Текст книги "Дети нашей улицы"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

76

В праздник Касем сидел у окна, наблюдая за улицей. Как хорошо в эти дни в нашем квартале!

Водоносы полили землю водой. Шеи и хвосты ослов были украшены искусственными цветами. В глазах рябило от детей, одетых в яркие одежды и запускающих в небо воздушных змеев. В тележки были воткнуты флажки. Крики и возгласы смешивались с мелодией флейты. На повозках было полно танцующих, лавки закрыты, а кофейни, курильни и пивные лавки, наоборот, битком набиты посетителями. На каждом углу улыбались и поздравляли: «Счастья вам!» Касем сидел в новой галабее, держа под мышки Ихсан. Она то гладила своими ручонками отца по лицу, то царапала ему щеки. Внизу кто-то запел:

 
Глаза не могу отвести от любимой…
 

Касему сразу же вспомнился день свадьбы, и сердце его забилось еще радостнее. Он любил музыку и веселье! Адхам мечтал прожить жизнь под песни в саду… А что поет этот человек в праздник? «Глаза не могу отвести от любимой»? Прав певец. С тех пор как в темноте его глаза увидели Кандиля, рассудок, воля и сердце ему больше не принадлежали.

Двор его дома превратился в клуб, где тренировали тело и очищали дух. Вместе с юношами он поднимал тяжести и учился драться на палках. Руки Садека стали такими же крепкими, как накачанные ноги лудильщика. Хасан и без того настоящий богатырь. Остальные же были полны энтузиазма. Это Садек дал мудрый совет позвать в клуб бродяг и нищих. Им понравились физические нагрузки, а речи Касема захватили их еще больше. Да, их мало, но своей преданностью они стоят многих. Вдруг Ихсан пропищала: «Па-па!», и Касем расцеловал ее. Край его галабеи, где она сидела, стал мокрым. Из кухни доносились удары пестика о ступку, голоса Камар и Сакины и мяуканье кошки. Под окном проехала повозка, в ней хлопали в такт песни:

 
Вот как воин наш удал!
Феску скинул – наместником стал!
 

Касем заулыбался, вспомнив вечер, когда Яхья, хлебнув лишнего, распевал эту песню. Эх, если бы все удалось и у жителей улицы была бы одна забота – петь! Вскоре среди нас окажется много сильных и верных людей. И мы вместе бросим вызов управляющему, надсмотрщикам и всем несправедливостям. На улице останутся жить милосердный дед и его безгрешные внуки. Будут уничтожены нищета, грязь, бедность и произвол. Мы больше не увидим ни вшей, ни мух, ни дубинок. Под сенью сада воцарится безмятежный покой, и будет слышна лишь чудесная мелодия. Касем очнулся от грез, услышав, как Камар ругает Сакину. Удивленный, он прислушался и позвал жену. Дверь тут же распахнулась, и в комнату вошла Камар, толкая рабыню:

– Ты глянь на нее! Мать ее родилась в этом доме, она сама родилась здесь, и не стесняется нас подслушивать!

Касем с укором взглянул на Сакину, а та закричала низким голосом:

– Я не предательница, господин! Госпожа не хочет меня слушать!

Камар была в ужасе и не могла этого скрыть:

– Я видела, как она с улыбкой говорила, что к следующему празднику Касем станет главой квартала, как в свое время Габаль стал главой Хамданов. Спроси-ка ее, что она имела в виду?

Касем, нахмурившись, озабоченно спросил:

– Так что ты говорила, Сакина?

Со свойственной ей смелостью Сакина отвечала:

– То, что сказала. Я ведь не из тех, кто сегодня в одном доме работает, а завтра – в другом. Я здесь выросла, можно было и не скрывать от меня тайну.

Касем и Камар переглянулись. Он указал глазами на дочь, и жена забрала девочку. Касем велел Сакине сесть, рабыня опустилась у его ног и сказала:

– Разве справедливо, что чужие знают о твоей тайне, а я остаюсь в неведении?!

– О какой тайне ты говоришь?

– Которую Кандиль поведал тебе у скалы Хинд!

Камар ахнула, но Касем сделал жест, чтобы Сакина продолжала.

– Так же, как это было с Габалем и Рифаа, – сказала она. – Ты один из них. Ты был господином, даже когда пас овец. Я была посредницей между тобой и госпожой. Как ты мог забыть? Вы мне раньше других должны были рассказать. Как можно доверять посторонним и не верить своей служанке? Да простит вас Господь! Я молюсь, чтобы ты одержал победу над управляющим и надсмотрщиками! Об этом просят Бога все!

Камар, нервными движениями укачивая ребенка, воскликнула:

– Не следовало тебе нас подслушивать. Это грех!

Но Сакина горячо и искренне возразила:

– Я и не думала следить за вами, Господь свидетель! Просто услышала через дверь ваш разговор. Не может же человек заткнуть себе уши! А ты, госпожа, своим недоверием разрываешь мне сердце! Я не предательница. Вы последние, кого я предала бы. Зачем мне вас предавать и кому? Да простит тебя Господь, госпожа!

Касем внимательно изучал Сакину, не только глазами, но и сердцем. Когда она закончила, он спокойно сказал:

– Ты предана нам, Сакина. В твоей верности никто не сомневается.

Сакина взглянула на него с надеждой и промолвила:

– Да пошлет Всевышний тебе здоровье, господин! Ей-богу, я такая и есть!

– Я могу отличить, кто верен, а кто нет. Измена не поселится в моем доме, как это было в доме Рифаа. Камар! Эта женщина так же чиста, как и ты. Не надо думать о ней плохо. Она член нашей семьи, и я не забуду, что именно она принесла мне когда-то радостную весть.

– Но ведь она подслушивала, – ответила Камар, хотя в ее голосе чувствовалось спокойствие.

– Она не подслушивала, – улыбнулся Касем, – просто Господу было угодно, чтобы она нас услышала, как услышал Рифаа голос нашего деда. Господь благословил тебя, Сакина!

Сакина схватила его руку и принялась целовать:

– Моя жизнь принадлежит тебе, господин. Клянусь, ты победишь наших врагов и станешь главой улицы!

– Но я вовсе не хочу быть главой, Сакина!

Рабыня воздела руки:

– Боже, сделай, как он желает!

– Аминь!

Касем посмотрел на нее с улыбкой и сказал:

– Ты будешь моей посланницей, если понадобится. Будешь участвовать в нашем деле.

Лицо Сакины просияло, глаза загорелись, а Касем продолжил:

– Если судьба позволит нам распределить доходы от имения, как мы того хотим, ни одна женщина не будет обделена, будь то госпожа или служанка!

От изумления Сакина онемела.

– Владелец имения сказал мне, что имущество принадлежит всем его потомкам. А ты, Сакина, ему внучка наравне с Камар.

Радостная Сакина благодарно поклонилась Касему. С улицы донеслись звуки свирели. Кто-то крикнул:

– Лахита! Тысячу раз слава тебе!

Касем выглянул на улицу и увидел надсмотрщиков на конях, украшенных бумажными цветами. Люди приветствовали их возгласами и преподносили им подати. Затем надсмотрщики направились в пустыню, чтобы по обычаю праздника устроить соревнования – скачки и борьбу на палках. Как только процессия скрылась, на улицу вышел Аграма. Он шатался из стороны в сторону от хмеля. Касем улыбнулся, увидев юношу, который у них считался одним из самых преданных и надежных. Он следил за ним. Аграма стал посреди улицы бродяг и выкрикнул:

– Вот такой я богатырь!

– Эй, король бродяг! – посмеялись из окна дома в квартале Рифаа.

Аграма поднял красные глаза к окну, откуда раздался голос, и заорал заплетающимся языком:

– Пришел наш черед, цыгане!

На его слова во всем этом шуме, гаме, музыке и пении обернулись и мальчишки, и пьяные, и накурившиеся гашиша. Вдруг кто-то крикнул:

– Вы слышали, что он сказал? Пришел черед бродяг! Не хотите послушать?

Едва держащийся на ногах Аграма прокричал:

– У нас общий предок, и имение он завещал всем! С надсмотрщиками будет покончено! – и затерялся в толпе.

Касем вскочил, схватил накидку и спешно вышел из комнаты.

– Да будет проклято вино! – проговорил он.

77

– Не показывайтесь на людях, когда вы пьяны! – серьезно и строго сказал Касем. Он сидел у подножия скалы Хинд, и взгляд его скользил по лицам близких товарищей: Садека, Хасана, Аграмы, Шаабана, Абу Фисады и Хамруша. За его спиной гора упиралась в небосвод, на котором вспыхивали первые звезды – предвестники ночи. В пустыне было безлюдно, только на южной ее окраине стоял, опершись на свой посох, одинокий пастух. Аграма повесил голову, сокрушаясь:

– Лучше б я умер!

– Теперь совершенные ошибки раскаянием не исправишь, – холодно сказал ему Касем. – Сейчас важно узнать, как твой пьяный бред восприняли наши враги.

– Наверняка его многие слышали, – сказал Садек.

Хасан нахмурился:

– Я сам слышал в кофейне квартала Габаль, куда меня пригласил товарищ из этого рода. Там вслух рассказывали об Аграме. Мужчина говорил и смеялся. Но я не исключаю, что его рассказ мог заронить сомнения. Боюсь, они начнут передавать эту историю друг другу, пока она не дойдет до одного из надсмотрщиков.

– Не преувеличивай, Хасан, – вздохнул Аграма.

– Лучше уж перебрать с осторожностью, чем с беспечностью. Иначе нас застигнут врасплох!

– Мы поклялись, что не будем бояться смерти! – воскликнул Аграма.

– А разве ты не клялся хранить тайну?! – вспылил Садек.

– Если сейчас не выстоим, конец всем надеждам, – заключил Касем.

В надвигающейся темноте зависла тишина. Молчание прервал Касем:

– Надо подготовиться!

– Следует быть готовым к самому худшему, – добавил Хасан.

– Значит, придется сражаться, – опечалился Касем.

Несмотря на темноту, они повернули головы, чтобы посмотреть друг на друга. Над ними одна за другой появлялись звезды. Дул ветер, приносящий с собой остатки дневной жары. Наконец Хамруш сказал:

– Будем драться насмерть!

Касему не понравились его слова.

– Тогда все останется как есть! – воскликнул он.

– Они с нами быстро расправятся, – добавил Садек.

– Хорошо, что твой дом связан родственными узами с Саварисом, – сказал Касему Абу Фисада, – а жена приходится родственницей супруге управляющего, не говоря уже о том, что Закария в молодости дружил с Лахитой.

– Может быть, это отсрочит расправу. Но нам ее не избежать – равнодушно ответил Касем.

– А ты забыл, что хотел обратиться за помощью к адвокату? – спросил Садек.

– Нам же сказали: ни один адвокат не посмеет выступить против управляющего и надсмотрщиков.

– В Бейт-аль-Кади есть один дерзкий адвокат, – проговорил Аграма, желающий загладить свою вину.

Однако Садек отступился:

– Но если обратиться к адвокату, наши сегодняшние опасения могут стать началом большой беды.

– Давайте посоветуемся с адвокатом, – настаивал Аграма. – Скажем, чтобы подождал с иском, пока в этом не будет необходимости. Поищем того, кто возьмется за дело. И пусть он будет не с нашей улицы.

Касем и остальные согласились с этим предложением в качестве запасного варианта. Они поднялись и направились в контору адвоката аль-Шанафири из Бейт-аль-Кади. Шейх принял их. Касем разъяснил ему суть дела и сообщил, что пока они бы хотели повременить с иском, но он должен подготовиться к процессу и предпринять все необходимые шаги. Вопреки ожиданиям большинства адвокат не отказался вести дело. Он взял задаток на расходы, и они, довольные, вышли от него и разошлись – товарищи вернулись в квартал, а Касем отправился к Яхье. Они сели у хижины покурить кальян и обменяться мнениями. Яхья сожалел о произошедшем и советовал Касему быть осторожнее и осмотрительнее.

Как только Касем вернулся домой и распахнул дверь, перед ним с беспокойством на лице предстала Камар.

– Господин управляющий присылал за тобой! – воскликнула она.

Сердце Касема екнуло.

– Когда?

– Последний раз десять минут назад.

– Последний раз?!

– За час он присылал трижды.

Глаза ее наполнились слезами.

– Не ожидала я такого… – всхлипнула она. – Не ходи!

Он старался держаться спокойно.

– Идти туда не опасно. Ты забыла, что эти преступники не нападают в собственном доме?!

Внутри заплакала Ихсан, и Сакина поспешила к ней.

– Не ходи, пока я не встречусь с Аминой-ханум, – попросила Камар.

Но Касем был настроен решительно:

– Так не годится. Я сейчас сам пойду. Не надо переживать. Никто из них ни о чем не знает.

Жена вцепилась в него:

– Но он посылал за тобой, а не за Аграмой! Я боюсь, на тебя донесли.

Он мягко высвободился из ее рук.

– Я же сразу тебе сказал, что спокойной жизни у нас больше не будет. Мы знали, что рано или поздно столкнемся со злом. Не сходи с ума и жди моего возвращения!

78

Привратник дома управляющего вернулся и равнодушно сказал Касему:

– Входи!

Привратник шел первым. С трудом сдерживая эмоции, Касем следовал за ним. Он вдыхал благоухание сада, но продолжал смотреть прямо перед собой, пока не остановился у входа в зал. Привратник пропустил его вперед, и Касем с уверенностью, которой и не подозревал в себе, вошел. Вглядевшись, он увидел в углу зала на диване управляющего. С ним были еще двое. Один сидел на кресле справа от хозяина, другой с левой стороны. Касем сначала не узнал их или попросту не обратил на них внимания. Он подошел к управляющему и, встав близко от него, поднял руку в знак приветствия.

– Добрый вечер, господин! – почтительно сказал Касем.

Вдруг он заметил, что справа от управляющего сидел не кто иной как Лахита. Взглянул на другого – и онемел. Вторым оказался адвокат шейх аль-Шанафири. Он понял, что положение его опасно: тайна раскрыта, и предал его этот подлый человек. Он пропал! Отчаяние смешалось с негодованием. Ему стало ясно: ни хитрость, ни лукавство его теперь не спасут, и он решил стоять на своем до конца, не отступая ни на шаг. Ему нужно было идти напролом или хотя бы не отрицать того, что уже стало известно. Впоследствии он не раз вспоминал этот миг, отсчитывая от него рождение в себе нового человека, о котором и не знал. От размышлений его отвлек сухой голос управляющего, который спрашивал:

– Ты Касем?

– Да, господин! – ответил он непринужденно.

Не пригласив Касема сесть, управляющий продолжил:

– Присутствие здесь адвоката тебя удивило?

– Вовсе нет, – так же ответил Касем.

– Ты пастух? – спросил высокомерно управляющий.

– Уже два года, как я не пасу скот.

– Чем же ты теперь занимаешься?

– Я поверенный в делах жены.

Управляющий с презрением покачал головой, затем подал разрешающий знак адвокату, и тот заговорил, обращаясь к Касему:

– Наверное, ты растерялся, увидев здесь меня, своего адвоката. Но господин управляющий занимает такое высокое положение, что мое обещание представлять твои интересы не имеет никакого значения. Более того, благодаря этому моему поступку ты получаешь возможность покаяться. А это лучше, чем приобрести врага, в столкновении с которым тебя ждет гибель. Господин управляющий разрешил сообщить тебе, что я умолял его помиловать тебя, если ты раскаешься. Пойми, я желаю тебе только добра. Вот твой задаток. Я тебе его возвращаю.

Касем посмотрел на него ненавидящим взглядом:

– Почему же ты не дал мне совета, когда я явился к тебе в контору?

Адвокат был возмущен такой наглостью. Но управляющий удержал его.

– Ты здесь, чтобы отвечать на вопросы, а не задавать их! – сказал он Касему.

Адвокат извинился и засобирался уходить. Он встал, плотно завернулся в накидку, пряча свое замешательство, и вышел. Управляющий злобно разглядывал Касема.

– Как ты посмел подать иск против меня?! – стал он отчитывать Касема.

Касем почувствовал себя загнанным в угол: борьба или смерть. Он не знал, что сказать.

– Не молчи! Говори, что ты скрываешь? Ты сумасшедший?

– Слава Богу, я не лишен рассудка, – печально произнес Касем.

– Непохоже! Зачем ты сделал этот предосудительный шаг? Ты уже не бедняк, ведь эта ненормальная сделала тебя своим мужем. Чего же ты добиваешься?

Подавляя свой гнев, Касем проговорил:

– Для себя я ничего не хочу!

Управляющий обернулся на Лахиту, будто призывая его в свидетели причуд этого человека, затем вновь посмотрел нетерпеливо на Касема и закричал:

– Зачем тогда тебе это?!

– Я хочу только справедливости, – ответил Касем.

Управляющий с ненавистью сощурился.

– Думаешь, тебя спасут родственные связи твоей жены и ханум?

– Я так не думаю, – ответил Касем, опустив глаза.

– Разве ты надсмотрщик, чтобы бросать другим надсмотрщикам вызов?

– Нет, господин.

– Тогда признай свое безумие и не мучай меня! – закричал управляющий.

– Слава Богу, я не безумен.

– Зачем тогда подавал иск против меня?

– Я хотел справедливости.

– Для кого?

Касем задумался.

– Для всех.

Управляющий с сомнением вгляделся в его лицо в поисках признаков безумия.

– А какое тебе до этого дело?

Опьяненный смелостью, Касем проговорил:

– Только так можно выполнить условия владельца имения!

– Ты, бродяга, говоришь об условиях владельца имения?! – завопил управляющий.

– Он наш общий предок, – спокойно ответил Касем.

Разгневанный управляющий вскочил и со всего размаху ударил Касема мухобойкой по лицу.

– Наш предок?! Да вы отцов своих не знаете! Как вы смеете называть владельца имения своим предком?! Воры! Бродяги! Подонки! Прикрываясь положением жены, ты потерял стыд и совесть! Но запомни, даже домашнего пса бьют, когда он кусает руку хозяина!

Лахита поднялся, чтобы успокоить управляющего.

– Сядьте, уважаемый. Не стоит марать себя.

Рефаат вернулся на место с дрожащими от злобы губами.

– Даже бродяги рассуждают об имении и внаглую называют владельца своим предком! – продолжал кричать он.

– Выходит, правда то, что говорят люди об этих бродягах, – сказал Лахита. – Эх! Наша улица, видно, сама себя погубит.

– Твой отец, – обратился Лахита к Касему, – был первым из моих помощников. Не вынуждай меня наказывать тебя.

– За свои злодеяния он заслуживает не просто смерти! – вскричал управляющий. – Если б не ханум, головы твоей уже не было бы на плечах!

Лахита продолжал допрашивать Касема:

– Скажи-ка, сынок, кто за тобой стоит?

Касем переспросил, все еще чувствуя, как горит лицо:

– Что вы имеете в виду?

– Кто заставил тебя подать иск?

– Я сам. Никто.

– Ты был пастухом. Потом судьба тебе улыбнулась. Чего же еще ты хочешь?

– Справедливости. Справедливости, уважаемый!

Управляющий заскрежетал зубами:

– Справедливость! Собаки! Это слово вы повторяете как заклинание, когда хотите ограбить нас!

Обернувшись к Лахите, он приказал:

– Допрашивай его, пока не сознается!

И Лахита снова спросил тоном, обещающим снисхождение:

– Скажи мне, кто за тобой стоит?

Со скрытым вызовом Касем ответил:

– Наш дед…

– Дед?!

– Да. Посмотри десять условий, и ты поймешь, что это он руководил мной.

Рефаат вскочил с криком:

– Убери его с глаз моих! Вышвырни вон на улицу!

Лахита поднялся, схватил Касема за плечо и потащил к выходу. Он держал его железной хваткой, но Касем терпел боль.

– Будь благоразумен, – прошептал ему на ухо Лахита. – Ради самого себя. Не вынуждай меня пустить тебе кровь!

79

Дома Касема, как оказалось, ждали Закария, Увейс, Хасан, Садек, Аграма, Шаабан, Абу Фисада и Хамруш. Они встретили его молчаливым сочувствием. Когда Касем сел рядом с женой, Увейс сказал:

– Разве я не предупреждал тебя?

– Подожди, дядя, дай ему прийти в себя! – упрекнула Камар.

– Больше всего неприятностей человек доставляет себе сам! – крикнул Увейс.

Закария внимательно рассматривал лицо Касема.

– Они тебя унижали, – произнес он. – Я знаю тебя, как самого себя. И вижу, через что тебе пришлось пройти.

– Если б не Амина-ханум, живым бы ты к нам не вернулся, – сказал Увейс.

Касем обвел взглядом их лица:

– Нас предал адвокат! Будь он проклят!

Они застыли и обменялись тревожными взглядами. Первым начал Увейс:

– Расходитесь подобру-поздорову! Молитесь за свое спасение!

– Что вы такое говорите, дядя?! – отозвался Хасан.

Касем задумался.

– Я не скрываю от вас, что нам грозит смерть. И пойму, если кто не пожелает участвовать.

– На этом и закончим, – сказал Закария.

Негромко, но решительно Касем ответил:

– Каковы бы ни были последствия, я не отступлю. Я такой же избранный сын нашей улицы, как Габаль и Рифаа.

Увейс с негодованием поднялся и покинул зал со словами:

– Этот человек безумный. Да поможет тебе Бог, племянница!

Садек же встал со своего места и поцеловал Касема в лоб:

– Ты вернул мне душу этими словами!

Хасан был настроен решительно:

– Люди в нашем квартале убивают друг друга за гроши. Что же нам бояться умереть за правое дело?

С улицы послышался голос Савариса, зовущего Закарию. Тот выглянул в окно и пригласил надсмотрщика зайти. Саварис не замедлил явиться с мрачным видом. Бросив взгляд на Касема, он сказал:

– Не думал, что на нашей улице есть еще надсмотрщики, кроме меня!

– Все не так, как говорят, – попробовал умилостивить его Закария.

– Ну, я слышал вещи куда хуже!

– Бес попутал наших детей! – заохал Закария.

– Лахита имел со мной серьезный разговор по поводу твоего племянника, – сухо ответил Саварис. – Я считал его рассудительным юношей. А оказалось, его безумие перешло все границы. Послушайте! Если спущу вам, Лахита сам придет наказывать вас. Однако я никому не позволю поставить мою честь под удар. Поэтому сидите смирно! И горе тому, кто будет упорствовать.

Саварис стал следить за сподвижниками Касема, никому из них не разрешая приближаться к его дому. Попытавшимся это сделать Садеку и Абу Фисаде сильно досталось. Он потребовал от Закарии, чтобы тот не выпускал Касема из дома, пока буря не уляжется. Так Касем стал узником в собственном доме. Попасть к нему мог только двоюродный брат Хасан. Однако удержать новости на нашей улице в стенах одного дома не могла никакая сила. Происходившее в квартале бродяг стало известно и роду Габаль, и роду Рифаа. Они узнали об иске против управляющего, о решении требовать исполнения десяти условий и даже о том, что слуга аль-Габаляуи Кандиль разговаривал с Касемом. Народ был взволнован. Люди сыпали обвинениями и насмешками. И однажды Хасан сказал Касему:

– На улице перешептываются. В каждой кальянной разговоры только о тебе.

Касем поднял на него глаза, в которых в последние дни читались задумчивость и тревога.

– Мы стали заключенными. Дни идут, а мы ничего не предпринимаем.

– Невозможно требовать ничего сверх человеческих возможностей, – с сочувствием сказала Камар.

– Наши братья полны решимости как никогда! – заявил Хасан.

– Правда, что в кварталах Габаль и Рифаа говорят, будто я обманщик и сумасшедший?

Хасан опустил глаза, терзаясь:

– Трусость испортила людей…

Касем в растерянности покачал головой:

– Почему род Габаля и Рифаа, которые сами встречались с аль-Габаляуи и разговаривали с ним, не верят мне?! Они первые должны были уверовать и встать на мою сторону.

– Беда нашей улицы – трусость. Поэтому они и заискивают перед надсмотрщиками.

Вдруг они услышали, как Саварис на улице ругает кого-то и осыпает проклятьями. Они выглянули в окно: надсмотрщик держал за шиворот Шаабана и орал:

– Что тебя тянет сюда, шлюхин ты сын?!

Парень напрасно пытался высвободиться. Вдруг Саварис левой рукой обхватил его шею, а правой начал наносить удары по лицу и голове. Касем вышел из себя: он отскочил от окна и побежал к двери, не обращая внимания на Камар, просящую его остановиться. Не прошло и минуты, как он стоял перед Саварисом и твердым голосом требовал:

– Отпусти его, уважаемый!

Надсмотрщик продолжал избивать свою жертву.

– Смотри, сам костей не досчитаешься! – прикрикнул он на Касема.

Касем схватил его правую руку, с силой одернул и произнес:

– Я не дам тебе его добить. Делай что хочешь!

Саварис отпустил Шаабана, рухнувшего на землю без чувств. Он схватил ведро с землей у проходящей мимо женщины и надел его на голову Касему. Хасан хотел было броситься на помощь, но его вовремя задержал Закария, обхватив сына двумя руками. Касем снял ведро с головы. Он чуть не задохнулся. Земля просыпалась ему на голову и одежду. У него начался приступ кашля. Камар и Сакина закричали. На место срочно явился Увейс, вокруг стали собираться и стар и млад. Образовалась шумная толпа. Закария изо всех сил потянул сына за руку, смотря ему в глаза с предупреждением и мольбой. Увейс подошел к Саварису со словами:

– Прости его ради меня, уважаемый Саварис!

Вокруг раздалось: «Бог велел прощать!»

– Один – родственник, другому Бог велел прощать! А между тем я вашей милостью так и в бабу превращусь!

– Боже упаси! – выкрикнул Закария. – Ты наш господин! Нет могущественнее тебя!

Саварис свернул в кофейню. Мужчины подняли Шаабана. Хасан принялся стряхивать землю с головы и одежды Касема. Как только Саварис скрылся из виду, люди смогли выразить свое сочувствие.