Текст книги "Я твоя тень (СИ)"

Автор книги: Натаэль Дэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Глава 29

Было уже поздно и пора ложиться спать. Я сел за стол, включил настольную лампу, достал чистую тетрадь и новую авторучку. Почувствовал себя эдаким Робертом Фростом[i], страдающим над очередной не получившейся строчкой. Хотя, может быть, великому поэту давалось всё по щелчку пальцев? Кто знает, я не силён в поэзии. Твою бумажку со словами-тегами я, как мог, расправил и положил рядом, прижав книгой.

На что я надеялся в этом момент? Может, на что, муза, целовавшая известных и не очень поэтов, вдруг ни с того ни с сего окажет эту честь и для меня? Если бы я сам был этой музой, то ни за что бы это не сделал и даже оскорбился бы такой мыслью. Я ведь ни разу в жизни даже не попытался сочинять стихи, а слова к песням и подавно! Почему ты дал мне такое задание совершенно понятно: чтобы в очередной раз посмеяться надо мной. Но зачем я-то согласился? Сам себе яму вырыл.

Я выписал слова с твоей бумажки в тетрадь. Сперва в том порядке, что был у тебя, потом по алфавиту, по количеству букв, сортируя существительные и прилагательные. Попробовал складывать их друг с другом, составлять предложения то с одним из слов, то с двумя и сразу трёмя. В общем, чего только я не делал, толку никакого от этого не было. Наверно, стихи сочиняют каким-то другим способом, а, может, во мне не было нужных способностей. Я даже попробовал биться головой об стол, не очень громко, правда, чтоб не разбудить соседей. Часам к трём ночи я оставил это бесполезное занятие. Надеясь, что ты дал мне на это нереальное задание не один день, я лёг спать и до самого утра уже во сне перебирал эти и какие-то другие слова в голове.

На следующий день я еле высидел все свои занятия в университете, а потом бросился в библиотеку штудировать мировую поэзию. Обложившись горой книг, я принялся выписывать в тетради удачные фразу и рифмы, особенно те, в которых попадались нужные слова. Примерно через час, когда я уже исписал три листа с двух сторон, около меня образовалась Джемма.

– Привет! Что делаешь? – она подставила стол к моему столу с боку и устроилась на нём.

Меня так и подмывало сказать: «А что не видно? Занимаюсь». Но насколько бы правдоподобно это звучало, учитывая, что вокруг меня больше десятка книг со стихами известных американских и не только поэтов, а Джемма знала все мои курсы этого семестра, среди которых не было ничего хотя бы отдалённо напоминающего литературу и уж тем более поэтику?

– Эмм… пишу, – это было самое умное, что я сумел придумать в ответ.

Я посмотрел на Джемму в упор, пытаясь понять, надолго ли она тут, со мной. Вдруг просто шла мимо, заметила меня и решила поздороваться, а так, вообще, у неё ещё куча дел? Но на вид Джемма никуда не торопилась, поэтому я сгрёб все свои талмуды и отнёс на специальную полку для прочитанных книг. Всё равно в её присутствии я ничего не сочиню.

– О, я знаю, что ты делал! – воскликнула просиявшая Джемма, когда я вернулся назад. На нас уставилось половины посетителей читального зала и начала шикать.

– Простите, – извинился я за Джемму, потом взял её за руку и вывел в коридор.

– Я знаю, что ты там делал, – повторила девушка уже шёпотом. У неё был настолько радостный вид, что я даже немножко испугался. Но нет, она была не из тех, кто радуется чужому позору? Или таких не бывает? – Ты сочинял стихотворение!

И как она только догадалась? Может быть, я анализировал поэзию или составлял сборник стихов по темам. Я не стал ни соглашаться, ни отказываться, но, похоже, Джемма решила всё и так.

Мы вышли из библиотеки и пошли в кафе. Всё равно до танцев с Джеммой оставалось пара часов, поэтому я не увидел особых преимуществ в идее сбежать от неё под каким-нибудь предлогом. Хотя, может, за это время я бы успел сочинить целую строчку, если бы Джемма не помешала.

До самого кафе Джемма ни разу не подняла эту тему снова, но я прямо видел, как её распирает от желания спросить меня об этом. Поэтому всю дорогу я перебирал в голове варианты, зачем бы я мог писать стихи, кроме, как для песни своей группы. И меня посетила одна идея.

– Меня попросили написать стихотворение по ключевым словам, сказали, хорошо заплатят, если понравится. Мне бы сейчас деньги не помешали. Мы бы могли сходить куда-нибудь.

Если бы ты это слышал, наверное, сразу лопнул бы со смеху. Хотя бы потому, что врать ты всегда умел лучше меня.

Мы устраивались за столиком, и я не сразу заметил, что лицо Джеммы изменилось. Она уже не улыбалась так широко. Но вроде бы не обиделась. Хотя, кто её знает?

– А, ясно, – сказала она и тут же скрылась за корочками меню. – И как, получается?

– Не особо. Мне бы не помешала помощь, – Джемма в ответ на мою реплику невнятно хмыкнула. – Ммм… Джемма? – она подняла глаза, но тут же вернулась к меню, как будто это было расписание экзаменов. – Ты случайно не умеешь писать стихи? – осторожно спросил я.

– Я? – на лице Джеммы появилось искреннее удивление. Ну, или мне так показалось.

– Ты не могла бы помочь мне с эти стихотворением? Если у тебя, конечно, не сильно заняты вечера. Может, тогда быстрее получится закончить и не понадобится пропускать танцы…, – закончив фразу, я представил, как Джемма подскочив на ноги, обвинит меня в том, что я лицемер, притворяюсь, что мне нравится ходить с ней на танцы, а сам ненавижу их. А потом она убежит из кафе и закричит, что между нами всё кончено. Если быть честным, то что-то заманчивое в таком исходе событий было, хотя, конечно, приятного тут мало. Но Джемма меня удивила.

– А знаешь, это хорошая мысль, – сказала с долей того энтузиазма, который появился у неё, когда она застукала меня в библиотеке. – Сегодня после танцев и начнём.

***

Ввалившиеся после танцев ко мне, мы с Джеммой сначала заставили себя принять душ (по очереди), и лишь после этого разрешили себе подумать о поэзии. Джемма устроилась за моим столом и принялась просматривать мои наброски. Я быстренько переписал слова из своей тетради на отдельный лист и предоставил его Джемме. Пока она изучала их и, может быть, обдумывала концепцию будущего стихотворения, а сбегал за водой, включил чайник и вытащил припрятанные для субботнего свидания с Джеммой конфеты. Ничего, куплю что-нибудь другое. До путешествия на воздушном шаре был ещё целый день.

Разлив чай по чашкам, я подошёл к Джемме. Стульев у меня больше не было, а подтащить кровать к столу или наоборот, показалось мне странным решением. Поэтому я встал на колени и оказался на одном уровне с лицом девушки.

– Хочешь? – я поставил перед Джеммой чашку, а на свободное от тетрадей место положил коробку с конфетами.

– Спасибо, – сказала девушка, забирая чай и запуская руку к конфетам. – Тебе какое стихотворение нужно?

– Хорошее, – ответил я и отхлебнул чай. По выражению лица Джеммы я понял, что она имела в виду что-то другое.

– Нет. Обычное, рифмованное через строчку или через две, или, может, белый стих? Или в стиле, ну, скажем, Голдсмита[ii]?

– Э… Что-то попроще. Но лирическое, – я попытался вспомнить о какой музыке говорил Нильс, чтобы понять, какой ритм придать словам. Он высказывался против стандартной попсы, под которую, правда, попадала даже большая часть рока восьмидесятых. Пожалуй, это всё, что я уловил с его слов.

Джемма взлохматила свою причёску и в задумчивости уставилась на список слов.

– Я не особо сильна в стихах. Ну, я уже говорила. Думаю, надо начать с ритма. Кстати, набор слов слегка странный, не находишь?

Я пожал плечами. А что я могу возразить? Раз ты дал мне именно эти слова, значит, тебе так надо. Уверен, ты понимал, чего хочешь.

Джемма нарисовала чёрточками несколько структур будущего стиха. А потом мы принялись рифмовать всё, что приходило в голову. Творческий процесс шёл туго, спотыкаясь о мою самооценку и желание выдавать сразу только шедевры. Я старался, как мог не обращать внимания на выражение лица Джеммы, меняющееся с каждой моей нелепой или даже дикой фразой. Даже отвернулся и представил, что нахожусь в комнате один. Но когда я перестал слышать мнение Джеммы, стало ещё хуже, как будто её молчание могло значить только единственное: моё предложение настолько ужасно, что у неё просто нет слов.

Я вернулся за стол. Джемма строчила что-то сама, заткнув уши наушниками от MP3-плеера. Она меня даже не слушала! Я почувствовал себя полным идиотом. Очевидно, Джемма встречалась со мной только из жалости. Типа кто, если не она. Я бы сам с собой встречаться ни за что не стал. Вот поэтому-то мне вечно хотелось сбежать от Джеммы, она ведь каждый раз напоминала, какой я убогий.

Я стянул со стола одну из тетрадей и устроился на кровати. Попробовал складывать слова, игнорируя скрип по бумаге ручки Джеммы и изо всех сил стараясь не смотреть на неё. Наверно, это была не лучшая идея, просить помощи. Вместе сочинять у нас не получилось, а, если Джемма создаст шедевр, я же не смогу отдать его тебе. Нет, теоретически я бы мог выдать его за свой, вряд ли кто-то об этом узнает, но я-то буду знать, что не сумел сделать то, о чём ты меня попросил. Я хочу быть для тебя равным, а не казаться. Так что из этой глупой затеи точно ничего не выйдет.

Я хотел прервать Джемму, сказать ей, что уже поздно, и она, наверное, хочет спать, я даже позвал её, но она, конечно же, не услышала и продолжила быстро-быстро извлекать из ручки буквы, слова, строчки. Я заглянул с боку. Судя по количеству исписанной бумаги, у неё получалась целая поэма. Чтобы не мешать более талантливым, чем я, людям творить, я взял первую попавшуюся книжку и углубился в чтение.

Спустя почти главу я услышал голос Джеммы:

– Слушай, что у меня получилось.

За тобой тень,

За тобой я

Надежная, стабильная.

Чёрный силуэт,

Тень жизни в пол-лица,

Тишина могильная.

Обернёшься – а меня нет.

Продолжишь путь

И я с тобой,

Не будь чужим,

Не выключай свет…

Когда Джемма замолчала, я выдавил из себя улыбку. Хотя на самом деле я не столько слушал, сколько жонглировал в голове самоуничижительными мыслями.

– Здорово, мне очень нравится. Ты – настоящая поэтесса!

Джемма смущённо заулыбалась.

– Тут надо ещё много чего исправить, но для начала, думаю, получилось ничего. Да же?

Я снова подтвердил, что Джемма – гений, великая поэтесса и мастер слова, стараясь, чтобы она почувствовала, что я ей горжусь, а не завидую по-чёрному.

Джемма подошла ко мне, вытащила из рук книгу и бросила её на пол. А сама села на кровати так, что между нами осталось всего, может быть, полсантиметра. Я подумал, что она, наверно, хочет, чтобы я её поцеловал за её подвиг, и я сделал это. Но Джемма хотела не этого. Точнее, не только этого. Она положила руку мне на колено и стала гладить, а я подумал, это неправильно, что это она пристаёт ко мне, а не наоборот. Я же парень. Но мне в тот момент было совершенно не до секса, моё настроение требовало, скорее, чего-то разрушительного или агрессивного. Ну, или просто завалиться спать.

Чего бы такого сказать или сделать, чтобы Джемма ушла домой и при этом не обиделась и уж тем более не подумала, что со мной что-то не так? В голову совершенно ничего не шло, а Джемме тем временем надоело ждать от меня ответной реакции, и от намёков она перешла к претензиям.

– Знаешь, мы встречаемся уже полгода, почти, а у нас…

Я закрыл рот Джемме поцелуем. Она чуть-чуть повозмущалась, мыча и пытаясь отстраниться, но быстро сдалась. И вот опять получилось, как будто это была моя идея, наградить её сексом за старание со стихотворением. Но последнее, чего мне хотелось в этой жизни, это потерять девственность, пытаясь доказать своей девушке, что я обыкновенный парень с обыкновенными потребностями, просто, может быть, немного нерешительный. Что бы было, если б я отказался? Обиды, обвинения в равнодушии, а, может, и в чём-то похуже… На что там намекала Лорен? И ты, пытаясь подколоть меня на том занятии? Но я же не виноват, что на моём родном Плутоне сексом интересуются не чаще, чем дождём в Англии.

На ночь Джемма осталась у меня, и мы ютились на односпальной кровати, быть может, до самого утра пытаясь отыскать удобное положение. По крайней мере, этим до полночи занимался я, тогда как Джемма быстро засопела в моих объятиях. Когда на моих наручных часах стрелки переползли пять утра, я понял, что уже больше не могу просто лежать, и я осторожно, чтобы не разбудить Джемму, вылез из кровати. Пришлось даже перешагнуть через неё. Но, я надеялся, что Джемма не из суеверных, и я этим движением не обрёк её на какое-нибудь несчастье.

Я принял душ, оделся и ушёл на улицу, подышать и подумать о случившемся и грядущем. Я даже решил пробежать пару кругов, вдруг это помогло бы настроиться на нормальный рабочий день? Но, пока я бегал, у меня в голове появилась интересная фраза. Я сел на скамейку, чтобы записать её, а поднялся только, когда в блокноте не осталось ни одной чистой страницы.

[i] Американский педагог и поэт, четырехкратный лауреат Пулицеровской премии

[ii] Оливер Голдсмит – английский прозаик, поэт и драматург, яркий представитель сентиментализма

Глава 30

Тебя я нашёл (а пришлось потрудиться) в центре Киммеля[i]. Ты стоял в фойе и болтал с парочкой творческого вида студентов: один с туго затянутым хвостиком и в потрепанном костюме-тройке, а второй – с ног до головы изрисованный татуировками и украшенный разными колечками. Я не стал лезть в разговор или отвлекать тебя, явно вы ведь обсуждали нечто ужасно важное. Я прислонился к подоконнику и открыл тетрадь, куда записал созданный утром стих, чтобы перечитать его в который раз. Не слишком ли он идиотский, чтобы отдать его тебе?

По главной лестнице туда-сюда спешили десятки ног. Большая часть проходящих были одиночками, но иногда встречались и небольшие группы. Между мной и тобой пролегало метров семь пустого пространства, но то и дело кто-то заслонял обзор. Я пытался одновременно сосредоточиться на оценке своего творчества и не упустить тебя из виду.

Как только я заметил, что ты со своей разноцветной компанией сдвинулся с места, я закрыл тетрадь и последовал за вами. Несмотря на твой новый цвет волос я даже со спины (точнее, со спины – особенно) легко узнавал тебя: по лёгкой, чуть подпрыгивающей походке, по характерной жестикуляции (видимо, ты что-то объяснял своим спутникам). Вы поднялись на пятый этаж и зашли в главный актовый зал. Я следовал по пятам по лестнице и по коридору, но в проёме остановился, не зная, можно ли заходить в культурную обитель простым обывателям. Мне почему-то показалось, что, стоит мне перешагнуть порог, все кто внутри, срочно оторвутся от своих дел и уставятся в мою сторону, узнать, кому это хватило наглости войти без приглашения в святая-святых для новоиспечённых Моцартов, Джеймсов Блантов и Рианн. Такого знакомства с твоим миром мне не хотелось, поэтому я решил подождать тебя снаружи. Когда-нибудь же ты всё равно должен был выйти.

Но я ошибся. Ты ушёл за кулисы и пропал. Очевидно, там была ещё одна дверь.

Я побежал по коридору, оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить, куда должен вести запасной выход из актового зала. Наверное, на дополнительную лестницу, чтобы артисты могли спокойно заходить в зал, минуя публику. Где-то там должны быть гримёрки и прочие комнаты. Да, это был всего лишь мой университет, а не Мэдисон-сквер-гарднер[ii], стадион гигантов[iii] или театр Амбассадор[iv], но мне казалось, что это действительно место, где собираются только особенные люди, которых не встретишь в обычной жизни. Либо же они превращаются здесь из простых прохожих в рок-звёзд.

Я завернул за угол, потом ещё раз. Я был в центре Киммеля всего пару раз и практически не знал его планировку, но предположил, исходя из внешнего вида корпуса, что коридоры ведут по кругу и замыкаются в прямоугольник. Значит, в конце концов, я должен найти то место, куда ты вышел, надо только обойти актовый зал снаружи.

Через несколько минут, проявив чудеса ориентирования, я нашёл коридор, из которого можно было попасть в актовый зал с другой стороны. Но, вот незадача, стеклянная дверь, сквозь которую хорошо просматривались входящие-выходящие артисты-студенты, была заперта на ключ. Я всё видел и даже немножко слышал, но никак бы не смог приблизиться. В конце этого творческого коридора я заметил поворот, куда уходили люди, накидывая на себя куртки, и иногда возвращались с румяными щеками. Там был выход на улицу! И ты, наверняка, давно ушёл.

Я прислонился к стене и стал думать, где я ещё смогу найти тебя. Пойти к твоему дому и ждать тебя там? Но как я объясню, откуда знаю, где ты живёшь? Сделать вид, что просто шёл мимо? Но вопрос в том, сколько раз мне надо «нечаянно» пройти мимо, чтобы застать тебя? А вдруг ты ещё не ушёл, и я смогу поймать тебя на улице?

Не поверишь, но мне даже в голову не пришло, вернуться в зал и, пройдя твоим путём, отыскать тебя.

Я ещё раз взглянул на коридор сквозь стеклянную дверь и попытался представить, где, относительно главного входа, должна быть дверь, к которой ведёт та лестница. Вдруг одна из дверей открылась, и оттуда вышел ты, на этот раз один. У меня в голове что-то щёлкнуло, и я изо всех сил побарабанил по стеклу. Оно даже задребезжало.

Ты повернулся и прищурился, глядя на меня. Подошёл поближе всё с тем же выражением недоумения, а может, подозрения на лице. Но, оказавшись в трёх метрах от меня, ты, видимо, узнал меня, и твои брови и губы сложились в чёткую фразу, которую я чуть ли не услышал через стекло: «ты ненормальный?». Я раскрыл тетрадь на страницах с моим стихотворением и приложил к стеклу так, чтобы ты смог прочитать. Я не особо надеялся на то, что ты примешь мои правила игры, но, может, хотя бы дашь мне шанс встретиться в нормальном месте?

Ты посмотрел на мою тетрадь, несколько секунд читал, потом твои губы шевельнулись. Наверно, ты что-то сказал. Вот бы знать – что! Ты показал на своё запястье, скрытое под неизменной чёрной перчаткой без пальцев, потом постучал по нему. Я далеко не сразу сообразил, что ты спрашиваешь время, ты уже успел потерять терпение. Я показал тебе часы, и ты стал писать пальцем буквы на стекле. Мне пришлось развернуться боком, чтобы легче было воспринимать текст, написанный задом наперёд. Ждать, пока я распознаю твои слова, ты не стал и, закончив всё, что хотел написать, ты развернулся и ушёл. Напрасно я стучал в дверь, ты даже не обернулся. Хорошо, что я кое-что всё же понял. Ты, судя по всему, назначил мне рандеву в фойе. Вот только когда?

Я побежал на первый этаж, занял одну из скамеек и стал ждать.

– Надолго устроился? – услышал я из-за спины твой голос уже буквально через минуту.

Я поднялся и посмотрел на тебя. Так близко я ещё я тобой не находился. Ты выглядел таким материальным, настоящим, что я вспомнил, как решил, будто ты моя галлюцинация, и внутренне посмеялся над собой.

На тебе была накинута тонкая блестящая материя, изображающая звёздное небо, поверх футболки в обтяжку, а ещё от тебя несло густым ароматом косметической отдушки, и поперёк брови красной краской была нарисована молния. Я протянул тебе тетрадь, предполагая, что ты заберёшь её и уйдёшь по своим делам, но ты даже не вынул руки из карманов.

– Ты понял, что я написал тебе?

– Кажется… вроде… Наверно не все, – промямлил я.

Ты отошёл от меня на шаг, а потом поманил меня рукой и пошёл к лестнице, ведущей наверх. Я быстро бросился следом, чтобы не потерять тебя снова, но немного перестарался и даже обогнал тебя на ступенях. Ты косо посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я и сам понял, что должен идти сзади. Я немного отстал и пошёл так, что на меня ровно попадала твоя тень, отбрасываемая лампами, висящими вдоль стен.

Мы вернулись к актовому залу. Ты зашёл вовнутрь, я немного помялся на пороге и, не дожидаясь, когда ты обернёшься, всё-таки преодолел этот незримый барьер между миром простых смертных и царством студенческой богемы. Через весь зал, сцену, включая ту часть, которая пряталась за кулисами, и часть коридора, который я уже видел сквозь стеклянную дверь, я шёл следом за твоей спиной и по дороге разглядывал твою накидку. Кто ты здесь – артист или режиссер? Наверно, все эти люди, занятые своими творческими делами и не обращавшие на меня ни капли внимания, были твоими знакомыми, может, даже друзьями. Вот бы было здорово оказаться кем-то из них, и уже чужими глазами взирать на нас. Что бы я тогда увидел?

Ты остановился перед одной из совершенно одинаковых дверей, населявших коридор, коротко постучал и зашёл. Внутри было нечто вроде диджейской комнаты: столы с компьютерами, колонки, музыкальная аппаратура. Часть комнаты выглядела рабочей студией какой-нибудь радиостанции, а другая – уютным чайным уголком с креслами, кофе-машиной на низеньком столике и мохнатым ковром под ногами, на котором лежал лист бумаги с надписью «в обуви не наступать». На одном из кресел, по-турецки сложив ноги, сидел парень с хвостиком, которого я уже видел в твоей компании, когда ждал тебя у актового зала. Он держал в руках толстенную стопку листов альбомного формата и увлечённо их пролистывал, делая пометки погрызенным карандашом.

– Дин, оставишь нас на пару минут? – спросил ты, остановившись в миллиметре от ковра.

Парень поднял взгляд на тебя с лицом, полным недоумения. Видимо, уходить он не собирался, но ты дал ему какой-то знал, понятный только вам двоим, и Дин послушно сунул ноги в ботинки. Через десять секунд его уже и след постыл. Просто чудеса конспирации, я бы даже если и был поумнее, всё равно бы ничего не понял.

Ты подошёл к одному из компьютеров, который был включён, и, заслонив его спиной, запустил какую-то программу.

– Давай сюда, – приказал ты мне, указав на тетрадь.

Я открыл нужную страницу, даже загнул её для удобства и протянул тебе. Но ты не взял её, а постучал ладонью по столу.

Насколько же я был тебе неприятен, что ты даже не желал соприкасаться с тем, что держал в руках я?

Подавив обиду, я положил своё стихотворение туда, куда ты указал и с ожиданием неминуемого сеанса унижений, стал смотреть на тебя. В какой-то момент я подумал, вдруг это всего лишь моя фантазия говорит, что я тебе противен, а на самом деле ты хотел, чтобы тетрадь лежала на столе по другой причине. Но нет, ты не развеял мои сомнения и, чуть наклонившись над стихом, без рук стал читать. Наверно, это было очень неудобно, но ты даже не попытался подвинуть к себе тетрадь.

Потом ты поднялся, по-прежнему держа руки в карманах, и отошёл от стола.

– Садись.

Я сел, а ты надел на меня здоровенные наушники с торчащим впереди микрофоном. На экране передо мной горела рамочка программы с ползунками.

– Читай.

Ты хотел записать мой стих на аудио? Это было единственным, что пришло мне тогда в голову.

Да-да, я был глупым и даже не заподозрил подвоха.

Я не стал раздумывать, для чего тебе это и, стараясь представлять, что передо мной творчество известного поэта, чтобы не умерить со стыда сразу же, начал читать.

– Не так, – ты перебил меня уже после первой строчки. – С выражением. Представься, скажи, что посвящаешь стихи мне, а потом читай так, словно веришь каждому своему слову, как будто от этого зависит твоя жизнь.

Я еле сдержался, чтобы не обернуться к тебе – ты стоял за моей спиной, положив руки на спинку моего стула – и не выпучить глаза от недоумения. Ладно, есть задача, нужно её выполнить, раз ты этого хочешь. Таковы правила игры. Если я всё сделаю правильно, ты повысишь меня в статусе с проходного игрока до участника основного состава.

Я поправил микрофон. Ты наклонился ближе, подмигнул мне и быстро нажал кнопку на клавиатуре. Движение было мимолётным, но я успел заметить на тыльной стороне ладони какие-то отметины. Рисунок? Татуировка? Ты толкнул мой стул в нетерпении.

– Меня зовут Тейт Хардинг, – произнёс я в микрофон. – Я хочу прочитать своё стихотворение, которое написал для Френсиса…

Ты снова толкнул стул, но на этот раз так, что я чуть с него не свалился. Естественно, я замолчал и повернулся к тебе. Но ты, вместо того, чтобы пояснить, что от меня хочешь, развернул меня спиной к компьютеру. Несколько секунд я слышал, как ты нажимаешь на кнопки, а потом ты крутанул меня обратно, и я увидел в раскрытой программе «блокнот» слова: «Меня зовут Ференц Чейн. Начни заново».

Очень сложно было заставить себя отвлечься от разных мыслей, вызванных твоим поведением. Тоненький голосок интуиции подсказывал мне: «беги отсюда, ничем хорошим это не кончится». Но я слишком долго ждал возможности стать тебе ближе, поэтому отмахнулся от всех сомнений и сосредоточился на задаче.

– Меня зовут Тейт Хардинг и я хочу прочитать стихотворение, которое посвящаю Ференцу Чейну.

Ты похлопал меня по плечу и шепнул «молодец». Я взял в руки тетрадь и стал читать, стараясь вложить в свой голос все эмоции, которые переживал, ища тебя и каждый раз упуская.

Когда слова закончились, я выдержал десятисекундную паузу и обернулся. В комнате я был совершенно один.

[i] Основной центр, где проходят культурные, спортивные и прочие мероприятия Нью-Йоркского университета

[ii] Одно из самых известных зданий для проведения мероприятий в Нью-Йорке

[iii] Стадион в Ист-Резерфорде, штат Нью-Джерси, со вместимостью в 80 тысяч человек. Снесен в 2019 году

[iv] Бродвейский театр, расположенный в театральном квартале Манхеттена