Текст книги "Невесты Тумана (СИ)"
Автор книги: Надежда Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
– Слуги могут войти…
– О-о-о, не-ет! Они отлично понимают, что нужно заходить сюда не раньше, чем их позовут! По крайней мере, теперь, когда здесь спишь и ты. Так что не бойся… – Джон прикоснулся к её шее губами, скользнул языком за ухо. Ей было немного не по себе. Нет, она знала, что к чему… как-никак, и сама ребёнка уже родила… и роды принимала… Но всё же вздрагивала, как пугливая девственница, хотя ещё позавчера довела мужика до белого каления, да и сама вела себя, как течная сука. А тут вдруг… испугалась?!
– Ну, вот, малышка, ты моя. Если бы конунг тогда меня послушал, ты стала бы моей женой гораздо раньше.
– И ты… действительно женился бы на мне?!
– Конечно. – Джон прижался к ней и доверительно шепнул: – Когда я вернулся на остров, с нами был священник. Специально для тебя, для нашей свадьбы привёз… Так вот, это был наш нынешний отец Валентин…
Геби предпочла не спрашивать Джона, каким образом католический священник попал на остров, полный варваров-язычников.
– Я хотел сделать тебе сюрприз… помнишь, я тебе ещё сюрприз обещал? Мы бы обвенчались ещё тогда… – Он обнял её ещё крепче. – Знаешь, как я бушевал, когда не нашёл тебя там…
– Можно подумать, мне не нашлось замены… – заметила Геби.
– Ну почему же? Их барышни тоже очень милы и хорошо знают, что нужно мужчине… – Джон с садистским удовольствием услышал, как Геби ревниво шипит, и добавил: – … но их привычка обмазываться тюленьим жиром меня раздражала!
Геби пыталась не улыбнуться, но не выдержала. Фыркнула, потом и рассмеялась. Джон тоже засмеялся. Отчасти, и над самим собой:
"Знала бы ты, что когда я вернулся и чуть не пришиб насмерть этого урода Бьорна, мне тогда только до девок и было! "
– Джон… Извини, я вчера заснула… – Геби погладила его плечо, – а ведь это была наша брачная ночь…
– Как ты думаешь, что-то изменится от того, что это будет брачное утро? – игриво спросил Джон, развязывая тесёмки на её рубашке… одну за другой…
– Как? При свете дня? Это грех…
– Малышка, грех – это то, что мы так долго тянули! Я хотел тебя с первой встречи… а сейчас хочу ещё больше…
Геби прижалась бедром к мужу. Джон улыбнулся.
– Теперь чувствуешь?
Ещё как. Такое не почувствуешь… Геби обнимала его спину, гладя широкие плечи. И тут она снова ощутила забытое чувство желания. Резко сняла с себя рубашку и сбросила её на пол. Её рука провела по его спине вниз…
"Ну вот и всё. Прощай, Тригалас Эль-Далиан! "– мелькнуло в голове у Геби.
– Джон!
– М-м-м?
Геби молчала.
– Так что ты хотела сказать? – жарко шепнул ей Джон в самое ушко.
– Нет… ничего… – шепнула Геби, обвивая его руками и ногами. – Не останавливайся!
Теперь работа в поместье кипела и бурлила. Все свободные мужские руки были заняты переоборудованием и достройкой конюшен. Джон не ходил, а летал между рядов денников и хлопал по изогнутым блестящим шеям своих красавцев-лошадей.
– Ничего, мальчики-девочки… Потерпите ещё немного. Скоро у вас будет новый дом. Достойный таких, как вы…
В конюшню вошла Геби.
– Ну где тебя ещё можно найти, как не здесь.
– Здесь место хозяина. Что это за хозяин, если до полудня на кровати валяется?
Геби обняла Джона.
– Вчера утром тебя это не волновало!
– Ну-у-у… Меня бы и сейчас не волновало, да некогда. Так что ты хотела?
– Джон… Ты можешь показать мне всё своё хозяйство?
– Как? Прямо здесь? – шутливо схватился Джон за шнурок штанов. Геби с притворной скромностью и давясь смехом, отвернулась.
– Джо-о-он!
– Шучу, шучу. Что ты хочешь увидеть?
– Ну… Вообще. Я же тут ничего не знаю…
– Ничего. Скоро я поеду в деревню, тогда и тебя с собой возьму. Хорошо?
– Хорошо.
– Как тебе дом? Ты уже разобралась с прислугой?
– Немного. Джон, кухарка нужна другая. Эта тётка, которая готовит сейчас, ни на что не годится…
– Послушай, малышка. Сейчас я буду занят, найди Алберта, пусть он покажет тебе двор и службы. Разрешаю исправлять самой всё, что ты считаешь нужным исправить.
Чмокнув Геби в щёчку и игриво шлепнув по попке, он вывел её из конюшни и снова скрылся в полумраке.
– Алберт!
– Да, миледи. К Вашим услугам…
– Алберт, я хочу осмотреть все службы, которые положено знать хозяйке.
– Да, миледи, конечно. Хотя сказать по правде, с кухней и домом вам больше поможет Энни, она там хозяйничала до приезда милорда. Книги учётные, я думаю, вам без надобности…
– Не переживай, Алберт. Читать и считать я умею.
На лице Алберта мелькнул испуг и Геби утвердилась во мнении приглядывать за этим "скользким типом ". Энн понравилась ей сразу, а вот Алберт внушал опасения.
– Да, кстати, Алберт! У кого ключи от всех замков в этом доме? Тебе не кажется, что они должны быть у меня?
Геби требовательно протянула руку, получила связку ключей ( "Ох, зар-раза, и тяжёлые! "), демонстративно подкинула их вверх, словно связка весила не больше яблока, ещё немного полюбовалась испугом Алберта и пошла на поиски Энн. Уж с ней-то будет легче общаться!
Оставшись в комнате наедине с сундуком матери Джона, Геби не удержалась и откинула тяжёлую крышку. На свет стали появляться платья – одно другого краше. Геби разглядывала содержимое сундука и не верила глазам: теперь это её платья. Интересно, какой была их прежняя владелица? Она была богата и обладала утончённым вкусом – это было видно с первого взгляда. А ещё она была матерью её мужа… Что же заставило Джона покинуть дом и кинуться искать приключения?
В комнату со стопкой белья вошла Глэдис. Увидев хозяйку, она вздрогнула.
– Прошу прощения, миледи… Я думала, тут никого нет…
– Ничего, Глэдис, ничего страшного. Лучше приведи эти платья в порядок.
– Как прикажете, миледи.
На следующий день Глэдис помогла хозяйке одеться и, подавая завтрак, спросила.
– Миледи, платья ваши готовы. Изволите примерить?
После того, как Геби отдала распоряжения насчёт обеда, они прошли в спальню. Там лежали вещи, ждущие свою новую владелицу. Геби выбрала бордовое платье, с золотистой тесьмой по краю. Глэдис помогла его зашнуровать и почтительно отошла.
– Ну, как? – нервно спросила Геби.
– Замечательно! Вам очень идёт!
– Не слишком нарядное, как для повседневного платья? – рассуждала Геби вслух, оглядывая подол и рукава. В этот момент снизу раздался голос мужа:
– Габриэла! Спустись вниз!
Геби улыбнулась: на ловца и зверь бежит. Пусть увидит свою молодую жену во всей её красе! Вспомнив всё, чему успела научить её леди Элессента, Геби приосанилась и величественно выплыла из комнаты. Глэдис молча дивилась резкой перемене облика хозяйки. Потом довольно покачала головой: вот что одежда с людьми делает!
Джон стоял возле перил лестницы, ведущей наверх. Услышав шаги, он поднял голову… и умер.
Так ему, во всяком случае, показалось.
Она стояла, глядя на него с высоты бельэтажа, изящно склонив голову. Свет из окна падал на неё немного сзади, от чего её, слегка растрёпанные, волосы казались светящимся ореолом, который прикрывала полупрозрачная вуаль. Бархат платья переливался на свету из тёмно-бордового в ярко-алый. Затем Геби подхватила подол платья и стала спускаться к нему – словно Богоматерь сходила с небес…
Джон стоял молча. У него перехватило дыхание. Он знал, что Геби симпатичная, что у неё хорошая фигурка… но что она может быть красивой… нет, прекрасной… Он не мог подобрать слов.
И даже забыл, зачем её звал.
А она спустилась вниз, коснулась рукой его груди, потом плеча…
– Габриэла… какая ты…
– Какая?
Джон не стал тратить силы на бессмысленные слова. Он крепко обнял жену.
– Джон… платье помнёшь… – шепнула Геби, понимая, что говорит не то и не так…
– К чёрту платье! – его дыхание стало горячим и прерывистым.
– А что? Это идея! – её руки обвились вокруг его пояса.
– Маленькая развратница… – шепнул он ей на ушко. И, не в силах более сдерживаться, подхватил её на руки и понёс в ближайшую комнату. Хлопнула дверь, щёлкнула задвижка. Из комнаты раздался смех и шаловливый взвизг…
За этой сценой издалека наблюдали Алберт и его жена.
– Покойный милорд себе такого не позволял! – неодобрительно произнёс Алберт.
– Покойный милорд себе и не такое позволял! – ответила Энн, улыбаясь.
Теперь у Геби появились приятные хлопоты!
В деревне она зашла в один дом и так была удивлена вкусной едой, которой угостили её работники, что Геби, недолго думая, взяла мать семейства, Дейзи, в поварихи. Бедная женщина была так счастлива, что теперь за качество еды Геби могла не волноваться. Джон, любивший хорошо поесть, тоже был рад выбору Геби.
Няню для Юджи она выбрала по тому же принципу: одну из старших дочерей в большой семье, где, по её мнению, детишки, не смотря на бедность, сквозившую из всех щелей, были ухоженные и здоровые.
Сам дом тоже требовал хозяйкиных рук. Геби было, где развернуться! Никогда прежде не командуя таким большим количеством слуг, она вдруг поняла, что это очень даже приятно. Но и тяжело – в её распоряжении оказалось почти полторы сотни людей. Только в одном их доме слуг было два десятка, и ей пришлось поднапрячь память, чтоб запомнить по именам всех. К счастью, Энн с первых минут стала ей незаменимой помощницей… и даже подругой, с которой приятно было поболтать "о своём, о женском ", без ущерба репутации.
Геби потребовала, чтобы тростник, которым посыпали пол в комнатах, убрали раз и навсегда. Теперь мелкие насекомые не будут там кишеть и кусать за ноги, а у людей, сидящих за столом, должно хватить совести не плевать на чистый пол.
Гавкучие, блохастые и совершенно невоспитанные охотничьи собаки тоже были выдворены из комнат: не зима, во дворе побегают, зимой же и на конюшне поспят! А лучше будет посоветовать Джону сразу пристроить к будущей конюшне небольшую псарню…
В доме оказалось множество изящных вещей из серебра и камня. Несколько дорогих подсвечников, в которые вставлялись большие восковые свечи. Гобелены, скрученные в рулоны и лежавшие в завалах одной из комнат, были почищены, кое-где заштопаны и прибиты к стенам. Служанки мыли, чистили, стирали, убирали, вытирали, протирали…
Джон не узнавал дом. Алберт, сидя вечером в людской, выслушивал восторги челяди и с не меньшим удовольствием пересказывал их хозяину:
– Те, что помоложе, жалуются, что устают. Они привыкли ничего не делать. А вот те, что постарше, которые ещё прежнюю хозяйку, матушку вашу застали, так те говорят, что порядки нынче, что и при ней были. Но вы уж простите, милорд, да только до прежнего порядку ещё далеко.
– Расскажи моей жене, как было прежде. Я хочу, чтоб дом моего отца был таким же, каким я его ещё помню…
В одном сарайчике неизвестного предназначения Геби разложила свои травы, настойки и снадобья. Поинтересовавшись у Алберта, кто занимался лечением людей, она была поражена испуганным ответом:
– Да никто…
– Ну, а повитуха здесь есть?!
– Да вроде была…
– Та-ак… – Геби упёрла "руки в боки ". – А надумаю я рожать, кто будет принимать роды, плотник, что ли?!
На следующий же день повитуха была в доме. Геби порасспросила её, и с облегчением поняла, что женщина не только принимает роды, но и лечит несерьёзные болячки. Ну, хоть это хорошо…
Священник был в полуобморочном состоянии, когда хозяйка дома пришла к нему и предложила временно освободить церквушку… для ремонта.
– …много сделать пока не сможем, святой отец… но стены побелят, алтарь и мебель обновят… Я нашла в деревне замечательного плотника! Он согласился к Рождеству вырезать из дерева Святое Семейство!..
Алберт тоже был в тихом шоке от своей новой хозяйки. Иногда у него складывалось мнение, что она могла появляться в разных местах одновременно. Только что он видел в окно, как она входила в церковь, потом о чём-то спорила с работниками на церковном дворе, и вот её голос слышен из кухни, под смех кухарок.
Сам же Алберт имел неприятную возможность испробовать на себе не только её способность следить за всем происходящим, но и силу её руки. Она застала его в курятнике за тайным сбором яиц, подошла, залепила ему пощёчину и презрительным тоном процедила: "Пшёл вон! ". Бедный Алберт прижал руку к горящей щеке и бочком, бочком ретировался. Впрочем, заполучить пощечину, наедине, не считая нескольких наседок, было не самым худшим. Другой хозяин выпорол бы его до полусмерти, да ещё и во дворе, при всех работниках, чтоб другим воровать хозяйское добро неповадно было. После этого случая Алберт стал Габриэле просто по-собачьи предан – она никому, ни единым словечком, не обмолвилась о случае в курятнике.
Год шел к концу. Урожай был собран, запасы уложены в кладовые, конюшни утеплены. И вот однажды ночью выпал снег…
Рождество отмечали в большой зале на первом этаже. Название "зала "за комнатой укрепилось с тех пор, как святой отец во время ремонта церкви стал править тут все воскресные и торжественные службы. И вот за столом собралась вся семья. По стенам были развешаны ветви падуба, возле пылавшего камина лежало "рождественское полено ". Горели восковые свечи, стол был щедро накрыт. Новая кухарка, Дейзи, превзошла саму себя: из повседневных продуктов были приготовлены изысканные яства, стол украшал жареный кабан, которого мужчины во главе с Джоном принесли с охоты. На столе лежали фазаны, речная рыба, крольчатина… Еды было приготовлено гораздо больше, чем могли съесть сами хозяева, потому что после трапезы всем слугам дома и в деревню отдадут остатки блюд.
Геби поймала себя на мысли, что это первое Рождество, которое она празднует со своей новой семьёй, в своём новом доме. Джон сидел во главе праздничного стола, на коленях у него ёрзала Юджи, Геби сидела рядом. Чуть поодаль, по бокам от хозяев, сидели отец Валентин, Фольвик и Алберт с Энни. Прочие слуги стояли вдоль стен. Святой отец поблагодарил Всевышнего за блага, коими был в этом году осыпан дом. Джон поблагодарил слуг, честно исполнявших свою работу. Геби хитро улыбнулась.
– И всё же придётся сделать детскую…
Джон оторопело посмотрел на жену. Затем выдавил:
– Ещё одну… Зачем?
Слуги оказались понятливее хозяина и взорвались радостными возгласами и поздравлениями. Джон обнял жену:
– Когда?..
Геби пожала плечами.
– Где-то летом…
– Летом?! Летом… вы слышали?! Летом я стану отцом!!!
Отец Валентин возносил молитвы, Алберт поздравлял хозяина…
Робко и осторожно, словно и не у себя дома, Джон вошёл в комнату. Негоже врываться туда, где только что родился его сын. Сын! Молодой папаша весь извёлся, пока наконец из комнаты не вышла радостная Энн. Она сообщила ему счастливую новость, но в комнату не пустила. Прошла целая вечность, пока Энн не вышла вторично и не пригласила его зайти. Джон подошёл к кровати, возле которой суетились служанки.
– Малышка, ты в порядке?
– Хм… Насколько это возможно…
– Как была язвой, так и осталась… – нежно сказал Джон старую фразу и поцеловал жену в красное и потное лицо. Она шутливо отмахнулась.
– Не сейчас, Джон. Я только что одного родила, а ты уже за вторым лезешь…
– Я-то подожду… – со смехом сказал Джон и наклонился над младенцем, которого уже запеленала нянька. – А ну-ка, дай я посмотрю… Ой, что это с ним?! Красный с синим…
Все женщины рассмеялись. Нянька забрала новорожденного из рук Джона.
– Он тоже устал. Посмотрите на него завтра, тогда он будет просто прелесть. А сейчас идите, не мешайте…
– Хорошо… – согласился Джон, но обойдя кровать с другой стороны, снова склонился над Геби.
– Назовем его Тристан, в честь моего отца.
– Ты никогда не говорил, как звали твоего отца. Тристан… Трис… О-ой, нет! Только не это! Нет! Пожалуйста!
Повитуха расценила это, как крик боли. Джона быстро выпроводили из комнаты и повитуха заставила Геби выпить горькую настойку, в которой Геби с запозданием распознала снотворное. Но было уже поздно и Геби провалилась в тёплую тьму…
Когда она проснулась, Джон сидел на краю кровати и держал спеленатого малыша на руках.
– А вот и мамочка проснулась. А у нас для мамочки новость… Святой отец нас только что окрестил. Теперь мы Тристан Сент-Джон Уотерфолл.
"Язык мой не повернется это имя вслух произнести! "– подумала Геби, но мужу, понятное дело, не сказала ничего. Малыш заворочался, чувствуя родной запах. Габриэла бережно забрала сына, растянула тесёмки на рубахе и приложила его к груди. Джон удивленно воскликнул:
– Ты сама кормишь?!
– Ну да! Юджи ела моё молоко до года… Потом стала кусаться.
– Кормилицу брать не будешь? Я не хочу, чтоб твоя грудь опустилась до пояса…
Геби негромко засмеялась.
– А я не хочу, чтобы мой сын привыкал к чужой тётке. А что касается груди… – Геби легонько щёлкнула Джона по носу, – обойдёшься!
Джон ещё раз поцеловал Геби, погладил пальцем щёчку сына и вышел. Геби разглядывала малыша, чмокающего у груди. Дверь приоткрылась, и вошла Юджиния. Подойдя к кровати, она с удивлением смотрела на крохотного человечка.
– Мама… это эйф? – спросила она.
Геби похолодела и сдавленно прохрипела:
– С чего ты взяла?..
– Ну… он маненький… Няня говоит, эйфы все маненькие…
– Нет, что ты, Юджи… Он вырастет!
Юджи забралась на кровать к маме. Смотрела на братика и о чём-то думала, хмуря светлые бровки. Потом выдала:
– А я тебе бойше не нуйна?!
В голосе малышки был испуг и обида. Геби стало совсем нехорошо.
– Ну что ты, Юджи! Ты всегда будешь моей доченькой. Обними маму!
Юджи стиснула ручонками шею Геби, чмокнула в щеку. Геби поцеловала её, потом поцеловала сына.
– Вы оба – мои дети. И я люблю вас обоих.
– А папу? – серьёзно спросила Юджи.
Геби усмехнулась. "Джон… ". При этой мысли ей стало тепло и уютно.
– Да, малышка. Конечно, люблю…
Джон увидел, как Юджи выскользнула из комнаты родителей. Он перехватил её по пути в детскую.
– А-а-а! Попалась, которая кусалась! – со смехом посадил её себе на плечи и понёс к няньке. Юджи держалась за шею Джона.
– Мама говоит, он выастет и мы буим с ним игъять.
– Конечно! Он потом вырастет сильным и будет тебя защищать.
– И маму?
– А маму буду защищать я!
– Мама тебя юбит…
Джон остановился, снял Юджи с плеч и поставил на пол. Сам присел на корточки, посмотрел на серьёзную мордашку падчерицы.
– Это мама тебе сама сказала?
– Да.
– Ну, тогда беги спатки. – Джон поцеловал пухлую щечку малышки и она вошла в комнату, откуда сразу раздался голос няни.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Спасибо за день, спасибо за ночь,
Спасибо за сына и за дочь,
Спасибо за то, что средь боли и зла
Наш тесный мирок ты сберегла…
Песни советской эстрады
Во дворе к Джону подошла повитуха.
– Мастер Джон! Вы уж меня простите… Не моя вина, да только…
– Что? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! Да не тяни же!
– Уж и не знаю, как сказать… Да только деток у ней больше не будет… Уж поверьте мне!
Джон остекленевшими глазами смотрел на слепящий снег, лежащий на крыше конюшни. Потом кивнул и пошёл, не разбирая дороги. Повитуха смотрела вслед молодому хозяину, вытерла слезинку в уголке глаза и пошла обратно к Габриэле.
Она лежала на кровати, вперив взгляд в никуда.
Не испытывая никаких эмоций.
Ей не было больно. Была тяжёлая пустота. Не то благостное облегчение, наступающее после родов, а гнетущая пустота и в теле, и в душе. Кровавый комок, выпавший из неё ночью, стоял даже (точнее, особенно!) перед закрытыми глазами. В своей жизни Габриэла видела и не такое, особенно когда пришлось вспороть живот бедной женщине из деревни, чтобы спасти её жизнь… Но тогда ей было и наполовину не так страшно! Женщина осталась жива, только и того, что уродливый шрам поперёк живота… А тут…
Нет, Габриэла не плакала. Ей не о чем было плакать. У них есть сын… и Юджи… Хватит!
Скрипнула дверь и вошел Джон.
– Как ты?..
Геби отвернулась от мужа и пробормотала:
– Вот тебе и сыновья…
– Ты… ты знаешь?..
Геби повернулась к нему и посмотрела в глаза мужа.
– Джо-он! Я приняла столько младенцев… Кое-что да понимаю!
Джон хотел погладить её по голове, но Геби сердито отмахнулась.
– Не хрен меня жалеть!!!
– Ну что ты, малышка. Просто… – Джон взял её за руку. Габриэла не выдержала и уткнулась в его плечо. Спрятав лицо, она наконец-то дала волю слезам. Джон молчал и не шевелился. А она обнимала его, гладила по плечам, сквозь слёзы что-то говорила, но Джон не расслышал. Дав ей выплакаться, он поднял её красное от слёз лицо и нежно поцеловал.
– Не плачь. Всё позади. Самое главное, что ты сама осталась жива. У нас уже есть двое детей. Больше – это глупость. Я только сейчас это понял: девочкам нужно приданое, а мальчикам земли… Где мы столько всего наберём? Наш единственный сын унаследует всё, да и завидовать ему никто не будет… Ты же знаешь, я получил эти владения просто чудом… А так был бы я толмачом у каких-то варваров… Ну вот, вот, улыбнись, я так люблю твою улыбку!
Джон обнял жену, она обнимала его. Дверь спальни скрипнула. Вошли Юджи и Тристан. Джон посмотрел на детей и в его груди забурлила нежность и гордость.
Дочь. Не падчерица, а именно дочь. Родных дочерей иногда меньше любят.
Сын. Его плоть, его кровь. Юный барон Сент-Джон Уотерфолл.
А ведь некоторые несчастные лишены и этого…
– Маме больно? – спросила Юджи, забираясь на кровать и подтягивая под мышки брата.
– Да, малышка. Но это пройдёт… – теперь Джон одной рукой обнимал Габриэлу, а другой детей. – Я вас всех люблю. Мне никто больше не нужен…
За окном плакала осень. Габриэла сидела в своём любимом кресле у камина, рядом пустовало такое же кресло Джона. Хозяин уехал на ярмарку, но уже в любой момент мог вернуться, поэтому Габриэла не знала, чем можно было ещё скрасить часы ожидания. По коридору пронесся шумный вихрь: детки развлекались…
Вошёл Алберт:
– Миледи! Там пришёл какой-то менестрель, просит приюта. Прикажете пустить?
– Менестрель? Интересно… Хорошо, Алберт. Предупреди Фольвика и проводи в кухню. Пусть поест. Знаю я их, они вечно голодные…
– Слушаюсь.
Габриэла вышла в холл, потом спустилась в кухню. За столом сидел совсем молодой парень и трудился над миской с похлёбкой, рядом с ним чавкал мальчик, чуть постарше Юджи. Увидев хозяйку дома, мальчик бросил ложку и задёргал парня за рукав.
– Ешьте, ешьте. Проголодались? – спросила Габриэла. Парень повернул голову на звук и Габриэла увидела пустые, белые глаза.
– Слепой… – тихонько ахнула Габриэла. Потом спросила погромче: – Как тебя зовут, мальчик?
– Джейкоб, мэм. А вас?
– С тобой разговаривает сама баронесса Сент-Джон Уотерфолл! – раздалось за спиной Габриэлы.
– Алберт, не пугай юношу! Меня зовут Габриэла. Джейкоб… так звали моего отца. Ты ешь, ешь. А это твой… друг? – Габриэла не сказала слова "поводырь ", хоть это было и очевидно.
– Да, м-м… миледи. Её зовут Грейс.
– Её?! Матерь Божья! – только сейчас Габриэла разглядела, что на самом деле второй мальчик – это просто очень коротко остриженная девочка. Дети были чумазыми, тощими и нищими, если не считать завёрнутую в кусок лошадиной кожи лютню.
– Что же вы… сами мокнете, а лютню прячете? – сочувственно проговорила Габриэла.
– Так ведь нельзя иначе, миледи! Это наша кормилица, нам без неё совсем туго будет.
– Ладно… останетесь тут на ночь. Да, ещё, пожалуйста, Алберт! Позови ко мне Энн. Я буду возле камина.
Вскоре Энн вошла в комнату, где сидела Габриэла.
– Энни, пожалуйста, позаботься о наших гостях.
– О каких гостях, миледи?
– А там, на кухне, двое. Мальчик слепой и девочка, его поводырь. Прикажи их вымыть, одеть чистую одежду… любую, какую найдёшь, и положи их спать где-нибудь возле огня.
– А мыть-то их зачем? – проворчала Энн.
– А чтоб моим детям вшей не натрусили! – отрезала Габриэла, опасаясь, что её опять заподозрят в жалости. – А петь будут завтра.
Когда на улице стемнело, вернулся Джон. Габриэла выбежала в холл и молча обняла мужа, положив голову ему на плечо.
– Геби, не трогай, я весь мокрый…
– Ну и что? Я соскучилась…
– Малышка, перестань так радоваться! Ты же баронесса, тебе положено быть холодной и надменной! – поддел её Джон.
– Ага! Может, мне ещё и рубаху на ночь не снимать? – ответила шпилькой на шпильку Габриэла. Джон поцеловал её в губы и сказал неизменную в их спорах фразу:
– Как была язвой, так и осталась! Ну, здравствуй!
Наутро, когда Габриэла и Джон вышли из спальни, в доме, как ни странно, было тихо. Дети, вопреки обыкновению переворачивать весь дом вверх тормашками, где-то прятались. Слуг тоже нигде не было видно, только Алберт сидел на корточках возле камина, подкладывая поленья в огонь.
– Алберт? А где все?
Дворецкий выпрямился и кивком головы поприветствовал хозяев.
– Доброе утро, милорд, миледи.
– Так что? Куда все подевались?
– На кухне.
– И дети? Что они там забыли?! От них одна шкода, вечно что-то натворят… – забеспокоилась Габриэла и заторопилась в кухню. Муж последовал за ней.
Дверь в кухню была открыта. Оттуда донеслась музыка. Супруги встали возле двери и прислушались.
Играл вчерашний визитёр. Его слепые глаза были закрыты, пальцы перебирали струны лютни, а вокруг стояли и сидели на лавках слуги. Но самое удивительное, что и дети сидели на табуретках и тихо слушали. Менестрель пел о том, чего сам никогда не видел: зелень полей, белизна облаков, синева чьих-то прекрасных глаз… Девочка подпевала высоким, сильным голосом. Габриэла невольно заслушалась. Джон открыл было рот, чтоб прекратить импровизированный концерт, но Габриэла положила ему руку на плечо и он раздумал. Песня закончилась. Слуги захлопали в ладоши, слепой менестрель благодарно кивнул головой и начал играть следующую песню. Кто-то из слуг обернулся, увидел хозяев и ойкнул. Все остальные тоже обернулись и поклонились. Стриженая девочка, уже одетая в чистое платье, из которого выросла Юджи, затеребила плечо менестреля и он тоже смолк.
– Ну, что же вы, продолжайте… Только, может, позавтракаем сначала? – спросила Габриэла, проходя сквозь расступившуюся толпу. Юджи и Тристан спрыгнули с табуретов и протянули маме руки. Она присела, поцеловав их по очереди:
– Вам понравилось?
– Да, мама, Джейк так красиво играл…
– Он пел ту песню, которую когда-то пела Дейзи…
– … а ещё про короля Артура и его рыцарей…
– …и про дракона… – наперебой стали рассказывать дети.
– А про эльфов он вам не пел? – не удержалась Габриэла.
– Пел. Только Дейзи говорила, что эльфы маленькие, потому что живут в цветах, едят пыльцу и пьют нектар, а Джейк почему-то говорил, что они большие, раз могут скакать на лошадях и строить корабли… – Тристан говорил это с совершенно серьёзным видом, так что Габриэла была готова откусить себе язык. Но дочь её удивила ещё больше:
– Эльфов не бывает! Ни больших, ни маленьких! Это всё сказки!
И смех, и грех. Вот стоит живое доказательство того, что эльфы (большие, без всяких там крылышек!) существуют, и это самое доказательство говорит, что эльфов нет! И засмеяться бы, да в носу защипало… и в глазах как-то помутнело…
– Ну, ладно, детвора, давайте про эльфов споём после завтрака, – пробормотала Габриэла, пытаясь обратить неудачный разговор в шутку. Оглянувшись, она увидела, что всех слуг и след простыл. Кухарка и две её помощницы шуршали у плиты, менестрель встал с низенькой табуретки и искал в воздухе руку девочки-поводыря, которая стояла за его спиной. Тристан раньше неё успел схватить его ладонь. Менестрель взялся за его руку.
– Ты кто? – ласково спросил он, глядя незрячими глазами мимо Тристана.
– Тристан Сент-Джон Уотерфолл, – гордо произнёс мальчик. – А это, – он взял Джейка за вторую руку и с детской непосредственностью прикоснулся ей к Юджи, – моя сестра, Юджиния.
– Очень приятно, Юджиния, – кивнул паренёк, опять же глядя мимо неё.
– Дейзи, завтрак скоро? – спросил Джон, обходя детей.
– Сию минуту, милорд… – кухарка держала в руках горячий котёл, накрытый крышкой: – Так! А ну, все кыш отсюда! Не хватало ещё ошпарить кого-то. Миледи, прикажите им уйти!
– Дети! Дейзи абсолютно права. Давайте уйдём. Тристан, отведи нашего менестреля в залу… Идём, Джон.
– Мама, а как же Грейс? – спросила сзади Юджи.
– Конечно, она тоже идёт с нами. Посади её рядом с Джейком…
За завтраком от внимания Габриэлы не ускользнуло то, что теперь Джейкоб аккуратно промокал губы салфеткой, ел аккуратно и с достоинством. Геби наблюдала за парнем: что-то тут не так, крестьянские дети себя так не ведут… А вот его слепота, скорее всего, врождённая. Он к ней привык, и, наверное, не знает, как это – быть зрячим…
Менестрель и его подруга теперь были чистые и аккуратно одеты. Лицо менестреля разрумянилось и на нём играла улыбка. Тристан показывал ему своего деревянного коня. Менестрель потеребил его пеньковую гриву и сказал мальчику, что это арабский скакун. Тристан возразил, что это гунтер, достаточно потрогать его большие копыта. Юджи фыркнула и заявила, что никакой это не скакун, и даже не гунтер, а просто старая кляча. Похоже, она спорила с братом просто из принципа. А Тристан осторожно прикоснулся к грифу лютни и отдёрнул руку, когда струна тихонько загудела. Тогда менестрель усадил его рядом, уложил лютню на его колени, расположил на ощупь его пальчики на грифе и показал простейший перебор. Тристан попробовал повторить, менестрель поправил его движения и Тристан повторил за ним, на этот раз правильно. Восторгу ребёнка не было предела.
– Мама! Смотри! Я на лютне играю!
Габриэла смотрела на своего сына с лютней в руках. А что, если…
– Джейкоб, а какие у вас планы на будущее?
– Какие у нас могут быть планы, леди Габриэла? Мы с Грейс бесконечно благодарны вашему гостеприимному дому, а завтра мы пойдём дальше…
– А идёте вы с какой-то целью или просто так?
– Мы идём прямо. Нам нужно зарабатывать деньги на пропитание, а единственный способ, который нам известен – это моя игра. Лютня – это всё, что у меня есть, единственное, что я могу делать…
– И делать хорошо, Джейкоб. Слушай, я могу тебе помочь: если ты останешься, то сможешь учить моих детей играть на лютне. Ну как? Согласен?
Глазки Тристана загорелись, Юджи отреагировала спокойнее. Джейкоб не увидел реакции детей, но сразу же поинтересовался:
– А как же Грейс? Ведь она не умеет играть на лютне…
– Не бойся, и твою Грейс пристроим… У нас руки лишними не бывают!
– Триста-ан! Юджи-и! Вы где?
Джон и Габриэла стояли на крыльце, одетые для поездки в город. Это был первый выезд детей из Уотерфолла. Юджинии уже исполнилось одиннадцать, Тристану скоро будет девять лет.
– Ма-ама-а! Он меня толкает!
– Неправда, она первая полезла!
– А ты не толкайся!
– А ты не ябеднича-ай! Мама-а!
– Так! А ну, вы, оба! – Джон обернулся к расшалившейся детворе. – Если не прекратите ссориться, никуда не поедете!
Угроза отца оставить их дома заставила детей угомониться и сесть в повозку. Тристан сел возле матери, Юджи села возле Джона и прижалась к нему щекой.
– Па-ап, а ты помнишь, что ты мне обещал? – тихо, что бы не слышала мать, спросила Юджи.
– Помню, – так же тихо ответил Джон.
Ярмарка шумела на все лады: вот слышится стук молота из передвижной кузницы; блеет и мычит скот, ржут кони, квохчут куры и гогочут гуси; глашатай в балагане кричит противным голосом, приглашая увидеть женщину с бородой, русалку и прочие чудеса; тут же продавцы расхваливают свои товары. Юджи смотрела во все глаза, указывая на то или иное чудо.
