Текст книги "Туркестанские повести"
Автор книги: Николай Борискин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
Глава пятнадцатая
Командир полка позвонил на стоянку самолетов:
– Ты, Борис Иванович?
– Да, – ответил инженер Зуев.
– Распорядись насчет спарки и машины Умарова. Инспектор будет проверять Камила.
– Пора. Извелся парень…
Перед вызовом на СКП Камил Умаров вместе с новым командиром звена старшим лейтенантом Голиковым заполнял летную книжку. Скупые записи в ней воссоздавали картину контрольных вылетов…
Был удивительно тихий день, согретый весенним солнцем, обласканный сквозной голубенью неба. Инспектор, присланный генералом Плитовым, внимательно следил за сборами летчика. Время от времени он щурился, ковшиком ладони прикрывая глаза от золотистого каскада лучей, деловито осматривал распахнутую ширь летного поля.
Лейтенант Умаров, весь зашнурованный, перепоясанный, одетый, как и проверяющий, в противоперегрузочный костюм, занял место в передней кабине. Инспектор сел сзади, чтобы контролировать действия офицера и определить, участвовать Камилу в летно-тактических учениях или снова заниматься теоретической подготовкой, тренироваться.
Закрыты фонари кабин. Взревел мощный двигатель. Освобожденный от тормозных колодок истребитель устремился вперед. Земля круто уходила за борт. От хлопковых полей, словно по экрану настраивающегося телевизора, струились какие-то волны, и эти волны почти осязаемо пахли настоем молодого хлопчатника, садовой листвой, чем-то родным, привораживающим…
Машина стремительно набирала высоту. Земля стала заволакиваться мглистой дымкой. Перед глазами Камила во всю неоглядную даль расстилалась воздушная пустыня. Чуть подрагивая, стрелки приборов отсвечивали зеленоватым фосфором. Машина начала слегка покачиваться: косые крылья, по воле конструктора резко отброшенные назад, начали терять опору: Камил почувствовал это каждой клеточкой своего организма. Ему показалось, что кабина стрелы стала вдруг неудобной, тесноватой.
«Догадается ли увеличить скорость?» – подумал инспектор, ничего, однако, не подсказывая лейтенанту. Умаров включил форсаж и плавно отдал ручку управления самолетом от себя. Камила и проверяющего прижало к спинкам сидений. Оба они почувствовали неимоверную тяжесть. Со страшной силой давила она на грудь. Руки стали точно свинцовые. Стрелка указателя высоты с неумолимым ускорением пошла отсчитывать цифру за цифрой: 8500… 7200… 6100…
Еще секунда стремительного полета – и скорость перевалила за предел, откуда Камил когда-то «свалился»… Проверяющий спокоен. «Запас высоты позволяет предупредить нежелательный исход, – рассуждает он. – Посмотрим, что предпримет Умаров».
Камил выключил двигатель и перешел на пилотирование по приборам. Снижаясь, он развернул самолет в направлении аэродрома, запустил турбину и, облегченно вздохнув, доложил: – Все в порядке!
– Молодец! – одобрил инспектор. – Заходите на посадку.
В тот же день Умаров успешно провел воздушный «бой» с инспектором.
И вот наконец проверка в ночном облачном небе. Обстановка была примерно такой же, как в тот раз, когда Камила постигла неудача. Поэтому офицер заметно волновался.
– Спокойно, – предупредил проверяющий, сидевший в задней кабине.
– Курс… высота… – слышит лейтенант в наушниках. Достигнув заданного района, он включил прицел и стал внимательно следить за воздушной обстановкой.
– Высота цели – восемь тысяч девятьсот метров, – передал капитан Карпенко с командного пункта.
«Значит, «противник» выше облаков», – определил Камил, регулируя подсветку радиолокатора, фокусировку. Не упуская из поля зрения авиагоризонт, он то и дело контролировал полет по заданному курсу.
– Удаление от цели – двадцать пять, – вновь информирует Алексей. – Приготовиться к левому развороту! – И почти тут же: – Разворот, курс…
– Вас понял! – доложил Умаров и, увеличив скорость, пошел на сближение с целью.
Однако «противник» нырнул в облака. На индикаторе появились помехи – десятки светящихся отметок. Камил работал с огромным напряжением. Контролируя пилотажные приборы, делая повороты, чтобы быстрее отыскать бомбардировщик, он ни на секунду не отрывал взгляда от индикатора. По контрольной засветке Умаров определил направление полета цели, сблизился с ней и захватил ее в прицел.
– Атакую, – передал Камил и, нажав на кнопку фотокинопулемета, развернулся вправо.
Возвратившись на аэродром, Умаров почувствовал усталость от пережитого волнения. Но когда специалисты дешифровали фотопленку и инспектор сказал командиру полка, что лейтенант допускается к учениям, усталость как рукой сняло…
Измученный дальней дорогой, Майков докладывал Нечаеву о результатах своей поездки в трест строительства автодорог.
– Так что, товарищ майор, Митяй действительно там работал. И говорят, неплохо работал, – сконфузился лейтенант, выбитый этим фактом из намеченной колеи.
– Хо-ро-шо! – радовался Нечаев, потирая шрам на лбу. – Оч-чень хорошо, Володя!
Владимир силился понять перемену в настроении майора, но ничего не понимал. Вместе с тем лейтенант, кажется, начал догадываться о том, почему перед отъездом сюда начальник так старательно напоминал ему элементарное требование, предъявляемое к чекистам. Неужели он, Майков, гонялся за призраком, как порой гоняется неопытный летчик за ночной звездой, принимая ее за цель, которую необходимо перехватить? «Вот оно, оказывается, положение-то какое… Никто не подставлял Митяя Жука под удар, а я сам хотел подставить его, хотя и не желал этого…»
– Тогда по какому же следу идти? – спросил Владимир, вытирая платком вдруг вспотевшее и налившееся пунцовостью лицо.
– С агронома Анарбаевой, – сказал майор. – Кто отправлял телеграмму о ее вызове, кто получал? Это и будет твоим новым заданием.
– Есть!
– Подробности объяснит капитан Долгов, – напомнил Нечаев.
Николай Иванович сосредоточился над списком участников поисковой группы. С некоторыми из них ему хотелось побеседовать. «Кто знает, – думал он, – может быть, какая-нибудь десятистепенная деталь поможет найти единственную тропинку, ведущую к разгадке таинственной истории Агронома.
Майков сел за стол рядом с капитаном. Тот вздохнул:
– Никаких данных, Володя, у нас пока нет, если не считать предположения, что этот Агроном действительно находится в здешних местах.
О беседе с чабаном Михаил ничего пока не сообщил Майкову.
– Допустим, что он в районе Песчаного, – высказал свое мнение лейтенант.
– Допустим, – согласился Долгов.
– С чего же мы начнем? – Лицо Владимира выражало мальчишеское нетерпение.
– Единственная зацепка – телеграмма о вызове Анарбаевой. Кто ее писал – выяснить пока невозможно, кто получил – трудно, но попытаться надо. Вы знаете, где городское почтовое отделение?
– Да, бывал там.
– Тогда…
Не ожидая дальнейших распоряжений, лейтенант ушел. У выхода из помещения его ожидал знакомый ГАЗ-69. Всю дорогу Владимир обдумывал создавшуюся ситуацию. Ему вспомнилось, как он негодовал на Митяя, как строил свои предположения. Теперь многое отпадает…
На почте не было ни одного человека, кроме женщины, производящей прием и отправку телеграмм. Она-то и нужна была Майкову.
– Здравствуйте! – поздоровался он и показал удостоверение личности.
Женщина устало ответила на приветствие и вопросительно посмотрела на столь позднего посетителя.
– Что же вы хотите? – спросила она.
Майков изложил свою просьбу.
«Анарбаева, Анарбаева…» – твердила про себя женщина одни и те же слова.
– Да, эту телеграмму получила золотоволосая молодая женщина.
– А в чем она была одета? – поинтересовался Майков.
– В чем одета?.. В чем одета… Кажется, зеленый сарафан был на ней. Да, зеленый… Так мило. Но знаете, я могу и ошибиться. Столько клиентов!
Больше ничего не узнал лейтенант. Поблагодарив дежурную, он вышел.
– На магистральный арык «Зеленого оазиса», – сказал Майков шоферу.
Лейтенанту не хотелось встречаться с Митяем, вернее, он испытывал какое-то внутреннее смущение, даже стыд перед этим незнакомым ему парнем. Он долгое время считал Митяя загадочной, если не просто опасной «птичкой» и, вместо того чтобы обрезать ей крылышки, вынужден теперь советоваться, уточнять неясности, просить помощи у Митяя. Это было не совсем приятно. Но что поделаешь – жизнь вносит коррективы.
Было уже очень поздно, когда Жук, услышав приглушенное урчание машины, поднялся со своего травянистого ложа, прикрытого сверху куском старого брезента.
Извинившись за неурочное посещение, Майков спросил:
– Дмитрий Алексеевич, вы что же, все время здесь?
– Да, – ответил Митяй. – Теперь немного осталось…
– И все время один?
– Почти, – подтвердил Жук. – На первых порах председатель приезжал, бригадир заглядывал. Даже агрономша и то наведывалась.
Майкова точно огнем обожгло. «Агрономша»… И он не стерпел, чтобы не поинтересоваться.
– Молодая?
– Да так… лет двадцати – двадцати двух, пожалуй. Симпатичная. С золотыми волосами… И имя такое занятное – Вероника.
– Вероника?
Митяй насторожился:
– Не знакомая, случайно?
Лейтенант отрицательно покачал головой.
– Нет, просто имя редкое… Ну, спасибо… Извините, что побеспокоил…
Майков помчался к Нечаеву, чувствуя вырастающие за спиной крылья.
Майор нетерпеливо стучал по рычажку телефона, повторяя слово «алло».
– Порядочек! – едва переступив порог, произнес Майков.
Долгов молчаливо повернул голову на этот «порядочек», а Нечаев, бросив телефонную трубку, хмуро спросил:
– Что «порядочек»?
– Вот, – перескакивая с одного на другое, сбивчиво начал рассказ Майков. – Она была здесь… И на почте подтверждают, и Митяй тоже… Симпатичная, молодая, золотоволосая…
Нечаев и капитан с трудом восстановили истинную картину, задавая Майкову вопрос за вопросом.
– Таким образом, друзья, – сделал вывод майор, – из Катташахара была послана телеграмма о вызове Анарбаевой. Получила ее незнакомая нам женщина. Если это Агроном, то Митяй именно ее и видел в своих владениях. Но что выясняется? Жук утверждает, что агроном отрекомендовалась ему Вероникой.
– Так точно! – удостоверил Майков.
– Предположим, – вставил слово капитан, – что двойник Вероники… Значит, Агроном путает следы…
– Распутаем! – уверенно произнес Нечаев. – Всякая загадка рано или поздно разгадывается…
Сказав эту фразу для успокоения своих товарищей, майор вдруг подумал, что в его словах есть какой-то фарс. Какой, в чем он заключается? В минуты подобных раздумий Нечаев всегда осторожно массировал шрам на лбу, как бы унимая уже давно неощутимую боль. И сейчас, стоило ему лишь дотронуться до едва заметного следа вражеской финки, как он нашел ответ на тот вопрос, который задавал себе мысленно: что же от фарса в его словах, обращенных к товарищам по службе? Фарс этот состоял в том, что вот уже прошло столько времени, а тайна Черной Бороды до сих пор остается нераскрытой. Имел ли Нечаев право говорить, что со временем всякая тайна становится явью?
Николай Иванович глубоко задумался.
Глава шестнадцатая
Посадочная площадка для самолетов, запланированных на учения, находилась в нескольких километрах от Песчаного, в сторону, противоположную колхозу «Зеленый оазис». Туда-то и направлялось все необходимое тыловое хозяйство. Со станции разгрузки двигались на полевой аэродром тяжелые автомобили, походные кухни, автоцистерны и другие специальные машины.
– А где же Потехин, Егоровна? – спросил один из хозяйственников заведующую столовой.
– Племянница у него в Песчаном… Отправился повидаться. Обещал завтра чуть свет быть на месте.
– Сердобольна ты, Егоровна, не ко времени. После бы повидался.
– Ах, батюшки! – всплеснула та руками. – Да говорю, что не подведет Савельич! Не впервой отпускаю.
– Ну, смотри, тебе видней…
Нечаев пригласил на беседу командира роты Семкина.
– Кто из ваших подчиненных был участником той половины поисковой группы, которую вы возглавляли?
Первым, кто вспомнился командиру роты, был, конечно, рядовой Кузькин. Именно его фамилию, беспрестанно вертевшуюся в голове, и назвал старший лейтенант.
– Рядовой Родион Кузькин, линейный надсмотрщик, первого года службы… – перечислял он данные о солдате, словно хотел отгородиться ими от неожиданно свалившегося на него, Семкина, несчастья.
– Распорядитесь, пожалуйста, – попросил майор, – пусть его пригласят сюда.
– Так он же… – Семкин хотел сказать, что рядовой Кузькин посажен под арест, но в это время постучали в дверь.
– Разрешите? – В дверях показался белесый вихорок ефрейтора Петрова.
– Войдите.
Ефрейтор, явно чем-то обескураженный, потный и запыхавшийся, выпалил в три приема:
– Товарищ майор… разрешите обратиться… к старшему лейтенанту?
– Обращайтесь, – наблюдая за тревожно поблескивающими глазами ефрейтора, ответил Нечаев.
– Есть! – И рука Петрова скользнула от широкого поля панамы вниз, к бедру. – Товарищ старш-нант, – зашептал он, склонившись к уху своего командира.
Далее Нечаев уже ничего не слышал. Создавая обстановку для уединенного разговора, он снова закурил и отвернулся к окну. Отдернув легкую голубовато-зеленую занавеску, майор бросил взгляд на аэродром. До него было метров восемьсот, и офицер различал людей, хлопотавших у самолетов. «Готовят свои стрелы к учениям». Его мыслями завладели эти здоровые, крепкие ребята, готовые ринуться в атаку на любого, кто осмелится нарушить границу…
– Товарищ майор! – послышался голос Семкина. Нечаев повернулся и посмотрел на своих собеседников. На их лицах застыла невысказанная тревога.
– Что-нибудь случилось?
– Если разрешите, я доложу. – Семкин ждал ответа.
– Говорите, говорите.
– Дело вот, значит, в чем… Рядовой Кузькин сейчас на гауптвахте. – Бусинки семкинских глаз сбежались к переносью. – Находясь по служебным делам в городе, ефрейтор Петров… В общем, ему передали письмо для Кузькина. И заметьте, – подался вперед Семкин, – не Родиону Кузькину, а Вик-то-ру. Виктор у нас один в роте… Вот он, ефрейтор. Получается, товарищ майор, форменная карусель…
Нечаев остановил Семкина и обратился к ефрейтору:
– Кто вам передал письмо?
– На «углу страдания», – начал было Виктор, но, обожженный взглядом Семкина («Какой еще «угол страдания»?»), поправился: – На повороте дороги подошла ко мне молодая женщина и спросила, не знаю ли я рядового Кузькина. Я ответил, что знаю. Тогда она попросила передать ему письмо..
– А вы не помните, как женщина выглядела, во что была одета? – спросил майор.
Петров нарисовал портрет, приблизительно схожий с тем, который представлялся по рассказам работницы почты и Дмитрия Жука…
– Мне говорил о ней Кузькин, – доверительно признался Виктор. – Очень похожа. И о встречах с ней рассказывал, с агрономшей…
– Как вы сказали? – встрепенулся Нечаев.
– Агроном она… Недавно приехала из Катташахара… Так говорил Родион. – Ефрейтор смутился. Худощавое лицо его еще больше вытянулось. – Если что не так, извините, соврал, видно, земляк…
Чем-то удивленный, майор потер шрам на лбу.
– Одну минуточку, – набирая номер по телефону, попросил он. – Это я, Нечаев. Не могли бы вы, Михаил Петрович, подойти сюда вместе с Майковым?.. Хорошо, буду ждать.
Положив трубку, он возобновил разговор с ефрейтором:
– Значит, вы передали письмо своему товарищу?
Мучаясь над загадкой, Петров ответил:
– Отдать-то отдал, но… В общем, на конверте значилось не его имя… Не знаю, что и подумать.
– Это мы выясним очень просто, – пообещал Нечаев и снова сказал Семкину: – Вызовите Кузькина, я побеседую с ним.
…Родион был в самом мрачном расположении духа. Снаружи снова загремели ключи. Буйлов втиснул в дверь свою квадратную фигуру и с ухмылочкой объявил:
– Вот ремешок, а вот панама. Да пошевеливайся!
Кузькин недоверчиво посмотрел на выводного.
– Давай, давай! – спешил кряжистый солдат, размахивая связкой ключей. – В штаб зовут…
Родион вышел на улицу и невольно прищурился от обилия солнечного света. «Нет, что ни говори, – сделал он вывод, – а человек рожден для воли…»
У входа в штаб Родион наткнулся на буравчики темных семкинских глаз, точно подходил не солдат Кузькин, а вырвавшийся из клетки лев. Семкин даже посторонился, пропуская Родиона вперед.
– Вот и рядовой Кузькин, товарищ майор, – представил командир роты своего подчиненного.
– Садитесь, товарищ Кузькин, и постарайтесь вспомнить и подробно рассказать об участии в поисковой группе, о своей работе в последние дни.
Облизывая пересохшие от волнения губы, Родион добросовестно поведал обо всем. Дойдя до момента встречи с Вероникой, он вздохнул, застеснялся чего-то, но, выполняя просьбу офицера, ничего не утаил.
– На второй день пришла на свидание?
– Да, приходила…
Что о себе рассказывала Вероника? Кажется, ничего. Он, Родион, и сейчас мало что знает о ней. Часто ли были свидания? Были… Однако по субботам и воскресеньям ни разу не приходила. Почему? Говорила, будто некогда: то кого-то провожала в Катташахар, то по колхозным полям ходила… Что он думает обо всем этом? Виноват, конечно: один раз опоздал на вечернюю поверку…
Дело дошло до письма. Отдавая его, Кузькин вздохнул со всхлипом – так тяжело было на душе. Нечаев внимательно прочитал послание Вероники и покачал головой.
– Как ваше имя, товарищ Кузькин?
– Родион я, – приглушенно ответил солдат.
– Значит, письмо попало не по назначению, – сожалеюще произнес Нечаев, подмигивая Семкину.
– Нет, это мне, – подтвердил Кузькин. – Только я… она…
– Так, так, так, – направлял майор.
– В общем, с первого раза назвался я Виктором. Уж больно неподходящее имя у меня…
– Ах, вот оно что! – посочувствовал Нечаев. – Виктор, значит, благозвучнее? Римское имя. Победитель. А Родион, кажется, от греческого. Розоватый…
Родион опустил глаза и молча кивнул желтоватой головой.
– Товарищ старший лейтенант, – майор подозвал командира роты и о чем-то попросил его шепотом. Затем снова громко: – А теперь оставьте нас вдвоем.
Никто, кроме майора и рядового Кузькина, не знал, о чем они говорили. И когда к штабу подошли капитан Долгов и лейтенант Майков, Родион направился в свою казарму. Если бы кто-нибудь задался целью сравнить его походку с прежней – развалистой и немного беспечной, он бы поразился происшедшей перемене. И выражение лица было новым, не кузькинским.
«Эх Родион, Родион!..» – сказал бы сейчас Виктор Петров, ближе всех знавший своего земляка.
Минут через двадцать Долгов и Майков получили от майора задание и уехали в город.
Глава семнадцатая
На исходе завтрашней ночи с песчановского аэродрома поднимутся в воздух сигнальные ракеты и оповестят гарнизон о начале учений. И тогда все, кто готовился, и все, что готовилось, придет в движение. А сегодня у всех обычный день.
Майор Нечаев шел по линии связи рядом с Родионом Кузькиным. Они о чем-то разговаривали, иногда останавливались, пристально глядели под ноги. У столба с отметкой «3 км» Родион сказал:
– Вот здесь… – И опустил голову, словно стыдясь всего окружающего. – Тут и была в первый раз встреча.
Нечаев осмотрелся. Отсюда как на ладони видны аэродромные постройки, стоянка самолетов, взлетно-посадочная полоса.
– Да, местечко удобное, – задумчиво проговорил офицер. – Ну что ж, приглядимся…
В нескольких десятках шагов от дорожного столба, где мохнатые шары верблюжьей колючки сошлись, точно овцы в отаре, Нечаев и Кузькин снова остановились.
– Проверьте здесь, – предложил майор.
Родион присел на корточки и тотчас вскрикнул словно ужаленный:
– Тут кто-то был!..
– Любопытно! – Офицер нагнулся и поднял аккуратно вырезанную плитку земли. – Весьма любопытно… А куда идет этот кабель?
– Это полукольцевая линия, – поспешно разматывая изоляционную ленту, ответил встревоженный Кузькин. – Идет она к штабу, на КП и в класс методической подготовки. Но я, товарищ майор, не оголял здесь кабель…
– Если не вы, значит, кто-то другой, – озабоченно произнес Нечаев. – Пойдемте-ка дальше по вашему обычному маршруту.
Больше на всей линии никаких неполадок они не обнаружили.
– Возьмите наушники и возвращайтесь к столбу! – приказал Нечаев солдату. – Пятнадцать минут достаточно?
– Так точно!
– Подключайтесь там и слушайте меня.
Кузькин широким шагом направился к месту, где был оголен кабель, а Нечаев открыл дверь класса методической подготовки и осмотрел телефонный аппарат. С виду аппарат как аппарат, обыкновенный. Майор снял трубку, придержав контакты в нижнем положении, открутил решетчатый колпачок. То, что он увидел, серьезно встревожило его.
– Алло, товарищ Кузькин, вы слышите меня?
– Так точно.
– Я жду вас в классе…
Когда Родион пришел, майор сидел у телефона и рассматривал какую-то пластинку.
– Это что? – поинтересовался Кузькин.
– А я хотел спросить у вас. – Нечаев посмотрел в глаза солдату. – Вы куда-нибудь носили этот телефон или хотя бы трубку?
– В Песчаное, на ремонт, – еще не понимая всего, ответил Родион. И вдруг на его лице появилась испарина. Он вспомнил встречу с Вероникой, цветы… Он собирал для нее маки, а она… – Не может быть! – ужаснулся Кузькин.
– А это? – спросил майор, показывая микромембрану микрофона. – Там, у оголенного провода, вы слышали мой голос, хотя трубка телефона лежала на контактах аппарата… Вот вам и «не может быть».
Вероника приходила на условленное место ровно в восемь вечера, но свидание не состоялось. Подождав с полчаса, она возвратилась на городскую квартиру. А вскоре женщина, очень похожая на нее, вышла из дома и отправилась в путь. Нигде не останавливалась, если не считать минутной задержки у глиняных развалин «Священной могилы», что приютилась неподалеку от магистрального арыка…
Далеко за полночь Нечаев, Долгов и Майков собрались вместе. Лейтенант горел нетерпением. Ему хотелось побыстрее доложить старшим товарищам обо всем, что удалось узнать в этот вечер.
– Погоди, Володя, – предупредил майор. – Давайте по порядку, чтобы не упустить ни одной детали…
– Тогда слово за вами Николай Иванович, – предложил Михаил Долгов. – А мы кое-что добавим.
Нечаев закурил и неторопливо начал рассказывать о том, как он обнаружил в телефонной трубке микропластинку микрофона.
– Не знаю, – продолжал майор, – зачем Агроному нужна была сегодняшняя встреча с рядовым Кузькиным, но полагаю, хорошо, что свидание не состоялось… Я следил за незнакомкой. В ее записке, найденной в развалинах «Священной могилы», никакого текста не было, кроме большого вопросительного знака… Что бы это могло означать, как вы думаете, товарищи?
Лейтенант Майков дипломатично бросил взгляд на Долгова, избавив себя тем самым от необходимости высказать собственное мнение.
– Вопрос остается вопросом. – Капитан откинул с высокого лба сбившуюся прядку волос. – «Что делать?», «Как быть?» и так далее…
– Агроном просит совета, – уточнил Майков.
– Допустим, – согласился Нечаев. – Вслед за женщиной к «почтовому отделению» подошел Митяй Жук…
– Жук?! – удивленно вскинул брови Майков.
– Да, Митяй, – подтвердил Нечаев. – Он взял записку в тайнике и поспешил в сторону Песчаного… А теперь ты рассказывай, Владимир.
– Я видел, – торопливо, точно боясь, что ему не дадут высказать важное сообщение, подхватил Майков, – как через полчаса из развалин мазара вышел бородатый человек в тюбетейке и халате… Убедившись, что поблизости никого нет, он направился в колхоз «Зеленый оазис». А в тайнике я нашел вот эту штуку.
– Бородатый? – удивился Нечаев. Собеседники не поняли причину его удивления. Да и откуда они могли знать, что в эту минуту Николай Иванович снова вспомнил схватку с диверсантом Черная Борода и тот удар финкой, от которого до сих пор ноет шрам на лбу.
– Да, человек с бородой, – подтвердил Майков.
Майор взял у лейтенанта обыкновенную бутылочную пробку и стал рассматривать. В ней не оказалось ничего примечательного. Но когда он вооружился лупой, то увидел на одном торце пробки перечеркнутый вопросительный знак, на другом – силуэт самолета и дамскую туфельку.
– Сам черт голову сломает с этими иероглифами! – не сдержался Долгов.
– По пути в кишлак бородатый взял из-под мостика водораспределительного устройства какой-то сверток, проверил и положил его обратно. Это портативная радиостанция. – Володя назвал ее марку.
– Где же остановился этот незнакомец? – спросил майор.
– В кишлаке, в четвертом доме слева.
– А куда девалась Агроном, Михаил Петрович?
– Долго водила меня по лабиринту проулков, – ответил капитан, – но замести следы ей не удалось. Вот адрес…
Затрещал телефон. Трубку взял Долгов:
– Слушаю. Кто? Из колхоза?.. Сейчас передам… Николай Иванович, вас просят.
Выслушав абонента, Нечаев посмотрел на Майкова и досадливо произнес:
– Человек, которому вы поручили наблюдать за бородачом, говорит, что его подопечный ускользнул в неизвестном направлении. А хозяин дома спит. Вероятно, применено сильнодействующее снотворное…
– Дела-а, – досадливо покачал головой капитан.
По щекам Майкова медленно расплывалась бледность.
Почти до рассвета сидели офицеры, высказывая свои соображения и подводя итоги минувшей ночи. А перед тем как лечь спать, майор Нечаев позвонил полковнику Скворцову в Катташахар. Петр Ильич сообщил, что министерство сельского хозяйства республики не вызывало агронома Анарбаеву из колхоза «Зеленый оазис» и что найти ее пока не удалось…
Старший лейтенант Семкин знал Анатолия Сергеевича Орлова еще капитаном, когда тот командовал эскадрильей. В ту пору нынешний ротный работал старшим оператором и не особенно задумывался над тем, куда ему пойти после срочной службы в армии. Он был готов к любому повороту жизни…
Орлов уезжал в академию.
– А ты что же, Сергей, увольняться будешь? – спросил капитан своего земляка из города Ливны.
– Увольняться.
– Значит, ворот нараспашку?.. А я думал, вместе послужим.
– Служить хорошо, если ты нужен в армии, а таких, как я, тысячи…
Орлов вскинул густые брови:
– Не понимаю.
– А что ж тут понимать? Оставаться, так на пожизненную. Стало быть, надо либо училище, либо академию кончать. А у меня всего-навсего десять классов и школа младших специалистов.
– Это все зависит от тебя, Сергей. – Орлов помолчал, о чем-то думая, затем спросил: – Хочешь пойти в училище? Поговорю с Плитовым, с твоим командиром. Помогу.
– Я подумаю.
– Подумай…
Этому разговору, должно быть, уже лет семь. Семкин закончил училище, Орлов – академию. Капитан стал подполковником, Семкин – старшим лейтенантом, заочником академии. Направляясь к командиру полка, Сергей вспоминал минувшее.
Старший лейтенант постучал в дверь кабинета и, услышав короткое «Да», открыл ее.
– Можно?
– Входи, Сергей. – Подполковник, отодвинув ладонью плановую, таблицу полетов, встал из-за стола, крепко пожал Семкину руку и усадил его на диван, обитый коричневым дерматином.
После двух-трех вопросов, не относящихся к службе, Орлов спросил:
– А как обстоят дела с проводкой целей?
– Применяли имитатор. Реальных целей маловато.
– Ну, не так уж маловато, – возразил командир полка. – Маршруты сельхозавиации использовал? Нет? А зря.
Орлов позвонил Манохину:
– Сегодня заявочные и рейсовые самолеты есть? Хорошо. Время? Так… Высоты? Добро. – Подполковник сделал несколько пометок в блокноте, вырвал этот листок и, передав его Семкину, сказал: – На учениях ситуация может сложиться самая непредвиденная. Еще раз потренируй расчеты радиолокационных станций, тщательно проанализируй их деятельность. Полеты будут эшелонированы по высоте. На это обрати особое внимание.
Семкин и сам знал, что при эшелонировании целей по высоте молодые операторы увлекаются проводкой самолетов верхнего яруса и забывают порой о маловысотных целях. Поэтому совет командира полка оказался как нельзя ко времени, и Сергей был благодарен Орлову.
– Во сколько начало полетов?
– Сразу же после обеда, – сказал Анатолий Сергеевич. – Это последние перед учениями. Завтра прибывает генерал, так что времени у нас больше нет… Ну, давай, Сергей, действуй.
– Есть!
Семкин ушел в подразделение, Орлов – на командный пункт.
За Родионом снова закрылась дверь гауптвахты. Измученный переживаниями сегодняшнего дня и вечера, уничтоженный молчаливым презрением выводного, он лег на жесткий топчан.
– Спать, – прошептал обессиленный Кузькин и провалился в темноту.
Всю ночь его душили кошмары. А на другой день майор Нечаев срочно вызвал Кузькина и вместе с ним уехал в Песчаное.
Машина остановилась в незнакомом Родиону тупике.
– Вы запомнили все, что надо делать? – спросил офицер, подходя к неказистому глинобитному дому, разделенному стеной надвое.
– Да, запомнил, – ответил Родион и шагнул вслед за Нечаевым к двери.
Майор постучался и отошел за угол. Вышла невысокая, стройная женщина лет двадцати – двадцати двух. Одета она была в зеленый сарафан. Кузькин хотел было что-то сказать, но так и остался стоять с полуоткрытым ртом.
– Что вам угодно? – спросила хозяйка дома.
Ошеломленный Родион молчал. Женщина чем-то напоминала Веронику, но все-таки это была не она. И рост, и лицо, и волосы – все как будто Вероникино, однако Родион видел ее впервые. Он крутнул головой и пробурчал:
– Я… меня… в общем, это не она, – обернулся солдат к Нечаеву.
Майор вышел из-за угла и, предъявив удостоверение, сказал:
– Извините, но нам надо поговорить.
– Пожалуйста, заходите, – пригласила женщина.
Вошли в первую комнату. Нечаев попросил паспорт хозяйки. Она открыла ящик стола и подала документ. Майор прочитал фамилию владелицы паспорта и удивленно посмотрел на Кузькина, потом на женщину.
– Что? – тревожно спросила хозяйка.
– Это ваш?
– Мой. Там же ясно написано: «Полина Григорьевна Толчкова».
– В том-то и дело, что ничего не ясно. Это паспорт Стрижевской Вероники Исаевны. И то подложный…
Кузькин остолбенел. Женщина побледнела и бессильно опустилась на стул. Затем, спохватившись, она снова открыла ящик стола и начала лихорадочно перебирать его содержимое.
– А вы не торопитесь, – посоветовал Нечаев.
Но своего документа Толчкова так и не нашла. Она настолько расстроилась, что ничего связного не могла ответить, пока наконец майор не спросил ее, живет ли кто-нибудь во второй комнате.
– Да… то есть нет…
– Не понимаю, – покачал головой Нечаев.
– Там жила у меня квартирантка, но она уехала. Расплатилась и уехала…
– И ваш паспорт прихватила. Так?
– Наверно, по ошибке. Такая милая, симпатичная женщина. Говорила, что приезжала в командировку…
