Текст книги "Терапия поведением"

Автор книги: Михаил Покрасс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Как он относится к окружающим людям?

a) Как он относится к взрослым /старшим/?

– Какое значение в его жизни объективно имеют взрослые?

– Какое значение взрослым придает?

– Какое место относительно них определяет себе?

b) Как относится к сверстникам?

– Какое значение в его жизни объективно имеют сверстники (группа, лидеры его группы)?

– Какое значение в своей жизни он им осознанно придает?

– Какое место среди них и относительно них уделяет себе?

Как он заботится о себе сам?

– Как заботится о себе интуитивно?

– Как заботится о себе сознательно?

Ответами на эти вопросы определяются основные преимущества и ограниченность данного возраста.

Но при инфантилизме, когда достижения предшествующего возраста частично или полностью снимаются новшествами последующего, выявляется только ограниченность.

ВОЗРАСТНЫЕ ГРУППЫ И ИХ ХАРАКТЕРИСТИКА

Плюсами (+) обозначены утвердительные ответы, минусами (-) – отрицательные.

Для себя я определил следующие возрастные группы: 1) до 6 лет, дошкольный период; 2) до 10 лет, младший школьный период; 3) до 12 лет, младший подростковый период; 4) до 14 лет, старший подростковый период; 5) юность, 6) зрелость.

Смотрите таблицу 1. Она для всех возрастов до юности отражает только что описанную ситуацию: психологический возраст как меру развития или инфантилизма.

До 6 лет. Возраст нестесненного творчества

1. Кто заботится о ребенке?

О ребенке заботятся все: родители, чужие взрослые, даже дикие звери (случаи так называемых «маугли»).

Сам ребенок не выделяет себя из мира взрослых и сверстников.

Заботу о нем принимает, не замечая как должное.

Беспечен и ответственность за то, что с ним произойдет, оставляет взрослым, другим – всем.

2.Как он относится к окружающим?

Ни взрослых, ни сверстников не замечает. Ни тех, ни других отдельно от него – как бы и нет. Есть только он.

Себя идентифицирует со всем миром – «он тоже большой».

До 6 лет ребенок эгоцентричен естественно и  адекватно отношению к нему.

3.Как он заботится о себе сам?

Интуитивно заботится о себе с точностью и отзывчивостью не стесненного сознанием зверя. Иначе говоря, свои импульсы осуществляет естественно и без задержек, легко и все лучше приспосабливая их к обстоятельствам и обстоятельства к себе. В этом смысле и заботится.

Это возраст ничем не стесненного творчества.

Сознательно заботиться о себе он еще не умеет.

Задержка психологического развития в возрасте до 6 лет

Если задержка психологического развития произошла до 6 лет, то взрослый по биологическому и интеллектуальному возрасту человек, вопреки естественным ожиданиям окружающих – абсолютно эгоцентричен.

При отсутствии сопротивления социума, мощной чьей-то поддержке и значительной собственной стеничности^[149] эта задержка означает:

– живость чувств, непосредственность самовыражения, открытое следование интуиции;

– инициативность, не стесненную ответственностью;

– игнорирование реальных человеческих обстоятельств, чужих интересов, неосторожность с другими;

– недостаточность сознательной заботы о себе, о своей безопасности.

Это при благоприятном стечении – гениальный... художник, ученый.

Это нередко «шагающий по головам», никого не замечающий, не стесненный ни совестью, ни страхом диктатор!

Это – жизнерадостный гоголевский Ноздрев и «Раба любви».

Это – подкупающая непосредственность и... совершенная невыносимость в быту.

Его нельзя не любить! Но и терпеть – почти невозможно!

При достаточном сопротивлении социума, в отсутствии мощной поддержки, сильный он обречен на гибель среди незамечаемых им людей, а слабый – на всегдашний обман ожиданий. Его незащищенность тогда чревата уходом в мир фантазий, жизнью подаянием (буквальным и нравственным) или болезнью. Вспомните «Белые ночи» Ф.М. Достоевского.

Человек этого психологического возраста носит конфликт не в себе, а поминутно создает его снаружи, существуя, как малыш, который, не зная, что вам больно, проверяет, когда вы спите, действие молотка на вашем лбу. По беспечности, создавая на каждом шагу препятствия, набивая шишки и себе и вам, он при всем его обаянии, до невозможности труден и другим и себе.

Заботы о себе такой взрослый дошестилетнего психологического возраста, ждет ото всех, кого воспринимает нормальными, нравственными людьми. Те же от взрослого человека ждут зрелого поведения. Никто не хочет и не собирается решать его проблемы за него. Никто не может позаботиться о нем содержательно.

Всеобщее сопротивление его непреднамеренной беспардонности ему непонятно и обескураживает его. Он же ничего плохого вам не хотел (а в его переживании это значит – не делал). Вашей боли, как и вас, для него нет. Ответная агрессия воспринимается вопиющей несправедливостью, рождает его обиду.

Обижая вас, он готов расплакаться от отчаянья в ответ на любое сопротивление его хамству. В этом смысле вместо того, чтобы на ошибках учиться, он их заучивает, упрямо, будто назло всем, повторяет вновь и вновь.

На всех, кто о нем заботится, дошестилетний обижен бесконечно и безнадежно!^[150]

Обида в свою очередь побуждает его к никак морально не сдерживаемой защите-нападению (любыми средствами). Окружающие отвечают на его агрессию. Круг замыкается.

Не ждет заботы о себе он только от врагов! От тех, кого он вычеркнул из людей.

Не ждет он заботы о себе иногда и в игре (но и здесь сам, позволяя себе хитрить, ждет, что партнер будет играть по правилам).

С людьми, застрявшими в этом психологическом возрасте, чаще встречаются наркологи, криминалисты и психиатры.

С регрессом^[151] в этот психологический возраст непременно встречается психотерапевт, например, занимаясь профилактикой болей в родах или работая с молодыми супругами, когда те, веря или чувствуя, что их любят, «впадают в детство».

До 10 лет. Возраст абсолютного догматизма

I. Кто заботится о ребенке?

В силу утраты им прежней непосредственности звери его уже не усыновляют.

О ребенке заботятся старшие. Эту заботу ребенок неосознанно по-прежнему принимает как само собой разумеющуюся. Но на сознательном уровне считает теперь, что должен ее заслужить.

Встречает заботу без сопротивления. Но, имея ее в избытке, имитирует самостоятельность – «я сам». При этом («я сам») ответственность за себя привычно возлагает на взрослых. Благодарен им мало. В своих ошибках винит их. В случае же успеха своей самостоятельности заслугу чаще приписывает только себе.

2.Как он относится к окружающим?

Взрослые для него – абсолютный авторитет. Он слепо, с фанатичной старательностью осваивает их правила. Эти их правила (даже нарушаемые им) для него незыблемы. В этом возрасте он абсолютный догматик.

Взрослым он подражает, ощущая себя тоже взрослым.

Он уверен, что взрослым мир известен. Что мир логически упорядочен и правилен. Ему надо только эти правила «подучить».

Первоклассник, впервые придя из школы, озабоченно заявил отцу: «Знаешь, папа, придется мне еще раз сходить, я там не все понял!»

Прежний, многогранно воспринимаемый мир, из которого ребенок еще не выделял себя, теперь заменяет ему схема. Ее изучение и подчинение себя этому абстракту теперь его героическая цель.

В своих высказываниях о мире, о «правильном» ребенок выступает теперь от имени Справедливости, как обладатель Абсолютной Истины, и воитель этой истины более ортодоксальный и фанатичный, чем те, у кого он ее (эту истину) без критики перенял.

Он взрослее взрослого!..

Сверстников как людей с отличными от его интересов нуждами не замечает. Мало от них зависим. И зависимости от сверстников не замечает тоже. Это ребенок до 4-го класса.

Из взрослых для него существуют по преимуществу воспитатели, авторитеты.

3. Как он заботится о себе сам?

В этот период ребенок интенсивно учится самообслуживанию. Сознательно заботится о себе настолько, насколько этому научен.

Этой сознательной активностью в значительной мере тормозится его интуитивная забота о себе – он как будто разучивается вести себя инстинктивно. К концу этого периода теряет обаяние прежней непосредственности и естественности.

В этом возрасте нередко создается трагическая ситуация, когда сознательная программа может в той или иной мере игнорировать живые нужды, интересы ребенка, навязывать чуждые ему стереотипы понимания, переживания и поведения.

Тогда ребенок добивается ненужного ему, оправдывая ненужное поведение «правильностью», общественной полезностью. От нужного же в таком случае часто отказываться, иногда с обидой, даже со злобой.

Его жизнь становится бесполезной для него, впустую расходующей силы тратой. Мы уже говорили о нравственных стереотипах, подавляющих человеческую спонтанность.

Нам – взрослым необходимо ясно отдавать себе отчет в том, что мы своей догматикой передаем детям уже в их додесятилетнем возрасте:

– благоговейный интерес к неведомому миру, к самим себе в нем и спонтанность или

– такое «знание» о самих себе и такие формы поведения, которые из-за ложных представлений о нужном делают для наших детей заботу о собственной индивидуальности, а порой и жизни, морально недопустимой и невозможной?!

Задержка психологического развития в возрасте до 10 лет

Остановка в этом психологическом возрасте означает:

– отсутствие интереса к живым нуждам своим и чужим;

– игнорирование конкретного реального мира людей;

– незнание ни их, ни себя;

– поиск в любой ситуации старшего – лидера;

– совершенно рабскую детскую подчиненность лидеру и

– такую же подчиненность исповедуемой догматике;

– ощущение себя представителем истины в любых отношениях с людьми;

– умение жить только внутри той или иной конвенции, схемы;

при этом:

– отсутствие учета как своих, так и чужих возможностей;

– бессмысленную требовательность к другим, иногда и к себе;

– представление о себе чаще по намерениям;

– игнорирование результатов своих дел;

– оправдание недопустимых результатов своих действий чужим произволом, обстоятельствами;

– обвинение «их» и выгораживание себя.

Некритичность к себе и чрезвычайная критичность к другим рождают разочарование в других, тайную тревогу и неуверенность в себе, тайную даже от себя.

Застрявшие в этом психологическом возрасте не умеют творчески разрешить никакую нешаблонную, новую жизненную ситуацию.

Преграды одолеваются прямолинейным навязыванием «своей правоты».

Если социум оказывает сопротивление, застрявшие в этом возрасте обижаются, сетуют, заболевают гипертонической болезнью, ишемической болезнью сердца, сахарным диабетом. Или, разочаровавшись в мире, оклеветав его в своих глазах, под лозунгом: «с волками жить, по-волчьи выть!», под чужую ответственность отказываются от всяких правил. Живут по принципу «человек человеку – волк».

Такой Homo moralis – по-прежнему считает свое поведение вынужденным, а потому – достойным.

При благоприятном стечении обстоятельств и достаточной внешней поддержке сохраняют детство на всю жизнь. Ощущают свою жизнь подвижничеством. Ждут награды за жертву – ощущение жертвы рождается постоянной неудовлетворенностью, нарастающей от несоответствия поведения потребностям. Получаемую награду принимают без особого удовлетворения как должное. Но не получая награды, обижены. Помнят только свою «заслугу», но не то, что получили от мира. Тайно или явно живут «воплощенной укоризной» этому «несовершенному миру». Тоже заболевают.

Есть профессии, которые способствуют закреплению мироощущения ребенка до 10 лет.

Учитель, упрощенно объясняя мир детям, иногда начинает верить в свои схемы сам.

Военный, живущий в условиях особого порядка, потом трудно адаптируется в кажущемся беспорядке реального мира.

Остановившийся в этом психологическом возрасте взрослый ответственность за свое прошлое, настоящее и будущее невольно возлагает на авторитетных для него других.

В браке – на родителей и супруга. В разводе – на оставшегося с ним ребенка («все только ради него») и на то «что люди скажут» («люди» могут быть и не из его актуальной группы, но из его прошлых воспитателей).

В работе – на администрацию, инструкции, правила.

В обществе – на государство, «партию и правительство», на политических лидеров (которых ругает за нерадивость).

В нравственности – на не им придуманные догматы и уклады.

Стеничные додесятилетние взрослые могут безо всякого смысла для себя (точнее: ради сиюминутного спокойствия или комфорта) навязывать всем «свой» порядок, привычный уклад, устав.

Слабые – более или менее последовательно сами подчиняются чужой догматике. Ищут себе «папу» (обычно стенично-го представителя взрослых того же додесятилетнего возраста), под чью ответственность станут жить.

Остановившиеся в этом психологическом возрасте – мы хотим для себя диктатора, деспота – жесткой власти, освобождающей нас от тревоги инициативы и ответственности.

Стеничные – мы сами рвемся в деспоты, диктаторы, ищем власти (тоже под чужую ответственность). Раб хочет быть господином и порабощать других.

«А, если что не так – не наше дело,

Как говорится, Родина велела!

Как просто быть ни в чем не виноватым,

Простым солдатом, солдатом!»

(Б. Окуджава)

Для нас в этом психологическом возрасте существует только наша догматика. Любая иная – переживается угрозой, крамолой и подлежит искоренению. Инакомыслие ощущается вероломством.

Если ответственность введена воспитателями в состав исповедуемых ценностей, то на осознанном уровне мы в этом возрасте задержки развития верим, что живем под свою ответственность – имитируем инициативу. Самодиагностика тогда очень затруднена.

На осознанном уровне мы в этом додесятитилетнем психологическом возрасте считаем, что заботу о себе надо заслужить, но ждем ее не от себя.

В семье, отслужив требуемый нашими взглядами ритуал, ждем заботы о себе от супруга. А что, если и он – тоже «отслужил» ритуал и тоже ждет?

«Забота» о других в этом психологическом возрасте схематична, огульна, обязывает всех, но почти ничего индивидуально необходимого не дает ни себе, ни тем, о ком так заботятся.

Когда в этом психологическом возрасте застряли оба супруга, то, если они веруют одним и тем же авторитетам, осуществляют сходные ритуалы (оба выросли в среде со сходными ценностями), тогда на уровне осознанного понимания у них нет претензий друг к другу. Но, осуществляясь по шаблону, не меняя поведения в соответствии с несознаваемым изменением мотивационной системы своей и другого, они не умеют ни дать, ни взять друг от друга ничего действительно нужного каждому из них. Нарастает их неудовлетворенность, которая либо в форме аутоагрессии приводит к неврозам и психосоматическим болезням, либо становится «беспричинной» придирчивостью к другому (гетероагрессией) и потом снова недовольством собой («он замечательный человек, а я не мог сдержаться»).

В этом психологическом возрасте сами о себе мы не заботимся, заботой другого, равного себе, воспользоваться не можем и другого «не замечаем», не понимаем. Равного другого для нас нет.

Успехи вменяем в заслугу себе, в неудачах виним тех, кто якобы вовлек нас в такой стиль жить: «нас такими воспитали»!

Не умея заботиться о себе, лишены заботы.

Деспот, освободивший нас от ответственности, вызывает у нас привычные рефлекторные реакции ребенка на заботящегося отца – успокоенные, мы ждем заботы о себе от него. Но он, другой, не может о нас позаботиться, даже если бы и хотел (ни в семье, ни в дружбе, ни в труде, ни в обществе, ни в стране).

Предпочтя покой благих ожиданий, требуя за службу, якобы обещанных благ, мы отказываемся от реальной своей жизни, от реального решения наших проблем. «Раб» – требует покорности, покорность рождает деспота, деспот утверждает рабство.

Остановка в додесятилетнем возрасте означает рабство и погибель со спокойными ожиданиями.

В общественном плане этот психологический возраст рождает тоталитаризм, сталинизм.

В этом возрасте задержки психологического развития, обиды из-за обманутых надежд рождают бунт против несправедливого «отца», в надежде на другого – справедливого. Бунт против «плохих слуг», которые мешают хорошему «отцу» править.

Этому же возрасту свойственно и полное самоотречение, и самопожертвование во имя авторитета, догмы, девиза.

Нередко это очень симпатичный многим, притягивающий своей холодной справедливостью Атос из «Трех мушкетеров» Дюма.

Итак, взрослый додесятилетнего психологического возраста о себе не заботится. Других реальных не видит, то есть о других позаботиться не может. Жертвует собой ради абстракции, догмы. Живет под ответственность авторитета, «загипнотизированный» покоем надежд на его заботу и на «справедливость». За справедливость он принимает осуществление другими его догматов, уверенный, что после такого осуществления каким-то волшебным образом всем и ему станет хорошо!

Неудовлетворенность всего круга его живых особых сегодняшних нужд делает человека, застрявшего в этом возрасте, либо больным, либо обиженным, либо подхлестывает его агрессивность к инакомыслящим как к причине его несчастий.

Совершая, как и каждый человек, свой подвиг^[152], он уничтожает себя и жертвует живыми, сегодняшними людьми.

Пренебрегая мгновением, он отказывается от вечности.

Трагедия этого психологического возраста, и в том, что исповедуемую догматику человек не выбирал, принял без ответственности, не критически, поэтому не волен, и сам выбрать что-нибудь другое.

А кто же во взрослой жизни, кроме самого человека, может вникнуть в многосложность его противоречивых интересов и выбрать ему жизнь за него!?

До 12 лет. Догматик разочаровался в носителях догм

Этому возрасту свойствен:

– бурный физический рост,

– биологические пертурбации в организме,

– стремительное и несознаваемое подростком расширение круга его потребностей,

– формирование сексуальных импульсов, которые кажутся ему всеми отвергаемыми и поэтому стыдными,

– отсутствие необходимой для их полноценного удовлетворения ориентированности в других и в себе.

1. Кто заботится о ребенке?

Объективно о подростке и теперь заботятся взрослые.

Но с одной стороны он стал большим, и многое может сам. С другой – чрезвычайно затрудняет заботу о нем.

Меняется и отношение взрослых к нему. Его чаще принимают за большого, самостоятельного, «взрослого» – путают длину с ростом, меньше заботятся.

О нем теперь труднее позаботиться. И потому, что все больше у него «своего», но и потому, что и он в эту пору отказывается от заботы разочаровавших его (см. дальше) взрослых – «Я сам»!

2.Как он относится к окружающим?

Бессознательно, как и прежде, уверенный в заботе о нем старших, подросток часто ведет себя, как малыш, который, сидя у мамы на руках, вырывается, бранит ее, даже колотит, зная, что она рук не разомкнет и его не уронит, не бросит^[153].

Живя, как и в предыдущем возрасте, под ответственность взрослых, подросток в «плохом» винит их. «Хорошее» вменяет в заслугу себе.

В этот период он в старших разочаровывается! А с ними – и в их принципах.

Отчасти это результат напора формирующихся влечений (в том числе и сексуальных), которые в рамках его догматики ни осознаваться, ни удовлетворяться не могут.

Подспудное побуждение разрушить стесняющую его догматику – «согрешить», заставляет подростка проецировать потаенные свои импульсы в мир – приписывать их другим.

Не умея еще доверять себе и выработать собственное отношение, он неосознанно предпринимает обходной маневр. Доказывает себе, что взрослые сами «нарушители».

Он ищет и находит разрешающие новое поведение мотивы в поведении самих взрослых, в их непоследовательности и отступничестве. Подросток замечает, что вопреки прокламируемым ими принципам старшие часто живут не по правилам. Вообще не живут ни по каким понятным ему правилам!

Понять, что взрослые используют правила для улучшения жизни, но не подчиняют жизнь правилам, подросток еще не умеет. Ему понятнее обидеться, разочароваться во всех. Он будто ищет повода всех обвинить.

Сам к себе он при этом некритичен, и сплошь ведя себя вразрез с правилами, не замечает этого.

Так под ответственность взрослых, и якобы с их позиций, он ставит под сомнение стесняющие его их же нормы.

Он – догматик, разочаровавшийся в носителях догм!

Приобретения от этого... велики. Но и потери существенны.

Разочаровавшись во взрослых, обнаружив, что «взрослые его не понимают» (непонятны ему, не такие как требует его, взятая у них же схема), подросток в этот период отдаляется от родителей, от воспитателей. Теряет мир детства. Оказывается в первом своем одиночестве. И впервые ищет «понимания» в группе сверстников. Здесь он удовлетворяет потребность в эмоциональных контактах, которая прежде удовлетворялась взрослыми.

Впервые заметив сверстников, пытаясь смешаться с ними, он начинает говорить «мы». Это «мы» объединено:

– одиночеством каждого,

– потребностью в «тепле» другого,

– протестом против давления додесятилетних зависимостей (переживается подростком как протест против объединенных взрослых).

В одиночку актуализировать себя подросток еще не готов.

Занятый своим протестом, своей новой внутренней и внешней ситуацией, подросток в действительности не замечает, не понимает и отдельных от него других сверстников. Не заметив их, не умеет о них заботиться. Никто ни о ком!

Очень трудная ситуация!

От забот взрослых он отказался или, по крайней мере, эту заботу о себе очень затруднил. Ушел в группу сверстников. Здесь надеется на заботу о себе товарищей. «Друг – это тот, кто меня понимает!» (в том, что он сам умеет понять, подросток не сомневается).

Эгоцентризм в отношениях с взрослыми превратился в эгоцентризм со сверстниками. Ожидания от другого здесь не осознаны. Но и не удовлетворены. Не умея никого понимать, он не умеет воспользоваться другими. Никто – ни кем! Здесь никто ни о ком не заботится.

Нарастает огромная напряженность импульсов, а из всех новых нужд удовлетворена одна – потребность в эмоциональных контактах – «Мы»!

Теперь он зависим от группы, от ее групповых норм и от лидеров группы, как прежде зависел от взрослых.

Из-за своей эмоциональной безграмотности он вместе с его группой нередко оказывается великолепным объектом манипулирования для лидера, если тот беспечен или агрессивен (из дошестилетних!), или психологически взрослее.

Иногда группа выдвигает в лидеры самого подростка. Но, став лидером, он руководствуется не своим выбором, а нормами группы. Одна несвобода заменена другой. Он пока по-прежнему «никого не понимает».

Он – «гадкий утенок»!

З.Как он заботится о себе сам?

Зависимость от взрослых, благодарность им подростка теперь тяготят. От зависимости он избавляется, дискредитируя в своих глазах и самих этих взрослых и их заботу («все они врут»)!

Подросток будто бы хочет отвечать за себя сам.

В действительности, привычно уверенный в опеке старшими он, рискуя всем, чем только можно, не умеет отвечать ни за какие последствия своих дел ни для себя, ни для других.

Критикуя, уличая во всех грехах старших, к себе он совсем некритичен. То, что сам он и лжет, и необязателен, и в чужой сад залез – не в счет.

Во взрослых он разочаровывается. Меряя старших их же поверхностно усвоенной догматикой, он убеждается, что взрослые недостаточно строго ей следуют. Считает их отступниками, обманщиками, продажными.

Это отношение подготавливается его неосознанной в причинах неудовлетворенностью прежней догматикой. Не успев освоить ее содержательной глубины, подросток уже вырос из ее схем.

Сознательно он умеет о себе позаботиться почти во всем, кроме своей внутренней жизни!

Интуитивная забота о себе подавлена еще больше, чем в прежнем возрасте. Непонятная ему неудовлетворенность растет. Неудовлетворенность подхлестывает его поведенческую активность. Это самый энергичный и активный подростковый возраст. Подросток очень активен... Многое умея, и будучи сверхактивным, но, совсем еще не интересуясь собой и не зная себя, он о себе как о личности в этом возрасте не заботится, как и до 10 лет, а чужой заботы не принимает!

Это очень трудный период жизни подростка.

Сплошь претензии и неудовлетворенность.

Задержка психологического развития в возрасте до 12 лет

Это – «мыканье», объединение в случайные товарищества: туризм, «неформалы», компании бражников, теперь еще секты...

Это критическое отношение ко всему, что вне норм нашего объединения, что не этим объединением придумано, сделано.

В этом психологическом возрасте знают против чего. Протест – основная реакция. Не знают – за что.

Это разочарованные в возможностях мужей жены. Раскритиковывающие сотрудников работники. Мужики, обиженные на женщин. Наслаждающиеся нахождением изъянов в других сплетники. Это те группы и фигуры в политике, которые, не имея своей программы, ничего кроме огульного нигилизма не предлагая, раскритиковали все другие. Это тайное наслаждение тем, что тебе никто угодить не может, во всех – изъян.

«Они нас не понимают!»

Застревая в психологическом возрасте до 12 лет, мы остаемся во всех сферах жизни в такой же трудной ситуации, как и додвенадцатилетний подросток.

По внешней активности – это самый предприимчивый возраст. Мы горы сворачиваем! И все не для себя. Часто совсем впустую.

Сами о себе не заботимся. От заботы более зрелых, чем мы, людей отказываемся, воспринимая их заботу, как посягательство на нашу самостоятельность. А потом сетуем, что «за наше добро нам чем отплатили?!».

Мы развенчиваем авторитеты и гордимся тем, что эти авторитеты «перестали нас понимать».

Так мы возвышаем себя над всеми, повышая самооценку за счет снижения оценки других, ценой разрушительной иллюзии, что мир, который сотворили не мы, никуда не годится, и те, кто его сотворил, никуда не годятся.

Счастливо раскритиковав всех и вся, объявившись «молодцами среди овец», мы втайне ощущаем «овцами» себя.

От одиночества объединяемся с такими же одинокими, непонимаемыми нами и нас непонимающими людьми в случайные протестующие общности, в сплоченные этим протестом «тусовки»... Мужчины друг с другом – против женщин. Женщины – против мужчин. Сотрудники в коалиции – против других сотрудников. Все – против начальства. Все – против кого-то или чего-то, но никто не знает за что! Мыкаем и мыкаемся.

Теперь в семье нас не понимает супруг, на работе сотрудник, начальник, подчиненный.

Мы оказываемся в стране дураков!

Согласны мы только с теми, с кем вместе браним всех остальных. Веселимся, соревнуясь, как лучше убедить друг друга, что все вокруг помойка вонючая, и мы плаваем в этой вони по уши.

Это разочарование во всех и во всем может быть воинственным и явным или молчаливо-ироничным – «про себя!». Взяв эту «высоту», мы теряем собственные корни, свое лицо, себя. Зато!..

Сами о себе не заботимся. Другим заботу о нас затруднили до предела. Демонстрируя совершенную незаинтересованность в чужой заботе о нас, и нуждаясь ней, обижаемся на ее недостаток.

Самоутверждаемся тем, что мы «сами обойдемся», что нас не понимают авторитетные люди, книги, религии.

Требуем ненужного. Нужное – натыкается на стиснутые зубы.

Боимся всякого порядка. Исповедуя стихийный нигилизм, анархизм, легко оказываемся во власти самоутверждающегося лидера.

Всех раскритиковав, часто обидев, объединившись в ощетинившуюся во все стороны группу против всего и всех, мы неосознанно втайне уверены (как тот малыш, что колотит маму, сидя у нее на руках), что мир нас подстрахует. Что ни за какие наши нападки – «мы же за правду!» – нам не надо будет расплачиваться, отвечать. За все ответит группа, толпа, то есть никто!

Когда же приходится отвечать, застигнутые врасплох, обижены.

Почти невозможно позаботиться о человеке в этом подростковом возрасте. Да и кто заботится о взрослом за него!

Мы мучаем себя еще и тем, что более всего третируем всех, кого любим.

Трудно жить в том отвратительном мире, который мы, самоутверждаясь, себе нарисовали.

«Я умный – ты дурак!», «Ты умный – я дурак!», «Куда девались настоящие мужчины?!», «Бабы – дуры!», «Человек человеку – волк!»... – вот характерные откровения этого возраста задержки развития.

Мы знаем против чего мы, но не знаем: за что!

До 14 лет. Догматик разочаровался во всех догмах

1. Кто заботится о подростке этого возраста?

О подростке заботятся взрослые. Но воспринимают подростка «взрослым» и мало опекают. Да и сам он запирается в поиске своего отдельного мира. Не принимает теперь уже ничьей заботы.

2. Как он относится к окружающим?

На действительном, поведенческом, практическом уровне он так же, как и в предыдущей возрастной группе, не сознавая того, живет под ответственность воспитателей.

Отказавшись в предыдущем возрасте от видимой заботы взрослых, он теперь обнаруживает, что и в группе сверстников о нем никто не заботится. Никого не понимая, он считает, что «никто не понимает» его!

Именно этим открытием и манифестирует и отличает себя от предыдущего новый возраст.

«Никто меня не понимает,

Рассудок мой изнемогает

И молча гибнуть я должна...».

(A.C.Пушкин)

Теперь подросток отказывается и от своей группы.

При еще большем натиске внутренних изменений, у него теперь и потребность в эмоциональных контактах остается неудовлетворенной.

Это возраст «явлений, вызывающих самоубийства в отрочестве... ошибок младенческого воображения, детских извращений, юношеских голодовок, Крейцеровых сонат и сонат, пишущихся против Крейцеровых сонат...»^[154]

Отказавшись и от взрослых и от сверстников, в полном одиночестве подросток интуитивно ищет выхода дружбе и любви.

Но никого не понимающий (считающий себя непонятым) ждет, чтобы поняли его.

Мечтая о самоотверженной влюбленности, искренне готовый пожертвовать для предмета любви «всем», он совершенно уверен, что и тот тоже должен, ради него отречется от себя. И дружбу, и любовь превращает в невыносимый диктат: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу!».

Сам бы он такого диктата не вынес! Другой – не выносит тоже. Никем из искренних партнеров этот диктат не принимается. Такие диктат-влюбленности и диктат-дружбы терпят крах. Результатом – тягостные разрывы.

Окончательно разочарованный (в дружбе, в любви, в мужчинах и в женщинах, в людях вообще), гордый своей обидой, как Чайльд-Гарольд, или «убив на поединке друга»^[155], подросток прячется в свое исключительнейшее одиночество.

«Каждый умирает в одиночку!..» – объявляет подросток в этом возрасте.

З.Как он заботится о себе сам?

В плане самообслуживания подросток теперь умеет практически все, что и взрослый. Взрослым себе и кажется.

Отказавшись теперь и от группы, он сам собой, тем не менее, привычно не озабочен и не занят.

Чрезвычайное одиночество!

К себе относится двойственно:

– пытаясь утвердиться в своей исключительности («не такой, как все»),

– втайне мучается ощущением собственной ничтожности, «мушиной пошлости».