Текст книги "Всеволод Бобров"

Автор книги: Михаил Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц)

Попав в «Металлург» на склоне футбольных лет, братья входили в число основных игроков.

Якушин продолжал: «В “Металлурге” играли в основном ребята простецкие, в обращении они не особенно церемонились, и во время игр не раз можно было слышать, как партнёры Бориса Аркадьева покрикивали ему: “Ну ты, художник, играй!” Не по злобе, конечно, а просто так, блеснуть словечком, в душе даже гордясь, что с ними рядом играет такой человек. Борис Андреевич не обижался – он был выше этого.

Живопись была ещё одним страстным увлечением Бориса Андреевича Аркадьева. Он и знатоком её был большим, и сам рисовал... Когда мы с ним жили в одном доме, он как-то заглянул к нам на огонёк и, обращаясь к моей жене, сказал: “Аня, хотите я вам на стене нарисую вазу с флоксами?” Жена согласилась, и Борис Андреевич на одной из стен, покрытых меловой краской, цветными мелками профессионально выполнил рисунок. И этот рисунок сразу оживил нашу квартиру.

Во время многочисленных поездок по разным городам Борис Андреевич обязательно посещал картинные галереи, приглашал с собой и нас и при этом давал интересные и поучительные комментарии...»

После завершения выступлений оба брата стали тренерами. И даже были соперниками в чемпионате 1938 года. Борис сенсационно привёл лишившийся Григория Федотова «Металлург» к третьему месту, а Виталий с московским «Буревестником» занял последнее двадцать шестое место.

Этот неудачный опыт привёл Виталия Андреевича к решению сосредоточиться на фехтовании, в котором стал именитым наставником, заслуженным тренером СССР. Он подготовил прославленных Давида Тышлера, Марка Мидлера и Эмму Ефимову.

Борис Андреевич продолжил свой славный тренерский путь в футболе, где также удостоился звания заслуженного тренера СССР. Но вовсе не включение в почётный реестр тренеров-иерархов привело Бориса Аркадьева на вершину отечественного тренерского корпуса.

Николай Старостин в книге «Звезды большого футбола» назвал Аркадьева родоначальником советского тренерского сословия: «Я так называю Бориса Андреевича не потому, что он был первым футбольным тренером... Именно Аркадьев первым начал разрабатывать и претворять в жизнь новые тактические схемы. Насаждать передовую методику тренировок. Обосновывать принципы обороны в ту логику, на которой зиждется нападение. В дальнейшем всё это было с блеском изложено в написанной им книге “Тактика футбольной игры”, выдержавшей несколько изданий у нас и за рубежом».

Борис Аркадьев внедрил в практику немало тактических новаций, имевших огромное значение для развития отечественного футбола.

В своей книге Михаил Якушин отмечал, что Аркадьев пришёл в «Динамо» уже с репутацией тренера, умеющего наладить игру в обороне. И в новой команде он начал именно с этого. Уже потом настал черёд тактических новшеств в организации игры линии атаки, в результате чего родился «организованный беспорядок».

Это отметил в одной из своих статей и Лев Филатов: «Был период, когда Аркадьеву приклеили ярлык “оборонца”... Так вот, Аркадьев добродушно, с тоненькой своей улыбкой говорил мне: “Не знаю, кому первому взбрела в голову сия шаловливая мысль. Большое удобство делить футбол на атакующий и оборонительный. Да только ни тот ни другой не является хорошим футболом. Как прикажете атаковать без надёжной обороны? Мне это неизвестно...

Какая победа лучше – 3:0 или 6:3? 6:3 – это скандал, безобразие, распущенность. Серьёзный тренер не может позволить себе таких побед”».

Примером того, как реализовывал свои тактические предпочтения Борис Аркадьев, может служить рассказ видного игрока довоенного «Динамо» Евгения Елисеева: «Честно признаюсь, что любил больше играть в нападении, мне всегда нравилось обмануть соперника, завязать комбинацию, завершить её точным ударом. И, играя в полузащите, я больше тяготел к атаке.

Со временем такая манера игры стала расходиться с концепциями нашего нового тренера Бориса Андреевича Аркадьева. Он считал, что полузащитник должен более равномерно распределять свои усилия между защитой и нападением. И самый результативный в истории динамовской команды в чемпионатах страны матч – киевских одноклубников в 1940 году мы победили 8:5, – в котором на мой счёт был записан один из голов, стал поводом для резкого разговора».

Обратился к этой теме и Александр Нилин: «Динамовская защитная линия была понадёжнее и, главное, помоложе, чем армейская, где годы уже лимитировали и Тучкова, и Лясковского, и тяготеющего к обороне полузащитника Афанасьева. Аркадьев считался специалистом по организации защитных линий и репутацию свою в таких сложных обстоятельствах подтвердил. Всё, что было в их силах, армейские защитники и полузащитники сделали. Однако проблемы безопасности Аркадьев решил по-другому.

Решил усилением атаки.

И здесь Бобров ему чрезвычайно пригодился. Прежде всего потому, что он был Бобров – во всей своей взрывной непохожести ни на кого. Кроме того, он органически не мог играть в обороне».

Не оспаривая основной посыл Нилина, уточним всё же, что совокупный возраст защитников «Динамо» был выше коллег из ЦДКА.

Якушин продолжал: «Аркадьев одним из первых обобщил основы тактики современного советского футбола. Он не раз подчёркивал, что атака – душа игры, но не надо забывать, что атакующий потенциал лишь тогда прочен, когда он построен на фундаменте хорошо организованной обороны, на сбалансированной игре всех линий. Иным казалось, что такая тактика непрогрессивна, не имеет будущего. Жизнь показала, что он был прав и смотрел далеко вперёд. Лучшие клубы мира и ныне строят свою игру в духе концепций Аркадьева».

И далее: «Аркадьев уделял много внимания тренировкам и внёс в них немало нового. Так, в частности, ему принадлежит честь изобретения столь популярного до сих пор в среде футболистов игрового упражнения для совершенствования технического мастерства под названием “квадрат”. Разновидностей его сейчас существует множество...

Было в арсенале у Аркадьева и одно чрезвычайно интересное упражнение, благодаря которому и крепились наши физические возможности – игра 4x4 на полполя без ворот в два касания. Сколько же мы пота в этой игре пролили!»

В книге «Тактика футбольной игры» Борис Андреевич сравнивал игру бывшей и нынешней команд: «Команда московского “Динамо” играла по преимуществу длинными продольными и косыми пасами, стараясь вывести своих быстрых нападающих прямо по центру на ворота противника или неожиданным перекидом мяча с одного фланга на другой передать мяч незакрытому партнёру у ворот противника.

Игра проходила в широком и быстром движении игроков и длинных посылах мяча. Атакуя широким и глубоким фронтом, динамовцы заставляли защиту противника растянуться и расслоиться, создавая разреженную среду защищающихся игроков, в которой быстрые, широко передвигающиеся нападающие особенно эффективны.

Когда мячом владел игрок “Динамо”, его партнёры рассредоточивались.

Во время матчей с участием московского “Динамо” на поле всегда бывало просторно, а потому атаки динамовцев были остры, опасны, но недостаточно прочны, то есть эпизодичны.

Команда ЦДКА играет преимущественно пасом на соседа. Её передачи коротки и быстры. Игроки в противоположность динамовцам не разбегаются от мяча, а концентрируются у него.

Атаки ЦДКА не прекращаются с потерей мяча, так как некоторая кучность нападения позволяет сразу же начать борьбу за потерянный мяч, что в целом создаёт устойчивый напор и территориальное преимущество команды над противником в течение игры.

Если динамовцы для длинной и точной передачи обрабатывают мяч, то игроки ЦДКА больше играют коротким пасом в “одно касание” с обводкой, которой великолепно владеет большинство игроков команды».

Николай Старостин признавался: «Точно так же, как я считал для себя невозможным пропустить хотя бы одну игру Григория Федотова, всегда нетерпеливо, с предвкушением чего-то нового, стремился на каждое выступление Аркадьева на тренерских конференциях, изучал его статьи, учебник. Культурный, дальновидный человек, ему очень многим обязан наш футбол!»

При всех хвалебных отзывах Старостина-старшего об Аркадьеве в их воззрениях на тренерскую деятельность были существенные различия. Николай Петрович ратовал за демократическое управление командой, коллегиальность, полагая тренера координатором, ответственным за выполнение решений, принятых сообща. «Верховным органом» в команде ему виделся тренерский совет.

Аркадьев же при всей своей демократичности, внешне кажущейся мягкости категорически отказался от наличия тренерского совета ещё в «Металлурге».

Вновь предоставим слово Льву Филатову: «Мне легко предположить, что многие люди, как и я, испытывали на себе обязывающее влияние Аркадьева и изумлялись этому влиянию, потому что ничего похожего в футбольной среде встречать не доводилось. В этой среде Аркадьев был фигурой неожиданной, пришельцем, странником. Рафинированный интеллигент – это для футбола, наверное, излишняя роскошь. Но раз уж такой человек объявился, залетел, им гордились.

Его тонкая духовность была помечена и выделена как украшающая редкость. Но она оказалась плодоносной, что сделало Аркадьева фигурой выдающейся, единственной в своём роде...»

Леонид Горянов в своей книге «Характер чемпионов» привёл слова Григория Федотова из его статьи, озаглавленной «О любви к футболу», которая была опубликована в газете «Советский флот»: «На всю жизнь я сохранил чувство большой признательности к моему первому учителю и тренеру – Борису Андреевичу Аркадьеву. Этот душевный, очень интеллигентный в лучшем смысле этого слова человек научил меня не только по-настоящему играть в футбол, но и по-настоящему любить его».

Вероятно, появилась эта статья в те годы, когда понятие «интеллигентность» было не в чести, потому и потребовалось уточнение – «в лучшем смысле этого слова».

Для книги Татьяны Любецкой о братьях Аркадьевых Всеволод Бобров рассказывал: «Я не представляю своей жизни без Аркадьева. Он для меня не просто тренер, и даже слово “наставник” не вмещает всего того, что значит для меня Аркадьев. Это и школа, и уроки футбола, и университет культуры – всё на свете. И если я совершал какие-то ошибки в своей жизни, – а я их совершал, то, значит, мало учился у Бориса Андреевича.

Что касается футбола, то тут я на многое смотрел его глазами, но это вовсе не значит, что видел всё то, что видел он. Для этого нужно быть Аркадьевым.

Помню однажды, после одной из напряжённых игр ЦДКА и “Динамо”, Федотов сказал нам в раздевалке: “А что было бы, если бы Борис Андреевич остался в фехтовании?” Это была полушутка-полувопрос. Все мы относились к фехтовальному прошлому Бориса Андреевича как к какому-то недоразумению. В самом деле, казалось нам, ну что может быть общего у такого крупного футбольного тренера, как Аркадьев, с фехтованием? Но когда Григорий Иванович задал этот вопрос вслух, мне, помнится, стало как-то не по себе – действительно, как сложилась бы наша судьба, если бы Борис Андреевич застрял в фехтовании?»

МАГИЧЕСКАЯ АББРЕВИАТУРА – ЛТЦ

Продолжавшийся два месяца (вдвое больше первого) второй чемпионат страны по хоккею завершился победой ЦДКА. Армейцы в восемнадцати матчах забросили 108 шайб. Почти половина – 52 шайбы влетели в ворота соперников от клюшки Боброва. Второй по результативности Иван Новиков из «Спартака» имел на своём счету 32 шайбы.

Один из самых драматичных матчей состоялся во втором круге между ЦДКА и московским «Динамо». Динамовцы выигрывали 1:0, оставалось две минуты, когда Бобров сумел уйти от своего сторожа Бочарникова и сквитать счёт. Расстроенный защитник устремился на помощь своим нападающим, но армейцы перехватили шайбу, немедленно переадресовали её дежурившему у центрального круга Боброву, и матч закончился победой ЦДКА со счётом 2:1...

Вратарь Григорий Мкртычан по случаю учреждения в 1979 году символического «Клуба Всеволода Боброва», куда стали включать хоккеистов, забивших 250 и более шайб, вспоминал: «Все пятьдесят восемь минут опекавший Боброва Бочарников не давал ему дыхнуть. Это была та самая персональная опека, когда для достижения результата все средства хороши. То ли Бочарников сам устал, то ли посчитал, что дело сделано, но он чуть-чуть ослабил свою сверхбдительность, и тут же Бобров забил два гола. Стремительно, дерзко, мастерски. Ему хватило секунд. До сих пор перед глазами стоят фрагменты этой игры, как пример высочайшего исполнительского мастерства».

Чемпионат завершился, но хоккейный сезон 1948 года продолжался. В Москву прибыла пражская команда ЛТЦ, в составе которой были двенадцать серебряных призёров только что закончившейся Олимпиады. Там сборная Чехословакии не проиграла ни одного матча, с канадцами сыграла 0:0 и уступила им только по разнице шайб.

Аббревиатура ЛТЦ завораживала болельщиков. Лишь немногие знали, как она расшифровывается. Тем неожиданнее оказалась разгадка – «Лаун-теннис клаб», то есть клуб большого тенниса. «Большим» именуют теннис на корте, в отличие от другой игры – настольного тенниса.

По своей значимости визит ЛТЦ смело можно сравнить с приездом футбольной сборной Басконии в 1937-м. Конечно, общественный резонанс был не столь громким, но и популярность футбола была несоизмеримо выше. Есть и ещё одно весьма важное, если не ключевое отличие. Баски приехали играть с лучшими командами Советского Союза, а о визите ЛТЦ сообщалось, что эта команда прибыла «для совместных тренировок с советскими хоккеистами». О том, что состоятся «открытые» матчи, заранее речи не шло.

Если наши тренеры и хоккеисты представляли себе ранг соперников, то чехословацкие игроки поначалу полагали, что в награду за удачное выступление в швейцарском Санкт-Морице их поощрили развлекательным туром.

Руководил сборной Москвы (так от греха подальше назвали нашу команду) тренерский совет, куда вошли представители всех ведущих команд: Аркадий Чернышёв («Динамо»), Анатолий Тарасов (ЦДКА), Александр Игумнов («Спартак»), Владимир Егоров («Крылья Советов») и Павел Коротков (ВВС).

В книге М. Н. Александрова «Призвание – тренер» Аркадий Чернышёв представлял игроков так: «Первая тройка нападения целиком состояла из армейцев. В тренерском совете сборной ни у кого не было сомнений в том, что именно этой тройке должна быть поручена роль главной ударной силы.

Правый крайний Евгений Бабич выделялся высокой техникой, быстротой передвижения и был непревзойдённым мастером голевых передач. Играющий тренер армейцев Анатолий Тарасов выступал в центре. Это был мастер редкого комбинационного дара, не только центр нападения, но и мозговой центр всей команды.

На левом краю играл Всеволод Бобров. О нём особая речь. Без всякого преувеличения можно утверждать, что наш хоккей с шайбой на заре своего становления, да и в последующие годы, формированием своего стиля обязан этому универсальному, неповторимому спортсмену. Для него как будто не существовало проблемы овладения техникой ни в русском хоккее, ни в футболе, ни в хоккее с шайбой...

Словом, это был феномен! “Звезда” первой величины!

Любопытно, что, переключившись на хоккей с шайбой, Бобров вскоре по праву стал пользоваться славой лучшего нападающего. Его знаменитые выходы из-за ворот с внезапным броском шайбы в дальний или ближний от вратаря угол и поныне помнят болельщики».

«Для разминки» в качестве соперника ЛТЦ получил вторую сборную, у которой дважды выиграл – 11:7 и 10:1. «То, что мы проиграли достаточно крупно, не удивило никого, – вспоминал участник этих матчей Анатолий Викторов. – Напротив, приятно поразило, что, несмотря на счёт, многое нам удавалось. Помню, например, как стоявший на сугробе у самого борта Всеволод Бобров кричал мне: “Не отдавай, Семёныч! Пройди сам!” И я раз за разом пытался пробиться вдоль борта и, в конце концов, в результате таких проходов забросил две шайбы».

Поболеть за земляка – это одно, но настал и Боброву черёд самому выйти на лёд. И сделал он это блистательно. Игрок второй сборной Евгений Стариков и спустя 60 лет поражался: «Запомнился момент, который произошёл в самом начале матча. Их левый защитник – здоровый, очень крупный мужчина – у синей линии выкатывается, чтобы преградить атаку Боброва, а тот с шайбой откатывается назад, не спеша так, лениво. Потом Всеволод Михалыч как выдал рывок на развороте и просто пролетел мимо чеха. Было такое впечатление, что глаза у защитника вылезли из орбит. А ведь это была лишь первая-вторая минута матча... Бобров тем временем выскочил к воротам, но воткнулся во вратаря и не забил».

В первом матче сборная Москвы произвела сенсацию, нанеся ЛТЦ поражение со счётом 6:3. Три шайбы были на счету Боброва. Через два дня гости взяли реванш – 5:3. Третий поединок завершился вничью – 2:2. Причём сравнять счёт гостям удалось только на последней минуте, когда они воспользовались неосмотрительным рейдом защитника Бориса Бочарникова.

О том, как пробивались «открытые» матчи, поведал в своей книге «Совершеннолетие» Анатолий Тарасов: «В один прекрасный день хоккеистов снова вызвали на совещание и снова стали уговаривать отказаться от открытого матча. Видимо, чехи произвели впечатление не только на спортсменов. Нам говорили, что эти встречи уже и не нужны: ведь кинооператоры всё необходимое уже отсняли.

Мы возражали, убеждали, что чехословацкие хоккеисты показали далеко не всё, что они не могли даже всего показать, встречаясь с более слабыми соперниками. Но самое главное – именно мы в первую очередь заинтересованы в том, чтобы проверить свои силы не в спокойной обстановке, наблюдая за игрой с трибуны, а в бою, где игроки полностью отдаются борьбе.

Мы обещали воевать до конца и, хотя отказались гарантировать победу, сказали, что сдаваться без боя не думаем. А чтобы избежать разного рода случайностей, просили устроить не один, а три матча...

Наши спортивные руководители, оттягивающие открытый матч, попали в неудобное положение ещё и потому, что гости постоянно интересовались, когда же они, наконец, померятся силами с основным составом советских хоккеистов».

В изложении Всеволода Боброва в книге «Рыцари спорта» оптимизм не просматривался: «Итак, мы выходили на бой с одной из сильнейших команд мира. Никто из нас не строил никаких иллюзий, всё казалось ясным и предрешённым. Между собой мы спорили лишь о том, с каким счётом проиграем.

– Ребята, надо не допустить большого разрыва в шайбах, смотрите, сколько народу собралось, – сказал Владимир Никаноров, когда мы выехали на лёд.

Народу действительно собралось тьма-тьмущая. Восточная трибуна была заполнена до отказа, все желающие посмотреть встречу не уместились на ней. Большая часть зрителей “расползлась” по северной и южной трибунам».

Об итогах первого матча Тарасов писал: «Выиграли матч мы – 6:3. Удивлялись не только наши гости, зрители, специалисты хоккея, но и сами победители.

У меня и потом было немало приятных минут в моей спортивной биографии, но большей радости, чем в тот день, я всё-таки никогда не испытывал.

Я полагаю, команда наша победила прежде всего потому, что уж очень сильно хотела победить, так хотела, что желание это перерастало в драматический фанатизм. Только после окончания матча обратились ребята к врачу, а ведь все шайбы попадали в незащищённое тело: это была отвага особой закваски. Наш коллективизм выражался не только в классическом пасе. Он одухотворял всю игру. Коллективизм этот, самоотверженность поразили чехов, раскололи их оборону, и они дрогнули. Шесть шайб побывало в их воротах, хотя стоял у них лучший по тому времени вратарь Европы – Богумил Модры.

Лучшим игроком нашей команды был, безусловно, Всеволод Бобров...»

О втором и третьем матчах у Тарасова говорится: «Матч начался всё-таки для нас удачно: мы повели – 2:0. Вот снова Бабич быстро проходит по краю и выкладывает шайбу на “пятачок”, и мне, игравшему рядом, в общем-то ничего не оставалось, как забросить шайбу в пустые ворота. Но... судьи её неожиданно не засчитали. Чехословацкий судья мотивировал своё решение тем, что я якобы в момент броска был в площади ворот. Начался спор, и игра минут на двенадцать-пятнадцать была задержана... А ведь эта заброшенная шайба была почти последним нашим успехом в том матче.

Мы слишком старались накануне, и поэтому сил у нас больше не было. Мы физически не могли вынести нового хоккейного поединка. А тут ещё разыгрались наши гости. Их могучий защитник Троусилек, отличавшийся умением применять силовые приёмы, расшвыривал наших нападающих в разные стороны. В итоге поражение – 3:5...

Третий матч закончился ничьей – 2:2. Это был матч равных команд. Чехи играли старательно, но не могли сделать большего».

Всеволод Бобров в книге «Рыцари спорта» отмечал: «Наша победа и боевая ничья ни в коем случае не были случайностью или “подарком”: гости играли в полную силу, отчаянно, я бы сказал, зло. Мы увидели тогда, что кое в чём имеем даже преимущество перед нашими соперниками. Прежде всего, оно заключалось в прекрасной общефизической подготовке, в большой общей и скоростной выносливости. Мы превзошли чехов также в скоростном натиске и в богатстве комбинационной импровизации».

В интервью «Советскому спорту» Владимир Забродский – центральная фигура и капитан ЛТЦ – говорил: «Москва уже сегодня располагает четырьмя-пятью игроками самого высокого международного класса. Из всех выделяется Всеволод Бобров – первоклассный игрок и прекрасный конькобежец».

Не изменил Забродский своего мнения и спустя много лет. Журналист Николай Вуколов в книге о замечательном хоккейном наставнике Николае Эпштейне привёл свой разговор, датированный 2001 годом, с двукратным чемпионом мира. Не будет лишним отметить, что Забродский свободно говорил по-русски, его мать была сибирячкой.

Забродский убеждал собеседника, что Всеволод Бобров – лучший игрок мирового хоккея: «У него была просто непостижимая техника, выдающийся дриблинг, умение держать шайбу и управлять ею, причём всё это – на высочайшей скорости! Бобров – спортивный уникум, такие рождаются раз в сто лет. Просто явление природы, феномен».

В книге о Василии Трофимове знатока спорта Александра Нилина встретились такие строки: «На Боброва олимпийские призёры смотрели как на чудо. Ничего подобного по самостоятельности игровых ходов они не видели и не смогли сразу найти способ противодействия Боброву, поддерживаемому столь тонко понимающими своего лидера партнёрами».

Тонким наблюдением поделился Анатолий Салуцкий: «Безусловно, огромная, если не главная роль в быстрой популяризации хоккея с шайбой принадлежала лучшим советским хоккеистам, среди которых самой яркой звездой блистал Всеволод Бобров. Он играл в шайбу виртуозно и ненасытно. Его своеобразная техника проявилась ещё в русском хоккее: обычно при встрече с противником он оставлял мяч чуть сзади и в стороне – по-прежнему на клюшке, а сам продолжал катиться вперёд, ногами отводил клюшку соперника, затем подтягивал к себе мяч и мчался дальше. Все это Бобров исполнял на огромной скорости, умудряясь обходить подряд нескольких защитников.

Этот же приём он отлично использовал и в канадском хоккее, быстро научившись так прикрывать шайбу корпусом, что до неё не дотягивались чужие клюшки...

К этому надо добавить, что Бобров свободно перекладывал клюшку из руки в руку, что давало ему более чем трёхметровый диапазон для ведения шайбы и позволяло обходить противника с любого боку. Но главным и почти непобедимым его “оружием” были финты. Впрочем, по отношению к таким спортсменам, как Федотов или Бобров, понятие “финты” носит условный характер...»

В сезоне 1949 года хоккеисты ЦДКА вновь стали чемпионами СССР. Отрыв от второго призёра составил пять очков. В споре бомбардиров Бобров оказался с 27 шайбами вторым, на две больше забросил лидер «Крыльев Советов» Алексей Гурышев.

В книге «Самый интересный матч» Всеволод Бобров особо выделил встречу первого круга с московским «Спартаком». После второго периода армейцы проигрывали 0:3. Но им удалось переломить ход игры и довести матч до победы – 5:4. Три шайбы забросил Бобров.

А во втором круге в матче ЦДКА – «Спартак» борьбы не получилось – 9:2. Восемь шайб подряд забросил в ворота соперников Всеволод Бобров! И это за два периода...

В беседе с Анатолием Мурадовым бывший игрок спартаковцев, а впоследствии известный арбитр Анатолий Сеглин сокрушался: «Бобров к хоккейному сезону 1949 года и не готовился – где-то лечился. А нам как раз с ЦДКА играть. Думаем, слава богу, Севки нет. Может быть, и обойдётся. Так нет – появился перед самой игрой. И “привёз” нам восемь штук!»

«Как против него было играть? Мы его всей командой держали, а он нам восемь штук заколотил, – продолжал Сеглин. – Вдвоём под него подсаживаемся, поднимаем в воздух, у него коньки торчат над головой, а он внизу клюшкой всё равно нам забрасывает. Ни Харламов, ни Фирсов – никто с ним несравним».

Сеглин ошибся лишь в одном: матч, в котором Бобров забил его команде восемь шайб, проходил не в начале сезона, к которому лидер ЦДКА якобы не готовился.

Анатолий Сеглин никогда не стеснялся в выборе средств, чтобы остановить соперников. Он признавался: «Я – защитник. Поверьте мне: его без грязной игры удержать было невозможно. Да, специально подсекали, цепляли, а как по-другому остановить? Задание тренера – держать! А как? Только с помощью грязных приёмов. И не я один. Только так и держали.

С Федотовым было проще. У того плечо было травмировано. Чуть что – за руку дёрнешь, он уже вперёд особо и не лезет. А Всеволод Михайлович всё время лез вперёд».

Именно в сезоне 1949 года «стараниями» Сеглина Всеволод Бобров получил ещё одну болезненную травму. Как рассказывал сам Бобров, тот его так припечатал к борту, что рёбра затрещали. Рёбра, к счастью, выдержали, но сильнейший толчок на борт не прошёл бесследно. Сильные боли в груди заставили Боброва обратиться к врачу, и при медицинском обследовании выяснилось, что у Всеволода произошло кровоизлияние... в сердечную мышцу. С того времени все электрокардиограммы фиксировали у него обширный инфаркт миокарда. И когда Всеволод Михайлович приезжал в санаторий, врачи в панике укладывали его в постель с диагнозом «инфаркт». Чтобы успокоить медиков, Бобров возил с собой старые ЭКГ и объяснял, что отклонения от нормы являются последствием спортивной травмы. В практике врача Олега Белаковского второй подобной ситуации не встречалось.

Однажды вспылил в ответ и Всеволод Бобров. Очевидец – защитник московского «Динамо» Олег Толмачёв – рассказывал: «Играли ВВС и “Спартак”. Бобров рвётся к воротам, а “спартач” его сзади цепляет клюшкой за яйца и не даёт убежать. Тут Сева не выдерживает, разворачивается и со всего размаху бьёт спартаковскому защитнику клюшкой! Шести нижних передних зубов у бедняги как не бывало...»

Толмачёв запамятовал – это был матч сезона 1954 года, в котором Бобров и Сеглин представляли уже другие команды – ЦДСА и Дом культуры им. Карла Маркса из Электростали соответственно.

На следующий день Бобров приехал в больницу с извинениями. А Сеглин, приняв их и подписав бумагу, что не имеет претензий (это понадобилось Боброву в связи с предстоящей поездкой сборной в Финляндию), многие годы подчёркивал, что тот случай способствовал их с Бобровым дружбе.

Писатель-сатирик Яков Костюковский, являвшийся большим любителем спорта, как-то задал Боброву вопрос: «Как вы считаете, Всеволод Михайлович, можно сравнивать уровень довоенного футбола с современным?» Тот ответил: «Не знаю. До войны были потрясающие мастера. Но лично я благодарен судьбе, что родился позже. Тогда против меня играл бы Селин. А сейчас – Сеглин. А с Сеглиным я как-нибудь справлюсь».

Чтобы оценить тонкость этой шутки-каламбура, нужно, конечно, знать, кем был Фёдор Селин. Огненно-рыжий центральный полузащитник московского «Динамо» в 1920-е – первой половине 1930-х годов являлся сильнейшим в своём игровом амплуа, восхищал зрителей акробатическими приёмами: подкатами, шпагатами, ножницами; личным примером вдохновлял партнёров.

Нам известно, что первой тройкой сборной Москвы в матчах с ЛТЦ была армейская в составе Евгений Бабич – Анатолий Тарасов – Всеволод Бобров.

В футболе Тарасов не мог стать вровень с партнёрами в ЦДКА, завоевать место в основном составе. В книге «Путь к себе» он признавался: «Из меня не мог получиться большой футболист – я довольно быстро это понял: не хватало стартовой скорости, и всё-таки я был рад, что меня взяли в ведущий армейский клуб. Было лестно и, главное, полезно находиться в этой компании больших мастеров футбола».

На льду этот игровой ущерб проявлялся в меньшей мере, и сильным хоккеистом Тарасов, несомненно, стал. В хоккее с мячом за счёт большой работоспособности, умелой позиционной игры, комбинационным способностям. В хоккее с шайбой ему также многое удавалось, он являлся центральным нападающим первой тройки, действовал достаточно результативно, а после ухода Боброва в одном сезоне стал даже лучшим бомбардиром команды.

На флангах в тройке Анатолия Тарасова играли такие блестящие хоккеисты, как Всеволод Бобров и Евгений Бабич. Казалось бы, такое счастливое партнёрство должно радовать центрфорварда, согревать душу. Но всё было не так просто...

Ещё раз обратимся к суждениям Александра Нилина. В своей «Красной машине» он писал: «Можно и так сказать: Бобров помешал Тарасову сделаться звездой, которой он, очень возможно, стал бы при других обстоятельствах.

Тарасов на площадке всегда пытался сделать больше, чем мог. Мышление его, однако, не было обеспечено исполнительскими возможностями – он не был природно одарён, и не только с Бобровым, но и с Бабичем вряд ли мог себя сравнивать по способностям. Тем не менее в понимании игры, перспектив её движения, развития, да и по характеру своему, по осознанию своих достоинств, которые с таким блеском позднее проявились, Тарасов не считал возможным ставить себя ниже – ни в собственных глазах, ни в чьих иных.

Он ни в коей мере не собирался “работать на Боброва”, “раствориться в нём”, подчинить Боброву свою жизнь, хотя и вынужден был подчиниться его диктату на площадке».

К тому же если Бобров с Бабичем являлись близкими друзьями, то Тарасов держался обособленно.

Владимир Пахомов вспоминал: «Ни Бобров, ни Бабич никогда не предпринимали попыток к сближению с партнёром вне хоккейной “коробки”. На льду все трое были единым целым, а за пределами стадиона двое с третьим не дружили и даже не приятельствовали.

Тарасов тоже не шёл на сближение. Он презирал партнёров за их отдельные бесшабашные поступки, за порой, как ему казалось, ненужную растрату сил и здоровья...»

Частная жизнь Тарасова всегда оставалась окутана тайной из-за замкнутого, тщательно оберегавшегося им образа жизни. О Боброве с его открытой душой судачили на каждом углу, порой при этом сочинялось много небылиц.