Текст книги "Всеволод Бобров"

Автор книги: Михаил Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 39 страниц)

Стоило, однако, кому-либо из них выбыть из строя – то ли по болезни, то ли по другой причине, – как игру приходилось перестраивать. В том же 1945 году в Англии, к примеру, в передней линии атаки у нас находились трое: Карцев, Архангельский, Бобров. Бесков действовал немного сзади, а Сергей Соловьёв выполнял функции Трофимова, но уже на левом краю...

Отсутствие даже одного ключевого исполнителя вынуждало менять тактическое построение, поскольку в те годы, когда все игроки были приучены выполнять конкретные обязанности по системе “дубль-вэ”, автоматически найти ему подходящую замену не было возможности.

Корю себя за то, что не осознал тогда до конца значения сделанного мной тактического открытия. Да и мои коллеги-тренеры из других клубов не заинтересовались им, не подхватили и не развили интересную идею, посчитав это просто удачным эпизодом в игре московского “Динамо”. А жаль...»

К словам Якушина требуются некоторые пояснения. Не погружаясь глубоко в тактические дебри, скажем, что система «дубль-вэ» была принята на вооружение в нашем футболе после визита сборной Басконии в 1937 году. Знаменитое турне басков по Советскому Союзу, в ходе которого наши команды получили предметный урок футбольной тактики, обусловившей преимущество гостей, заставило перестроиться.

До этого нападающие действовали на одной линии: система так и называлась – «пять в линию». При «дубль-вэ» два нападающих, располагавшихся по бокам от центрфорварда, оттянулись в глубину поля, их стали именовать полусредними (инсайдами). На них возлагалась задача установить более тесные связи с полузащитниками. Именно «дубль-вэ» сменила со временем «бразильская система».

Будь настойчивее и последовательнее Якушин и другие наши тренеры, стать первооткрывателями могли бы они...

Говоря о том, что в Англии Сергей Соловьёв выполнял функции Трофимова, Якушин имел в виду особенности игры своего правого крайнего. Василий Трофимов был футболистом широкого диапазона действий, благодаря своей работоспособности он успевал выполнять и оборонительные функции, которые по «штатному расписанию» возлагались на правого инсайда Василия Карцева.

Упомянув в данном контексте Сергея Соловьёва, Якушин дал понять, что тот отрабатывал за Боброва, который, как и Карцев, редко оттягивался назад. При наличии в составе левого инсайда Александра Малявкина возросла бы ударная мощь Сергея Соловьёва...

Спортивный журналист Лев Филатов, чьё литературное мастерство является маяком для работающих в этом жанре в наши дни, высказался так: «Знаменитое послевоенное семилетнее противостояние ЦДКА и “Динамо” мало того, что подняло футбол в глазах публики, – заставило всех обернуться к тренерам. В то время принялись гадать не только о том, забьют ли Федотов с Бобровым или Соловьёв с Карцевым, а и о том, что секретно задумали мудрый Аркадьев и хитрый Якушин. Оба они тогда сделались невероятно известными, каждое их словечко ловили и передавали. Своей сегодняшней устойчивой популярностью тренерский цех обязан им двоим. Во всяком случае, они положили ей начало».

Мастерством Боброва наслаждались на многих стадионах. Большой знаток футбола профессор Тбилисской консерватории Гулбат Торадзе в своей книге «Футбол на всю жизнь» вспоминал события матча ЦДКА в Тбилиси 15 июля 1945 года: «Гул на трибунах по ходу объявления футболистов всё нарастал, достигал кульминации на Федотове, переходя затем в сплошной рёв при упоминании Боброва, да так, что фамилия игрока под № 11 Дёмина уже не была слышна!..

Когда в ворота тбилисцев был назначен пенальти, все были уверены, что бить будет Федотов или новая “звезда” Бобров (забил Дёмин). Лишь много лет спустя я узнал, что Бобров вообще никогда не бил пенальти.

Во втором тайме блестящая пятёрка нападающих москвичей буквально смяла выдохшихся хозяев поля, игра шла в одни ворота. Особенно “неистовствовали” Федотов и Бобров, мощным тандемом таранившие защиту. Первый своим коронным ударом с разворота по летящему в метре над землёй мячу забил неотразимо, так, что реактивный вратарь тбилисцев Саная и не шелохнулся. Бобров же продемонстрировал два своих “фирменных” приёма забивания: в стремительном кинжальном прорыве и на опережение в сутолоке у ворот противника – 4:2».

Несколько увлёкся уважаемый музыковед. Бобров отличился один раз, скорее – в «стремительном кинжальном прорыве»!

О том, как выглядел на поле Всеволод Бобров в своём первом в большом футболе сезоне, проникновенно написал Анатолий Салуцкий: «Как играл Бобров в сорок пятом! Ещё не было травм, он был здоров и неимоверно быстр. Он упивался игрой, каждый матч был для него праздником. И он не щадил себя, не экономил силы, не стремился распределить их на весь сезон. Его нещадно били по ногам, он падал, но тут же поднимался и снова рвался к воротам противника, никогда не катался по траве, демонстрируя, что ему больно. Никогда Бобров не апеллировал к судьям или зрителям. Он играл яростно и благородно. Он заранее не знал, что будет делать с мячом, не готовился к тому или иному финту, всё у него получалось как-то само собой. Он играл, как дышал, так же естественно и свободно».

В своей книге Бобров вспоминал: «Конец 1945 года мы провели без Григория Федотова: он был очень серьёзно травмирован. В те дни его место занимал я. Товарищи нередко доверяли мне право завершающего удара. А это и предопределило тактику: сильный продольный пас “на выход”, стремительные проходы по флангам и прострел вдоль ворот, игра на отрыв».

В 21 матче Всеволод Бобров забил 25 мячей, став лучшим бомбардиром чемпионата.

В семнадцати матчах он не уходил с поля без гола. В шести забивал по два гола, а во встрече с «Крыльями Советов» сделал «хет-трик» – поразил ворота соперников трижды. Шесть голов было на счету Боброва в кубковых поединках, и столько же он забил в составе московского «Динамо» на полях Великобритании!

«ГРЕНКИ В ГОРОХОВОМ СУПЕ»

Идея организации футбольных встреч с командой из Советского Союза в Великобритании витала в воздухе весь 1945 год. Более того, есть основания полагать, что эта тема обсуждалась и на самом высоком уровне. Во всяком случае, в начале января 1945 года в наших газетах промелькнуло сообщение о закончившихся в Лондоне неких переговорах, где было достигнуто соглашение о проведении в Англии и СССР футбольных встреч между советскими и британскими футболистами. Но время шло, и вскоре возобновившийся чемпионат СССР затмил собой волнующие перспективы.

В книге «Пассовочка» («Passovotchka» – так англичанам услышалась часто раздававшаяся из уст динамовцев безобидная «пасовочка») английского историка и журналиста Дэвида Даунинга, во всех подробностях описавшего визит московского «Динамо» в Великобританию, говорится: «Первое приглашение советской стороне было отослано, вероятно, ещё в апреле. Обсуждалась возможность проведения матча “Лондон” – “Москва” на стадионе “Уэмбли” с перечислением выручки в Фонд помощи России, и жена премьер-министра, находившаяся в Москве по другим делам, в неофициальном порядке помогала продвижению инициативы Футбольной ассоциации».

Жена Уинстона Черчилля Клементина, которая являлась президентом «Фонда Красного Креста помощи России», целых полтора месяца, с апреля и до середины мая, находилась в Советском Союзе. Встретив День Победы в Москве, Клементина выступила по радио с открытым посланием Уинстона Черчилля. За свою деятельность по оказанию помощи нашей стране она была награждена орденом Трудового Красного Знамени. Встречалась Клементина и со Сталиным, который подарил ей кольцо с бриллиантом.

Поворотным моментом в предыстории поездки московского «Динамо» стало 13 октября 1945 года. Всерьёз взявшийся за дело генеральный секретарь Футбольной ассоциации Англии Стэнли Роуз (будущий многолетний президент Международной федерации футбола – ФИФА) пригласил советских дипломатов на матч между командами «Челси» и «Вест Хэм», чтобы как-то ускорить решение вопроса. Видимо, уже не надеясь на скорый визит, Роуз в качестве возможной даты встречи назвал первому секретарю посольства СССР Борису Караваеву 26 мая 1946 года, сообщив, что правление стадиона «Уэмбли» готово предоставить стадион бесплатно и собранные средства будут пожертвованы на восстановление Сталинграда.

Караваев предложил конец октября – начало ноября, мотивируя это тем, что потом игроки переходят на хоккей. Какое отношение хоккей имел к названной Роузом дате, сказать трудно. К тому же если Роуз, чтобы поднять статус матча, видел в качестве соперника чемпиона страны московское «Динамо», то советский дипломат выбрал противоположный вектор, предложив «Торпедо» или «кого-нибудь ещё», как он указал в письме в Москву.

В «Пассовочке» в качестве собеседника Роуза называется Ревенко – «он недавно прибыл в Лондон в качестве эмиссара советского Министерства спорта». И далее: «После обсуждения идеи с посольским руководством он отправил телеграмму в Москву и уже вскоре известил Роуза, что столичный клуб “Динамо”, выигравший недавно чемпионат страны, вероятно, сможет ответить на предложение о турне».

Павел Митрофанович Ревенко (впоследствии – генерал-майор) являлся армейским спортивным работником. Можно предположить, что его появление ускорило продвижение инициативы Стэнли Роуза.

Во всяком случае, стала стремительно раскручиваться спираль событий, приведших к отлёту ранним утром 4 ноября в Лондон с аэродрома Внуково самолётов Ли-2 с командой московского «Динамо». Эта спираль включала в себя многочисленные заседания во Всесоюзном спорткомитете, совещание в Кремле, размышления тренерского состава, многочисленные хлопоты чиновников Министерства иностранных дел.

Ровно через месяц после памятного разговора, 13 ноября 1945 года, в 14 часов 30 минут по лондонскому времени Стэнли Роуз вновь занял своё привычное место в ложе стадиона «Стэмфорд Бридж», чтобы стать свидетелем матча, открывшего эру послевоенного международного футбола. А по всем городам и весям нашей страны разнёсся голос Вадима Синявского: «Внимание! Говорит Лондон...»

Правда, услышали голос Синявского в Советском Союзе синхронно с началом игры далеко не все. Предоставим слово Акселю Вартаняну: «Прямую трансляцию матча, организованную Всесоюзным радио, принимали только обладатели ламповых приёмников. Внутренняя московская сеть подключилась во втором тайме. И только тогда в квартиры большинства москвичей и тех, кто стоял на улице, проник через репродукторы голос Синявского. О событиях первого тайма в подробностях они узнали через несколько часов, когда весь матч передали повторно в записи».

Причина была не в технических неполадках. Власти опасались: а вдруг проиграем? Зачем же подробно рассказывать массам о неудаче советских футболистов. А когда выяснилось, что игра идёт на равных, решили порадовать соотечественников...

Чопорные англичане в довоенные годы не сомневались в своём превосходстве на футбольных полях и встречаться с командами континентальной Европы не стремились. Это касалось профессиональных клубов. На любительском уровне англичане были более сговорчивы. Во времена, предшествовавшие поездке «Динамо» на Британские острова, советские и английские футболисты встречались трижды. Так, во всяком случае, подавалось в нашей футбольной историографии.

В 1944 году в столице Ирана Тегеране проводился турнир под названием «Кубок шаха», патронируемый шахом Ирана Мохаммедом Реза Пехлеви. Полуфинальный матч между командами советского воинского контингента и английского гарнизона завершился победой наших футболистов – 1:0. Победив в финале иранский клуб «Дараи» со счётом 3:1, они стали победителями турнира. Никому тогда не известный вратарь Алексей Хомич заслужил поощрительный отзыв монарха и ободряющую улыбку его молодой красавицы-жены.

В том же 1944 году английское посольство в Москве обратилось в Спорткомитет СССР с предложением провести товарищеский футбольный матч между командами двух стран. Отказывать союзникам было неудобно, и пришлось спортивным чиновникам поломать голову над тем, кого выставить против англичан. Никто не имел тогда представления о том, насколько сильна команда союзников, при этом обсуждалось, что из Лондона будто бы ожидается приезд нескольких профессионалов.

Представлять советский футбол доверили столичным «Крыльям Советов», чей состав укрепили армейцами Валентином Николаевым и Александром Прохоровым. Матч решено было сделать закрытым, не допустить на трибуны стадиона «Динамо» болельщиков. Лишь для избранных ввели особые пропуска, заполучить которые могли только очень влиятельные люди. Стадион был оцеплен милицией и солдатами НКВД.

Однако на поверку оказалось, что в рядах англичан играли только любители – работники посольства, различных представительств и журналисты. И хотя англичане открыли счёт, соперничества не получилось: к финальному свистку счёт был 19:1 в пользу хозяев...

Третья встреча между советскими и английскими футболистами состоялась 14 октября 1945 года – на сей раз в Вене. Соперником команды английских военных лётчиков стали игроки команды ВВС, возглавляемые играющим тренером Анатолием Тарасовым. Матч завершился победой советских футболистов со счётом 5:1.

Судя по всему, такие результаты несколько поколебали уверенность англичан в своём превосходстве. Во всяком случае, шапкозакидательских настроений перед приездом «Динамо» в газетных комментариях не наблюдалось.

Правда, поражение в кубковом финале едва не поставило под сомнение поездку «Динамо» на Британские острова. Кое-кто из высоких покровителей ЦДКА доказывал, что армейцы более достойны представлять страну.

Самый молодой игрок команды, недавний фронтовик Владимир Савдунин в сборнике «19:9. Взгляд сквозь годы» вспоминал: «Помню, как несколько раз расстроенный Якушин уезжал на какие-то совещания в верхах и доверял проводить тренировки, о которых мы не забывали перед поездкой, своему помощнику Евгению Фокину».

В том же издании приведён комментарий тех событий Михаила Якушина: «Когда меня пригласили на совещание, проводимое в Кремле под председательством Г. М. Маленкова (помню, на нём присутствовал и Л. П. Берия), я ответственно сказал, что играть мы умеем и должны выступить достойно. При этом не обещал побед, этого в спорте никогда делать не следует, но гарантировал, что мальчиками для битья не будем».

Владимир Савдунин продолжал: «Поддерживать физическую форму нашей команде было непросто. Из-за всяких формальностей, связанных с оформлением документов для выезда в Министерстве иностранных дел, мы не могли уехать далеко от Москвы. Тренировки проводили на своей загородной базе – на стрельбище в Мытищах.

К тому же вмешалась погода: необычайно рано, как раз в ночь перед финалом Кубка, выпал обильный снег. И вот каждое утро вся команда занималась очисткой поля от снега. Работали лопатами полтора-два часа, что само по себе было солидной физической нагрузкой. Кроме того, занимались гимнастикой, часто бегали кроссы, играли в футбол на утрамбованном снегу. Занимались с удовольствием, работали без понуждения. Кроме тех нагрузок, что предлагали нам тренеры, каждый из футболистов сам ещё добавлял час-полтора для индивидуальных занятий с мячом.

Помню и день, когда всё определилось. 24 октября с утра нас известили, что приедут фотографы и будет проводиться общекомандная съёмка для поездки в Великобританию. В результате её появилась та всем известная общая фотография команды, которая часто публикуется в различных изданиях...

На этой фотографии нет Всеволода Боброва. Он был в одиночку срочно направлен в МИД для оформления документов. За четыре дня до отбытия фамилия Боброва в составе “Динамо” ещё не значилась. Бобров был приглашён Якушиным в последний момент из-за неважного самочувствия Малявкина. И опять же прозорлив оказался наш тренер. Через считаные дни после прилёта в Лондон наш футболист попал в госпиталь из-за обнаруженной желтухи...»

О том, что Бобров фотографировался на выездные документы отдельно, поведал автору книги Эдуард Мудрик. Его семья, как и семьи ещё нескольких динамовских спортсменов, жила в двухэтажном доме на стрельбище. На второй этаж другого дома – жилища футболистов – и забрался по водосточной трубе мучимый любопытством шестилетний тогда Мудрик (будущий защитник «Динамо» и сборной СССР), чтобы хоть одним глазком увидеть происходящее. «Смотрел на Всеволода Боброва с обожанием, и хорошо помню своё разочарование от того, что он оказался не динамовцем, а лишь приглашённым в команду для участия в той знаменитой поездке», – рассказывал Мудрик.

Разочарование ребёнка объяснимо. Но объяснить присутствие в «Динамо» игрока другой команды нужно было и английским журналистам. Подходящую формулировку нашли: в СССР переходы игроков разрешены после окончания сезона, а поскольку он уже закончился, Бобров изъявил желание играть за этот клуб.

Всеволод Бобров был включён в состав «Динамо», когда его команда также активно готовилась к зарубежной поездке. Армейцам в декабре предстоял вояж в Югославию, ведущие клубы которой – «Партизан», «Црвена звезда», «Хайдук» и «Динамо» из Загреба – котировались в Европе уже достаточно высоко.

Вместо Боброва Аркадьев взял в Югославию Александра Севидова из «Крыльев Советов». Были в составе ЦДКА и ещё три футболиста из других клубов. Усиливать команду, выезжавшую за рубеж, было в то время обычной практикой. Поэтому тренеру предоставлялся карт-бланш. Но иногда такое усиление навязывалось, что нередко приносило вред.

В составе «Динамо» в Лондон отправились 24 игрока. Не много ли, если предстояло провести всего четыре матча, а изначально планировались и вовсе два? Четверо футболистов являлись к тому же приглашёнными. Помимо Боброва это были Евгений Архангельский, Владимир Лемешев и Борис Орешкин из ленинградского «Динамо».

Но Якушин знал что делал. Заранее не были объявлены точные даты намеченных матчей, Михаил Иосифович предполагал, что интервалы между ними могут оказаться значительными. Заполнять же их одними тренировками не годилось. Для проведения двусторонних встреч требовались два полных состава.

Как рассказывал автору книги Владимир Савдунин, резервный состав выглядел не слабее основного. Во всяком случае, ни разу на тренировках не проигрывал. А Валерий Бехтенев не без гордости заявлял, что забил «основе» два мяча, что отмечалось в английской прессе.

Если ветерана Сергея Ильина Якушин взял в Англию, понимая, что тот ни разу не выйдет на поле, то на одного из ведущих форвардов Василия Трофимова он рассчитывал, хотя в предпоследнем матче чемпионата как раз с ленинградскими одноклубниками тот получил болезненную травму колена и в полную силу играть не мог.

Якушин надеялся, что Трофимов сумеет восстановиться, но на всякий случай взял 24-летнего правого крайнего ленинградцев Евгения Архангельского. Привлечение Архангельского себя полностью оправдало. В какой-то мере то же можно сказать и о другом ленинградце – полузащитнике Борисе Орешкине, которому пришлось заменить травмированного Леонида Соловьёва.

Устроители турне получили краткие игровые характеристики на игроков «Динамо». Про Всеволода Боброва говорилось: «Один из самых молодых талантливейших мастеров советского футбола. За один сезон 1945 года завоевал огромную популярность. Обладает молниеносным рывком, исключительно хорошо “видит поле”, то есть быстро оценивает положение и в нужный момент всегда оказывается у мяча. Славится своим разнообразным и неотразимым ударом, который сочетается с изящной техникой игры. Подлинный виртуоз хоккея».

С такой характеристикой можно было покорять любые высоты. И Бобров её подтвердил.

Многое оказалось новым и непривычным для Всеволода ещё до выхода на футбольное поле. Чтобы придать лоск внешнему виду футболистов, их «приодели». Всей делегации была выдана одинаковая верхняя одежда – тёмно-синие драповые пальто и велюровые шляпы. Ботинки жёлтого оттенка на толстой подошве и широкие брюки дополнили этот безвкусный наряд. Одежду им не шили по заказу, а на скорую руку подобрали на каком-то промтоварном складе.

Бобров чувствовал себя весьма неуютно в длинном пальто с короткими рукавами, из которых сантиметров на десять выглядывали рукава пиджака. Шляпы с удовольствием носили Константин Бесков, Леонид Соловьёв, Всеволод Радикорский и не придававший особого значения внешнему виду Алексей Хомич, а Якушин, Сергей Соловьёв и Бобров вскоре надели привычные кепки.

Во время перелёта Всеволод познакомился с радиокомментатором Вадимом Синявским. Синявского уже знали, и не только болельщики, по военным репортажам, но широкая известность пришла к нему после поездки с «Динамо» в Великобританию.

В своей книге Бобров вспоминал:

«– Ну как, Сева, – спрашивает он меня, – первый раз в жизни будешь играть на чужой земле?

– Да, – отвечаю, – и первый раз в жизни лечу на самолёте, и первый раз в жизни вижу вас. Вот какой у меня необычный день...»

Зажатые, сторонящиеся общения не только из-за незнания языка, но и в силу заданных установок, динамовцы сразу же получили от английских репортёров не лучшее определение – «молчаливые люди в синих пальто».

Английская пресса старалась представить гостей в невыгодном свете. Бульварная «Санди тайме» писала: «Это попросту начинающие игроки, они рабочие, любители, которые ездят на игру ночью, используя свободное время».

«Дейли мейл» пошла ещё дальше: «Сегодня у советских динамовцев перерыв для водки и икры. Молчаливые советские футболисты будут петь под дикие, надоедливые звуки балалайки и кричать “ура” или другие слова, выражая свой восторг».

Прибытие «Динамо» стало не только заметным спортивным, но и политическим событием. Оно стало одной из тем на переговорах нового премьер-министра Великобритании Клемента Эттли в Вашингтоне с президентом США Гарри Трумэном.

На матч «Динамо» и «Челси» было продано 74 тысячи билетов. Это был рекорд посещаемости английских стадионов, где проводились встречи клубных команд. А с учётом безбилетников, тесным кольцом окруживших поле, зрителей насчитывалось куда больше.

Бобров отмечал: «Часть зрителей прорвалась к футбольному полю и разместилась плотной живой стеной вдоль боковых и лицевых линий. Безбилетники устроились на крышах близлежащих домов, даже на электрических столбах и рекламных щитах, привязав себя к ним ремнями».

Непосредственно возле ворот стояли полицейские и корреспонденты. Такое соседство однажды едва не помешало ходу игры. При счёте 0:2 на 37-й минуте за снос Бескова был назначен пенальти. К одиннадцатиметровой отметке подошёл Леонид Соловьёв. Его сильный удар пришёлся в штангу, а отскочивший мяч угодил в голову стоявшего рядом корреспондента...

А начался матч атаками динамовцев, но их удары были неточны. Упустил выгодный момент и Бобров. По возвращении он рассказывал в «Красном спорте»: «В начале игры я вырвался вперёд и остался один на один с вратарём. На наших стадионах зрители в этот момент замирают и уже после удара выражают свои чувства. Здесь же рёв, свист, крики, шум трещоток, одним словом, всё то, что английские газеты называют “вокальным аккомпанементом”, усилилось до такой степени, что я оказался попросту оглушённым и потерял контроль над собой. Я ударил, но мяч пролетел мимо. Потом Хомич рассказывал мне, что он пережил примерно то же самое...»

Тем не менее Хомич стал одним из героев матча, если не главным. В самом конце первого тайма случился эпизод, во многом определивший дальнейший ход встречи. Вот как его увидел Михаил Якушин: «Томми Лаутон, этот выдающийся центрфорвард, не входя в штрафную, нанёс удар необычайной силы в правый от Хомича верхний угол ворот. В тот момент я только и успел подумать: “Всё, верный гол...” Как Хомич в броске отбил мяч, и сейчас объяснить не могу. Вратарей с такой реакцией я не встречал...

Теперь представьте себе, как должна была реагировать на бросок Хомича публика, если даже я, тренер, стоявший у его ворот, не мог поверить в то, что он парирует удар Лаутона. На трибунах царил какой-то невообразимый восторг. Тут ещё примешалось то, что зрители, уже начавшие симпатизировать нам за хорошую игру, понимали, что если бы счёт стал 3:0, то всё, наверное, было бы кончено. А им так не хотелось этого!.. Мне кажется, что прежде всего за этот бросок Хомич получил в Англии прозвище “Тигр”».

Правда, сам Хомич в книге «Девятнадцать на девять» говорил, что «Тигром» его прозвали в Англии после первой публичной тренировки: «Постараюсь показать, что они не ошиблись. Попробую почувствовать себя в “тигровой шкуре”».

Много позже Алексей Хомич вспоминал: «Прорыв Лаутона на 23-й минуте закончился печально. Я бросился навстречу мелькнувшей бутсе и уловил его удивление: как это кипер решился – ведь тогда носки английских бутс были такие твёрдые, что гвозди можно было заколачивать. Однако я бросился, но Лаутон успел откатить мяч Гудцену – 0:1...

Когда счёт стал 2:2, тот же Лаутон забил мне третий гол, при этом оттолкнув от мяча. Но мы не знали, как английские арбитры толкуют правила: оказывается, разрешалось нападение на вратаря, типа силовых приёмов в хоккее...

Газеты комментировали мою игру с восхищением, а я не мог простить себе второй гол, пропущенный только по моей вине. И тренер был не очень доволен».

Скорее всего, Хомич казнился напрасно. Второй мяч оказался в его воротах после того, как Станкевич, пытаясь разрядить обстановку в штрафной, угодил в ногу Уильямсу, и мяч рикошетом влетел в сетку.

В этом матче Хомич прервал 19 верховых передач (при росте 172 сантиметра!) и 7 передач низом, 12 раз ловил мяч после угловых ударов, 12 раз поймал посланные в ворота мячи, 14 – отбил или поймал в прыжках в падении. В приведённом выше эпизоде он совершил нечто большее – сохранил надежду...

После перерыва динамовцы сразу же бросились в атаку. В середине тайма Карцев после передачи Бескова хлёстким ударом метров с восемнадцати в левый угол ворот сократил разрыв в счёте. 1:2.

В сборнике «Девятнадцать на девять» Василий Карцев высказался так: «Среди всех своих голов самым важным и самым почётным считаю забитый мною на 65-й минуте в ворота “Челси”. Сергей Соловьёв, получив мяч, стремительно прошёл по своему краю и отдал его назад Бескову, вошедшему в штрафную площадь. Бесков, не задерживаясь, передал мяч мне. И вдруг, первый раз за всю игру, я увидел не только мяч, но и ворота. Я ударил. И на мгновение опять перестал видеть ворота. Но зато увидел и услышал грохот и рёв трибун. И я понял – гол!»

Английский журналист Армор Милн описал то, что произошло потом: «В Британии традиционно говорят, что самый сильный вопль, какой когда-либо издавала толпа, это единый крик шотландских болельщиков на стадионе “Хэмпден Парк” в Глазго во время матча сборных Шотландии и Англии. Этот вопль называется “рёв Хэмпдена”. Если я когда-то и слышал “рёв Хэмпдена” вне самого “Хэмпдена”, то это было в тот момент, когда Карцев забил гол в ворота “Челси”. Все 85 000 зрителей как один человек встали и приветствовали русского инсайда».

Через шесть минут счёт сравнялся – 2:2. Константин Бесков вспоминал: «Делаю обманные движения, финт, предпринимаю сильный рывок. Опекающий меня защитник Харрис бегает не так быстро, он отстаёт. Вхожу в штрафную площадь англичан, мне в ноги бросается в затяжном подкате Расселл, пытавшийся разрядить обстановку. К мячу также устремляется поддержавший атаку Архангельский и с близкого расстояния успевает протолкнуть мяч в сетку ворот, получив в этом эпизоде удар по ногам от защитника англичан...»

И вновь дадим слово Михаилу Якушину: «После того, как счёт стал равным, игра приняла упорный характер. Чувствовалось, что обе команды полны решимости добиться победы. Болельщики “Челси” вспомнили уже о своей команде и стали скандировать: “Лаутон! Лаутон! Фортин саузенд!” Они напоминали ему о тех 14 тысячах фунтов стерлингов, которые “Челси” заплатил за него “Эвертону” – что, мол, надо бы и отрабатывать их. Тут надо заметить, что Лаутон, как он потом сам рассказывал, не ожидал, что игравший против него центральный защитник Михаил Семичастный не будет ему уступать в его коронном приёме – игре головой. Интересно, что при росте 172 сантиметра Семичастный в воздушных дуэлях переигрывал почти всех...»

И всё-таки именно Лаутону и именно головой удалось в борьбе с Хомичем на 77-й минуте послать мяч в сетку наших ворот.

Семичастный в сборнике «Девятнадцать на девять» подтвердил правоту динамовского голкипера: «Лаутон буквально врезается в Хомича, пытающегося взять мяч. Это была отчасти тактическая ошибка Хомича, ещё не освоившегося с английскими правилами, допускающими резкий прыжок на вратаря».

А на 83-й минуте счёт стал 3:3. Рассказывает Всеволод Бобров: «Вот мяч у Карцева. Он обводит своего опекуна, вытягивает на себя защитника и вдруг сильно посылает мне мяч на выход. Это то, о чём я просил в перерыве. Говорил: “Дайте использовать рывок”. Значит, вспомнил Вася. Центральный защитник оставил Бескова, несётся наперерез. На какую-то долю секунды раньше, чем он падает в ноги, успеваю пробросить мяч себе на ход, и тут же метров с десяти бью в ближний угол. Вижу: Вудли – в воздухе, но мяча не достаёт. Гол! Кто-то бросился мне на шею. Оглядываюсь: Михаил Семичастный, наш капитан. Мы целуемся, не скрывая своих чувств...»

«Неслыханная для того времени сентиментальность», – справедливо подметил Аксель Вартанян.

Зрители были в восторге от такого зрелища, что отметил и автор «Пассовочки»: «Динамовцам пришлось пережить несколько неприятных мгновений, когда они увидели, что к ним бегут местные болельщики. Но у них были добрые намерения. Нескольких динамовцев подняли на руки и понесли с поля, словно королей, одержавших победу в решающем сражении».

В одном из газетных комментариев эксперт не скрывал восхищения: «Они менялись позициями до такой степени, что левый крайний уходил на правый край и наоборот. Я никогда не видел, чтобы в футбол играли подобным образом. Следить за игроками по их позициям, указанным в программке, было всё равно что решать китайскую головоломку. Они просто переходили с позиции на позицию по желанию, но замечательно в этом то, что никогда не мешали друг другу».

Свои ощущения после матча Всеволод Бобров выразил такими словами: «Ясно было, что мы завоевали сердца футбольной Англии, не уронили чести советского спорта. Сознание этого было таким счастьем, какое трудно себе представить».

Но далось оно большой ценой. Запасной в том матче Владимир Савдунин рассказывал автору книги, что после матча он помогал Василию Карцеву снимать форму – тот так выложился, что и пошевелиться не мог. «Ему единственному англичане вручили специальный памятный знак», – с гордостью произнёс Савдунин.