Текст книги "Дети нашей улицы"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

31

– Господин управляющий, Хамданы убили Кодру! – сказал Заклат и в упор посмотрел на аль-Эфенди. В то же время краем глаза он наблюдал за Ходой-ханум и Габалем, который стоял рядом с ней.

Оказалось, это не было новостью для аль-Эфенди.

– Я знаю, что он исчез. Ты думаешь, надежды нет?

В утреннем свете, проникающем в зал через дверь, черты Заклата казались еще отвратительнее.

– Его никогда не найдут, поверьте моему опыту в таких делах, – сказал он.

Посмотрев в лицо Габалю, который уставился в стену перед собой, Хода нервно сказала:

– Если это так, то положение более чем серьезное.

– Надо наказать всех. Иначе нам придется плохо, – разминая пальцы, отозвался Заклат.

Аль-Эфенди перебирал четки.

– Он был нашим лицом, олицетворением нашей силы!

– Да всего имения! – подчеркнул Заклат.

Габаль прервал свое молчание:

– Разве это какое-то исключительное преступление на нашей улице?

Услышав слова Габаля, Заклат вскипел:

– Не стоит тратить время на болтовню!

– Докажи, что его убили!

Аль-Эфенди ответил неестественно грубо, отбрасывая все сомнения:

– Никто из жителей не исчезал подобным образом. Если только человека не убивали…

Даже влажное дыхание осени не смогло разрядить напряженную атмосферу зала, накаленную жестокими намерениями.

– Преступление вопиет так, что отдается в соседних кварталах. А мы теряем время! – вскричал Заклат.

– Но Хамданы сидят по своим домам! – настаивал Габаль.

– Неразрешимая загадка, – усмехнулся Заклат с каменным лицом.

Он уселся удобнее и сверлил Габаля взглядом.

– Ты думаешь только о том, как оправдать родню, – произнес Заклат.

Габаль сделал над собой усилие, чтобы подавить возмущение, но голос его зазвучал резко:

– Я думаю о справедливости. Вы набрасываетесь на них с кулаками за малейшую провинность, порой вообще без причины. Да и сейчас ты думаешь только о том, чтобы заручиться поддержкой управляющего и устроить резню этих невинных.

Глаза Заклата сверкнули злобой:

– Твоя родня – преступники. Они убили Кодру, который охранял их имущество.

– Господин управляющий! – обратился Габаль к аль-Эфенди. – Не дайте этому человеку утолить свою жажду крови!

– Если потеряем авторитет, то вместе с ним потеряем и жизни! – ответил аль-Эфенди.

Хода посмотрела на Габаля:

– Ты хочешь, чтобы нас похоронили заживо на этой улице?

– Забыв о своих благодетелях, ты печешься об убийцах, – с ненавистью выпалил Заклат.

В груди у Габаля нарастал гнев, он уже не мог сдерживаться:

– Они не убийцы! На нашей улице их хватает.

Рука Ходы сжала край голубой шали. Аль-Эфенди засопел так, что ноздри его задрожали, а лицо побелело. Довольный их реакцией, Заклат съязвил:

– Понятное дело, почему ты их защищаешь. Ты – один из них!

– Не могу поверить, что ты ополчился против преступников. Ты же их главарь!

Побледнев, Заклат резко поднялся.

– Если бы не твое положение в этом доме, я разорвал бы тебя на месте!

– Ты заигрался! – спокойно произнес Габаль, стараясь скрыть свои эмоции.

– Как вы смеете затевать такое в моем присутствии?! – воскликнул аль-Эфенди.

– Я сотру его в порошок, защищая твой авторитет! – коварно проговорил Заклат.

Пальцы аль-Эфенди чуть не разорвали четки. Он строго обратился к Габалю:

– Я не разрешаю тебе защищать Хамданов!

– Этот желчный человек клевещет на них.

– Я сам разберусь!

На минуту стало тихо. Послышалось чириканье птиц в саду и громкие приветствия, к которым примешивалась грязная брань улицы.

Заклат улыбнулся:

– Дозволит ли мне господин управляющий проучить виновных?

Габаль понял, что настал решающий момент. Он повернулся к ханум и отчаянно проговорил:

– Госпожа! Я вынужден буду присоединиться к своим родственникам и находиться в заключении вместе с ними, разделив их судьбу.

Потеряв самообладание, Хода всхлипнула:

– Горе мне!

Габаль опустил голову, но обострившиеся чувства заставили его взглянуть на Заклата. Тот расплылся в омерзительной улыбке и презрительно поджал губы.

– Выбора нет! – сказал Габаль с сожалением. – Я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

Аль-Эфенди бросил на него жесткий взгляд и спросил: – Нужно внести ясность. Ты с нами или против нас?

Габаль ответил с грустью, понимая, что порывает со своей прежней жизнью:

– Я воспитан вашей милостью, и я не могу встать против вас. Но мне стыдно бросать своих родных на произвол судьбы и прятаться за вашу спину.

Заламывая руки в агонии, предчувствуя конец своему материнству, Хода обратилась к Заклату:

– Уважаемый! Давайте отложим этот разговор!

Заклат поморщился, будто его лягнули копытом в лицо. Он посмотрел на аль-Эфенди, ханум и пробурчал:

– Неизвестно, что будет твориться на улице завтра!

Аль-Эфенди старался не смотреть на жену.

– Ответь мне, Габаль, ты с нами или против нас?

Гнев управляющего нарастал, пока он не потерял самообладание и не закричал, уже не требуя ответа:

– Либо ты остаешься с нами как один из нас, либо убирайся к своей родне!

Габаля охватила ярость, особенно когда он увидел, насколько эти слова понравились Заклату, и он решительно заявил:

– Вы выгоняете меня, господин, и я уйду.

– Габаль! – в муках вскричала Хода.

– Вот он во всей красе перед вами! – ядовито заметил Заклат.

Габаль нетерпеливо поднялся и твердыми шагами направился к выходу. Хода вскочила, но аль-Эфенди вцепился в нее. Габаль уже исчез. Порыв ветра с улицы качнул штору, хлопнули ставни. В зале воцарилась атмосфера напряженности и подавленности.

– Необходимо действовать, – тихо проговорил Заклат.

Однако Хода, потерявшая разум, упорствовала:

– Нет! Пусть остаются на осадном положении. И смотри, пальцем Габаля не тронь!

Заклата эти слова ни капли не рассердили, так как уже ничто не могло отравить вкус его победы. Он вопросительно взглянул на управляющего.

С кислой миной тот ответил:

– Поговорим об этом в другой раз.

32

Габаль окинул печальным взглядом сад и приемную, вспомнил трагедию Адхама, которую каждый вечер он слушал под аккомпанемент ребаба, и направился к воротам. Стоявший там привратник спросил его:

– Почему вы снова идете на улицу, господин?

Габаль нехотя ответил:

– Я ухожу, чтобы уже никогда не возвращаться сюда, дядя Хасанейн!

От неожиданности привратник открыл рот и с тревогой посмотрел на Габаля.

– Из-за Хамданов? – лаконично спросил он.

Габаль молча опустил голову.

– Не могу поверить. И как только ханум тебя отпустила? Господи, как же ты будешь жить, сынок?!

Габаль переступил порог, и его взгляду предстала улица, кишащая отбросами, людьми и животными.

– Как все на нашей улице, – ответил он.

– Ты не создан для этого.

Габаль растерянно улыбнулся.

– Лишь слепая случайность выдернула меня отсюда.

Он удалялся от дома, слыша, как привратник советует ему не навлекать на себя гнев надсмотрщиков.

Вот перед ним раскинулся шумный квартал с его пылью, кошками, мальчишками и лачугами. Только в этот момент он осознал, какой поворот произошел в его судьбе, подумал о тех тяготах, которые его ожидают, и о потерянных теперь уже благах. Однако гнев затмил его страдание, и с ним не шли ни в какое сравнение ни цветы, ни птички, ни материнская ласка. Неожиданно ему повстречался надсмотрщик Хамуда, который сказал, ехидно посмеиваясь:

– Вот бы применить твою силу против Хамданов!

Не оборачиваясь на его слова, Габаль направился в один из больших домов, которые принадлежали его роду. Он постучал. Хамуда догнал его и удивленно спросил:

– Чего тебе здесь надо?

Габаль ровным голосом ответил:

– Я возвращаюсь в свою семью.

Узкие глазенки оторопевшего Хамуды расширились: он не мог поверить в услышанное. Заклат, который уже покинул дом управляющего и шел к себе, заметил их.

– Пусть входит, – крикнул он Хамуде. – Если выйдет, я его живьем закопаю.

Изумление сошло с лица Хамуды, и вместо него появилась глупая злорадная улыбка. Габаль продолжал стучать в дверь, пока жильцы, а также соседи не пооткрывали окна и не высунулись Хамдан, Атрис, Далма, Али Фаванис, Абдун, поэт Радван и Тамархенна. Радван спросил с усмешкой:

– Что угодно господскому сыну?

– Ты с нами или против нас? – спросил Хамдан.

– Его прогнали, вот он и просится обратно к своим грязным родственникам! – прокричал Хамуда.

– Тебя действительно выгнали? – нетерпеливо переспросил Хамдан.

– Откройте дверь, дядя Хамдан! – тихо проговорил Габаль.

Тамархенна издала радостный крик:

– Твой отец был хорошим человеком, а мать честной женщиной!

– Поздравляю: так отзывается о твоих родителях шлюха! – вставил Хамуда.

– А что твоя мать? Веселые ночки в султанских банях проводила? – рассердилась Тамархенна.

Она поспешила захлопнуть окно, и камень, пущенный Хамудой, со стуком ударился о ставни, что вызвало ликование мальчишек, прятавшихся по углам. Дверь открылась, и Габаль вошел навстречу влажному воздуху, который оказался непривычно затхлым. Родственники встретили его объятьями и наперебой приветствовали добрыми словами. Однако теплая встреча была испорчена ссорой, доносившейся из дальнего угла двора. Даабас накрепко сцепился с неким Каабальхой. Габаль подошел к ссорящимся и протиснулся между ними.

– Вы ссоритесь, когда они держат нас взаперти?! – спросил он строго.

Прерывисто дыша, Даабас ответил:

– Он стащил кастрюлю картошки с моего окна.

– Как тебе не стыдно! Ты видел, как я воровал? – закричал Каабальха.

– Чтобы заслужить милость Всевышнего, вы должны быть милосердны друг к другу! – прикрикнул на них Габаль.

Но Даабас был настроен решительно.

– Моя картошка у него в брюхе, и я своими руками разорву это брюхо, чтобы ее вытащить.

Поправив шапочку, Каабальха сказал:

– Клянусь богом! Я не ел картошки с прошлой недели.

– Да ты единственный вор в этом дворе!

– Не суди, не имея доказательств! Так поступает с вами Заклат, – сказал Габаль.

– Надо проучить его. У него руки длинные, как у его матери! – вскричал Даабас.

– Даабас, да ты сам – сын торговки редисом! – ответил ему Каабальха.

Даабас прыгнул в сторону обидчика и ударил его. Каабальха не удержался на ногах, по его лбу заструилась кровь. Не обращая внимания на уговоры присутствующих, Даабас принялся избивать противника. И продолжал, пока Габаль не вышел из себя, не схватил его за горло и не сдавил. Напрасно Даабас пытался вырваться из его хватки.

– Хочешь убить меня, как убил Кодру? – прохрипел он.

Габаль с силой оттолкнул его, и Даабас, ударившись о стену, уставился на него полным ненависти взглядом. Остальные же переводили глаза с одного на другого, не веря: неужели это Габаль расправился с Кодрой? Далма бросился целовать Габаля, Атрис же воскликнул: «Благослови тебя Бог, лучший из Хамданов!»

– Я убил его, заступившись за тебя! – с обидой ответил Габаль Даабасу.

– Может, ты вошел во вкус? – понизил голос Даабас.

– Неблагодарный! Не стыдно говорить такое? – обратился Далма к Даабасу и тут же потянул Габаля за рукав: – Оставайся здесь моим гостем… Господин Хамдан!

Габаль последовал за Далмой, чувствуя, как бездонная пропасть разверзается у него под ногами.

– А бежать отсюда никак нельзя? – шепнул ему Габаль на ухо.

– Боишься, что тебя выдадут? – обиделся Далма.

– Даабас глупец.

– Да, но не подлец.

– Боюсь навлечь на вас беду.

– Если хочешь, – уверенно заявил Далма, – я помогу тебе бежать. Но куда тебе податься?

– Пустыня большая, ни конца, ни края.

33

Габалю удалось бежать только под утро. Когда все спали глубоким сном, он перебирался с крыши на крышу, пока не очутился в аль-Гамалии. Оттуда в потемках он добрался до аль-Даррасы и повернул в пустыню. Когда при бледном свете звезд он дошел до скалы Хинд и Кадри, бороться со сном уже не было сил, он был измотан длительным бодрствованием. Габаль лег на песок, накрывшись накидкой, и заснул. С первыми же лучами солнца он открыл глаза и сразу поднялся, чтобы успеть дойти до горы раньше, чем появятся прохожие. Однако прежде чем он двинулся в путь, взгляд его остановился на месте, где он похоронил Кодру. При виде этого места он вздрогнул, во рту у него пересохло, и, теряя над собой контроль, побежал прочь. Габаль убил злодея, но что-то гнало его от этого места. В голове промелькнуло: «Мы не созданы для того, чтобы убивать, но загубленных нами не счесть». Про себя Габаль удивился, что не нашел другого места для ночевки, кроме того, где закопал убитого! Нахлынуло желание уйти подальше отсюда. Ему нужно навсегда распрощаться с теми, кого он любит, и с теми, кого ненавидит, – матерью, Хамданами, этими надсмотрщиками. Он достиг подножия аль-Мукаттама и в страшном отчаянии повернул на юг к рынку, куда должен был прийти после рассвета. Обернувшись, он долго вглядывался в пустыню и, постепенно успокоившись, произнес: «Теперь нас разделяет пустыня».

Он стоял на рынке аль-Мукаттама – небольшой площади, где сходились улицы. Здесь было очень шумно, и голоса людей смешивались с криками ослов. Судя по всему, приближался праздник. На рынке было полно прохожих, торговцев, зевак, дервишей и факиров, хотя настоящая жизнь должна была начаться здесь после заката. Его глаза разбегались, в этом людском водовороте было трудно удержаться. Чуть в стороне он заметил хижину из листов жести, вокруг нее расставлены деревянные стулья. И хотя это была жалкая забегаловка, ничего лучшего на рынке не найти, поэтому здесь было полно посетителей. В изнеможении он направился к свободному стулу и рухнул на него. К нему подошел сам хозяин, выделив по внешнему виду Габаля среди других посетителей, ведь на нем была красивая галабея, дорогие сапоги и высокая чалма на голове. Попросив стакан чая, Габаль принялся наблюдать. Его внимание привлекла суматоха у колонки с водой. Люди толпились, пытаясь набрать воды в свои посудины. Это была, скорее, не толчея, а жестокая битва со своими жертвами. Крики становились громче, раздались проклятия. Затем в самой гуще тонким голосом завизжали две девушки и, спасаясь, с пустыми ведрами вырвались из давки. Обе были одеты в светлые галабеи, спускающиеся от шеи до самых пят, оставляя открытыми лишь их прелестные юные лица. Габаль взглянул на ту, что была пониже. Не задерживая на ней взгляд, посмотрел на другую и не смог оторваться от ее черных глаз. Девушки подошли к свободному месту рядом. Стало очевидно их сходство, только одна была несравнимо красивее другой. Очарованный Габаль подумал: «Как она прекрасна! Ничего подобного на нашей улице я не видел». Они остановились, чтобы поправить выбившиеся из-под платков волосы, поставили ведра вверх дном и присели на них. Та, что была ниже ростом, спросила с обидой в голосе:

– Как же теперь набрать воды в этой давке?

Красавица ответила:

– Что поделаешь? Праздник. Отец уже рвет и мечет, наверное.

Не сдержавшись, Габаль вмешался в их диалог:

– Что же он сам не пришел за водой?

Обе девушки недовольно обернулись, но так как внешность Габаля производила благоприятное впечатление, они успокоились и ограничились тем, что ответили ему:

– А тебе какое дело?! Разве мы тебе жаловались?

Габаль обрадовался, что они вступили в разговор, и поспешил извиниться:

– Я только хотел сказать, что накануне праздника в такую давку должен лезть мужчина.

– Это наша обязанность, у отца тяжелая работа.

Габаль улыбнулся:

– А чем занимается ваш отец?

– Это тебя тоже не касается.

Не обращая внимания на то, что люди стали коситься на него, Габаль встал и вежливо предложил:

– Давайте я наберу вам воды.

Та, на которую он положил глаз, отвернулась со словами:

– Мы не нуждаемся в твоей помощи.

Но ее сестра оказалась смелее:

– Если сделаешь, будем тебе благодарны.

Она встала и потянула сестру, чтобы та поднялась. Габаль взял ведра у них из рук и стал своим мощным телом пробиваться сквозь толпу к колонке. Он заплатил человеку в будке два миллима, наполнил ведра водой и принес их на то место, где стояли девушки. Увидев, что к девушкам пристали молодые люди и сестры вступили с ними в словесную перепалку, он пришел в ярость. Габаль поставил ведра на землю и угрожающе двинулся на парней. Один из них стал грубить, но тут же получил удар кулаком в грудь. Когда они решили напасть на Габаля разом, незнакомый голос остановил их:

– Проваливайте, молокососы!

Голос принадлежал пожилому, невысокому, но крепкому мужчине, одетому в галабею, подвязанную поясом. Глаза его сверкали. Ребята, растерявшись, закричали: «Аль-Балкыти!» и тут же разбежались, бросая на Габаля злобные взгляды. Девушки прильнули к отцу, младшая сказала:

– Сегодня и так трудный день из-за праздника, а тут еще эти подонки!

Аль-Балкыти ответил ей, рассматривая Габаля:

– Когда вы задержались, я вспомнил о празднике и пришел. Вовремя. А ты – благородный человек, – обратился он к Габалю. – Редкость для нашего времени.

Габаль засмущался.

– Да это пустяк. Не стоит благодарности.

Девушки взяли ведра и молча пошли в сторону дома. Габалю хотелось смотреть им вслед и любоваться, но он не посмел это сделать под пристальным взглядом аль-Балкыти. Габалю показалось, что этот человек видит его насквозь, и испугался, что он прочтет его желание по глазам.

– Ты избавил их от этих мерзавцев. Такие, как ты, заслуживают всеобщей любви. Как только они посмели приставать к дочерям аль-Балкыти?! Это пиво. Ты не заметил, они были пьяные?

Габаль отрицательно покачал головой.

– У меня нюх как у джинна. Ты меня не знаешь?

– Нет, господин, не имел чести.

– Значит, ты не из этих мест, – заявил аль-Балкыти уверенно.

– Нет.

– Я заклинатель змей аль-Балкыти.

Лицо Габаля просияло, он что-то припомнил.

– Какая честь! Многие знают Вас на нашей улице.

– На вашей улице?

– Улица аль-Габаляуи.

Аль-Балкыти вздернул редкие седые брови и почтительно произнес:

– Добро пожаловать! Кто же не знает аль-Габаляуи, владельца земли! Или вашего надсмотрщика Заклата! Вы, уважаемый, пришли на праздник?

– Меня зовут Габаль. Я пришел в поисках нового жилья.

– Ты ушел с улицы?

– Да.

Аль-Балкыти вгляделся в него.

– Пока ходят эти надсмотрщики, будут и те, кто бежит от них. Но признайся, ты убил мужчину или женщину?

Сердце Габаля екнуло, но он твердо ответил:

– Что вы такое говорите?!

Аль-Балкыти рассмеялся, обнажив гнилые зубы:

– Ты не из челяди, которой помыкают эти надсмотрщики. И не воришка. Такие, как ты, уходят с улицы, только если совершили убийство.

– Я же сказал вам… – ответил Габаль резко и с раздражением.

– Господин! – прервал его аль-Балкыти. – Меня не волнует, убийца ты или нет. Особенно после того, как ты доказал свое благородство. Да здесь все, кто не вор и не грабитель, убийцы. Чтобы ты поверил в мою искренность, я приглашаю тебя на кофе к себе в дом.

Удача улыбнулась ему, и Габаль ответил:

– С превеликим удовольствием!

Они прошли через рынок в квартал Кальаа и, когда суета рынка осталась позади, аль-Балкыти спросил Габаля:

– Ты шел сюда к кому-то конкретно?

– Я никого здесь не знаю.

– Тебе негде остановиться?

– Негде.

Аль-Балкыти охотно предложил:

– Будь моим гостем, пока не найдешь себе пристанища!

Сердце Габаля забилось от радости.

– Вы так щедры!

Аль-Балкыти рассмеялся:

– Ничего удивительного. В моем доме столько змей! Найдется место и человеку. Напугал я тебя? Я заклинатель змей. Покажу тебе, как их приручить.

Они прошли всю улицу до конца и очутились на пустыре. Габалю бросился в глаза домик из неотесанного камня на отшибе. По сравнению с другими разваливающимися жилищами этой улицы он выглядел новым. Аль-Балкыти указал на него и с гордостью произнес:

– Дом аль-Балкыти, заклинателя змей!

34

Когда они подошли к дверям, аль-Балкыти сказал:

– Я выбрал это нелюдимое место потому, что заклинателя змей считают самой неприятной тварью.

Они вошли в длинный коридор, упирающийся в запертую комнату. С обеих сторон двери комнат были также закрыты. Указав на дверь напротив входа, аль-Балкыти сообщил:

– Здесь у меня хранятся инструменты для работы, в том числе и живые. Не бойся! Дверь закрыта наглухо. Уверяю тебя, со змеями ужиться легче, чем со многими людьми. Как с теми, от которых ты скрываешься.

Аль-Балкыти рассмеялся, показав беззубый рот:

– Люди пугаются змей, даже надсмотрщики их опасаются. Я же обязан им своим заработком. Благодаря им я построил этот дом.

Он показал на комнату справа:

– Здесь спальня дочерей. Их мать давно скончалась, оставив меня одного доживать век. Я так и не женился во второй раз. – Он показал налево: – А здесь будем спать мы с тобой.

С боковой лестницы донесся голос младшей сестры, поднимающейся на крышу.

– Шафика! – позвала она. – Помоги мне со стиркой. Что застыла?!

– Саида, ты разбудишь змей своим криком! – заругался на нее аль-Балкыти. – А ты, Шафика, не стой как истукан!

Ее зовут Шафика! Какая она красавица! И слова ее были совсем не обидные! А черные глаза выражали немую благодарность. Как сказать ей, что я принял это рискованное приглашение исключительно ради ее глаз?

Аль-Балкыти толкнул дверь в комнату справа и посторонился, чтобы Габаль прошел, потом закрыл дверь и оказался у него за спиной. Взяв Габаля за плечо, он проводил его до тахты, стоящей вдоль правой стены небольшой комнаты. Габаль присел и обвел помещение взглядом: по левой стене кровать, застеленная серым одеялом, на полу между кроватью и тахтой расшитая циновка, посреди которой стоял медный поднос, утративший цвет из-за множества пятен. На подносе – горка пепла, с краю кальянная трубка, кусок ткани и горсть табака. Из единственного открытого окна виднелась только пустыня, бледно-голубое небо да высокий склон горы аль-Мукаттам у горизонта. В абсолютной тишине изредка раздавались выкрики пастухов. Слышалось дуновение ветра, приносившего с собой потоки раскаленного палящим солнцем воздуха. Аль-Балкыти разглядывал Габаля так откровенно, что тому стало неловко. Габаль попытался отвлечь его от своей персоны разговором, как вдруг потолок над ними затрясся, кто-то пронесся по крыше. Сердце Габаля учащенно забилось. Он сразу же решил, что это звук ее шагов, и его охватило благородное желание принести счастье в этот дом, даже если придется иметь дело со змеями. «А что если, – подумал он про себя, – этот человек убьет меня и закопает в пустыне, как я Кодру, и девушка не узнает, что я пожертвовал жизнью ради нее?»

Он очнулся от голоса аль-Балкыти:

– У тебя есть работа?

Вспомнив о последних деньгах в кармане, Габаль ответил:

– Я найду работу. Все равно какую.

– Наверное, у тебя нет нужды торопиться с работой?

Этот вопрос заставил Габаля поволноваться.

– Лучше подумать об этом заранее.

– У тебя фигура как у надсмотрщика!

– Я ненавижу насилие!

Аль-Балкыти засмеялся:

– Чем же ты занимался на своей улице?

После недолгих колебаний Габаль ответил:

– Я работал в управлении имением.

– Вот невезение! Чего же ты ушел с этого теплого места?

– Судьба!

– Наверное, заглядывался на какую-нибудь госпожу?

– Боже упаси! Что вы?!

– Ты осторожен. Но скоро ты привыкнешь ко мне и расскажешь все свои секреты.

– Дай Бог!

– У тебя есть деньги?

Габаля снова охватила тревога, но он, не подав виду, сказал наивно:

– Мало. Надолго не хватит.

Подмигнув, аль-Балкыти сказал:

– Ты хитер, как черт. Знаешь, ты мог бы стать заклинателем змей. Может, сработаемся? Не удивляйся! Я стар, мне нужен помощник.

Габаль не принял его слова всерьез, однако он испытывал сильное желание сблизиться с этим человеком. Он собрался было что-то сказать, но аль-Балкыти опередил его:

– Подумаем об этом после. А сейчас…

Он поднялся, нагнулся над жаровней, поднял ее и вынес из комнаты, чтобы развести огонь.

* * *

После полудня мужчины вышли из дома вместе. Аль-Балкыти отправился на прогулку, а Габаль на рынок, чтобы развеяться и купить продукты. На пустырь он вернулся только под вечер и нашел этот одиноко стоящий дом по слабому свету, который брезжил из окна. Приблизившись к двери, он различил голоса: в доме жарко спорили. Не удержавшись, он остановился подслушать. Саида сказала:

– Если ты окажешься прав, отец, и на его совести преступление, то как мы будем противостоять надсмотрщикам с его улицы?

– Он не похож на преступника! – защитила его Шафика.

– Как ты успела его так хорошо узнать, гадюкина дочь? – посмеялся над ней Аль-Балкыти.

– Почему же он тогда сбежал от беззаботной жизни? – спросила Саида.

– Неудивительно, что человек покидает улицу, которая славится такими надсмотрщиками, – ответила Шафика.

– Ты не можешь этого знать наверняка, – усмехнулась Саида.

– Общение со змеями не прошло для меня даром. Я породил двух гадюк, – вздохнул Аль-Балкыти.

– Ты приглашаешь в гости человека, о котором ничего не знаешь, отец!

– Кое-что мне известно. Узнаю и остальное. У меня цепкий глаз, когда надо. Я пригласил его, восхищенный его благородством, и не могу взять свои слова обратно.

При других обстоятельствах Габаль ушел бы, не раздумывая. Покинул же он родной дом без колебаний?.. Но сейчас он был во власти силы, которая влекла его сюда. Сердце трепетало так, что он утратил инстинкт самосохранения. Габаль слышал только голос нежности, который рассеял одиночество ночи в пустыне и заставил серп луны, плывущий над горой, улыбаться так, будто светило хотело сообщить Габалю радостную новость. Он подождал немного в темноте, кашлянул и постучал. Дверь открыл сам аль-Балкыти, на его лице отражался свет фонаря, который он держал в руке. Мужчины прошли в комнату. Положив на поднос принесенный сверток, Габаль сел. Аль-Балкыти вопросительно взглянул на пакет.

– Финики, сыр, сладости, тахина [10]10
  Тахина – густая кунжутная паста; распространенное блюдо на Ближнем Востоке.


[Закрыть]и горячий фаляфель, – пояснил Габаль.

Аль-Балкыти улыбнулся, показал на сверток, потом на кальян и сказал:

– Значит, у нас есть все, чтобы приятно провести вечер, – он дружески похлопал Габаля по плечу. – Так ведь, сын управляющего?

Сердце Габаля сжалось. Он вспомнил ханум, усыновившую его, сад, поющих птиц, жасминовые кусты, ручей, мир, спокойствие и розовые мечты – потерянный для него мир благополучия. Но тут его воспоминания и сожаления об утраченном смыло новым потоком, и перед ним предстал образ прекрасной девушки. Какой-то волшебной силой его тянуло в этот дом со змеями. С воодушевлением, неожиданным, как вспышка погасшей было от порыва ветра свечи, он сказал:

– Как с вами хорошо, дядюшка!