Текст книги "Тайна лотоса (СИ)"

Автор книги: Ольга Горышина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Реза протянул руку. Конечно, она должна сделать это первой… Она помнит. Только можно хотя бы взглянуть на иероглифы? Красиво, хотя и не поймёшь, где чьё имя… Неважно… Главное, что ты знаешь, что там написано…

Кольцо вернулось на своё законное место, и Сусанна протянула Резе дрожащую руку. Её кольцо тоже сидело, как влитое, но Реза всё равно поцеловал ей пальцы, будто вновь проверял размер… Суслик, неужели ты поверила в бред про снятие мерок губами… Я уже не знаю, во что верю, и во что можно верить…

– Теперь я имею законное право на твой первый поцелуй, и никто не назовёт меня вором.

Сердце совсем провалилось в пятки, когда рука с кольцом прошлась по её спине. Она откинула голову, но вместо ледяного взгляда поймала горячие губы, но их влага не утолила её жажды. Реза отпустил её так же быстро, как и обнял.

– Можно попросить тебя о маленьком подарке?

Сусанна судорожно кивнула, только нужен ли ему теперь её кивок?

– Сходи со мной ещё раз к мумии ребёнка, – Сусанна не была уверена, что её глаза остались на лице, такими огромными они стали. – Мне это очень важно.

Он точно ненормальный! И если ему сумасшествие простительно, то отчего она такая дура, что соглашается на всё?

Реза вывел её из мастерской и подвёл к статуям.

– Это их ребёнок.

Сусанна кивнула. Понятное дело, чей же ещё!

– И немного мой.

А вот это уже идиотизм, с которым она ничего не может поделать.

– Знаешь, почему Аббас такой… Такой нервный, когда дело касается моего отношения к тебе? – Реза сжал её руку слишком сильно, заставив повернуться к себе. – Он считает себя виновником моего состояния. Поэтому не женится и следит за мой, словно за маленьким.

Реза закусил губу и опустил глаза к ботинкам.

– Мы вместе нашли этого ребёнка. Отец тогда уехал по делам в Луксор, и Аббас решил воспользоваться свободой, но я не хотел оставлять росписи. Мне оставалось совсем немного. Заплатить долг фараону мне казалось намного важнее всяких кальянов и голых девок. Но Аббас вырвал у меня кисти и… В общем мы с ним подрались, и достаточно жестоко… Он швырнул меня об стену, и я пробил её головой. В общем, мы, конечно, никому ничего не сказали… Сейчас даже шрама нет, но… Он считает, что все мои бредовые идеи – последствие этого падения, но я-то знаю, что это всё из-за мумии. Когда я пришёл в себя, мы хотели быстрее залепить стену и закрасить, чтобы отец не узнал про драку – Аббас очень боялся оказаться на улице, и я тоже боялся потерять его… Но когда мы начали лепить на стену гипс, стена просто провалилась под нашими руками, потому как была дверью. Её после погребения фараона замазали наспех, потому она так легко обрушилась. Ну, сама понимаешь, в шестнадцать мы не могли удержаться и вошли. Хорошо ещё сообразили прожечь свечой воздух… Мумию ребёнка мы разворотили ради интереса… А потом…

Реза замолчал, и Сусанна заметила в его глазах слёзы.

– Мы, конечно, запихнули мумию обратно в крохотный саркофаг, а потом замазали вход, и я умело закрыл свежую шпаклёвку росписью – отец не должен был догадаться ни про вход, ни про драку. У меня тогда была пышнее шевелюра, и мы смогли в тайне от Латифы обработать рану, но…

Реза вновь замолчал.

– Отец узнал правду, да? – подсказала Сусанна, увидев, что слеза уже докатилась до подбородка.

Реза покачал головой.

– Нет, отец ничего не узнал. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я надеюсь, что там он, – Реза ткнул пальцем в статую фараона, – оставил моего отца в покое.

Суслик, не нервничай. Мистер Атертон немного ненормальный. Вернее очень ненормальный или просто сумасшедший!

– Отец, когда возвращался по ночной дороге, въехал в верблюда. Не смейся!

Она и не смеялась. Вот, где причина сумасшествия!

– Они действительно иногда лежат на дороге. Бедуины оставляют их отдыхать, если не могут сдвинуть с места. Никто не ждал в такой час гонщика на узкой дороге. Отец заплатил жизнью за нашу с Аббасом выходку. Я почти что умилостивил дух фараона за то, что было сделано прадедом и дедом, восстановив росписи и сделав копии украденных драгоценностей, и если бы меня не дёрнуло трогать ребёнка, отец остался бы жив. Мне тогда хотелось умереть, и я не знаю, зачем Латифа вытащила меня с того света – у меня всё равно нет никакой жизни. Всё, что я делаю, я делаю ради неё и сына, чтобы, когда наконец умру, они ни в чём бы не нуждались.

Сусанна еле успела поймать его. Только не падай! Только не смей задыхаться! Но это не был приступ, Реза просто разрыдался. Он рыдал в голос. Пусть поплачет. Гробницы созданы для слёз, и их никто не увидит. Сусанна стояла рядом с ним на коленях, но не чувствовала твёрдости пола, как и остроты подбородка Резы, пронзившего ей плечо. Теперь её рука с кольцом скользила по затянутой белым шёлком спине. Она подняла глаза на статуи. Подведённые чёрным глаза безучастно глядели на них. Хотелось плюнуть в их золотые лица и выкрикнуть:

– Довольны?! Что вам ещё нужно?!

– Чтобы мы сходили к ребёнку…

Она всё же это выкрикнула, да ещё и по-английски, раз Реза понял. Он вытер глаза подолом юбки и помог Сусанне подняться.

– Я вернулся в гробницу уже в сознательном возрасте, когда начал отворачиваться при виде маленьких детей. Я сделал дверь и, когда становилось совсем невыносимо, брал на руки младенца и представлял, что это мой сын. Только не считай меня абсолютно сумасшедшим. Это нормальное желание мужчины иметь сына.

– Пойдём уже, – Сусанна потянула его к крохотной двери, на которой была изображена девушка, протягивающая фараону лотос. Именно эту картинку Реза нарисовал для неё – недостающая сцена романа. Забыть про роман! Лотос ведь олицетворяет новую жизнь. Пусть проклятье отпустит наконец Резу, пока у того в голове осталась хоть одна здравая мысль!

Глава 31

Оставленный в крохотной погребальной камере факел пропитал воздух запахом жжёного масла. Почему в прошлый раз Реза не взял фонарь? Теперь приходилось платить за аутентичный спектакль удушьем. Если бы только со стен сошли девушки с опахалами, счастью не было бы границ… Сусанна пыталась дышать отрывисто и быстро, но гарь безжалостно проникала в лёгкие. Она из последних сил сдерживала кашель и желание разорвать на груди футболку.

Реза тем временем приставил к стене деревянную крышку саркофага и бережно взял на руки мумию, обращая к ней тихие слова на забытом языке. Возможно, и в прошлый раз он говорил с ребёнком, а не с ней, а ей остаётся молча протянуть руки. В прошлый раз брезгливость затмил страх, а сейчас её забило желание побыстрее вдохнуть свежего воздуха. Реза улыбнулся и догадался перейти на английский. И верно, пусть говорит с ней живой, чем с ним мёртвым.

– Посмотри, кого я привёл к тебе, – Реза так и не протянул ей ребёнка. – Ты ведь узнаёшь маму? Мы так долго ждали её, верно, сынок?

Суслик, ты обязана подхватить игру, иначе мистер Атертон расстроится, а ему нервничать нельзя. Он уже исчерпал сегодняшний лимит криков, слёз и бреда. Сусанна сделала ещё шаг, чтобы руки оказались под его руками. Лён чистый, а под пелёнку можно и не заглядывать и продолжать смотреть в лицо новоявленного мужа и отца тысячелетнего младенца.

Реза не убрал руки, боясь, что Сусанна отдёрнет свои. Нет, она станет качать это невесомое создание так же бережно, как и он, как не качала в детстве даже любимую куклу. Теперь надо что-то сказать, что-то особенное, что определённо доставит мистеру Атертону удовольствие, ведь ради него она согласилась на этот жуткий фарс: стать матерью мумии!

Спокойствие улетучивалось так же быстро, как и последние глотки терпкого кислорода. Руки так дрожали, что заставляли шевелиться мумию, и мёртвый младенец будто недовольно вертел головой. Давай уже, соображай быстрее, что нужно сказать. Раз они долго тебя ждали, значит, ты, дрянная мать, где-то шлялась целую вечность, пока одинокий отец качал колыбельку, а ребёнок, получается, вообще тебя в глаза не видел – с чего он поверит, что ты его мать?! Да потому что дети чувствуют матерей, они чувствуют их молоко. Какое молоко через три тысячи лет? А чего ж так грудь ломит? Да оттого, что здесь дышать нечем! Говори уже свои слова и тащи папашу наверх!

– Как же я скучала по тебе, сынок. – Добавь, что больше не уйдёшь от него! – Мы теперь всегда будем вместе. Гнев Хатор велик, но милость Осириса ещё больше. Он простил содеянное мною и теперь настал черёд простить меня тебе, ибо я не верю, что твой отец когда-нибудь простит меня…

Суслик, ты чего несёшь? Зачем Хатор впутала сюда? Чего молчишь? Ты меня слышишь? Нет, я тебя не слышу, и тебе здесь нет места. Это моё время, которое я бесконечные столетия вымаливала на ледяных плитах у входа в царство Осириса. Уходи, оставь меня с сыном. Ты сделала своё дело и больше мне не нужна.

Ребёнок заелозил в пелёнках, и пришлось прижать его к себе сильнее, чтоб не выронить, а он, почувствовав грудь, обхватил сосок слабым ртом и высосал первую каплю молока. Сразу стало легче дышать. Сквозь опущенные ресницы просматривалось мерно опускающееся опахало.

– Быстрее! – прокляла она нерасторопности девиц. – Мне совсем нечем дышать!

Ресницы сомкнулись друг с другом, и яркое павлинье перо растворилось в темноте.

– We should call a doctor.

– She’s fine, don’t worry. She fainted but she didn’t hit her head.

Сусанна с трудом приподняла ресницы и вновь опустила, не вынеся пристальных взглядов. Под головой была подушка, а ноги чувствовали одеяло: она в кровати, и этих знаний достаточно, чтобы не закричать. На данный момент достаточно.

– И кто теперь будет пить шампанское? – в голос Аббаса вернулась прежняя усмешка.

– Мы с тобой.

– Очень романтично. С тобой я предпочитаю пить пиво. Ты уверен, что врач не нужен?

– Уверен. Лучше принеси ещё сладкого чая.

В левом ухе звякнуло, и перед глазами промелькнула вспышка. Стакан с ложкой. Выходит, она уже пила чай. Когда шаги Аббаса замерли в коридоре, рука скользнула вверх по голому животу к груди и замерла на влажных волосах. Она успела и душ принять. Прекрасно… Что ещё следует вспомнить? Для начала кое-что стоит забыть. Можно, и не забывать. Главное, мистеру Атертону не рассказывать. Но вот спросить, когда она грохнулась в обморок, стоит.

– Я не уронила ребёнка?

Реза улыбнулся и убрал с её лица слипшиеся мокрые пряди.

– Мы не дошли до погребальной камеры.

– Значит, ещё пойдём? Это же часть подарка…

Суслик, ты хочешь, чтобы его рот порвался в улыбке? Нет, мне нравится, что на лбу нет волос. Зря, от них холоднее. Но тогда мистер Атертон уберёт руку, а я этого не хочу.

– Мой лучший подарок на сегодня, – проворковал он. – Ты на ногах и в здравом уме.

А вот это уже интересно. Суслик, только не спрашивай подробностей. Ага, щаз! В что если я действительно несла ему всю эту чушь про Хатор…

– А что я такого сказала?

Только бы Аббас забыл, где мать держит чай, и не возвращался ещё хотя бы минут пять! Мистера Атертона трудно разговорить, так что надо хватать быка за рога и не отпускать.

– Что я такого страшного сказала? – повторила Сусанна настойчивее.

Лицо Резы сделалось каменным.

– Ты сказала, что любишь меня.

Что? Уберите руку, мистер Атертон, и прекратите меня гипнотизировать. Я не до такой степени сумасшедшая!

– Я пошутил. Но ты разговаривала со статуей, помнишь?

Сусанна кивнула.

– Она пялилась на меня.

– Как, впрочем, и ты на неё.

Реза продолжал улыбаться. Пусть не убирает улыбки. Его каменная маска слишком пугающая.

– Про твоего отца мне не приснилось?

– Нет. Я рассказал тебе правду.

Хорошо, что на смену улыбке не пришли слёзы, а то она успела испугаться за тревожный вопрос. У человека день рождения! Завтра расспросишь его про дела семейные. Как бы завтра он тебе всё ещё муж… Лучше бы это мне приснилось! Но на руке, потянувшейся за принесённой Аббасом чашкой, продолжало блестеть кольцо с гравировкой. Хорошо ещё, что иероглифы никому не видны.

Реза поправил подушку и заботливо обмотал вокруг её груди простынь. Аббас так и будет пялиться на неё или сообразит уйти?

– Пора тебе вылезать из гробницы, братик. Там невозможно сделать нормальную вентиляцию.

– Я уже вылез и обратно не собираюсь, – улыбнулся Реза, подставляя под стакан ладонь, чтобы Сусанне легче было пить. – Аббас, тебе не кажется, что здесь кто-то лишний?

– Я жду чашку.

Он сунул руки в карманы и впечатал в ковёр ноги. Чего он действительно ждёт? И почему так внимательно смотрит? Дура, он брату не верит! Он твои зрачки проверяет. И боится, что ты не удержишь в себе чай. Сусанна подняла к голове руку, как бы расчесать пальцами волосы – кажется, шишки нет. Тогда быстрее допивай чай да руками не маши, а то простынь свалится. Хватит того, что один брат уже полностью изучил твоё тело. В таком состоянии ты не могла принимать душ самостоятельно. Ну и ладно. В конце концов он мне муж… Суслик, не смеши мои тапочки! Кстати, про тапочки. Не забудь спросить, практикуется ли здесь их ношение?

– А можно мне домашние тапочки, а то ноги мёрзнут.

Она вообще-то у Аббаса спросила, но Реза не запланировано среагировал на вопрос: принялся ладонями растирать ей ступни.

– Мне не холодно! – Сусанна попыталась забрать ногу, но потерпела то же фиаско, что и в их первый ужин, когда подвернула ногу. Могла бы привыкнуть к силе мистера Атертона! – Я просто хочу тапочки, когда встану.

– Пока ты не встанешь. Я хочу, чтобы ты немного поспала.

Реза забрал стакан и сунул в руки Аббасу. – Оставь нас вдвоём.

Тот подчинился и даже закрыл за собой дверь.

– Я хочу, чтобы ты поспала, а то мать распереживалась, что замутила великий ужин, а есть его будет некому, – Сусанна улыбнулась.– И торт я не стану пробовать без тебя, – Реза прижал своё кольцо к её кольцу. – Я ничего не стану сегодня делать без тебя. И завтра тоже.

Сусанна даже не пыталась вырвать руку.

– Я не смогу уснуть. Мне кажется, я уже спала.

– Тебе это кажется. Это нормально после обморока, что ты немного потеряла связь со временем.

– Немного? Я не помню ни чая, ни душа. Что я ещё не помню? Только не надо больше шутить со мной!

– Не буду, а то ты меня возненавидишь, – Реза так быстро коснулся её губ, что она даже дёрнуться не успела. – Поспи. Я не хочу потерять тебя после первого бокала шампанского.

Намёк понят, мистер Атертон, и не надо так громко стучать кольцами!

– Я хочу написать сестре, – прошептала Сусанна.

Реза кивнул и почти молниеносно протянул ей телефон. С замирающем сердцем она открыла приложение «Вконтакте» и прочитала: «Мама уже не может дождаться воскресенья! Я тоже соскучилась и больше тебя одну никуда не отпущу». Сусанна быстро набрала краткое «Я тоже уже хочу домой» и отдала телефон Резе.

– Хочешь, я почитаю тебе продолжение рукописи? Я забрал её из библиотеки.

Сусанна кивнула, но тут же почувствовала разочарование, когда он поднялся с постели. Листы оказались на второй тумбочке. Мог бы и перевалиться через её ноги. Суслик, спрячь бесстыжие глаза и не следи за каждым его движением! Сусанна покорно опустила ресницы и даже подтянула к носу край простыни. Матрас скрипнул – Реза улёгся рядом и сунул ноги под простынь, но, увы, не дотронулся до её пяток.

– Ты где остановилась?

Листы легли ей на груди и пришлось приподнять голову и вытащить руку, чтобы ткнуть в строчку про лотос. Простынь сползла к груди, но Реза ловко подтянул ткань обратно к её носу.

» Кто же достал лотос? Должно быть, Райя, и его рука коснулась светлых, что солнце, волос. Недозволительная ревность сжала сердце фараона, и он заставил себя отвести взгляд от розового цветка – если он помедлит хотя бы минуту, то не избежит кары Хатор, потому как в руках не осталось иных желаний, как только сжать едва прикрытые светлыми волосами плечи. Но Богиня сжалилась над ним – спасение принесла пара легкокрылых ног. Райя с блестящей от воды кожей дрожащими руками протянул отцу очищенный от тины кнут. Фараон медлил, глядя на склонённую чуть ли не до земли голову сына – какие мысли сейчас растревожили дерзкий чуб? Хоть одной малой надеждой вспыхивала ли в его голове мысль, что он может унаследовать чёрную землю? И когда следует открыть мальчику его предназначение? Явят ли Боги ещё знак или теперь самому следует искать подходящий момент, чтобы поговорить с сыном?

Фараон забрал кнут. Взгляд упрямо тянулся к красной полосе, пересекающей ладонь сына. Он не станет извиняться. Царевич должен знать, что занесённый кнут если и не опустится на тело, то обязательно тронет душу – даже в сердцах оброненное фараоном слово будет передаваться из уст в уста и в конце концов обретёт силу свершённого деяния. И пусть помнит, что каким бы безнаказанным он не чувствовал себя среди людей, на суде Осирис спросит с него много больше, чем с простого землепашца. Таков удел правителя двух земель.

– Оставайтесь с миром, – изрёк фараон, пытаясь скрыть в голосе горечь разлуки, и молча зашагал к стене. Впереди его ждал полный забот день и кнуту не придётся просохнуть, так крепко он станет сжимать его во время судилища.

И ночь не принесла желанного спокойствия. Фараон вновь проворочался без сна, и с губ его пару раз почти сорвалось имя брата. Он хотел крикнуть прислужнику привести к нему Сети – хотелось вновь уйти на террасу под звёзды, куда он не успел привести сына. Фараон сел в кровати полный решимости с утра отправить Сети за Райей. Пусть мальчик целый день проведёт с ним, пусть узнает, что народ Кемета требует от правителя. Только с утра слуги напрасно искали Сети, а потом стража у ворот сообщила, что возница фараона поздним вечером ушёл домой. При этом известии пальцы фараона невольно сжались в кулаки – какие беседы он ведёт с Нен-Нуфер, ведь не могут же они завтракать врозь. И, подойдя к столику, он ударил кулаком по блюду с такой силой, что все финики подлетели в воздух и пали на пол.

– Подай завтрак в покои Хемет! – крикнул фараон перепуганной прислужнице.

Длинное одеяние мешало быстрой ходьбе, и фараон безотчётно подтянул его к коленям, неожиданно ощутив в них дрожь. Он уже лет пять не видел мать Райи и вдруг испугался, что не признает её. Женитьба на Никотрисе и смерть отца положили конец их общению – они даже толком не простились, он просто перестал приходить к ней и сыну. Последним воспоминанием были раскиданные по циновке самоцветы, из которых шестилетний мальчик выкладывал простые иероглифы. Хемет перед зеркалом красила глаза. За долгие годы, проведённые вместе, он видел её и чисто умытой, и с потёкшей от зноя и любви краской, но никогда с разными глазами – подведённым и нет. Он не желал обидеть её, просто не сдержал улыбки, а Хемет со злости швырнула в него зеркалом. Он, к тому времени уже молодой властитель двух земель, развернулся и, не простившись, навсегда покинул покои любовницы.

Сейчас фараон считал комнаты, чтобы не ошибиться и всё же поднял не ту занавеску. Невольница, совсем юная девочка, вскрикнула и, выронив парик, распростёрлась перед ним на полу. Он уже думал выйти, но тут дрогнула внутренняя занавеска и замерла, а потом он услышал поспешное шлёпанье босых ног. Неслыханная наглость убегать от фараона, и он быстро пересёк комнату и шагнул во внутренние покои, тёмные утром из-за опущенной тростниковой занавески.

– Дай мне минуту, повелитель, и я выйду к тебе. Позволь только моей служанке принести парик.

Он не узнал голоса, но исполнил просьбу и даже придержал занавеску, когда девочка поспешила на зов, а потом уселся в кресло, не понимая, почему просто не объяснил, что ошибся покоями. Что сказать обладательнице тихого незнакомого голоса?

Девочка придержала занавеску и выпустила на свет госпожу. Только лица он всё равно не увидел – сквозь плотную вуаль едва просматривался пышный парик.

– Что привело тебя в покои Ти, мой повелитель?

Слава Богам, она назвала своё имя. Она была одной из последних жён отца, ливийская царевна. Он пытался вспомнить её лицо и не смог.

– Отчего ты прячешь от меня лицо?

– Я прячу его от всех, мой повелитель, уже много лет, потому что не хочу пугать людей своим уродством. Скажи, что привело тебя ко мне? Хотя знаю… Хемет плачет, верно? Оттого ты и не посмел переступить её порога. В тебе всегда была чуткость, которую ты взял от матери. Ты хочешь, чтобы я сходила к ней и пригласила к тебе?

– Нет. Скажи, что я велел принести в её покои завтрак, потому что хочу поговорить с ней о сыне. Дождись, когда она будет готова, и вернись за мной.

Ти с поклоном удалилась. Высокая, лёгкая, худая, что девочка, полная противоположность Хемет. Плачет… Он мог предположить, что она позлится первые дни, а потом явится к нему сама с требованием вернуть сына, но плакать в своём покое? Как не похоже на неё.

Ти вернулась слишком быстро – видно, он ошибся всего одной дверью.

– Она ждёт тебя и отослала слуг, сказав, что сама станет прислуживать тебе, но если ты велишь вернуть их…

– Нет. Пусть оставят нас одних.

Фараон сделал решительный шаг к двери и замер: он же не знает, куда идти – все эти пять лет он не ступал дальше покоев Никотрисы, пока своей единственной жены. В выборе приводимых к нему наложниц он полагался на слуг.

– Проводи меня, чтобы убедиться, что Хемет не передумала видеть меня.

Ткань, закрывавшая лицо Ти, дрогнула – должно быть, ливийка улыбалась, но нет, голос прозвучал тише прежнего.

– Того, кто смеет противиться повелителю двух земель, Великая Хатор жестоко карает. Хемет знает это не хуже моего.

Ти опередила его на два шага и прошла мимо следующей двери, не останавливаясь. Как же давно он не был на женской половине дворца, а ведь когда они с Сети мальчишками играли здесь в прятки, дворец не казался таким огромным. Ти сама откинула ему занавеску и замерла в нерешительности. Фараон глянул ей через плечо и велел уходить. Слёзы Хемет высохли быстро, раз у неё хватило времени высыпать на циновку груду самоцветов.

– Опусти зеркало. Иначе я не перешагну твоего порога.

Однако зеркало осталось в руках Хемет, как и кисть, которую она тут же поднесла к ненакрашенному глазу.

– У меня прекрасная память, – продолжил фараон достаточно резко, – но недолгое терпение, потому даже тебе не стоит испытывать его.

– Тогда говори, зачем пожаловал, и уходи.

– Я пришёл попросить тебя разделить со мной завтрак.

– Пять лет ты спокойно завтракал без меня, и нынешний день ничем не отличается от предыдущих. А коли тебе скучно, вели отнести подносы в покои царицы, она будет рада увидеть тебя.

Хемет опустила кисть с зелёной краской и подняла другую с чёрной.

– А ты не рада?

– Я научилась жить без тебя и не хочу ничего менять.

Хемет отвернулась от него вместе с зеркалом, и фараон почувствовал, как у него затряслось веко.

– Прости меня, – слова сами сорвались с губ. – Я был жесток.

– Твои извинения запоздали. Женщины не ждут так долго.

– Я знаю. Если ты не хочешь завтракать со мной, то отобедай завтра, потому что за моим столом будет тот, кого ты жаждешь видеть.

Хемет вскочила со стула и опрокинула его.

– Райя во дворце!

– Нет! – отрезал фараон. – Но завтра утром я велю привести его и буду с ним весь день. Только у него теперь нет времени собирать твои самоцветы, так что приходи к пруду, и коли он пожелает, то будущим утром принесёт к тебе свой завтрак.

Хемет метнулась к нему и поймала губами руку, но фараон не сумел разжать кулак, чтобы прикоснуться к её волосам.

– Меня забрали у матери раньше, и никогда ни словом, ни жестом не упрекнула она в том моего отца.

Хемет отступила, но не подняла головы.

– Ты принадлежал отцу по праву наследника, но у меня ты забрал сына, чтобы он развлекал твою Асенат. И в том твоя жестокость.

Теперь он сумел протянуть к ней руку. Пальцы мягко коснулись подбородка, и Хемет пришлось взглянуть фараону в глаза.

– Сети избрал для дочери прекрасного учителя, который способен дать моему сыну много больше, чем может усвоить его дочь.

Яркие губы Хемет дрогнули.

– С каких это пор жрица Хатор вдруг превратилась в мужчину?

– Потому что она умнее многих мужчин. Те способны вбить знания лишь палками, и потому наш сын ничему у них не научился, а с ней он кроток и покорен. Я велю ему принести написанные им свитки, и сама убедишься в правоте моего выбора.

Хемет продолжала ухмыляться.

– Если только в выборе Сети. Ты не умеешь выбирать женщин.

– В своей жизни я выбрал лишь одну женщину. Я выбрал тебя и никогда не пожалею о своём выборе.

– Меня выбрал твой отец, а ты нагло украл меня у него. Гляди, чтобы твой сын не пошёл по твоим стопам.

– Сколько же в тебе злости! – фараон отдёрнул руку и вновь сжал пальцы в кулак. – Наш сын ещё слишком мал, но я не подумаю стоять у него на пути, если Бастет зажжёт между ним и Асенат священный огонь, как отпустил тебя мой отец.

– Я была одной из многих, и за год, что я прожила во дворце его невестой, он ни разу не зашёл ко мне, да и с трудом вспомнил, кто я, когда ему сообщили про тебя. А Асенат твоя единственная женщина. Будь я тобой, я бы не тянула со свадьбой.

Фараон только сильнее сжал кулак.

– Райя не вернётся под твоё крыло, женщина. Смирись с этим, но ты будешь гордиться им, я обещаю, потому что Великая Хатор взяла его под своё покровительство.

– Спроси у Ти! – вскричала Хемет, отшатнувшись от фараона. – Попроси её открыть тебе своё лицо, и ты узнаешь, что такое гнев Хатор! Я не хочу, чтобы мой сын близко подходил к её жрицам!

Она схватила его за браслеты и упала к ногам, и фараон еле сумел высвободиться из её цепких рук.

– Я жду тебя завтра у пруда, но не смей даже заговаривать с Райей. Теперь он мой, и я не потерплю, чтобы вы, женщины, смущали его своими речами. Забудь про обещанный завтрак. Довольно с тебя будет, что ты обнимешь его за обедом!

Он вырвал подол, за который Хемет успела схватиться, и чуть ли не бегом помчался с женской половины. В саду он остановился и присел на скамейку. Сзади ту же подступили девушки с опахалами, и он с радостью ощутил на лице прохладу. Как вовремя он забрал из этого гадючника сына, и пусть его нога в будущем не ступит дальше покоев Асенат. И вдруг он заслышал шелест песка и обернулся на мгновение: к нему спешила Никотриса, но он успел подняться со скамейки и обратить к ней спину раньше, чем их взгляды встретились. С него довольно нынче двух дворцовых женщин, и он лично сообщит сыну про завтрашний день, чтобы увидеть ту, кто не похожа ни на одну из них…»

– Ты спишь или читать дальше?

Сусанна приоткрыла глаза и кивнула, то ли соглашаясь на сон, то ли прося продолжения.

– Давай ты будешь спать, а?

Она вновь кивнула, но Реза не поднялся с кровати, он вновь зашуршал бумагой и продолжил чтение.

«Вода в пруду дрожала от падающих камушков. Только нынче швыряли камни не дети. Их вообще не было в саду. Это Сети с дрожащими на спине капельками воды расшвыривал сооружённую из камушков, должно быть, детьми пирамидку, а Нен-Нуфер в мокром от брызг платье, плела подле него гирлянду из лотосов, которые он явно только что вытащил для неё из пруда. Они говорили так тихо, что фараон, сколько ни напрягал слух, не мог уловить и звука, но взрыв звонкого смеха подстегнул его, как подстёгивает коня хороший удар кнутом. Его слова вызывали в Нен-Нуфер лишь слёзы, и он впервые услышал, как жрица Хатор смеётся. Сейчас, без украшений, в простом платье, она вновь походила на невольницу, какой он впервые увидел её. Он вспомнил, как спускался в гробницу отца с невесомым телом в руках, чтобы вымолить для неё жизнь, и когда Нен-Нуфер, продолжая смеяться, накинула гирлянду на шею Сети, фараон схватил камень, и тот просвистел над их головами и с большим всплеском пошёл ко дну.

Сети обернулся с явным намерением отругать царевича, и слова действительно сорвались с его уст – быть может, те, что он успел заготовить для озорника:

– Райя, ты ополоумел?!

– Я же не попал в тебя!

Услышав голос фараона, Нен-Нуфер хотела вскочить, но поскользнулась и вместе с Сети, пытавшимся удержать её, оказалась в воде.

– А ты метил? – прорычал тот в ответ, смахивая с платья девушки тину.

– Стоило бы, чтобы кто-то не забывал своего предназначения!

– Ты кого обвиняешь сейчас и в чём?

Сети с вызовом сжимал кулаки, и фараон машинально потянулся к висящему за поясом кнуту.

– Давай! – подбодрил его Сети. – Тогда почтенный Амени точно узнает природу раны твоего сына и перестанет верить в том, что это я ненарочно задел Райю, стегая лошадь!

– Амени? – рука фараона упала вдоль тела.

– Амени сейчас в доме беседует с Асенат и царевичем. Вчера он прислал мне записку с просьбой навестить Нен-Нуфер, и я не разгадал жреческой хитрости – на самом деле Амени решил убедиться в успехах детей. И, как видишь, слов собственной воспитанницы ему оказалось мало.

– Не тревожься, благородный Сети, – Нен-Нуфер осторожно поправила почти свалившуюся с его шеи гирлянду из лотосов. – Он не доверял и Пентауру, но я никогда не догадывалась, что Амени проверяет мои знания, и сейчас я уверена и в твоей дочери, и в твоём сыне, – Нен-Нуфер подняла глаза на фараона, – как был уверен во мне Пентаур.

Она нагнулась и выжала подол, в мокром платье став тоньше стебля лотоса. Фараон перехватил взгляд Сети, который так же покоился на девушке, и сжал кулаки.

– Прикажи ей есть! – От резкости в голосе брата фараон вздрогнул. – Её шея не в силах вскоре будет удержать на голове даже лотос, не говоря уже про парик.

– Смотри чтоб твоя шея не переломилась под тяжестью ожерелья! – не сдержался фараон.

Сети сорвал с себя лотосы и закрутил гирлянду вокруг головы Нен-Нуфер.

– Я ем довольно, – она перехватила концы гирлянды и отступила от Сети. – Это ты слишком много присылаешь нам еды.

Она говорила скороговоркой, всё ещё не оправившись от испуга. Взгляд её покоился на пыльных сандалиях фараона, но она чувствовала, как под его взглядом горят её щёки, и даже мокрое платье б воспламенилось, если бы сад не зазвенел детскими голосами.

Окрик Амени остановил Асенат, готовую прыгнуть к фараону на шею. Она сжалась и отступила назад за спину царевичу, который пропускал вперёд опирающегося на палку старика. Фараон со жрецом обменялись лёгкими поклонами, и Амени без лишней лести начал нахваливать детей, которые без запинки ответили на все его вопросы и без помарок написали слова молитвы к Пта.

– Пта дал им прекрасную наставницу, – выговорил сухо фараон и уставился на Нен-Нуфер, а та ещё больше склонила голову перед жрецом. Амени вновь поклонился фараону и направился к Нен-Нуфер. Та попыталась поцеловать жрецу руку, но старик опередил её желание и у всех на виду крепко прижал девушку к груди.

– Вижу, что Пентаур поделился с тобой не только знаниями, но и талантом учить других. Теперь я понимаю смысл твоих разодранных коленок: ты создана не для танцев Хатор, а для света Пта, потому наш Бог и не отпускает тебя к Тирии. Никто не посмеет решить за тебя, какой путь тебе надлежит избрать, и я не буду отговаривать тебя, коли ты останешься при своём желании стать жрицей Хатор, но верь мне старику, эти дети нуждаются в тебе сейчас куда больше, чем Фивы в новой жрице.