Текст книги "Журнал Наш Современник 2009 #2"

Автор книги: Наш Современник Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

Как мне представляется, все чередование различных цивилизаций следует довольно единообразной схеме. А именно, каждая цивилизация формируется одним народом или группой родственных народов. Для этого необходимо, чтобы данный народ (или народы) обладал сравнительно редким свойством – способностью (у многих из составляющих его лиц) жертвовать своей жизнью ради сохранения и расширения сферы распространения своей цивилизации. Это свойство Л. Н. Гумилёв называл "пассионарностью". До сих пор идут споры о том, является ли такое свойство врождённым, биологическим признаком или создаётся под влиянием определённой культуры. Но несомненно, что русский народ этим свойством обладает. Возможно, что в будущем появится другой народ, обладающий этим свойством в большей степени, чем русский, и тогда русские в истории сойдут со сцены как определяющая сила, но пока такого народа не видно. Несомненно, что народы западного мира (т. е. "романо-германцы", о которых пишет Трубецкой) такой "пассионарностью" обладали, но сейчас на наших глазах стали быстро её терять. Таков первый признак того, что русские пригодны для создания новой, "постевропейской" цивилизации.

Как мне представляется, способность некоторой нации формировать новую цивилизацию обусловлена распространением в этой нации определённого взгляда на

взаимоотношения человека и Космоса. Таким взглядом народы, образовавшие западную цивилизацию, несомненно обладали. Он заключался в покорении Космоса человеком и использовании его тайн для нужд человечества. Главным средством познания Космоса при этом считался эксперимент, то есть способность поставить природные явления в определённые условия, которые точно повторяли бы и выделяли некоторые свойства природы. Ещё в XIII веке монах Роджер Бэкон назвал естествознание "scientia experimental". Ту же идею в XVI-XVII вв. пропагандировал его однофамилец Френсис Бэкон, заложивший основы идеологии новой науки. Шпенглер описывает это направление в науке как "допрос с пристрастием природы при помощи рычагов и винтов, результатом чего являются простирающиеся перед нашим взором равнины, уставленные фабричными трубами и копрами шахт".

Живший одновременно с Ф. Бэконом Галилей (вероятнее всего, что они друг о друге даже не знали) сравнивал эксперимент с "испанским сапогом", в который человек зажимает природу, чтобы она открыла ему свои тайны. Как говорил Шпенглер, "они вырывали у божества его тайны, чтобы самим стать Богом". Это другая сторона деятельности "фаустовского духа", направленная не на соседние народы, а на природу.

Как утверждает Солоневич, русский народ несёт свою концепцию отношения к другим народам, – а также, очевидно, и к Космосу, – которую автор характеризует как "уживчивость". Солоневич утверждает: "Русскую государственность создали два принципа: а) уживчивость и б) «не замай». Такой новый подход в отношениях человека и Космоса особенно насущен сейчас, когда максимальное следование «фаустовскому духу» западной цивилизации привело человечество на грань экологического кризиса. Это второй признак того, что русские пригодны для формирования «постев-ропейской» цивилизации.

Третий аргумент исходит опять из того, что мы присутствуем при смене цивилизаций. С этой точки зрения наиболее близкий к современности прецедент – это упадок римской цивилизации. И действительно, обе эпохи поразительно напоминают друг друга, даже в деталях. Но падение римской цивилизации повлекло за собой колоссальный упадок культуры. Это то время, которое историки часто называют "тёмными веками", в отличие от Средневековья, развившего тонкую и глубокую культуру. Тогда такой период длился лет 500. Очевидно, и современное общество дичает на наших глазах. Например, исчезает культура чтения, бывшего в течение тысячелетий основным инструментом передачи традиции следующим поколениям. Или вот сейчас заговорили о пиратах, о которых европейское человечество не слышало последние лет двести.

Очевидно, предстоит новая эпоха "тёмных веков", и вероятно, что человечество заинтересовано в том, чтобы эта эпоха была как можно короче и сохранилось бы как можно больше культурных ценностей, укоренившихся в эпоху господства западной цивилизации. В этом отношении русский народ находится в особом положении в сравнении с другими крупными народами или группами народов, могущих претендовать на создание новой цивилизации. Он (возможно, себе на горе и несчастье) впитал громадное число продуктов западной цивилизации, не подчинившись (надо надеяться) в своей духовной основе ей полностью и не став её послушным органом.

Как обычно бывает в Истории, этим аргументам в пользу того, что русские пригодны для создания "постевропейской" цивилизации, противостоит мощный контраргумент. Если представить себе, что все изложенные аргументы положены на одну чашу весов, то он находится на другой чаше.

Этот контраргумент заключается в том, что правящий слой современной России полностью подчинён Западу: экономически, политически и культурно. Вот в этом "колебании весов", как мне представляется, и состоит История, и, в частности, здесь проявляется свобода воли – как отдельных людей, так и целых народов.

В нашем же положении явно есть простор для таких "колебаний". Это, может быть, беспрецедентная в истории ситуация. С одной стороны, существующий сейчас строй создан с опорой на силы Запада – прежде всего финансовые, но также культурные и пропагандистские. В ряде предшествующих работ я описывал путь, каким Запад установил своё господство над Россией. Он начал с обычного пути, которым пользовался в Америке, Африке, Азии – завоевания. Но громадное число таких попыток доказало, что сил Запада недостаточно для завоевания России. Подобные попытки лишь пробуждают "остервенение народа", по слову Пушкина. Тогда был испробован и достиг цели "обходной путь". Это был коммунизм. В сжатой форме идею можно сформулировать так: чтобы приватизировать экономику страны, её нужно сначала национализировать.

История его возникновения определяет и весь характер сложившегося у нас правящего слоя – он тесными узами связан с Западом. Но, с другой стороны, сам Запад на глазах слабеет и не в состоянии поддерживать своих ставленников – это яснее всего проявилось на примере Грузии.

Однако правящий слой должен на кого-то опираться. Обусловленная Историей опора уходит из-под ног. Единственной альтернативой остаётся народ, в подавляющем своём числе – русский. Поползновения правящего слоя найти в русском народе другую точку опоры видны хотя бы в изменении всего словесного аппарата современных политических деятелей или в уходе от "козыревской" внешней политики.

Но груз происхождения продолжает на этом слое висеть. Поэтому он и его официальные представители занимают такую двойственную позицию. Все политики теперь клянутся "отстаивать национальные интересы" (хотя спросить – интересы какой нации имеются в виду – "неполиткорректно"), представители правящего слоя ведут себя как православные, хотя официально об этом не заявляют. И т. д.

Ситуация напоминает эпоху Ивана Калиты. Кем он был – верным слугой золо-тоордынского хана, добывавшим ему "выход" побольше из его "Московского улуса" – или же он за 50 лет уже готовил Куликовскую битву? Вряд ли он сам мог ответить на этот вопрос, да и ответ зависел не только от него, а в значительной степени от его потомков.

Как мне представляется, противоречие интересов народа и правящего слоя (власти) – неизбежная черта Истории. Оно проявлялось и в дореволюционной России, когда, например, политика страны определялась много раз династическими интересами, а не интересами всего русского государства. Но, конечно, основным противоречием между интересами власти и народа в дореволюционной России было 100-летнее сохранение крепостного права после провозглашения "дворянских вольностей".

Оно же проявлялось и в истории Рима. В своей книге "О Граде Божьем" блаженный Августин объясняет, например, ослабление Рима сравнительно с "варварами" именно тем, что правящий слой не выдержал "искушения властью" и поддался тенденции, которую бл. Августин называет "страстью к властвованию" (libido dominandi). Молодой, честолюбивый римлянин видел себя полководцем во главе легионов, присоединяющих к Римской Империи всё новые провинции. Как пишет Августин, за это ему при жизни ставили статуи, а после смерти он оставался в Истории как герой. А в результате численность населения Рима и вообще культурного ядра Империи – Италии и Греции – неуклонно сокращалась, так что наиболее боеспособные легионы состояли из тех самых "варваров", с которыми они воевали.

То же противоречие проявилось и в коммунистический период нашей истории, когда крестьянство было принесено в жертву "страсти к властвованию" со стороны тогдашнего коммунистического правящего слоя.

Так что, подымаясь над всей Историей, надо, вероятно, признать, что рано или поздно при любом строе такое противоречие возникает. Но мы можем работать над тем, чтобы оно возникло как можно позже, то есть чтобы строй, при котором мы живём, был более устойчивым. Это значит, чтобы его правящий слой как можно позже поддался "искушению власти". То есть как можно дольше ощущал своё единство с остальным народом. А это единство в качестве необходимого (но, как показала многократно История, недостаточного) условия включает национальное единство. Например, Солоневич считает, что правящим слоем России вплоть до самой Революции было дворянство (в чём я с ним не согласен, и соответствующие аргументы приведены выше), так что именно оно, по его мнению, несёт ответственность за Революцию. Тем не менее он пишет:

"И как ни глубока была измена русскому народу, русское дворянство всё-таки оставалось русским – и его психологический склад не был всё-таки изуродован до конца: та совестливость, которая свойственна русскому народу вообще, оставалась и в дворянстве. Отсюда тип "кающегося дворянина". Это покаяние не было только предчувствием гибели – польскому шляхтичу тоже было что предчувствовать, однако ни покаянием, ни хождением в народ он не занимался никогда. Не каялся также ни прусский юнкер, ни французский виконт. Это было явлением чисто морального порядка, явлением чисто национальным: ни в какой другой стране мира кающихся дворян не существовало".

Это и является сейчас нашей главной целью, чтобы в складывающемся новом укладе правящий слой был в основном русским. И это не является ни "русским экстремизмом", ни "шовинизмом", а связано просто со стремлением к тому, чтобы возникающий строй был более устойчивым и продержался по возможности дольше. Чем

более устойчивым будет складывающийся строй, тем с большей вероятностью мы обеспечим спокойное существование своим детям и внукам. А для этого следует постепенно убеждать руководящее ядро правящего слоя, то есть власть, что он может апеллировать к "остервенению народа", только предлагая взамен не риторические фигуры (причём в чётко ограниченных рамках), а нечто более конкретное.

Вот здесь и возникает, как мне представляется, основная задача русской интеллигенции. Ведь уже лет 20 (после провозглашения "гласности") происходят попытки создать русское национальное движение. И надо откровенно признаться, что из этого до сих пор так ничего и не получилось. Видимо, это означает, что "русские патриоты" пользовались каким-то языком, которого народ не склонен слышать, то есть "не понимает". Ведь все обращенные к народу призывы звали к "протесту", то есть, в огрублённой форме, "к топору". А реакция народа была совершенно другой. В самое тяжёлое время он реагировал не столь стандартными средствами: восстаниями, забастовками и т. д., а совершенно новым, невиданным в истории – голодовками.

Значит, чувство народа говорит ему, что сохраняется надежда на то, что интересы власти сами приведут её к правильному решению. По своему происхождению власть – антирусская, и такова же, в значительной мере, и проводившаяся ею политика. В качестве самого яркого примера – это вообще уничтожение национальности как юридического понятия (соответствующей графы в документах – почему тогда не пола или возраста?). В стране, где подавляющая часть населения – русские, эта мера может рассматриваться только как антирусская. Но постепенно власть осознаёт, что у неё вообще нет другой опоры, кроме народа. А народ – в подавляющей части -русский. Это и создаёт двусмысленность современной ситуации. Сейчас лозунг власти – "Прорвёмся!" Но ведь он типично не логичен. Сама власть никуда "прорваться" не может. Это есть лишь призыв к "остервенению народа", то есть к тому, чтобы стянуть потуже кушаки, а если понадобится, то и жертвовать жизнями.

Функция же национальной интеллигенции в этих условиях заключается, как мне кажется, в чёткой формулировке того, что никто за антирусскую власть ни голодать, ни умирать не захочет. Сама власть должна сделать выбор и совершить конкретные действия, показывающие, что она больше не направлена против русских. Одних фраз в теперешней ситуации уже недостаточно.

МИХАИЛ КОДИН

доктор политических наук

УКРАЛИ НЕ ТОЛЬКО ДЕНЬГИ, НО И ДУШУ НАРОДА

Сила опять стала правом.

Существенный изъян как экономических, так и политических реформ в России – отсутствие в них не только социального, но и этического содержания. Все реформы осуществлялись за счёт обнищания большинства населения и обогащения меньшинства. Оказались попраны исконно российские идеалы – долга, справедливости, правды, искренности, патриотизма, национальной гордости, честности. Российское самосознание, вопреки сложившемуся в течение веков евроазиатскому менталитету, было заменено самосознанием европоцентристским; процесс деиндивидуализации личности сменился процессом апатии и нравственной деградации.

"Русский народ пребывает в национальном обмороке", – с горечью утверждал писатель, лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. По его мнению, "сознание россиян впало в летаргию. Мы еле-еле живы: между глухим беспамятством позади и грозно маячащим исчезновением впереди. Когда во всём мире настойчиво развивается "национализм" – обморок нашего национального сознания, социальная пассивность отнимают у нас и жизненную силу, и даже инстинкт самосохранения".

Вообще во всякой стране забота правительства должна состоять в том, чтобы народ был многочисленным, сильным и здоровым. Такой народ никому "просто так" ничего не отдаст. Он сохранит себя, свою территорию, своё государство, где он – хозяин. То есть страна будет жить.

Если же народ маленький и слабый, то у него отнимут всё (или он сам отдаст-продаст или пропьёт-потеряет), растащат территорию. И если такое произойдёт, то никакие "национальные идеи" будут просто не нужны – некому и незачем будет их воплощать.

Поэтому сейчас для России, потерявшей в XX веке, по разным данным, 70-75 миллионов жизней и превратившейся, по сути дела, в сплошную "демографическую дыру", страны, где минимум 30 процентов мужчин непомерно злоупотребляют спиртным, где молодёжь "балуется" наркотиками, где только две из десяти женщин могут нормально рожать, а только каждый десятый ребенок здоров (этот список можно продолжить), – это "проблема проблем". А остальные, если мы превратимся в "страну инвалидов с детства", никакого значения иметь не будут. И даже самые гениальные идеи не помогут, потому что даже десять тысяч безногих солдат всё равно не возьмут крепость.

В результате реформ атрофия национального самосознания у значительной части общества трагически совпала с кризисом политической воли. Это привело к деградации и потере чётко выраженного корпоративного ориентира, к фрагментации, измельчанию политических и социальных потребностей

народа, лидеры которого, по сути дела, предали интересы своих рядовых граждан и с азартом устремились в стихию стяжательства, в борьбу за передел общенародной собственности.

Действительно, одна из загадок современной российской истории – отсутствие сколько-нибудь выраженного социального протеста.

Ни уничтожение сбережений населения в январе 1992 года, ни разграбление национального достояния под видом "приватизации", ни расстрел парламента в октябре 1993 года, ни бойня в Чечне, унесшая более 70 тысяч жизней, ни многомесячные невыплаты зарплат и пенсий, ни "шулерский" дефолт 1998 года не порождали ни мощного сопротивления, ни мощного протеста.

Для объяснения бесконечного терпения русского народа нужно обратить внимание на культурные, исторические и психологические факторы. Прежде всего, способность долго терпеть и невероятная приспосабливаемость к тяжёлым условиям жизни вообще являются характерной чертой русского народа. Способность к активной предприимчивости у русских развита слабее, чем у жителей западных стран. Так, из векового отчуждения русского народа от политики и общественной деятельности проистекает, согласно Солженицыну, "наша нынешняя губительно малая способность к объединению сил, к самоорганизации", следствием чего является "беспомощность и покорность судьбе, превосходящая все границы".

Более того, одну из черт русской национальной психологии, отмеченную еще Достоевским в "Бесах", Ельцин и его окружение гениально использовали в своих интересах. "Правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно", – говорит Верховенский, и Ставрогин отвечает ему: "Право на бесчестье – да это все к нам прибегут, ни одного там не останется".

Начиная "реформы", Ельцин фактически провозгласил "право на бесчестье": каждый получил право красть то, чем он управляет и распоряжается. Разным слоям населения воровство было позволено в размерах, зависящих от их положения в социальной иерархии: высшие чиновники положили в карман миллиарды долларов, средний слой бюрократии – миллионы, мелкие чиновники – десятки и сотни тысяч, в самом низу пирамиды колхозники растаскивали остатки колхозного имущества, а рабочие – оборудование заводов.

Падение нравов повлекло за собой активизацию девиантного поведения, резко понизило уровень культуры в обществе, в частности, открыло дорогу на отечественное TV, эстраду, в сферу клубных развлечений "поделок" западного шоу-бизнеса.

"Повязав" народ соучастием в криминальной "прихватизации", правящая прослойка обеспечила себе социальную опору (кто же теперь захочет прихода новой честной власти?) и определённую стабильность. В самом деле, когда нарушают законы почти все, нарушение законов властью не кажется предосудительным; когда крадут почти все, хищническое разграбление страны номенклатурной верхушкой не кажется преступлением и не вызывает морального протеста.

Существуют, конечно, и другие причины социальной апатии россиян. Очевидно, что после всплеска социальной активности в 1990-1991 годах, когда сотни тысяч демонстрантов принимали участие в антикоммунистических митингах, её спад должен был наступить уже в силу того, что люди просто устали. Также очевидно, что экономические трудности, бедность и нищета в российской провинции деморализовали население и сделали его безразличным ко всему, кроме добывания куска хлеба. (Кстати, Ф. Энгельс в конце жизни признал, что, вопреки распространённому мнению, кризис и нужда не революционизируют рабочих, а, напротив, парализуют их волю и энергию.)

Кроме того, от социального протеста людей отвлекала массированная телевизионная пропаганда.

Ученые отмечают, что одной из главных причин нынешнего кризисного состояния российского общества стало, прежде всего, поражение в информационной войне, где есть свои цели.

Одна из них – дезорганизация системы управления противника.

Другая – разрушение его "иммунной системы", "расчленение на части" с помощью использования националистических, сепаратистских сил.

Третья – создание стабильной системы дезинформации. Здесь главное направление удара – наука и культура, а способ воздействия – разобщение людей (путём социальной поляризации и дифференциации, подрыва мораль-

ных устоев, насаждения бездуховности, криминализации и коммерциализации отношений между людьми).

Основатель кибернетики Норберт Винер не случайно указывал на то, что из всех дестабилизирующих (антигомеостатических) социальных факторов манипуляция информацией является наиболее сильной. В обществе же, ориентированном на потребительство, основанном на купле и продаже, на эксплуатации, на подавлении и насилии (а именно такую систему ценностей нам и навязывают СМИ), информационная система, которая, казалось бы, больше всех должна способствовать общественному консенсусу, как раз попала в руки тех, кто больше всего заинтересован и преуспел в борьбе за деньги, собственность и власть.

Но никакой "внешний враг" не способен нанести стране столько ущерба, сколько может нанести она сама себе, если её руководство и общество в целом будут действовать на основе недостоверной информации и неразумно. Ярчайший пример этому – "провальная" внешняя и внутренняя политика, проводимая сначала Президентом СССР М. Горбачёвым, а затем руководством новой России в период правления Б. Ельцина и В. Путина. Одна из основных причин подобной политики, кроме всего прочего, – отсутствие достоверной информации. Мы её плохо производим, мало ценим, ещё хуже распространяем и используем. Поэтому наши цели и действия неадекватны действительности, решения опаздывают или преждевременны, законы не работают, общество дезориентировано, а лидеры обречены на неуспех. В результате страна многое потеряла во внешних позициях, в своём положении в мире и национальной безопасности, а также стала внутренне уязвимой.

Вполне возможно, что общество проснется от спячки при появлении реальной силы, способной предложить убедительную программу выхода из кризиса. Если на российской политической сцене появится массовое движение во главе с лидером, не принадлежащим ни к "старой", ни к "новой" номенклатуре, которое будет стремиться соединить либеральную "идею свободы" с социалистической "идеей справедливости" и патриотической идеей, – то самая широкая общественная поддержка ему гарантирована. До тех пор, пока такой лидер и такая политическая сила не появились, общество будет терпеть любое, даже самое уродливое правление, предпочитая "мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться" (Шекспир).

Серьёзно усугубило общественный кризис, а вместе с ним ухудшило и реальное материальное положение, моральное самочувствие трудящихся масс в радикальной перестроечной реформаторской стихии предательство своего народа определённой частью интеллигенции.

Наиболее образованная и информированная, мобильная, чуткая к новациям, весьма продвинутая в устремлениях к личным и классово-корпоративным выгодам часть общества – советская "элитная номенклатура" бросила на произвол судьбы "ведомые" классы: индустриальных рабочих, низший и средний технический персонал промышленных предприятий, крестьянство и даже собратьев своих, так называемую "народную интеллигенцию", – рядовых врачей, учителей, техников НИИ, управленцев нижнего и среднего звена, предварительно сполна попользовав их огромный потенциал в протестном противостоянии и разрушении советского строя – и устремилась в "подковёрную" борьбу за тёплые места под восходящим светилом разбойного капитализма.

"Интеллигенция живёт в своём скиту, создавая искусственные, утопические теории, из которых не взойдёт добрых всходов", – предупреждал Павел Новгородцев. А Николай Бердяев рисовал уже постмодернистскую по нынешним понятиям картину: "Безбрежная социальная мечтательность ведёт к истреблению бытия со всеми его богатствами. Дальше начинается симуляция экономической жизни".

Интересны да и поучительны "мировоззренческие" метаморфозы, продемонстрированные самими "отцами" радикальных российских реформ, теми, кто непосредственно вверг страну в пучину невиданной экономической, а вслед за ней и социальной беды. Вспомним о них истории ради.

"Социалистические предприятия планомерно включаются в процесс общественного производства…

На основе выявления и учёта народнохозяйственных потребностей в выпускаемой продукции, трудовых и материальных ресурсов, конкретных усло-

вий хозяйствования рассчитываются размеры производства на каждом предприятии, определяется его вклад в результаты общественного производства в целом, устанавливаются наиболее рациональные производственно-хозяйственные связи. Основные параметры деятельности доводятся до первичных звеньев в виде контрольных цифр перспективных и текущих планов экономического развития. После их анализа и внесения коррективов коллективами предприятий и окончательного утверждения их вышестоящими органами в виде директивных показателей и нормативов они принимают форму плановых обязательств".

Кто автор этой командно-административной "крамолы"? Не кто иной, как самый рыночный рыночник страны – Егор Тимурович Гайдар…

С чужих слов сам бы не поверил. Не может же нормальный человек быть таким, простите, "разным"! Вчера – панегирик планированию и "вышестоящему" управлению, сегодня – экономическая анархия – мать порядка.

Однако довелось найти в библиотечных фондах и не без интереса полистать брошюрку, из которой и взята приведённая выше выдержка. Называется книжонка: "Хозрасчёт и развитие хозяйственной самостоятельности предприятий". Авторы – Е. Т. Гайдар и В. И. Ножкин.

Справедливости ради следует признать, что "командно-административный грешок" молодости зрелый демократический Гайдар замаливает страстно.

"…Всемогущее мафиозное государство, подлинный спрут. Не забудем, что чиновник всегда потенциально более криминогенен, чем бизнесмен. Бизнесмен может обогащаться честно, только бы не мешали. Чиновник может обогащаться только бесчестно. Так что государственный аппарат несёт в себе куда больший заряд мафиозности, чем бизнес"¹.

В высказывании этом слышны не только ритуальная для "демократов" всех мастей ненависть к государству (кстати, именно Советское государство совершенно бесплатно вырастило и выучило всю когорту молодых реформаторов, дало им путевку в большую науку), но и личный опыт. Чиновнику Гайдару, ловкому "прихватизатору" лучше многих других дано знать о личной доходности государственной службы и бизнеса в период затеянных им и его подельщиками драконовских "реформ".

А вот еще "перл" экономической мысли "отца" радикальной реформы, на сей раз касающийся поддержки отечественного товаропроизводителя.

"Протекционизм и попытки импортозамещения контрпродуктивны. Став на этот путь, мы неизбежно воспроизведём низшую конкурентоспособность отечественной обрабатывающей промышленности и тем самым усугубим одну из наиболее серьёзных структурных проблем развития отечественной эко-номики"².

Так что, вняв "реформатору", российское сообщество должно широко распахнуть двери для продукции зарубежных стран. Бог с ней, с растущей безработицей, с полуживыми отечественными предприятиями, с оттоком за рубеж, подчас за лежалый ширпотреб и второсортные продукты питания, так трудно достающейся нам валюты. Главное, по Гайдару и иже с ним, играть в "европейскую игру", которая почему-то всё больше и больше ухудшает положение страны.

И ещё об одном, прямо скажем, непривлекательном качестве "комиссарова внучка" нельзя умолчать. Потому что качество это не столько индивидуальное, как родовое, присущее всем так называемым "демократам" реформаторского призыва. Имя ему – демагогия.

"Сбережения российских граждан были обесценены коммунистами, которые тратили их на "холодную войну", афганскую войну, а отвечать за это пришлось нам. И М. С. Горбачёв (я знаю это из записок) знал реальное положение. Именно поэтому боялся начать реформы. У нас не было другого выхода, кроме как прийти, открыть сейфы и показать, что там ничего не лежит. Всё, что там было, промотали"³.

Такой вот ответ получил некто, когда задал вопрос самому "прорабу реформ" об обесценившихся до нуля личных вкладах в сберкассах, аккурат в первые месяцы этих самых реформ.

Гайдар Е. Т. Аномалии экономического роста. – М.: 1997, с. 195. Там же, с. 211.

Гайдар Е. Т. Беседы с избирателями. – М.: 1995, с. 21.

А так почему бы Гайдару последнего Романова, царя-батюшку нашего, не вспомнить, к слову, с его неудачными французскими займами? Тоже ведь, как и коммунисты, "виноват" пред российской казной. Или, ещё вернее, сослаться на совсем уж разорительные для Московии поборы от хана Батыя, от Астраханского каганата…

Вот такой он человечек, наш глубоко неуважаемый Егор Тимурович. Скользкий, как налим, нечестный перед страной, её народом, да и перед самим собой. К тому же, как оказалось, не шибко в науках преуспевший⁴. Кроме, пожалуй, одной: науки приспособленчества.

Приспособленчество, как образ жизни. Приспособленчество, как философия бытования.

Оно (приспособленчество в его омерзительной многоликости) "водило рукой" и тогда, когда писались следующие строки:

"Цель работы состоит в исследовании методических основ и разработке практических методов планирования совершенствования управления в отраслевых научно-технических организациях.

Теоретической и методологической основой исследования явились положения марксистско-ленинской экономической теории, решения съездов КПСС и Пленумов ЦК КПСС, постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР по хозяйственным вопросам, результаты исследований ведущих ученых-экономистов. В работе используются экономико-математические методы и модели. Разработанные в диссертации предложения обеспечивают организационно-экономические предпосылки, необходимые для оценки уровня управления и использования ее результатов для планирования совершенствования управления в отраслевых НТО".

Тут даже интриговать читателя автором не стоит. Коль уж речь идёт о "планировании совершенствования управления", то, конечно же, это – Чубайс. Кому как не любезному Анатолию Борисовичу и карты в руки для "совершенствования управления" народной собственностью в целях её скорейшего разграбления?

Известный историк и публицист Рой Медведев в небольшой, но чрезвычайно насыщенной, в основном, скандальной информацией книге "Чубайс и ваучер"⁵ приводит ряд весьма любопытных фактов из истории чубайсовской «прихватизации».

Оказывается, бывший председатель Фонда государственного имущества СССР Станислав Ассекритов поместил свой ваучер в рамочку и сделал под ним надпись: "Вещественная улика – афера века".

Но то милая шутка по сравнению с высказыванием известного американского политолога Питера Рэддуэйя: "Чубайс – нечистоплотный и лицемерный политик". По мнению американца, он слишком быстро провёл процесс приватизации и "посодействовал при этом своим личным и политическим друзьям в приобретении призовых кусков нечестными способами"⁶.