Текст книги "Вельяминовы. Начало пути. Книга 2"
Автор книги: Нелли Шульман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 64 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
Эпилог
Устье реки Вагай, 6 августа 1585 года
– Сука Кучум, – пробормотал Ермак, опираясь на локоть, отхлебнув водки из фляги. «Чую – он где-то рядом отирается, да и татары тако же говорят».
– А смотрите-ка, Ермак Тимофеевич, – сказал кто-то из дружинников с той стороны костра, – татары-то все больше под нашу руку приходят, видно – не нравится им хан.
– Перезимуем, – атаман отхлебнул еще, – с Москвы народ потянется, уже и вторую крепостцу надо будет ставить, на Тоболе, там, где он в Иртыш впадает, в сем месте, что выбрали мы. А оттуда, парни – дорога на восход лежит, по ней и пойдем. Земли в Сибири много, людей хватит.
– Так, атаман, – раздался звонкий, юный голос, – затем и венчаемся, чтобы у нас еще дети народились!
Дружинники расхохотались и начали укладываться. Ермак обошел костры, посмотрев – все ли в порядке, и присел на песчаном берегу быстрого, узкого Вагая. Иртыш отсюда казался огромным, медленным, на самой его середине слегка покачивались струги.
– Все ли ладно? – приставив ладони ко рту, закричал Ермак.
С палубы кто-то помахал туда-сюда фонарем, с горящей в нем свечой.
– Ну и славно, – атаман наклонился и зачерпнул ладонью речной воды. «Все равно у нас на Туре слаще, – усмехнулся он, – вон оно как, дома и вода вкуснее. Дома, да. Вон, у Волка теперь как в избе – пылинки нет, все чисто, как ни зайдешь – из печи непременно чем-то вкусным тянет, и Федосья – и не присядет, все его обихаживает. А он молодец, крыльцо поправил, полы перестелил, баню срубил, зимой хорошо попариться-то будет. Должно быть, следующим годом и дитя у них народится уже».
Ермак устроился на берегу, покрытом еще летней, мягкой травой, и закинул руки за голову.
«К вечеру-то холодает уже, Успение скоро, а там и осень. Надо будет, как вернусь, Федосье сказать, чтобы матери отписала – все ж зять у Марфы теперь новый».
Он погладил бороду и задумался. «Говорила она вроде, что отцу своему весть с остяками послала, как приедет Тайбохтой с Волком знакомиться, надо будет с ним посидеть, поговорить. А то ведь я тоже человек, тоже тепла хочется. Девка молодая не пойдет за меня, все же шестой десяток мне уже, а вдова с детками – отчего бы и нет? А мне все равно – мои, не мои, какая разница? Может, Тайбохтой знает кого, посоветует».
Он улыбнулся, и, уже возвращаясь к дружине, тихо сказал, сам себе: «Так и сделаю».
Маленький конный отряд подъехал к Вагаю уже на излете ночи, когда бледная луна почти спряталась за облаками. Копыта у коней были обмотаны тряпками, и, остановив всадников в распадке между холмами, предводитель сказал: «Вон они, костры видите?».
– Спят все, – тихо ответил кто-то из татар. «Однако вон, на реке струги у них, хан».
– Далеко, – Кучум всмотрелся. «Даже если он на стругах воинов оставил, пока они челны спустят, пока доплывут, – мы уже всех перережем и уйдем. Иртыш холодный уже, да и течение тут сильное – не будут они туда без лодок лезть. Все, к бою, – он махнул рукой.
Ермак проснулся от свиста, и сначала, еще не открыв глаз, подумал: «Откуда птица? Тут же ни одного дерева нет». Потом он услышал чей-то хрип и, вскочив, достав саблю, потянулся за пищалью.
Несколько дружинников бежали в степь, к коням. Ермак несколько раз выстрелил – в темноту, на звук криков татар, и велел: «Всем к реке! Плывите к стругам, туда стрелы не долетят!».
Уже почувствовав холод воды, он вздрогнул и, застонав, схватился за шею – стрела вонзилась в незащищенное доспехами место, и атаман, выдернув наконечник, почувствовал на своих пальцах горячую, быструю кровь.
Татары стали стрелять по головам плывущих людей. Атаман еще нашел в себе силы приказать: «Ныряйте!»
Он и сам, набрав воздуха, ушел под воду Иртыша, и вдруг подумал: «Надо же, и вправду, рассвет ведь уже начинается, какая прозрачная-то она, будто глаза Марфы».
Ермак попытался стянуть тяжелые, подаренные царем доспехи, но кровь из раны лилась все сильнее, толчками. «Не доплыву, – сказал он себе. «Слишком стар я. Пусть они дальше идут, Волк, Гриша, другие. Главное, чтобы миром, чтобы вместе жили».
Толща реки, пронизанная первыми лучами восходящего солнца, заиграла зеленью, и Ермак вспомнил, как смотрела на него Марфа, тогда, ранним утром в Чердыни. «Ну вот, – он, устав бороться, вдохнул ледяную, стылую воду. «Видишь, как оно получилось, Марфа. Прощай».
Струги качнуло легким, внезапным ветерком, тучи совсем развеялись, и на востоке, оторвавшись от холма, в светлеющее небо ушел, распуская крылья, мощный, красивый беркут.
Часть пятая
Южная Атлантика, сентябрь 1585 года
Дитя, как всегда, проснулось первым. Оно вдохнуло знакомые запахи – молоко, что-то свежее, что щекотало ноздри, – приятно, и что-то теплое – тоже приятное. Дитя вытащило из пеленок пухлые ручки и, повертев ими у себя перед носом, сказало: «У». Дитя подождало, однако они не подходили. «У!», – смеясь, громче, произнесло дитя.
Оно лежало в привешенной к потолку каюты колыбели из старого паруса. Корабль чуть раскачивался. Дитя, за полгода жизни, не знало ничего, кроме этого постоянного движения, – то бурного, то, как сейчас, спокойного. Оно засунуло палец в рот, и стало его жевать. Там недавно появилось что-то твердое, и ребенку хотелось это, твердое, опробовать.
Лучше всего для этого подходили пальцы большого взрослого – они были жесткие, не такие, как пальцы маленького. У маленького, зато была вкусная еда – много, и дитя, было, подумало, что надо бы ее попросить. Но потом, завороженное игрой солнечных зайчиков на потолке, дитя забыло об этом, и, улыбаясь алым ротиком, опять сказало: «У!» – теперь уже, как думало дитя, совсем громко. Ему хотелось, чтобы кто-то из взрослых это увидел – так было красиво.
Степан зевнул, и осторожно, поцеловав спящую у него на плече жену, поднялся. Эстер пробормотала что-то, и, перевернувшись на бок, уткнула коротко стриженую, кудрявую голову в сгиб смуглой руки. Он не выдержал и еще раз поцеловал пахнущую апельсином шею – сзади.
Дитя увидело взрослого, и, заулыбавшись, протянуло к нему ручки. Он был очень большой, теплый, и пахло от него как раз одновременно – свежим и щекочущим нос.
Ворон оглянулся на спящую жену и сказал, почти шепотом: «А кто моя девочка? Кто моя красавица? Ну, иди сюда!».
Он аккуратно взял Мирьям из колыбели и, нежно устроив ее на руках, посмотрел в хитрые, карие, обрамленные длинными, черными ресницами глаза. Она была вся толстенькая, беленькая, с темными, вьющимися волосами, и пахло от нее – молоком и счастьем.
Дочь уцепилась обеими руками за короткую, с легкой сединой бороду отца и дернула – сильно. «Ну, не шали, – пожурил ее Степан и поднес к открытым ставням. «Видишь, – сказал он, весна, море, какое тихое. Красиво, да?».
Девочка вдохнула прохладный, соленый ветерок с юга и опять улыбнулась. Степан, чуть покачивая ее на руках, посмотрел на еще сероватое, утреннее, спокойное море, и вспомнил, как они шли с Уолтером по берегу залива на Санта-Ане.
– Ну, поздравляю, – Степан похлопал своего бывшего первого помощника по плечу, – теперь и ты у нас стал рыцарем. Сначала я, потом Фрэнсис, а сейчас и до тебя очередь дошла. Но ты не думай, поживешь, дома пару лет, в парламенте посидишь – а потом опять сюда потянет, Уолтер.
– Если бы не ты, Ворон, – Рэли наклонился, и запустил в море плоский камешек, – вряд ли я был жив сейчас, а что уж там про титул говорить. А ты ведь совсем молодым его получил?
– Тридцати лет, – хмыкнул Степан. «Совсем юнцом».
– Может, и ты в Англию? – испытующе посмотрел на него Рэли. «Раз уж ты ушел в отставку.
И в парламент тебя выберут, народ тебя знает, вон – в любую таверну зайди, песни поют о Вороне».
Степан рассмеялся и тоже запустил камешек. «Дальше, чем ты, – он поднял бровь. «Ну, какой из меня член парламента, дорогой мистер Рэли, я там в первый же день за шпагой потянусь, или кулаком все буду решать. Да и к тому же, не хочу я, чтобы мою жену за ее же спиной шлюхой называли».
– Да, – Рэли подумал. «А если я тебе сделаю предложение, от которого ты не сможешь отказаться?».
– И я не отказался, – Степан пощекотал дочь. «Да, вот так, Мирьям – а ты думала, почему тут вокруг океан? Ты же ведь и суши никогда не видела, девчурка моя, вот уж кто истинный моряк – на корабле родилась, прямо тут, в этой каюте».
Тогда, в октябре прошлого года, он сказал Рэли: «Хорошо. Но я не хочу нанимать всякую шваль в Порт-Рояле – собери тех, кто сейчас здесь, в море, пусть спросят на кораблях – кто хочет со мной пойти? Дело долгое, может быть опасным, а много народа мне не надо – человек пятнадцать, не более, да на барк больше и не поместится».
Уолтер посмотрел на спокойно покачивающуюся у причала «Звезду» и осторожно спросил:
«Ты уверен, Стивен? Может быть, лучше все-таки взять большой корабль?».
– Такой барк я буду ждать полгода, пока его приведут сюда из Плимута, – ядовито ответил Ворон. «К тому времени в тех краях может появиться, кто угодно – голландцы, испанцы, португальцы. А я хочу, чтобы новый континент был английским владением. Думаю, Ее Величество тоже».
– И к тому же, – добавил Степан, – я знаю, как «Звезда» ведет себя на воде. Она очень быстроходная, а днище я укреплю, не бойся.
– Ты же понимаешь, – усмехнулся Рэли, – что люди будут драться за честь пойти с тобой в экспедицию, Ворон?
– Значит, возьму лучших людей, – ответил ему Степан и взглянул на дом. «О, Эстер рукой машет. Обед готов, давай подниматься. Ты такой рыбы, как она делает, нигде не попробуешь».
Через два дня Эстер зашла к нему в кабинет, – Степан даже не успел свернуть карту окрестностей пролива Всех Святых, и сделал вид, что она просто так лежит на столе.
– Куда? – ехидно спросила жена, глядя на него снизу вверх.
– Неподалеку, – хмуро ответил Ворон, пытаясь посадить ее на колени. «И ненадолго».
– Не мне ли краем уха послышалось имя «Гийом», когда я убирала со стола, а вы уже курили свои трубки у камина? – не давшись ему, спросила Эстер. «Потому что я знаю только одного Гийома, и знаю, о чем он писал в своем дневнике – ты мне сам рассказывал, Ворон».
– Ты запомнила? – удивился он.
– Хороша бы я была жена, если бы не запоминала то, что мне говорит муж, – сварливо ответила девушка. «Ледяной Континент открыть хочешь?».
– Если получится, – вздохнув, ответил Степан.
– Ну, правильно, – жена вдруг улыбнулась, – ты же из тех, кто всегда идет дальше, чем другие, Ворон».
Он даже покраснел.
– А ведь я не хотел твою маму брать сюда, – пожаловался Степан дочери. «Но не нашелся еще тот человек, чтобы ее переупрямил, красавица моя. Ты, как вырастешь, такая же будешь, да? – он поцеловал девочку в теплый лобик, и та сказала «У!».
– Угу, – Степан потерся носом о щечку девочки.
– Что ж ты раньше не говорила? – он погладил по животу жену, что сидела у него на коленях, и слушала про зимние ветра в проливе Всех Святых. «Шестой месяц уже, а ты молчишь. А я и не замечаю».
– Ну, – Эстер замялась, – ты же знаешь, что у меня раньше было. Я боялась – вдруг что случится.
– Ничего не случится, – твердо, уверенно ответил ей муж и зарылся в ее мягкие кудри. «Все будет хорошо, любовь моя».
– Надо будет волосы остричь, – небрежно сказала жена, – ну, перед экспедицией.
– Даже и не думай, – Степан похолодел.
Конечно, Эстер была на борту, когда «Звезда» отплыла от Санта-Аны – со своими инструментами, за которыми она ездила в Порт-Рояль, со снадобьями и травами, аккуратно разложенными по рундукам, что стояли в лазарете.
– А что, – рассудительно сказала она тем вечером, уже в постели, – оставлять меня тут нельзя, приедет акушерка из Порт-Рояля, и сразу слухи пойдут, а если отправлять в Англию – тоже опасно, мало ли, на испанцев нарвемся. Так что у тебя нет другого выхода, Ворон.
– А как же? – он обнял жену и сомкнул руки у нее на животе.
– Я в Лиме два десятка родов приняла, – рассмеялась она. «Ты справишься, Ворон».
Он и вправду справился – где-то в открытом море, когда «Звезда» миновала Рио-де-Жанейро.
– И вовсе было нетрудно, – сказал он дочке. «Я и в следующем году могу это повторить».
– У! – ответила Мирьям, все еще глядя на море.
– Братика хочешь, или сестричку? – поинтересовался Ворон.
– Сначала пусть эта поест, – раздался сонный голос Эстер. «Неси сюда нашу обжору».
Он пристроился рядом с женой, благоговейно наблюдая за тем, как сосет дочь. Эстер внезапно потянулась и поцеловала его в губы – долго и глубоко.
– Мне вахту стоять сейчас, – сердито проговорил Степан.
– Ну, вот отстоишь, и приходи, – жена прижалась щекой к его плечу. «Это так, обещание на будущее, Ворон».
– А ну, еще раз пообещай, – попросил он и прислушался – кто-то сбегал вниз по трапу.
– Капитан, – раздался из-за двери голос первого помощника, мистера Фарли, который ходил с Фрэнсисом Дрейком в кругосветку. «Парус по левому борту».
– Иду, – он быстро натянул рубашку, взял шпагу, и поцеловал своих девочек, – большую, и маленькую, – Скоро буду», – сказал Ворон и вышел, коснувшись на ходу прибитой к двери, на удачу, подковы.
Он дрейфует, – сказал Степан, вглядываясь в корабль. «И вообще, – не нравится мне, как он выглядит. Мистер Фарли, – обернулся Ворон к помощнику, – прибавьте парусов и пусть готовят абордажные крюки».
– Капитан, – тихо сказал Фарли, – уж больно на призрак похож. Может, ну его, не стоит, пусть плывет, куда глаза глядят?
– Ну что за суеверия, мистер Фарли, – поморщился Ворон. «К тому же, – он прищурился, – это испанец, посмотрите на штандарты».
Красно-желтый, потрепанный, выцветший флаг, свисавший на корме, едва колыхался под легким ветерком.
«Святой Фома», – Ворон прочел почти неразличимые буквы и процедил сквозь зубы:
«Старый знакомец».
– Далеко же его занесло, – присвистнул Фарли.
– Я думаю, – Степан еще раз посмотрел на испанца, – он шел из Картахены на западное побережье Африки, за рабами. Если бы шел из Веракруса – сюда бы его не забросило, там островов много по дороге, приткнулся бы где-нибудь. И, – хищно улыбнулся Ворон, – значит, он везет золото».
– Вряд ли, – второй помощник, мистер Грендал, покачал головой. «Безделушки – бусы какие-нибудь, ткани, порох. Местные царьки сами золотом обвешаны с ног до головы, а бриллиантами там, в Анголе, дети играют – я сам видел».
– Ну конечно, – холодно ответил капитан, – вы у нас дока в работорговле, мистер Грендал, куда мне с вами тягаться – я этим никогда руки не пачкал. Но золото у него все равно есть – потому что, если у «Святого Фомы» остался прежний капитан, то он без золота никуда не отправляется – осторожный человек. Все, давайте крюки, мы уже рядом, – Ворон посмотрел на испанца и пробормотал: «Удивительно, как он еще не затонул».
Палуба была перекошена, и ступать по рассохшимся доскам приходилось с большой осторожностью.
– Пушки снимать, капитан? – крикнул Грендал.
– Да нам их и ставить некуда, – хмыкнул Степан. «Проверьте пороховой погреб и арсенал.
Если они не ушли под воду, то переносите оттуда все на «Звезду» – оно нам пригодится».
– Интересно, где он получил такую пробоину? – Фарли перегнулся через борт «Святого Фомы» и указал на дыру в обшивке. «На ядро непохоже. Если бы она была, ниже ватерлинии – не стояли бы мы сейчас тут».
– Это айсберг, – коротко сказал Степан. «Видно, ночью дело было, днем бы они его заметили.
Я видел такие повреждения, еще, когда ходил на первом своем корабле».
– Какие айсберги в Южной Атлантике? – удивленно спросил Фарли. «Пока они сюда доплывут из Гренландии, они успеют растаять».
– Простые айсберги, изо льда, – ехидно ответил капитан. «Вон оттуда, – Ворон указал на юг, и велел второму помощнику: «И трюмы у него проверьте, все припасы тащите к нам».
– Да уж, какие припасы, – тихо проговорил Фарли. «Смотрите, капитан».
У румпеля лежала какая-то груда тряпья. Степан пошевелил ее ногой, и увидел труп – истощенный, с исклеванным чайками лицом.
– Внизу, то же самое, – Грендал, наклонившись, взглянул в темные глубины корабля. «Нет смысла туда идти, капитан».
– Шлюпок-то и нет, – медленно сказал Степан, оглядывая «Святого Фому». «Ни одной. А есть смысл, или нет, мистер Грендал, – это решаю я, и никто другой. Берите фонарь со «Звезды», пойдем».
На трапе пахло смертью. Трюмы были пусты, только в одном лежали тюки тканей, и коробки с безделушками.
– Порох в порядке, – доложил Фарли. «И арсенал тоже, только вот, – он замялся и прошептал что-то капитану на ухо».
– А вы громче скажите, мистер Фарли, – ядовито велел Степан. «Тут все свои, зачем стесняться. Я и так вижу, – он указал в угол трюма, где лежала кучка высохших костей, – что они и крыс уже съели».
– Пойдемте, – сглотнув, ответил Фарли, – посмотрим.
Степан, пригнувшись, шагнул в низкую дверь камбуза. «Да, – сказал Ворон, оглядывая стол, – ну вы там, – он указал вверх, – господа, об этом не болтайте, незачем людей пугать».
Он оглянулся, и велел: «Парус какой-нибудь принесите, из кладовой. И начинайте трупы на палубу вытаскивать, все же надо их похоронить, как положено».
Ворон расстелил на полу холщовое полотнище, и, наклонив стол, осторожно сбросил на него человеческие останки – разделанные пилой.
Завязав парус, он передал сверток Фарли и сказал: «Идите наверх, у меня тут еще одно дело есть».
Капитанская каюта была закрыта на висячий замок. Дверь была забита широкими досками – крест-накрест.
– Вон, оно, значит, как, – Степан оценивающе посмотрел на доски и велел: «Несите ломик, мистер Грендал».
Замок соскочил с петель, доски затрещали, и Ворон, распахнув дверь, шагнул в каюту.
– Ну-ну, – он огляделся вокруг, и, взломав железный шкап, достал оттуда мешки с золотом:
«Говорил же я вам, мистер Грендал, капитан «Святого Фомы» – человек осторожный, без денег на борту не плавает. И хороших денег, – добавил Ворон, взвешивая на руке мешок.
– Берите судовой журнал и пойдем, – распорядился капитан, – больше здесь делать нечего.
– Сэр Стивен, – вдруг, медленно, побелевшими губами, сказал Грендал, – смотрите.
Кучка одеял на высокой, узкой кровати чуть зашевелилась, и оттуда выползла рука – иссохшая, с обгрызенным до кости, гноящимся большим пальцем.
Степан наклонился над кроватью, и осторожно откинул одеяла. Лицо человека больше напоминало череп, длинные, золотистые волосы кишели вшами, на бороде видны были следы крови.
– Здравствуйте, сеньор Вискайно, – ласково сказал Степан. «Видите, как мы встретились – вы за мной в Карибском море охотились, да не поймали. А тут я вас сам нашел».
– День…, – прошептал человек по-испански. «Какой день…»
– Седьмое сентября, – тихо ответил Ворон.
– Третьего июня…, там, – человек махнул рукой в сторону стола и потерял сознание.
– Капитан, он же не выживет, – сказал Грендал, когда они выносили испанца из каюты.
«Оставили бы его, как есть».
– Вот когда умрет, мистер Грендал, – тогда и похороним, – резко ответил Ворон. «А пока – он жив».
Эстер обернулась от своего дневника и сказала: «Открыто!». Дочка спокойно спала на одной из кроватей в лазарете, пахло травами и немного – апельсиновым цветом.
– Заносите, – махнул рукой Ворон. «Это с того корабля, – сказал он жене. «Капитан, Себастьян Вискайно, единственный, кто выжил».
– Сколько он голодал? – спросила женщина, рассматривая остатки большого пальца.
– Я посмотрел судовой журнал, – Степан помедлил, – в начале июня они наскочили на айсберг, а в начале июля поднялся бунт, и его замуровали в каюте – умирать».
– Два месяца с небольшим, – Эстер посмотрела в истощенное лицо. «Хорошо, что была зима – гангрена замедлилась. Я не буду сейчас ампутировать – он просто умрет под ножом.
Откормлю его немного, и тогда уже сделаю операцию».
– И унеси Мирьям в нашу каюту, – попросила она мужа, вынимая ножницы и тряпки. «Я сейчас буду его мыть, и брить – не хочу, чтобы она вшей заполучила».
Степан осторожно взял дочку на руки – она только зевнула, – и, нагнувшись, поцеловал жену в смуглую щеку.
Та, улыбнувшись, потерлась головой об его руку, и спросила: «А что там еще интересного, в судовом журнале?».
– Много чего, – загадочно сказал Ворон и вышел.
В маленькой каюте первого помощника было накурено так, что дым плавал в воздухе слоями.
– Это совершенно точно был айсберг, – Степан читал судовой журнал вслух, на ходу переводя с испанского. «Вечером второго июня они заметили в отдалении какую-то блестящую полоску, но приняли ее за мираж. А ночью вахтенный услышал треск ломающейся обшивки.
Было это, – Ворон прищурился, – под сорока пятью градусами южной широты».
– Мы сейчас под сорока тремя, – заметил Фарли, выбивая трубку. «Ну, с утра были, во всяком случае».
– Значит, нам надо идти дальше. Этот айсберг приплыл именно оттуда, – Степан развернул свою тетрадь. «Вот, смотрите. Это я перечертил из дневника покойного Гийома. Он считал, что под шестьюдесятью градусами южной широты мы увидим берега Ледяного Континента».
Грендал потянулся за пером и быстро подсчитал. «Если верить Гийому, то оттуда всего триста пятьдесят миль до того места, что вы видели в вашей кругосветке, мистер Фарли. Ну, когда ваши корабли унесло штормом на юг, в открытую воду».
– Пятьдесят пять градусов южной широты, да, – тихо сказал Фарли. «Конец земли».
– Ну, как видим, далеко не конец, – пробормотал Степан, смотря на карту. «Нам осталось больше, тысячи миль, джентльмены, пора за дело».
– Все равно не верю, – упрямо сказал Грендал. «Не бывает континентов, покрытых льдом.
Острова – да, не спорю, но не огромная масса земли».
– Мистер Грендал, – капитан погрыз перо и рассмеялся, – кто из европейцев первым обогнул Африку и вошел в Индийский океан?
– Бартоломеу Диаш, – пожал плечами второй помощник.
– А вы же много плавали в тех водах, мистер Грендал, – ласково проговорил Степан. «Если вы хотите спуститься на юг, к мысу Доброй Надежды, вы пойдете вдоль побережья Анголы, или, как Диаш, – отклонитесь западней, в открытое море?
– Западней, конечно, – удивленно ответил Грендал. «Вдоль побережья там мощное течение, как раз с юга на север, бесполезно с ним бороться».
– А ведь оно холодное, да? – почти нежно поинтересовался Ворон.
Грендал покраснел.
– Ну вот, – капитан поднялся. «Вы подумайте, мистер Грендал, – откуда бы там взяться сильному, холодному течению, что идет с юга?».
– С погодой нам пока везет, – Фарли высунул голову в открытые ставни. «Тем более, сейчас начало весны, летом тут обычно все же тише, чем зимой».
– Да, – Степан приостановился на пороге каюты. «Вы правы, мистер Фарли. Однако меня беспокоит то, что летом, как вы сами знаете, начинают таять льды».
– Это на севере, – отмахнулся Фарли.
– Думаю, здесь тоже, – тихо ответил Ворон и велел: «Поворачиваем на юг, господа».
– Он видел сушу, вот, смотри, – Степан удобнее устроил судовой журнал Вискайно на коленях, и показал жене на четкие строки.
«Двадцать четвертое мая, – прочла Эстер. «Вахтенный заметил на юго-западе что-то темное, может быть, это были вершины гор Ледяного Континента».
– А в ту же ночь начался шторм, их отнесло на север, и третьего июня они наскочили на айсберг, – Ворон задумался.
– Нет, это был не континент – слишком далеко к северу. Острова? Но никто и никогда тут не встречал островов, севернее – под тридцать седьмой широтой, да, португалец, капитан Тристан да Кунья, видел там какие-то скалы, еще восемьдесят лет назад, но не высадился – была буря. А более ничего тут нет, – он обнял жену.
– Значит, есть, – тихо сказала она, читая дальше.
Степан захлопнул журнал. «Все, хватит, это не для твоих глаз».
– Меня жгли на костре, – ядовито ответила Эстер, – уж как-нибудь перенесу записи о бунте.
– Если бы не пробоина, – усмехнулся Степан, – они бы и не взбунтовались. Их в двух местах ударило – ту дыру, что под ватерлинией, они, оказывается, заделали, но корабль стал крениться на бок, хотя воду из трюма они откачали. Стало понятно, что до Африки они вряд ли доберутся, люди стали драться из-за шлюпок, в общем, ясно, – капитан махнул рукой.
– Дай мне Мирьям, – попросила Эстер, услышав легкое, недовольное кряхтение проснувшейся дочери.
Как только ее приложили к груди, девочка опять задремала.
– А почему так тихо? – вдруг спросила Эстер. «Третий день и волн почти нет».
– Так бывает весной, – Степан зевнул и поцеловал жену в смуглое, приоткрытое вырезом рубашки плечо. «Тут не всегда штормит. Как твой пациент?».
– Кок два раза вываривает солонину, и приносит мне бульон с камбуза. Сейчас дня три подержу на нем капитана, а потом можно будет сухари добавлять. Ну а после этого – ампутировать. Но говорить с ним пока нельзя, он еще очень слаб, – Эстер положила Мирьям в колыбель, и вернувшись на кровать, прижалась к мужу спиной.
– Кто-то обещал поцелуй, – напомнил ей Степан. «И вообще, – большая рука мужа поползла к подолу рубашки, – на тебе слишком много надето, дорогая моя. Пора это исправить».
Потом она свернулась в клубочек, и, приникнув щекой к его ладони, сказала: «Люблю тебя, Ворон».
Степан, погладив ее по голове, шепнул: «Спи, радость моя», и, услышав легкое, спокойное дыхание, чуть подождав, оделся и вышел на палубу.
– Капитан, – вахтенный выпрямился у румпеля.
– Все хорошо, – рассеянно сказал Степан, и, закурив трубку, посмотрел на играющие в бесконечном, черном небе созвездия. Крест Центавра висел прямо над мачтами корабля.
«Тепло, – подумал он. «Очень тепло для сентября. И так спокойно – будто в гавани Плимута».
Вдали, над морем, висело голубое, призрачное сияние. «Звезда» шла прямо туда, и вахтенный испуганно спросил: «Что это, сэр Стивен?»
– Ночесветки, – зевнул Ворон, и, подумав: «Что-то они слишком далеко к югу приплыли, обычно в таких холодных водах их не встретишь», – пошел вниз.
Капитан открыл глаза и чуть застонал.
– Тихо, – послышался мягкий голос. Юноша, – невысокий, легкий, с кудрявыми волосами, – наклонился к изголовью кровати. «Я вам дал опиума, сейчас я вас покормлю, и спите спокойно. Вы в безопасности».
Молодой человек говорил по-испански, и Вискайно облегченно вздохнул. «Почему опиума?», – нахмурился он, и только сейчас почувствовал тупую боль в левой кисти. Она была искусно забинтована.
– Ничего страшного, – улыбнулся юноша. «У вас была, – он чуть помедлил, – травма большого пальца, начиналась гангрена. Пришлось его отнять, но вы не волнуйтесь – рана чистая, заживает хорошо. Давайте, поедим».
Юноша потянулся за чашкой бульона с размоченными в нем сухарями. «Вот так, – ласково сказал он потом, – а теперь вина. И спите, сеньор Вискайно».
– Корабль, – прошептал Себастьян. «Где мы?».
– Вас подобрали под сорок третьим градусом южной широты, – ответил врач, наливая вина в оловянную кружку. «Вы единственный выживший со «Святого Фомы», капитан. Мне очень жаль, – юноша помог ему присесть, и велел: «Открывайте рот».
– Херес, – улыбнулся Вискайно. «Спасибо, сеньор, теперь я вижу, что я у своих».
– Отдыхайте, – мягко сказал хирург, укрывая его одеялом. Он вдруг прислушался к чему-то и пробормотал: «Я скоро вернусь».
Вискайно обвел глазами лазарет – было удивительно чисто, и чуть-чуть пахло сушеными травами. «На военный корабль не похоже, уж больно маленькая каюта, – подумал он.
«Наверное, нас все же отнесло на запад, такие небольшие корабли не рискуют отдаляться от прибрежных вод». Капитан вспомнил карту Южной Америки. «Если это так, то мы рядом с тем городом, что недавно основал Хуан де Гарай, как его там – Сантиссима Тринидад, что ли? Значит, дома».
Из-за переборки донесся какой-то шум.
– Ребенок плачет, – подумал капитан, сквозь сон. «Да нет, это все опиум – откуда на корабле может быть ребенок?»
– Не нравится мне этот штиль, – Ворон посмотрел на юг. «Раньше хоть какой-то ветер был, а сейчас – третий день тишь да гладь».
Фарли взглянул на синий, еле колыхающийся простор океана, и неожиданно сказал: «Я велел всем ночным вахтенным особо следить за айсбергами, хотя, как вы говорили, капитан, это не очень помогает».
– Да, – Степан потянулся за бронзовой астролябией. «Тут дело в том, мистер Фарли, что большая часть айсберга скрыта под водой, и ее не увидит даже самый зоркий моряк».
– Это работы Хартманна? – восхищенно спросил Фарли. «Какая красивая!»
– Да, – Ворон стал измерять высоту солнца. «Она мне по наследству досталась, от моего первого капитана, Якоба Йохансена, с «Клариссы». Он меня морскому делу учил. Я ведь поздно матросом стал, мистер Фарли, в восемнадцать лет».
– Я думал, вы, как мисс Мирьям, на корабле родились, – улыбнулся Фарли. «И мальчики ваши, я слышал, в шесть лет уже на камбузе помогали. Как они?».
– Они хорошо, – нежно улыбнулся Ворон. «Года через три уже можно будет к кому-нибудь помощниками отправлять, – он прервался и потянулся за пером. «А я вот засиделся на суше, да, мистер Фарли, так уж получилось. Ну да возместил потом».
– Ну, что, – Степан захлопнул корабельный журнал. «Сорок восьмой градус южной широты, мистер Фарли. Еще больше семисот миль. Давайте-ка лаг кинем».
Когда веревку с узлами вытащили, Фарли хмыкнул: «Смотрите-ка, вода не холодная, странно для этих мест».
– Я ночесветок видел, – отозвался Степан, – они обычно ниже тропиков не спускаются. Ну вот, пять миль в час, еле тащимся, с таким-то ветром. Помните, как мы сюда шли – летели ведь просто, как бы ни двадцать миль в час было».
– Может быть, мы попали в полосу сильного встречного течения? – нахмурился Фарли.
«Хотя, если месье Гийом был прав насчет Ледяного Континента, то теплому течению здесь взяться неоткуда».
– Да нет, отчего же, – пробормотал Степан, – вполне возможно». Он оглядел горизонт и тихо сказал: «Уже третий день, ни одной птицы, даже на мачтах нет. Принесите-ка диплот, мистер Фарли, или давайте вместе – он тяжелый».
Гиря ушла в воду – мгновенно. «Вот сейчас как раз хорошо, что мы медленно идем, – заметил Степан, стоя на русленях, вытравливая линь, следя за тем, когда гиря коснется морского дна. «Шли бы быстро – пришлось бы паруса убавлять, чтобы сделать измерение».
Он поднял бровь и усмехнулся. «Так я и думал, мистер Фарли».
– Триста двадцать футов, – Фарли свернул веревку диплота. «Это банка, что ли?».
– Банка, – пробормотал Степан. «Та, с которой хочется быстрее уйти. Давайте-ка возьмем немного западнее, мистер Фарли, не нравится мне это теплое течение».
– Если ветра не будет, то мы далеко не сдвинемся, – предупредил помощник.
– Знаю, – мрачно ответил Ворон, и легко подхватив сорокафунтовый диплот, отправился вниз.
Юноша вошел в лазарет, держа на руках спящего младенца, и сказал: «С вами хочет поговорить наш капитан, сеньор Вискайно. Как вы себя чувствуете?».
– Отлично, – Себастьян улыбнулся. «Мне уже значительно лучше, доктор».
В раскрытые ставни каюты вливался свежий, соленый воздух. Корабль чуть покачивался и Вискайно понял, что они стоят на якоре. «Значит, совсем недалеко от земли, – решил он, и спросил врача: «А чье это прелестное дитя?».
