Текст книги "Туркестанские повести"
Автор книги: Николай Борискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Глава девятнадцатая
Заря еще только вставала, когда механики и техники, операторы и планшетисты, летчики и штурманы, охваченные в связи с началом учений необычным волнением, приступили к своим обязанностям.
Казалось, что кожаные куртки, хлопчатобумажные комбинезоны и солдатские гимнастерки, фуражки, шлемы и панамы, сапоги и ботинки, планшеты и сумки мельтешили перед глазами пестрой неразберихой, неподвластной никакому ритму. Однако каждый человек делал то, что было необходимо.
Автомобили самых различных назначений и конструкций – для перевозки людей, буксировки и заправки самолетов, запуска турбин – стояли присмиревшим табуном, готовые по первому сигналу дежурного офицера сорваться с места и следовать в указанном направлении.
В ровном ряду, гордо откинув косые крылья и чуть припав к земле, точно перед стремительным прыжком в небо, стояли самолеты, заботливо одетые в брезентовые чехлы. Сейчас подойдут к ним расторопные хозяева, расчехлят, осмотрят, опробуют, дозаправят и перед вылетом подпишут необходимую документацию.
Перед острыми носами самолетов, по самому центру аэродрома пролегла взлетно-посадочная полоса, пока еще тихая, молчаливая, отдыхающая от несусветного рева турбин и многотонной нагрузки на свою широкую грудь…
С термометром под мышкой, в синем байковом халате стоял Родион Кузькин у окна санчасти и с завистью смотрел на разбуженный аэродром. С каждой секундой гудение турбин становилось все громче. Из реактивных сопел вместе с языками пламени вырывался на волю такой потрясающий рев, что даже видавшая виды трава и та на десятки метров безропотно льнула к земле, ожидая конца огненного урагана.
Серебристые стрелы пошли на взлет, ввинчиваясь в синий простор неба и почти мгновенно растворяясь в нем. Сейчас они пойдут на задание и, выполнив его, приземлятся на полевом аэродроме. Оттуда самолеты будут действовать так, как предусмотрено планом.
– Больной, больной, – всполошилась сестра, – у вас же температура! Немедленно в постель!
Кузькин еще раз посмотрел на могучие крылья, распластанные над степью, обиженно вздохнул и лег на кровать. Отвернувшись к стене, он уже ничего не видел, кроме крашеной панели. «Дурень!.. Какой же я дурень, – ругал себя Родион, вспоминая историю знакомства с «агрономшей» и его последствия. – Так опростоволосился…» Его мысли перебивала богатырская симфония турбин, лившаяся откуда-то с огромной высоты…
Старшим проверяющим на летно-тактических учениях был назначен заместитель Плитова. Сам генерал, занятый неотложными делами, остался в Катташахаре. Он почти не выходил из штабного кабинета. Здесь же на диване и отдыхал. В последнее время его беспокоило оживление по ту сторону границы: там самолеты днем и ночью патрулировали на всех высотах. Начальник командного пункта информировал Ивана Платоновича каждый час.
В первый же день учений Плитов доложил обстановку в Москву и, получив необходимые указания, пригласил к телефону своего заместителя:
– Южнее Песчаного наблюдается интенсивное трехэшелонное патрулирование самолетов. Не исключена возможность «случайного» отклонения от маршрута… Надо усилить наблюдение, особенно ночью. В случае чего – немедленно связывайтесь со мной…
Над летной полевой площадкой, словно чернильный сгусток, висела непроглядная тьма. Казалось, она придавила собою степь, и, если бы не ограничительные и указательные огни аэродрома да мигающий свет неонового маяка, можно было подумать, что ночь безраздельно властвует над всей округой. А между тем окраина Золотой пустыни жила напряженной жизнью.
Еще до начала учений, сразу же с наступлением сумерек, ефрейтор Петров принял боевое дежурство. Тщательно проверив аппаратуру, принятую у сменившегося оператора, Виктор доложил офицеру:
– Радиолокационная станция к работе готова!
– Добро, – ответил тот. – Будьте начеку.
– Есть!
Небо стало заволакивать тучами. Они наплывали друг на друга, как огромные бесплотные айсберги. Но даже самая скверная погода не могла остановить летно-тактические учения. Около полуночи со стартового командного пункта в воздух взлетели три сигнальные ракеты, пробороздившие темноту зелеными дугами. Полеты начались.
Взяв микрофон, подполковник Орлов скомандовал первой паре истребителей:
– Вам запуск!
Басовитый рокот турбин разбудил тишину. Спустя несколько секунд шесть аэронавигационных огней и два вулкана пламени поползли к линии старта.
– Разрешите взлет, – один за другим запросили командиры экипажей. Это были лейтенанты Федин и Волков.
– Взлет!
Разбег – и реактивные стрелы отрываются от земли, ныряют в черный омут ненастья.
Самолеты выполняют задание где-то вдали, за десятки километров от аэродрома, однако ефрейтор Петров видит их на экране своего локатора. Похожие на небольших рыбешек, они двигаются по экрану, смешиваясь порой с отметками от туч или так называемых «местников» – местных предметов. Но Виктор Петров – первоклассный оператор. Никогда не спутает он самолеты с помехами.
Гудит полевой аэродром, горят его разноцветные огни, мигает красный глаз неонового маяка, вспыхивают временами ослепительные лезвия прожекторов. Одни истребители садятся, другие уходят в полет.
С нетерпением ожидал своей очереди лейтенант Умаров, хотя точно знал срок вылета, указанный в плановой таблице. Ему казалось, что время тянется необычно медленно. Уже несколько раз мысленно повторял он полетное задание, решил не одну вводную на случай непредвиденных обстоятельств, которые могут случиться в воздухе, а время все тянулось, неторопливо отсчитывая минуту за минутой. Только в конце третьего часа ночи дождался он команды:
– «Двести шестьдесят пятый», приготовиться к вылету!
– К вылету готов! – тотчас же ответил Камил, заранее севший в кабину самолета.
Человек и ночная бездна за бортом. Один на один. Ослабишь внимание, растеряешься или почему-либо просто сдадут нервы – и тьма заграбастает, сомнет и безжалостно бросит в тартарары… Но лейтенант Умаров не чувствует одиночества, он связан с людьми, пристально следящими за его полетом с земли, хорошо слышит их. Недаром кабину реактивной стрелы называют летающей лабораторией. Впереди, слева и справа Камила – приборы, верные друзья летчика. По ним он и ориентируется, набирая скорость и высоту.
– Разворот… Курс… – подает команду Алексей Карпенко. Он волнуется за успех полета, может быть, не меньше своего друга, но голос его четок, и в нем нельзя уловить ни единой ноты сомнения.
Весь минувший день и вечер было не до отдыха ни Скворцову, ни его офицерам: контроперация «Два А» подходила к концу. Ожидая Майкова, полковник сообщил Нечаеву, что агронома Анарбаеву, которую якобы вызвали в Министерство сельского хозяйства, нашли у железнодорожного полотна, километрах в пятидесяти от Катташахара.
– Убита? – с тревогой спросил майор.
– Нет, но травма серьезная, – ответил Скворцов. – Это наверняка дело рук Авиатора… Что касается Толчковой, то, как вам и без того известно, она очень похожа на Джесси Улворд, которая снимала у нее комнату. Вот этой схожестью шпионка и пользовалась, а хозяйка квартиры, ничего не подозревая, выполняла роль ее двойника, по простодушию своему носила «любовные» записки в развалины «Священной могилы». Ну, а случай с паспортом вполне ясен, о нем и говорить нечего. Основная ставка была на Умарова и Жука. Кузькин и заведующая столовой – второстепенные фигуры в их игре, они не в счет…
– Дела-а, – произнес Нечаев, потирая шрам на лбу.
– Так о чем, Николай Иванович, рассказал Умаров?
– Все произошло, товарищ полковник, так, как намечали. Потехин, а точнее, Авиатор уверовал, будто Камил клюнул на приманку. Разговор шел о новой встрече, но Умаров, сославшись на неудобства, связанные с тем, что шашлычника знают многие, попросил, чтобы связным был кто-нибудь другой – неизвестный на аэродроме человек.
– Ну и?..
– Резидент дал слово обеспечить связь через Веронику.
– Значит, тоже клюнул?
– Видимо.
Скворцов задумался:
– По нашим сведениям, кроме Джесси Улворд, здесь больше никого нет. А что предпринял Авиатор под занавес?
– После того как отравил продукты на полевом аэродроме, передал за рубеж шифрограмму. Вот она. – Нечаев протянул листок бумаги начальнику.
– «Жду вертолет три тридцать квадрате…» – прочел Скворцов. – Это район Старого колодца?
– Так точно, – подтвердил майор, хорошо изучивший здешние места.
– Разрешите? – прервал разговор запыхавшийся Майков и, не успев получить ответа, продолжил: – Товарищ полковник, шашлычник не вернулся на аэродром. В «Зеленом оазисе» я не нашел его.
– Не нашли? – Полковник нахмурился. – Что-то произошло. Неужели старый шакал почуял неладное? Кто знает об анализе отравленных продуктов?
Скворцов испытующе посмотрел на лейтенанта и майора.
– Никто, кроме тех, кому положено, – твердо заверил Нечаев. – За это могу поручиться. Действовали мы осторожно.
Зазвонил телефон. Трубку взял Скворцов.
– Слушаю… Как? – Глаза его расширились в удивлении. – Большая потеря крови?.. Но дальше… Дальше!.. Спасибо… – Он положил трубку. Повернулся к подчиненным: – Жук ранен. Час назад… Лежит в больнице. Его подобрала колхозная полуторка на шоссе… Просит кого-нибудь из нас… – Полковник, побарабанив пальцами по столу, сказал тоном приказа: – Поедете вы, майор Нечаев! Только учтите, Жук в тяжелом состоянии… Как можно осторожнее…
– В тяжелом? – с испугом переспросил Майков.
– Да… Я думаю, есть прямая связь между поспешным бегством шашлычника и этим преступлением…
Нечаев заспешил к выходу. Скворцов бросил вслед:
– Николай Иванович, если быстро возвратитесь, поезжайте на полевой аэродром. Мы будем там.
– Есть! – ответил Нечаев и исчез за дверью.
– Ну, лейтенант, – полковник повернулся к Майкову, – подходит и наше время.
Он переложил пистолет из стола в карман и заторопил Майкова:
– Поехали! По пути захватим Михаила Петровича.
Перебинтованный Дмитрий Жук лежал вниз лицом. Склонившись над его кроватью, сидела дежурная сестра. В палате неярко горела ночная лампочка, выкрашенная в густо-синий цвет. Нечаев скрипнул половицей и остановился в нерешительности.
– Поздно, товарищ, – повернулась медсестра. – Завтра приходите. Больного сейчас беспокоить нельзя.
Майор подал ей свой документ и тихо проговорил:
– Дорога каждая минута. До завтра ждать нельзя… Он тяжело ранен?
– Потерял много крови. Удар финкой в спину. Да еще в воде лежал. Чуть не захлебнулся… Доктор сказал, что надо надеяться на лучший исход. Организм молодой, сильный… Кто его так?
– Пока не знаем, но найдем, обязательно найдем! – не вдаваясь в подробности, ответил Нечаев.
Дмитрий застонал, повернул голову и открыл усталые, запавшие глаза на осунувшемся лице.
– Товарищ майор… – слабо пошевелил он запекшимися губами.
– Сестра, – попросил Нечаев, – мне надо поговорить с ним наедине. Понимаете, дело такое…
Девушка вышла из палаты.
– Митя, – нагнулся Николай Иванович над раненым, – тебе не трудно говорить?
– Ниче-го…
– Это очень важно, Митя. Расскажи, как все случилось.
Жук опустил ресницы, словно собираясь с мыслями. Нечаев ждал, когда он заговорит. Через минуту Митяй открыл глаза и очень медленно, борясь с одолевающей его слабостью, начал рассказ.
Майор внимательно слушал Митяя, изредка задавал ему вопросы, и, когда Жук умолк, припомнив все, что касалось его отношений с мнимой Вероникой и Лжепотехиным, Нечаев участливо сказал:
– Не беспокойся, Митя, ты ни в чем не виноват. А шашлычник никуда от нас не уйдет. Выздоравливай! Мы к тебе будем наведываться. Врач говорит, что все обойдется…
Вошла сестра. Майор простился и уехал на аэродром, где его ожидали начальник, Майков и Долгов. По пути он думал об этом парне, чуть не поплатившемся жизнью за свое простодушие, вспоминал его рассказ…
Вот он, Митяй, закончил работу на своем «капитанском мостике». Еще одна – сегодняшняя – ночь, и нынешний мираб уже не сезонный рабочий, а допризывник, завтрашний воин. Утром Митяй – будь что будет! – расскажет о своих чувствах Веронике… Все прежние какие-то условные записки, разговоры с недомолвками – не то. Совсем не то…
Жук нырнул в шалаш и подключил провод к аккумуляторной батарее, подаренной ему бригадиром. Свет лампочки упал на газету, и Митяй увидел портрет человека в форме космонавта. Это был новый советский звездопроходец. Он улыбается людям, а люди улыбаются ему. Митяй тоже станет настоящим человеком. Обязательно станет!
– Привет, отшельник!
Жук вздрогнул от неожиданности. В проеме шалашного лаза показалось лицо, похожее на боксерскую перчатку.
– Потехин? Откуда вы в такую пору? – удивился Митяй и, отложив газету, поднялся со своего травяного ложа.
– Забота, брат, забота, – натужно крякнул гость и положил на сено узелок. – Летчики шашлык любят? Любят. Из чего же его приготовить? Из барашка. А где достать барашка? В «Зеленом оазисе». Вот такими судьбами я и попал сюда. Сейчас подскочит машина, поеду в колхоз, потом на полевой аэродром…
– Что ж, присаживайтесь, – пригласил Митяй. – Угощать нечем, а закурить можно.
– Хе-хе-хе, – хохотнул гость. – Бедно живем, если даже нечем попотчевать. Бедно! – выдохнул он.
Жук уловил сивушный запах и недовольно буркнул:
– Радость жизни не в водке… А богатство, вон оно, до самого горизонта – «белое золото»! Осенью поднимутся на хирманах сотни бунтов! Вот это и есть богатство.
Шашлычник пренебрежительно фыркнул:
– Ро-ман-тик… Твое, что ли, богатство?
– И мое тоже! – с гордостью ответил Митяй.
– Э, да ты, видно, никакого представления не имеешь об этом. Богатство – вот! – Гость эффектно вытащил пузатый бумажник. – Деньги – это и костюм, и шурум-бурум, и все двадцать четыре удовольствия!
– Наторговал? – перешел Митяй на «ты».
– Деньги не пахнут, юноша, запомни. А вообще уточняю: на шашлыке не заработаешь.
– На чем же?
«Клюнул, шалопай! – прикинул Потехин. – Теперь доводим, поводим и подсечем. Не таких налимов подсекали!» Вслух он сказал:
– Секрет, юноша, секрет!
– Но все-таки?
– Это тебе ни к чему. Твое богатство шелестит зеленой листвой…
– А может, к чему? – не унимался явно заинтересованный Митяй.
– Такие секреты, Жук, зря не выбалтывают. Их выдают только друзьям! – почти прошептал собеседник.
– А я что, недруг?
– Ну ладно, ладно, не кипятись. Парень ты, вижу, свойский. Приглядывался к тебе в «Цветущем каштане», в поезде да и здесь… Вся радость-то твоя – старенький аккумулятор да вот эта газета с чужой славой. – Потехин развернул «Комсомолку» и с деланным удивлением присвистнул. Там лежала записка Вероники:
«Митя! Ты обещал выполнить любую мою просьбу. Сделай это ради меня. Жду. В.»
Митяй заметил в руках шашлычника записку и кинулся, чтобы вырвать ее. Тот остановил парня мягким, но властным движением.
– Погоди… Это что же, любовь?
Митяй вспыхнул, потупился.
– Ну, ну… – Гость тепло улыбнулся и похлопал парня по плечу. – Любовь так любовь. В этом ничего зазорного нет… Только тут я должен вмешаться.
На лице Митяя вырисовывалось явное недоумение:
– Почему это?
– Не догадываешься? – Потехин минуту выжидал, наслаждаясь растерянностью парня, потом оказал серьезно: – Ведь она племянницей мне доводится…
– Что? – не веря услышанному, оторопело произнес Митяй.
– Да, милок, – усмехнулся загадочно гость. – Так что давай-ка потолкуем по-свойски…
Он откинулся спиной к столбу, что держал крышу шалаша, и спокойно спросил:
– Так как, собираешься выполнить просьбу Вероники или нет?
– Да я… – все еще смущенный и растерянный, пролепетал Митяй…
– Или думаешь ограничиться одним обещанием?.. Вскружил племяннице голову, опозорил…
– Да мы… – заикался Митяй. – Мы только встречались…
– Понятно! – осуждающе произнес «дядя». – Встречались-то здесь, в стороне от людских глаз… А что было – одному богу известно…
– Честное слово! – с дрожью в голосе клялся Митяй. – Поверьте мне… Я не такой человек, чтобы обманывать Веронику.
– Вижу… Однако выполнить обещанное не думаешь?
– Отчего же… Вот освобожусь и пойду…
Шашлычник испытующе посмотрел на парня и сказал неожиданно холодно:
– Ходить не надо. – Он скомкал записку Вероники и сунул ее в карман.
– Не надо?..
Митяй снова ничего не понял и застыл, ожидая разгадки.
– Мне поручила Вероника устно передать ее просьбу… Дело довольно простое…
Говорил Потехин будто спокойно, но в голосе слышались какие-то тревожные нотки, и чуть выпученные глаза отдавали ледяным блеском…
– Просьба такая. Повремени с армией до осени. Отсрочку дадут…
Жук не поверил: слишком необычной была просьба Вероники!
– Зачем?
– Зачем?.. Об этом поговорить надо… – Гость пододвинулся к парню и тихо пояснил: – Здесь ты более полезен… делу.
– Какому?
– Которое делаешь. – Потехин скривил губы в усмешке. – Работаем-то мы вместе, милок. Одному делу служим, только я – больше, ты – меньше. Но теперь придется и твою долю увеличить…
Внутри что-то захолодело у Митяя, боль сжала сердце неясным, но тревожным предчувствием.
– Я не имею никакого отношения к вашему «делу»… И вообще, я не хочу об этом говорить…
Шашлычник сжал зубы. Процедил зло:
– Говорить не хочешь? А делать?
– Да я ничего для вас и не делаю…
Собеседник засмеялся неестественно громко.
– Кто тебе поверит?.. Переписочку вел с Вероникой? Вел. Я сам у вас был почтальоном: то вон под тем мостиком, где твой дурацкий затвор стоит, конвертики опускал и ответные послания вынимал, то у мазара. А что в них, в записках Вероники, было, не догадываешься? Секретные сведения: об аэродроме, о самолетах, о характере полетов. Так-то, милый. А ты отбрыкиваешься: «не делаю». Давно уже работаешь, и тобой, должен сказать, довольны. Кстати, возьми-ка авансик, – Потехин подал Митяю несколько крупных купюр. – Закончим операцию – богачом будешь!
Жук испуганно отпрянул от собеседника, хотел вскочить, но тот крепко вцепился в его руку:
– Не торопись… И деньги возьми. Ты их честно заработал.
– Пустите меня!.. – Он рванулся, пытаясь высвободиться из железных тисков шашлычника.
– Значит, не хочешь выполнить просьбу Вероники?..
– Она еще ни о чем не просила… Вы просто разыгрываете меня… Давайте кончим разговор…
– Нет… Шалишь! – Потехин поднялся и встал перед Митяем: – Ты будешь торчать здесь и делать то, что я тебе прикажу…
– Врешь! – пытался отстоять себя Митяй. – Ты все врешь!
– Прежде врал, когда спрашивал о твоем здоровье. На кой черт мне твое здоровье? Дело заставляло. Понял? Дело. Вот и сегодня тоже. – Потехин достал скомканную записку Вероники. – Знаешь, что написано в этой записке? Далеко не то, о чем ты думаешь. Красивые слова – мишура, блеф. А суть такова – хоть и не следовало посвящать тебя в тайну, но для иллюстрации расшифрую, познакомлю с истиной: «Мираб уходит в армию. Задержите…» Дальше тебе знать не положено.
Теперь все абсолютно стало ясно. Митяй почувствовал, как кровь прилила к лицу, – значит, его покупают, ему предлагают предательство.
– Сволочь! – прохрипел он. – Гадина проклятая! – И ткнул кулаком в лицо Потехину.
Шашлычник перехватил удар и тяжелым, словно кувалда, кулаком оттолкнул от себя Митяя. Тот упал навзничь. На парня навалилось что-то грузное. Над самым ухом приглушенно прозвучало:
– Сопляк… На кого поднял руку? Или жить не хочешь?..
Потехин сел рядом с лежащим Митяем, скучающе посмотрел на свою жертву и брезгливо повторил:
– Дурак и есть… Впрочем, не столько дурак, сколько прикидываешься дурачком. Только учти: таким, как ты, трусливым подонкам, мы ломаем хребты. – Он растопырил пальцы правой руки в черных массивных кольцах, и Митяй как бы заново ощутил тот страшный удар, от которого он опрокинулся навзничь.
Ужас и отчаяние охватили Жука. Он ждал, что шашлычник пощадит его и превратит все в шутку, скажет: «Ну ладно, позабавились и хватит. Я это нарочно придумал, посмеяться хотел… Ты же знаешь, какой весельчак Потехин». Но глаза шашлычника не улыбались. Они были до жестокости спокойными и холодными. И Митяй глухо простонал, лихорадочно ища выхода из создавшегося положения. Затем он пружинисто вскочил и метнулся к просвету. Потехин не попытался его задержать, только вышел из шалаша и крикнул вслед:
– Беги! Покайся в грехах… Скажи, что по молодости влип. Милый, невинный агнец, он делал все по наивности! Да кто тебе поверит?! А за передачу секретных сведений отсидишь лет десять. Впрочем, тебе ведь не впервой…
Эти слова остановили Митяя. Он мучительно боролся с самим собой, не зная, как поступить; оценивал обстановку, отыскивая способ, как нанести этому коварному человеку ответный удар. Пальцы его конвульсивно сжимались. Найти хотя бы палку или камень и убить негодяя, освободить себя и людей от этой ядовитой змеи! Но под руками не было ни палки, ни камня. И отчаявшийся Митяй понял, что не совладает со своим врагом, что нечем уничтожить его. А тот стоит и нагло смотрит на Жука, измывается над его беспомощностью.
Отяжелевшие ноги грузли в песке. «Песок! – молнией мелькнула мысль. – В глаза, в глаза ему этим песком!» Жук стремительно присел и снизу вверх швырнул в ненавистное одутловатое лицо горсть сыпучего и сухого, как наждачные опилки, песка. – Получай, гад!
Кинувшись прочь, в темноту, в бескрайнее поле, к людям, которые должны где-то быть и прийти ему на выручку, Митяй не знал, что Потехин вовремя разгадал его намерение, ловко увернулся, и песчаная струя прошуршала мимо. Жук уже добежал до мостика и хотел проскочить его. Митяю казалось, что ноги унесли его от врага. Глухой топот за спиной он принял за учащенное биение своего сердца. Но вдруг услыхал надрывное, крякающее «Гех!» и ощутил удар в спину.
Мостик все же Митяй проскочил, а на том берегу арыка со стоном упал.
