Текст книги "Избранное"
Автор книги: Ник Хоакин
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)
Все молча смотрят на Портрет. Никем не замеченные, по лестнице поднимаются Сюзен и Виолетта и останавливаются при виде молчащих людей. Переглядываются и хихикают в ладошку. Сюзен и Виолетта развязны в обращении и резки, злоупотребляют косметикой. На них узкие облегающие платья без рукавов. Обе изрядно навеселе.
Виолетта (приставляет ладонь ко рту и наклоняется вперед).Йа-хуу!
Все вздрагивают. Сюзен и Виолетта громко хохочут.
Кора (строго).Кто вы такие?
Тони (поднимается).Боже святый!
Сюзен (не обращая внимания на Тони).Простите за вторжение.
Виолетта. Так вы нас не знаете?
Сюзен. Я – Сюзен.
Виолетта. А я – Виолетта.
Сюзен. Мы актрисы.
Виолетта. Из «Парижского театра». Ну это (виляет бедрами) – варьете!
Пит (торопливо идет к ним).Ну, конечно, мы вас знаем! Определенно знаем! Сюзен и Виолетта, самые яркие звезды манильской сцены! Красавицы, я ваш рьяный поклонник! Не пропускаю ни одного представления!
Сюзен и Виолетта снова хихикают.
Какой сюрприз! Какой приятный, посланный богом сюрприз! Входите, красавицы, входите же! Кора, аппарат!
Кора. Что ты затеял?
Пит. Я сказал – достань аппарат.
Кора идет за фотоаппаратом.
Виолетта. Боже, вы хотите снять нас?
Сюзен. Вы из газеты?
Пит. Мы из «Ежедневных воплей» – «Дейли скрим», и мы чадим вас на обложке воскресного приложения.
Сюзен (подозрительно).С чего бы это?
Пит. Потому что вы великие и честные актрисы.
Сюзен. Бросьте шуточки, мистер.
Пит. Вы не хотите, чтобы вас сняли?
Виолетта. Только не сейчас! Мы ужасно выглядим!
Пит. Вы выглядите прекрасно!
Виолетта (хихикает).Честно, мистер, – мы поддавши.
Сюзен. Я – нет. Я чувствую себя великолепно.
Виолетта. Мы встретили пару морячков на улице. Мы сказали, просто сказали: «Не давайте спуску, парни!» И знаете что? Они взяли нас с собой и поили сколько влезет!
Сюзен. Они были очень милы. Настоящие джентльмены.
Тони (подходя к ним, строго).Что вам здесь надо? Виолетта. Привет, Тони.
Сюзен. Мы просто решили посмотреть, как ты живешь.
Тони. О’кей, посмотрели. А теперь выметайтесь отсюда!
Сюзен. Послушай, Тони, ты не смеешь так со мной разговаривать! Мы останемся здесь сколько захотим!
Пит. Ну конечно, оставайтесь! Тони, будь человеком! Мы хотим снять их.
Виолетта. Нет, ты подумай! Он на полном серьезе!
Пит. Уж куда серьезнее. Сюда, красавицы.
Виолетта (хихикая, быстро приводит себя в порядок).Но мы действительно ужасно выглядим! Нечего сказать – хороши будут девушки с обложки!
Сюзен (мрачно).Надеюсь, это не розыгрыш.
Кора. Какое девическое легковерие!
Пит (ставит Сюзен и Виолетту перед Портретом, спиной к зрительному залу).Ну-ка, стойте здесь. Кора, готово?
Кора. Надеюсь, ты соображаешь, что делаешь?
Битой. Пит, ради бога прекрати!
Эдди. Не мешайте ему. Он ставит дона Лоренсо на место.
Пит. Вот именно – среди его коллег, людей искусства. Я покажу ему, как задирать нос. А теперь вот что, красавицы. (Показывает на Портрет.)Видите эту картину?
Виолетта (смотрит наверх).Гм, весьма недурна.
Сюзен. Что там делают эти парни? Играют в чехарду?
Пит. Молодой человек несет старика на спине. Они эвакуируются. Война, понятно?
Виолетта. А где их машина?
Эдди. Ее реквизировали для нужд армии.
Сюзен (все еще смотрит наверх).Какие ужасные глаза!
Пит. У старика?
Сюзен (нервно поправляет бретельку). Яперед ним чувствую себя голой, у меня мурашки идут по коже…
Сюзен и Виолетта смотрят на Портрет.
Пит (отходит назад).Вот так, замерли, красавицы! Нет, нет, не смотрите в объектив – смотрите на картину! Вот так. Кора[давай!
Вспышка.
Вот и все – мило и прилично. Спасибо, красавицы.
Виолетта (подходит к Питу).А вы действительно поместите нас на обложке вашего журнала?
Пит. Безусловно! И с самой фантастической подписью, какую только смогу придумать. Какие-нибудь предложения, Эдди?
Эдди. Как насчет «Портрет одного мертвого художника и двух живых актрис»?
Кора. Пошло.
Пит. Пожалуй. Хотелось бы чего-нибудь похлеще.
Кора. Почему бы не дать что-либо непечатное?
Сюзен (не сходя с места, смотрит на Портрет).Нет, у него действительно страшные глаза!
Виолетта. Как вам это нравится! Ее очаровал этот дедушка. Эй, Сюзен, он тебя не съест!
Сюзен (не отрывая глаз от Портрета).Он совсем как мой отец…
Эдди. Ваш отец, должно быть, человек примечательный.
Сюзен (нетерпеливо). Явовсе не говорю, что они похожи! Но они глядят на меня одинаково…
Эдди. Тогда, должно быть, ваш отец – человек утонченный.
Сюзен. О да, оченьутонченный. Потому-то я и сбежала из дома. Когда я делала что-нибудь не так, он никогда не говорил ни слова. Он только смотрел на меня (кивком показывает на Портрет),как вот этот старик. Черт его побери! У меня мурашки идут по коже!
Пит. Но ведь вы же ничего плохого не делаете?
Сюзен. Нет, не делаю! А если и делаю, какое он имеет право так смотреть на меня? Он же не мой отец!
Эдди. Этого никто и не говорит.
Сюзен (срываясь на визг).Тогда какого черта он так смотрит на меня?!
Тони (подходит).Послушай, Сюзен, ты мертвецки пьяна. А через час у нас спектакль. Шла бы ты домой… (Кладет руку ей на плечо.)
Сюзен. Я, черт побери, пойду домой, только когда сама захочу. И убери руки!
Тони. Что тебя так разбирает?
Сюзен. Какая трогательная забота!
Тони. Я что-то сделал не так?
Сюзен. Где ты был вчера ночью? Куда ты исчез после представления?
Тони. У меня разболелась голова, и я отправился домой.
Сюзен. И не удосужился сказать мне. Ты даже забыл, что у нас свидание.
Тони. Прости, забыл. Но у меня раскалывалась голова…
Сюзен. Не смеши меня!
Тони. Но послушай, Сюзен, через час спектакль. Тебе надо протрезвиться. Виолетта, отведи ее домой и сунь в ванну.
Виолетта. И не подумаю. Мы пришли сюда репетировать. Тони. Что репетировать?
Виолетта (напевает мелодию Эллы Фицджералд, покачивая бедрами).Наш номер новый. Мы должны были отрепетировать его вчера после представления, но нигде не могли тебя найти. Сюзен. Виолетта, у него болела голова. Ха!
Тони (идет к пианино).О’кей, о’кей, давайте репетировать! Виолетта. Надеюсь, вы, парни, не возражаете?
Эдди. Мы в восторге!
Виолетта. Сюзен, давай.
Идут к пианино, где уже сидит Тони, бренча первые такты вступления. Став позади Тони, они начинают напевать мелодию, сопровождая пение соответствующими телодвижениями. Поскольку девицы «под градусом», в исполнении много чувства, но мало мелодичности. Газетчики некоторое время слушают их, потом возобновляют разговор, для чего им теперь приходится повысить голос.
Кора. Ну что, доволен, Пит?
Пит. Я просто в восторге!
Эдди. И я! Да здравствует буги-вуги!
Битой (мрачно).Хоть бы завтра разразилась война!
Кора. Хоть бы она разразилась сегодня!
Пит. Вы только посмотрите, люди! Подумать только! Эта комната, эти кресла, эта классическая картина, эти фотографии на стенах…
Кора. Да они должны упасть со стен!
Пит. Но ведь не падают! Не могут!
Эдди. Они беспомощны! Они мертвы!
Пит. Ура!
Кора (саркастически).А мы живы. Ура! Мы можем творить что угодно!
Битой. Например, исполнять здесь буги-вуги!
Пит. Вот именно! Вы только подумайте: буги-вуги – в этой комнате, в этом доме, в этом храме Прошлого, где обиженные старики собирались, чтобы вспоминать былые дни! Смотрите же! Этим надо наслаждаться по капле!
Битой. Чем? Злостью?
Эдди. А вот тебе и подпись, Пит! «Буги-вуги вторгается в храм Прошлого!»
Кора. И еще какое вторжение! Мы – варвары!
Битой. Нет, мы – Нерон с флейтой!
Входят Кандида и Паула и недоуменно оглядывают комнату. Тони, увлеченный игрой, не замечает их. Сюзен и Виолетта продолжают петь и танцевать.
Пит. А вот и вы, мисс Марасиган и мисс Марасиган!
Кандида и Паула проходят в середину сцены.
Мы просто немеем от восторга перед картиной вашего отца.
Кандида. Что вы сказали?
Пит (кричит).Я говорю: мы восхищаемся картиной вашего отца! Мы ее любим, мы ее обожаем, мы просто в лихорадке! Нельзя ли позаимствовать ее на несколько недель?
Кандида. Что-что?
Битой. Кончай, Пит!
Эдди. Но ведь мы за этим пришли!
Кора. Тогда, черт побери, надо оставить эту затею!
Пит. Прошу всех заткнуться, я сам это улажу.
Кандида. Умоляю! Что вы от нас хотите?
Пит. Мы хотим, чтобы вы одолжили нам эту картину.
Кандида. Что?
Паула. Одолжить вам нашу картину?
Эдди. Для благороднейших целей!
Кандида. И что вы намерены с ней делать?
Пит. Мы готовим художественную выставку. Для сбора пожертвований.
Эдди. Мы из ВСДМ!
Паула. А это что такое?
Пит. Вселенский союз демократически мыслящих. Устраиваем выставку, чтобы собрать средства.
Эдди. Собрать средства на помощь делу демократии во всем мире!
Пит. И нам нужна эта картина, мисс Марасиган!
Эдди. Вы просто обязаны одолжить ее нам!
Паула. Очень жаль, но мы не можем.
Кандида. Это невозможно!
Пит. Всего на несколько недель!
Битой. Ты слышал, что тебе сказали?
Эдди. Но почему невозможно?
Пит. Они вполне могли бы. Просто не хотят!
Кора. Но ведь, в конце концов, картина – их собственность!
Пит. Если это произведение искусства, оно принадлежит народу!
Эдди. Оно принадлежит всему человечеству!
Кандида. Нет, нет и нет! Картина принадлежит нам! Она никогда не покинет наш дом!
Пит (громогласно).Мисс Марасиган, ваш отец сражался за свободу, он сражался за демократию. Сейчас он стар, уже не борец, и потому будет только справедливо и честно, если его заменит картина – в битве за свободу, в битве за демократию в этот тревожный час, когда свобода и демократия во всем мире под угрозой! Он и сам бы захотел того же! Мисс Марасиган, это просто ваша обязанность – одолжить нам картину для Великого Дела! Вы обязаны помочь борьбе за сохранение нынешнего образа жизни! Жизни счастливой, мирной и достойной человека!
Сюзен и Виолетта дошли до апогея своего номера и теперь орут во всю глотку. Равно и Пит.
Вдумайтесь, мисс Марасиган, вы только вдумайтесь, что сейчас происходит в мире! Молодые люди умирают тысячами! Женщин и детей разрывает в куски! Бомбы стирают с лица земли целые города! Смерть, голод, убийства, эпидемии – и охваченные безумной жаждой власти диктаторы купаются в крови человечества! Теперь не время думать о себе! Тут нет места для личных чувств! Это касается всех, Мы все в опасности! Колокол звонит по человечеству! И ваш долг – отправить эту картину сражаться! Ваш долг – помочь Великому Делу вашего отца! Ваш долг —…
Кандида (прижимает ладони к ушам и визжит).Прекратите, прекратите, прекратите!
Группа у пианино смолкает. Наступает тишина.
(Приходит в себя.) Я…прошу простить. Пожалуйста, простите меня.
Виолетта. Нет, ты подумай! Да они в истерике! С чего бы? Вам не нравится, как мы поем?
Тони (встает).О’кей, красавицы, а теперь – марш домой.
Сюзен. Нет, погоди! Что мы такого сделали?
Тони. Я сказал: марш домой!
Виолетта. Но почему? А, это твои квартирные хозяйки, Тони? Так почему бы тебе не представить нас.
Сюзен (уперев руку в бок, идет вперед мелкими шажками).Он стыдится нас, Виолетта. Он считает, что мы ведем себя не очень пристойно. Он думает, что мы пьяны.
Тони (бежит за ней, хватает за руку). Ясказал вам, убирайтесь отсюда!
Сюзен (вырывает руку). Яуйду, когда сочту нужным, черт побери! Я имею право быть здесь, как и всякий другой! Ты думаешь, я не знаю, что это за дом? Дорогуша, я это выяснила вчера! Я видела тебя и эту женщину из Шанхая…
Тони (повышает голос).Заткнись! Заткнись, или, видит бог, я…
Сюзен (отпрянув).Да, видела! Я тебя видела вчера! Я видела, как ты привел сюда эту женщину! (Поворачивается к сестрам.)Так какой дом вы здесь содержите? (Поворачивается к Портрету.)Какой дом вы здесь содержите?
Тони (хватает ее за руку и тащит).Нет, ты уберешься сейчас же, даже если мне придется вышвырнуть тебя вон!
Сюзен (визжит и борется).Отпусти меня! Отпусти! От… Ай!
Тони сильно бьет ее по лицу. Она сжимается, закрывает лицо рукой.
Тони. Вон отсюда! Вон отсюда!
Виолетта (обнимает плачущую Сюзен).О’кей, босс, можешь не засучивать рукава! Мы уходим. Идем, Сюзен. (Ведет плачущую Сюзен к лестнице, останавливается и оглядывается.)Ударить женщину, да еще пьяную – фу!
Тони ждет, пока они спускаются по лестнице, потом уходит к себе в комнату, хлопнув дверью.
Битой. Ребята, я думаю, нам лучше уйти.
Пит. Мисс Марасиган, так как насчет…
Кандида (спокойно).Это совершенно невозможно. Мы не можем одолжить вам картину. Извините.
Пит. Ну что ж… (Пожимает плечами.)Что ж, все равно спасибо. И спасибо за то, что позволили нам прийти. До свидания.
Общее «Спасибо» и «До свидания». Все идут к лестнице. Кандида и Паула провожают их. Пит, Эдди и Кора уходят. Битой задерживается.
Кандида. Битой, ты ведь говорил, что твои друзья придут только смотреть картину.
Паула. Ты ничего не сказал о том, что они хотят одолжить ее.
Битой. Приношу свои извинения.
Кандида. Картина им действительно понравилась?
Битой. Нет, не похоже.
Кандида. Именно так мы и подумали. Она еще никому не нравилась.
Битой (смотрит на Портрет).Кроме меня.
Паула. Но ведь ты старый друг. Прочие не столь любезны. Прочие говорят, что картина великолепна, но их не увлекает.
Битой. С какой стати? Искусство не магия. Его цель не, увлекать, а отрезвлять.
Паула. Боже!
Кандида. Громко сказано!
Битой. Я могу еще прийти?
Паула (улыбается).Тебе нравится, когда тебя отрезвляют?
Битой. Нет, но мне это нужно.
Кандида. Приходи, когда захочешь, Битой. Мы всегда дома. Битой. Спасибо, в таком случае – до следующего свидания. Кандида и Паула (вместе).До свидания, Битой.
Битой уходит. Паула и Кандида возвращаются и расставляют кресла и стол возле софы. Сгущаются сумерки. С этого момента свет слабеет.
Паула (передвигая мебель).Так что будем делать, Кандида? Кандида. Ты о чем?
Паула (кивает на дверь Тони).О нем.
Кандида. Будем просить его оставить наш дом.
Паула. Да, конечно.
Кандида. Привести сюда женщину…
Паула. Да еще лгать!
Кандида. О, мы были слишком снисходительны!
Паула. Да, но нам нужны были деньги.
Кандида. Пусть забирает свои деньги и убирается куда угодно. И немедленно! Он сейчас же должен покинуть наш дом!
Тони выходит из комнаты в пиджаке и шляпе. Сейчас он задумчив и выглядит менее решительным. Сестры замирают, их лица принимают самое холодное выражение.
(Стучит по столу.)Мистер Хавиер, будьте любезны подойти сюда. Нам нужно сказать вам кое-что.
Тони (подходит, виновато прикладывая пальцы к шляпе).Да, я понимаю. Мне тоже нужно сказать вам кое-что.
Кандида. Вы не можете сказать ничего такого, что представляло бы для нас интерес!
Тони. Послушайте, если человек попросит помочь ему спасти душу, вы откажете?
Кандида. Какая чепуха!
Паула. С какой стати кто-то будет просить нас помочь спасти чью-то душу?
Кандида. Кто мы такие – господь бог?
Тони. Вы обе очень добры.
Кандида. Довольно с нас вашей лести, мистер Хавиер… Паула. С нас обеих!
Кандида. И вашей лжи!
Тони. Так вы отказываетесь?
Паула. Мы отказываемся от вашей лести и вашей нескончаемой лжи!
Тони. Но послушайте, я вовсе не льщу вам и не обманываю вас! Пожалуйста, поверьте мне! Этот дом – мое спасение! Это единственное место в мире, где мне хочется быть добродетельным, где я пытался стать добродетельным. Да, вы улыбаетесь, вы мне не верите. О, я это заслужил! Я знаю, что я плохой, знаю, что безнравственный, но ведь в этом-то и дело! Я знаю, каков я. Разве это не начало спасения?
Кандида. Так вы признаете свою безнравственность?
Тони. И стыжусь ее.
Паула. Тогда почему же вы не остановитесь? Почему вы продолжаете творить зло?
Тони (пожимая плечами).Укоренившаяся привычка.
Паула. И вы творите его здесь, в доме, который вы называете вашим спасением!
Тони. Иногда я чувствую такое отвращение!
Кандида. К этому дому?
Тони. К самому себе.
Паула. Вы чувствуете отвращение к самому себе – и оскверняете наш дом!
Тони. Да… Помните, как я пришел сюда в первый раз? О, тогда я был в положении хуже некуда! Только что потерял работу, в придачу меня вышвырнули из ночлежки, где я обитал. За драку. И пришел сюда. Увидел объявление на двери и решил, что здесь еще одна обычная для Интрамуроса ночлежка. Но когда поднимался по лестнице, вдруг почувствовал, что наконец-то возвращаюсь домой. Здесь было так чисто, так покойно. Это дом, которого у меня никогда не было, которого никто не мог мне дать. Да, я был пьян, пил целую неделю – и мне было так стыдно стоять здесь в нечищеных туфлях, в грязной одежде. А вы знаете, что я сделал? Плюнул на пол! Ну как, понимаете?
Кандида (холодно).Нет.
Тони. Ну конечно, нет! Как вы можете понять? Вы родились в этом доме, выросли в этом доме! А знаете, где родился я? Знаете, где я рос? Так слушайте же: когда вы в чистеньких платьицах ходили в школу при монастыре, я бродил по улицам – мальчишка в тряпье, вечно грязный, вечно голодный. И знаете, где я добывал себе пропитание? В помойных ящиках!
Паула (падает в кресло).Не может быть!
Тони. Может! А вы знаете, что это такое – ребенком просить подаяние на улице? Знаете, как себя чувствуешь, когда эта скотина, ваш же отец, гонит на улицу побираться? Можете вы представить себе такое детство?
Кандида (тоже опускается на софу).Мы знаем – у вас была трудная жизнь…
Тони. Ничего вы не знаете! (Нахмурившись, задумывается. Потом задумчивость сменяется деланной улыбкой.)Но нет, я ни о чем не плачу! Я никогда не плачу! Да и не так уж мне было трудно! Я всегда был силен и вынослив, я умен и быстро все усваиваю. Кроме того, я, если хотите, недурен собой, у меня есть обаяние. Слегка, черт побери, отдает тщеславием, но это правда! Я еще мальчишкой умел очаровывать. Меня всегда выделяли, мне многое прощали. В том числе и вовсе не плохие люди, люди из общества. И уж если быть честным до конца, то должен признать: когда они узнавали меня поближе, то тут же бросали меня, словно я был раскаленный камень у них в руках! Ну и черт с ними – всегда ведь находился кто-нибудь другой и привечал меня. Я неотразим! Все, что мне нужно, это улыбнуться и выглядеть пожалостнее: знаете, очень молод, очень смел, но в беде. На это все клюют. Да, я пользовался своим обаянием кое-чего достиг, и даже немалого! Мне еще не было двадцати, а я уже побывал в Америке.
Паула (восхищенно).В Америке!
Тони (раздувая грудь).Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Чикаго, Новый Орлеан, Мехико, Гавана и Нью-Йорк!
Паула. Просто изумительно!
Кандида (тоже под впечатлением).Как вам это удалось?
Тони. О, стареющая американская чета приметила меня и взяла с собой. Они по мне с ума сходили. Говорили, что похож на пророка Самуила во младенчестве.
Кандида. Это было славное время?
Тони. Еще бы! Лучшая пора моей жизни. А потом они меня бросили. И пришлось мне, видит бог, вкалывать. Но это ерунда. Это было продолжением обучения. Я занимался самообразованием – и вечно убегал из дома. Я всю жизнь бежал из своего дома, бежал как можно дальше. Но даже Америка была недостаточно далеко. (Задумчиво оглядывает комнату.)Нет, кроме шуток, дальше всего от моего детства – этот дом. Этот дом и пианино, хоть какое-нибудь пианино… (Задумчивость опять сменяется бравадой.)Но, конечно, вы, милые леди, всегда можете сказать, что я так и не ушел из дома. По-вашему, я все еще уголовник, все еще отребье, я все еще в трущобах Тондо! (Резко поворачивается к Портрету.)Видите, как смотрит на меня ваш отец! И еще удивляетесь, почему я вытворяю такие штуки!
Кандида. Назло нам?
Тони. Назло этому дому и всему, что в нем!
Кандида. При том, что этот дом – ваше спасение!
Паула. Так вы его любите или ненавидите? У вас каждую минуту что-то новое. Как мы можем знать, когда вам верить? Как мы можем знать, когда вы серьезны, а когда нет?
Тони (вдруг снова улыбается).Как? Да я и сам этого не знаю!
Кандида. Паула, это все то же самое. Он просто смеется над нами.
Тони. О нет, честное слово, нет!
Кандида. А вы серьезно просили нас спасти вашу душу?
Тони (хлопает себя по лбу).Боже правый, я просил об этом?
Сестры беспомощно улыбаются.
Паула. Конечно, просили!
Тони (склоняет голову).И вы согласны?
Кандида. Вы это серьезно?
Тони (поднимает руки).Может быть, да, а может, и нет. К черту! Разве это имеет какое-нибудь значение? Слушайте, вы лучше скажите мне, какой ответ вас устроит, ну я и отвечу как надо.
Кандида. Это и есть ваша искренность?
Тони. Я бедняк и не могу позволить себе роскошь быть искренним. Мне приходится приноравливаться к тем, кто выше меня. Это я усвоил в первую очередь, и теперь здесь меня не собьешь. Впрочем, это нетрудно. Меня ничто не трогает так уж глубоко, чтобы я плакал. И я готов менять настроение, готов менять убеждения, если это идет мне на пользу, если дает мне то, чего я добиваюсь. Вот моя искренность! Итак, скажите: вы хотите, чтобы я был серьезен или чтобы я дурачился?
Кандида. Нет, вы просто невозможны!
Тони. Значит, вы не спасете мою душу?
Кандида. Слишком поздно.
Тони (смотрит на часы).О боже, ну конечно! Я опаздываю на спектакль! Мне надо бежать! (Нахлобучивает шляпу и бежитк лестнице. Неожиданно останавливается и поворачивается.)Да, совсем забыл: вы, милые леди, хотели что-то сказать мне. (Пожимает плечами, на лице его теперь выражение смирения.)Что ж, можете сказать это сейчас.
Сестры смотрят на него, затем переглядываются и опускают глаза.
Пауза.
Кандида (поднимает голову, но на Тони не смотрит).Мы просто хотели сказать, мистер Хавиер… что не можем принимать во внимание свидетельства лиц, находящихся в состоянии опьянения.
Тони (сурово).Понимаю. (Помолчав.)И это все?
Кандида (смотрит на него).Все, мистер Хавиер.
Паула. Всего доброго, мистер Хавиер.
Тони (улыбается и приподнимает шляпу).Всего доброго, милые леди. Всего доброго, дорогие леди. Всего доброго, всего доброго! (Нахлобучивает шляпу и сбегает вниз по лестнице.)
Сестры разражаются хохотом.
Паула. Он забавен, разве нет?
Кандида. Было бы несправедливо требовать от него съехать на основании такого сомнительного свидетельства.
Паула. И кроме того, нам нужны деньги.
Кандида (встает).О деньги, деньги, деньги! Надо действовать, Паула, действовать немедленно. И я точно знаю, как надо действовать. (Берет газету.)
Паула. У тебя новые планы?
Кандида. Да. Послушай-ка. «Пятьдесят сентаво за каждую пойманную крысу». Интересно, где это Бюро здравоохранения и науки? Я пойду к ним и предложу свои услуги. И еще, Паула…
Паула. Да?
Кандида. Ты будешь давать уроки.
Паула (в ужасе).Уроки!
Кандида. Уроки игры на пианино, уроки испанского языка. Повесим объявление.
Паула (встает).Нет, нет!
Кандида. Паула, запомни – мы должны быть смелыми, должны принимать мир, как он есть. Видела эту женщину из газеты? А ведь она моложе нас. Мы тоже можем делать деньги. Только так можно спасти этот дом, Паула. Мы должны показать Маноло и Пепанг, что сами в состоянии содержать себя, что нам не нужны их деньги.
Паула. Но уроки кому? Девицам?
Кандида. Уроки игры на пианино для девиц, а испанского – для мужчин. Но не всяких. Сейчас так много студентов хотят выучить язык. А у мужчин, знаешь ли, больше денег.
Паула. Они будут смеяться надо мной…
Кандида. Чепуха! Будь смелее! Выпей немного вина, прежде чем выйти к ним. Говори громко. А если они себе позволят слишком многое, зови полицейского. Можно устроить, чтобы первые дни полицейский был поблизости.
Паула. А тебя здесь не будет, Кандида?
Кандида. Я пойду работать в это… (смотрит в газету)в Бюро здравоохранения и науки. Если они готовы платить за крысу по пятьдесят сентаво, то представляю, как обрадуются человеку, способному наловить сколько угодно крыс! Ты ведь знаешь, как хорошо я это делаю. Нет, Паула, ты только представь: платят за дело, которое тебе нравится! Я думаю, они изумятся такому специалисту, изумятся и продлят контракт. Мне поручат очистить от крыс весь город. Но я сама вряд ли уже буду ловить их. Я стану кем-то вроде директора – с кабинетом, картой города, штатом сотрудников…
Паула (хихикает).И все будут называть тебя госпожа Марасиган!
Кандида. И я всех заставлю носить форму. (Задумывается.)Хотя, если мне самой захочется половить… но только, конечно, в самых сложных случаях…
Паула. И сколько ты будешь зарабатывать?
Кандида. Надо посоветоваться с Маноло, какое жалованье запросить. Да у правительства денег море бездонное!
Паула. Да, действительно. Загляни в любую газету – они то и дело пишут о людях, наживших миллионы.
Кандида. Я все обдумала. Мы достанем денег, Паула, достанем. И мы докажем Маноло и Пепанг, что своими силами можем содержать этот дом!
Паула (восторженно).И они не выживут нас отсюда! Нам нечего будет бояться! (Садится в кресло-качалку.)
Кандида (сев за пианино).И мы останемся здесь до самой смерти! Ты, я и папа. Да – и папа! Он поправится, он выйдет из своей комнаты, мы снова будем счастливы. Все трое. И все будет как в старое доброе время… (Начинает потихоньку наигрывать вальс из «Веселой вдовы».)
Паула (откидывается в кресле-качалке и покачивается в такт музыке).Старое доброе время… Да, как счастливы мы были – ты, я и папа… По утрам вместе ходили в церковь, втроем. А потом, после завтрака, ты шла на рынок, я оставалась убрать в доме, а папа читал газеты. А когда ты возвращалась с рынка, мы спускались в патио, принимали солнечные ванны. Папа в кресле-качалке курил трубку, мы с тобой прохаживались вокруг фонтана, взявшись за руки, читали стихи или пели, вокруг вились голуби… Папа засыпал в кресле, а мы поднимались наверх, готовили обед. А после обеда сиеста, а после сиесты – мериенда. Потом папа выходил на вечернюю прогулку, мы стирали и гладили. После ужина – молитва, а потом мы играли для папы на пианино, или он читал нам Кальдерона. А если нас кто-либо навещал, садились за карты. Помнишь, мы так увлекались игрой, что засиживались далеко за полночь! И ты совершенно бессовестно жульничала, Кандида, и какой поднимался шум, когда ты играла против папы! (Все еще сидит, улыбаясь. Потом поднимается и, напевая вальс, начинает кружиться по комнате, придерживая юбки. Когда музыка умолкает, медленно опускается на пол.)
Наступает тишина. Кандида сидит за пианино, подняв лицо. Паула, сложив руки, тоже улыбается. В комнате сумрачно, но не темно – фигуры сестер, мебель, оконные двери вполне различимы.
Кандида. Сможем ли мы вернуть эти дни?
Паула (погружена в задумчивость).А?
Кандида. Паула, проснись!
Паула. Какие дни?
Кандида. Те минувшие дни, до того… до того, как с папой случилось несчастье, до того, как он написал эту картину.
Паула. О Кандида, мы были счастливы тогда, хотя не подозревали об этом. И мы разрушили наше счастье… Кандида, зачем мы это сделали?
Кандида. Замолчи, Паула, замолчи! Что сделано, то сделано. Поди включи свет.
Паула (встает и идет к выключателю, который находится в левом углу у «четвертой стены»).Зачем мы это сделали! Зачем с папой произошло несчастье! Зачем он только написал эту картину!
Кандида. Все беды пройдут, Паула. Мы снова будем счастливы. Все, что нам нужно, – это деньги. Деньги и спокойная жизнь. Мы опять будем жить в мире, все трое… Папа простит нас. И мы снова будем вместе, мы будем счастливы вместе, все трое…
Паула (тревожным голосом).Кандида, света нет!
Кандида (оглядывается).Что? Попробуй еще!
Паула. Я уже десять раз повернула выключатель! Нет света!
Кандида (быстро поднимается).Попробуй выключатель на лестнице, а я – в коридоре.
Паула идет к лестнице.
(Скрывается за дверью направо и тут же появляется вновь. Смотрит через комнату на Паулу.)На лестнице не горит?
Паула. Нет! А как в коридоре?
Кандида. Тоже нет. И в папиной комнате темно.
Паула. О Кандида, они отключили свет!
Кандида. Ш-ш-ш!
Сестры идут друг к другу и встречаются посередине сцены.
Паула (шепотом).Позвонить в компанию?
Кандида. Бесполезно…
Паула. Тогда позвони Маноло, позвони Пепанг! Скажем им, что произошло! Они немедленно должны прислать нам денег! Как они могут так обращаться с нами! Как они могут позволить подвергать нас такому ужасному, просто ужасному унижению!
Кандида (с горечью).А как я позвоню им, Паула? Спущусь вниз и попрошу позвонить из аптеки на углу?
Паула. Но ведь мы всегда пользовались их телефоном…
Кандида. Но как, как я могу сейчас выйти из дома! Подумай сама, Паула, – вся улица уже знает, что у нас нет света, что компания отключила электричество!
Паула (с нарастающим ужасом).О Кандида! О Кандида!
Дрожа, они смотрят на открытую дверь балкона.
Кандида. Иди затвори окна.
Паула (содрогается).О нет, нет! Они меня увидят! Соседи, Кандида, уже наверняка собрались у окон, они смотрят на наш дом, показывают пальцами. Единственный дом на всей улице, где нет света! О Кандида, они все у окон – показывают пальцами, смеются и злословят!
Кандида. Да. Могу себе представить, как они сейчас рады. Они давно этого ждали! Да, они все сейчас собрались у окон, смотрят и говорят: «Взгляните! Взгляните! Полюбуйтесь на этих старых дев, этих двух гордых сеньор, столь утонченных, с безупречными манерами, они всегда так высоко держат голову, а теперь – смотрите! – даже не могут заплатить за свет!»
Паула (закрывает лицо).О, это ужасно, ужасно! Как мы покажемся на улице?
Кандида. Надо закрыть окна.
Паула. Нет, Кандида, нет! Они нас увидят!
Кандида. Может быть, еще никто не заметил, что у нас нет света… (На цыпочках осторожно идет к балкону, стараясь быть не замеченной снаружи. Закрывает окна. На улице что-то привлекает ее внимание, она всматривается. Затем смело выходит на балкон, смотрит направо и налево. Весело поворачивается и входит в комнату.)Паула, света нет нигде!
Паула. Нигде?
Кандида (с явным облегчением).Темно во всех домах! Во всех, всех!
Паула. Но что случилось?
Кандида. Иди, посмотри сама! Весь город в темноте!
Паула (подходит к балкону).Ну да, конечно! Нигде нет света! (Молитвенно складывает руки.) Омилосердный, милосердный боже!
Кандида (идет к середине сцены и вдруг разражается хохотом).Ну что мы за дуры! Что за невежественные дуры!
Паула (идет за нею).Но что случилось?
Кандида (неудержимо хохочет).Ничего не случилось! Абсолютно ничего! О Паула, Паула, нам следует внимательнее читать газеты! Это же было в газетах! Ты не помнишь? Сегодня, Паула, ночь затемнения – учебного затемнения! Свет выключен везде!
Паула. Почему?
Кандида. Они готовятся. Готовятся к войне!
Паула (облегченно вздыхает).Только-то?
Кандида (истерично смеется).А мы-то подумали… О Паула, а мы-то Подумали… Мы думали, что только у нас выключили свет!
Паула. Слава богу, слава богу, слава богу!
Кандида. И как же мы перепугались, Паула! Мы чуть ли не дрожали!
Паула (тоже смеется).И боялись закрыть окна! Боялись выйти на улицу!
Кандида (задыхается от смеха). Амы-то… мы боялись, что никогда… никогда не осмелимся показаться… на улице! О Паула, как это смешно! И как мы смешны! (Снова заходится в приступе смеха, который неожиданно заканчивается рыданиями. Закрывает лицо руками.)
Паула (в тревоге подходит к ней).Кандида! Кандида! Кандида (содрогаясь от рыданий). Ябольше не могу этого вынести! Я больше не могу!