Текст книги "Всеволод Бобров"

Автор книги: Михаил Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Всеволод Бобров описал случившееся в книге «Самый интересный матч» так: «Начала на этот раз молодёжная тройка. Александров и Черепанов вдруг рванулись вперёд с такой скоростью, с такой неожиданной яростью, что явно озадачили соперников. Одна волна атаки, другая, третья... Вот Черепанов стремительно входит в зону, обыгрывает одного из защитников, передаёт шайбу Александрову, и тот с лёту забивает красивый гол. 1:2!

Этот успех, пришедший в результате изящной, стремительной, безукоризненно исполненной комбинации, зажёг огонь вдохновения в сердцах моих товарищей. И то, что последовало в заключительные семь минут второго периода, можно с полным основанием назвать чудесным игровым этюдом.

На поле взметнулся настоящий вихрь атак. Шведы растерялись. Наш темп им оказался явно не по плечу. Чем яростнее натиск советских хоккеистов, тем всё беспорядочнее отбиваются они. “Только бы удержать счёт, только бы устоять” – эта мысль сквозит теперь в каждом их действии.

Но устоять не удаётся. На 17-й минуте Иван Трегубов редким по красоте и силе броском издалека сравнивает счёт. Ещё через две минуты Николай Хлыстов в острейшей схватке у ворот проталкивает шайбу мимо шведского вратаря. 3:2! Трибуны гудят как разбушевавшийся улей, пятьдесят тысяч голосов, сливаясь в один, требуют:

– Ещё шайбу! Ещё шайбу!

Секундная стрелка начинает свой последний оборот во втором периоде. Остаётся всего пятьдесят секунд игры. И тут повторил свой подвиг Николай Сологубов. Он вновь замечательно прошёл через всё поле и чётко забил четвёртый гол. Красный свет над воротами шведов вспыхнул за пять секунд до перерыва...

Когда начался третий период, я внимательно следил за шведскими хоккеистами. В их действиях сквозила настороженность. Они явно ожидали нового штурма, чтобы не проиграть ещё крупней. Но, увы, штурма не последовало. Наша команда вновь резко сбавила темп и потеряла инициативу. Шведы изредка, но остро контратакуют. Счёт становится 4:3, а затем и 4:4. Преимущество, добытое дорогой ценой, растаяло. Последние минуты шведы умышленно тянут время, дважды судьи делают им предупреждения.

За две минуты до конца наши тренеры идут ва-банк. Они заменяют вратаря шестым полевым игроком. Но к этому команда не была тогда готова. Игроки не идут вперёд, и всё время оглядываются на пустые ворота. К тому же для нас далеко не безразличен исход встречи: в случае проигрыша сборной СССР серебряные медали получат хоккеисты Чехословакии. И Николай Пучков вновь возвращается на своё место...

Потом была церемония награждения, и я вместе со всей командой стоял в торжественном строю, получая серебряную медаль за второе место. Я стоял, и непонятная тоска сдавливала сердце. Может быть, оно, сердце, уже знало, что это последняя страница в моей спортивной биографии...»

Вероятно, любивший «домысливать», строить умозрительные картины происходившего литзаписчик книги Боброва Леонид Горянов не изменил себе и в этот раз. Во всяком случае, в книге Виктора Викторова «Три пятёрки», появившейся вскоре после того чемпионата мира, рассказывается о том, что Всеволод Бобров смотрел заключительный матч дома по телевизору. И ключевой стала фраза: «Какой же жёсткой, словно утыканной гвоздями, показалась Боброву его уютная тахта!»

Тем не менее Бобров стал лучшим бомбардиром турнира, забив в ворота аутсайдеров 13 шайб. Этот рекорд прожил немалый срок, только в 1970 году его превзошёл Александр Мальцев.

Степень разочарования результатом домашнего чемпионата мира была велика. Начались поиски виновников. Об этом мы расскажем дальше, а пока представим трезвую оценку итогов того турнира. Она, конечно, прозвучала, но в значительном отдалении во времени.

Здраво оценил своё отсутствие на том чемпионате спустя годы Виктор Шувалов в интервью еженедельнику «Футбол-хоккей» (№ 1 за 1984 год): «В Москве меня в тройке заменил Владимир Гребенников из “Крыльев Советов”. Отличный хоккеист, он в то время был быстрее меня, но в слаженности игры, думается, звено что-то потеряло».

Всеволод Бобров в книге «Рыцари спорта» с горечью констатировал: «О чемпионате мира 1957 года, проходившем в нашей столице, у нас написано до обидного мало. Жаль. Нельзя же всегда побеждать, и нельзя считать достойным воспоминания только то, что связано с твоей бесспорной победой...

Не проиграв ни одной встречи, сделав две ничьих со сборными Чехословакии и Швеции, сборная Советского Союза вынуждена была довольствоваться вторым местом на пьедестале почёта...

Сколько самых разнообразных причин было тогда придумано для объяснения этого “шага назад”, сколько “виновников” было найдено! Одним из самых первых и самых “главных” стал Аркадий Иванович Чернышёв. Человека, который создал и выпестовал нашу национальную команду, который привёл её к выдающимся победам и славе в Стокгольме и Кортина-д’Ампеццо, освободили от обязанностей старшего тренера сборной. На капитанский мостик взошёл Анатолий Владимирович Тарасов. Но он ничего не изменил, ничего не добавил, и за годы его “правления” сборная ни разу не сумела подняться на высшую ступеньку пьедестала почёта...

Ещё в тот трудный 1957 год, когда произошла осечка нашей сборной на домашнем чемпионате мира, Аркадий Иванович Чернышёв писал в одной из своих статей: “Я уверен, что неудача нашей сборной сегодня и неудачи, которые, быть может, ждут нас ещё и завтра, – временные. Наш хоккей стоит на правильном пути, развивается вширь и вглубь, в нём зреют силы, которые вернут ему самую громкую славу”».

Мудрый наставник оказался прав. Но вскоре после того фиаско Чернышёв лишился своего поста. Конечно, он попал под шквальный огонь критики. Но критика бывает разная. Сдержанная и оголтелая. Особенно оживлённая дискуссия развернулась на страницах журнала «Спортивные игры».

Обо всех потерях и турнирных перипетиях написал в своей вполне объективной статье в «Спортивных играх» (№ 4 за 1957 год) председатель Секции хоккея Павел Коротков.

«Могла ли сборная СССР в том составе, в котором она выступала в нынешнем году, и при наличии отмеченных недочётов в её подготовке вновь завоевать золотые медали чемпионов мира и Европы?» – вопрошал Коротков. И отвечал: «Да, могла! И даже была обязана. Однако, играя у себя на родине, она не сумела показать тех боевых качеств и безупречной в тактическом отношении игры, которые отличали её на Олимпийских играх 1956 года.

Советским хоккеистам в двух решающих матчах – с командами Чехословакии и Швеции – не хватило всего лишь одной шайбы. Забрось они всего лишь ещё одну шайбу в ворота любой из этих команд или пропусти в свои ворота только на одну шайбу меньше, это дало бы им первое место в турнире и звание чемпионов.

Игроки сборной СССР не сумели этого сделать из-за тактических недочётов и отдельных грубых технических ошибок, повлиявших на конечный исход и этих встреч и всего чемпионата в целом...»

Однако на страницах следующего номера журнала в статье «Когда улеглись страсти» Анатолий Тарасов подверг выступление сборной уничижительной критике. Досталось и тренеру, и игрокам. Критиковались и комплектование команды, и её подготовка, и сама игра.

Приведём лишь несколько отрывков из этой статьи: «Мне представляется несомненным, что эти соревнования проиграла именно сборная команда, а не наш хоккей вообще...

В сборной выступал, например, защитник П. Жибуртович – игрок, у которого лучшие времена позади. Недостаточная скорость, неумение применять силовые приёмы, скудость технических средств – всё это характерно сегодня для Жибуртовича. Конечно, такому хоккеисту трудно выполнять ответственные игровые задания...

Нападающий А. Уваров в последнем сезоне по тем же причинам (потеря скорости. – М. Щ.) не выдерживал напряжения серьёзных встреч. Кстати сказать, сам Уваров не раз заявлял, что ему уже трудно играть...»

Столь же нелестные характеристики были даны Бабичу и Гребенникову. После чего последовал вывод: «Итак, по меньшей мере, четыре хоккеиста явно не отвечали высоким требованиям, предъявляемым к игрокам сборной команды страны. В конце концов, это отрицательно сказалось на игре отдельных звеньев и команды в целом...

Подготовка команды велась не совсем верно. В отличие от прошлых лет игроки длительное время готовились в составе сборной...»

Далее в статье говорилось: «Лишь к последнему дню чемпионата тренеры решили принять радикальные меры и не ставить на игру Бабича (на самом деле он отсутствовал из-за травмы. – М. Щ.). В матче с командой Швеции тройка нападающих появилась в совершенно новом сочетании: защитник Костарёв – Гребенников – Уваров. Это был скорее признак растерянности, чем хладнокровный расчёт на усиление команды.

Если бы тренеры смотрели вперёд, то уже в матчах, предшествовавших финалу, они бы готовили новое звено. Новорождённая тройка не справилась с игровым заданием, и не случайно именно в те моменты, когда эта тройка действовала на поле, шведы забросили в наши ворота три шайбы из четырёх...

Ошибка в комплектовании состава команды вызывалась не только стремлением тренеров сборной ввести в состав игроков своих клубов (и это, несомненно, было), но и неправильным пониманием тактики советского хоккея и путей его дальнейшего развития. Слабо учитывались изменения в тактике ведущих команд мирового хоккея. В последние годы у нас получила распространение тактическая теория, именуемая “ноль в свои ворота”.

Что это значит? Тренеры стали внушать своим воспитанникам, что команда добьётся победы в том случае, если не пропустит ни одной шайбы в свои ворота. Эта, с позволения сказать, теория особенно сильно афишировалась в сборной команде...

Теория “ноль в свои ворота” не отвечает требованиям наступательной тактики, понижает атакующий порыв нашей молодёжи, ограничивает и обедняет возможности игроков и, в конечном итоге, нацеливает спортсмена больше на оборону, чем на атаку...

Надо трезво учесть выявившиеся ошибки, быстро устранить их и создать такую сборную команду, которая сможет показать лучшие черты советской школы хоккея. В этом и заключается первоочередная задача игроков, тренеров и всей хоккейной спортивной общественности».

Решать эту «первоочередную задачу» в дальнейшем было доверено самому Анатолию Тарасову.

Справедливости ради необходимо сделать несколько поправок к пафосным восклицаниям Тарасова. Возможно, читателям уже набила оскомину история с «аварийным» формированием тройки, куда был введён защитник Костарёв. Но замечание Тарасова на эту тему лишено оснований. Костарёв играл в тройке нападения до матча со шведами против команды ГДР. Других ресурсов в распоряжении Чернышёва не имелось.

Что касается критики теории «ноль в свои ворота», эта проблема является ключевой. В этом состояло различие тренерских взглядов Чернышёва и Тарасова. Хотя закавыченное определение – всего лишь насмешливое словосочетание, попавшее на язык Тарасову. Можно, конечно, вспомнить, что на Олимпиаде сборная обыграла своих главных соперников – команды США и Канады с «сухим» счётом, но в хоккее ориентироваться в буквальном смысле на «ноль в свои ворота» наивно.

Аркадий Иванович Чернышёв требовал от защитников прежде всего заботиться о безопасности собственных ворот и в этой связи позволял им подключаться в атаку лишь в определённых обстоятельствах, дозированно. Анатолий Владимирович Тарасов исповедовал другую концепцию – «пять в защите, пять в нападении». Он считал, что если его команда и пропустит гол при контратаке соперника, всегда сумеет ответить на него двумя своими.

Здесь правомочен вопрос: как же при таких принципиально разнящихся тактических воззрениях эти тренеры в дальнейшем вместе работали со сборной СССР, которая десять сезонов оставалась сильнейшей в любительском хоккее, выиграла три Олимпиады?

Развёрнутый ответ стал бы темой отдельного исследования. Ограничимся констатацией. За три сезона самостоятельного руководства сборной Анатолий Тарасов ни разу не привёл её к победе в мировом первенстве. А в годы славных успехов сборной СССР он пребывал в положении второго тренера, помощника Чернышёва. И ставшие соратниками специалисты смогли выработать взаимоприемлемые подходы.

Но на предложение Тарасова, получившего бразды правления сборной после московского чемпионата, стать его помощником Чернышёв ответил отказом. Думается, не в последнюю очередь из-за огульных наскоков Тарасова в вышеприведённой статье.

Заключительные строки упомянутой книги Виктора Викторова, передававшие душевное состояние Всеволода Боброва, звучали так: «Теперь надо немедленно начинать подготовку команды к мировому первенству 1958 года, к поездке в Осло». Но этого не случилось – московский чемпионат мира стал для Боброва последней страницей его спортивной биографии.

Благоговевший перед талантливыми игроками Аркадий Чернышёв всегда рассчитывал на Боброва, пусть и на истерзанного травмами, видел в нём не просто лидера команды, но демиурга, вдохновителя.

Тарасову же находившийся на излёте Бобров не был нужен. Равно как его партнёры по тройке. Авторитарный тренер уже имел в своём распоряжении сильных игроков следующего поколения, создавал новую команду, и имевшие собственное мнение ветераны являлись для него помехой.

И когда Тарасов заметил у Вениамина Александрова ростки «премьерства», да ещё под разговоры, что у того есть задатки стать «новым Бобровым», он немедля сделал всё, чтобы подвести молодого парня под мерки «колхозного» хоккея.

Александр Нилин, чьи оригинальные, порой даже парадоксальные оценки спортивных событий били в точку, в одном случае, на наш взгляд, промахнулся.

Начал он свою миниатюру так: «Желая уязвить Тарасова, Бобров всегда и везде называл своим учителем в хоккее Аркадия Ивановича Чернышёва, хотя никогда и ничему не мог учиться у динамовского тренера, с которым столкнулся в работе лишь на излёте своей карьеры...»

Всеволод глубоко уважал Чернышёва. Был ему благодарен за достижения, которых добился под его руководством, за уяснение многих тактических нюансов, позволивших постичь тренерскую профессию.

При этом Аркадий Иванович не растворялся в своём любимце, мог при необходимости и поставить его на место.

Подтверждением этого является рассказанный защитником сборной Иваном Трегубовым эпизод («Футбол-хоккей», № 49 за 1975 год): «Я вспоминаю крохотную деталь из нашего матча с канадцами на Олимпиаде 1956 года. Они остались втроём против пятерых наших. Вышла, естественно, тройка Боброва, как сильнейшая. И вот наш лидер пошёл выписывать вензеля на льду, обыгрывая канадцев одного за другим. Всё выглядело очень лихо. Только обведёт он двух, а на третьем споткнётся. Или пока обыгрывает третьего, два обыгранных уже опять перед ним. И Чернышёв без всяких колебаний снял тройку со льда, отчитал Боброва, а выпустил уваровское звено, которое тут же и забило гол, разорвав оборону передачами и перемещениями. Причём действия тренера не выглядели чем-то особенным, всё было в наших глазах так, как и быть должно».

Тогда почему же Всеволод Бобров называл Чернышёва своим учителем? Только ли для того, чтобы уязвить Тарасова?

Ответ на эти вопросы сформулировал Анатолий Салуцкий: «В тренерских концепциях Чернышёва и Тарасова было ещё одно коренное различие – уже не тактическое, а, скорее, педагогическое. Анатолий Владимирович являлся приверженцем, как уже говорилось, “колхозного” хоккея, требовал от игроков равного самопожертвования.

Чернышёв – принципиальный противник такого подхода. Ему принадлежат такие слова: “Я не помню случая, чтобы Бобров поймал шайбу на себя. Меня в то время это устраивало. Тарасов, чтобы компенсировать другие хоккейные качества, сам ложился под шайбу и требовал этого от других. Но если бы Всеволод лёг под шайбу...

Для меня Бобров был дороже. В него попадает шайба – он выбудет из игры, а это для команды большая потеря. Это заставляло меня не требовать от Боброва таких действий. Позже я и Александра Мальцева никогда не выпускал на поле, если команда играла в меньшинстве, вчетвером против пятерых. Мальцев не для этого создан. Он умница, его надо использовать, когда у противника четыре человека. Зачем же таких хоккейных ‘генералов’, как Бобров и Мальцев, пускать в пехотную атаку?”».

Заключим продолжением миниатюры Александра Нилина: «Конечно, и на излёте “Бобёр” был велик, как при дебюте... Вероятно, и пятьдесят седьмой год не стал бы последним для Боброва, если бы не столь несчастливое стечение обстоятельств. Чернышёв брал измученного травмами Всеволода в сборную, но в московский чемпионат мира тот уже не смог вписаться. И в клубе у Тарасова неудачнику чемпионата, склонному своим лидерством лимитировать тренерскую власть, ничего хорошего ждать не приходилось.

Тем более что после неудачи Чернышёва в Москве наступила очередь Анатолия Владимировича возглавлять сборную...»

У наших ведущих тренеров различным было и гипотетическое представление о том, как бы выглядел Всеволод Бобров, будь у него возможность оказаться среди хоккеистов следующих поколений.

По мнению Аркадия Чернышёва, если бы Всеволод рос с последующими поколениями лучших хоккеистов, он мог бы всегда сверкать.

Анатолий Тарасов придерживался другого мнения: «Этот мастер обладал неповторимыми взрывными действиями. Его финты и обводка, чёткие броски приносили команде ощутимый успех.

Но убеждён, что всего этого было бы недостаточно, чтобы ярко играть за классную команду сегодня. У Боброва всегда ощущался холод к коллективной игре, он тяжело и порой даже неумело расставался с шайбой».

Объективен, на наш взгляд, был Виктор Тихонов. В своей книге «Хоккей: надежды, разочарования, мечты» он рассуждал: «Всеволод Бобров или Борис Майоров? Анатолий Фирсов или Хелмут Балдерис? Каждый хорош для своего времени, для своего хоккея. Конечно же, те, кто пришёл в хоккей позже, скажем, Хелмут Балдерис или Иван Глинка, освоили всё, что умели их предшественники, выступавшие 20-30 лет назад. И Балдерис, и Глинка пошли дальше, они больше знают в хоккее. Но эти мастера, при всём их таланте, в одиночку не смогли бы решить исход матча, принести победу своей команде. А Бобров мог! Вы скажете, что тогда был другой хоккей. Правильно! Поэтому я и не сравниваю спортсменов разных поколений. Каждое время требует своих лидеров».

Приведём и отзыв футбольного маэстро Никиты Симоняна из его книги «Футбол – только ли игра?»: «Его не с кем было сравнить по координированности, виртуозности (только Валерий Харламов мне потом немного напоминал Боброва). Я уже не пропускал ни одного матча с его участием и, хотя ещё не попривык к московским морозам, в любую метель и стужу ехал на “Динамо”, где у Восточной трибуны была площадка для хоккея с шайбой.

Когда слышу, что Бобров не сыграл бы в сегодняшний хоккей, не могу согласиться даже со специалистами. Он мог освоить всё. Брал в руки теннисную ракетку и прекрасно играл в теннис, брал ракетку для настольного тенниса и мог потягаться с классным игроком. Когда у него в руках бывал бильярдный кий, не сразу находился равный по силам соперник. Во всём был талантлив.

Так и видишь его на хоккейной площадке. Незабываемое зрелище. Однажды, когда он обходил одного игрока за другим, стоявший рядом со мной на трибуне Коля Котов, центральный защитник из “Крылышек”, воскликнул: “Смотрите внимательно и запоминайте: это Пушкин в хоккее. Второй Бобров родится не раньше чем через сто лет!”

Да, родилось потом много прекрасных хоккеистов, а Бобров не померк...»

И Бобров, и Шувалов впоследствии говорили о том, что они были в силах продолжать выступления. Это подтверждает Владимир Пахомов: «Единственный человек, с кем Бобров никогда не мог пойти на компромисс, был Тарасов, которому он ничего не прощал, возмущался его отношением к ветеранам. “Если бы не Тарасов, я бы ещё несколько лет поиграл” – такое я слышал от Всеволода часто».

Меж тем 27 октября 1956 года матч между армейцами и московским «Динамо», который закончился с редким для хоккея счётом 0:0, стал последним для знаменитой тройки, проведённым ею в полном составе.

В том сезоне команда Тарасова уступила победу в чемпионате «Крыльям Советов». Список лучших бомбардиров возглавил лидер чемпионов Алексей Гурышев, поразивший ворота соперников 32 раза. С 17 шайбами Бобров не вошёл в десятку...

При этом навсегда осталось в истории отечественного хоккея его достижение образца 1948 года. 52 шайбы забросил тогда Всеволод Бобров в 18 матчах. Потребовалось 15 лет, чтобы этот рекорд превзошёл Вениамин Александров. Но свои 53 шайбы он провёл, сыграв в 37 матчах. И вот в чемпионате России 2017 года новым рекордсменом стал Сергей Мозякин. Для того чтобы забить 55 шайб, потребовалось участие в 77 матчах.

Однако возможно и другое толкование. К результату Боброва в матчах чемпионата следует прибавить три шайбы в кубковых встречах. Тем самым Бобров продолжает оставаться рекордсменом. Мозякин лишь догнал его. Ведь и Сергей часть своих «рекордных» шайб забросил в дополнительном турнире – матчах плей-офф Кубка Юрия Гагарина.

Итогом славной спортивной карьеры Всеволода Боброва стало награждение его в 1957 году орденом Ленина.

Свен Юханссон-«Тумба» был признан лучшим хоккеистом Швеции XX столетия. Как следует из книги Николая Вуколова «Москва – Стокгольм: хоккейные перекрёстки», «Тумба» на вопрос журналиста, кто был самым сильным советским хоккеистом, ответил не раздумывая: «Бобров». И добавил: «Старшинов тоже был хорош!»

Тот же журналист поинтересовался у звезды чехословацкого хоккея послевоенных лет Владимира Забродского: могли бы он и Всеволод Бобров сыграть в те годы в НХЛ? Забродский ответил: «Да, думаю, что смогли бы. Вспомним первую серию матчей СССР – Канада в 1972 году. Советские хоккеисты были лучше канадцев в катании, в технике игры. Это ведь их огромная заслуга в том, что НХЛ шире открыла двери для европейцев, за океаном после той серии поняли, что без Европы их хоккей будет пресноват и не сможет развиваться».

Для игроков первой тройки начался новый жизненный этап. Все они занялись тренерской работой. И если Всеволод Бобров постоянно разрывался между футболом и хоккеем, то Виктор Шувалов и Евгений Бабич определились сразу – хоккей. Виктор Шувалов пробивался в тренерской работе самостоятельно, а вот Евгений Бабич нуждался в поддержке Боброва.

Напомним, что Всеволод видел в своём друге расположенность к тренерской работе, поэтому как мог, способствовал его продвижению. Когда Бобров находился во главе футбольной команды ВВС, Бабич, закончивший играть в футбол в 1950-м, наряду с Иваном Щербаковым являлся его помощником. А в хоккейном сезоне 1953 года, когда Бобров не мог выступать, именно Бабич отвечал за подготовку команды и привёл её к третьему подряд чемпионству.

Однако не будь рядом Всеволода Боброва, состоявшего в дружеских отношениях с Василием Сталиным, спортивная карьера Бабича могла оказаться под угрозой. В декабре 1950 года во время матча между ЦДКА и ВВС он в единоборстве с Николаем Сологубовым ткнул того черенком клюшки и пробил тонкую кишку. Сологубов перенёс сложную полостную операцию, после чего много месяцев восстанавливался.

Как уже говорилось, в сентябре 1950 года одновременно с Бобровым Бабич получил звание майора. Но после произошедшего приказом министра обороны с формулировкой за «нарушение правил игры в хоккей» был разжалован в капитаны. Правда, 28 января 1952 года майорское звание Бабичу было возвращено.

По протекции Боброва в 1959 году Евгений Бабич возглавил команду ЦСКА по хоккею с мячом. Ранее под руководством Владимира Меньшикова она трижды становилась чемпионом СССР и наряду с московским «Динамо» и свердловским СКА входила в число ведущих в стране.

Формально армейские «русачи» под началом Бабича продолжали оставаться в этом статусе (входили в число призёров) в те два сезона, когда он являлся старшим тренером. Однако сохранить сплочённый коллектив новый тренер не сумел. Вспыльчивый и самолюбивый, Бабич постоянно конфликтовал с ветеранами команды, делая ставку на своих выдвиженцев. Под разными предлогами из команды были удалены или ушли по своей инициативе игроки, составлявшие её костяк, – Геннадий Водянов, Виктор Чигирин, Лев Шунин, Анатолий Филатов. Из спортсменов, приглашённых на их места, высоким уровнем мастерства обладал только Михаил Осинцев.

Этот малоудачный опыт не насторожил армейских спортивных руководителей. Вновь Всеволод Бобров выступил в роли ходатая за своего друга, и к сезону 1962 года Бабич готовил команду ЦСКА по хоккею с шайбой.

Она переживала тогда в буквальном смысле смутные времена. Диктат Тарасова в предыдущем сезоне до предела обострил его отношения с игроками, которые взбунтовались. В декабре 1960 года Тарасов был отправлен в отставку. Место старшего тренера занял Александр Виноградов, но фактически верховодил в команде Николай Сологубов. Виноградов привёл команду к чемпионскому званию, однако за дисциплинарное нарушение был отстранён.

Тогда-то и появился во главе армейских «шайбистов» Евгений Бабич. Для подстраховки в качестве начальника команды в неё был направлен опытный футбольный специалист Григорий Пинаичев. Но и это не помогло. И здесь у Бабича возникли трения с игроками. Его метания не находили понимания внутри команды. Он зачем-то стал перетягивать в неё армейских «русачей» – своего протеже Михаила Осинцева и Анатолия Панина. У Сологубова, как выразился Владимир Пахомов, «заговорило вроде бы затихшее воспоминание о колюще-режущем ударе Бабича на свердловском льду».

Сговорившись «сплавить» Бабича, часть хоккеистов под влиянием своего вожака Сологубова намеренно слабо сыграли 21 ноября 1961 года в матче с московским «Динамо», что привело к разгромному поражению со счётом 5:14! После такого унижения армейские руководители немедленно убрали Бабича из команды.

Вскоре Бабич был назначен старшим тренером ленинградского СКА, но и там продержался немногим более сезона. Он и в дальнейшем пытался проявить себя на тренерской работе, но тщетно.

Остаётся констатировать, что Бобров заблуждался, полагая, что у Бабича есть тренерские способности. А вот в другом своём утверждении – о житейской хрупкости своего товарища – Всеволод оказался прав. К сожалению...

Елена Боброва в одном из интервью подчёркивала: «Женя для многих являлся загадкой. Эмоциональный, очень легко впадающий в минор, как он мог быть “звездой” в столь мужественном виде спорта, как хоккей? Однако мог. Не раз и не два слышала, как после какой-либо заурядной неприятности Бабич приговаривал как заклинание: “Нет, так жить нельзя. Покончу с собой к чертям...”».

По воспоминаниям друзей, последние два года жизни Евгений Бабич не мог совладать с нервами, постоянно жаловался на неустроенность. Не отличавшийся деликатностью Алексей Гринин тогда и прозвал его «Нужда». Бабич мучительно ревновал жену. Он был крепко к ней привязан, но брак дал трещину. Двухкомнатная квартира на Песчаной улице превратилась в коммунальную. У обоих появились новые избранники.

Елена Боброва рассказывала: «Женя недолго выдержал новую “любовь”, выпроводил её. А Ритке всё грозил: “Если ты меня окончательно бросишь, я покончу с собой!” Она никакого значения этим словам не придавала, у неё уже Эдик в голове был...»

В конечном итоге 51-летний Евгений Бабич привёл свою угрозу в исполнение...

«Бобров как-то сразу постарел, изменился, когда узнал о неожиданной кончине Евгения Макаровича», – отметил Владимир Пахомов.