Текст книги "Я твоя тень (СИ)"

Автор книги: Натаэль Дэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

– Давайте, разомнёмся, что ли, – предложил Росс, когда Нильс расчехлил свою гитару, а ты вынул синтезатор, который носил за Лайк.

– Только тихо, – предупредил Нильс, который по-прежнему был молчаливым и недовольным, но как только речь зашла о репетиции, он несколько повеселел.

Мона взяла свои палочки, встала в центре комнаты и приготовилась отбивать ритм в воздухе, остальные поставили свои инструменты на минимум. Я нашёл свободное место напротив зеркала, чтобы видеть ребят позади себя, а заодно и наблюдать за своим лицом. Мона отсчитала раз-два-три-четыре, и тут до меня дошло: сегодня мы выступаем одни.

[i] Датская хеви-метал группа

Глава 59

– Эй, а вы видели сцену?! – Мона ворвалась в гримёрку после обследования внутренностей клуба. – Там же комариная группа не влезет! А эти рожи, что едят там, в зале? Видели их? Они же явно пришли жрать, а не нас слушать! До музыки им как дьяволу до собственного дерьма!

– Ха! До тебя только дошло, что мы в кафе выступаем? – ехидно поинтересовался ты, отрывая свой взгляд от своего разрисованного стараниями Лайк отражения в зеркале. – И знаешь, кого надо благодарить?

– Ребят, чего вы разорались? – вмешался Росс. – Нормальное место же! Интерьер так вообще – отпад. Пока мы будем играть, с противоположной стены на нас будет смотреть сам Игги Поп!

– Ага, нарисованный! – взвизгнула Мона, очевидно, не собираясь успокаиваться.

– А ещё там гитара Уэйлона Дженнингса[i] висит, самая настоящая, – примирительным тоном сказал Росс.

– Чья? – переспросили одновременно ты, Мона и Лайк.

– Вы не знаете Дженнингса? Это же наикрутейший кантри-музыкант! – заявил Росс гордо, но тут же потупился, поймав взгляд Нильса. Что именно выражало лицо Нильса, я уловить не успел.

– Ты же ненавидишь кантри? – удивилась Мона.

– Ну…, – Росс явно растерялся.

– Не-а, – вставила Лайк. – Это Нильс ненавидит кантри и всем навязывает своё мнение.

Все разом замолчали и посмотрели на Нильса, который на удивление не собирался ни опровергать заявление Лайк, ни говорить что-либо вообще. Правда, его лицо всё же выражало осуждение, но это скорее относилось к тому, что ребята подняли шум и начали ссориться перед самым выходом на сцену.

Тишину прервала Мона.

– Блин, всё так тупо! Зачем мы сюда приехали? Кто вообще заманил нас сюда из Провиденса?!

– Иди сюда и не ори, – позвала сестру Лайк. – Давай я и тебя раскрашу.

– Зачем?! Ты видела же – там свет как в выставочном зале! С этим гримом мы будем смотреться, как полные кретины!

– Да, точно, – робко добавил Росс, – может лучше смыть его и выйти как нормальные люди? Ну… в смысле, как классическая группа?

– Да, пипец! Тейт точно пойдёт в гриме! – заявил вдруг ты.

Я хотел было спросить почему ты на этом постоянно настаиваешь, действительно ли дело только в необходимом образе, но только успел раскрыть рот, как мой голос потонул в воплях Моны, возмущениях Лайк и примиряющих фразах Росса.

Ребята всё кричали друг на друга, ты тоже иногда вставлял колкие замечания, осуждающие мнение то одного, то другого из спорщиков, лишь мы с Нильсом не принимали участия в производимом шуме. Я ждал, когда все успокоятся, и волновался по поводу того, что если они не успеют помириться до выхода на сцену. Чего ждал Нильс, мне было неведомо, но, казалось, будто он смотрел на всех с презрением.

Вдруг он с силой хлопнул по гримёрскому столику ладонью, да так, что несколько тюбиков упали на бок и покатились к краю столешницы.

– Успокоились все! – сказал он, повысив голос. – Будем делать, что я скажу. Первое – всем заткнуться. Второе – грим смыть, сейчас же. Третье – помириться и готовиться к выходу. Поп-звёзд я тут не вижу, так что нечего истерику закатывать по поводу и без!

Все сразу как-то быстро притихли, у многих сделался виноватый вид, кроме тебя – ты нахмурился и в задумчивости прикусил большой палец. Смывать грим пришлось только мне, Лайк и Россу. Я посмотрел на тебя вопросительно, не зная, чьи желания мне выполнять: твои или Нильса. Ты поймал мой взгляд и сделал знак подождать.

– Пусть Тейт останется с гримом, – сказал ты, подойдя поближе к Нильсу.

Нильс несколько секунд смотрел то на тебя, то на меня, по его выражению лица сложно было даже предположить, о чём он думает. В конце концов, он взглянул на меня с жалостью и презрением.

– Хорошо.

– А, может, и нам тогда не смывать? – спросил Росс. – Вдруг полностью не смоется?

– Нет. Остальным – смыть, – резко ответил Нильс. – И точка.

– Не, ну нормально? Он, что, особенный? – возмутилась Мона, но под суровым взглядом нашего главного затихла.

Ребята отправились на сцену устанавливать и подключать свои инструменты, я же, по обыкновению, выжидал «за кулисами». Микрофон за меня должен был проверить кто-то другой.

Из проёма, куда просочились ребята, было видно кусочек сцены и часть зала. Мона была права, свет был слишком яркий для нашего жанра, и почему я не заметил этого во время экскурсии по зданию?

Я почувствовал на себе со спины объятия. Ты уткнулся носом мне в шею.

– Нормально? – от твоего дыхания у меня по спине побежали сотни мурашек.

Я кивнул.

– Ты такой напряжённый, – ты положил руки мне на плечи и принялся массировать. – Расслабься. И сделай шоу.

Росс махнул мне со сцены. Надо было выходить, но мне так не хотелось расставаться с тобой, как будто я знал, что этого моего маленького удовольствия скоро не станет.

Людей в зале было не особенно много: да, все столики были заполнены – и это, наверное, нормально для субботнего вечера – но поскольку танцполом тут и не пахло, то это количество было в разы меньше других мест, где мы выступали, кроме разве что самого первого бара. Мона оказалась права – здесь никому не было дела до того, кто там, на сцене, лишь бы музыка звучала. Я понятия не имел, нужно ли нам представляться. Обычно это делал Нильс, но сегодня был совершенно иной случай.

Я вышел на сцену, осторожно ступая между переплетений проводов и стараясь не сбить Росса, который оказался на моём пути. Ты вышел за мной, потом спустился по лестнице в зал и затерялся между столиками – кажется, ты направился к бару. Я взял микрофон, прочистил горло и произнёс:

– Добрый вечер, проголодавшиеся и просто любопытные, заглянувшие в Хард Рок кафе на огонёк, – те, кто сидел за столиками прямо под сценой, повернули головы, но дальше мои слова не вызвали интереса. – Сегодня мы, группа King’s Shade, споём вам несколько каверов и свои песни. Наверняка, кое-кто из авторов песен, которые мы будем исполнять, запечатлён на этих красивых стенах.

Нильс сунул мне сетлист, который я видел впервые. И почему никому не пришло в голову дать мне ознакомиться с ним раньше? Я слегка напрягся, но, увидев, что список с прошлого концерта почти не поменялся, выдохнул. Всё в порядке. Возможно, это вечер и впрямь пройдёт, как надо.

Ребята стали играть, а я осознал, что такая атмосфера, когда светло и никто не смотрит в упор, даже приятнее темноты и светомузыки. Первой мы играли кавер на песню группы Tool[ii], что называется для затравки. Я с приятным удивлением заметил, как девушки за ближайшим столиком подпевают и покачиваются в такт. Вот бы и наши песни вызвали такой интерес. Программа состояла из пяти каверов, которые приблизительно поровну делили наши песни. Несколько песен спустя, я понял, что из поклонников у нас единственный столик, тот самый, за которым три девушки, по виду студентки, первыми подхватили ритм. За несколько концертов я привык к толпам визжащих девчонок, а ещё тому, что по сцене можно было перемещаться и даже танцевать. Здесь же максимум, что было возможно, это сделать один-единственный шаг. Долго стоять в одной позе было трудно, и мне пришла в голову шальная мысль: что если отцепить микрофон от стойки и пройтись по залу? На вид провод был достаточно длинным, чтобы преодолеть метров пять.

Я обернулся к Нильсу и попытался мимикой изобразить свои намерения. Не знаю, что он мог понять по моему раскрашенному лицу, но мне не захотелось ждать перерыва между песнями, чтобы спросить нормально. Тем более что песня, которую мы играли в этот момент, намного больше располагала к общению с аудиторией, чем следующая. Поэтому я без разрешения поступил, как хотел: снял микрофон и спрыгнул вниз. Ребята остались за спиной, и их реакция на мой поступок – тоже.

Девушки за первым столиком помахали мне, одна даже протянула мне стакан с колой. Я глотнул и кивнул в знак благодарности. Отсюда было лучше видно дальнюю часть зала и даже бар. Ты сидел на высоком стуле, поджав ноги, и пил оранжевый напиток. Заметив меня, ты стал более выразительно качаться в ритм песни и даже подпел мне. Провода хватало, и я заглянул в оставшуюся часть зала, которая располагалась у самого выхода. Через стекло я заметил, как сильно потемнело на улице.

Песня подходила к концу, и надо было возвращаться к ребятам. Я бросил последний взгляд на тебя, и уже было развернулся назад, как боковым зрением уловил нечто, заслуживающее пристального внимания. Я обернулся, и холодный пот прошиб меня с ног до головы. Через входную дверь прошла троица: мама, папа и… Харпер.

Чисто рефлекторно я вернулся на сцену, совершенно не понимая, как преодолел последних несколько метров пространства. В таком же шоковом состоянии я перешагнул через провода и сабвуферы и вышел в коридор, бросив еле слышное «я попить». Услышал ли это кто-то или нет, меня заботило мало. Лишь бы убраться из кафе подальше.

Я остановился посреди коридора, пытаясь сообразить, в какой стороне находится гримёрка. Когда поворачивал ручку двери, заметил, как сильно трясутся руки – ходят ходуном, не меньше. Я закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Можно подумать, за мной гонятся полчища зомби. Сделал глубокий вдох, затем выдох. Это помогло отойти от шока, но в тот же миг голова наполнилась паническими мыслями, со скоростью света сменяющих одна другую.

Неужели это всё-таки случилось? Может, мне показалось? Откуда им тут взяться, моим родителям? Мама бы никогда добровольно не пошла в кафе, декорированное рок-атрибутикой. И Харпер? Как он мог тут оказаться, да ещё и в компании родителей, если больше семи лет о нём не было ни слуху, ни духу?

Я стал склоняться к мысли, что всё это мне показалось. Может быть, я настолько перенервничал, что начал и в самом деле сходить с ума? Проверить это можно было единственным путём – вернувшись в зал. Но я не мог заставить себя сдвинуться с места. Каждая секунда увеличивала мою панику. Как долго я могу «пить» в гримёрке, прежде чем ребята пойдут искать меня? Я должен был вернуться назад, чтобы не подводить ребят и закончить программу, но мои ноги приросли к полу, я даже не был уверен, что чувствовал их.

С превеликим трудом я заставил себя сделать шаг. Мой взгляд уткнулся в зеркало, где отражался раскрашенный в серо-бело-чёрные цвета человек с расширенными по циркулю глазами. Сперва я не понял, кто это, и даже в испуге обернулся к двери. С осознанием того, что я видел собственное отражение, пришла и успокаивающая мысль – даже если родители и Харпер, действительно, зашли в кафе, шанс опознать меня у них минимален. Я резко дёрнул ручку двери и вышел в коридор.

За несколько шагов до выхода к сцене я наткнулся на тебя.

– Чува-а-ак! – позвал ты почти жалобно. – Ты решил нас бросить?

Ты хотел схватить меня за руку или даже приобнять, но я вывернулся и выглянул в зал. Они были там, сидели за тем самым столиком у сцены, где ещё недавно компания из трёх девушек покачивалась в такт нашей музыки. У Харпера было такое лицо, как будто он ухватил последний билет в фан-зоне на Металлику. Несмотря на прошедшие семь лет, он практически не изменился, разве что избавился от модной чёлки, от чего стал выглядеть намного старше. Папа сидел ко мне полу боком, поэтому его настроения я понять не мог. Зато вот мама… Она смотрела на ребят на сцене, которые играли инструментальную версию какой-то песни, как будто там ни больше ни меньше члены международной банды, десятилетиями терроризировавшие половину мира. Одета она была, правда, не так, как обычно ходила в суд, как-то понаряднее что ли. Пока я разглядывал её новые серёжки, которые я никогда раньше не видел, она повернула голову, и её взгляд чётко упал на меня. Я шарахнулся назад и налетел на тебя.

– Эй, полегче! – ты взмахнул руками, а потом, воспользовавшись моим замешательством, заключил меня в объятия и стал медленно, но верно выталкивать к сцене.

– Нет! – я собирался заорать, но получился лишь сдавленный стон. – Мне нельзя туда, – я попытался вывернуться.

Ты отпустил меня на мгновение, но потом толкнул к стене и упёрся руками мне в грудь.

– Эй, что это с тобой? – ты попытался заглянуть мне в лицо, но я отвёл взгляд. – Ты в порядке?

– Мне нельзя на сцену, – повторил я уже без особой надежды, что ты поймёшь. – Скажи, что я потерял голос.

– Что за ерунду ты несёшь? Объясни нормально, что происходит. Я же вижу, что что-то происходит.

– Ладно, – выдохнул я и решил, что хуже не будет, если я расскажу правду. – Помнишь, я говорил про свою маму. Что она всё запрещает, ненавидит рок и прочее? – ты кивнул. – Так вот, она там, – я махнул головой в сторону сцены. – И ещё папу притащила и Харпера. Или это он их привёл, я не знаю… Короче, мне туда никак нельзя. Понимаешь?

Ты помотал головой.

– Нет, я не понимаю. Не понимаю, почему ты так боишься свою семью, что готов сорвать выступление. Не кровожадные же они маньяки! Уверен, что они будут рады увидеть тебя на сцене.

– Нет! Нет! Нет! – закричал я, и на этот раз это вполне получилось. – Ты их совсем не знаешь! Они…, – я запнулся, пытаясь подобрать нужные слова, но они, как назло, не находились. – Мой брат, он… Ему пришлось уйти из дома.

– Но ты же вроде и так в общаге живёшь?

– Но платят-то за учебу и жильё они!

– Да, блин, ерунда какая! Сам заработаешь. Или бросишь универ и станешь рок-звездой. Вариантов-то море! – ты говорил так, словно моя проблема для тебя – это пустяк, подобно тому, какие ботинки надеть сегодня утром.

Бессильная злость поглотила меня. Я хотел что-то сделать, но не знал что и, главное, не имел на это энергии, как будто я был телефоном, который забыли зарядить. Я сделал очередную попытку высвободиться, но ты навалился на меня всем телом и прижался щекой к шее.

– Я люблю тебя, чувак, – прошептал ты мне в ухо. – И хочу, чтобы мы вместе пошли на сцену и доиграли песни.

Твои слова приятным теплом отозвались в теле, спустились волной от головы до живота. Я на мгновение забыл, в какую ситуацию попал, и почувствовал себя чуть ли не счастливым. И почему ты не говорил этого раньше? Я позволил утянуть себя на сцену. Правда, ты отчего-то быстро скрылся в коридоре, а я наткнулся на осуждающие лицо Нильса и недоуменные взгляды остальных ребят. Туда, где сидели родители и Харпер, я заставил себя не смотреть, хотя и ощущал, словно их глаза прожигают меня насквозь.

Нильс дал знак играть следующую песню из чеклиста. Это была одна из наших песен, сочинённых тобой за рекордные сроки. Весь длинный проигрыш я только и убеждал себя в том, что мой грим делает меня не только не узнаваемым, но и вообще не видимым, поэтому чуть не пропустил свои слова. Дальше стало полегче, я увлёкся пением, пытался наслаждаться мелодией, но мне всё равно казалось, что весь зал видит, что я превратился в цементный монумент, с трудом раскрывающий рот. Наверное, я бы и дальше мог петь таким образом и даже бы кое-как но закончил программу, если бы вдруг Харперу не вздумалось подскочить со стула и не закричать на ползала:

– Е-е-е, Тейт! Это мой брат на сцене! Давай, Тейт, жги!

В этот момент у меня на самом деле пропал голос. Я отпустил микрофон, бросил взгляд в коридор, увидел там тебя, блокирующего проход, повернулся в зал, уловил боковым зрением расположение родителей. А потом спустился со сцены и лавирую между столиками, направился в сторону выхода на улицу. Моё решение было настолько глупым, что уже через пару шагов, я пожалел о нём, но и останавливаться посреди зала я не мог, поэтому всё-таки покинул кафе через центральные двери.

На улице было темно, прохладно и спокойно, словно все беды и кошмары остались внутри здания, и наружу им никак не просочиться. Вода в заливе красиво блестела под светом фонарей. Я понятия не имел, как выкрутиться и сохранить лицо хотя бы перед ребятами. Если это, вообще, возможно, после моего позорного побега. Где-то глубоко в подсознании появилась мысль: вдруг мой поступок можно проинтерпретировать как-то иначе? Но нет, я так и не смог придумать ни одного варианта.

Мне надо было что-то сделать, и самое простым было идти или бежать. Я двинулся вдоль здания, завернул за угол и подумал о том, могу ли я вернуться через запасной выход, через который мы с группой заходили в кафе. Я стал искать его, но скоро пришёл к выводу, что огибать здание нужно было с другой стороны. Наивно предположив, что прошло совсем мало времени с моего исчезновения, и я смогу проскочить незамеченным мимо центрального входа (а иначе бы пришлось оббегать целый квартал), я повернул назад.

Это оказалось настолько глупо, что мне захотелось себя ударить. Моё семейство в полном составе ожидало меня у входа в Хард-Рок кафе.

***

– Куда убежал, несостоявшаяся рок-звезда? – с иронией в голосе спросил Харпер.

Сложно было понять, смеётся он надо мной или пытается шуткой сгладить напряжение. Во всяком случае, он оказался единственным, кто хотя бы смотрел в мою сторону. Папа в замешательстве опустил глаза и изучал асфальт под ногами, а мама, вообще, отвернулась и сделала вид, что любуется водой в заливе.

Мне было так стыдно, и я предполагал, что всё, что я скажу, унизит меня ещё больше. Я не мог определиться, кто я сейчас: человек, перешедший на тёмную сторону или жертва собственной глупости. За кого меня принимали родители, тем более было непонятно.

Я просто стоял, не зная, что можно делать, и переминался с ноги на ногу, ожидая, что кто-нибудь возьмёт ситуацию в свои руки. Этим кем-то оказался Харпер.

– Отпадный грим, кстати, – сказал он, вынимая руки из карманов. Наверное, и ему было неловко. Хотя мне в это верилось с трудом, ведь я всегда считал его самым крутым и уверенным человеком. – Почти невозможно тебя в нём опознать.

Я на автомате открыл рот, чтобы поблагодарить его за комплимент, но спохватился и так и не издал ни звука. В этот момент медленно приоткрылась дверь кафе – так медленно, что я успел подумать о том, что зрителей из случайных прохожих нам сейчас не хватало – и оттуда робко выглянуло твоё озадаченное лицо. Оно зависло в воздухе, как улыбка чеширского кота.

– Тейт? – ты, наконец, появился полностью и даже сделал пару шагов в мою сторону. Ты выглядел испуганной мышкой, косо озиравшейся на Харпера и моих родителей. Больше всего тебя, похоже, смущал именно мой брат. Ты даже попытался помахать ему вместо приветствия, но почти сразу передумал. – Что происходит? Ты вернёшься?

Не успел я решить, что ответить тебе, как моя мама резко повернулась и строго взглянула на тебя.

– А ты ещё кто такой? Запасной участник этой группы буйно помешанных отщепенцев общества? На сцене тебя не было.

– Приятно познакомиться, миссис, – ты улыбнулся моей маме такой слащавой улыбкой, что я испугался, как бы мама не разозлилась ещё больше. – Я менеджер группы…

– А, так это ты заманил этого недоразвитого идиота в ваше сборище наркоманов! Считаешь себя сильно умным? – мама поставила руки в боки и сделал шаг вперёд. Вызов был брошен.

– Прошу прощения, миссис, но вы ошибаетесь насчёт нас. Мы нормальные ребята, не алкоголики и тем более не наркоманы. И немного неприятно слышать такие суждения от человека, который видит нас впервые.

Твои фразы звучали так вежливо, что я подивился, что ты вообще способен так говорить. Даже мне, при моих-то церемонных родителях, никогда не удавалось так изящно выражаться. На мгновение я даже забыл, что не наблюдаю диалог откуда-то со стороны, а являюсь его полноправным участником, пусть и безмолвным.

– Да что ты такое говоришь, мальчик! – мама повысила голос, но кричать пока не собиралась. – Ещё скажи, что и скажи, что ты и роман с этим недоумком, – мама махнула рукой в мою сторону, – не крутишь?

Я почувствовал, как кровь приливает к лицу. Если бы не грим, то все бы заметили, что я покраснеет от кончиков ушей до… до куда вообще можно краснеть. Услышать такое от мамы я точно не ожидал. Хотя это и вписывалось в концепцию все сведущей и читающей мысли мамы. Если бы я мог, я бы с превеликим удовольствием провалился под землю через все городские коммуникации, поглубже к ядру планеты. Но я не мог и зажмурился, как будто, если я ничего не буду видеть, то не станет видно и меня.

Когда первый шок от услышанного прошёл, я сквозь гул и шум в ушах услышал твой голос.

– И снова вы ошибаетесь, миссис. У меня есть девушка, вы могли видеть её на сцене, она…

Мама ехидно рассмеялась, прервав тебя на полуслове. Я открыл глаза. Папа с тревогой наблюдал за нами троими, а Харпер чуть в стороне сосредоточенно поджигал сигарету зажигалкой.

– Да кто тебе поверит, мальчик! – мама намеренно подчеркнула последнее слово, наверное, чтобы принизить тебя. – Разве что вот такие наивные дурачки, – мама больше не указывала на меня, но и так было понятно, о ком речь.

Если в её речи проскальзывали синонимы социальной неприспособленности, то это, естественно, могло быть только про меня. Наверное, она никогда не станет воспринимать меня, как взрослого.

– Не понимаю, почему вы всё время зовёте своего сына такими оскорбительными словами? Насколько я его знаю, он очень умный, проницательный и талантливый парень.

Слышать твои слова было так приятно, что еле сдержался, чтобы не обнять тебя. Наверное, так и надо было сделать, и плевать, что там думает мама. В конце концов, я не буду жить с ней до старости, впереди меня ждёт много прекрасных моментов, многие из которых, может быть, будут и с тобой. Но я ничего не сделал, не сдвинулся с места и даже не шевельнулся. Парализующий страх захватил меня полностью, хотя я даже и не понимал, чего именно боюсь. Просто рушился мой привычный мир. А я ничем не мог этому помешать. А, может быть, в глубине души и хотел, чтобы всё стало очень-очень плохо.

Мама снова рассмеялась.

– Да что с тобой говорить! Ты же будешь изворачиваться и юлить, как уж на сковородке. А ведь у тебя на лбу написано, что он для тебя пустое место. Ты просто используешь его и выбросишь, как мусор. Это же мне потом носить ему носовые платки и утирать слёзки…

Это было уже слишком. Мама решила унизить меня по полной. Я испугался, что выслушав всё, что мама способна обо мне сказать, ты перестанешь считать меня «умным, проницательным и талантливым» и тебе станет неприятно даже находиться со мной на одной улице. Страх сменился во мне яростью. Но поскольку на самом деле я не обладал теми качествами, которые ты меня «наделил», ума мне хватило только на то, чтобы прервать поток унижений от мамы громким криком.

– Хватит! – заорал я так, что сорвался на хрип.

Впервые за вечер мама посмотрела на меня. Больше ничьего лица я не успел заметить, потому что меня снова парализовал стыд и страх. И я воспользовался своим привычным способом решать проблемы. Я развернулся и со всех ног припустился бежать. Впереди попалась проезжая часть с быстрым потоком машин, но меня уже было не остановить. Боковым зрением я уловил приближающийся автомобиль – тёмно-серый, и успел подумать, что он того же оттенка, что и часть грима на моём лице. Потом мне ещё в голову пришла мысль – «вот оно, решение проблем», и ещё одна – «я не хочу умирать». Короче, это было самое длинное мгновение, которое я видел в своей жизни. Но оно не могло длиться бесконечно, и закончилось грохотом и болью в левом боку. А потом стало темно.

[i] Один из самых популярных исполнителей кантри музыки XX века

[ii] Американская альтернативная метал-группа