Текст книги "Ведьма и вампир"

Автор книги: Наталья Авербух

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

– Она притворялась!

– Я взываю к вашему благоразумию, святой отец! Если бы ведьма желала смерти инквизитора, она могла сделать вид, что не может помочь. Или не прикладывать таких усилий. И люди барона Фирмина могли бы прикончить жертву по приказу господина, если бы действительно имели отношение к нападению.

По залу пронёсся гул.

– Я этого не говорил! – вскочил на ноги аббат. – Я ни в чём не обвинял благородного барона!

– Прошу прощения, – поклонился неофициальный следователь Совета. – Как лицо, обличённое доверием, я был обязан рассматривать все возможные варианты. Этот не подтвердился. Ни барон, ни его вассалы ничего не знали о ночном нападении на инспектора инквизиции Крама.

Воинственные служители Защитника возбуждённо загомонили. Не все из них знали о подкупе неофициального следователя, но все ждали совсем других результатов.

– Несмотря на свой опыт в распутывании преступлений, – хладнокровно продолжал Вир, – я не сумел найти нападавших. Следы обрывались на дороге и грабители скрылись… возможно, там, где их никто бы не подумал искать. Я могу лишь высказать предположение: преступление было совершено не ради выгоды… денежной выгоды. Хотели убить или искалечить инспектора. Ни графу, ни барону это было не нужно. Они не имеют отношения к этому делу!

Инквизиторы загомонили ещё громче, но перечить не стали. Сопляку-следователю верит Совет, значит, поверят и остальные бароны. Голословно возражать – удел слабых и глупцов. Здесь надо хитрее…

– Значит, ты не нашёл преступников? – обвиняющим голосом спросил аббат.

– Нет, – склонил голову Вир. – Даже лучшие из нас иногда терпят неудачу… когда им противостоят силы слишком могущественные.

Аббат побагровел, едва не слившись цветом со своей сутаной. Постоянные намёки следователя на инквизицию… не перекупил ли его барон? Но как это доказать?!

– Я бы хотел, чтобы благородные господа, – обратился Вир к феодалам, – чтобы вы выслушали самого пострадавшего. Во владениях барона Фирмина он говорил мне, что имеет свои предположения относительно произошедшего с ним несчастья.

Инквизиторы развернулись и посмотрели на Крама. Он был страшно бледен, но кивнул аббату. Перед Ассамблеей он обещал дать нужные братьям показания, но теперь держать слово не собирался.

– Говори, – велел аббат. Крам поклонился инквизиторам и вышел к трибуне. Вир посторонился, уступая инспектору место. Воинственные служители Защитника снова зашептались. Трибуна, стоявшая между столом Совета и скамьями баронов, была скорее для удобства приглашённых докладчиков, чем по необходимости. Здесь вполне разрешалось говорить со своего места, разве что предписывалось встать – чтобы все видели выступающего. Инквизиторам не понравилось, что их инспектор предпочёл докладываться Ассамблее вдали от своих.

– Я был, – начал Крам прерывающимся голосом, – послан во владения барона Фирмина. Сначала – с обычным заданием проинспектировать проживающую там ведьму. Я прибыл туда и обнаружил, что ведьма не занимается запрещённым колдовством и не может быть осуждена светскими законами. Суд инквизиции осуждает каждую ведьму, но для этого нужно разрешение властей, которые…

Бароны зашумели, требуя, чтобы инквизитор перестал рассказывать всем известные вещи и переходил к делу.

– Я не нашёл ничего запрещённого, – повторил инспектор. – Но нашёл, что барон заботится обо всех жителях своих владений – даже о тех, кто не являются его вассалами.

– О проклятых! – выкрикнул аббат. Крам сделал вид, что не слышит. Не было такого закона, по которому проклятые отличались от обычных людей. Светский суд наказывал только за деяния – не за профессию.

– Вернувшись в монастырь святого Минея, я доложил о результатах своей поездки отцу Нестору, – Крам кивнул на аббата. – Он вновь послал меня к барону Фирмину. С точным заданием – найти улики, обвиняющие сеньора в запретном колдовстве.

– Ложь! – выкрикнул аббат.

– Улики я должен был отыскать любой ценой, – упрямо рассказывал Крам. – Ложь, обман, предательство и подтасовка фактов, откровенный подлог. Отца Нестора устраивало всё.

– Ложь!

– Нападение нарушило мои планы. Месяц я пролежал, прикованный к постели, чудесным колдовством ведьмы излеченный от увечий, неустанной заботой и травами спасённый от воспаления лёгких. День и ночь она ухаживала за мной. И когда разум вернулся ко мне, я устыдился своего задания.

– Она тебя одурманила! – заорал отец Нестор.

– Нет, – твёрдо ответил инспектор. – Мой разум, едва спал жар, оставался твёрд и ясен. Я помнил, кто я такой и каков мой долг. Но долгие дни, проведённые на ложе болезни, заставили меня иначе взглянуть на служение Защитника. Мы, инквизиторы, пытаем и убиваем во имя добра, но радуется от этого только Враг.

Бароны опять зашумели, требуя, чтобы Крам отбросил богословские рассуждения и перешёл к делу. Его совесть сеньоров не касалась, им было интересно про преступление.

– Ни ведьма, ни её коллеги, ни барон, ни его вассалы, милосердно и заботливо отнёсшиеся ко мне в часы болезни, не могут иметь отношения к нападению на меня преступников.

– Так кто же виноват? – раздался выкрик из зала.

– Когда ко мне вернулись силы, – словно и не услышав вопроса, продолжал Крам, – я написал письмо в монастырь, прежде извещённый бароном о моём несчастье. Оттуда пришёл ответ.

Инспектор умолк, в зале снова стало тихо.

– Мои собратья, – с некоторой обидой объявил Крам, – не радовались чудесному излечению. Они просили меня инсценировать повторное нападение – уже точно бароном.

– Лжёшь!

– Я сохранил письмо, – парировал Крам. Он достал бумагу, отдал Виру, а тот передал документ Совету. Председатель что-то прошептал следователю, тот кивнул.

– Я могу послать за секретарём, – объявил председатель Совета. – Он принесёт прошение благочестивого аббата Нестора, мы сличим почерка.

– Подделка!

– Я могу послать за белым магом, который помогает Совету в подобных вопросах, – предложил председатель. – Вы будете отрицать действенность белой магии?

Это был опасный вопрос. Инквизиция пока не пыталась бороться со Слоновой башней.

– Я признаю! – раздражённо крикнул аббат. – И магию и письмо! Я писал! И что с того?

– Я хочу подчеркнуть, – снова взял слово Крам, – что инквизиция пойдёт на любую подлость, лишь бы навредить барону Фирмину.

Инквизиторы расшумелись так, что Краму пришлось пережидать их возмущение. Теперь они хорошо понимали, почему этот предатель предпочёл говорить с трибуны. Мечи они отдали страже у дверей, но всегда оставались кинжалы…

– Правильно ли я вас понял, юноша, – спросил председатель, – вы обвиняете инквизицию в устроенном на вас нападении?

– Да! – объявил Крам. Все разом вскочили на ноги и закричали, принимая или оспаривая это заявление. Инспектор, едва сдерживая волнение, молча ждал, пока стихнет шум в зале. И дождался.

– Негодяй! – бросил ему аббат. – Сколько тебе заплатил барон? Чем тебя прельстила твоя девка?!

– Вы оскорбили дочь рыцаря! – вмешался барон Фирмин. – Я требую, чтобы вы принесли ей извинения!

– Ах, да, конечно! Мы это слышали! Дочь рыцаря, скрывающая своё происхождение – какая старая история! А на последних страницах она окажется родственницей какого-нибудь герцога! Вы не могли придумать байку поновее?! Не из рыцарских романов, которыми зачитывалась ещё ваша матушка?

– Я готов честью поручиться за свои слова, – холодно бросил барон. – И требую извинений.

Аббат насмешливо поклонился в сторону охаянной им девушки.

– Прошу меня простить, юная госпожа. Но чем этот молодой человек докажет свою невиновность? У предателя нет ни чести, ни права. Пусть барон Фирмин не гневается – поручительства за изменника инквизиция не примет.

Крам страшно побледнел.

– Я готов поклясться – жизнью, душой, Защитником, если не годится моя честь, что свои выводы сделал сам и не получил за них никаких посулов или наград.

– Кому нужна твоя жизнь, щенок? Душу ты продал врагу рода человечества и не имеешь права призывать Защитника.

– Святой отец! Вы оскорбили меня больше, чем это допустимо между двумя свободными людьми! Пусть нас рассудит Защитник! Я полагаюсь на его суд.

– Какой именно суд ты выбираешь? – быстро спросил аббат.

– Поединок!

– Нет, предатель. Не будет тебе поединка. Никто из братьев не скрестит с отступником оружия, что дано лишь для защиты нашей святой веры.

– Тогда…

Крам подошёл к стене и взял горящий факел.

– Какого вы хотите испытания, огнём?

– Ты не осмелишься…

Крам поднёс факел к эмблеме на своём рукаве.

– Именем Защитника я клянусь, что не получал ни просьб, ни приказа от барона Фирмина и его вассалов о том, чтобы обвинить инквизицию в подстроенном нападении на меня – ни прямо, ни через третьих лиц.

Факел прожёг дыру в рукаве и теперь опалял кожу. Магда зажмурилась, Вейма отвернулась, остальные, как завороженные смотрели туда, где огонь не причинял человеку ни малейшего вреда.

– Это колдовство! – закричал аббат.

– То есть, святой отец, вы утверждаете, что можно творить колдовство с именем Защитника на устах? – уточнил председатель. – Мы видим чудо! Молодой человек, верните факел на место.

Крам повиновался и поднял вверх руку. Огонь испортил ткань, но на коже не осталось даже ожога. Кто-то закричал от изумления. Суд Защитника предполагал скорое исцеление поклявшегося от ран, невредимости не ждал никто. Только барон Фирмин да пришедшие с ним проклятые понимали, что видят действие заклинания неуязвимости. Прочие феодалы могли бы и догадаться, но никто из них не использовал этой магии против ожогов… и все твёрдо верили, что упоминание Защитника разрушает даже белое волшебство.

– Я был предан теми, кого считал своими друзьями, учителями и товарищами, – чётко произнёс Крам. – Я не совершил измены: меня предали раньше.

Магда вскрикнула и упала в обморок. Она вместе с Крамом переживала его выступление и, хотя и знала о действии магии (Крама вела его вера в собственную правоту), ужаснулась его смелости. Потом испугалась разоблачения… но дерзкая выходка бывшего инспектора прошла благополучно. Теперь у неё уже не было сил.

– Вы можете её привести в чувство? – шёпотом потребовал барон у вампиров. – Скорее, пока все смотрят на Крама!

Вейма и Лим склонились над приятельницей, прикидывая, хлестать её по щекам или позвать обратно разум.

Тем временем Крам отошёл к трибуне и встал рядом с Виром. Волнение в зале постепенно успокаивалось.

– Наши уважаемые гости, – как ни в чём не бывало заговорил председатель Совета, – просили рассмотреть вопрос о придании инквизиции феодального статуса и предоставления им места и голоса в Ассамблее. – Это прозвучало откровенным издевательством. – Желают ли благородные господа обсудить этот вопрос?

Благородные господа встретили предложение крайне невежливым хохотом, возмущёнными криками, а подросток, который глазел на Нору перед началом, оглушительно засвистел, за что заслужил подзатыльник от своего отца.

– В таком случае, сеньоры, обсудим другие темы, – заключил председатель.

Глава третья. Давняя распря

Вампиры как раз успели привести Магду в чувство к тому моменту, когда спокойствие в зале полностью восстановилось. Инквизиторы сидели как оплёванные, и взгляды, которые они бросали в сторону Крама, не сулили отступнику ничего хорошего.

Сам «предатель» как ни в чём ни бывало тихо беседовал с Виром, посматривая то в зал, то на инквизиторов, то на Совет.

– Как они изменились сегодня! – пробормотала Вейма, обращаясь ко всё ещё бледной подруге. – Чтобы Вир столько говорил… так подробно и вежливо. Да и Крам…

– На Ассамблее все не такие, как в повседневной жизни, – вместо ведьмы ответил барон. – Этикет и ответственность.

– Ваша милость, зачем вы позвали нас с собой? – спросила вампирша. – Мы ведь лишние здесь. И этикета не знаем.

– Я думал, вы можете понадобиться как свидетели.

– Но мы ведь не нужны были!

– Магда нужна. Да и вы. Пусть вы молчали, но вас все видели. А теперь, прошу вас, не отвлекайте меня!

Вампирша насупилась. Нет, вот так вот, в последний день жизни на неё все кричат и командуют! Постыдились бы, с умирающей… И внимания не обращают. Очень хорошее дело – в последний свой час слушать скучнейшие споры на Ассамблее.

А споры действительно были не самым интересным переживанием в жизни вампирши. После драматического разбора нападения на инквизитора, феодалы перешли к разбору текущих тяжб и вопросов, которые они прежде отказывались доверять суждению Совета. Границы владений, охота в общем лесу, согласование пошлин между графствами и герцогствами, дорожные сборы, кому чинить какие тракты, почему пастухи одного барона зарезали овцу, принадлежащую вассалу другого и тому подобная белиберда.

Вейма огляделась. Магда слушала растерянно, её блуждающий взгляд всё чаще останавливался на прожжённом рукаве инквизитора-отступника, Лим ловил чужие эмоции, стараясь разобраться во взаимоотношениях между сидящими в зале людьми – просто так, ради тренировки. Барон вникал в каждое слово, иногда задавал вопросы, часто высказывал своё мнение и вмешивался в разбирательства. Он занимался своим делом – тем самым, для которого приехал в Тамн: участвовал в управлении страной. И его здесь явно уважали, к его мнению прислушивались, а иногда одно слово барона Фирмина разрешало конфликт.

Нора, к немалому удивлению вампирши, просто-таки впитывала каждое слово. Вейма проверила. Удивительно, но девочка действительно интересовалась происходящим! Она понимала! Не всё, конечно, но очень старалась. И впрямь замена отцу растёт. Говорили ведь в замке, что барон с детства ни одной Ассамблеи не пропустил, а вмешиваться в решения начал сразу же после совершеннолетия… теперь и Нора вырастет такая же… Молодец, кто бы спорил. Но как всё это скучно!

Вампирша взглянула на другие скамьи. Почти все были увлечены разбирательствами не меньше барона с дочерью. Разве что вон тот мальчишка тоже скучает, а один молодой парень больше занят разглядыванием… ну, конечно, молодой Норы! Не на простолюдинок же ему пялиться? Девочка вон тоже заметила и старается не подать виду… смешная.

Вейма натолкнулась на холодный, полный ненависти взгляд седого мужчины на другом конце зала. Феодал пристально смотрел на барона Фирмина и окружающую его «свиту». Он ненавидел их всех. Но она, Вейма, его впервые видит! За что?

Девушка поспешила переключить внимание на Вира. Только ей ещё взбесившегося феодала не хватало… кто он там, барон, граф, герцог или приехавший с окраин маркграф? В любом случае, у него не должно быть повода ненавидеть никому не известных вампиров… разве что он что-то не поделил с бароном Фирмином… какая теперь разница?

Оборотень перехватил взгляд девушки и ободряюще кивнул. Глупенький… он уверен: теперь всё пойдёт как надо, всё хорошо. Они отвели опасность, разоблачили инквизицию, скрыли своё преступление… глупый-глупый Вир. Как это смешно и наивно – попытки её защитить, желание управлять ситуацией… что тут можно сделать? Все беды человек носит в самом себе, для вампиров это тем более верно.

Жаль. Очень жаль.

Всё получилось так глупо…

А он, бедняга, верит: она его любит. Верит её дурацкой клятве. Нет, не стоит говорить правду. Ему будет больно. Нет. Вир никогда не узнает, что он всего лишь… средство. Способ забыть о приближающейся беде. Всё равно с кем. И зачем она стала спать этой ночью? Какая разница, умирать сонной или бодрой? Сонной было бы лучше – забавно было бы с ленцой ждать, когда всё закончится и можно будет выспаться… навсегда. И вообще. Если бы знать, как мало осталось! Сколько ярких впечатлений можно было бы пережить!

Но – нет. Сиди себе и делай вид, что всё нормально, что всё идёт как надо. Впереди всё спокойно, совершенно спокойно.

Бедный Вир. Кажется, в самом деле влюбился. Ему будет больно. Но ведь его предупреждали, верно?

Нет, всё-таки его жаль.

И вообще жаль.

Какой же он красивый…

– Не ешьте его глазами, – выдохнул в ухо начальнице обнаглевший Лим.

– О чём ты? – яростно прошипела Вейма.

– Я о вашем оборотне. Вы его уже свежуете.

– Да как ты смеешь?!.

– Уж как-нибудь. Я ошибся, да? Вам ведь Вира не съесть хотелось? Чем вы занимались этой ночью?

– Я спала! – возмутилась вампирша.

– Жалеете небось?

– Да ты… – задохнулась Вейма от возмущения. – Да я… да я тебя зачёта лишу!

– Не успеете, – парировал вампирёныш. Подумал и добавил: – вы его уже забыли поставить.

– Так тебе и надо!

Барон Фирмин неодобрительно на них покосился, и вампиры перешли на мысленный разговор.

«Вы рано прощаетесь с жизнью».

«Да? Думаешь, это стоит отложить до полуночи? Или когда комиссия дойдёт до клана?»

«Нет. Вы не можете умереть, не поставив мне зачёта» – совершенно серьёзно ответил практикант.

«Ну, уж прости! Все бумаги дома остались!»

«Я знаю. Поэтому вы переживёте эту ночь».

«Боюсь, комиссия и клан останутся глухи к твоим мольбам уступить меня хотя бы на один день» – издевательски ответила Вейма.

«Вы не умрёте, потому что вас не осудят» – настаивал Лим.

«Не выдумывай! Клан никогда не пойдёт на то, чтобы простить отступницу. Скорее меня бы охотники пощадили».

«Вы не будете отступницей. Этой ночью вы выпьете человеческой крови».

«Не смешно! Даже Ватар не смог ничего сделать, на что ты надеешься?»

«На ваше содействие».

«Не дождёшься!»

«Вейма, пожалуйста. Я всё обдумал. Вы пустите меня в ваш разум, я буду вести вас и не дам упасть в обморок».

«Никогда!»

«У вас нет другого выбора».

«Есть!»

«Вейма! Вы обещали поставить мне зачёт. Так-то вы держите слово?»

«Ты не соответствуешь должности моего практиканта и не заслужил зачёта».

«Выследить инквизитора, вести допрос вместе с вами, загипнотизировать, продать награбленное, потом выхаживать больного вместе с Магдой, заменять вас при проведении консультаций… – перечислил Лим. – Вейма, я прошу вас!»

Вампирша усмехнулась прямо в встревоженное лицо практиканта. Вот дурак. Какое значение имеет зачёт, когда…

И всё же девушку мучила совесть. Она ведь в самом деле обещала и под этим предлогом нещадно эксплуатировала бедного мальчика. И Магде позволяла эксплуатировать. Конечно, зачёт – чепуха, как-нибудь договорился бы с Университетом и с бароном или с Магдой…

Но слово. Умирать, не отдав долги…

«Я попробую. Но ты сам напросился. И… помнишь прошлый раз?»

«Это будет не транс. К тому же у меня нет проблем, в отличие от вас, а вести буду я. Всё будет как надо».

«Ну, пеняй на себя, если что».

«Я так и сделаю».

– Вейма, Лим, проснитесь! – прервал их разговор барон. – Посмотрите вон туда… тот, седой, вон он встаёт сейчас… идёт к трибуне.

– Кто это? – спросила Вейма, узнав того человека, который поразил её злобным взглядом.

– Герцог Крисп. Заметили, мы сидим с разных сторон от прохода между скамьями? Глава враждебной нам партии.

– А кто глава наш… вашей партии, сеньор? – уточнила Магда.

– Герцог Авксений. Вот там, видите, с сыном Агапом. – Барон кивнул на того самого юношу, который так заинтересовался Норой.

Проклятые присмотрелись к обоим… герцог, темноволосый крепыш, явно не был склонен к длительным размышлениям о чём бы то ни было. Сын казался более оживлённым, но его внимание полностью поглощала баронская дочка. Ни в том, ни в другом не было ничего такого особенного, что позволило бы им возглавить партию феодалов на Ассамблее… возглавлять из раза в раз. Или дело в титуле?

– Их владения граничат с нами – с другой стороны от графа Белана.

Герцог заметил внимание барона и что-то шепнул сыну. Тот кивнул, улыбнулся и поднялся на ноги, стараясь не привлекать к себе особенного внимания.

– В матушку сынок пошёл, – прокомментировал барон, обращаясь к дочери. – Непросто нам придётся, когда он заменит батюшку в своих владения.

– Почему, папенька? Герцогиня нас не любит?

– Не сказал бы. Но она умная женщина, и сынок тоже не дураком будет. А герцог…

Упомянутый сынок направился к их скамье. Нора залилась краской и сделала вид, что её очень интересует продвижение герцога Криспа через весь зал к трибуне. Путь обещал быть долгим.

– Моё почтение, господин барон, – вежливо прошептал Агап. – Почтение вашей прекрасной дочери и уважаемой ведьме. Привет вашим спутникам…

– Психологи моего баронства, – отрекомендовал вампиров Фирмин. – Мы все приветствуем тебя и хотели бы, чтобы ты передал наше приветствие своему батюшке.

– Мой батюшка благодарит вас. Позвольте мне занять место рядом с вами?

– Почту за честь.

Герцогский сынок скромно устроился с краешка, рядом с Лимом. И тут же наклонился вперёд, чтобы видеть барона.

– Уважаемый Крисп опять намеривается выступить с обличительной речью.

– Его пыл и благочестие известны всем, – кисло ответил барон.

– Да, вы правы. Батюшка просил передать вам – мы и на этот раз поддержим вас во всём.

– Поддержите? – резко спросил барон. На него начали оглядываться.

– Разумеется. Батюшка не меняет своего слова… кстати, он собирается на следующую Ассамблею послать меня одного… хочет, чтобы я научился самостоятельности.

– Одного?

– Именно, господин барон. Но вы не должны тревожиться… давняя дружба, существующая между нашими родами, не является для меня пустым звуком.

Агап бросил быстрый взгляд на Нору, которая с открытым ртом впитывала каждое его слово, пытаясь уловить и разгадать скрытый смысл. Заговорщицки подмигнул и отвёл глаза, когда девушка окончательно смутилась.

– Надеюсь и впредь встречать здесь вас и вашу прекрасную дочь, господин барон.

– Ваша надежда кажется мне оправданной, – ответил Фирмин.

– К моему глубокому удовлетворению, господин барон. Прошу прощения, мне надо вернуться к отцу. Передать ему что-нибудь, господин барон?

– Моё глубочайшее почтение и благодарность за поддержку. Позвольте пожать вам руку. Герцог может гордиться таким сыном.

– Это покажет время, – улыбнулся Агап, но просьбу выполнил. Потом протянул руку Норе, поцеловал девушке пальцы, поклонился Магде, кивнул Вейме и ушёл к отцу.

– Что это было? – спросила Вейма, едва юноша отошёл от их скамьи.

– Попытка произвести впечатление и намекнуть на некоторые вопросы политики, – ответил барон. – Герцог всегда полагался на мои суждения… с сыном сладить будет сложнее.

– Так это вы – глава партии герцога Авксения, сеньор? – спросила Магда.

– Неофициально, – уточнил барон. – Его жена полностью мне доверяла, она моя то ли шести– то ли семиюродная племянница, уже не помню. Родство очень дальнее, но герцогиня выросла в нашем замке и всегда была со мной дружна. После замужества, конечно, отдалилась, но сохраняла доброжелательное отношение. А вот молодой Агап может сыграть в свою игру.

– Я правильно понимаю, что все бароны приходятся друг другу дальней роднёй? – нахмурилась Вейма. Что-то ей этот мальчик не понравился… положил глаз на Нору, а она ещё почти ребёнок.

– А что поделать? – развёл руками барон. – Политика каждого феода заключается в преумножении владений, как ещё их увеличить, если не браком? Войны между соседями запрещены, остаётся один путь.

Нора снова покраснела, хотя о ней вроде бы никто и не говорил.

Герцогский сын по-прежнему не сводил с девушки жадного взгляда, но баронская дочь не могла отделаться от мысли: за её лицом Агап видит богатые и благополучные владения отца… Не дождётся!

– Он почти добрался до трибуны! – тем временем прокомментировал происходящее в зале барон. – Обратите внимание на остальных.

Оглядевшись, проклятые заметили шевеление между скамьями.

– Герцог Крисп не первый раз здесь выступает, – объяснил сеньор. – Все уже привыкли и используют это время для переговоров. А теперь придётся слушать.

– Почему?

– Будет невежливо, если мы проигнорируем иск в собственный адрес.

– В собственный? Сеньор!

– Тш-ш! Он уже говорит.

Выступление герцога Криспа было рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на остальных баронов. Впечатление им было произведено. Отрицательное. Брызгая слюной и проглатывая половину слов, пересыпая речь воззваниями к Творцу и Защитнику, ссылаясь на древние трактаты, которых никто не читал, включая самого оратора, герцог требовал вернуть ему приданное сестры. Если бы не утренний разговор с инквизитором, проклятые и Нора вообще бы не поняли, в чём дело.

– Это и есть брат вашей первой жены, сеньор? – отважилась спросить Магда.

– Откуда вам о ней известно? – нахмурился барон. Он покосился на дочь, и Вейма поспешила отвести от болтливой девочки подозрения.

– К нам подходил инквизитор, который назвался сводным братом Норы, ваша милость.

– Чего он хотел? Всё того же? Земли матери, влияние на мою семью и перестать мешать инквизиции в её планах?

– Приблизительно, ваша милость, – кивнула Магда. Нора большими глазами посмотрела на ораторствующего герцога – казалось, он собирался произнести речь настолько длиннее сути, насколько дольше других путей он пробирался к трибуне. Потом перевела взгляд на отца и с трудом удержалась от всхлипа.

– Он угрожал ей?

– Скорее, намекал, – пояснила Вейма. – И хамски держался.

– Знакомо. Прежде он посылал ко мне слуг и тех баронов, которые не определились во мнении. Теперь на дочь решил нажать… скотина!

– Ваша милость, – осторожно начала Магда. – А вы действительно взяли земли за своей первой женой? И не вернули их после её смерти?

– Я возвратил её брату все вещи и драгоценности, когда отрёкся от… от служителя Защитника, – раздражённо ответил барон. – Никто и не вспоминал о землях, пока сын той несчастной женщины не продвинулся из инспекторов в братья-инквизиторы – кстати, ненормально быстро – и, судя по всему, не списался с дядей.

– Откуда вы знаете, когда он продвинулся? – быстро спросила Вейма.

– Я следил за его карьерой, – признался барон. – Я не любил… сестру герцога, а она не любила меня, но он был её сыном, а я клялся заботиться о ней всю жизнь.

– Папенька, – пискнула смущённая Нора.

– Дочь, одно я обещаю тебе точно. Ты не выйдешь замуж по расчёту, даже если захочешь этого сама.

Девочка склонила голову в знак покорности, а Магда задала ещё один вопрос:

– Господин барон, я не имею право вмешиваться в ваши личные дела, но… почему? Ведь та… сестра герцога… она умерла, а вы женились на другой! Почему же вы…

– Её земли примыкают к землям герцога Криспа, – сухо объяснил барон. – Моё право на них всегда было, как говорят в Университете, исключительно номинальным: слишком накладно навещать владения, которые лежат в другом конце страны от родового замка. Так что с первых дней я довольствовался ежегодным отчётом и доходами, которые уменьшались год от года. И это несмотря на то, что наведённые справки указывают на процветание тех земель. У меня есть все основания полагать, что тамошний управляющий находится на содержании брата моей покойной супруги и блюдёт в первую очередь его интересы.

– Но почему тогда…

– Герцог Крисп хочет вернуть себе законные права на подаренные владения, не ради прибылей, а для того, чтобы подарить их племяннику, сыну их умершей хозяйки. Он достаточно могущественен, чтобы на своей земле творить что угодно и как ему угодно.

– Ну и что? – не понял Лим. – Пусть подавится!

– Лим! – одёрнула его Магда. – Как ты себя ведёшь?

– Если инквизитору будет дан хотя бы и небольшой феод, это создаст неприятный прецедент и побудит других набожные феодалов делать схожие дары отдельным братьям или монастырям в целом. Сейчас, как вы знаете, монастыри арендуют землю, на которой стоят.

– Я всё равно ничего не понимаю! – пожаловалась Вейма.

– Это же просто! – воскликнула Нора. – Сейчас инквизиция не может владеть землёй. Земля принадлежит нам… я хотела сказать – рыцарям и баронам. Она только одалживается всем остальным – городу, монастырю или крестьянину, но никогда не дарится и не продаётся! Таков закон.

– Ну и?..

– А если кто-нибудь подарит, и другие начнут дарить, закон будет обойдён. Тогда Ассамблее придётся или смириться с тем, что все поступают незаконно или принять инквизицию в феодалы. Без закона страна не будет существовать, придётся принять. А дальше инквизиторы раздадут земли вассалам, заведут крестьян, перестанут зависеть от пожертвований и будут влиять на политику страны.

– Ого! – только и сказал Лим. Вейма чувствовала примерно то же самое, но сумела сдержать удивлённый возглас. Ну и девочка! Ну и ребёнок! Когда она успела всему этому научиться?

– Моя дочь права, – сказал барон, который принял молчание за несогласие. – Именно поэтому я не отдам эти земли и не пропущу служителей Защитника в Ассамблею.

– А почему бы герцогу не подарить что-нибудь своё? – заинтересовалась Магда.

– Герцог скуп, – усмехнулся барон. – К тому же на те земли его племянник может претендовать, такой подарок вызовет меньше шума.

– А что вы ответите герцогу? – спросила Вейма. Герцог как раз выдохся и с ненавистью буравил ответчика взглядом. Барон снова усмехнулся.

– Ничего.

– Почему? – изумились его спутники.

Барон пожал плечами.

– Пришла пора нашим союзникам показать, чего они стоят. Если отвечать будет лично герцог Авксений, получится забавно.

– Почему забавно, ваша милость?

Барон отмахнулся, ожидая, как его родич и покровитель примет вызов. Защищать себя самому считалось низким тоном и признаком вызывающей независимости. Человек таким образом демонстрировал, что полагается только на самого себя и ни в ком не нуждается. Но герцог Авксений, простой и ясный в личной беседе, всегда считал своим долгом выдать не меньшую тираду, чем оппонент, тираду, в которой начисто тонул всякий смысл. Заступничества покровителя хватало ровно на то, чтобы Ассамблея рассудила: вопрос о владениях – личное дело спорящих и решаться должно между ними.

Сейчас на ноги поднялся молодой Агап.

– Сеньоры! – начал юноша. – Надеюсь, моя молодость и присутствие здесь моего отца не будет помехой для моего желания предложить вашему вниманию мои скромные соображения. Позвольте мне рассудить благородных герцога Криспа и барона Фирмина.

Гладкая речь произвела хорошее впечатление на баронов, которые уже приготовились выслушать вторую порцию бессвязных замечаний. Отец юноши благосклонно внимал собственному сыну и умилённо сравнивал способности потомка с умом герцогини. Его явное согласие на выступление Агапа, интерес к аргументам, которые юноша может предоставить, нежелание обидеть крупного феодала – всё это заставило баронов с одобрением отнестись к выходке герцогского сына. При других условиях никто бы не позволил столь юному человеку на первой же Ассамблее разрешать столь длительную тяжбу. Сейчас же нарушение приличий казалось всем более предпочтительным, чем возможная речь герцога Авксения.

Вейма и Лим об этих тонкостях не имели никакого представления, Магда только смутно догадывалась, а вот барон и Нора с интересом следили за незаметной постороннему глазу политической игрой. Несколькими фразами Агап заявил о своём желании занять место отца на Ассамблее – и получил негласное разрешение остальных феодалов.