Текст книги "Я помню... (Автобиографические записки и воспоминания)"

Автор книги: Николай Фигуровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)

Жизнь и работа в первой половине 50-х годов

1950-е годы, пожалуй, были кульминационным пунктом моей деятельности и научной, и общественной. Занимался я в те годы самыми разными вещами. Основной работой было замдиректорство в Институте истории естествознания и техники. Кроме этого, я состоял профессором Московского университета, заведовал Лабораторией физической химий Центрального научно-исследовательского аптечного института (ЦАНИИ) на Пироговке, состоял консультантом одной из лабораторий Научно-исследовательского института полупродуктов и красителей (Б.Садовая, 6) и давал множество консультаций, выполняя заказы и просьбы различных учреждений, руководил работами ряда аспирантов, состоял членом, по меньшей мере, трех ученых советов, был членом Экспертной комиссии ВАК и членом разных комиссий Академии наук и различных общественных организаций.

По общественной линии в то время я был лектором Общества по распространению политических и научных знаний, а затем зам. председателя и председателем химической секции Центрального правления Общества.

Конечно, в 40-55-летнем возрасте любой здоровый человек находится на вершине жизни и работает в полную силу и потому, что старческие недомогания еще не чувствуются, и потому, что накопленный ранее опыт и знания помогают ему выполнять очень многое, что ни ранее, ни позднее многим и не удается. Вот почему в этот период я жил и работал «на широкую ногу».

Перечислю кратко основные события и работы мои, выполненные в эти годы, уцелевшие в памяти.

В 1950 г. я состоял зам. председателя Комиссии по истории химии при Отделении Химических наук АН СССР и принял самое активное участие в организации и проведении двух Всесоюзных совещаний по истории химии (труды их напечатаны). В начале 1951 г. я был утвержден членом Ученого совета Дома ученых в Москве. Осенью 1951 г. я вошел в состав Редколлегии серии «Классики науки» АН СССР. В ноябре 1951 г. мне исполнилось 50 лет и мои друзья, особенно П.А.Ребиндер, К.Ф.Жигач, П.И.Зубов, К.А.Поспелова и другие, устроили в университете небольшой банкет по этому поводу (снятый Ямпольским на кинопленку). Говорились, конечно, разные речи. До сих пор я бережно храню подарок товарищей – серебряный большой бокал. Опуская мелочи, вспоминаю, что 19 сентября я был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

В начале 50-х годов я работал заместителем председателя Химической секции в Центральном обществе по распространению политических и научных знаний (председателем был Я.К.Сыркин, мало уделявший внимания работе). В 1954 г. на Втором съезде Общества по распространению политических и научных знаний был избран членом Правления Общества, а затем – членом Президиума Правления. Я читал много лекций, часть их напечатана Обществом, участвовал в многочисленных комиссиях АН СССР и других организаций.

Приходилось, кроме всего этого, часто выезжать в различные командировки. Так, в октябре 1952 г. ездил с делегацией АН СССР в г. Казань на 75-летний юбилей академика А.Е.Арбузова. В начале 1953 г. был командирован Академией наук, Министерством высшего образования и Обществом по распространению политических и научных знаний в город Чебоксары и в различные районы Чувашской АССР для чтения лекций и для оказания помощи высшим учебным заведениям. Зимой в автомобиле объехал немало городов и районов Чувашии, был в городе Цивильске. Осенью 1955 г. был командирован в г. Ереван в качестве представителя Президиума Правления Общества по распространению политических и научных знаний для проведения съезда Общества Армянской ССР. Для этой же цели был командирован в Киев на сход Общества УССР, в Баку и в другие города. Вспоминается поездка в Тулу. В 1955 г. начал серию командировок за границу, но об этом – ниже.

Моя педагогическая деятельность ограничивалась в основном Московским университетом, где я читал курс истории химии как основному потоку, так – в некоторые годы – вечерникам, а также на Факультете по повышению квалификации при Химфаке МГУ. Очень много внимания требовали аспиранты. В эти годы прошли у меня аспирантский стаж, успешно защитили Г.В.Быков, В.И.Кузнецов, Н.Н.Ушакова, Ю.И.Соловьев⁶⁸, В.А.Казанская, В.М.Башилова (в ЦАНИИ), Я.И.Турченко, Ю.С.Мусабеков и многие другие. Мне, конечно, все эти аспиранты дались далеко не даром. Приходилось много времени тратить на них, и если бы не Т.А.Комарова, которая в те же годы успешно защитила свою диссертацию, мне пришлось бы тяжеловато.

Наряду с педагогической работой и аспирантами пришлось вести и исследовательскую работу. Конечно, при такой занятости, когда время каждого дня расписывалось по часам, когда много времени приходилось терять на поездки в троллейбусе, на метро и т. д., я не мог в эти годы затевать фундаментальных исследований и ограничивался статьями, популярными брошюрами и т. д. Некоторые из них были связаны со служебными обязанностями и по Университету, и по Обществу по распространению знаний.

Однако к этому времени относятся и некоторые важные книжки. Так, вместе с Ю.И.Соловьевым была написана книга о А.П.Бородине⁶⁹ (1950), подготовлены «Дневники» Д.И.Менделеева (вместе с М.Д.Менделеевой)⁷⁰, «Очерк развития русского противогаза» Н.Д.Зелинского (1952)⁷¹, «Химия в Московском университете за 200 лет» (совм. с Г.В.Быковым и Т.А.Комаровой)⁷², «Избранные труды» Т.Е.Ловица⁷³ (большое издание с очерком о деятельности Ловица), «Н.Н.Зинин»⁷⁴ (вместе с Ю.И.Соловьевым), «Св. А.Аррениус»⁷⁵ (тоже и др.). Кроме этого, было написано множество статей, рецензий, было немало выступлений в качестве официального оппонента на защите диссертаций, выпущены разные методические пособия и прочее, прочее.

Все эти разнохарактерные занятия, лекции, консультации, писанину по истории химии надо пополнить и статьями по экспериментальным исследованиям, прежде всего – по седиментометрическому анализу, кристаллизации, образованию и свойствам осадков и т. д.

Директорство в Институте истории естествознания и техники

Наш Институт сразу же после реорганизации 1953 г. вышел из подчинения Отделению истории АН и перешел в непосредственное подчинение Президиуму АН СССР. Поэтому мне как основному зам. директора приходилось очень часто посещать Президента, Вице-президента и Ученого секретаря АН СССР. Пожалуй, это было приятно. Президент АН С.И.Вавилов был, конечно, приятнейший человек, сохранивший все лучшие качества старого русского интеллигента-ученого. Прежде всего, он не только понимал важность исследований по истории естествознания, но и сам писал. Его книга о Ньютоне, выпущенная в начале 50-х годов…⁷⁶.

Примечания

ЧАСТЬ I[5]5
  Примечания, отмеченные знаком *, составлены Н.А.Фигуровским.


[Закрыть]

1. *С тех пор, как были построены на Ленинских горах правительственные дома, запахи Дорхимзавода, слава Богу, исчезли.

2. *Когда писались эти строки, я еще не знал, что в моей жизни наступает наиболее важный, полный жизни, интереснейший период. В 1956 г. я стал директором института, затем в течение ряда лет я сделал много поездок в разные страны, выпустил наиболее важные книги и статьи.

3. *Известно, что русские фамилии (князей, бояр, боярских детей и др.) производились обычно от прозвищ. Фамилии присваивались лишь знатным людям (по зарубежному примеру), простой же народ фамилий не имел, существовали лишь отчества, а иногда – прозвища. Фамилии крестьянам и другим тягловым людям были даны в течение XVI-ХVIII вв. постепенно, главным образом после того, как были учреждены стрелецкие регулярные войска. Комплектуя стрелецкие полки новобранцами, командиры (стрелецкие головы) столкнулись с проблемой присвоения фамилий. Новобранцы в своем большинстве имели, как и все простые люди, лишь имена и отчества, которыми неудобно было пользоваться из-за сходства многих имен и отчеств. Поэтому каждая рота и даже взвод получали приказ дать всем стрельцам фамилии. Каждая рота и взвод получали «признак», по которому придумывались фамилии. Например, один взвод получал фамилии по «признаку» названий животных (Кошкин, Собакин, Быков, Коровин, Волов и проч.), другой взвод – по названиям насекомых (Мухин, Пчелин, Слепнев, Муравьев и др.), третий – по именам птиц (Соловьев, Воронин, Галкин, Орлов, Соколов и др.).

Уже в конце XVII в. этот обычай давать фамилии по «признакам» вошел в практику помещиков, которые и давали подобные фамилии по «признакам» крестьянам отдельных деревень.

Что касается «духовных» фамилий, то еще в XVIII в., когда возникли духовные училища, всем новопоступившим, не имевшим фамилий, смотритель училища давал фамилии либо по названию сел (Воскресенский, Преображенский, Воздвиженский и др.), либо производя фамилии от латинских и греческих слов – качеств: напр., Аретов (добродетельный), Беневоленский (доброжелательный), Аристов (наилучший) и т. д. К этой же категории относится и моя фамилия – Фигуровский, данная моему предку смотрителем, вероятно, Костромского духовного училища и связанная, по-видимому, с низкорослостью моих предков по отцу.

С конца XVIII в. установили обычай, когда фамилию поступившему в духовное училище мальчику давали родители, иногда придумывая несколько странные фамилии, например Менделеев. Академик Е.Е.Голубинский, учившийся в нашем Солигаличском духовном училище, получил свою фамилию от отца, придумавшего эту фамилию вместо своей – Песков. В тридцатых годах XIX в. давать так просто новые фамилии поступающим в духовные училища было воспрещено, и присвоение новых фамилий было обставлено формальными трудностями.

4. *Мне лишь однажды пришлось обедать в такой семье из 22 человек в 1921 г. во время Антоновского восстания в Тамбовской губернии в селе Троицкое-Караул (недалеко от усадьбы Чичерина). Я бы сказал, «странно, но весело» было вперегонки хлебать из огромной деревянной мисы деревянной ложкой щи, сохрани Бог, не трогая мяса до особой команды совершенно седого, косматого деда, старшего в семье. Пожалуй, теперь я вообще не смог бы так питаться. Но тогда мы были истощены голодом и мало обращали внимания на способ питания и даже на качество пищи.

5. *Недавно (1973), просматривая в Солигаличском краеведческом музее «Костромские епархиальные ведомости» за конец XIX и начало XX столетий, я с удивлением обнаружил почти в каждом номере «поучения» еп. Виссариона. Он был исключительно плодовитым на такие сочинения поучений и проповедей, и немудрено, что мой отец, не постигший в школе всей глубины премудрости «гомилетики», искренне удивлялся его «таланту».

Некоторые штрихи характеристики Виссариона приводятся в воспоминаниях акад. Е.Е.Голубинского (1834–1912), учившегося в Солигаличском духовном училище. Описывая свою докторскую защиту, Голубинский пишет: «Эпизод на докторском диспуте: Для присутствия на диспуте приезжал между прочим (16 декабря 1880 г. в Троицкой Лавре) Московский протоиерей Василий Петрович Нечаев, последующий костромской архиерей Виссарион. Он сидел на диспуте рядом с наместником Лавры архимандритом Леонидом. Будучи человеком до последней степени невоздержанным на язык и не особенно тактичным, Нечаев позволил себе сказать Леониду какой-то очень нехороший комплимент на счет троицких монахов, что-то вроде того, что троицкие монахи немало содействуют умножению народонаселения России. Леонид, до последней степени человек бестолковый по характеру, почему-то вообразил, что В.П. сказал комплимент по соглашению со мной, и быв прежде необыкновенно любезен со мной и искал сближения со мной, как с ученым одного с ним цеха, после диспута начал ругать меня на чем свет стоит и встречным и поперечным, и всем и каждому, в особенности студентам академии, приходившим к нему просить лаврских библиотечных рукописей. А В.П.Нечаев, быв уже Костромским Виссарионом, по какому-то поводу писал мне, что он сказал комплимент для оживления диспута..!» (См.: Воспоминания Е.Е.Голубинского. Кострома, 1923. С. 53).

В тех же «Воспоминаниях Е.Е.Голубинского» митрополиту Филарету Московскому отводится несколько страниц (37–39). Между прочим, Голубинский пишет: «Митр. Филарет наделен был чрезвычайно властным и деспотичным нравом. Поэтому как начальник своих подчиненных, он являлся грозным повелителем, перед которым они трепетали и повергались ниц. Священников и вообще причетников, в чем-нибудь провинившихся перед ним, он страшным образом ругал. Один священник, человек очень хороший и заслуживавший полной веры, рассказывал мне, что раз он провинился в чем-то перед митрополитом. Митрополит вызвал его к себе, ужасно ругал его, а священник растянулся перед ним в ноги. Досыта наругавшись, митрополит пнул его ногой в голову с словами: „вставай, мерзавец!“» (Там же. С. 38). Анекдот о митрополите Филарете имеется и у Н.С.Лескова («Мелочи архиерейской жизни», гл. 15).

6. Филарет (Амфитеатров Федор Георгиевич) (1779, село Высокое, Кромского уезда, Орловской губернии-1857, Киев), митрополит Киевский и Галицкий. У Н.С.Лескова митрополит Филарет описан в книгах «Владычный суд» (1876) и «Мелочи архиерейской жизни (Картинки с натуры)» (1879) (См.: Лесков Н.С. Собр. соч. в 11-ти томах. М., 1957. Т. 6). Н.А.Фигуровский, очевидно, имел в виду второе произведение писателя, которое было признано неблагонадежным сочинением и вплоть до 1905 г. числилось в списке книг, запрещенных к обращению в публичных библиотеках и общественных читальнях.

7. Рассказ, написанный А.П.Чеховым в 1884 г., называется «Экзамен на чин» (См.: Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти томах. Сочинения. Т. 3. М., 1983.

8. *Умер 18 октября 1982 г.

9. Василевский Александр Михайлович (1895–1977), военачальник, Маршал Советского Союза (1943), родился в селе Новая Гольчиха Кинешемского уезда в семье церковного регента и псаломщика; мать – дочь псаломщика села Углец Кинешемского уезда. Обучался в церковно-приходской школе при Вознесенской церкви села Новопокровское, в 1909 г. окончил кинешемское духовное училище и поступил в Костромскую духовную семинарию, диплом об окончании которой позволял продолжить образование в светском учебном заведении.

10. Иосиф (? Владимир-1652, Москва), пятый патриарх Московский и всея Руси (1642–1652).

И. То есть до Никона (Минин Никита, 1605–1681), шестого патриарха Московского и всея Руси (с 1652), при котором с 1654 г. началось согласование московских богослужебных книг с греческими. Противники реформ – «старообрядцы» считали, что старые русские книги лучше отражают православную веру.

12. Шестопсалмием в православном богослужении принято называть шесть избранных псалмов, последовательно исполняемых на утрени: 3, 37, 62, 87, 102, 142.

13. Крживоблоцкий Яков Стефанович (1832–1900, Санкт-Петербург), военный писатель, генерал от инфантерии, член Военного совета, автор труда «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба: Костромская губерния» (СПб., 1861).

14. *В списке учителей духовно-учебных заведений Костромской епархии за 1904/1905 гг. (Приложение к «Епархиальным ведомостям») значится: Иван Дмитриевич Парийский – студент Костромской духовной семинарии 1896 г. С 1896 по 1899 гг. – надзиратель Солигаличского духовного училища. Кандидат Казанской духовной академии – 1903 г. С 16 августа 1903 г. – учитель русского языка в Солигаличском духовном училище.

15. *В списке учителей духовных учебных заведений Костромской епархии за 1904/1905 гг. (Приложение к Епархиальным ведомостям) значится: Иван Павлович Перебаскин – ст. советник, кандидат Петербургской духовной академии 1884 г. С 1884 г. – помощник смотрителя Солигаличского духовного училища. С 8 марта 1897 г. – смотритель Солигаличского духовного училища.

16. *В «Костромских епархиальных ведомостях» № 15 от 1 авг. 1912 г. напечатано (в разряде – Солигаличское дух. училище):

«Перевести во второй класс в первом разряде:

Вознесенский Феодосий.

Касторский Семен.

Летунов Михаил.

Фигуровский Николай.

Казанский Сергей.

Птицын Петр.

Благовещенский Василий».

Мой друг Добров Александр (Павлович), погибший на фронте в гражданскую войну, перешел во 2-м разряде. И.Н.Ардентов по болезни получил 2 переэкзаменовки. Таким образом, моя фамилия впервые появилась в печати в 1912 г.

17. *Воспоминания Е.Е.Голубинского. Кострома, 1923. С. 6–13.

18. Поливанов Алексей Андреевич (1855–1920, Рига), генерал от инфантерии (1911), член Государственного совета (1912–1915), помощник военного министра (1906–1912), военный министр и председатель Особого совещания по обороне государства (1915–1916). После Февральской революции – председатель Особой комиссии по построению армии на новых началах. После Октября 1917 г. на службе в РККА. В 1920 г. назначен членом Особого совещания при главнокомандующем Вооруженными силами республики. Из потомственных дворян Костромской губернии.

19. Бортнянский Дмитрий Степанович (1751, Глухов-1825, Санкт-Петербург), композитор, дирижер, педагог.

20. Митрополит Иона (? близ Солигалича-1461, Москва), митрополит Киевский и всея Руси (1448–1461).

21. *О митрополите Ионе существует целая литература и прежде всего – летописи и прологи. Отец Ионы – Федор Одноуш происходил из деревни Вершки. В его честь возникшее здесь село стало называться Одноушевым. Митрополит Иона умер 31 марта 1481 г. (так в тексте – С.И). Канонизирован Собором в 1547 г. Крестный ход вероятно был учрежден после канонизации в первое воскресенье Петрова поста.

22. *Возможно, что И.Рахман ушел добровольно на фронт в результате личной трагедии. Только что упомянутый учитель С.П.Скворцов – молодой и красивый мужчина – «увел» у отца Ильи Рахмана жену. Мы об этом почти ничего не знали, да и не понимали трагедии. В этом не было, вообще говоря, ничего особенного даже в нашем Солигаличе, но она была попадьей. Я, откровенно говоря, никогда не слыхивал (кроме этого случая) об «уводе» попадьи.

23. Помяловский Николай Герасимович (1835–1863, Санкт-Петербург), писатель, прозаик, учился в Александро-Невском духовном училище (1843–1851) и в Санкт-Петербургской духовной семинарии (1851–1857); о годах своего учения рассказал в «Очерках бурсы».

24. Голубинский Евгений Евсигнеевич (1834, село Матвеево, Кологривского уезда, Костромской губернии-1912, Сергиевский Посад, Дмитровского уезда, Московской губернии), историк церкви и церковной архитектуры, профессор Московской духовной академии, академик Санкт-Петербургской академии наук. Родился в семье священника Е.Ф.Пескова, который дал ему фамилию в память о земляке протоиерее Ф.А.Голубинском. В 1843–1848 гг. обучался в Солигаличском духовном училище; в 1854 г. окончил Костромскую духовную семинарию и как лучший ученик был зачислен в Московскую духовную академию на казённый кошт.

25. Костромская епархия была учреждена указом императрицы Елизаветы Петровны 16 июля 1744 г. Первым епископом был рукоположен член Синода, архимандрит костромского Ипатьевского монастыря Симон (Тодорский). Однако он не смог посетить кафедральный город, так как вскоре был переведен на Псковскую кафедру.

26. Анастасий (Белопольский) (?-1760), ректор Костромской духовной семинарии (1747–1760) и игумен Богородицкого Игрицкого (1747), Спасо-Запрудненского (1750), Железноборовского (1753), Богородицкого Игрицкого (1754), Макариева Унженского (1758) и Спасо-Запрудненского (1760) монастырей.

27. Сильвестр (Кулябка Симеон Петрович) (1701, Лубна, Полтавской губернии-1761, Санкт-Петербург), архиепископ Санкт-Петербургский и Шлиссельбургский. В 1726 г. окончил курс Киевской духовной академии; с 1740 г. ректор той же академии и архимандрит Киево-Братского монастыря. С 1745 г. в Санкт– Петербурге и в том же году стал епископом Костромским и Галицким; в 1750 г. перемещен в Санкт-Петербург.

28. Н.А.Фигуровский ошибся. Епископа «Геннадия Дамаскина» не существовало. Весной 1753 г. был назначен в Кострому епископ Геннадий (Андреевский), который до этого несколько лет руководил семинарией в Пскове. В 1758 г. Костромскую епархию возглавил епископ Дамаскин (Аскаронский), бывший ранее ректором Новгородской духовной семинарии.

29. После смерти епископа Дамаскина костромскую кафедру в 1769 г. возглавил епископ Симон (Лагов Стефан) (?-1804), проповедник, учитель, церковный писатель, архиепископ Рязанский и Зарайский. Сын монастырского крестьянина; родился в посаде Лыткино близ Вологды. В 1740 г. определен в семинарию; по завершении курса преподавал там же. В 1754 г. взят учителем пиитики в Московскую духовную академию. В 1755 г. вызван обратно в Новгород. В 1758 г. пострижен в монашество и определен префектом семинарии. В 1761 г. переведен архимандритом в Кирилло-Белозерский монастырь, в 1764 г. переведен в Московский Новоспасский монастырь. В 1770 г. хиротонисан в епископа Костромского, в 1778 г. переведен в Рязань. После кончины ректора Костромской семинарии архимандрита Софрония епископ Симон сам три года исполнял обязанности ректора и преподавал в семинарии греческий и древнееврейский языки.

30. *Жестокие преследования со стороны ректора и инспекции в чем-либо провинившихся семинаристов, исключения из семинарии «с волчьим билетом», т. е. без права поступления в другие учебные заведения и пр., вызывали ответную реакцию со стороны дружного «товарищества» семинаристов, находившихся в таком возрасте (15–29 лет), когда месть и ненависть может выражаться и в жестоких избиениях, или в действиях, описанных выше, по отношению к инспектору П.Д.Иустинову и его помощникам, а также и в других действиях протеста. В мое время в семинарии неоднократно выбивались стекла во всех почти помещениях семинарии, ломались парты и мебель и т. д. Для инспектора и его помощников всегда существовала угроза физической расправы. В темноте семинаристы не стеснялись высказывать угрозы такой расправы в лицо по отношению к помощникам инспекторов, слишком рьяно выполнявших сыскные функции и преследовавших «пойманных», провинившихся семинаристов. В мое время некоторые из пом. инспекторов, получивших такие предупреждения, предпочитали «спасаться» и уходили из семинарии.

С первого взгляда, такая обстановка взаимной жестокой неприязни администрации (и части учителей) к ученикам и наоборот казалась совершенно непонятной и объяснялась неправильно только «буйным нравом» семинаристов. Да я и сам не понимал этой обстановки, считая ее вначале нормальной, как бы присущей семинарии. Недавно (летом 1973 г.), будучи в Солигаличе, я познакомился с некоторыми опубликованными документами о положении семинарии в начале текущего столетия, которые, естественно, во время моего учения в семинарии были недоступны нам. Следует, в частности, упомянуть о 1905 годе. 4 декабря 1910 г. в семинарии была объявлена забастовка, которая взволновала и привела в неистовство Синодальное начальство, считавшее вполне справедливо, что корни этой забастовки лежат в событиях 1905 г. В Костромскую семинарию был направлен весьма ответственный ревизор, член Учебного комитета Св. Синода проф. Остроумов. В результате этой ревизии Остроумов написал подробнейший отчет – целое сочинение, содержавшее перечень и подробный анализ всех событий в семинарии начиная с 1905 г. (См.: Циркуляр по духовноучебному ведомству за 1910 г. № 26. С. 33 и далее). Остроумов обвинил не только самих семинаристов в «вольнодумстве» и в заразе революционными идеями, но и все духовенство епархии, которое, как говорилось выше, настоятельно выступало против линии Св. Синода в деле обучения детей, требуя увеличения в семинарии внимания к изучению общеобразовательных предметов и права выхода из семинарии по окончании IV (общеобразовательного) класса и свободного поступления в университеты и другие гражданские высшие учебные заведения. Надо заметить, что обучение в семинарии детей духовного звания было бесплатным, да еще с предоставлением «казенного» или «полуказенного» содержания. Большинство родителей не имело возможности отдавать своих детей на обучение в гимназиях, где требовалось внесение платы за обучение в размере 90 р. в год, что было совершенно непосильно в особенности для «дьячковских» детей. Однако бедственное положение духовенства вызывало стремление дать возможность хотя бы детям выйти из духовного звания и получить гражданское образование. Впрочем, стремление к выходу из духовного звания возникло у духовенства в давние времена. Об этом свидетельствует обилие ученых, общественных деятелей и служащих разных рангов – выходцев из духовного звания, обучавшихся в семинариях, в XIX и в начале XX в., с семинарскими фамилиями. Это стремление духовенства вывести своих детей из духовного звания сильно обострилось в начале текущего столетия и проявилось в речах на Епархиальных съездах духовенства (вероятно, не одной только Костромской епархии). Особенно настоятельно высказывалось требование изменить программы обучения за счет увеличения общеобразовательных дисциплин, в частности естествознания (что вызывало у синодальных заправил решительное противодействие вплоть до обвинений духовенства в вольнодумстве и даже в «безбожии»). Требовали и права поступления окончивших IV класс семинарии в университеты.

Но вернемся к докладу Остроумова. Он как раз начинает его с обвинения духовенства епархии в вольнодумстве и объясняет состояние семинарии прежде всего этим обстоятельством, а также и «либерализмом» семинарского начальства. Говоря о событиях 1905 г., Остроумов пишет (с. 55): «9 октября 1905 г., в воскресенье, громадная толпа техников (очевидно из технического училища имени Ф.В.Чижова), реалистов и разного сброда (!) ворвалась в семинарский двор и устроила сходку… 16 октября во время пения (в церкви) „Благочестивейшего самодержавнейшего…“ раздавалось шипение и даже слегка насвистывали… 18 октября была разрешена ректором сходка, на которой было выражено желание забастовки… 19 октября во время демонстрации был убит один семинарист Василий Холодковский. В 1906 г. в семинарии был произведен ряд арестов с обнаружением нелегальной литературы и пироксилиновых шашек…» (!) В результате всех этих событий начались исключения из семинарии. Был назначен новый ректор, протоиерей В.Г.Чекан (из Каменец-Подольска), реакционер, принявшийся «наводить порядок» в семинарии. Однако, несмотря на массовые исключения семинаристов, большею частию беспочвенные, волнения продолжались. В фундаментальной библиотеке семинарии произошел пожар. Особенно волнения усилились в 1909 г., вылившись в забастовку 4 декабря. Снова были произведены обыски в одежной семинарии, где была обнаружена загадочная плетеная корзинка с пироксилиновыми шашками (?). В окно квартиры ректора, принявшего жесточайшие меры против подозреваемых семинаристов, был брошен камень. Наконец, в семинарию был назначен новый инспектор П.Д.Иустинов, о котором говорилось выше. Оба – ректор и инспектор – организовали в семинарии полицейские порядки, с осведомителями, доносчиками, и жестоко расправлялись со всеми провинившимися и подозреваемыми. Так продолжалось и в годы моего пребывания в семинарии. Описанные выше события дают штрихи общей характеристики положения в семинарии в 1915–1917 гг.

Впрочем, о положении в семинарии в это время достаточно ярко говорилось на экстренном Епархиальном съезде в 1917 г. (См.: Журналы постановлений Костромского епархиального экстренного съезда представителей духовенства и мирян церквей от 19–25 апреля 1917 г. Кострома: Типография Х.А.Гелина, 1917). Приводим выписку из этих «Журналов», касающихся положения в семинарии:

«(С. 80): Журнал № 4 Комиссии № 4. Обсуждали вопрос об удалении протоиерея В.Чекана от должности ректора Костромской духовной семинарии. Материалом для суждения по этому вопросу служили: доклад Комиссии объединенного духовенства г. Костромы: по вопросу о реформах в духовно-учебных заведениях в отделе „Воспитательная и административная часть“, принятый общим собранием Костромского городского духовенства, и устное сообщение о деятельности о. Ректора, протоиерея В.Чекана со стороны одного из священников. При этом о. Ректору Чекану была дана возможность познакомиться с материалом, заключающимся в докладе вышеуказанной Комиссии, и он познакомился, но сообщение, с своей стороны, он оставил на Общее собрание, заявив при этом председателю Комиссии, что с освещением фактов, указанных в докладе, он не согласен. Принимая во внимание все это, комиссия не имеет возможности вынести определенного решения по вопросу об удалении протоиерея Чекана от должности ректора Костромской духовной семинарии.

Отдел упомянутого выше доклада „Воспитательная и административная часть“ печатается для сведения.

(С. 81): Воспитательная и административная часть а) Обращаясь к воспитательной системе, практиковавшейся по уставу 1884 г. по настоящее время, при деятелях, поставляемых во главу угла, комиссия, прежде всего, спрашивает: содействовала ли эта система развитию учеников в физическом, умственном, нравственном и эстетическом отношениях? Ответ может быть дан только один: нет.

На это есть документальное доказательство, именно, в 1912 г. Св. Синод (указ от 31 августа № 13078), о. Ректор семинарии был освобожден от сложных обязанностей председателя Епархиального Училищного совета, в целях приведения Костромской духовной семинарии в состояние, соответствующее задачам духовной школы.

Итак, Костромская дух. Семинария в 1912 г. через 6 лет по вступлении о. прот. Чекана в должность ректора, была в состоянии, не соответствующем ея назначению.

И действительно, по собранным г. ревизором професс. Остроумовым данным, пропечатанным в его отчете, предшествующие 1912 году, а по свидетельству корреспонденции в № 224 „Костромской жизни“ – 1914 г., „Вниманию о.о. депутатов Епархиального съезда“, и последующие годы ознаменовываются постоянными беспорядками, идущими непрерывным рядом. Сюда относятся (не считая пожара Фундаментальной библиотеки) бойкот преподавателя и его увольнение, обыск с таинственным сундучком нелегальной литературы и пироксилиновых шашек, забастовка, битье стекол в помещении Правления Семинарии (см. циркуляр № 26. 1910. С. 38–107), битье стекол у инспектора, у его помощников, разламывание печи, битье стекол у ректора, разгром библиотечного шкафа, голодовка и т. п.

Все это протесты против установившегося режима. Между ними были и направленные лично против ректора, как, например, битье в его квартире стекол, демонстративный кашель во время чтения им акафиста (Цит. с. 68), анонимное письмо об угрозе убить его (с. 99).

Это уже не протест, а непримиримая враждебность между воспитанниками и воспитателем, недопустимая ни на один момент. Чуткая молодежь угадала ненормальное отношение к себе со стороны воспитателя. В 1909 г. после забастовки воспитанники не тотчас разъехались по домам родителей, у многих не оказалось денег на проезд, а ректор всем казеннокоштным в выдаче денег отказал и объяснил, что считает невозможным помогать забастовщикам. Поэтому многие принуждены были оставаться в Костроме в продолжение нескольких дней. Ректор отмечает, что забастовка не сопровождалась никакими дебошами, которых, однако, можно было ожидать. По другим наблюдениям, отмечались лишь единичные случаи пьянства. Это скромное поведение забастовщиков, без явных выступлений, объясняется тем, что местный „Союз русского народа“, весьма неодобрительно отнесшийся к забастовке, довел до сведения забастовщиков, что в случае с их стороны каких-либо дебошей, он примет свои меры. Это так напугало забастовщиков, что они просили полицеймейстера защитить их в случае каких-либо угрожающих действий со стороны „союза“… С просьбою ходатайствовать перед гражданскою властью о защите обращались они к своему начальству, которое просьбу их уважило. Очевидно, всем памятно было 19 октября 1905 г. Примечательно то, – кто же тогда был председателем и вдохновителем отдела „Союза русских людей“? – ректор.