Текст книги "Сюжет"

Автор книги: Олег Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Все равно было бы здорово, если бы такой фильм сняли! – произнес Павлик. – Хотя...

Самый большой доход от фильма за последние два десятка лет – "Титаник" Джеймса Камерона. Он обогнал по сборам оба хита Спилберга: "Парк Юрского периода" и "Инопланетянина" – за что Павлик люто невзлюбил создателя "Терминатора"... Прокат "Титаника" по всему миру едва перевалил за миллиард. Вряд ли в ближайшее время какая-либо картина соберет больше. Скорее всего, новость о новом сверхбюджетном фильме действительно "утка". Фильм должен приносить прибыль, иначе его нет смысла снимать. Если ожидаемая прибыль вряд ли перекроет бюджет – зачем ворочать такими деньгами? Жаль, а так бы хотелось увидеть суперфильм по грандиозной космической истории с Гаррисоном Фордом, Джорджем Клуни, Джеком Николсоном и Ангелиной Джоли в главных ролях, например.

Взгляд упал на кусок батона "багет" в углу кухни. Павлик вспомнил, зачем поднялся. Он взял батон и кинул его в мусорное ведро. Железное ведро громыхнуло. Павлик вернулся к столу, снова взялся за макароны и замер.

"Сколько может весить хлеб, чтобы так громыхнуть?" – подумал он.

В следующее мгновение Павлик вскочил со стула и достал из ведра кусок батона, с которым таскался весь вчерашний вечер. Из мякоти выступал кончик антенны сотового телефона Павлика.

Павлик радостно закричал и вытащил аппарат, покрытый скатавшимся хлебом.

Глава 5.

Пролетело три недели после начала учебных занятий. Начались практики. Мальвинин так и не появился, хотя Кабашвили обещал, что Николай Григорьевич вот-вот выйдет на работу. Говорили, что у Мальвинина от простуды случилось осложнение, и он лежит в больнице. Заведующий кафедрой начитывал лекции по теории автоматического управления, а практики откладывались; их мог бы проводить сам Кабашвили, но времени профессора хватало только для лекций.

Пару раз Павлик встречался с Юлей в коридорах университета. Они здоровались, она опускала глаза, он отводил взгляд, и на этом все заканчивалось. Павлик подумал, что ещё пара таких встреч – и они совсем перестанут здороваться.

Шалыпин в университете не показывался. Говорили, что он пытается сдать два последних экзамена, но у него не очень-то получается. Павлик несказанно радовался этим слухам. Какое счастье чувствовать себя свободным, не ожидая каждую минуту тычка острым концом карандаша в спину или подножки.

В конце сентября серьезно похолодало, и мама велела Павлику надеть куртку. Ремонт в квартире оставался почти на той же стадии, что и в начале месяца. Верхняя одежда по-прежнему была свалена кучей в прихожей.

Павлик достал свою куртку, при этом раскидав половину вещей, за что получил нагоняй от мамы. Время было бежать на лекцию, однако Павлик принялся складывать вещи обратно в кучу. Только после этого накинул на себя куртку.

Правая рука не пролезала в рукав. Что-то в нем застряло. Там находился не шарф, не шапка... Прямоугольный и гладкий предмет. Павлик поднатужился и вытащил это из рукава.

В его руке оказалась видеокассета. Та самая, которую он нашел в парке, на которой было написано, что фильм можно посмотреть только три раза. Он удивленно разглядывал её, словно увидел в первый раз. Что-то странное связано с ней, но что именно – Божедай вспомнить не мог.

"Только два просмотра".

Он уставился на эту крошечную надпись на торце. В прошлый раз она гласила "только три просмотра"! Почему надпись изменилась?

– Павлик! – окликнула его мама. – Когда я просила тебя собрать вещи, ты кричал, что опаздываешь в университет, а сейчас стоишь и разглядываешь свою очередную паршивую видеокассету.

– Я уже убежал, – произнес Павлик и положил кассету на видеомагнитофон, чтобы она снова не потерялась.

Он по привычке обогнул стороной Парк культуры и вышел к недостроенному зданию одного из корпусов университета. Заброшенный девятиэтажный гигант с темными провалами окон возвышался над головой, когда Павлик неожиданно нос к носу столкнулся с Юлей.

Если бы они прошли хотя бы в десятке метров друг от друга, Павлик сделал бы вид, что не заметил её. Однако сейчас это выглядело бы глупо. Павлик поднял на девушку глаза и, стараясь не выдать своих чувств, произнес:

– Привет, Юля!

– Привет, Павлик! – ответила она. – Тоже опаздываешь в институт?

– Нет... то есть да! – сказал он. – Обычно я прихожу вовремя.

– А я вот никогда не успеваю. – Она замолчала. Павлику пришлось сбавить шаг, так как сейчас обогнать девушку было бы неприлично. Они пошли вместе.

– Ходишь на дискотеку? – спросил Павлик.

– Была пару раз, – ответила она. – Только тебя там не видела.

– Я с тех пор спиртного в рот не беру и сижу дома.

Они вновь замолчали.

– Как твои товарищи? – спросила она.

– Хорошо.

– У Ковалевского появилась новая подружка?

– Ты о какой из новых спрашиваешь?

Она улыбнулась.

– Почему тебе не нравится Сергей? – спросил Павлик.

– Я знакома с его бывшей женой. Он оставил её одну с маленьким ребенком. Все из-за того, что не мог пропустить ни одной юбки. Что с ним будет в тридцать лет!

– Вообще-то он неплохой товарищ, – сказал Павлик.

– Не пытайся переубедить меня. Я его давно знаю, и можешь не сомневаться, мое мнение о нем не изменится!

Они миновали прозрачные входные двери и оказались в просторном холле. Павлик спешил на практику по программированию, которая заменяла теорию автоматического управления, и путь его лежал по лестнице, расположенной по левую руку. Юля остановилась у лестницы, ведущей к кафедре сопротивления материалов.

Она посмотрела на него. Глаза её были огромными и заманчивыми. Павлику вдруг очень захотелось, чтобы эти глаза и все остальное принадлежало ему.

– Кажется, мы остались одни в холле, – сказала она. – Все давно на занятиях.

Павлику очень хотелось спросить: не желает ли она встретиться с ним вечером? Пусть у неё есть парень, но может она его не любит? Может у них натянутые отношения или близится разрыв?

Он молчал, не решаясь задать вопрос, а она ждала от него слов. Любых.

"Нет, – подумал Павлик, – я уже один раз пытался. Она отказала. Стоит ли снова выслушивать отказ?"

– До свидания, – сказал он. – Увидимся еще.

Она улыбнулась одними губами, их изгиб был настолько привлекательным, что Павлик не мог оторвать глаз.

– До свидания, симпатяшка! – ответила она и убежала вверх по лестнице, оставив Павлика стоять с разинутым ртом.

Она назвала его "симпатяшкой"! Этого не может быть. Но Павлик слышал эти слова.

Он поплелся на практику, терзаемый противоречивыми мыслями. Павлик ей нравится! Нет, определенно это так. Не зря Ковалевский сказал, что Юля к нему неравнодушна. Уж кто-кто, а Сергей разбирается в женских чувствах. Но почему она отказала Павлику в первый раз? Она сказала, что им лучше остаться друзьями.

Павлик одернул себя. Он только что подумал очередным штампом, заимствованным из американских фильмов, пересмотренных в огромном количестве. Там постоянно повторяют эту фразу. Нет, Юля сказала по-другому.

"Достаточно того, что я буду встречаться с тобой в университете", вот её слова. Что они означают? Они означают, что за пределами университета у неё есть парень?

"Какая разница, что означают его слова! – вдруг подумал Павлик, направляясь к дверям лаборатории, в которой должна проходить практика. Давно известно – женщины говорят совсем не то, что думают!"

Нужно подойти к ней и пригласить на свидание ещё раз!

Павлик распахнул дверь в лабораторию.

Сидящие за столами студенты как один устремили на него напряженные взгляды. Чего они так переживают! Павлик опоздал, но практику вела добродушная Ирина Фроль, и ему нечего было опасаться...

За преподавательским столом сидел Николай Григорьевич Мальвинин. Павлик не сразу его узнал. Пышные всклокоченные волосы уступили место короткой стрижке, полноватое лицо похудело, тяжелый взгляд сделался ещё тяжелее. Авторучка в правой руке выписывала на чистом листе звезды и треугольники. Это был Мальвинин, с его привычками. Обычно к концу занятий такими рисунками кандидат физико-математических наук покрывал целый лист формата А4.

– Студент Божедай, если не ошибаюсь? – произнес Мальвинин, который обладал феноменальной памятью. Вспомнить через год фамилию одного из сотни одинаковых студентов! Павлик поежился. – У тебя в привычке опаздывать на занятия?

Павлик не мог вымолвить ни слова. Он посмотрел на приятелей и поймал на себе жалостные взгляды Прохорова и Ковалевского.

– Я жду ответа, – жестко произнес Мальвинин.

– Я... я не думал, что вы...

– Что я буду проводить лабораторную по ТАУ, вместо программирования?

Преподаватель ударил не в бровь, а в глаз. Именно это пытался произнести непослушный язык Павлика.

– Нет, – попытался возразить Божедай, но Мальвинин его не слышал.

– Значит, – произнес он, – на занятия мягкосердной Ирины Георгиевны можно опаздывать не задумываясь? Как тебе не стыдно! Садись, Божедай!

Предусмотрительные одногруппники устроились подальше от стола преподавателя, поэтому свободной осталась только первая парта. Павлик опустился за нее.

Появился Мальвинин! Кончилась беззаботная жизнь. Николай Григорьевич сначала соберет в кулак расшатавшуюся дисциплину, а затем начнет вдалбливать знания в бесшабашные головы студентов. У кого-то головы окажутся слишком чугунными, чтобы усваивать эти знания, и такие головы, фигурально выражаясь, "покатятся с плеч".

Тем временем, надев на нос очки, Мальвинин изучал лекции отличника Федина.

– Я вижу, – произнес он, оторвавшись от тетради, – объем материала начитан приличный. Теория в аудитории далеко оторвалась от практики в лаборатории, и это плохо... Я договорился с Кабашвили, и на этой неделе у вас будет три лабораторных по моему предмету.

По рядам прокатился едва различимый вздох. Громче выразить огорчение студенты не могли. Всем было страшно, даже отличнику Федину.

– Надеюсь, вы понимаете, что в эту неделю вам придется серьезно заняться ТАУ? – спросил Мальвинин.

Все хорошо понимали, что ТАУ нужно будет заняться не просто серьезно. Придется забыть на время остальные предметы, а так же телевизор, вечерние ужины, прогулки с собакой. Это была жестокая необходимость, потому что иначе у Мальвинина не выжить.

– По организационным вопросам я закончил, – произнес он. – Перейдем к опросу по лекциям.

Стон, прокатившийся по рядам, на этот раз сделался громче. Вряд ли кто-то перечитывал перед занятием лекции.

– Вот, опоздавший студент Божедай как раз и ответит, что называется "транспортным запаздыванием".

Павлик поднялся. Он чувствовал себя точно так же, как в тот момент, когда два милиционера тащили его пьяного в будку. Он не мог управлять ни руками, ни ногами, ни языком. Мыслительный процесс полностью затормозился.

– Что такое "транспортное запаздывание"?

"Это когда транспорт опаздывает", – понеслось в голове у Павлика, но он сомневался, что нашел правильный ответ.

Повисла неловкая пауза.

– Покажи свои лекции, – решительно потребовал Мальвинин. Его левая рука была согнута в локте и почему-то прижималась к боку. Павлик подал тетрадь. Мальвинин секунду полистал её и вернул назад.

– У тебя, Божедай, отсутствует первая лекция! Мне жалко терять время, студент, объясняя, что, пропуская лекции по ТАУ, ты шаг за шагом приближаешься к огромным дверям, на которых написано "незаконченное высшее образование".

Как несправедливо! Павлик присутствовал на первой лекции, но не писал только потому, что не мог найти ручку, которую после занятия обнаружил за ухом.

– Я... – начал он.

– Что? – резко произнес Мальвинин, выставив вперед литой подбородок.

– Я был на лекции... Просто у меня закончилась ручка.

Мальвинин строго посмотрел на Павлика. Тому пришлось спрятать глаза. Николай Григорьевич произнес:

– Записи в тетради для меня не важны. Важно то, что остается в голове. Понятие "транспортное запаздывание" одно из самых простых. Если бы ты слушал лекцию и ничего не писал, ты все равно бы запомнил его... Но ты ведь не слушал лекцию! Так?

Павлику пришлось признать про себя, что Мальвинин прав.

– Нет, я слушал, – соврал Павлик и это явилось ошибкой. Скажи Божедай правду, Мальвинин отпустил бы его. Но Павлик сказал неправду, и Николай Григорьевич понял это.

– Сядь, – раздраженно произнес он. – Мы потеряли на неуча драгоценное время. Прохоров, что такое "транспортное запаздывание"?

Павлик сел на место, чувствуя себя униженным. А вот Юрик за спиной отвечал бодро. Вообще, о Юрике следовало сказать особо.

Как студент, Юрий Прохоров выделялся феноменальными способностями. Дома он никогда ничего не учил. Иногда, правда, делал письменные задания, но не в этом суть. Чтобы понять предмет, ему достаточно послушать лекцию. Если он лекцию загибал, что случалось довольно часто, – перед практикой ему хватало беглого знакомства с чужими записями. Проблема могла возникнуть только если писавший обладал отвратительным почерком. Поэтому Юрик предпочитал брать лекции у девушек.

Экзамены Юрик сдавал как в школе вождения – экстерном. Поскольку его тетради с лекциями были пусты, дома он по обыкновению ничего не учил. В день экзамена Юрик приходил к восьми часам утра и брал у какого-нибудь мандражирующего студента полный комплект лекций. К концу экзамена он их прочитывал и шел к преподавателю последним. Если в билете попадались нюансы, которые он не успевал ухватить при беглом прочтении, Юрик мог поспорить с преподавателем, предлагая несколько собственных вариантов решения задачи. Обычно уставший преподаватель отпускал вундеркинда с отличной оценкой. Низшим баллом для Юрика было "хорошо".

Юрик объяснил термин "транспортное запаздывание" на примере анекдота о наркомане, которого поставили охранять клетку с черепахами, а они разбежались. На вопрос, как же так получилось, он отвечал: "Я открыл клетку, чтобы покормить их, а они как ломанутся!"

– Данный наркоман проявил истинное транспортное запаздывание! закончил Юрик.

– Ладно, – усмехнулся Мальвинин, – садись. А теперь послушайте...

И Николай Григорьевич начал рассказывать, что они должны сделать в лабораторной работе. Павлик слушал Мальвинина, ещё не веря до конца, что видит его перед собой, однако в основном мысли занимала прекрасная Юля, волосы которой были заплетены в короткую косичку.

Какая она красивая и самостоятельная! Павлик ещё не встречался с девушками серьезно, и у него возникло подозрение, что во всем виноваты любимые американские фильмы, занимающие его вечерами. Он вдруг подумал, что может прекрасно прожить без фильмов и обожаемого Спилберга. Ему нужно лишь найти после лабораторной Юлю и пригласить девушку на свидание! Он может получить любой ответ. Если это будет согласие – отлично. Если отказ – в этом случае он ничего не теряет, а страшные звери не разорвут его на части. Павлик избавится от неопределенности и мучительных мыслей. Пожалуй, именно так должен рассуждать Ковалевский, которому Павлик всегда завидовал.

Он едва дождался окончания лабораторной. Мальвинин заставил прибраться на стендах и напутствовал, чтобы к завтрашнему дню студенты знали начитанный материал на зубок. После этого, словно ракета, Павлик сорвался с места, даже не обменявшись приветствием с Ковалевским и Прохоровым. Он кинулся по коридорам в направлении кафедры сопротивления материалов.

Павлик бежал сломя голову, сталкивался со студентами, ронял чужие тетради. Все пустое, лишь бы успеть!

Он вбежал на кафедру сопротивления материалов и остановился возле дверей. Он нашел девушку. Юля стояла в глубине коридора, прислонившись к стене и прижав к груди тетради. Рядом с ней очень близко находился высокий парень, который своей привлекательностью напомнил Павлику Ковалевского.

Юля что-то говорила ему; он отвечал коротко, а она смеялась. Павлик прижался к стене, наблюдая за ними. Боже, как он глуп! Что он возомнил о себе! Жалкий киноман!

Кажется разговор Юли с молодым человеком заканчивался. Она протянула к нему лицо, и он коротко поцеловал её в губы. Павлик готов был провалиться от стыда, он был готов слиться с бетонной стеной. Боже, какой стыд!

Юля внезапно посмотрела в его направлении. Павлик спохватился и быстро выскочил из дверей. Он сделал пару шагов и столкнулся с кем-то.

– А ну замер, Паха-птаха! – раздался до боли знакомый голос. Он поднял глаза.

Павлик столкнулся с Витьком Шалыпиным.

Шалыпин был вне себя. Глаза его блестели, рот непроизвольно кривился. Не Павлик разгневал его, это сделал кто-то другой. Однако, ответить за все придется Павлику.

– Ты почему ботинки не почистил, Птаха? – угрожающе спросил Витек, Павлик удивленно опустил глаза на ботинки, и в этот момент Шалыпин наступил каблуком ему на ногу.

Божедай охнул от боли и присел на одно колено.

– Уйди...ох... – шептал Павлик, не в силах произнести ещё что-то. Шалыпин всем весом давил на стопу. Здоровенный ботинок Витька с толстой рифленой подошвой смял почти новенькие купленные мамой "Саламандерс", и грозил расплющить пальцы на ноге.

– Сойди с ноги, – сдавленно прошептал Павлик, поднимая лицо на бывшего одноклассника.

– Заткнись, щенок, – ответил Витек и ударил Божедая ладонью. На побелевшем лице Павлика остался красный след. Он со страхом посмотрел сквозь стеклянные двери кафедры сопромата и увидел, как быстрым шагом к выходу направляется Юля. Она выйдет из дверей и увидит униженного Павлика. Как стыдно! И как горько!

Павлик толкнул колено Шалыпина, и тот, пошатнувшись, убрал ногу.

– Ты как себя ведешь, крысиная морда! – воскликнул Шалыпин.

– Витя, мне нужно идти!

– Что ты сказал? – Витек приблизил к Павлику лицо. Павлик покосился на прозрачные двери кафедры. Юля уже собиралась толкнуть их, чтобы открыть.

– Ты на кого смотришь? – вдруг спросил Шалыпин. – Ты на неё смотришь?!

– На кого? – не понял Павлик, и в следующий момент получил тычок двумя пальцами в глаза. Двумя грязными пальцами Витька Шалыпина.

Боль пронзила, глаза потеряли способность видеть. Павлик припал к стене, судорожно доставая платок, чтобы вытереть слезы, полившиеся из глаз ручьем. Он издал протяжное всхлипывание и создалось полное впечатление, будто он плачет.

– Павлик! – раздался удивленный голос Юли.

Она увидела его!

Ослепший Павлик бросился вниз по лестнице, перебирая руками по стене. Преодолев два яруса, он начал что-то различать.

"Какой стыд! – думал он. – Непереносимый стыд!"

Павлик бежал по лестницам, надеясь убежать прочь от проклятого университета. Он выскочил на улицу и остановился. По проспекту проносились автомобили, светило яркое утреннее солнце. Глаза чесались, но зрение восстановилось. Павлик протер глаза платком, постоял ещё немного и поплелся на следующую "пару".

Ковалевский и Прохоров уже ждали его.

– Он стал ещё хуже, ты заметил? – спросил Ковалевский.

– Кто? – не понял Павлик. – Шалыпин?

– Да причем тут Шалыпин! – недовольно воскликнул Юрик. – Сейчас распространился слух, что Витек экзамены не сдал. Завалил теорию вероятностей. Теперь ему нечего делать в институте...

– Когда он не сдал? – спросил Павлик.

– Да вот только что!

Божедаю внезапно стало понятно – что вызвало гнев Шалыпина. Значит, Витек разозлился из-за того, что не сдал экзамен и наконец вылетел из университета. А Павлик попался ему под горячую руку...

– Ох! – прошептал Павлик.

Только сейчас до него дошло, что их двенадцатилетний симбиоз с Шалыпиным закончился, и Павлик может чувствовать себя свободным. Каким приятным может оказаться слово "расставание".

Правда, под конец Шалыпин все же успел унизить Павлика, причем сделал это на глазах у Юли. Теперь Павлик точно не отважится пригласить её на свидание. Да и она сама не пойдет с парнем, которого унижают, и который не сможет за себя постоять...

– Я не Шалыпина имел ввиду, когда говорил, что он стал хуже, произнес Сергей. – Я про Мальвинина.

Тяжелая волна накатилась на Павлика. Он избавился от Витька, но теперь новый Черный Бог восстал перед ним. Мальвинин... Впрочем, Николай Григорьевич не цеплялся без причины и не применял физическую расправу. Нужно учить его предмет, пытаться понять его...

– Да, – ответил Павлик. – Он вернулся из Германии каким-то озлобленным.

– Как бы ты себя повел, если бы преподавал в лучших университетах за границей, а потом тебя вышвырнули пинком под зад? – спросил Юрик.

Раздался телефонный звонок. Все трое дернулись к своим трубкам.

– Это у меня, – определил Ковалевский и поднес аппарат к уху: – Алло?

– Разве его вышвырнули? – продолжил разговор Павлик.

– Думаешь, он уехал по доброй воле? – спросил Юрик.

– Светлана Алексеевна! – говорил в трубку Ковалевский. – Рад слышать ваш голос!

Парни на секунду замолчали. Ковалевский называл Светланой Алексеевной бывшую жену.

– Ну если и не рад, так что же такого! – сказал Ковалевский, отвечая на неслышимый вопрос.

– Придется сегодня весь вечер зубрить лекции, – сказал Павлик, осторожно трогая веко.

– Зубрежка не поможет, – ответил Юрик. – Ты слышал, какой сложный материал! Его надо понимать!

– Все равно, вечером сяду и буду зубрить.

– Я же учусь, родная моя... – объяснял в трубку Сергей. – Ну не родная, ладно, не родная! Но...

Настойчивый голос бывшей жены Светланы слышали из трубки даже Павлик с Юриком.

– Ладно, – наконец согласился Сергей. – Когда, говоришь? Завтра? Ладно, возьму машину и заберу Анатолия Сергеича...

Анатолием Сергеичем величали сына Ковалевского.

– Что у тебя случилось? – спросил Павлик, когда Сергей убрал телефон.

– Бывшая просила завтра забрать Ковалевского-младшего из садика и отвезти в поликлинику к лору. Придется одну пару загнуть.

– Не ТАУ, случайно? – ядовито осведомился Юрик.

Ковалевский заглянул в расписание.

– Нет, – с облегчением ответил он. – Следующую после нее. Как-нибудь потом наверстаю.

Он вдруг спохватился, набрал короткий номер и выслушал сообщение в трубке.

– Деньги заканчиваются, – разочарованно произнес он, нажав кнопку разъединения. – Стипендия не раньше десятого октября, а моего второго заработка пока на горизонте не видать.

– Парни, – произнес Павлик. – Я не могу идти на следующее занятие. Честное слово! У меня просто сил нет. Руки до сих пор дрожат, хотя после этого словесного распятия прошел целый час! Он меня в могилу загонит раньше, чем я дотяну до его зимних экзаменов.

– Может тебе выпить сто грамм? – с полной серьезностью предложил Юрик. – Чтобы расслабиться.

– Меня сразу вырвет... Может, загнем пару, сходим ко мне – фильм посмотрим? Только фильм меня расслабит. А потом я займусь лекциями по ТАУ. Чувствую, все это зашло слишком далеко.

– Что скажешь? – спросил Ковалевский, обращаясь к Юрику.

– Согласен. Мы давно у Божедая фильмы не смотрели.

Глава 6.

Маленький телевизор "Филипс" стоял на холодильнике. Ковалевский устроился для просмотра лучше всех – он сидел в кресле, ноги покоились на кухонном столе. Тут же, прямо на столе, поджав по-турецки ноги, сидел маленький Юрик. Павлик присел с краю на табурет.

– Что будем смотреть? – спросил Сергей.

– Предлагаю "Индиану Джонса" или "Назад в будущее".

– Нет, Павлик, сколько можно! – взмолился Юрик. – Покажи нам что-нибудь новенькое! Чего мы раньше никогда не видели!

Павлик усмехнулся.

– Есть у меня одна кассета, – сказал он. – Досталась случайно. Фильм, правда, так себе. Боевик дешевенький...

– Боевик – это другое дело! – намеренно громко пробасил Ковалевский. Давай вставляй быстрее!

Павлик взял кассету и повертел её в руках.

"Spark".

Режиссер – Джит Хой Чен.

"Только два просмотра."

Павлик снова уставился на крошечную надпись.

Первоначально было три просмотра. Он четко это помнил. Когда же "три" успело превратилось в "два"?

– Давай, Павлик, не томи! – нетерпеливо произнес Юрик. – Нужно ещё успеть в институт на электротехнику!

"Ведь ты посмотрел кусочек фильма однажды! – произнес внутренний голос. – Поэтому "три" превратилось в "два". Осталось два просмотра". Но разве можно считать за просмотр тот кусок, который видел Божедай?

Он выбросил из головы эти странности – на сегодняшний день проблем хватало без этого – и вставил видеокассету в аппарат. С мягким шуршанием темный корпус скрылся в недрах видеомагнитофона "Панасоник". Павлик надавил на кнопку. Пленка засвистела, перематываясь к началу.

– Жми на "плей"! – задорно подначивал Сергей.

Павлик нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и в ту же секунду в доме погас свет. Над головами мигнула и потухла лампочка в плафоне. Световое табло видеомагнитофона перестало показывать кассету и время. Урчавший холодильник, на котором стоял телевизор, заглох.

– Ну вот, только собрались фильм посмотреть, как электрики вырубили свет! – огорченно произнес Юрик.

Пока Павлик лихорадочно соображал – по его ли вине пропало электричество – свет неожиданно появился. Лампочка под потолком вспыхнула, гулко заурчал холодильник. Дисплей "Панасоника" загорелся. На нем появился новый знак – повернутый треугольник, означающий движение ленты. Экран телевизора осветился.

– Слава богу, – вздохнул Ковалевский.

На индикаторе времени прошло десять секунд, двадцать... Телевизор работал, но экран оставался темен.

– Перемотай, – попросил Сергей.

– Нельзя! – строго сказал Павлик. – Испортится впечатление от просмотра.

На темный фон экрана выплыли белые буквы "Spark". Шрифт самый простой. Ни наклона и цвета, отражающих содержание фильма. Самые простые буквы. Словно документальный фильм.

– А где перевод? – задал справедливый вопрос Ковалевский. Он вскинул руку к экрану, словно обращаясь к создателям фильма: – Эй, орлы! Как хоть фильм-то называется?

– Кажется "Звездочка", – произнес Юрик.

– Кажется? – издевательски спросил Сергей. – А почему не "Звезда"?

– "Звезда" – "стар", а "звездочка", кажется, "спарк".

– Я сейчас обделаюсь от этого фильма, – сообщил Ковалевский. Павлик напряженно ждал, что следующим появится на картинке.

Буквами помельче, чем название фильма, на экран всплыли имена актеров. Их было несколько, и все – незнакомые. Одно из четырех имен оказалось женским. Сразу за фамилиями актеров следовала фамилия главного режиссера, которую Павлик уже знал.

Джит Хой Чен.

Экран снова погас.

– Высокобюджетный фильм, как я погляжу, – издевательски произнес Ковалевский.

– Ты же сам просил боевик! – ответил Павлик.

После этого начался собственно фильм. Ребята вздохнули с облегчением, когда после напряженно-скудных титров появилась цветная картинка, которая показывала крутого парня в джинсах и клетчатой рубашке, двигающегося по темному переулку. Голос за кадром что-то заговорил на английском. Парень повернулся к камере, и зрители увидели, что у него узкий разрез глаз. Павлик не мог сказать, кем он являлся по происхождению – корейцем или китайцем, – но выглядел он, словно герой рекламы "Мальборо". Таким же уверенным и вызывающим.

Откуда-то из переулка раздался крик:

– Help me!

– А перевода не будет, – вспомнил Павлик.

– Юрик, – сказал Ковалевский. – Ты лучше всех знаешь английский. Может, будешь переводить?

– Их акцент до невозможности режет ухо, – сказал Юрик. – Но я попытаюсь.

Пока главный герой спешил на помощь, Юрик сообщил, что он является бывшим полицейским по имени Комбо.

Узкоглазый Комбо вылетел в тупик и увидел, как два желтолицых карлика пристают к высокой блондинке европейской внешности. За их спинами на кирпичной стене автомобильными аэрозолями был намалеван странный знак, изображающий рыбу, стремительно рассекающую морские волны и несущую на спине корзину.

Заметив крутого Комбо, карлики бросились наутек.

– Are you OK? – поинтересовался бывший полицейский, протягивая руку девушке. Она поднялась с земли и оказалась выше китайца (или корейца) на целых полголовы.

– С вами все в порядке? – перевел Юрик.

Девушка рассказала Комбо, что грабители пытались отнять у неё старинную карту. Эта карта досталась ей от отца-библиотекаря, который умер от сердечного приступа, но блондинка подозревает, что отца убили... Так вот, когда отец отдавал карту, он рассказал историю.

Павлик с интересом придвинулся к экрану. Боевик с исторической подоплекой! Хм...

В древней Европе жил великий волшебник. Он был таким великим, что на много веков до него и на много веков после не существовало таких великих волшебников. И был у него ученик, по имени Корбэйн. Собственно, у волшебника было много учеников, но речь пойдет именно о Корбэйне. Злые люди преследовали великого волшебника, и однажды им удалось убить его. Учитель успел передать тайну волшебства Корбэйну, и после смерти учителя он сделался волшебником.

Корбэйн стал служить властителям и заработал много денег. Вскоре ему наскучило быть вторым, и он решил захватить власть стране. Но попытка сорвалась, и Корбэйну пришлось спасаться бегством. Чувствуя, что его настигают, бунтовщик спрятал свои богатства. Привести к ним могла только карта, которую он составил.

Долго ли бежал от преследования Корбейн – неизвестно. Но в конце его настиг сам властитель, и в сражении лишил Корбэйна глаза. Солдаты схватили полуослепленного волшебника, заточили в темницу, и после суда предали казни через четвертование. Карта пропала на много веков. Сейчас она вновь появилась.

Отец нашел карту в одной старинной книге и отдал её дочери. Он говорил, что за картой охотится некий Мастер, который жаждет получить богатства, спрятанные Корбэйном.

После того как отец умер (девушка подозревала в его смерти этого Мастера), она шла по улице, неся карту в сумке. Внезапно на неё набросились два карлика и попытались отобрать карту. Они схватили за один край древнего пергамента, блондинка крепко вцепилась в другой. Когда прибежал Комбо, карлики сильно дернули и разорвали карту. Они сбежали, унеся с собой бОльшую часть, но маленький кусочек остался в руке девушки. И этот кусочек был самым важным, поскольку содержал финальную точку поисков. Однако, чтобы найти сокровища, требовалась вся карта. Поэтому доблестный Комбо, подхватив кусок карты, бросился в погоню за карликами.

Просматриваемый фильм невольно приобретал определенный колорит. Играли в нем китайские или корейские актеры, говорили они по-английски, сильно коверкая слова, что заставляло каждый раз кривиться Юрика, дублирующего фильм на русский язык. Иногда, правда, попадались европейцы. Камера у съемочной группы, похоже, была в единственном экземпляре. Объектив гулял из стороны в сторону, иногда терял героев фильма, иногда трясся, когда герои бежали. Декорации отсутствовали напрочь. Фильм снимался в естественных помещениях и пространствах – барах, улицах непонятных городов, мусорных свалках, заброшенных заводах, убогих каменистых равнинах. Ни одного пейзажа, которым можно насладиться.

Отдельного слова заслуживала игра актеров. Ценитель тонкой игры Джека Николсона и Дастина Хоффмана студент Божедай стыдился смотреть на кривляния узкоглазого парня по имени Комбо, который владел только двумя сценическими масками. Наморщенный лоб и прищуренный взгляд по замыслу режиссера должны говорить зрителю о раздумьях героя, однако больше напоминали тупую физиономию орангутанга, который не может дотянуться до грозди бананов. В остальных случаях герой использовал бессмысленный взгляд, глупую ухмылку, которые больше всего удавались, когда он кого-то бил, от кого-то улепетывал, и когда занимался любовью с какой-нибудь красоткой.