Текст книги "Ваша С.К. (СИ)"
Автор книги: Ольга Горышина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
Глава 13 «Заверения в дружбе»
На частоколе светились тринадцать черепов. Все они при ближайшем рассмотрении оказались медвежьими. Граф фон Крок снял тот, который горел ярче остальных, и шагнул за княжной к дому, осторожно отгоняя Бурого подарком лешего от своих сапогов.
– Княжна, а ваша бабушка случаем не баба Яга?
Светлана обернулась так резко, а граф шёл так быстро, что между ними и поместился всего только что этот череп, но ни один из них не отступил с извинениями и даже не отвёл взгляда. Граф смотрел княжне в глаза, и спустя мгновение их сделалось аж две пары, а потом раз и все четыре. Вампир зажмурился, и княжна сразу же сумела ответить на его вопрос. Правда голос малость дрожал, как и сами непрошенные мысли, которые так и бежали прямиком на острый язычок:
– Она ей сестрой родной приходится. А самой Яге север вреден – от постоянных дождей кости ноют. Посему она подальше от столицы перебралась в тьму-тараканью, в Подмосковье… Но банька у нее знатная, таких личностей в ней парила, ой-ой-ой! Правда, никто не выжил, окромя царевичей всяких – от царского мяса у неё несварение желудка случалось. Но банька ого-го, особенно, когда отец мой топит… С ним все прямиком на тот свет отправляются. Но вам это не грозит, вы уже того… Вам бы после вчерашнего с того света на этот вернуться. Если банька не поможет, попросите пудру у матушки моей, а то нельзя же ходить с такими кругами под глазами – всех подружек моих распугаете, и так и не узнаете, чем русские русалки лучше ваших трансильванских вильей, особенно наши, столичные…
Граф кашлянул, и Светлана осеклась на полуслове.
– Шутить изволите?
Он снова поискал глаза, но напрасно – теперь княжна держала их долу.
– Вы первым начали. Как вам не совестно…
– Мне сегодня все простительно, – усмехнулся он в голос. – Высокой страсти не имея для звуков жизни не щадить, не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить, – процитировал граф Пушкина замогильным голосом. – Если я говорю что-то, что вы находите для себя обидным, прошу простить меня великодушно, ибо не ведаю, что творю… А за бабу Ягу готов прощение на коленях вымаливать…
И граф действительно тут же преклонил пред княжной одно колено, и княжна тут же схватилась за его плечи, пытаясь поднять на ноги. А когда попытка вернуть вампира в вертикальное положение с треском провалилась, и он согнул вторую ногу, княжна почти закричала:
– Вы ополоумели, граф! И меня, и себя погубите! – и добавила уже тише, когда вампир выпрямился перед ней во весь свой высокий рост: – Вам же самому завтра стыдно станет… – Светлана сначала было задрала голову, но быстро потупилась: – Да какое там стыдно, что я такое говорю. Вы забудете…
– У вампиров прекрасная память, княжна…
– Да полноте! – Светлана так всплеснула руками, что чуть не вышибла из рук графа череп. – Забудете, а вот мне недобрые люди не преминут напомнить. Да не глядите на меня так! – и снова глаза спрятала. – За что вы так со мной поступаете?! Я повода вам не давала… Видели ж, как князь осерчал, что обманом сюда пробралась, а это он ещё про Сашеньку ничегошеньки не знает. Хотите, чтобы из-за вас меня на весь день заперли? Хотите? Чтобы все чаяния Сашеньки напрасны были? Вы сами разве сумеете о нем позаботиться? Да что же вы смеетесь?!
А черные губы вампира и вправду растянулись в улыбке.
– Ничего, ничего-то вы не понимаете! – княжна во все глаза смотрела на него, не в силах ни взгляд отвести, ни удержать голос ровным. – Думаете, дурочка я? Все глупости девичьи… Да какие глупости могут быть вот с этим?!
И княжна вдруг схватилась за вышитый подол рубахи и задрала так, что граф увидел бледные икры голых ног – княжна в спешке нацепила туфли на босу ногу.
– Все эти обереги должны уберечь меня от упырей! – в запале княжна даже не заметила своего обнажения. – А они кишат вокруг меня, только и думая, как бы породниться с князем. А он меня в темнице держит: туда не ходи, сюда не смотри! Только и есть у меня Сашенька, только с ним я свободы глотнула, в город вышла, к людям… Рядится ради меня в женское платье… А вы!
И замолчала вдруг. Растеряла весь пыл свой, глаза опустила.
– Вы любите его, Светлана? – пробормотал вопрос граф, с трудом отрывая взгляд от девичьих лодыжек. – Так отчего тогда томите его? И себя, и князя?
Она сама нашла глаза вампира, темные и горящие, что череп, который граф крепко прижимал к груди. Только вздрогнула не она, живая, а он, мертвый, таким холодным показался ему вдруг хризолит живых девичьих глаз.
– Я никого не люблю, – отчеканила княжна, будто выплюнула слова ему в лицо, гордо вскинув подбородок: – Я такой же зверь, как все вы. И меня тоже надо убить!
– Что вы хотите сказать мне, повторяя одно и тоже? – перешёл граф на полный шёпот. – Поверьте, я умею не только говорить, но и читать по-русски и непременно прочту ваши «Капли крови», так что не мучьте меня цитированием всякого мракобесия. Лучше скажите, что действительно хотите мне сказать про вашего Сашеньку…
И граф наклонился еще ниже – как склоняется к жертве голодный хищник.
– Ничего, – тряхнула головой княжна, и вампир отпрянул. – Только то, что нам следует спрятать скорее клетку, пока князь не пришёл. Я уверена, что завтра к вечеру вы увидите Сашеньку в полном здравии. Ну, – Светлана виновато улыбнулась. – Я ведь не могу сказать – живым. Это ведь будет неправда, верно?
– С вами я чувствую себя живым, то есть круглым дураком… – рассмеялся хрипло вампир, и вот уже от его смеха Светлана вздрогнула. – И мне это безумно нравится.
И не понять было, что привело в такой восторг трансильванца – девичья ли дрожь или собственная похмельная дурь.
– Так где ж ваш стог? Князь уже и так слишком надолго оставил нас вдвоём. Вернется с минуты на минуту.
– Вдвоём? – Светлана метнула взгляд в сторону неподвижного оборотня и погладила за ушами Бурого. – Мы с вами не одни, а умудрились наговорить друг другу много глупостей. Пройдемте уже в дом.
– Я бы стоял тут с вами вечность…
Вампир произнёс это чужим, глубоким и страшным голосом, и княжна кинулась к двери и шумно выдохнула. Дверь отворилась с ужасным скрипом, напоминавшем недавний неживой смех трансильванского гостя.
– Не запнитесь за порог, граф, – бросила она из темноты, резко обернувшись, чтобы не быть к вампиру спиной. – Осторожней! Смотрите, не растеряете всех светлячков из черепа!
Куда там ему запнуться! Услужливый оборотень проскользнул вперед и плечом придержал дверь. Череп вспыхнул и загудел, но когда княжна шикнула на него, шум мигом утих, и пламя в глазницах выровнялось.
В сени свалили все подряд – от дров до оглоблей, и только в самом дальнем углу высилось чуть ли не до потолка сено. Граф поднял череп, и тусклый свет его глаз осветил княжне дорогу. Она разворошила солому, а потом, прикрыв клетку сорванным с гвоздя рушником, закидала обратно сеном.
– Я плащ вам к вечеру верну в целости и сохранности, – удовлетворенная проделанной работой, обернулась она к графу. – Вы мне верите, граф?
– Отчего же мне вам не верить, Светлана? Вы прекрасны, а красота не может лгать…
Девичьи глаза вспыхнули ярче глазниц черепа.
– А вы действительно не поэт, граф? Нет? Тогда скажите то же самое Сашеньке про мою мать! Как красота не лжет! Окрутила его княгиня красивой ложью, охмурила ласковыми речами – так голову вскружила, что бедный, сломя голову, в Тифлис бежал, а как вернулся, с тифом слёг и помер бы, не спаси его Фёдор Алексеевич. Как говорится, смертию смерть поправ… Три года назад это было, и за эти три года Сашенька не раз и не два пожалеть успел, что не умер тогда до прихода моего прадеда.
Но вампир продолжал, не сводя жадных глаз с взволнованного лица девушки:
– Какое, право, мне дело до красоты чужой женщины и глупости незнакомого мне юноши… Какое отношение имеет то к неоспоримому факту вашей ангельской красоты, моя княжна?
– Я не ангел! – вскричала Светлана, заламывая руки. – Я убила свою родную мать и теперь мраморный ангел плачет над ее могилой на Никольском кладбище! Хватит, граф! Умоляю вас… Вы не должны говорить мне подобные вещи! Вам смешно, а здесь у стен есть уши! Если меня запрут, что станется с Сашенькой? Кто поручится, что он переживет этот день? Вам не жалко меня, охотно в то верю… Какое, право, вам дело до смертной девушки… Так пожалейте своего собрата… Идите в избу… За вами скоро придут… Совсем скоро… Да прекратите так на меня смотреть! А то я…
И княжна сложила три пальца, а потом убрала один. Граф тотчас зажмурился и отступил.
– Не делайте этого княжна. Идите в баню, как собирались… Это надо мной чеснок возымел такое действие… Прошу вас простить и забыть все мои слова. Дайте пережить этот день, и вы забудете обо мне, как о страшном сне…
Светлана спрятала руки в складки рубахи.
– Да не такой уж вы и страшный! Со мною случались кошмары и похуже, уж поверьте…
– Охотно верю, – в свой черед улыбнулся вампир. – И все же мне хотелось бы расстаться с вами друзьями. Я всецело полагаюсь на всепрощение, так свойственное русским женщинам…
– И жертвенность… – прошептала княжна, сильнее натягивая рубаху на коленках. – Вы забыли, граф, про нашу жертвенность…
– Боже упаси вам становиться моей жертвой! – вампир выставил вперед палку, точно собрался ударить, и княжна попятилась. – Ваш отец и ваш прадед собственноручно вобьют мне в сердце осиновый кол… Или даже два… Я не настолько пьян, чтобы не понимать этого… И не настолько пьян, чтобы перестать считать удары вашего сердца. Смилуйтесь надо мною, уйдите…
– Ступайте уже в избу. Да не забудьте отдать поклон иконам, тогда они вас не тронут. И на самый край лавки садитесь. Так безопаснее.
Оборотень открыл хозяину дверь, и граф, наклонившись, вступил в избу, но тут же отпрянул, ударившись головой о притолоку.
– Да что же вы, граф! – княжна тронула его за плечо, и вампир обернулся, держа в руках пустой череп. – Это же светлячки!
Светелка действительно сделалась светлой от множества светлячков, рассыпавшихся по ней…
– Электрификация всей ночи! – звонко выкрикнула княжна. – Входите! Ну что вы, как дите малое испугались света!
– Вы хотели сказать, как зверь лесной…
– Чудище косматое! – с затаенным смехом продолжила княжна. – Это вечные светлячки. Они потом заберутся обратно в череп. Хотите, можете взять его на память. У нас наконец вместо чертовой станет их простая дюжина.
– Это кто ж столько медведей завалил? – спросил трансильванец, не думая получить ответ, но княжна взяла и ответила:
– Князь, кто ж еще! Не по нраву косматым нежить столичная. И они не по нраву нам… Да вы садитесь, граф… Вас же палка еле держит…
И вампир действительно почувствовал в ногах неимоверную слабость и почти рухнул на лавку. Княжна забрала из его рук пустой череп и поставила на середину стола.
– Еще предупредить должна. Коль визги детские услышите, тоже не пугайтесь. Здесь царит настоящий домострой: муж лупит жену. Ни за что ни про что. Кикиморка наша из простых будет, так что никакой работой не брезгует – все-то у нее сияет, сами полюбуйтесь. Сколько раз отец пытался ее в город забрать в горничные, но старик ни в какую не пускает… Ещё бы, кого пилить тогда будет! Федор Алексеевич раз умыкнул ее, как Бабайку когда-то, в мешке, так ведь, строптивая, распустила мешок по ниткам и к мужу вернулась… Бьет, значит, любит… Темнота, деревенщина неотесанная… Больше и уговаривать не стали. Да и домового немного жалко, ведь со скуки помрет… Душить по ночам некого, а коль живая душа здесь и объявляется стараниями Федора Алексеевича, так, ясен день, до рассвета не доживает. Даже не знаю, чем вас тут занять… – вдруг засуетилась княжна, до той поры стоявшая перед гостем руки по швам, прямо-таки с солдатской выправкой. – О, – княжна привстала на цыпочки, чтобы взять с печки тонкую книжицу. – Вот, Евангелие почитайте пока.
– Снова за прежнее, княжна? – взглянул на нее исподлобья вампир. – Не дорожите вы дружбой трансильванского вампира, гордая девица?
Вновь голос его сделался глубоким и страшным, и княжна вздрогнула всем телом.
– Помилуйте, граф! – она выставила вперед руку с книжкой, и вампир отпрянул, с отчаянием ища в воздухе плащ, чтобы закутаться в него. – Да не смотрите ж на меня так! Это не от Луки и не от Матфея! Это наш просветленный старец из Ясной Поляны сам написал, так что ничего у вас от печатных листков этих не прожжётся. Вон же, глядите! – она распахнула книгу и сунула вампиру под самый нос. – На титульном листе написано – не в силе Бог, а в правде, а правдой тут и не пахнет, сами ж знаете!
И, захлопнув книгу, положила ее на стол рядом с гостем.
– Князь перед сном читает – любит он на ощупь искать начало и конец в толстовских предложениях. Это вот краткое изложение. Коли понравится, дома дам все восемьсот страниц. Только за мотыгу после прочтения не беритесь, умоляю вас… Не знаю, как у вас в Трансильвании, а у нас здесь вспахивать нечего… Один береговой гранит!
Граф протянул было руку, но передумал брать книгу.
– Я вообще-то сказки больше люблю, – усмехнулся он, выжидающе глядя на дочь Мирослава.
– А по вам не скажешь… – улыбнулась та. – Увы, тут у меня нет романа Сологуба. Хотя, погодите…
Светлана вернулась к печи и, потянувшись к занавеске, вернулась к столу с новой книжкой.
– Вот тогда вам Азбука, я по ней читать училась – опять же сочинение нашего старца. Да не смотрите на меня так… Я уже ухожу…
Граф вырвал из ее рук Азбуку, открыл наугад и принялся читать вслух про трех медведей. Княжна стояла на одном месте, не в силах пошевелить ногами, сделавшимися вдруг стопудовыми. Потом все пропало, и она осторожно сделала к двери первый шаг.
– Светлана…
Она зажмурилась и не обернулась.
– У вас не найдется здесь для меня лишней полотняной рубахи?
– Зачем вам рубаха? – спросила княжна шепотом, глядя на дверь, у которой застыли в ожидании трансильванский оборотень и Бурый.
Повисло молчание, после которого граф хрипло прошептал:
– Я же не могу пойти в баню в камзоле… И вы лишили меня плаща…
Светлана открыла глаза и, оставаясь к графу спиной, указала на большой деревянный сундук в дальнем углу.
– Там вы отыщите все, что вам нужно.
И поспешила вон, позвав за собой обоих волков:
– Пойдёмте со мной вместе веники замачивать!
Раду оглянулся на графа, и тот отпустил его едва приметным кивком.
Глава 14 «Дела крапивные»
Бурый волк недовольно фыркнул и принялся обнюхивать господина Грабана, а когда тот шагнул за княжной, тихо зарычал и у порога даже прихватил зубами за сапог.
– А ну, веди себя достойно! – тронула его княжна за ухо и пару раз легонько похлопала по боку, выгоняя на улицу.
За порогом она обернулась к Раду, поправлявшему закушенный сапог.
– Он не нарочно, – заговорила княжна виновато. – Просто стар и недолюбливает гостей. Вот его на цепи и держат. Уже года два я не видела Бурого в человечьем обличье, и на имя своё человеческого он больше не откликается. На кличку только, – Светлана схватила с лавки, примостившейся за углом дома, корзинку. – Послушайте, Раду… Если вы не против, я стану обращаться к вам по имени, согласны?
Оборотень кивнул.
– Пока вы еще человек, будьте так добры, нарвите крапивы.
Раду не протянул руки, чтобы взять корзину. Он оглянулся на закрытую дверь избы и, подавшись к княжне, зашептал:
– Простите великодушно, но каким образом вы собираетесь отстегать крапивой моего хозяина?
Светлана на мгновение лишилась дара речи, представив себе подобную картину в богатстве красок и звуков, и, запинаясь, спросила:
– На что, скажите, мне стегать крапивой вашего графа?
И когда оборотень скривил в гаденькой усмешке рот, княжна, ещё более недоуменно взглянув на него, спешно отдернула протянутую руку.
– В ваши лета странно не понимать, о чем вам тут толкуют, – усмехнулся оборотень и довольно долго задержал взгляд на вздымающейся от неровного дыхания девичьей груди. – Только я возьму на себя смелость заметить – крапива такую нечисть, как мой господин, не особо отпугивает. Чеснок тут понадежнее будет. Однако ж желания всякие непотребные притупляет… Вот как на духу говорю.
Княжна размахнулась корзинкой и ударила б ей оборотня, если в тот не отпрыгнул. Правда, еле удержался на ногах. А Бурый стрелой метнулся к нему и сел напротив, оскалив зубы сильнее прежнего.
– Брось, Бурый, не связывайся с ним… Он какой-то бешеный! – прошипела княжна и оттащила серого волка от трансильванского оборотня.
Господин Грабан остался стоять у лавки, и Светлана, обернувшись, поймала ставший вдруг жутко преданным прямо-таки собачий взгляд трансильванца. Громко сглотнула и вернулась к избе.
– А я в свой черед вот что замечу. В разговорах со мной впредь прошу соблюдать словесную деликатность. Вы из крестьян?
Раду кивнул.
– То-то же! Ну-с… Вы меня поняли… – княжна вновь запнулась. – И вот что еще… Прошу впредь воздержаться от подобных суждений, поскольку вы ровным счетом ничего не знаете про русские нравы! Все у вас там в Трансильвании, видимо, не как у наших упырей. Наши вон, крапиву в кровь для здоровья добавляют вместо пикончика, а ваши, выходит, наоборот… дабы последнее растерять. Не хотела вас огорчать, но крапива эта в дар моим подруженькам назначена… Может, и дали б они с превеликим удовольствием
вашему графу крапивного отварчика, будь в нем хоть какая надобность! Ваш граф, как погляжу, даже после оленьей крови, горазд с барышней лишь языком молоть! Да что стоите околотнем! Держите вот и потрудитесь набрать полную!
Раду вырвал у нее корзину и врезался в заросли крапивы, с ожесточением срывая ее целыми кустиками. Светлана закрыла лицо руками и зашептала:
– Матушка родненькая, дай мне силы выстоять… Не ввести гостя нашего во искушения, ибо не ведает, что творит с ним зелье шаманское… Убереги нас всех от несчастья… А этого болвана, – Светлана отняла от лица руки и злобно прищурилась, – от злобы моего Бурого!
И тут же почувствовала, как серый волк потерся ей о ногу.
– Да тише ты, тише… – и Светлана присела подле него потрепать по седой морде. – Чего тревожишься, старый? Луна нынче неполная, упырь один на весь дом и то на ногах еле держится, а живых гостей на версту окрест не видать…
– А вы, княжна, кто сами тогда будете? Мертвая, что ль?
Княжна с досадой поднялась на ноги, чтобы отправить оборотня обратно к бане в крапивные заросли, и обомлела: Раду протягивал ей полную корзину крапивы и демонстративно дунул на свои покрасневшие пальцы.
– Не мертвая да и не живая, – проговорила княжна, не сводя глаз с волдырей, выступивших на бледных руках трансильванца.
Раду молча вытянул из кармана пальто перчатки и спрятал в них обожженные руки.
– Что ж вы не сказали…
Раду вскинул на княжну мутные желтоватые глаза и остался серьёзным.
– Да что ж вы распереживались так, княжна? На мне же, как на собаке, все к вечеру заживет, сами знаете. И потом, мне велено графом исполнять все, что бы вы ни приказали. Так что я к вашим услугам, княжна! – и Раду склонился в низком поклоне.
– Что за глупость несусветная! – Светлана даже на него топнула. —
Мне только клетку донести требуется, а с крапивой всего лишь просьба была. Когда б знала… Да Бог с вами… – махнула рукой княжна. – Зачем только перчатки сняли?
– Чего ж тут непонятного?! Должные меры принял! Руки измараешь, вымоешь, а одежду мне, вряд ли, кто здесь чистить станет, а когда я до новой доберусь, даже черт ваш не ведает…
– Ах, ваши прекрасные меры… – княжна зло прищурила горящие глаза. – А кто у нас здесь чертом будет, разрешите полюбопытствовать?
– Уж вам лучше знать… – и оборотень с мраморным лицом вытянулся перед ней, показывая тем самым, что разговор этот продолжать не намерен. – Куда теперь идти прикажете? В баню?
– В неё родимую! – и княжна первой сделала шаг по дорожке, ведущей мимо зарослей жгучей крапивы. – А то князь, поди, заждался меня с вениками!
И правда. Не дошли они до бани и пяти шагов, как дверь с шумом распахнулась и ударилась о бревенчатую стену. На пороге возник князь с пустым ведром и недоуменно уставился на спутников дочери.
– А это еще что такое будет? Что это еще за провожатые у тебя?
Он качнул ведро в сторону замершего трансильванца.
– Граф мне в помощь своего слугу отрядил, – проговорила Светлана, потупившись, и выставила вперёд полную корзинку крапивы, точно щит.
– Велика ж от него помощь! – по-доброму усмехнулся князь. – Да и графу помощь нужна сейчас куда больше твоего, а вы его одного изволили оставить, – князь бросил последнюю фразу уже одному только господину Грабану, но ответила за всех Светлана:
– Не одного, папенька, а с толстовской Азбукой.
Князь заметно побледнел и перевел тяжелый взгляд на дочь.
– Напрасно сердитесь, папенька. Не было у меня злого умысла потешиться над несчастным. Он сам меня про сказки спросил.
Князь покачал головой и выдохнул:
– Не на тебя, а на себя сержусь. Видел же, что последняя стопка лишней была… Хилый твой господин, хилый, – бросил князь оборотню. – Одна надежда на баньку теперь. И квас. Пойду ещё ведро принесу, чтобы бочку до самых краев наполнить. А ты, Светлана, давай не мешкай там… А девиц встретишь, тут же за графом отряди, а сама не ходи. Положительно не хватает тебе бабьего чутья и сноровки… Все сношения с графом теперь через меня… Понятно?
– Понятно, папенька, – так и стояла, потупившись, Светлана.
– Коли понятно, так ладно. Да! – он дождался, когда дочь поднимет на него глаза. – К бабке одна не ходи. Бурого возьми да вон этого тоже без должного присмотра не оставляй. Потом греха не оберёшься и с нашими, и с вашими. И к закату, как штык тут. В город поедем. Помнишь? – князь понизил голос. – На озеро ни ногой.
– Знаю, – и Светлана снова глаза опустила.
– Вот и ладно, коли знаешь, – буркнул князь. – Ну-с, чего стоишь? Пошевеливайся и чтобы духу твоего тут не было, покуда всю мерзость из графа этого не выпарю…
И князь, подхватив, ведро побежал к колодцу. А княжна, приказав Бурому дожидаться ее на пороге, придержала для оборотня тяжелую дверь. Вступив в пахучий полумрак предбанника, Раду тут же посетовал на жару.
– Вам-то, право, что бояться? Огня давно нет, да и жар невелик, – и когда Раду так и не двинулся от порога, княжна ахнула: – Неужто обиделись на слова князя? Так папенька употребляет слово «мерзавец» не в значении гаденький, а в значении холодненький… Впрочем, недолго графу осталось холодненьким быть. Федор Алексеевич говорит, что жар в бане до костей пробирает – снова себя живым чувствовать начинаешь, а после веника так и кажется, будто вновь горячая кровь по венам бежит.
Княжна затолкала корзинку с крапивой под лавку и с тяжелым вздохом сняла с крючка два веника. Раду по-прежнему молчал, и она для проверки или острастки потрясла веником перед носом оборотня.
– От березы мне ничего не делается, – ответил Раду серьезно. – А плачу осин я только подвываю. Приказывайте, все сделаю.
– Вот и славно! Тогда держите веники и черпак заодно захватите.
Княжна открыла дверь в парилку и пропустила господина Грабана вперед. Указала ему на лохань и попросила залить в ней веники квасом из бочки, что тот и сделал осторожно, чтобы не замочить перчаток. Сама княжна тем временем встала ногами на нижнюю полку, чтобы забрать с верхней серые рубахи с аккуратной вышивкой, и вышла с ними в предбанник.
– Полюбуйтесь, что мои подруженьки из крапивы шьют, – обернулась она к раскрасневшемуся оборотню. И заметив что тот ухватился за притолоку, вскрикнула: – Бегите скорей на улицу!
Но выбежать трансильванец не успел – дорогу ему преградил князь с полным ведром кваса и, схватив за шкирку, вытолкал на улицу, где с ног до головы, несмотря на добротное пальто, окатил квасом. Раду затряс головой, а потом принялся отфыркиваться и отряхиваться, прямо как всамделишный пес. Только толку из того особого не вышло. И князь, вырвав из рук княжны одну рубаху, протянул ее оборотню со словами:
– Ступайте в баньку, дружище, и переоденьтесь, а наряд ваш к вечеру просохнет…
– Благодарствую за заботу, – пробормотал все еще розовый оборотень. – Только я, с вашего позволения, в своем останусь. Обсохнет и так.
– Да будет вам рдеться, точно красная девица! Ступайте и переодевайтесь… Красоваться здесь не перед кем, а вот насморк схватить, как пить дать. А у нас сальных свечей не водится, все из пчелиного воску…
– А на что мне сальные свечи ваши, позвольте полюбопытствовать?
– Как на что? – рассмеялся князь. – Сальная свечка самое верное средство от насморка. С вечера намажешь ноздрю, утром насморк как рукой снимает.
– Премного благодарен за разъяснения. Однако ж…
Раду метнул молящий взгляд в сторону княжны, и та улыбнулась:
– Да полно вам конфузиться будет. Граф вон сам у меня рубаху испросил, а пальто ваше мы в ключевой воде выполощем с подружками…
– Ты б лучше подружек кликнула и за графом послала, покуда не усыпила его сила толстовского слова, а с господином Грабаном я уж сам как-нибудь разберусь, без бабского участия…
И князь, снова за шкирку, затолкал мокрого беднягу обратно в баню, а княжна, прижав к груди оставшиеся рубахи, крикнула:
– Папенька! – Князь обернулся. – Русалки наши, видать, не только по пятницам работали. Вы уж с ними поласковее сегодня…
Князь сощурился и выдал медленно, по слогам:
– Одна юная особа имеет привычку забываться… – и потом отдал приказ ледяным голосом: – Ступай к бабке, собери полыни на обратном пути, и чтобы духу твоего здесь не было до заката… А коли прознаю про озеро, пеняй на себя. В колодце сидеть будешь! И на слёзы не посмотрю.
Светлана попятилась и бросилась бежать, как только за князем захлопнулась дверь. Бурый порычал для виду на баню и побежал следом, все норовя ухватить княжну за подол.
– Да ты нынче сам не свой! – выдрала она рубаху из волчьих зубов. – Что стряслось? Скажи уже человечьим языком, а то сейчас все нити из моих оберегов повыдергаешь! Кто защитит меня тогда? Ты, что ли? Зубы у тебя коротки будут!
Но волк молчал и не пускал ее дальше, к дому… Рубаху хоть и выпустил, да обежал кругом и встал на дороге – уши прижал, скалится, рычит…
– Вот ведь незадача! Да пусти ж ты меня, говорят! Или бешенством от трансильванцев заразился? Так не кусал тебя этот Раду, кажется! Уйди ты уже!
И княжна сделала шаг. Только не твердый, с опаской – волк еще сильнее зарычал на неё и обнажил желтые зубы.
– Да будь же ты неладен, злодей! – выкрикнула княжна и присела на корточки. – К кому не пускаешь, хоть скажи: к графу сама не пойду, не ослушаюсь князя. А Сашеньке помочь надо. Никого у него, кроме меня, нет в этом мире. Ну, а что пнул тебя разок, забудь… Сам напросился. А хочешь толковать об обиде своей, так на беседу человеком являйся, а не зверем. Ну что? Пустишь меня наконец?
Теперь она могла смотреть ему прямо в глаза, и волк спрятал зубы и скуля подошел к княжне, чтобы подлезть мордой под руку.
– Позлился и будет. Ну вот, теперь ластишься… Знаешь, у меня вот тоже особое нервное ощущение. Это все из-за Сашеньки, я знаю… Ты бы лучше нашел, где подруженьки мои схоронились… Не видать их нигде.
Бурый попятился и вылез из объятий княжны. Светлана поднялась и, не отряхиваясь, побежала к частоколу следом за волком, задрав рубаху аж до колен. Потеряла по дороге туфлю, но не остановилась. На облучке, точно на троне, восседала высокая девушка с очень бледной, почти прозрачной, кожей. Ее распущенные русые волосы венчал венок из крапивы. А серую рубаху рвал в стороны предрассветный ветер.
– Здравствуй, Прасковья! – выкрикнула княжна, но русалка не шелохнулась.
Из леса крался туман, а вместе с ним подкралась к живой девушке и стайка утопленниц. И вот русалки с диким хохотом выскочили на дорогу и, заключив Светлану в кольцо, принялись щекотать – она металась от одной к другой, не в силах вырваться. Бурый носился кругом и клацал зубами, но хватал лишь туман, так ловко уворачивались от волчьих клыков озорные озёрные жительницы в рваных рубахах. Пока на козлах не встала Прасковья.
– Брысь! – сказала она тихо, и русалки мигом оказались позади экипажа.
Прасковья спрыгнула на землю и пошла к Светлане, а остальные четыре утопленницы, припав к земле, теперь лишь несмело выглядывали из-за колес. Не дойдя до княжны двух шагов, русалка остановилась, и минуту обе девушки – живая и мёртвая – смотрели друг другу в глаза, ни разу не моргнув, а потом, не сговариваясь, бросились друг другу в объятья и замерли.
– Туули злится, чуешь? – шепнула Прасковья Светлане на ушко и подставила руку, чтобы поймать в пальцы ветер. – – Неладно нынче в лесу…
– Бабка всегда теперь злится, – проговорила Светлана, отступая на шаг. – А других причин для ветра разве не может быть?
– Как знаешь, Светлана, как знаешь…
– Да гляди, Бурый при мне… – дрожащим голосом добавила княжна, приглаживая волку уши.
– Не ходи к бабке сегодня, не ходи…
– Не могу, Прасковья. Надобность в том есть неотложная. Да и что финка сделает мне? Хотела б, в колыбели удушила… Пустое волноваться. За тебя мне куда тревожнее… Князь велел тебе из избы трансильванского гостя забрать.
По лицу русалки проскользнула легкая усмешка.
– Страшна только смерть. А после нее нет ни боли, ни страха… Так что пусти меня…
– Так и не держу ж тебя, – ахнула княжна, отпуская волка.
– Взглядом держишь. Взгляд твой сильнее любых пут. Не гляди в глаза никому… Не должно это невинной девушке делать.
Прасковья махнула рукой, и русалки мигом оказались подле нее.
– Ступайте в баню, а я сейчас приду.
И пошла к избе, а Светлана с волком забрались в экипаж, чтобы видеть, как выйдут из избы русалка с вампиром, тогда можно будет, дождавшись Раду, забрать с сеновала клетку с Сашенькой. Только когда дверь распахнулась, Прасковья выскочила на улицу одна. Затравленно огляделась и со всех ног кинулась к экипажу. Так быстро домчалась, что Светлана только встать успела.
