Текст книги "Это было в Коканде. Роман"
Автор книги: Николай Никитин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 45 страниц)
17
Юсуп временно остановился в новом доме, где жили беш-арыкские власти… Хамдам два раза проходил мимо этого дома, желая встретиться с Юсупом, но все было напрасно. Юсуп вместе с Алиматом уезжал опять в Андархан. Это было 15 сентября, через два дня после собрания. А 16-го случились такие события, от которых Хамдаму хотелось бы очутиться подальше. Кто-то бросил камень в окно квартиры, где остановился Юсуп. Кто-то в парандже и в черной маске днем заходил на эту квартиру и расспрашивал домработницу: где и в какой комнате спит комиссар Юсуп? Какие-то неизвестные напали ночью 17 сентября на комсомольца Хашима, работавшего сельхозинспектором. Они ударили его по голове железной палкой и проломили ему голову. Хашим слыхал, как один из неизвестных сказал другому: «Это не Юсуп». И в довершение всего по Беш-Арыку вдруг поползли слухи. Они начались с чайханы. В базарный день съехались на беш-арыкский базар окрестные колхозники. Отсюда все и пошло. Кто-то сказал, что Хамдам грозился съесть голову Юсупа так же, как он съел голову Абита…
Хамдаму сообщили об этом. Он вызвал Сапара:
– Пока я здесь, чтобы тихо было. Понял? Поди передай.
Сапар ушел. Но власть вырвалась из рук Хамдама. Да и не мог Сапар обойти всех. Кто-то из обозленных в первом часу ночи 18 сентября ружейным выстрелом с улицы разбил окно той комнаты, где спал Юсуп. Юсупа в комнате не оказалось. Он был на заседании в исполкоме. В комнате спал Алимат, с которым Юсуп проводил вместе все эти дни. 19-го утром Юсуп собрался ехать в Коканд, так как 20-го туда прибывал Карим с Особой комиссией…
Перед отъездом Юсуп послал Алимата к Хамдаму:
– Поди узнай, что он собирается делать.
– Как я пойду? Я к нему не хожу.
– А ты что-нибудь выдумай… Какой-нибудь предлог, – сказал Юсуп.
Алимат взял анкету на получение партизанского значка и с ней отправился к Хамдаму. Для оформления этой анкеты необходима была подпись Хамдама, бывшего командира полка.
18
На Рази-Биби была надета пестрая юбка, голова у Рази была не покрыта, волосы заплетены в косички, в ушах висели серьги.
– Значит, ты пожаловала жен моих забирать на работу? – спросил ее Хамдам, выходя из комнат на галерейку.
– Когда надо, так надо… Жены твои нигде не работали, – мирно ответила Рази-Биби.
Хамдам сделал вид, что не слышал ее замечания.
– А это что у тебя? – сказал он, покосившись на портфель Рази, и рассмеялся. – Комиссар! – проговорил Хамдам и прибавил: – Почет с меня задумали снять… Слыхала?
Рази ответила шуткой:
– Один сняли, другой наденут!
– Наденут? Не знаю.
Хамдам дернул головой, высморкался и, постукивая плеткой по столбику галерейки, приказал Насырову подавать ему лошадь. Потом обернулся к Рази.
– Жен я в Андархан отправлю. Сегодня едут… Так вот, не могу дать, сказал он, заботливо осматривая седловку подведенного ему текинца.
– В Андархане тоже советская власть, – сказала Рази.
Хамдам смолчал. Поставив ногу в стремя, он сел на коня.
В это время в раскрытые ворота вошел Алимат. В руке у него была анкета.
– Ну и день! – крикнул Хамдам. – Всем я стал нужен! Ты зачем? спросил он у Алимата.
Алимат протянул ему анкету. Хамдам, едва взглянув на нее, сразу понял, в чем дело.
– А ордена не хочешь?.. Пора бы тебе орден! – со злостью проговорил он. – Некогда мне. Потом приходи.
– Ну, поставь подпись. Долго ли это? Что мне ходить?
– А на собрания ходишь, продажная шкура! – закричал Хамдам и бросил анкету на землю. – А кто говорил на собрании, что в Беш-Арыке две власти: одна советская, а другая Хамдама?.. Ты говорил!
– Я говорил… – признался Алимат, глядя снизу вверх на Хамдама. Все равно! Подпись ты обязан дать по закону. Закон есть закон… – упрямо проговорил Алимат.
Хамдам рассмеялся, потом повертел плеткой перед носом Алимата и сказал:
– Закон? Хорошо. А клеветать на меня можно? Есть такой закон? Вот я тебе и говорю по закону. Приходи завтра. Сейчас я уезжаю в Коканд.
Вздыбив коня, он выскочил на дорогу и поскакал в Коканд, к Иманову.
Хамдам предчувствовал, что разговор будет неприятный, и все-таки, вопреки всем запрещениям, он решил добиться личной встречи с Каримом и с ним поговорить. Он надеялся отстоять если не всех, то часть своих джигитов.
Через полчаса после его отъезда Юсуп тоже поспешил в Коканд. Он уехал поездом… Проводив его, Алимат отправился домой.
19
Солнце уже поднялось над горизонтом. На плантациях появились женщины. А мужчины либо путались по базару, либо сидели в чайных. Проходя мимо полей, Алимат стыдливо опускал глаза.
– Плохо… – сокрушался он. – Очень плохо идут дела! Осыпятся коробочки! Ну что же делать… В конце концов, конечно, можно пойти в рик, можно сказать им: «Смотрите, коробочки осыпаются». – «Да, осыпаются…» «Почему?» – «Опять не хватает рабочей силы…» – «Почему не хватает, раньше ее хватало?» – «Многие ушли в Ташкент на строительство… Здесь строят клуб… Каждый колхоз что-нибудь строит. Либо красную чайхану, либо школу, ясли… Строится много, Алимат. Много строится…» – «Да, много строится… Это верно. Но в нашем колхозе сто сорок мужчин, а на работе пятнадцать… Где остальные?» – «У каждого есть свои дела. Но это хорошо, что ты сказал… А почему ты не в поле?» – «Я ходил к Хамдаму. Мне свидетельство надо… По закону! Закон требует подпись командира». «Пусть закон требует подпись, но ведь коробочки осыпаются… Ты читал в газетах призыв ленинградских рабочих?» – «Да, я читал… Но Хамдам председатель партизан. Я от него завишу. Хамдама нет, подписи нет, значка нет… Что делать? Торопиться надо». – «Ну, так он дал тебе подпись?» «Нет, не дал. И не надо мне подписи».
Алимат подошел к полю, покачал головой, поздоровался с женщинами, посмотрел на небо. С поля крикнули ему:
– Где Сурмахан?
– Больна… – ответил Алимат.
– Чем?
– Сыпь… – сказал Алимат.
– Сыпь? – женщины засмеялись. – Все вы, мужчины, бездельники… И женщин учите безделью… Подойди сюда, Алимат.
– Вот видишь? Сурма, – указала ему одна из женщин.
Да, действительно это была Сурма. Она много хворала этим летом, ее мучила малярия, и все-таки она вышла в поле. Алимат покраснел. Женщины стояли рядом, они рады были поиздеваться над мужчиной. Алимат прищурился, чмокнул губами.
– Ваша правда… – сказал он. – Сурма вышла, потому что нельзя не выйти, когда вы кричите на весь колхоз.
– Вставай вместо нее.
– Я?
Алимат засмеялся: «Ну виданное ли дело, чтобы мужчина заменял женщину?»
Но когда из толпы женщин показалась Рази-Биби, он струсил. Он боялся старухи.
– Ну, как? – сказала Рази-Биби, подходя к нему. – Пришел?
– Завтра приду, – ответил Алимат.
– Завтра? Я так и думала… Видно, и ты такой же, как Хамдам! сказала Рази.
Алимат улыбнулся.
– Не смейся… Все вы джигиты на словах!
Рази отчитывала Алимата на глазах у всех женщин, все они прервали работу. Алимат гордо закинул голову, стараясь показать, что он презирает женские крики. Потом мрачно вздохнул и, приказав Сурме идти домой, подошел к белой шелковистой куче хлопка, выбрал мешок и полотенцем подвязал его к бедрам. Затем, ни слова не говоря, вышел на край плантации и начал собирать коробочки.
Рази увидела, что его душа кипит. Щеки у него покраснели, как перец на солнце. Усмехнувшись, Рази отошла.
Женщины переглянулись. Алимат медленно шел по полю. Пот выступил у него на висках. Когда его окликали женщины, он молчал.
«Ладно… – думал он, стиснув зубы. – Я покажу вам! Десять женщин все-таки одна курица… Что там ни говори… А если бы у курицы был ум, разве стала бы она клевать сор?»
Солнце находилось в зените. Небо побелело от зноя. Хлопок сверкал в глазах. Густые кущи ореха манили Алимата к отдыху. Земля накалилась, отливала медью. В сухом, прогретом воздухе каждый крик казался коротким и резким выстрелом. Птицы запрятались в кусты. Даже придорожные воробьи шныряли только в сожженной траве, точно не доверяя дороге, покрытой трещинами. Алимат давно уже косился на кусты. Черная, яркая тень соблазняла его. Он не один раз поглядывал туда, мечтая о прохладе. Но когда женщины присели закусить и пригласили его, он презрительно повел плечом… Стоило дотронуться ему до лица, как рука у него становилась мокрой, будто он опускал ее в воду, – так он вспотел…
Рази-Биби насмехалась над ним.
– Видали скакунов? – говорила она. – Он думает, что сбор – это байга. Терпение, женщины. Нахал свалится!
Алимат уже нагнал их, хотя начал много позднее. Теперь предстояло их перегнать. Если уж он взялся за такое позорное дело, отступать поздно… Ладно, пусть узнают, как задевать такого человека, как Алимат. Рази-Биби злилась не на шутку. Конечно, она была рада такому помощнику. Но все послушны ей, только он, этот упрямец, идет своей межой, в одиночку. Сам по себе! Вот мужчины… Чего же упрекать мулл в презрении к женщинам? Алимат не лучше их. Она стала покрикивать на женщин, чтобы они поторапливались…
«Хоп, хоп… Разевай шире рот… – думал Алимат. – На то ты и женщина, чтобы устраивать базар. Спокойней, Алимат. Представь себе, что хлопок твой враг… Вот враг… И вот враг… Свертывай врагам головы… Отрывай их основательно! Выбирай врагов покрепче! Раз, два, три… В мешок их! В мешок, Алимат. Великолепные головы!»
Так, подбадривая себя, он выдумывал различные истории. Солнце тоже обходило свой путь. Алимат подмигивал ему. Начинался вечер. С базара на ослах и арбах потянулись мужчины. Увидав Алимата на поле, они остановились.
– Алимат! – закричали они. – Хочешь паранджу?
– Принеси… – добродушно сказал он. – Тогда я не увижу, что такой мудрец, как ты, задает дурацкие вопросы.
Соседи покачали головой. Огромные колеса арб снова покатились по колее… Упрямый человек шел среди поля, никого не стесняясь. Он уже не чувствовал усталости. Чем больше появлялось народу на дороге, тем торжественнее держал себя Алимат. Старец, проезжая мимо плантации, не удержался и крикнул ему:
– Давно ли ты занялся женским делом?
– Я знаю одно женское дело… Это самое лучшее из всех дел, но и оно не обходится без мужчины… Для него ты тоже не годишься, старый сучок! ответил Алимат.
Старик плюнул и хлестнул палкой своего осла. Проехали мимо поля приятели, с которыми он любил провести время, поболтать. Оставив свои повозки, они также подошли к Алимату.
– Алимат… Алимат… – заговорили они. – Подойди-ка сюда. Сегодня на базаре нам рассказали про тебя одну новость!
– Поезжайте обратно! – отвечал он. – Завтра весь Коканд будет говорить обо мне.
Они недоумевали. Правда, мужчинам иной раз приходится собирать хлопок. Но где видано, чтобы мужчина влип в это дело, как муха в мед?
– Да оглянись хоть ты! – кричали они.
– Жаль взгляда! – ответил Алимат.
– Что случилось с тобой? Скажи!
– Жаль слов! – проговорил он, точно ножом отрезая от себя все насмешки.
Из кишлака стали подходить новые люди. Проезжающие тоже скопились возле плантации… Здесь же толкались женщины и дети.
«Моя взяла! – подумал Алимат. – Сейчас они пошумят вдосталь».
Он шел, точно актер. Прохладный вечерний ветерок высушил и освежил ему лицо. Около кучи хлопка, собранной им, стояли любопытные… Мужчины смеялись над бригадиром Рази-Биби, отставшей от Алимата.
– Правда, это не мужское дело… Но мужчина – все-таки мужчина, говорили они.
В толпе начались споры. Алимат делал вид, что все происходящее никак его не интересует. Он упорно продолжал трудиться, уже увлекшись. Некоторые, чувствуя, что его поведение переходит всякие границы, что шутки шутками, но об Алимате действительно начнется разговор, попытались унизить его.
– Алимат, уж не хочешь ли ты поступить ко мне в ясли? – крикнули из толпы.
Тогда кривоногий, тощий Алимат остановился и посмотрел на кричавшего.
– Кто сказал это? – спросил он.
В толпе засмеялись.
– Я сказал! – ответил Сапар. Он ловко сидел на коне, поигрывая плеткой, и надменно глядел на Алимата.
– К тебе пойти? – сказал Алимат, прищурясь. – Разве ты еще жив?
– Медная башка… – выругался Сапар.
– Она лучше твоей золотой! Твоя – наперсток, а моя – котел!.. Котел все-таки получше наперстка!..
Сапар поерзал в седле и, не зная, что ему ответить, шлепнул своего коня камчой. Алимат, вывалив мешок хлопка в кучу, поглядел из-под ладони на отъезжающего джигита и сказал:
– Красив… Но если бы Рази-Биби захотела мужа, она выбрала бы меня… Так, что ли? – сказал он, обернулся к бригадирше и подмигнул ей. Ну? Сколько я набрал?..
– Килограммов шестьдесят.
– А норма?
– Тридцать два…
– Так… – засмеялся Алимат. – Значит, я стою двух человек… А Сапар? Он ничего не сделал? Значит, он не человек… Ну, я говорил, что его нет. Лучше иметь двух мужей, чем ни одного. Рази, запиши меня. Завтра я опять приду. Я не из тех, про которых говорится в пословице: «Много мужчин – дров нет, много женщин – воды нет». Алимат – один! Сильный, как лев!
Он гордо бросил мешок… На следующий день в поле вышли мужчины. Но, конечно, не все.
20
У Карима был свой специальный вагон, его сопровождал специальный штат, а также – машинистки, секретари, повар… Первую остановку Карим сделал в Коканде. Туда и вызывали районных работников.
Утром в первый же день приезда он просмотрел сводки уполномоченных. Ознакомившись с присланным ему докладом Юсупа и с постановлением собрания, Карим задумался, почесал красным карандашом тонкие, как ниточки, брови… Доклад был убедителен. Карим вздохнул и, точно желая с чем-то развязаться, красивым, ясным почерком быстро написал на полях доклада два слова: «Согласен. Карим».
21
Хамдам приехал в Коканд при орденах, одетый как на парад, в новой форме комсостава милиции. Он, конечно, не имел права носить эту форму, но ему все прощалось; больше того – пошивочная мастерская кокандской милиции до сих пор его обслуживала.
Каримовский салон-вагон стоял на запасном пути на станции Коканд II.
Хамдам увидел на путях охрану и группу людей, ожидавших приема… Он подскакал к платформе и передал повод своего коня одному из красноармейцев; затем цветным платком смахнул пыль с сапог и подошел к секретарю Карима Вахидову.
Вахидов выделялся среди пестро одетой толпы своим черным обмундированием. Будто не видя Хамдама, он с кем-то говорил тихим полупрезрительным голосом, почти не раскрывая своих синих, слегка потрескавшихся, точно от постоянной лихорадки, губ. Казалось, что этот человек должен был отказать в любой просьбе, если к нему за чем-нибудь обратятся. Хамдам подошел к Вахидову, требуя, чтобы его пропустили вне очереди. Секретарь Вахидов молча выслушал Хамдама и, кивнув головой, сразу пригласил его в салон-вагон.
Это поразило Хамдама. Он ожидал другого. Поднимаясь по ступенькам вагона, он оглянулся на всех тех, кто стоял на железнодорожном полотне. Увидав их удивленные взгляды, он самодовольно подумал: «Смотрите, выскочки! Хамдам – всегда Хамдам…»
Карим с 1924 года не видал Хамдама, но встретил его так спокойно, как будто они только вчера разговаривали.
Хамдам возмущался всеми действиями комиссии.
– Что такое? – говорил он, размахивая руками. – Стариков, джигитов моих – Сапара, Баймуратова – сняли… сына… Что это? Старых джигитов снимают. Какие джигиты? Храбрецы… Что такое? Как мне жить?
– Короче. Что тебе надо? – спросил Карим.
– По рукам надо… Руки руби! Людей надо выручать. Как можно… – Он нагнулся к столу и, усмехаясь, тихо сказал: – Так и до меня доберутся?
Карим пожал плечами.
– Что за стрельба у вас в Беш-Арыке? – спросил он.
– Кто-нибудь попугать вздумал. Не знаю, – ответил Хамдам.
– Дураки, – сказал Карим. – Врага бьют, а не пугают.
Слова эти точно ледяной водой обдали Хамдама.
В эту минуту в салон-вагон зашел Юсуп. Увидев Хамдама, он хотел повернуть обратно, но Хамдам уже протянул Юсупу руку и подмигнул.
– Здравствуй. Бранюсь… – проговорил он.
– Зря. Не стоит, – сказал Юсуп, потом улыбнулся, подошел к Иманову и поздоровался с ним.
– Зря ты пожар затеял… Вот что! – сказал Хамдам и оглянулся на Карима.
Карим сидел в кресле, сжав губы, равнодушно поглядывая на обоих. Юсуп подошел к письменному столу. Вид Хамдама поразил его.
– Ты важный стал! – сказал он. – Но лучше было бы тебе прийти в район на наше собрание, чем отнимать время у товарища Карима. Там бы мы поговорили. Лучше бы было!
Хамдам усмехнулся:
– Район! А с кем мне там разговаривать?
Он торжественно приложил руку к орденам и сказал:
– Если бы не Карим, я бы по-своему поступил! Знаешь, как мы привыкли… – он стукнул кулаком по столу. – А то район!
– Тише, – перебил его Карим.
– Да как же?.. Я не скрываю своей души. Я весь тут! – сказал Хамдам, взмахнув руками и представляясь несчастным. – Всё клевещут!.. А клевета хуже пули. Вот дело Абита! Алимат болтал, а я расплачивайся.
– А при чем теперь дело Абита? – сказал Юсуп.
– Ну как при чем? Тогда была клевета. И сейчас клевета.
Хамдам погрозил Юсупу пальцем:
– Все случается в мире из-за клеветы.
– Я не понимаю, чего ты беспокоишься? Кто тебя трогает? Никто, сказал Юсуп.
– Я не из тех, у которых за чужим делом и в июне рука зябнет. Я не за себя хлопочу… – ответил Хамдам. – Ну, не справились люди. Вот и все! А если и был у кого какой непорядок или неправда, ну что поделать… Люди! И мулла сбивается с пути, если увидит золото… Пересмотреть надо! Быстро решаете.
– Мне сейчас некогда… – вдруг прервал его Карим. – Заявление твое мы обсудим в комиссии. Вызовем тебя, если надо будет!
Хамдам вытер ладонью бритую вспотевшую голову. «Что-то я сказал? Не то я говорю, что ли? – подумал он. – Уходить надо?»
Не прощаясь ни с Юсупом, ни с Каримом, он надел фуражку. Затем вышел из вагона, тихо позвякивая шпорами. Весь его пыл, вся его злость, с которыми он поехал сюда, куда-то рассеялись. «Что со мной? – сказал он себе. – Или правду говорят, что у ветхой одежды нет тепла!»
Он не понимал: что случилось?
22
Хамдам и не мог этого понять… Случилась очень простая вещь. Карим, прочитав внимательно доклад Юсупа, сразу догадался, что своим острием он направлен против Хамдама, хотя Юсуп не предъявлял Хамдаму никаких обвинений. Однако постоянные указания и упоминания, вроде «ставленник Хамдама», «родственник Хамдама», «человек Хамдама», «испуганный Хамдамом», «бывший джигит Хамдама», ясно намекали на то, что эти люди были орудиями одной воли. Вывод этот напрашивался сам собой, и у человека, ознакомившегося с докладом, не оставалось никаких сомнений, что лица, перечисленные в списке, как рабы, послушны Хамдаму.
Поступки их – систематическое разрушение колхозов, расточительность, вредительство в самой разнообразной форме, воровство, провокации, антисоветский дух и антисоветские высказывания – также не подлежали сомнению… Все это было подкреплено наблюдениями, выводами.
После прочтения доклада вставал вопрос: а где Хамдам? Почему он не попал в список?
Поэтому, когда Хамдам выступил защитником поименованных в списке людей, Карим сразу почувствовал всю неловкость положения. «Дурак!» подумал он о Хамдаме и немедленно прекратил разговор.
После ухода Хамдама Карим встал с кресла и подошел к вагонному окну. Окна были наглухо закрыты от пыли. Карим поглядел в окно… На полотне железной дороги возле вагона расхаживали люди, собравшиеся на прием. Неподалеку от вагона стоял Хамдам и, размахивая плеткой, висевшей у него на правой руке, разговаривал о чем-то с Вахидовым. За насыпью стоял караул, красноармейцы из войск ГПУ.
– Скажите, это в вас стреляли в Беш-Арыке, в двадцать четвертом году? – вдруг тихо проговорил Карим, обращаясь к Юсупу.
– В меня, – ответил Юсуп.
– А я этого не знал… – сказал Карим. – Садитесь, пожалуйста. Что вы стоите?
Юсуп сел.
Доклад Юсупа лежал сверху на папке. Взяв его и подержав перед собой, точно любуясь им, Карим сказал:
– Прекрасный доклад. Я уже поставил резолюцию.
Юсуп обрадовался. Маленькие розовые пятнышки от волнения показались у него на щеках.
– Я хотел откровенно заявить, товарищ Карим… Это еще полдела… проговорил он, кивнув на свой доклад. – По совести, район заражен. Я не предлагаю решительных выводов. Формального права не имею… Доказать ничего не могу. Формально, конечно! Надо ревизию бухгалтерскую, техническую… Расследование надо сделать уже не моими средствами, а соответствующими органами.
– Так, так… – пробормотал Карим. Он медленно покуривал папиросу. То есть органами Блинова.
– Конечно… – сказал Юсуп. – Что я один? Но я убежден: в районе сидит контрреволюционная организация… А во главе ее Хамдам. Он прячется, но это чепуха. Организация – пятьдесят точек… Вот тут Хамдам вам жаловался. А он именно такой, у которого даже в июне за чужим делом рука зябнет… Хамдам хитер. Он понимает: хлопотать можно… Это еще не преступление. И пророк ласкал зятя. Дело не в этом… Ну, как по-вашему… – продолжал Юсуп. – Неужели эти стрелочники не имеют начальника станции?
– Хамдам? – полуспрашивая, полуудивляясь, проговорил Карим.
– Кто в Беш-Арыке самый большой человек? – тем же тоном сказал Юсуп.
– Он участвовал в целом ряде противобасмаческих операций… Неужели это – маска? – спросил Карим.
– Ну, а что! – волнуясь, ответил Юсуп. – Я давно знаю Хамдама. Две души! Но две ноги в одном сапоге не уместятся… Также и две души спорят в теле. Хамдам ста-арый враг… советской власти… у-укрытый враг! – сказал Юсуп, заикаясь.
Это внезапное заикание было результатом все той же травмы, нанесенной в 1924 году. Но проявлялось оно чрезвычайно редко, только в минуты сильного волнения, – тогда речь Юсупа замедлялась, он произносил слова, как будто скандируя их, и от этого они становились более выпуклыми.
– Хочу поднять этот вопрос в комиссии… Как вы смотрите на это? спросил Юсуп. – Стоит подымать?
Карим почесал подбородок, будто пробуя – хорошо ли он выбрит… «А ведь хромой будет настаивать, не остановится… Да, да!» – подумал он об Юсупе. Он почувствовал, что в эту минуту защищать Хамдама невозможно и опасно и нет никакого смысла вовлекать еще в это дело комиссию. Он улыбнулся.
– Значит, Блинов прохлопал Хамдама? А? – сказал он с легкой иронией.
Юсуп смутился и опустил глаза.
Карим вплотную подошел к Юсупу. Юсуп ощутил на своем плече короткое пожатие крепкой маленькой руки Карима.
– Вы правы. Надо обратиться в ГПУ. Надо прощупать Хамдама… – сказал он искренним и чистым голосом. – Какой негодяй… Как он опутал нас! – На лице Карима отразились негодование и брезгливость. – А мы еще заступались. Дальше мы этого не потерпим! – резко сказал он.
Карим решил участь Хамдама. Даже всевидящий, стоглазый Аргус не смог бы ни в чем заподозрить Карима. Здесь же, при Юсупе, Карим позвонил кокандскому уполномоченному ГПУ. Юсуп был приятно поражен стремительным, прямым и твердым отношением Карима к этому делу.
– Вам все будет ясно из доклада товарища Юсупа… – отрывисто, точно приказывая, говорил в телефон Карим (разговор шел с уполномоченным). Доклад у меня… Чего еще? Да что Блинов? Что мне ваши обстоятельства? раздраженно крикнул Карим.
Юсуп видел, как презрительно подрагивают длинные ресницы Карима. Юсупу стало не по себе. Он отвел глаза в сторону, на стену. Он пытался успокоить себя тем, что не все ли равно – каким тоном говорит Карим и какие у него привычки. Бросив телефонную трубку. Карим посмотрел на Юсупа с той преувеличенной ласковостью, с той улыбкой, про которую он знал, что она подкупает людей.
– Ну, вот и все… – сказал он, легко вздохнув. – А вам спасибо. – Он был доволен и дважды пожал руку Юсупу.
Юсуп вышел от Карима, чувствуя странную тяжесть в душе. Казалось бы, все случилось именно так, как и должно было случиться. В Кариме он нашел полную поддержку. Арест Хамдама и разгон хамдамовского гнезда – это именно то, о чем он думал, чего добивался… В чем же дело? Он решил, что у него перенапряглись нервы. «Я просто устал», – подумал он.
На вокзале стояла делегация от дехкан с военным оркестром. На площади перед вокзалом было необычайное оживление. Из города к вокзалу шел на рысях конный отряд милиции. Суета на путях, волнующиеся люди, красноармейцы с винтовками – все это напоминало Юсупу годы войны.
