Текст книги "Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка"

Там, где стоят часы.

То ли тут вообще не шло время, то ли шло как-то иначе, но солнце прочно обосновалось над головой и пекло с дикой силой. Куртку Олег подвязал к низу рюкзачка и шагал себе, по временам развлекаясь тем, что извлекал из воздуха какие-то обрывки разговоров, мелодий… Потом – поднадоело, и он сам спел (никто ведь не слышит):

 
– Опять тобой, дорога, желанья сожжены!
Нет у меня ни бога, ни чёрта, ни жены...
Чужим остался Запад, Восток – не мой Восток,
А за спиною запах пылающих мостов.
Сегодня вижу завтра иначе, чем вчера,
Победа, как расплата, зависит от утрат...
А мы уходим рано, запутавшись в долгах —
С улыбкой д'Артаньяна, в ковбойских сапогах... [6]6
  Стихи Ю.Кукина


[Закрыть]
 

Самым странным было, что не ощущалось ни особого беспокойства, ни желания спешить или что-то там ещё… Как будто всё само собой должно устроиться к лучшему. Хоть как-то, но – к лучшему. И не надоедало шагать, даром что пейзаж был насквозь однообразным и, можно сказать, унылым. Ковыль осыпался тонкой сухой пыльцой, лишь задень. У пыльцы был горячий запах лета.

Временами Олегу отчётливо казалось, что где-то слева – река. Сперва он подавлял желание свернуть и посмотреть. Но, когда это желание снова подкатило, круто развернулся и зашагал влево.

Он не успел сделать и ста шагов – ковыль оборвался, и за полоской рыжей глины открылся обрыв. Склон падал вниз отвесной стеной метров на пятьдесят, не меньше. В широченной спокойной реке отражался закат, и Олег недоумённо понял, что это правда – закат, солнце садится, а ведь только что казалось – стоит по-прежнему над головой… На том берегу бесконечной зелёно-ворсистой тканью лежал лес. А посреди реки плыл пароход. Настоящий пароход, с колесом сзади – «американской» конструкции. Река была настолько громадной, что пароход казался маленьким и почти неподвижным. В иллюминаторах и окошках надстроек горели огоньки, и Олег понял, что там, внизу, на реке, уже ночь – берег закрывает солнце.

За всё то время, пока шагалось, Олег не отпил из фляжки ни глотка. Сейчас захотелось пить и есть. Чуть дальше по берегу мальчишка увидел удобный спуск – берег как будто был разрублен балкой.

Олег напился из фляжки (вода почти не согрелась, хорошая вещь), ещё постоял, глядя на пароход и испытывая какое-то недоумение от того, что тут есть другие люди. Часы по-прежнему стояли. Не очень спеша, он пошёл к балке.

Спуститься оказалось не так-то легко – балка заросла кустарником и, когда мальчишка выбрался на гладкий речной песок, уже совсем стемнело. Волны мирно шуршали о берег. Над головой зажигались звёзды – знакомые, но крупные, яркие. Думалось пусто и легко.

Побродив по берегу, Олег нашёл плавник – коряжину с себя толщиной и длиной, сухую и гулкую. Неспешно нащепал ножом лучинки, застругал их, сложил под торчащей чуть в сторону обломанной веткой, зажёг от зажигалки и, сбросив снаряжение и одежду на песок, пошёл в воду.

Вблизи река выглядела ещё шире, но перестала быть пугающей. После жаркого воздуха степи вода показалась холодной, но лишь в первые секунды. Олег наплавался, потом попил, ныряя у берега и хватая зубами найденные ногами роднички – там, где ступню начинало щекотать ледяными струйками. Сходил за фляжкой, набрал её. Прополоскал носки, потом – трусы, выжал как следует и то и другое, повесил на несколько подобранных палок плавника у разгоревшегося тем временем огня – ясно было, что коряжина будет гореть до утра. Подволок ещё одну – почти такую же большую, положил, как экран или спинку дивана. И сел на вытащенную из рюкзака прокладку, накинув куртку на плечи. Комаров не было, но так казалось удобнее и спокойнее. Достал из рюкзака, не глядя, консервы, колбасу, пресные галеты. Начал есть.

Стемнело окончательно, полностью. Но ненадолго, на несколько минут – большущая синеватая луна, какая-то одурелая, неестественная, встала над лесом. В её сиянии растаяли почти все звёзды, но на том же берегу подальше загорелись огоньки – целая россыпь. Олег подумал, что и его костёр там, наверное, виден, но это его не обеспокоило. Пусть…

Прошёл поезд. Совершенно отчётливо, там, над обрывом. Протарабанил колёсами по стыкам, потом – уже где-то далеко – дал гудок. Грохнула на реке играющая рыба. Коряжина горела ровно, но, наверное, можно было бы обойтись и без неё – ночь стояла тёплая.

Олег задумался. И с трудом очнулся, когда уловил – уже совсем близко – шорох шагов по песку. Песок вообще съедает все звуки. Хорошо ещё, что мальчишка не глядел в огонь, а луна продолжала шпарить вовсю…

Он не стал браться за револьвер или нож, хотя и придвинул ближе кобуру, пальцем сбросив ремень с курка «гнома». И смотрел, как человек подходит всё ближе.

Это был мальчишка – помладше Олега, кажется, но плечистый, длинноволосый (волосы стянуты повязкой), в коже – в куртке и узких штанах. Мягкие сапоги болтались через левое плечо, над правым виднелась завязка дорожного мешка. На широком поясе с большой пряжкой висели длинный прямой нож и небольшой колчан, а на правом бедре – простой арбалет.

Парень остановился в нескольких шагах, щурясь на огонь. Он оказался сильно загорелый, черноволосый, но глаза – вроде бы светлые. Этими глазами парень рассматривал Олега – в упор, глаза в глаза, но без враждебности или насмешки, просто с любопытством.

– Можно переночевать у огня? – спросил он. Олег мотнул головой – можно было поклясться, что он сказал не это, слова были не такие… но Олег понял. Просто – понял, и всё тут.

– Садись, – Олег пододвинул ближе недоеденное на бумажной салфетке. – Вот, ешь, если хочешь. Это колбаса, это рыба… А вот сухари.

Мальчишка тоже понял. Кивнул, сел, скрестив ноги – причём скрестил их, ещё садясь, так ловко… Снял пояс, скинул арбалет и мешок. Раздёрнул горловину, вынул половинку большой круглой лепёшки, несколько больших вобл:

– У меня только это, возьми, – он протянул еду Олегу.

– Я только что поел, – покачал головой Олег и сам наконец-то поразился тому, насколько всё необычно и буднично. Ещё более необычно и буднично, чем в прошлый раз – там, по крайней мере, было узнаваемое прошлое своей страны, знакомые места… – Ты не с поезда?

Глупый был вопрос. Мальчишка, если и сошёл откуда-то, то с боевой колесницы. Но черноволосый покачал головой, как ни в чём не бывало:

– Нет. Поезд ушёл дальше, – он махнул рукой, на которой обнаружился узкий витой браслет. – Я видел его.

Он достал откуда-то из ножен небольшой нож и, не церемонясь, начал быстро есть, ловко орудуя листообразным клинком. Олег, откинувшись на бревно, смотрел на реку и лениво думал, что надо бы всё-таки лечь спать… Черноволосый между тем сходил к реке, напился, набрал в круглую фляжку воды. Олег предложил:

– Искупайся, вода отличная.

– Я не умею плавать, – мальчишка сел рядом, вытянул ноги и устроил затылок на деревяшке. – Там, откуда я родом, нет рек. У нас даже слова такого нет – река. Вся вода только в степных родниках и колодцах.

– Плохо, – посочувствовал Олег. Темноволосый пожал плечами. Потом повернул голову, секунду смотрел на Олега и подал руку:

– Меня зовут Димма-ро. Димма-ро сын Даймона внук Тэнги Лошадиной Маски из клана Северного Ветра.

– Олег, – Олег пожал ладонь мальчишки. – Просто Олег… А ты… ты кого-то ищешь здесь?

– Что-то, – поправил мальчишка. – Вещь, давно потерянную, но по-прежнему нужную нашему клану. С нею ушло наше счастье, и то – вина моего отца Даймона сына Тэнги Лошадиной Маски внука Димма-ро из клана Северного Ветра. Но отцу уже не исправить его ошибки, он ускакал с ветром. Пришлось делать мне. И сейчас я не знаю, куда идти. Я даже коня потерял.

– Я тоже не знаю, куда мне идти, – вздохнул Олег.

– Может быть, расскажешь о себе? – осторожно предложил Димма-ро. – Если не очень устал…

... – Ну что ж, – черноволосый мальчишка вздохнул. – Это знакомо нам. У нас тоже пропадали дети. Жрец сказал, что это дело рук жителей холмов. Но сам я не видел их никогда, да и было это ещё до моего рождения… впрочем, что такое время – здесь?

– Что это за место? – спросил Олег. Димма-ро пожал плечами:

– Путь. Место такое. Ну… я не знаю. Путь, и всё. Иногда можно идти неделями – и всё. А иногда шагаешь прямо туда, куда тебе нужно. Я вот немного заблудился.

– А у вас… – осторожно спросил Олег. – У вас торгуют людьми?

– Нет, – отрезал Димма-ро. – Боги ветров карают того, кто вздумает отнять у человека свободу. Лучше отнять жизнь… Хочешь, я дам тебе совет? – Олег рассеянно кивнул. – Просто иди. Иди и думай о своём деле. Тогда быстрей откроется нужное место. Я знаю, что говорю.

– Ну что ж, – сказал Олег. – Я так и сделаю… А пока – давай спать?

* * *

Олег проснулся, когда солнце осветило пляж и пригрело. Привстал на локтях.

На воде играли блики. На той стороне, в лесу, пели в лесу птицы, и мир казался свежим и умытым. Коряга почти догорела. Ночного гостя не было и в помине, но на рюкзаке Олега лежали три воблы, а рядом был нарисованы на песке знаки: – раскрытая рука и какие-то штрихи, похожие на руны.

Олег улыбнулся. Ладонь была раскрыта для рукопожатия. Что означали чёрточки – он не знал, но, конечно, что-то доброе.

Он поел, напился из реки, выкупался, помахал рукой ещё одному пароходу (с палубы тоже помахали какие-то люди), оделся, собрал вещи и полез на обрыв вчерашним путём. Если честно, он почему-то боялся, что железная дорога пропала, но она отыскалась почти сразу – такая же, как и вчера, так же таявшая невидимыми концами в знойном воздухе.

И он снова зашагал по насыпи.

* * *

С полудня (солнце всё-таки двигалось, хотя и странновато, можно было кое-как определить здешнее время) и до вечера Олег шёл по туннелю. Дорога внезапно и довольно резко пошла под уклон, врезалась в землю и пропала под высокой аркой, выложенной блоками алого гранита. Олег сперва остановился – идти туда было жутко, в голову сразу полезла всякая чушь. Он даже обошёл эту дыру и прошагал метров сто, но потом решительно вернулся и, включив фонарик, вытащенный из рюкзака, двинулся в туннель.

Первые полкилометра и правда было темно, но тихо – никаких угрожающих звуков, даже вода не капала. А потом неожиданно появились частые световые окна – свет падал откуда-то с боков, слишком высоко, чтобы можно было заглянуть. Ничего необычного или мрачного в туннеле не было, имелись даже частые ниши в стенах, в которых виднелись вделанные скамеечки. Олег заопасался поезда, но ничем таким тут не пахло, хотя туннель и не выглядел заброшенным.

Так он и шагал. Дважды выходил на подземные станции. Первый раз это просто был двусторонний перрон, выложенный кафелем, с левой стороны – лестница уводила наверх, над ней была надпись:

С 04.00 ДО 01.00

Ради любопытства Олег вылез на перрон и поднялся по лестнице, но она оканчивалась глухой металлической дверью. Олег приложился ухом – тихо, как в сейфе – и вернулся обратно на рельсы.

А вот второй раз он оказался в огромном зале, стены которого покрывали разноцветные геометрические узоры из камня. Мягко горели большущие люстры на полсотни лампочек каждая. Ряды скамеек чередовались с вделанными в стену киосками, над которыми тянулись надписи на непонятном языке, хотя и латинскими буквами – и вполне понятные рисунки: сигарета, газета, бутерброд… Пустые широкие ленты эскалаторов – по три штуки с каждой стороны – тоже вели наверх, но упирались в совершенно такие же двери. Олег вернулся вниз, поел и попил, сидя на скамейке, потом вздремнул и проснулся от звука проходящего поезда. Правда, открыв глаза, ничего не увидел, но осталось какое-то ощущение – как будто он спал не в пустынном зале, а в оживлённом месте – ходили и разговаривали люди, останавливались поезда…

Дальше свет из невидимых окон стал меркнуть, но, пока Олег подумывал, не включить ли снова фонарик, туннель кончился. Впереди засветилась точно такая же, как у входа, арка. А за нею над знакомой степью начинался закат – алый и густой.

А около выхода сидел в траве возле потрескивающего костерка из сухого ковыля человек.

Наверное, он уже давно услышал усиленные тоннелем шаги Олега, потому что сидел вполоборота, опершись на левую руку, а в правой – держа немецкий пистолет-пулемёт времён войны, который неправильно называют «шмайссер». Что интересно – это тоже был мальчишка, примерно одних с Олегом лет, правда, кажется, пониже ростом, одетый в лёгкую клетчатую рубаху, штаны неопределённого цвета и босой. Сапоги с разостланными на них портянками стояли рядом, тут же лежал ремень с подсумками и ножом, фляжка, кожаная потёртая куртка… Чуть выпяченные губы, брови – резкими дугами, рыжеватый чуб, а глаза из-под него – не то чтобы нехорошие, но неприятные. Правда, увидев Олега, он опустил оружие и хрипловато, словно со сна, сказал:

– А… – как будто давно ожидал увидеть именно Олега, даже заждался. Глазами обежал мальчишку, мотнул головой: – Подсядешь, или торопишься?

– Подсяду, – Олег опустился на корточки, сбросил рюкзак, стащил ремень. – Фу.

– Есть будешь? – мальчишка кивнул на лежащие на большом платке хлеб, перья лука, небрежно открытую банку с какими-то консервами.

– Общак? – Олег достал из рюкзака тушёнку, галеты, вопросительно посмотрел на мальчишку (и только теперь увидел, что на его рубашке почти незаметно прикреплена медаль «За Отвагу» на потёртой серо-синей ленточке). Тот засмеялся, понял:

– Общак… Покажь ножик.

– Держи, – Олег передал ему «оборотень». Тот повертел лезвие туда-сюда, вздохнул, отдавая обратно:

– Законная штука.

– Тебя как зовут? – поинтересовался Олег.

– Марат, – представился тот, умело открывая олегову тушёнку за кольцо в крышке. – Второй фронт [7]7
  В годы Великой Отечественной войны значительную часть потребностей нашей армии в мясных консервах покрывали поставки низкосортной тушёнки из США. Наши солдаты, ожидавшие открытия американцами «второго фронта» в Европе, со злой иронией прозвали так тушёнку, намекая на делячество американцев и их нежелание реально помогать нашей стране в борьбе с Германией.


[Закрыть]…

– Марат Ка? – пошутил Олег, но Марат удивился:

– Знакомы, что ли? Ага, Казей.

– Олег, Серёгин, – протянул руку Олег, пытаясь сообразить, откуда ему знакома фамилия Казей [8]8
  КАЗЕЙ Марат Иванович (1929-44), партизан Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1965, посмертно). Юный пионер, с 1942 разведчик партизанского отряда (Минская обл.). Окруженный фашистами, подорвал себя гранатой.


[Закрыть]. – Нет, не знакомы. Это я так…

– Хороша тушёночка, – Марат подхватил кусок из банки лезвием финки. – Это какой год? – он посмотрел банку. – Ого, 2007-й… Оттуда, что ли?

– Оттуда, – Олег взял пёрышко лука, хлеб, подцепил консервированную сардину. – А ты?

– А, – Марат махнул финкой в сторону солнца. – Вообще из сорок четвёртого. А сейчас – неважно.

– Подожди… – Олег прожевал кусок. – Ты партизан, что ли?

– Ну да. Разведчик Станьковской бригады.

– А как здесь оказался?

– А, – Марат снова отмахнулся. Потом хмуровато пояснил: – Погиб. Ну, или не погиб, а… В общем, фрицы меня окружили, я раненый был. Ну, я их подпустил ближе и… гранату себе под ноги. А дальше гляжу – а я здесь.

– Не понял, – признался Олег ошарашенно.

– Да я тоже, в общем-то… Да ладно! А ты-то куда идёшь?..

...Когда Олег закончил рассказ, уже совсем стемнело, костёр погас и взошла луна. Где-то совсем недалеко играла музыка – не из воздуха, просто магнитофон, слышались какие-то весёлые голоса. Марат лежал на спине и жевал сухую былинку.

– Дай-ка эти свои бумаги, – сказал он, протягивая руку. Олег вытащил из рюкзака папку, подал. Марат сел на коленки, раскрыл папку, достал лист. Хмыкнул: – Ну, это просто… Это мне уже давно один мужик объяснил, мы с ним вместе одно место от наёмников отбивали… Это распространённая кодировка, ею многие пользуются, придумали её вообще чёрт знает когда… Вот смотри. Мой мир – код 1. Многие думают, что он – изначальный, а остальные – ответвления. Твой, наверное, тоже код 1, только дальше по времени… Ты записывай давай. Код 2 – это средневековье такое раннее, все со всеми воюют, там даже государств почти нет, но люди в основном простые, хорошие. Рабами торгуют, но чтобы мучили или специально издевались – не слышал. Код 3 – хуже. Рабовладельческое общество типа Древнего Египта, на пол-земного шара империя… Код 4 – там что-то типа нашего века, в смысле ХХ, начала. Туда часто солдат набирают, но, если украли, то это, скорее всего, Торбайский халифат. Пиши-пиши… Код 5 – не знаю, не был, честно. Код 11 – там рабами торгуют в Оранжевой Пустыне, рынков полно, но и выследить тоже можно легко. И опоздать можно. Отношение там к рабам – как в учебнике истории. Жуть.

– Как мне туда попасть-то, в эти места? – Олег быстро черкал карандашом в свете луны. Марат пожал плечами:

– Да просто захотеть. Сконцентрироваться на чём-то. Ну, я лучше объяснить не могу. Вот я первый раз… Когда отошёл, так домой захотелось!!! Я всякое про себя передумал – про рай, всё такое прочее… А тут просто захотелось домой – и всё. И как будто в дверь шагнул. В наши места. Прямо знакомые… Сперва обрадовался… – Марат грустно улыбнулся. – А потом глянул – а это какое-то Белорусское Княжество, 624 год от Большой Войны, – он вздохнул. – Я в своём мире мёртвый, мне туда нельзя. А в остальные – пожалуйста…

– Ну и как ты живёшь? – спросил Олег, против воли захваченный словами Марата. Тот тряхнул чубом:

– А хорошо. Знакомых полно, друзей. Иногда тут брожу. Иногда подолгу на одном месте живу, есть очень хорошие места, прямо как при коммунизме. А потом сорвусь… Я же всё-таки пионер, я присягу давал – бороться за счастье людей, – он сказал это без иронии, совершенно серьёзно. – Несправедливости тоже хватает…

– А возраст? – тихо спросил Олег. Марат покачал головой:

– Какой возраст у того, кого один раз уже убили? – он посмотрел в небо и признался: – Я бы с тобой пошёл, но я одного человека жду, мы давно сговорились.

– Да я сам… – пробормотал Олег, складывая бумаги обратно. – Послушай… а кто вообще может этим… ну, заниматься?

Марат посерьёзнел.

– Вообще – много кто. Между мирами много торгуют, самым разным. Но если ты имеешь в виду – кто это организовал… Здесь ты его не встретишь. Он сюда не суётся, потому что тут всегда мир. Он и между пространствами-временами своими ходами шастает, не здесь. Но учти – к тебе он точно подкатывать будет. Рано или поздно. Скорее всего, если увидит, что у тебя что-то получаться начинает…

– Да кто? – нетерпеливо, скрывая испуг, спросил Олег, приподнимаясь. Марат поморщился:

– Да… Как не называй, сразу узнаешь. Ему чем хуже, чем больше люди страдают – тем лучше. Кое в какие места он предпочитает не показываться, а кое-где себя, как дома, чувствует. Я даже не знаю, человек он, ещё какое-то существо, или, может, просто что-то вроде шаровой молнии, только та из сгущенного электричества, а он – из сгущенной человеческой боли…

– Наговорил, – вздохнул Олег, стараясь не показывать настоящего испуга. – А этому… сатане, скажем так… что ему за дело до меня?

– Так ведь ты же людей выручать идёшь, – Марат снова откинулся на траву, лёг удобнее. – Просто так, не за деньги, не за славу, незнакомых… А это ему серпом по одному месту.

Олег засмеялся. Марат посмеялся тоже, а Олег смотрел на него и не верил, что такое вообще может быть.

– Марат… – окликнул он партизана.

– М? – ворчливо отозвался тот.

– Марат, у меня случай был… я… в общем, я спас двух человек. В прошлом. В моём прошлом, в смысле. И они остались живы. А если я… ну, или кто-то… ну, в общем – кто-то тебя спасёт тогда?

– Не получится, Олег, – как-то легко, без печали, отозвался он. – Всякое тогда может случиться. Штука такая есть – Равновесие Миров и Времён. В него вмешиваться нельзя. Если мелочь какая-то – ладно ещё. А приметные события не изменить. Я слишком заметный. Знаменитый, – он усмехнулся и перевернулся на живот, подперев подбородок ладонями: – Да ладно тебе. Я и не жалею ни о чём. Я и там хорошо прожил, а уж сейчас-то и вовсе нечего горевать.