355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Щеглов » Всеволод Бобров » Текст книги (страница 29)
Всеволод Бобров
  • Текст добавлен: 10 февраля 2022, 21:30

Текст книги "Всеволод Бобров"


Автор книги: Михаил Щеглов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 39 страниц)

ГНЕВ РЕВНИВЦА

В начале 1950-х годов Всеволод Бобров распрощался с холостяцкой жизнью. Его женой стала прима столичной оперетты Таисия Леонидовна Санина, чьё сценическое имя звучало как Татьяна Санина.

Народная артистка СССР блистательная Татьяна Шмыга делилась воспоминаниями: «Она была тогда признана лучшей Сильвой, с успехом пела и другие партии, как в классике, так и в советских опереттах – Олесю в “Трембите”, Ганну Главари в “Весёлой вдове”...

В “Принцессе цирка” она выступала с Георгом Отсом, когда он приезжал к нам в театр на гастрольные спектакли... И зрители никогда не уходили разочарованными: Татьяна Санина и Георг Отс были на сцене парой просто великолепной «– оба с красивыми голосами, а об их внешней привлекательности и говорить не приходилось.

В жизни Татьяна Санина совсем не походила на опереточную актрису – она выглядела настоящей гранд-дамой. Красота этой стильной женщины с дивными чёрными волосами, гладко зачёсанными назад, была царственной. Но даже не она была главной, а нечто иное – то редкое, почти магическое свойство, которым Татьяна Санина привлекала к себе...

Когда она выходила на сцену, на концертную эстраду, сразу становилось понятно – вышла королева. Если уж женщины отдавали ей должное, что говорить о мужчинах – они просто немели от её красоты».

Бобров не был светским человеком, познакомился он с будущей женой волею случая – в больнице, где залечивал травму. Однако брак с красавицей-актрисой оказался неудачным. Как часто происходит в жизни, соединившись узами брака, люди вскоре обнаруживают, что совершили ошибку, не могут существовать на одной волне. Именно так и случилось у Саниной и Боброва. Супруги расстались, хотя оформили развод далеко не сразу. Это обстоятельство едва не сыграло роковую роль в судьбе Боброва...

Любовь Гавриловна Дмитриевская – жена старшего брата Владимира – подтверждала: «Когда он был женат на Тане Саниной, она пыталась приглашать в дом известных артистов, помню, бывал Алексей Феона, ещё кто-то. Но Сева не одобрял. У него был свой круг друзей... Они с Таней были не пара, и брак их был ошибкой. Мы все были против. Они прожили года четыре и разошлись».

Олег Белаковский вспоминал: «Первая супруга Боброва актриса оперетты Санина очень дружила с моей Ниной. Мы, как могли, старались помочь им сохранить семью, но неуёмный темперамент обоих привёл-таки к разрыву».

Всеволод Михайлович никогда, во всяком случае публично, к тем временам не обращался.

На склоне лет Санина признавалась: «Первым моим мужем был известный футболист. Ничего хорошего в моей жизни с ним не было. Как-то меня вызвал парторг Алчевский и сказал: “Татьяна Леонидовна, или вы уходите из театра, или бросаете своего мужа”. Потому что я начала часто болеть: на нервной почве у меня было несмыкание связок. И я вынуждена была от него уйти.

Прошло больше пятидесяти лет, а меня до сих пор обливают грязью, приписывая мне несуществующие измены, не понимают, как это я могла бросить такого великого человека. Но я ведь тоже была довольно известна. На то время я была единственной героиней в театре. Перед входом в театр висел мой огромный портрет в “Сильве”. Я была очень популярна. Но моя семейная жизнь того времени казалась мне адом...»

Далее Санина излагала события своей жизни так: «За своего второго мужа я вышла совершенно случайно, после того, как Бобров с компанией избили его. Он был главный конструктор КБ. К тому времени я уже развелась с Бобровым и имела полное право вести себя так, как я хочу. Я была на даче, у меня были гости, в том числе и этот человек. Бобров со своей компанией напал на него и избил до полусмерти. К тому же это произошло во время Фестиваля молодёжи и студентов. Событие было довольно громким. Боброву грозила тюрьма. Следователь вызвал меня и сказал: “Татьяна Леонидовна, что будем делать? Одному грозит тюрьма, другому неприятности... Ну, посадят Боброва, вас ведь просто убьют болельщики...”».

Трудно представить себе Всеволода Боброва отпетым негодяем и бандитом, а именно таким попыталась показать его Санина – за давностью лет никто разбираться не станет, да и свидетелей уже нет. Но в словах бывшей опереточной дивы есть одна весьма существенная неточность. Они с Бобровым уже не были вместе, но развод официально оформлен не был. Отсюда и приступ ревности...

К тому же измены Саниной, от которых она открещивается, происходили едва ли не с первых лет их брака с Бобровым. В мемуарах Василия Сталина есть такая запись: «С Таней у Боброва длилось недолго. Когда она ушла от него к адъютанту главного интенданта МВД генерала Горнова, Бобров сильно переживал, я боялся, как бы он пить не начал, но обошлось...» Это могло быть только в начале 1950-х, когда младший Сталин и Бобров были в одной связке.

На ту же тему в своих воспоминаниях высказалась Нами Микоян (невестка А. И. Микояна, мать эстрадного артиста Стаса Намина): «Я помню тяжёлый скандал, приведший его к разводу с женой, актрисой оперетты Татьяной Саниной, которая часто обманывала Боброва. Временами он запивал, но был человек крепкий, и это быстро проходило».

Вторая жена Боброва, Елена Николаевна, рассказывала в интервью «Спорт-экспрессу» (от 1 июля 2016 года):

«– Санина не так давно умерла. Она меня даже в театр приглашала.

– Бобров отпустил?

– Всеволод Михайлович был страшно недоволен – но отпустил. “Сильва” – это её коронка была. Так-то она заикалась, а на сцене всё пропадало. С новым её мужем там познакомилась. Цель всей жизни Саниной был Василий Иосифович.

– Вот как?

– Сева был трамплином. Прожили-то всего полтора года, но десять лет он не получал документы о разводе. Некогда было, не придавал этому значения. Всеволод Михайлович её застал с Гудковым, главным конструктором ракет, кажется...

– Это его Бобров отлупил?

– Скандал был страшный. Хорошо досталось и Саниной, и Гудкову. Сева прилетел в Москву, не предупредив. Только заходит в квартиру, тут же звонок: “Всеволод Михайлович, ты дома? Жена твоя, Санина, находится там-то и там-то”. Назвали номер дачи.

– Где это было?

– В Серебряном Бору. Кинулся туда – поднял их с постели. Она и подумать не могла, что Сева в этот день явится в Москву».

Различия в версиях жён значительные. По словам Саниной, Бобров ворвался на светское мероприятие, где буквально безумствовал. Подругой, излагаемой, что понятно, со слов Боброва, – обычная бытовая история, чувствуется своя ревность, но факт избиения не отрицается...

Неужели Бобров, пусть и застигнутый врасплох, дабы убедиться в измене жены, отношения с которой были уже практически закончены, стал бы собирать «компанию» для выяснения отношений, как это подаёт Санина?

Та же его свояченица Любовь Гавриловна Дмитриевская в документальном фильме «Тарасов – Бобров. Великое противостояние» уточняет, что Бобров отправился в Серебряный Бор с Бровиным (своим другом, директором ледового дворца «Сокольники». – М. Щ.). Факта доказанного прелюбодеяния Всеволоду было вполне достаточно. Устраивать драку он не собирался, но любовник бросил в него вазу, разбил лицо, кровь брызнула на «орденоносный» пиджак и, что вполне естественно, породило ответные действия.

Кто же угодил под горячую руку Боброва? Михаил Иванович Гудков являлся человеком государственного значения. Он был авиаконструктором, возглавлял опытно-конструкторское бюро, в 1941 году стал лауреатом Сталинской премии.

Следователь, на которого ссылается Санина, предостерёг её, что в случае огласки пострадают все участники. Судя по всему, предостережение подействовало – уголовное дело не было возбуждено, хотя слухи по Москве, конечно, ходили...

К счастью, крупные неприятности обошли Боброва стороной. Фестиваль молодёжи и студентов в Москве проходил летом 1957 года. В ту пору Бобров уже являлся начальником футбольной команды ЦСК МО.

Довольно долгие любовные отношения связывали Боброва с другой женщиной. Она тоже была известна всей стране. Свердловчанка Римма Жукова являлась неоднократной чемпионкой СССР по бегу на коньках, а в 1955 году стала чемпионкой мира в многоборье. Жукова принадлежала к той славной плеяде конькобежек, которые прославили страну в 1950-е: Мария Исакова, Лидия Селихова, Зоя Холщевникова, Софья Кондакова, Халида Щеголеева, Тамара Рылова.

Судачили, будто бы её внешности завидовали даже актрисы, в частности, по признанию Михаила Жарова, его тогдашняя жена – знаменитая звезда экрана Людмила Целиковская.

Вот что вспоминал юный тогда подопечный Боброва, а впоследствии известный футболист московского «Локомотива» Виталий Артемьев: «Команда ВВС находилась на сборах в Свердловске. Здесь в центре города жила звезда конькобежного спорта, чемпионка и рекордсменка мира, красавица Римма Жукова. Всеволод Михайлович трогательно ухаживал за ней, дарил цветы. Однажды Жукова пригласила всю команду на сибирские пельмени. Насладились её кулинарным творчеством, повеселились. Вечер был в разгаре, и вдруг Бобров говорит: “Друзья, каждому своё: молодые – в гостиницу отдыхать, а мы (он имел в виду Виноградова, Бабича, Шувалова, Викторова) имеем право и на вторую порцию пельменей. Должно же у ветеранов быть преимущество?!”».

Узы Гименея Жукову и Боброва не соединили. Соратница Жуковой прославленная Мария Григорьевна Исакова, будучи уже в почтенном возрасте, дала этому такое объяснение: «Ею нельзя было не восхищаться: прекрасно сложенная, с изумительными по красоте чёрными глазами. В неё безнадёжно был влюблён Всеволод Бобров, но рассчитывать на что-либо серьёзное не мог...»

На самом деле причина была другой. О ней поведала Елена Боброва: «Сева сделал предложение, а Римма отвечает: “Я должна посоветоваться с мамой”. И всё, это Боброва убило. “Ладно, советуйся...” И уехал...»

Кавалеров у Риммы хватало. Она стала гражданской женой генерал-лейтенанта Павла Михайловича Фитина. Этот человек был значительно старше её. В годы войны он возглавлял внешнюю разведку НКВД, так называемый «иностранный отдел». Он внедрил в различные страны более двухсот разведчиков, одним из первых сообщил дату нападения Германии на СССР, внёс значительный вклад в овладение Советским Союзом секретами ядерного оружия. Попав в опалу, Фитин был направлен в Свердловск в качестве заместителя начальника областного управления МГБ.

В начале 1950-х Фитин на некоторое время был переведён в Алма-Ату, где занимал должность министра госбезопасности Казахской ССР. Мир тесен. В своих мемуарах Николай Петрович Старостин, о злоключениях которого читателям уже известно, писал о своём перемещении из Акмолинска в Алма-Ату: «Генерал-лейтенант Фитин, может быть, и был поклонником и ценителем спорта, но думаю, своим приглашением я обязан прежде всего прославленной конькобежке Римме Жуковой, которая имела на Фитина определённое влияние и настояла на моём переводе в Алма-Ату».

Завершим обозрение частной жизни Всеволода Боброва мнением стороннего человека. Зинаида Гринина, жена Алексея Гринина, была женщиной тонкой и наблюдательной, окончила два курса театрального училища им. М. С. Щепкина, водила знакомства в артистической среде.

В пространном интервью «Спорт-экспрессу» она рассказывала о том, что футболисты ЦДКА любили отмечать свои праздники и победы в ресторане «Арагви», «а вот Бобров признавал только “Асторию”».

Ресторан этот, находившийся на улице Горького, со временем поменял название на «Центральный». Надо полагать, манил он Всеволода превосходной русской кухней. Под прежним названием он фигурировал в фильме «Место встречи изменить нельзя», там Жеглов и Шарапов поджидали Фокса.

Елена Боброва уточняла: «У Севы был постоянный столик в ресторане “Центральный”, угловой, где зал заканчивался. Там вход был из переулка. У него было такое место, с которого видно, кто заходит в “Елисеевский”».

В интервью журналистам «Спорт-экспресса» Зинаида Гринина рассказывала: «Как-то на дне рождения Ныркова Леша стал открывать цимлянское – и облил всё платье Саниной, жены Боброва.

– Испугался?

– Страшно испугался. Говорит: “Моя жена вам новое сошьёт, не волнуйтесь!” Досидели мы до утра, вызвали такси. Едем по Москве, “Бобёр” на улице Горького требует: “Остановить!” Сидим в машине, ждём. Я, Леша и Санина. Только наш счётчик тикает. Санина вне себя: “Куда он делся?” Гринин пошёл его искать и тоже пропал. Санина на месте усидеть не может, а я говорю: “Что волнуешься? Скоро метро откроют, нам с тобой в один дом – а ребята потом доберутся...”

– Что ответила?

– Она заикалась очень сильно: “Н-н-ет, п-п-усть они сначала за т-т-акси заплатят”. Потом смотрим, бредут наши. В ресторане сидели, оказывается.

– Санина действительно была красавица?

– Интересная женщина, стильная. Гладкие волосы, глаза почти японские».

«Когда Санина от Боброва ушла, отобрала у него одну комнату, – продолжала Гринина. – Из квартиры сделали коммуналку, вселили двух стариков. Только потом Всеволоду всё вернули...

Всеволод – это что-то особенное! Ему даже ночами названивали в квартиру. Он ещё был женат на Саниной, и мы Новый год встречали в их квартире. Пришли туда со своими стульями. Так нам покоя не давали – столько звонков!

Сева внешне некрасивый, но пользовался огромным успехом у женщин...»

Известный хоккейный тренер Николай Эпштейн, тот самый, которого Всеволод «раздел» на футбольном поле в 1945-м, вспоминал: «Как-то были мы вместе в заграничной поездке. И вот, помню, утром встал Севка перед зеркалом, смотрит на себя. А лицо красное, накануне “посидел” прилично. Смотрел он, смотрел, тёр щёки, а потом задумчиво так: “Не пойму, и чего меня только бабы любят?” Тут главное, что сказано-то было без всякого самолюбования, удивление такое было, я бы сказал, сверхискреннее. Он так многому умел удивляться, непосредственно, по-ребячьи...»

Примечательно и ещё одно наблюдение Зинаиды Ивановны Грининой: «Я смотрю фильм про Всеволода Боброва, поражаюсь: ну кто, спрашивается, из его жён мог танцевать на столе? Ни одна такого не позволила бы».

ЖИЗНЬ ДВИЖЕТСЯ ПО СИНУСОИДЕ

В 1957 году Бобров завершил выступления в хоккее и учёбу и стал начальником футбольной команды ЦСК МО. В конце октября армейцы отправились в турне по Англии, где сыграли три матча. Уступив в первых двух, они с блеском в присутствии шестидесяти тысяч зрителей обыграли «Челси» – 4:1. Правда, этот знаменитый клуб переживал тогда не лучшие времена, но такая победа в Лондоне делает честь любой команде.

Всеволод Бобров был включён в состав делегации. Нужно ли говорить о том, какой эмоциональный подъём он испытал, оказавшись спустя много лет там, где взошла его футбольная звезда!

В своей книге он описывал те события так: «На одной из афиш я увидел улыбающееся лицо Стэнли Мэтьюза. Теперь он играл за клуб “Блэкпул” и должен был выступить в очередном матче против “Челси”. Конечно, я пошёл посмотреть эту игру. Несмотря на свой довольно солидный для футболиста возраст – ему уже тогда исполнилось 42 года, – Стэнли продолжал выступать, и, по-моему, блеск его игры не погас.

После матча я зашёл в раздевалку и застал Стэнли под душем. Мы сразу узнали друг друга, хотя со времени первой встречи прошло уже двенадцать лет. Он скоро вышел и подал ещё мокрую руку. Потом мы ушли в комнату отдыха и долго разговаривали. Оказалось, со дня нашей первой встречи Мэтьюз внимательно следит за советским футболом, выписывает “Советский спорт” и хранит фотографии наших ребят, завоевавших звание олимпийских чемпионов...»

С трудом, конечно, верится в то, что прославленный английский форвард (неувядаемый правый крайний играл на высшем уровне до пятидесяти лет!), не владея русским языком, выписывал «Советский спорт». Скорее всего, это очередная «находка» литзаписчика Леонида Горянова. Ведь фотография сборной СССР, ставшей олимпийским чемпионом в 1956 году, публиковалась в газетах многих стран.

Если Бобров пережил в Лондоне приятное волнение, то работавший тренером команды Григорий Федотов испытал противоположные эмоции. Вместо Англии он был отправлен в Тбилиси, где проходили заключительные встречи чемпионата страны и турнир команд класса «Б», с целью просмотра потенциальных новичков.

Естественно, Федотов был обижен и начал искать утешение в выпивке. Срывы подобного рода были у него, к сожалению, нередки. Игравший под его началом в дубле армейцев будущий бомбардир ростовского СКА Олег Копаев вспоминал о своём тренере: «Редчайшей скромности был человек, хотя мастер несравненный. С лёта бил – кино надо было снимать, по заказу мог положить мяч в любой угол ворот. А для нас, салаг, как отец родной. Мы его боготворили, в поездках даже старались отвлекать от всяких соблазнов, свойственных истинно русской душе. И всё же они его сгубили. Вся команда тяжело переживала смерть Григория Ивановича в декабре 1957 года».

Возвращаясь из Тбилиси на поезде, Федотов к тому же серьёзно заболел. Его попутчики Николай и Андрей Старостины доставили Григория Ивановича домой, где он через несколько часов скончался в возрасте 41 года...

Свидетель последних дней Федотова Андрей Старостин описал их в своей книге «Повесть о футболе»: «Долгие годы мне не пришлось встречаться с Федотовым. И вдруг в Тбилиси, беседуя возле трибун стадиона с Борисом Пайчадзе и Владимиром Маргания, вижу в офицерском мундире Григория Федотова.

Та же добродушно-застенчивая улыбка, та же неторопливая и немногословная речь... Нам было по дороге в гостиницу, и Володя Маргания любезно предложил свои услуги: подвезти нас на машине. Мог ли я тогда предположить, что оба этих жизнерадостных человека, в расцвете сил, полные надежд, доживают считаные дни.

Сидя в машине за спиной Володи, мы вели беседу о буднях футбольной жизни. Мне почудились нотки неудовлетворённости, нервозности в суждениях Григория о его тренерской работе. Может быть, мне это показалось. Ведь я знал его по футбольным полям и раздевалкам, знал как партнёра-футболиста, уравновешенного и уверенного в своём мастерстве. Теперь же должность была беспокойной. Игроки знают, что играть легче, чем смотреть. На поле переживания поглощаются действием. А на лавке запасных действуют только нервы. Тем более тяжки переживания тренера.

В буфете гостиницы мы выпили с ним по стакану вина и расстались. Встретились опять только через несколько дней в спартаковском автобусе, отвозящем команду, которая возвращалась в Москву, на железнодорожный вокзал.

В вагоне Григорий почувствовал некоторое недомогание. Врач команды Николай Алексеев и все мы сочли это естественной усталостью от нервных перегрузок, которые испытывает тренер за длительный футбольный сезон.

Ранним ноябрьским утром, прибыв в Москву, Николай Старостин, Григорий Федотов и я поехали с Курского вокзала домой. Нам было по пути, в район Сокола. Проезжая мимо “Метрополя”, Григорий, к этому времени заметно физически ослабевший, предложил: “Может, в ‘Центральные’?” Спортсмены верят, и не напрасно, в целебные свойства бань.

Но было рано, бани ещё не открывались. Я отложил парилку до лучших дней. К сожалению, они не наступили. В сумерки этого же воскресного дня мне позвонил по телефону Николай и как обухом ударил по голове: “Умер Григорий Федотов!”

Через несколько минут мы с Николаем стояли в столовой у дивана, на котором бездыханно лежал великий футболист. Фоном этой безмерно горестной картины были серебряные призы и кубки, завоёванные их обладателем на бесчисленных стадионах, на которых он дарил столько счастья и радости людям».

За давностью лет Андрей Петрович неверно обозначил тот скорбный день ноябрьским, на календаре было 8 декабря. Но при этом он безошибочно угадал нервозность в поведении давнего товарища, хотя вряд ли ему были известны настоящие её причины. К тому же книга вышла в 1973 году, а в ту пору многие важные подробности опускались.

Их назвала в интервью «Спорт-экспрессу» вдова Валентина Ивановна Федотова: «В 57-м в Тбилиси Николай Старостин специально поехал за Григорием – звать его в “Спартак” главным. А Гришу после неудачной поездки ЦДСА в Англию отправили в столицу Грузии для просмотра молодых футболистов. И вдруг туда же вслед за ним пришла телеграмма о снятии его с поста второго тренера армейского клуба. После его смерти я искала авторов этой телеграммы, но не смогла найти. Более того, начальник политуправления сказал мне, что уже готовился приказ о назначении Григория Федотова главным тренером ЦДСА.

Старостин приехал в Тбилиси: “Где Федотов?” – “Да уже три дня его не видно”. Он – в гостиницу. Взломали дверь – Гриша лежит на полу. Вызвали врача, который поставил диагноз: “Грипп”. Обычный грипп. Взяли Федотова в поезд, положили на верхнюю полку, дали выпить, чтобы пропотел, ну, в общем, сделали всё, что делают в таких случаях. А это, оказывается, для него смертельно было. Грипп-то у него был вирусный. Он им, видимо, ещё в Москве заразился, когда я с детьми им болела, а Гриша за нами ухаживал.

Привезли, значит, его в Москву, завезли к нам на квартиру. Гриша-то мой чистюля был, сразу в ванну полез мыться. Стал раздеваться, а на теле у него, смотрю, какие-то пятна. Стала горло у него смотреть. А там – ужас – на горле, на языке лошадиные налёты. Я бегом за “неотложкой”. Пока она приехала, где-то через час, Гриша уже умер.

Меня потом к себе Гречко приглашал, говорил, что надо было снимать его с поезда в Ростове, делать операцию там, отрезать лёгкое – оно всё уже было поражено. Но всё равно мало вероятности оставалось, чтобы Гриша дальше жил, уж больно большая у него была мышечная масса, одно лёгкое бы не вытянуло.

Мой младший брат был на вскрытии, видел его сердце. Огромное такое, говорят, такому бы сердцу ещё сто лет работать...»

Нет оснований не доверять словам Валентины Ивановны. Но кое-что всё же вызывает сомнение. Николай Петрович Старостин оказался в Тбилиси не в поисках Федотова. Он приехал вместе со «Спартаком», которому предстояло провести два матча чемпионата страны. «Спартак» в те годы был на подъёме. В 1956-м он стал чемпионом, и хотя через год опустился на третью строчку в таблице, в 1958-м вернул себе чемпионское звание. С какой бы стати Старостин стал искать замену Николаю Гуляеву? Тем более в лице Федотова, который был вторым тренером армейцев.

Равно как не представляется логичным, что Федотова собирались назначить старшим тренером в своей команде, учитывая его поведенческие особенности. Да и телеграмма о снятии с должности второго тренера свидетельствует об обратном. Более того, армейские руководители уже давно уговаривали вернуться к родным пенатам Бориса Андреевича Аркадьева.

Уход из жизни Григория Федотова сильной болью отозвался в сердцах соратников и любителей футбола.

Николай Старостин вспоминал: «Федотов прожил всего сорок один год. За месяц до внезапной кончины московские болельщики видели последний незабываемый федотовский гол. Он забил его в игре ветеранов в Лужниках. Мяч, посланный могучим ударом, смачно влетел под верхнюю штангу».

В книге о Всеволоде Боброве нельзя пройти мимо ещё одного эпизода, связанного со смертью Григория Федотова.

Известие о его безвременной кончине послужило поводом для негативного высказывания о Боброве со стороны великого композитора Дмитрия Шостаковича, искреннего футбольного болельщика с большим стажем.

«К сожалению, покойный был несколько аполитичен, в отличие от продолжающего жить В. Боброва. Не могу я забыть, как он (Бобров) обозвал тов. Башашкина титовским прихвостнем, когда, из-за ошибки тов. Башашкина, югославы забили гол в наши ворота на Олимпиаде в Хельсинки в 1952 году», – писал Шостакович 10 декабря 1957 года своему другу Исааку Гликману.

«Спортивная общественность до сих пор высоко оценивает этот патриотический порыв В. Боброва, – продолжал композитор. – Но, к сожалению, покойный Федотов лишь забивал голы. Поэтому о его смерти сообщила лишь специальная пресса (“Советский спорт”). В. Бобров благополучно здравствует и занимает высокое положение: он тренер и политрук футбольной команды. Башашкин ещё с 1952 года уволен. Он был лишь хорошим центром защиты. Но политически подкован был недостаточно хорошо. Зато Бобров хорошо подкован. А покойный Федотов лишь забивал голы, занятие, как известно, аполитичное».

Это письмо было опубликовано в 1993 году в книге «Письма к другу. Дмитрий Шостакович – Исааку Гликману». Книга содержит 288 писем Шостаковича, написанных в 1941—1974 годах. Многолетний близкий друг Шостаковича профессор Ленинградской консерватории Гликман в своём комментарии к приведённому выше письму называет Боброва «мракобесом», а его высказывание о партнёре – «провокаторской выходкой».

Скажем сразу: того, в чём Шостакович обвиняет Боброва, по нашему мнению, не могло быть в принципе. И дело не в том, что нет ни одного свидетельства, будто Бобров публично или в частном разговоре бросил своему товарищу по команде – не важно, Башашкину или кому-то другому – обвинения с политическим ярлыком. Главное – органическая невозможность совершения подобного поступка таким человеком, каким был Бобров.

Мы убеждены, что Дмитрий Дмитриевич поверил неизвестно откуда возникшему слуху и принял его близко к сердцу – такие случаи нередко происходили в ту пору в художественной и музыкальной среде.

Что касается спортивной судьбы Анатолия Башашкина, то за пять лет, прошедших с 1952 года, он стал заслуженным мастером спорта, олимпийским чемпионом, чемпионом страны и обладателем Кубка СССР, капитаном команды ЦДСА. В некрологе Григория Федотова, опубликованном в газете «Красная звезда» 11 декабря, подписи Башашкина и Боброва стояли рядом.

Остановиться на этом эпизоде автор книги решил исключительно из-за авторитета и репутации Дмитрия Шостаковича, в противном случае это безосновательное обвинение, на наш взгляд, не было бы достойно упоминания.

Борис Аркадьев в том сезоне привёл столичный «Локомотив» к победе в розыгрыше Кубка СССР. Тем не менее Борис Андреевич согласился сменить клубные цвета. Вот как он объяснял своё решение покинуть «Локомотив»: «Не видел перспективы в отношении комплектования команды. Мы достигли многого, но мне хотелось добраться до самых вершин, а, как мне казалось, перспектива роста у того ансамбля была уже исчерпана. Самое мучительное было для меня, после того как я решил вернуться в ЦДСА, – это прийти в Министерство путей сообщения и сказать об этом».

Дочь Бориса Аркадьева Светлана Борисовна в интервью «Футбольной правде» рассказывала: «Ему казалось, что он мог уберечь Федотова от преждевременной смерти. Часто вспоминал о случившемся. В конце сезона 1957 года было известно, правда, ещё немногим, что Аркадьев из “Локомотива” возвращается в ЦДСА. Вторым тренером он собирался пригласить Федотова.

В ноябре, кажется, в Тбилиси они оказались вместе: проходил там какой-то турнир. Но папа о предстоящей работе Григорию Ивановичу не сказал. Решил отложить разговор до Москвы. А Федотов и в Тбилиси, и в поезде по дороге домой сильно пил. И спустя несколько дней, вернувшись в Москву, скончался.

Раньше папе с этим федотовским пороком удавалось справляться. Он очень жалел, что не поговорил с Федотовым в Тбилиси. Был уверен, что перспектива вместе тренировать ЦДСА помогла бы Григорию Ивановичу взять себя в руки. Для папы это было тяжёлое воспоминание».

В истории, изложенной далёким от футбола человеком, чем объясняются некоторые фактологические и смысловые погрешности, важны не они, а факт беспокойства Бориса Андреевича о судьбе своего ученика. Можно предположить, как был бы он счастлив, если бы в тренерском штабе присутствовали оба его лучших воспитанника. Но жизнь распорядилась иначе...

Возрождённая в 1954 году команда ЦДСА практически сразу вернулась в число сильнейших. В первый сезон она заняла шестое место, а затем дважды подряд становилась бронзовым призёром. В те годы в центре внимания была дуэль московских «Динамо» и «Спартака», которые, сменяя друг друга, завоёвывали чемпионское звание, и турнирные достижения армейцев широко не комментировались.

В поисках откликов на игру армейцев устами футболистов того состава автор наткнулся на интервью наставника команды Григория Пинаичева в книге «Московский футбол», в котором тот поведал Константину Есенину: «Я работал рука об руку с Григорием Ивановичем Федотовым. У нас было очень хорошее, продуктивное сотрудничество. Мы были с ним очень дружны, а в коллективе всегда была атмосфера дружбы и товарищества.

Помнится, как однажды в 1956 году Федотов, глядя на игру команды, воскликнул: “Уж на что наша команда была сильна, а эта играет лучше!” Он сравнивал игру знаменитого ЦДКА конца 40-х годов с нашим, нами выпестованным коллективом».

Что и говорить, весьма неожиданное заявление, в справедливость которого при всём желании трудно поверить...

В сезоне 1958 года Всеволод Бобров из начальника команды превратился в тренера, став помощником Аркадьева. Это был верный выбор, поскольку тренерская деятельность была Боброву ближе, нежели административная. Словосочетание «начальник команды» убедительно звучит только для непосвящённых. Круг обязанностей на этой должности сугубо административный – помимо организационных вопросов на начальнике команды лежат и все бытовые: выбивание квартир и прочих материальных благ для футболистов, контроль за их учёбой, устройство детей в ясли и детские сады и тому подобное, а в русле требований тех лет ещё и политико-воспитательная работа.

Два сезона под руководством Аркадьева не добавили славы ни тренеру, ни команде. Правда, в 1958 году армейцы стали бронзовыми призёрами, но в следующем заняли девятое место. И хотя определённые перспективы в составе намечались (появились защитники Дмитрий Багрич, Эдуард Дубинский и Виктор Дородных, полузащитник Николай Линяев, нападающие Алексей Мамыкин и Владимир Стрешний), комбинационная игра не ладилась.

В книге «Московский футбол» Борис Андреевич признавался: «Я пришёл, когда у команды не было выдающихся игроков и, к сожалению, мне не удалось найти новых Федотовых. От команды же требовали наращивания успехов. А откуда их было взять? Успехи – это игроки, а для подбора игроков у меня не хватило времени. Два года – это очень небольшой срок для тренера.

Кроме того, у тренера всегда складываются какие-то отношения с командой. Они могут быть лучше, могут быть хуже. Могут быть основаны на доверии, на взаимных симпатиях и наоборот. Когда я в 1958—1959 годах работал с армейской командой, у нас отношения не сложились. Не было единства чувств, усилий, мыслей, а без этого дальнейшая работа была бесперспективной».

Вот фрагмент из книги Татьяны Любецкой «Братья Аркадьевы»: «Мы создавали команду заново, – вспоминал весной 79-го Всеволод Михайлович, – и дело это было трудное. В том же году мы заняли в первенстве страны третье место, что в руководящих сферах посчитали успехом. Ведь в предыдущем сезоне у команды было пятое, а выиграть чемпионат – такая задача перед нами не ставилась: её невозможно решить в один-два года. Нужно было хоть как-то в перспективе возродить былую славу ЦДКА. Вот, до сих пор возрождаем...»


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache