Текст книги "Ведьма и вампир"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава одиннадцатая. Беседы с инквизитором

На этот раз ждать под дверью пришлось ведьме: отец Пуркарий вёл с воинственным собратом жаркий спор. Чем дальше, чем громче звучали аргументы мирного служителя Защитника и тише возражал инквизитор. Магда сердилась: изматывает Крама, последние силы у человека тянет, а тот только от воспаления лёгких оправился! Да и применение крови оборотня тяжеловатое средство, весь организм встряхивает. О чём именно шла речь, ведьме было не слышно, но вот Крам резко закричал:

– Оставьте меня! Я устал!

Отец Пуркарий вежливо попрощался и вышел из отведённых инквизитору покоев. Столкнувшись в дверях с ведьмой, кивнул и пробормотал:

– Что я и говорил. Входите.

– Он тебя сильно измучил? – спросила Магда с порога. Крам полулежал на застеленной постели и явно приходил в себя после сильного возмущения. Увидев девушку, поспешно вскочил и предложил пройти в предназначенную для приёма посетителей часть покоев. Краму было неловко от того, что Магда видела его беспомощным, и он стремился избежать каких бы то ни было ассоциаций со временем болезни.

– О чём ты спрашивала?

– Я об отце Пуркарии. Зачем он к тебе всё время ходит, чего добивается? Если тебе тяжело с ним говорить – скажи, я передам барону. Ты же еле на ногах стоишь. И вставать тебе не надо.

– Нет, я вполне здоров. Ты меня излечила. А я так и не поблагодарил тебя.

– Забудь об этом. Чего хотел отец Пуркарий?

– Богословский диспут. Тебе будет неинтересно.

– Прости.

– А зачем ты пришла?

– Узнать, как ты. Если ты здоров, пойду…

– Нет, останься!

– Не стоит. Нам нельзя видеться. Теперь, когда я совсем тебе не нужна…

– Ты нужна мне! – горячо возразил Крам. – Не избегай меня!

– Нельзя.

– Почему?

– Ты… забыл, кто я? Забыл, кто ты? А я помню. Всё время помню.

– Почему ты исцелила меня? – глухо спросил инспектор инквизиции. – Зачем?

– Я исцелила тебя, как исцелила бы любого.

– Любого?

– Да.

– Я для тебя ничего не значу? Ничем не отличаюсь от других людей?

– Отличаешься.

Крам с надеждой замер.

– Ты инквизитор.

– И всё?

– Это как моё проклятие, оно определяет, кто ты есть и как будешь поступать.

– Отец Пуркарий не одобряет политику инквизиции, – неожиданно произнёс Крам. – Мирные служители не видят разницы между нами и проклятыми.

– У них ведь есть основания? – мягко спросила ведьма. Она чуть не плакала от мысли, что пришла пора окончательно попрощаться с любимым человеком. Любимым, несмотря ни на что. Как там Вейма говорила? Играть чувствами, превращать в оружие? Пришла пора узнать, как она усвоила урок.

– Это другое! – резко возразил инквизитор. – Мы трудимся во славу Защитника!

– Конечно, – безо всякого выражения согласилась Магда. Вот и всё. – Во славу Защитника. А я – во вред. Прощай, Крам. В следующий раз встретимся на пытке. Когда будешь ломать мне кости, не жалей ни о чём. Правда, не стоит. Я жалеть не буду. Прощай.

– Постой!

Инквизитор едва успел ухватить ведьму за рукав, когда она, решительно поднявшись, шла к двери. Крам развернул Магду к себе и увидел слезинку, пробегающую по щеке девушки. Сама ведьма ничего не замечала.

– Я люблю тебя.

– Не имеет значения, – всё также невыразительно произнесла ведьма. Она не сопротивлялась, когда инквизитор привлёк её к себе и осторожно поцеловал. Краму показалось, что Магда вообще перестала чувствовать.

– Для меня – имеет.

– Забудь. Ненужно всё.

– Ты презираешь меня?

– За что?

– Магда! Скажи, ты презираешь меня? Считаешь моё призвание отвратительным?

Вот тут ведьма будто очнулась. Она высвободилась из несмелых объятий Крама и с сомнением посмотрела на него.

– С каких пор инквизитора волнует мнение жертвы?

– Ответь! Считаешь?

– Твоё призвание не хуже любого другого проклятия, – после долгого молчания проговорила Магда. – Только мы прямо творим зло, а вы притворяетесь. Но почему ты так подумал?

– Почувствовал.

– Когда?

Крам отвернулся.

– Это было в бреду. Или раньше.

– Что было?

– Суд. Двое – светлый и тёмный, мужчина и женщина, – судили меня. Обвиняли перед тобой, а ты судила. А потом было пламя ада и вечное проклятие. Но и в аду я видел твоё лицо. Ты презирала меня.

– Это просто сон. Чего только не увидишь в лихорадке, – как можно небрежней произнесла ведьма. Враг бы побрал отца Пуркария! Его дурацкие диспуты заставили Крама вспомнить тот разговор в подвале и на кухне, который Лим стёр из памяти инспектора! Инквизитор вообще бы ничего не вспомнил, если бы не воспаление лёгких и бред, перемешавший воспоминания. А теперь – достаточно толчка, чтобы вернуть в сознание забытое. Вампир тогда отказался повторять свои действия: повторное вмешательство могло привести к безумию. Решили надеяться на удачу. Донадеялись.

– Сон, – повторил Крам. Он с надеждой взглянул на любимую, но она смотрела мимо. – Я увидел его оттого, что вы с Лимом спорили, стоит ли меня лечить.

– Мы? – опешила ведьма. У неё и времени не было тогда на споры, а уж с практикантом подруги и вовсе не собиралась церемониться! Да, Лим доказывал, что инквизитор суть создание бесполезное, но нельзя же так всё прямо воспринимать… С другой стороны, почему бы не согласиться? Пусть будет рациональное объяснение странным воспоминаниям. – Спорили немного. Но это не имело значения, он всё равно помог бы мне тебя выходить, не сомневайся.

– Ты спасла мне жизнь, – заявил инквизитор. – Если бы не ты, я бы умер от воспаления лёгких или навсегда бы остался калекой. Я всем обязан тебе.

– Не говори так, – тихо попросила ведьма.

– Почему? – удивился Крам.

– Так нельзя говорить с проклятыми.

– Почему?

– Для нас это ритуальная фраза.

– Что она означает?

– Готовность выполнить желание спасителя. Одно желание.

– Любое?

– Почти. Если тебе не понравится, можешь отказаться, тогда загадают другое.

– А если и другое не понравится?

– Смотря как спасали. Если это было трудно, тогда придётся выполнить первое-второе. А если просто – хоть сотое, что понравится. Главное, нельзя нарочно просить чего не хочешь, не то нечестно получится.

– И будет выполнено?

– Иначе спаситель может отнять жизнь, если спасённый так её не ценит. И никто его не упрекнёт за это.

– Значит, я должен тебе желание.

– Нет. Ты мне ничего не должен. Забудь об этом, пожалуйста. У нас не принято выражать благодарность, пока о ней не попросили.

– Но я не один из вас.

– Тогда тем более. Забудь. Мне ничего не стоило спасать твою жизнь.

– А Лим? Он тоже имеет право?

– Нет, желание может быть только одно на всех. Да и к нему этот закон отношения не имеет, – поспешно поправилась ведьма. В какой-то мере она не грешила против истины: к Лиму, как и к ней самой, закон об исполнении просьбы спасённого отношения не имел, ведь это они его чуть не убили.

– Магда, кто Лим такой? – внезапно спросил Крам.

– Кто такой? – Неужели инспектор их подозревает?

– За что он ненавидит инквизицию?

– Лим? Ненавидит?

– Ты ведьма, проклятая. Тебя я понимаю. Отец Пуркарий принадлежит к другой ветви слуг Защитника. С чего бы обычному человеку ненавидеть нас?

– Скажешь, не за что?

– Нас ненавидят только те, кто опасается за себя.

Магда отвернулась.

– Поверь мне, Лиму опасаться нечего.

– А я думаю, он еретик. Или родственник сожжённого еретика. Угадал?

Магда побледнела. Где-то в отдалении раздался гром, но ни ведьма, ни инквизитор не обратили на это внимания. Как и на ясное, без туч и облаков, небо за окном.

– Зачем тебе это знать?

– Он приехал сюда, чтобы укрыться от нас? – уже уверенно продолжал инквизитор. – Хотел укрыться под покровительством барона Фирмина. Так?

– Он выхаживал тебя, носил, когда ты не мог ходить. Помогал делать первые после выздоровления шаги. Предупреждал каждую мысль, малейшее желание. А ты думаешь, как бы обречь его на пытки и костёр?! И после этого ты спрашиваешь меня о презрении?!

– Кто он такой? – уже совсем другим тоном спросил инквизитор. Профессиональный интерес начисто исчез из его голоса, уступив место… ревности? Почему Магда так рьяно бросилась защищать мальчишку? – Что вас связывает?

– Он – практикант моей подруги, – оторопела ведьма. Её? Связывает? С Лимом? – Студент Раногского Университета, изучает психологию. Она мне его уступила, чтобы помог с лечением.

– И только? – успокоился Крам. С блестящей идеей сделать из барона заступника еретиков придётся расстаться: вольнодумство Университета инквизиции неподсудно.

– А что может быть ещё? Только это.

Если бы Крам меньше радовался из-за беспочвенности своих ревнивых подозрений, он бы заметил уклончивый тон собеседницы. Но инспектору было не до того.

– Я только хотел знать, за что Лим ненавидит инквизицию, – солгал инквизитор. – Не сердись на меня.

– Я не сержусь, – печально ответила девушка. – Ты – тот, кто ты есть. Так было и будет всегда. Мне надо идти.

Крам не знал, как ему удержать ведьму. Просить остаться, встать на колени, заслонить собой дверь или лечь у порога. Неизвестно, какой выходкой он опозорил бы инквизицию, но тут в покои вбежал отец Пуркарий.

– Магда! – с порога закричал он. Ведьма удивилась – впервые служитель Защитника обращается к ней просто по имени. – Магда, скорее! Юная госпожа!..

– Нора?!

Ведьма бросилась вслед за служителем Защитника на третий этаж, где никто не жил и где барон выделил дочери личный кабинет. Подумав, Крам последовал за ними. Если когда-нибудь Защитник или сам Творец спросит его, инспектору придётся признаться: он не спешил на помощь девочке и не стремился поддержать возлюбленную. Инквизитор надеялся под видом сочувствующего пробраться на часть дворца, которая прежде была для него закрыта. Он вспомнил гром, раздавшийся посреди ясного неба, соотнёс размеры дворца и время, прошедшее между грохотом и появлением Пуркария. Шум наверняка устроила юная госпожа Нора, о чьём здоровье теперь печётся ведьма. Какие тогда напрашиваются выводы?

Глава двенадцатая. Благодарность сеньора

Дверь в кабинет была сворочена. Внутри было всё перевёрнуто, разбросано и поломано. Ни крови, ни тела под обломками видно не было, но это ничего не означало. Может быть, стоящие вдоль стен шкафы треснули после… после чего?

– Взрыв, – тихо произнесла Магда. В коридоре стоял барон и слуги. Ведьма старалась не встречаться ни с кем глазами и даже инквизитору было не по себе. На лестнице отчаянно кричала баронесса, которую муж велел увести прочь от несчастного места. Несчастная женщина не согласилась, её волокли силой. – Чем она тут занималась?

– Не знаю. Говорила, учёными занятиями. Я думал, вы…

– Нет, я ей ничего не поручала.

– Она… – Барон осёкся. – Есть ли надежда?

– Боюсь, что…

Магда не успела произнести свой приговор. От взрыва такой силы спастись невозможно… если оказаться в одной с ним комнате. Но спасение пришло раньше. Внезапно крики баронессы из отчаянных превратились в радостные.

Она сошла с ума, испугалась Магда. Барон кинулся к лестнице. Ведьма побежала за ним, инквизитор хотел остаться и осмотреть комнату, но его увлекли за собой слуги. На втором этаже баронесса прижимала к себе дочь – живую и невредимую. Рядом, смущённый и возмущённый одновременно, топтался Лим, а отец Пуркарий возводил глаза к потолку и шептал благодарственную молитву.

– Нора!

– Папенька, – пискнула пристыженная девушка. – Прости, папенька.

– Он не сердится, – заверила дочь баронесса, покрывая её лицо поцелуями. – Мы не сердимся на тебя, доченька. Ты жива, какое счастье!

Барон поспешил к жене и дочери, чтобы обнять обеих. По мнению Лима, кое-кому следовало бы надрать уши, а не обнимать, но вампир ничего не сказал. Молчание разрушил инквизитор:

– Мои поздравления вашему дому. Помощь Защитника да пребудет с вами, как была она в этот день. Что произошло?

– Я… занималась, – виновато ответила Нора. – Немного ошиблась.

– Какая сила может так сокрушить мебель?

– Есть магия, доступная даже обычным людям, – вмешалась Магда. Она прекрасно поняла, куда клонит инквизитор, и это направление ведьме не нравилось. – Помнишь, ты, когда пришёл сюда в первый раз, выпил противоядие от моих зелий и взял отвращающий чары амулет. Не волшебники же их сделали!

– Не волшебники, – подтвердил Крам, переводя взгляд от одного участника драмы к другому. Поняв, что в их услугах никто не нуждается, слуги незаметно разошлись: убирать кабинет юной госпожи и к другим обязанностям. – Откуда ты знаешь про амулет?

– Я видела. Заранее видела твой приход. Помнишь, ты спрашивал.

– Видела? – напряжённо спросил Крам. – Ты можешь видеть будущее?

– Плохо, – призналась ведьма. – Легче настоящее. Тогда я знала, что ты идёшь ко мне, вот и успела подготовиться. Видела тебя на дороге.

– И все ведьмы так могут? А маги?

– Все могут, – согласилась Магда. – Только редко. Из магов – белые, они иначе смотрят. Не на природных свойствах, как мы, а соединяют своё сознание с… – Магда поняла, что увлеклась и поспешила оборвать профессиональный разговор. – Ведьмы и белые маги могут прорицать, больше этот дар никому не доступен.

– И будущее можете?

– Будущее неопределенно. Точно его не знает никто. Всегда может случиться то, чего никто не предполагал. А почему ты спрашиваешь?

– А… – Инквизитор только сейчас заметил, что все с интересом прислушиваются к их разговору. – Была у меня одна мысль… Значит, никто не может точно предсказать будущее?

– Точно – никто.

– Ясно. Прошу прощения за неуместное любопытство. Но как юная госпожа избежала гибели?

Нора молча указала на Лима.

– Он меня вытащил из кабинета.

– Через дверь?

Нора покраснела, Магда побледнела, барон сделался пунцовым. Отец Пуркарий подошёл к инквизитору и что-то прошептал тому на ухо, указывая на Лима, на спасённую девушку, потом на её родителей. Крам смерил вампира и Нору подозрительным взглядом, практикант нахмурился. Отец Пуркарий настаивал, и инквизитор неохотно кивнул.

– Ещё раз прошу прощения. Не буду надоедать вам своим присутствием. Вы позволите мне удалиться?

– Вас проводят в ваши покои, – предложил барон. Крам хотел отказаться, но возле него уже, как по волшебству, вырос слуга. Ещё одна такая выходка – и к дверям инквизитора снова приставят охрану, чтобы по замку не бегал. Ночью кто-то по коридору прохаживается, но днём Крам сохранял иллюзию свободы.

– Я должен принести свою благодарность, – официально заговорил барон, когда все главные участники событий собрались в его кабинете. Кроме сеньора, тут были его дочь, служитель Защитника, ведьма и вампир. Жену барон уговорил удалиться к себе, обещая вскоре прийти вместе с Норой. – Ты спас мою дочь. Нельзя передать, в каком неоплатном долгу я теперь перед тобой. Проси какой хочешь награды, ты ни в чём не будешь знать отказа.

Вампирёныш слегка оживился, но Магда предостерегающе кашлянула.

– Ваша милость, служить вам – единственная награда, другой мне не надо, – послушно повторил вампир слова, которые ему мысленно подсказывала ведьма.

– Ты ничего не желаешь? – удивился барон.

– Ничего, ваша милость, – подтвердил Лим, который понял правоту Магды: сейчас ему только не хватало засветиться как любимчик барона. Да и в самом деле, не нужно ему ничего от феодала.

– Как пожелаешь. Но если ты когда-нибудь переменишь своё мнение – дай только знать.

Лим поклонился.

– Как ты спас мою дочь?

– В этом не было ничего сложного, ваша милость. Я пролетал мимо окон…

– Пролетал?! – ужаснулась ведьма.

– Я был невидим. Случайно пролетал и задержался у кабинета.

– Ах, случайно!

– И случайно уловил мысли юной госпожи.

– Они имеют отношение к спасению? – подозрительно уточнила Магда.

– Судите сами, – предложил вампир. – Юная госпожа читала какую-то непонятную книгу. В ней был рецепт неизвестного мне состава. Она успела прочесть, но тут же забыла примечание… там говорилось, что на открытом воздухе этот состав меняет свои свойства и взрывается. И приведены признаки изменений. Они уже начинались, но госпожа не обращала внимания.

– А дальше? Как вам удалось выбраться из кабинета?

– У меня не было времени. Я влетел в окно, обернулся человеком, схватил госпожу и выпрыгнул.

– Выпрыгнул?! Во двор? С третьего этажа?!

– А что мне оставалось делать? Мне такой прыжок пустяк, а госпоже я не дал коснуться земли. Мы только упали, как взрыв раздался. Я и побежал предупреждать, что с госпожой всё в порядке.

– Ты действовал разумно и храбро, – задумчиво проговорил барон. Лим уловил в сознании сеньора подозрения относительно того, зачем практикант читал мысли Норы, но вслух об этом не было сказано ни слова.

– А что вы сказали инквизитору? – спросила ведьма у служителя Защитника. Тот пришёл в замешательство.

– Я должен принести свои извинения сеньору. Но у меня не было времени обдумать другой ответ, а тайна молодого человека такого свойства, что малейший намёк может погубить нас всех, поэтому я взял на себя смелость…

– Что вы сказали?

Лим порозовел.

– Я осмелился сказать инспектору, что юноша и девушка могли вести разговор в другом месте, тайно от благородных родителей юной госпожи, и что своими расспросами инспектор может обратить внимание его милости на слишком вольное поведение дочери. Я приношу извинения, но ничего другого придумать не сумел.

Нора не знала, куда глаза девать, барон тяжело молчал.

– Не будем об этом, – сказал он наконец. – Без сомнения, вы отвели если не подозрения инквизитора, то расспросы. Я благодарен вам за помощь. Теперь, когда нам всё ясно…

– Не всё, ваша милость, – перебила Магда. – Мне не всё ясно. Что это за таинственный состав, который может взорваться? Какие у Норы могут быть непонятные книги? Я не учила её этому. Нора! Скажи мне, чем ты занималась в своём кабинете?

Девочка молча уставилась на ведьму и постаралась принять как можно более гордый вид. Кто Магда такая, чтобы её допрашивать?

– Нора! – приказал отец. – Ответь наставнице. Чем ты занималась?

– Алхимией, – созналась дочь и наследница барона.

– Превосходно! – фальшиво восхитилась ведьма. – Лучше не бывает! Когда в замке инквизитор, везде ищущий колдовство и ересь, когда в замке следователь Совета, ищущий врагов инквизиции, ты принимаешься за самостоятельные занятия. И чем – алхимией, подумать только!

– Но ты бросила меня учить.

– Разумеется! Сейчас не время тебе осваивать мою ворожбу. Тебе стоило поискать другие занятия, пока инквизитор не удалится.

– Я и нашла.

– Алхимию!

Лим прекрасно понимал ведьму. Алхимики не были ни волшебниками, ни учёными. Университет упорно не хотел признавать их достижения за научные, а в Башнях твердили, что такое терзание природы противоречит всем законам бытия, в том числе и магическим. Никто не мог в точности предсказать, к чему приведёт тот или иной опыт; любой рецепт в книге сопровождался огромным списком различных исходов, опасностей и правил безопасности. Ересью алхимия не считалась, но любой, кто ею занимался, казался всем донельзя подозрительным. Сказать «он – алхимик» означало назвать человека опасным сумасшедшим. Лучше способа уменьшить влияние барона на Ассамблею не придумаешь, разве что обвинить в занятиях алхимией его самого.

– Ваша милость, – склонилась ведьма перед бароном. – Прошу сложить с меня обязанности наставницы вашей дочери. Если она увлеклась алхимией, мне нечему её научить.

– Нет, Магда, не надо! – запротестовала девочка.

– Я не могу вам приказывать. Если моя дочь не может усвоить вашу магию, не буду принуждать.

Нора подбежала к Магде, схватила ведьму за руки и взмолилась:

– Магда, пожалуйста! Прости, я больше никогда не буду заниматься без твоего разрешения! Только прости, не прогоняй!

– Врёт, – безжалостно прокомментировал вампир. Отец Пуркарий хотел возмутиться наглости мальчишки, но барон неожиданно кивнул.

– Я прикажу отправить все книги туда, откуда они появились. Те, которые ещё можно прочитать. Испорченные будут уничтожены. Кабинет закроем до тех пор, пока не уедет инквизитор и следователь Совета. Тогда Нора сможет снова попросить прощения у наставницы и продолжить обучение или отказаться от него.

– Я повинуюсь вашему решению, – проговорила ведьма. – Когда опасность будет отведена, я скажу, готова ли я продолжать занятия.

– А что я буду делать до тех пор? – возмутилась Нора. Магда и отец Пуркарий одинаково покачали головами. Балует его милость детей, ох и балует! Девчонка только что учинила огромный переполох, чуть не свела с ума мать, подставила отца, но нисколько не раскаивается.

– Я найду тебе занятие, – пообещал барон. – Сейчас мы пойдём к твоей матушке, ты ещё раз попросишь прощения за причинённое ей беспокойство и попросишь возобновить обучение правилам этикета. Ты его совсем забросила, а ведь я собирался взять тебя на Ассамблею.

– Папенька!

– Идём, дочь, матушка нас уже заждалась.

Может быть, его милость барон Фирмин не так уже и балует своих детей?