Текст книги "Я твоя тень (СИ)"

Автор книги: Натаэль Дэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Пролог

Тейт подошёл к кровати и осторожно дотронулся до бинтов, скрывавших большую часть лица человека, лежащего на кровати. Из-за приоткрытых жалюзи пробивалось вечернее солнце, отчего тень стоящего у окна молодого человека легла на больного, накрыв его тело целиком.

Он выглядел очень худым, бледным и больше напоминал восковую фигуру, чем живого человека. Единственный, не скрытый бинтами, глаз закрыт. Волосы, когда-то выкрашенные в чёрный цвет, а после сбритые под ноль, едва успели отрасти, и покрывали череп золотистым ореолом. Сквозь светлую кожу на голой груди просвечивали выступающие ребра. Нижнюю часть тела скрывала простынь. К левой руке тянулась трубка капельницы, пакет с «лекарством» которой Тейт только что поменял.

За неимением морфина Тейт вливал своему пациенту обычное обезболивающее, которое усиливал инъекциями героина. Информации с нескольких форумов в даркнете хватало, чтобы понять, какую дозу превышать не стоит, но Тейт всё равно волновался и по несколько раз в день проверял пульс, давление, светил фонариком в глаза. И делал массу других бессмысленных действий, лишь бы успокоить себя, что его друг всё ещё жив.

Иногда пациент открывал глаз и смотрел на Тейта холодным, пугающим своей безжизненностью взглядом, но никогда не говорил, не произносил ни слова. Его потрескавшиеся бледно розовые губы постоянно были сжаты в ровную линию.

Он находился у Тейта уже несколько месяцев. Каждый новый день должен был принести либо хорошую, либо печальную новость, но пациент словно попал в пространство между жизнью и смертью, и отказывался совершать движения ни в одну, ни в другую сторону. Как будто ему нравилось мучить Тейта неопределенностью. Как будто он, даже будучи в тяжёлом состоянии умудрялся писать сценарий для него. Писать историю, главным героем которой был Тейт.

Тейт провёл кончиками пальцев по бинтам на лице больного, соскользнул на голую кожу. На миг ему показалось, что пациент вздрогнул. Но нет, то была лишь фантазия. Тейт раздвинул жалюзи, впустив розоватые лучи солнца, сел в кресло у кровати и откинулся на спинку.

– Сегодня красивый вечер, – начал он так, словно приходил к пациенту время от времени, а не жил в соседней комнате.

Больной открыл глаз и уставился в окно, на подсвеченные заходящим солнцем облака. Тейт знал, что лёжа в кровати можно было увидеть только небо и иногда парящих птиц. Он мог положить больше подушек, но не хотел, чтобы пациент волновался по поводу знакомого пейзажа: макушек небоскрёбов Манхеттена.

– Я купил новую книгу. Не знаю, любишь ли ты детективы, но мне понравилась обложка. И название. «Между сном и явью». Почти как о нас. Я хотел прочитать её тебе, но… По дороге домой мне пришла мысль. Чем наша история хуже того, что сочинил какой-то писатель?

Тейт взглянул на больного, ища какой-то реакции на свои слова, но не найдя её продолжил:

– Вот и я думаю, что наша история намного лучше. Реалистичнее. Эмоциональнее. Поэтому я решил, что вместо книги, лучше тебе расскажу нашу историю.

Глава 1

In the night there is

A gentle voice of silence

So low and quiet

She'll catch me 'cos I've been longing

I want to walk in your park

Cos I'm alone,

I want to walk in your heart

Where are you? I don't know…[1]

In your park – Scorpions

Это был потрясающий день: спустя пять лет отчаянных поисков я нашёл тебя.

Не могу сказать, что я уже отчаялся, перестал считать затею бессмысленной или начал верить, что тебя вообще никогда не было. Но да – я уже перешел к стадии сомнений.

И вот, наконец, ты оказался перед моими глазами, на экране кристально чистого монитора: весь такой сияющий, пренебрежительный, отстранённый. А вокруг десятки молодых девчонок и парней. Для кого ты так сиял, я мог лишь гадать. Ты смотрел куда-то в сторону. Может быть, там и был объект твоего внимания?

Людей на этой фотографии было очень много, в последствие я насчитал больше сорока (да, мне было нечего делать). Лица и прически заполняли всё прямоугольное пространства и были не особо крупными, но я всё равно заметил тебя в первую же секунду. Меня даже прошило холодным потом.

Ты ни капли не изменился. Может, только стал выглядеть чуть старше и отрастил волосы до плеч. А в остальном остался тем же четырнадцатилетним задирой (на самом деле я не спрашивал твой возраст), улыбавшимся исключительно на одну сторону лица.

Помнишь, как мы впервые познакомились? Когда впервые встретились взглядом? Ты подарил мне всё пренебрежение и отвращение вселенной, которое выразил кривой ухмылкой и поднятыми бровями. Твоё лицо будто говорило: о, что это за капля голубиного помёта образовалась посреди школьного коридора? Быть такого не может, что это просто человек!

Но, как бы мне не было неприятно осознавать, что я всего лишь грязь, налипшая на твои кеды, в тот день я возликовал: кто-то выразил ко мне интерес! И вот, спустя пять с лишним лет, я, как и прежде, хотел быть с тобой рядом и одновременно держаться как можно дальше, на безопасном расстоянии.

Первые несколько секунд созерцания тебя с экрана моего ноутбука я боролся с собой, чтобы не закрыть вкладку браузера – вдруг ты заметишь меня и выпрыгнешь с экрана? Несколько раз я подводил курсор к крестику в верхнем углу, но каждый раз останавливал себя: я же искал тебя пять лет, неужели я позволю страху взять верх? Я смотрел на твоё лицо и пытался понять, как вести себя, но пиксельному тебе было наплевать на мои мучения. Лучше бы ты рассмеялся надо мной!

Человек быстро ко всему привыкает. И я тоже быстро привык к твоему лицу на экране ноутбука. Это же просто пиксели, чего их бояться? Сначала я закрывал твоё лицо руками и смотрел на фотографию, ставшую самой обыкновенной: я просмотрел таких тысячи, пока изучал альбомы творческих коллективов разных университетов. Потом осмелился дотронуться до твоего изображения, оставив на экране отпечаток пальца. Наверное, это глупо, но я верил, что там, где ты находился в тот момент, ты почувствовал моё присутствие. Может быть, даже подумал обо мне. Я ведь о тебе думал все эти пять лет.

У меня никогда не было твоих фотографий, я искал их в школьном альбоме, но напрасно. По твоему сценарию был поставлен школьный мюзикл, где я играл главную роль, но все ребята были на фотографиях, а ты – нет. Я заметил это только после того, как ты пропал, и мне безумно захотелось вернуть тебя.

Я безуспешно пытался вычислить, в какую школу ты перевелся, или в какой город переехал. Я даже проверял криминальные хроники в газетах и на радио. Но ты загадочно растворился, не оставив о себе ничего материального, как будто тебя никогда и не было, словно я выдумал тебя.

Но фотография, которую я нашёл на сайте Нью-Йоркского университета, в первую очередь стала доказательством твоего существования. Я сохранил её в памяти моего ноутбука, спрятав в несколько вложенных папок, как что-то запрещённое, и в тот же вечер принял важное решение в своей жизни.

Вытащив из ящика стола чистые бланки, я подписал заявление на поступление в твой университет.

[1] Ночь полна

Нежных голосов тишины,

Таких робких и покойных…

Она пленит истомленную душу.

Я хочу пройтись по твоему парку,

Потому что мне одиноко.

Я хочу войти в твое сердце.

Где ты? Я не знаю…

(перевод Ольга Дунова)

Глава 2

Солнце грело мне макушку, и я думал о том, что темноволосым людям должно быть ещё легче получить солнечный удар – тёмные цвета поглощают тепло. В голове витали разные глупости.

Я шёл по парку и старался не думать о тебе. Но это было очень трудно – можешь себе это представить? Ведь ты мог быть где угодно: на той дальней скамейке у фонтана или за этой густой листвой. Может, ты меня уже заметил и, тыча в меня пальцем, рассказывал приятелям, какой я кретин. Помню, тебе очень нравилось это слово – кретин – ты постоянно звал меня так, смакуя его, растягивая слоги. Мне оно тоже нравилось, пока я не узнал его значение. Но ты был, как всегда, прав. Кто еще мог бы выбирать своё будущее только по тому признаку, что где-то там есть старый знакомый? И даже не друг.

Парк оказался большим, изучать его я мог очень долго. И с чего я только решил, что должен быть именно здесь? Погода была отличная – конец августа – и в парке толпилась вся университетская молодежь. Кто группками, кто парочками. Я заметил нескольких преподавателей. Это определенно были они: слишком серьёзные для студентов, даже для возрастных.

Я пытался представить, где можешь быть ты. В шумной компании девушек и парней? В небольшой группке представителей сильного пола? Или с подружкой за руку в тенистой части парка? Ни один из вариантов мне не нравился. Я мечтал увидеть тебя одиноко сидящим на скамейке и ищущим взглядом меня.

Вот ты сидишь, поджав под себя ногу, и зажав губами сигарету. Изо рта вьётся сизый дымок, а рядом на скамейке небрежно валяется рюкзак с учебниками. Учебный год только начался, но ты уже хочешь окунуться в знания с головой, ведь надолго тебя не хватит, а так, может, успеешь хоть что-то запомнить.

Я нашёл взглядом эту самую скамейку, и моё воображение нарисовало на ней тебя.

Мимо тебя прошла группа студентов, шумно обсуждая предстоящий учебный год.

Ты поздоровался с ними, но предпочел остаться в одиночестве, думать о своём и наслаждаться красивым небом и теплым солнцем. Уверен, в Нью-Йорке ясно бывает не так часто.

Так, фантазируя, я наматывал круги по парку. Люди сменялись: кто-то уходил, кто-то появлялся.

Сначала я услышал твой смех, затем во все глаза вгляделся в толпу, где с трудом различил твою светловолосую голову. Ты оказался мельче, чем раньше. Я подошёл так близко как мог, чтобы ты не смог видеть меня. Да, это был ты. Я не верил своим глазам. Столько времени я думал, что, когда увижу тебя, то испытаю потрясающее чувство: может, ностальгии, а, может, порыв подойти и крепко-крепко обнять тебя. Но я оказался в замешательстве. Вокруг было столько народу.

Ты засмеялся, и твои спутники – красивые девчонки и умные парни – поддержали тебя дружным смехом. Ты был в самом центре, все ребята слушали именно тебя. Было ли так раньше? Я не знаю, обычно ты держался от всех слегка в стороне и в то же время тебя знали все. Но в тот миг ты был центром Вселенной. Мир кружился вокруг тебя: и Солнце, и звёзды, и люди, и даже я.

Я хотел понять, стал ли ты добрее. Твои поклонники, очевидно, были от тебя в восторге, но ведь дело было не в доброте.

Может, ты научился смешно шутить и теперь пишешь комические пьесы?

Перед тем, как приехать в Нью-Йорк, я перевернул верх дном сайт университета, но нигде не нашёл упоминания в каком творческом коллективе ты состоял, каким творчеством занимался. Даже фотографий больше не нашёл. Была только та – одна единственная – на которую ты попал, словно по ошибке. Я тогда подумал, что будет чудо, если я найду тебя здесь. Что, если это не ты вовсе, а моё бурное воображение, помноженное на неистовое желание найти доказательства твоего существования? И сейчас я всё ещё сомневался, ты ли это был на самом деле: ведь расстояние искажает и внешность и голос, а моя одержимость тобой только усиливала это.

Я должен был подойти, но не мог сделать и шага. Я должен был окликнуть тебя, но мой голос пропал, я мог лишь сдавленно сипеть.

Вдруг вся твоя дружная компания плавно двинулась в мою сторону.

Неужели ты заметил меня и идешь навстречу, чтоб поздороваться?

Когда первые из ребят появились в метре от меня, я отвёл глаза, как будто я просто гулял и знать не знал о твоём существовании. Я смотрел себе под ноги, на ровные плитки дорожки, на ноги проходящих людей. Кроссовки модных марок, туфли на шпильках, лодочки, сандалии. Были среди этой череды обуви твои кеды? Я не знал.

Когда толпа прошла, я повернулся и посмотрел в след.

Может, там и не было тебя?

Глава 3

Время шло своим ходом, начались занятия в университете.

В один из тёплых сентябрьских дней я пришёл на первую лекцию раньше других. Хотелось привыкнуть к обстановке, подумать. Пока в аудитории никого не было, я составлял график свободного времени, чтобы переслать его маме. Она никогда не звонила неожиданно, всегда придерживалась графиков, расписаний, договорённостей. И того же ждала от меня.

Ладно, извини, я знаю, что тебе это неинтересно.

Я уже заканчивал, когда вошла девушка. Мы не были знакомы, но я видел её на прошлом занятии – она сидела на первом ряду и задавала вопросы профессору. Смелая.

Девушка подошла ко мне и заглянула в мои бумаги.

– Привет, – её голос звучал совсем не так, как на лекции, и я даже подумал, вдруг я её перепутал. – Что пишешь?

Я хотел спрятать записи, но это было бы грубо, она бы расхотела со мной говорить. Говорить правду – тоже было плохим вариантом. Тогда я в это верил.

Я решил попытаться выкрутиться.

– М… просто пишу. Мне нравится писать новыми ручками…

– Не против, если я тут сяду? – похоже, она и не собиралась меня слушать.

– Конечно.

Я вылез из-за парты, чтоб пропустить её, хотя она вполне могла обойти ряд с другой стороны. Она села в самом центре. Я повернулся и посмотрел на нёё. Девушка разгладила короткую юбку, потом вытащила из крошечной сумки помаду и зеркальце. На меня она не смотрела, поэтому не видела, что я бесцеремонно разглядываю её. Но я очень боялся, что она повернётся и скажет «чего лыбишься?». Ты бы сделал именно так.

Помню, как я однажды заметил тебя в школьном коридоре, возле дверей в кабинет директора.

«Что лыбишься?», – сказал тогда ты и провел языком по губам. «Влюбился?»

После приведения макияжа в порядок Джемма позвала меня подсесть ближе, и за несколько минут, оставшихся до того, как в аудитории появились её подруги, мы успели разговориться. Хотя я почти всё время молчал.

А во время лекции я воображал, что внезапно откроется дверь, и ты по ошибке ворвёшься на чужое занятие. Твой взгляд наткнётся на меня, сидящего в окружении симпатичных девчонок. Ты простоишь в немом удивлении несколько секунд, не понимая, как это твой кретин стал таким популярным, а потом громко выругаешься каким-нибудь грубым, но красивым словом. Профессор попросит тебя выйти, но ты останешься и до конца лекции будешь с завистью смотреть на меня.

Конечно, я не запомнил ничего из того, что говорил лектор.

После лекции Джемма позвала меня погулять по кампусу. Я не думал отказываться, но у неё было такое лицо, как будто от этого зависела, если не её жизнь, то обучение в университете точно. На улице она взяла меня за руку, и так мы ходили по кампусу до самого вечера с перерывами на лекции. Я очень удивился, узнав, что у неё точно такое же расписание. Зато Джемма – ни грамма.

Небо уже посерело, хотя лучи солнца ещё кое-где выглядывали из-за невероятно высоких зданий, а мы всё ещё наматывали круги вокруг корпусов университета. Мы шли через Вашингтон-сквер (главный парк университета) и молчали. Я не знал, о чём думала Джемма, но сам я подбирал в голове фразы, как бы повежливее отделаться от неё.

Внезапно Джемма свернула на узкую дорожку, по обе стороны которой росли густые кусты. Впереди маячил просвет – выход из парка к проезжей части. Мы бы без приключений вышли туда, но я повернул голову направо. Тогда я впервые увидел твоих друзей: Нильса и Росса.

От нашей с Джеммой дорожки направо вела ещё одна, она заканчивалась небольшим заасфальтированным пятачком с парой скамеек. На одной из них сидел коротко стриженый блондин с гитарой, всей заклеенной картинками. Он с увлечением перебирал струны. Позади него, облокотившись на спинку скамейки, стоял второй парень – жизнерадостный шатен, с цветными ленточками, вплетёнными в волосы. Вторая же скамейка была занята ещё одним парнем: светловолосым и худым. Он сидел под углом в девяносто градусов ко мне, обхватив колено руками и поставив пятку на краешек сидения. На нём была короткая кожаная куртка поверх майки и рваные голубые джинсы, на руках чёрные перчатки с отрезанными пальцами, на ногах видавшие виды кеды. Мне хватило пары секунд, чтобы понять, что это ты и запечатлеть в памяти твой образ. Я даже успел рассмотреть твоё лицо – задумчивое и насмешливое.

Я понял, что остановился только, когда Джемма сильно дёрнула меня за руку. К счастью, она смотрела вперёд и не могла понять, что привлекло моё внимание.

Мы вышли из парка, и Джемма стала говорить про общежитие (то ли моё, то ли её – я не понял). Я её не слушал, все мои мысли были заняты тобой. На этот раз я был уверен, что это не моя бурная фантазия нарисовала тебя там. Это было реально.

Я приехал в Нью-Йорк только ради тебя, поэтому просто не мог пройти мимо. Бросив Джемме что-то про забытое дело, я высвободился из её хватки и двинул назад. Через пару метров я понял, что не готов предстать перед тобой, поэтому свернул в кусты, мысленно радуясь, что они полны зелёных листьев и хорошо скрывают от посторонних глаз.

Слегка поплутав, и оставив на джемпере пару затяжек, я остановился в паре метров от твоего голоса.

Солнце припекало левый висок, за спиной грохотали автомобили, а по лицу скользили тени. Я и сам чувствовал себя тенью – незаметной и невесомой.

– Это пока всё, дальше будет проигрыш и, может, еще куплет. Пока не знаю, – произнёс кто-то из твоих друзей.

– Не сильно длинно, не?

Звук твоего голоса заставил меня вздрогнуть.

Что, если ты заметишь меня шпионящего в кустах? Смогу ли я достойно вынести очередное унижение?

Я успокоил себя мыслью, что ты занят своими друзьями, и тебе и в голову не может прийти выяснять, прячется ли кто-то в кустах.

– А сколько тебе надо, две с половиной минуты, как в попсе? – произнёс твой друг с раздражением.

Это звучало так странно. Я никогда не видел, чтоб кто-то говорил так с тобой.

– Да, блин, я просто спросил!

Ты не злился, нет. Наверное, это было вашей игрой – просто спорить.

– Ага, уже триста тридцать третий раз. Спросил он. Ну-ну.

– Остынь, Нильс! Я ничего не имею против твоих эпически длинных песен. Это так, шутка юмора, окей?

Я задумался, слышал ли я когда-нибудь, что бы ты говорил в такой примиряющей манере. Потом услышал голос третьего парня. Он о чём-то пошутил, и вы все дружно засмеялись в голос.

Первое впечатление о Россе, как о беззаботном и весёлом парне, сыплющем шутками направо и налево, закрепилось у меня с этого самого дня. Нильс же представился мне серьёзным и раздражительным. Позже я понял, что оказался не далёк от истины.

Вы болтали о разных вещах ещё долго, я особо не вслушивался в содержание и просто наслаждался реальностью твоего голоса.

Поверить только! Я, действительно, нашёл тебя! Я это сделал!

Вскоре стемнело окончательно, и ты с друзьями собрался уходить. Я хотел двинуться следом, сохранив расстояние, но понял, от долгого сидения в одной позе, моё тело перестало мне подчиняться. Пока я разгибался и разминал затёкшие мышцы, голоса уже стихли в глубине парка. И я потерял шанс проследить за тобой, чтобы узнать, где ты живёшь, и иметь шанс увидеть тебя снова.

Прямо сквозь густо растущую живую изгородь я продрался к скамейкам, где совсем недавно был ты. Сидения были ещё тёплыми. Я представил, что это не солнце их нагрело, а сохранилось тепло твоего тела. Так, к твоей внешности и голосу добавилось третье измерение – температура. Я собирал тебя, как мозаику.

Я сел на твоё место, принял твою позу, и представил, что это я говорю с Нильсом и Россом. Из головы тут же вылетели все остроумные фразы, которыми пользовался ты. Мне хотелось остаться в этом месте на всю ночь, но я вспомнил, что в общежитие существует комендантский час.

Я поднялся со скамейки и вдруг заметил на земле какой-то предмет. Я наклонился и осторожно положил его в ладонь. Это оказался кожаный браслет с болтавшейся на ней китайской монеткой. Я хотел нацепить его, но понял, что застёжка сломана.

Я решил, что это ты потерял его. И не ошибся. К твоему несчастью.

Глава 4

Больше двух недель я не мог найти тебя, а потом навалилась учёба, и я временно оставил эту идею. То, что я не узнал, где ты живёшь, вовсе не означало, что шансы увидеть тебя потеряны. Я на это надеялся.

Я мог бы зайти в культурный центр или посетить корпуса школы искусств Тиша или школы имени Штейндхадта, где по моему предположению должен был учиться ты, но так и не сделал этого. Сам не могу сказать, почему перестал искать тебя: то ли пришел к выводу, что больше шансов наткнуться на тебя случайно, то ли снова стал сомневаться, а не галлюцинации ли у меня. А, может, просто испугался. Ведь ты, может быть, и не обрадуешься мне вовсе.

С Джеммой я помирился, хотя и не сразу. Сначала мне хотелось свободного пространства, чтобы привести мысли о встрече с тобой в порядок, потом она сердилась, что я игнорирую её. И это было странно, потому что мы ведь были едва знакомы, значит, ничего друг другу не должны, разве нет? Но поскольку всё пришло в норму, я больше не задумывался над этим вопросом.

Солнечные дни стали появляться всё реже. Большую часть времени я проводил в гигантской университетской библиотеке, на занятиях или сидя с Джеммой и её подругами в забегаловке через перекресток от моего учебного корпуса. Короче, вся моя жизнь протекала вокруг восточной части парка Вашингтон-сквер. Лишь однажды мы съездили в Сохо, но это было так утомительно, что страшно вспомнить. Я представлял, что бы ты сделал на моём месте, если бы тебя потащили на всё воскресение в город смотреть, как девушки выбирают себе одежду в сотнях бутиках, и всё никак не могут выбрать. Кстати, Джемма так тогда ничего и не купила. Но ты, наверно, в такие ситуации никогда не попадал.

В другой раз мы сидели в съёмной квартире двух однокурсниц Джеммы и делали вид, что нам всем очень весело. В общем, выходные у меня были не самые захватывающие, но я всё равно был слишком занят, чтобы думать о тебе. Даже в один из моментов я решил, что вовсе и не хочу искать тебя.

Может быть, спустя четыре года на выпускном я вспомню, почему выбрал именно этот университет, но правда будет казаться такой невероятной и лишённой смысла, что я просто не поверю в неё.

Проблема только в том, что четыре года – это очень много, и вряд ли возможно, что за это время я ни разу не подумаю о тебе. Ведь я пять лет тебя искал. Ты стал моей привычкой.

Найденный браслет я оставил в брюках и с тех пор вспоминал о нём, лишь пару раз: когда носил вещи в прачечную. Я тогда сильно испугался, что потерял его. Браслет был довольно старый, потёртый, монетка на нём еле держалась. А потом она совсем отвалилась. Я бросил браслет в ящик стола, а монету переложил в маленький кармашек сумки, чтобы и на глаза всё время не попадалась, но в то же время была рядом.

Она выглядела как обычный китайский талисман удачи, с квадратной дырочкой в центре и иероглифами. У меня возникло множество сомнений, что браслет твой – не помню, что бы интересовался восточной культурой или был суеверным. Хотя, конечно, ты мог обзавестись за пять лет и новыми увлечениями. Раньше ты и одежду носил другую: никаких драных джинсов или чего-то подобного. Кроме школьной формы, я видел на тебе только спортивные костюмы и традиционный для подростка небрежный кэжуал.

В те годы мне казалось, что ты носишь скорее то, что есть, чем то, что хочешь. Это мои родители могли позволить покупать мне каждые полгода по дорогому костюму (я быстро рос тогда), а твои, очевидно, были беднее. Но, несмотря на этот факт, я никогда не чувствовал превосходства над тобой, хотя я хотел, и было в чём. Ты всегда выглядел, вёл себя, говорил так, словно тебе в голову сам гений вкладывает остроумные мысли. А я всегда был неуклюжим простачком, инопланетянином, спустившимся полчаса назад на Землю.

С тех пор прошло вполне достаточно времени, чтоб ты мог стать богаче и позволить купить себе одежду, ориентируясь на желания, а не на цену. Зато вот в моей жизни не особенно многое изменилось.

Я гадал, кем могли быть твои родители. Работягами, весь день отдающими душу на заводе, а вечерами посвящая себя пиву на убогом заднем дворике? А кем для них был ты? Единственным сыном, надеждой и опорой или же неудобным дополнением маленькой семьи? Тогда я ещё не знал, что из родителей у тебя был только отец.

Ты всегда был загадкой для меня. Вот как, например, школьный хулиган и задира, предпочитающий больше болтаться во дворе, чем вкушать азы знаний на уроках, мог поступить в один из лучших университетов страны? За меня и то платили родители, хотя я большую часть жизни посвятил учёбе. А откуда взяться деньгам у тебя? Может быть, ты выиграл в лотерею? Или твои заслуги на театральном поприще наконец-то были оценены по достоинству?

В общем, целых две недели я не искал тебя, но думал всё равно постоянно. И вот, на календаре появилось слово «октябрь».

В тот день у меня было всего одна лекция, и я не особо понимая, как хочу провести этот день, слонялся по коридорам корпуса. Завидев вдали Джемму с подругами, я поспешил ретироваться на улицу.

Накануне Джемма что-то говорила про девичник, на который каким-то образом собиралась затащить меня. Я вроде бы сказал ей, что не хочу туда, но видимо слишком невнятно выразился, потому что после этого она уже твёрдо решила сделать это. Мне не хотелось с ней снова ссориться, поэтому я ничего не ответил, зато решил, что на выходные куда-нибудь исчезну (потом придумаю, как объясню это).

Была пятница, у Джеммы занятия тоже закончились, поэтому я испугался, что она может похитить меня и продержать взаперти до самого девичника.

Я галопом припустился по лестнице, одновременно надеясь, что девушки меня не заметили, и, сочиняя, куда я могу так спешить (на случай, если мне не удастся проскочить невидимкой).

Предположив, что первым делом Джемма направится в Вашингтон-сквер, где меня легко можно будет заметить сквозь поредевшую листву деревьев, я принял решение изменить ставший уже привычным маршрут. Я завернул за угол здания, быстрым шагом пролетел мимо общежития Джеммы и остановился только на несколько секунд, чтобы дождаться зелёного сигнала светофора. Перебежав 8-ую Ист-стрит, я скрылся в проулке между домами, воспользовавшись открытой калиткой, затем пересек ещё пару улиц. Я ни разу не обернулся и не сбавил ходу. Только когда пробежал еще несколько кварталов и оказался там, где бывал очень редко, я остановился.

Если Джемма меня не заменила и не погналась следом, то – всё в порядке – сюда она точно не пойдёт, думал я.

Я оказался в проулке между многоэтажками, было на удивление тихо и пахло сыростью. Сразу стало понятно, что из-за плотной застройки солнечный свет сюда не попадает ни в единое время суток. Моё воображение нарисовало в безлюдном месте встречу наркодилеров, размахивающих оружием и ругающихся на испанском. Здесь не было ни скамеек, ни клумб, только асфальт и мелкое битое стекло – настолько мелкое, что его, очевидно, не удалось смести дворнику.

Чуть в стороне я на самом деле услышал тихие голоса, и мне тут же захотелось убраться отсюда. Выйти к шумной автотрассе, к рядам магазинов, толп прохожих и налетающим на всех велосипедистам. Пока я думал, в какую сторону пойти, ответ появился сам собой: с той стороны, что я пришёл, раздалось щебетание Джеммы и одной из её подруг, Лорен.

О, Боже! Неужели они видели, как я удирал от них, и бросились следом? Как мне теперь на глаза показываться?

Я не стал долго думать над этой проблемой и двинул в противоположную от Джеммы сторону, искренне полагая, что попаду не в тупик. Меня пугало вероятное наличие на моём пути наркодилеров, которое внезапно могут оказаться настоящими, но я надеялся проскочить мимо них с такой скоростью, чтобы они не успеют отвлечься от своих дел. Только бы они не стали приставать и мешать пройти на глазах у Джеммы. Такой позор в самом начале учебного года – такое и в кошмаре не каждом приснится.

Какое было облегчение увидеть вместо бандитов одну-единственную парочку влюблённых. Девушка с ярко малиновым каре в слишком прозрачном для октября платье и светловолосый юноша в драных джинсах и короткой кожаной куртке нараспашку. В голове успела мелькнуть мысль, что они явно что-то употребили, раз не мёрзнут, а потом я увидел лицо блондина и чуть не остановился.

Только сила инерции скорого шага, которым я шёл, не дала это сделать.

Несмотря на то, что я был одет гораздо теплее парочки, у меня всё внутри заледенело: я увидел тебя. Никаких сомнений, никаких галлюцинаций и «показалось» – это точно был ты. Реальный. Но самое ужасное было то, что твой взгляд остановился на мне. И пусть это было всего лишь мгновение, но оно было.

Вот, что ты теперь знаешь обо мне повзрослевшем: этот кретин теперь убегает не только от школьной шпаны, но и от вполне приличных девчонок!

Найдя, наконец, узкий проулок между домами, я выскочил на оживлённую улицу, и чуть не угодил под колёса автомобиля. Быстро вернулся на тротуар и понёсся куда глаза глядят. Вперёд до перекрёстка, поворот направо, затем через квартал ещё поворот. Прохожие озирались, явно думая: о, взрослый парень убегает от кого-то – стыд и срам!

Я убегал не от Джеммы. Я бежал от тебя.

Мне вдруг стало казаться, что буквально все поворачиваются и чуть ли не тычут в меня пальцем. Я даже услышал чей-то смех.

Неужели придётся забирать документы и бежать из университета? Как мне теперь учиться здесь?

Я остановился только, когда понял, что забрёл уже довольно далеко от кампуса. Моя жизнь была кончена, успев едва начаться. Правильно меня мама не хотела отпускать во взрослую жизнь, чувствовала, что умом мне лет двенадцать. Я бы мог бросить учёбу, поработать где-нибудь год и начать всё заново, но как я объясню своё желание родителям? Увидел хулигана, который доставал меня в средней школе, испугался и убежал? Мамочке под крылышко? Нет, сказал я себе, успокойся и быть мужиком.

Я разрешил себе до конца не думать о сложившейся ситуации, даже, скорее, заставил. Сперва я бесцельно шатался по району, читая вывески магазинов и стараясь забить голову фантазиями о профессиях, семейной жизни и увлечениях прохожих. Мужчин я представлял разодетыми в средневековые камзолы лордами, а женщин – всех до одной – снятыми ими путанами. Это не сильно помогало, но хватило, чтобы дойти до кинотеатра и купить билет на первый попавшийся сеанс. Показывали Обитель зла 3. Когда сеанс окончился, я купил билет на комедию с Беном Стиллером.

Когда я вышел на улицу, небо было уже тёмным. Я купил мороженое и ещё несколько часов шатался по городу, совершенно не думая о возвращении в общежитие.

Надо было соглашаться на съёмную квартиру, как предлагала мама. Желательно подальше от кампуса.

Но мне захотелось побыть, как все. Сейчас бы спокойно вернулся домой и лёг спать.

Возвращаться в кинотеатр не хотелось, а где искать другой, я не знал. На глаза попался какой-то клуб или кафе. Я подошёл, дернул за ручку и попал в просторный холл. В воздухе витал сигаретный дым вперемешку с кофейным ароматом. На классический ночной клуб было совсем не похоже. Я увидел диваны, стойку администратора и проход куда-то ещё, откуда раздавалась музыка и смех.