстроиться в такую замечательную геометрическую фигуру.

– Если слишком шумно, я подниму крышу.

Сусанна поправила козырёк кепки и убрала руку, которой защищала экран планшета от солнца.

– Я вам всё прочитала.

– Возьми мой телефон и загрузи продолжение. Видишь же, что мы тут весь роман сможем дочитать!

Реза от злости шарахнул ладонью по клаксону, прекрасно понимая бесполезность авто-музыки.

– А мы его уже дочитали. У меня больше ничего не написано.

– Тогда расскажи, что было дальше.

Реза, кажется, начинал терять последнее оставшееся у него в пробке терпение. Как бы нормально объяснить ему суть творческого процесса…

– Я не знаю ещё, что было дальше, поэтому и не пишу продолжение.

Солнцезащитные очки Реза поднял на лоб, потому Сусанна прекрасно прочитала в его глазах то ли удивление, то ли насмешку.

– И ты ждёшь, что тебе кто-то скажет, что было дальше?

– Нет. Конечно же, нет! Я сама всё придумаю и допишу. Я же приехала в Египет за вдохновением…

Суслик, слова выбирай… После нынешней ночи! Мистер Атертон ведь сейчас от смеха в осла врежется!

– И получила вдохновение?

Сусанна сжала губы и выдала:

– Пока нет…

– Ну, что ж… Пошли за вдохновением в зоопарк, пока не сожгли весь бак.

Ну, пошли… Это ведь не вопрос, это утверждение… Может, он сам в зоопарк хочет, а детей нет, чтобы прикрыть ими своё желание. Пусть поиграет в папочку. Уж лучше пусть играет в папочку…

Глава 23

– Вот скажи, зачем ты привела к реке Кекемура? Сожрал бы твою героиню крокодил, и тебе бы мучиться не пришлось.

Сусанна отвела взгляд от крокодила, который так сильно прижался к стеклу, будто и в правду желал расплющить морду, и порадовалась, что на ней солнцезащитные очки. Головная боль спустилась к бровям и мучительно давила на веки, но взгляд каирца резал глаза намного сильнее. Зачем только она впустила его в свой тайный мир? А ты и не впускала… Он же ногой вышиб туда дверь! Да нет же, это в реальный, а про роман я сама рассказала, открыв ему новый простор для издевательств!

– Убивать героев надо вовремя, чтобы потом герои не убили автора.

Мистер Атертон тут решил любительскую лекцию по теории литературы прочесть? Или так неумело делится скромными познаниями о творчестве Джорджа Мартина? Или ему просто надоело молчать? А ей уже надоело пялиться на это чешуйчатое животное – в Питере крокодила и в лохани можно нормально рассмотреть.

– Я вообще не собираюсь убивать Нен-Нуфер, – ответила с опозданием Сусанна, протискиваясь через толпу детей, бросавших охапки травы в огромную пасть бегемота.

– А что ты собираешься тогда с ней делать? Отправить жрицей в Фивы? Слишком банально для романа.

Кажется, уже ответила – не знаю. Чего прицепился?!

– Я знаю, почему ты не можешь дальше писать, – выдал Реза, когда Сусанна, промолчав весь путь до очередного вольера, взяла у прислужника палочку, на конец которой тот наколол прессованные листья, и просунула сквозь ограду оленятам.

Пусть мелет языком! Пусть… И лучше на него не смотреть. Быстрее заткнётся.

– Потому что ты впустила в роман героев, о поведении которых не имеешь никакого представления.

Сусанна протянула служителю палку, но тот не забрал её, а наколол новой травы. Дед, видимо, заскучал в одиночестве и решил не отпускать случайную посетительницу так скоро. Она вновь протянула животным еду и спросила, не поворачивая головы к Резе.

– Каких именно героев?

Может, что интересное скажет, ведь она и вправду застопорилась, а дашь почитать сестре – та высмеет её куда менее тактично, чем мистер Атертон. Этот только к содержанию может придраться, а сестра и к русскому языку. Хотя следует отдать мистеру Атертону должное – выдержать кондовый перевод Гугла, да ещё в её озвучке!

– Взрослых мужчин. Ты о современных ничего не знаешь, а пытаешься писать о тех, кто жил и чувствовал несколько тысяч лет назад.

– Да, верно. Не знаю.

Спасибо тёмным стёклам – можно смотреть ему прямо в лицо, хотя жаль, конечно, что он до сих пор не опустил очки со лба на глаза – взгляд у него нынче слишком страшный. Да он после ночи весь страшный! И лучше ниже лица вообще взгляд не опускать!

– Ну так надо для начала узнать современных, а потом только браться писать о древних.

Я, кажется, именно этим последние четыре дня и занимаюсь. Только вам нет места в моём романе. У меня все герои положительные! А вам либо монстра, либо сумасшедшего играть! И всё же интересно, что вы сами о себе мните, мистер Атертон?

– Реза, можешь не отвечать и всё же… С кем из героев ты себя ассоциируешь?

Сусанна сжала губы и порадовалась, что по-английски она всё же не совсем ему тыкает. Хотя, конечно, обращение «мистер Атертон» сохранило бы между ними большую дистанцию… Впрочем, эта ночь смела все границы, и пусть он сейчас даже за руку её не держит, но она продолжает чувствовать на груди его руки так же, как на губах – горький привкус кофе.

– С фараоном Тети, – ответил каирец, не задумываясь. Да кто б сомневался! Чего она вообще спросила-то! – Потому что он до сих пор не появился перед читателями, и ты не вложила в его уста свои глупости.

Какие ещё глупости? Чем Сети-то его не устроил? Неужто любовь к дочери вышла неправдоподобной?

– Водитель действительно виноват даже в том случае, когда пешеход бросается ему под колёса. Так прописано в законе. Но мужчина не виноват в поведении женщины. Об этом говорит здравый смысл. Мужчина делает то, что от него ждёт женщина.

Ох, ну да, конечно… Как же она не подумала о том, что мистер Атертон ещё не перевёл на неё все стрелки за вчерашнее. Она не просила класть на стол ключ. И взяла его случайно. Но он же даже себе не признается, что вёл себя, как свинья! Так что лучше смолчать и кивнуть. И как-то прожить эти три дня. Вернее, два с половиной… Господи, скорей бы уже посадку объявили! Или лучше пусть уже прозвенит звонок на первый урок! И плевать, что это урок химии. Главное, сейчас не покраснеть, как лакмусовая бумажка, хотя во рту до жути кисло. Чтоб она ещё хоть раз взяла в руки бокал с шампанским!

– Вспомни изгнание Адама и Евы из рая…

Давайте, что ли, по всей Библии пройдёмся и плавно на Коран перейдём, которого она в глаза не видела, а то что останавливаться на Книге Мёртвых как-то не комильфо! У них там, кажется, в древности равноправие было и уважение к женщине, но мистеру Атертону явно больше по душе арабский мир…

Сусанна поправила на плечах платок.

– Тебе холодно?

Да, её действительно знобило, и она бы с радостью съела обещанный суп, только они уже час торчат в зоопарке Гизы и никуда не двигаются. Может, ему всласть наблюдать за сборищем детей и верблюдов, которые чуть ли не вынимают из пасти друг друга траву, а ей хочется рычать, как голодной львице… Нет, не как львице… Львицы же сами охотятся, чтобы своих самцов прокормить… Мистер Атертон, пойдёмте уже отсюда, а? Я и очки могу снять, чтобы вы по глазам читали, что хочет от вас женщина.

И Реза действительно глянул в телефон.

– Пробка чуть рассосалась.

До машины бодрым шагом четверть часа, но бодрый шаг с её похмельем не совместим, и с жаждой – тоже. Только она ничего у него не попросит. Больше ничего не попросит, чтобы этот змей не подсунул запретный плод. Но он подсунул, остановившись у фруктового развала.

– Будешь апельсин или тангерин?

Ещё бы знать, что предлагают! К счастью, Реза ткнул пальцем в новый фрукт – похож на апельсин, только немного вытянут, будто груша.

– Тангерин.

Плод показался безопасным и способным утолить одновременно и любопытство, и жажду, а может даже удастся убрать изо рта надоевшую горечь. Очищенным тангерин оказался округлым, что и его привычный собрат, только кожа сходила легче, прямо как у мандарина, и во вкусе присутствовали знакомые мандаринные нотки. Ещё бы не был таким сочным! Сусанна сначала пыталась сдержать сок языком, но, отчаявшись, потянулась за краем шарфа. Однако пальцы Резы оказались проворнее. А теперь что, о брюки будете вытирать? Нет, о следующий фрукт.

– Я больше не хочу.

Вернее не хочу ваших пальцев, мистер Атертон!

– А я для себя чищу. У меня не было во рту даже круассана.

Вы сами виноваты и в этой ночи, и в этом утре! Себя бы сначала воспитывали, а потом уж за чужого ребёнка брались! Что же она изначально сделала неправильно, что он посчитал, что с ней можно распускать руки? Да ничего ты не сделала, Суслик. Успокойся! Просто родилась похожей на какую-то дуру! Нет, вовсе не на дуру. Она, кажется, сумела послать его в шестнадцать лет, вот он до сих пор и кипит. А ты сразу согласилась. Будто тебе это нужно! А, может, и нужно было… А то в любви что-то никто не признаётся. Да и без стихов никуда не зовёт. А он-то своей девице небось Шекспира читал или кто у них ещё там есть… Байрона вот… Ага, может, и Бодлера с Верленом, забыла про французскую бабушку? Может, и эта девка была француженкой. У них любят носить каре…

Сусанна поправила кепку, пытаясь запихнуть под козырёк чёлку. Бесполезно! Всё бесполезно… И всё же, сев в машину, она украдкой вытерла липкие руки о шарф. Спасибо тряпочка, а то бы меня кремом намазали, а я не переживу, если он прикоснётся ко мне хоть один ещё раз!

– Ну, ничего не придумала?

Это мистер Атертон что, снова про роман спрашивает? Его что, заклинило?

– Дайте телефон!

– Значит, всё же есть продолжение, и ты просто подогревала мой интерес?

Ничего я в вас не подогреваю! Кастрюля несчастная! Зацикленный на себе идиот!

– Я купила путёвку, когда застопорилась на середине главы.

Она почти правду сказала. На самом деле сестра заявила: раз ты, Суслик, не можешь вылезти из своего виртуального Египта, я засуну тебя с головой в реальный. Знала бы она, как глубоко сестрёнка в итоге занырнула… Блин… Я люблю Древний Египет! Но вот заберите меня из современного и унесите подальше от противных египетских мужиков!

Сусанна вводила пароль, едва попадая трясущимися пальцами по виртуальной клавиатуре. Наконец огрызок текста вывелся на экран, и она скопировала его в переводчик.

«Сети действительно отсутствовал две ночи, а потом забежал днём на минуту и снова исчез. Асенат не проявляла особого рвения в учёбе, но и не противилась, понимая, что это не столько отцовское желание лишний раз помучить её, сколько приказ энсеби. Девочка осознала, что детство её неожиданно закончилось, и у неё появились обязанности, как у царицы, но при этом Асенат ни разу не заговорила с Нен-Нуфер о фараоне. Девочка пыталась играть на флейте, но уже через четверть часа рисовала ей в пыли изображение сокола.

Нынче Нен-Нуфер пыталась научить её ходить медленно и плавно, будто в танце, избрав местом занятия скользкую плитку вокруг пруда. После пятого круга Асенат замерла на самом краю и уставилась на скрытый пальмами царский дворец. Нен-Нуфер понимала, что Асенат тоскует не по царственному дяде, своему будущему супругу, а по отцу. Она ждала его целый год, а он не пробыл с ней даже одного полного дня. И Нен-Нуфер решила, что когда Сети придёт в следующий раз, она непременно попросит его остаться на ночь дома.

Сети оставил им немало чистых свитков, и Нен-Нуфер лишь в первые дни просила Асенат писать на глиняной доске. Сейчас они часами сидели под навесом. Нен-Нуфер придерживала края папируса, расправленного на коленях девочки, и Асенат старалась повторить написанные для неё иероглифы, но кисточка дрожала в её руке, не желая слушаться.

– Начинай снова, – успокаивала ученицу Нен-Нуфер.

И вот однажды после этой фразы Асенат вскочила, и Нен-Нуфер с трудом сумела удержать в руках папирус. Вот и первая вспышка гнева будущей царицы! Но нет, это Асенат метнулась к отцу и вновь обезьянкой повисла на его шее, скрестив длинные ноги за обнажённой спиной. Сети виновато улыбнулся Нен-Нуфер и, запечатлев на лбу дочери лёгкий поцелуй, поставил её на землю и за руку повёл обратно под навес, говоря, что желает взглянуть на её успехи. И голос его ещё не стих, а Асенат уже зарыдала в голос и, вырвав руку, бросилась прочь. Сети кинулся за дочерью и поймал её в двух шагах от противоположного края пруда. Асенат рыдала так громко, что ему пришлось кричать, чтобы слова достигли ушей дочери:

– К чему твои слёзы, девочка моя, от них не родятся люди, от них лишь портится цвет лица! Ты уже взрослая, ты не должна плакать.

Нен-Нуфер закусила губу – ни одну ночь не провела она ещё в кровати, охраняя на циновке сон маленькой царицы. Асенат пару раз за ночь просыпалась, чтобы проверить, не ушла ли от неё жрица Хатор.

– Идём, идём, ты покажешь мне, что родилось из твоего пота.

Нен-Нуфер улыбнулась, надеясь, что Асенат поняла шутку отца, ведь это Великий Пта создал остальных богов из своего пота, а их, людей, он создал из слёз. Слёзы, как же много их вытекает из женщин…

– Что это такое?!

Нен-Нуфер вздрогнула, успев забыть, каким резким может быть голос Сети. Только на что он рассердился? Глупо требовать от Асенат чистоты письма в такой краткий срок.

– Ещё раз спрашиваю тебя, что это такое?

Нен-Нуфер вновь вздрогнула. Палец Сети лежал на написанных ею иероглифах. Не могло такого быть, чтобы ему не по силам было прочитать обращение к Богу Ра. Потому Нен-Нуфер молчала, силясь постичь причину его недовольства прежде, чем дать ответ.

– Мы пишем молитву, – начала она робко, но Сети оборвал её:

– Я не слепой! Зачем ты учишь Асенат священным письменам?! Я восхищён твоим умением писать много больше, чем танцем, ведь даже царские писцы, прошедшие вашу школу, не в силах написать подобное! Только зачем ты доводишь до слёз мою дочь, уча тому, что ей никогда не потребуется!

Нен-Нуфер прижала руки к груди, чтобы унять растёкшийся внутри страх.

– Я не думала, что царице дозволено писать иератическим письмом, мой господин.

– А, по-твоему, царица должна расписывать энсеби гробницу?! Я лучше пошлю туда тебя!

Сети схватил папирус и швырнул в пруд. Нен-Нуфер в страхе попятилась, но тот больше не сказал ни слова и, схватив за руку всхлипывающую дочь, зашагал к дому. Нен-Нуфер растерянно глядела им вслед, но только отец с дочерью исчезли из виду, рухнула на колени и потянулась за папирусом – только ухватить не могла. Нельзя оставлять священные письмена в воде – только пруд слишком глубок для неё, а помощи искать неоткуда. Своим криком Сети распугал всех слуг. Однако Нен-Нуфер заметила в углу навеса опахало. Она схватила его и вернулась к воде – только бы зацепить им край свитка и подтащить чуток к берегу, а там уж она дотянется рукой. Ну ещё немного, ещё… Колени скользили по мокрой плитке, но папирус оставался слишком далеко. Но тут его перехватила другая рука и, обдав Нен-Нуфер брызгами, вытащила на берег вместе с опахалом.