Текст книги "Всеволод Бобров"

Автор книги: Михаил Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

ГРИГОРИЙ ФЕДОТОВ

Странно, что при многократных упоминаниях о поездке Боброва в Югославию никогда не говорилось о том, что вместе с ним там находился Григорий Федотов. Он перенёс операцию на руке. Травма плечевого сустава не давала ему покоя с 27 октября 1940 года, когда состоялся матч с московским «Спартаком». Прочитать о том, что тогда произошло, можно только в «Книге прощания» (сокращённый вариант – «Ни дня без строчки») Юрия Олеши, известного в основном как автора «Трёх толстяков».

Большой любитель футбола, Олеша писал: «Так как я очень люблю капитана “Спартака” Андрея Петровича Старостина, то мне хотелось, чтобы выиграл “Спартак”. Это по дружбе, из чувства симпатии к очень милому человеку. Но спортивно мне хотелось, чтобы выиграл ЦДКА, так как там играет поражающий меня центрфорвард Григорий Федотов. Этот Федотов, действительно великолепный игрок, является сейчас сенсационной фигурой в Москве. О нём знают и говорят даже те, кто не ходил на футбол...

Примерно на десятой минуте, в то время, когда у ворот “Спартака” произошла свалка, вдруг Федотов отделился от общей кучи игроков у самых ворот и стал отходить к лицевой линии, уже по виду не участвуя в игре.

Он шёл, согнувшись, видимо, страдая, и держал левой рукой правую руку у плеча, и эта рука, видимо, повреждённая, висела неестественно прямо по направлению к земле и выделялась на всей его фигуре этой неестественной для согнутой фигуры прямизной. Рука в красном, обтягивающем рукаве.

Федотов вывихнул руку.

Игра не остановилась. Федотов вышел за лицевую линию, его окружили сразу устремившиеся к нему люди, среди которых был врач с повязкой и с чемоданом. Федотов, как это видно было, сдерживал себя, чтобы внешне не выразить страдания, сел на скамью, и, когда к нему кто-то из окружающих нагнулся, он приткнулся головой к этому человеку. Так ему было больно. Сразу очутившись вне игры, то есть сразу сделавшись обыкновенным человеком и, кроме того, ещё страдающим, он не мог остаться в положении человека, легко одетого и не чувствующего в холодный день холода, и поэтому на него тотчас набросили чью-то кожаную с белым меховым воротником куртку.

Всё время продолжалась игра, и сама по себе продолжалась сцена у лицевых ворот, где на скамейке, окружённый людьми, сидел знаменитый игрок, над которым склонился проделывающий какие-то манипуляции врач. Потом Федотова, который шёл, так же согнувшись, как он уходил с поля, и так же поддерживал у плеча прямо висящую руку, повели вдоль северных трибун. Из-под висящей на нём кожаной куртки виднелась кусками его яркая одежда футболиста.

Обычно когда игрок покидает поле, этот путь освещается в направлении подземного хода, находящегося в восточном углу поля, откуда обычно выбегают перед началом матча футболисты. Но Федотов что-то сказал тому, кто его вёл, и они свернули с середины пути к главному выходу, откуда входит на трибуны публика. Может быть, ему, как вызывающему у зрителей обычно интерес славы и победы, не хотелось, чтобы его видели и наблюдали за ним в то время, когда он находился в положении, которое могло вызвать не тот интерес, а другой, связанный с тем, что он страдает. Ему, видимо, не хотелось, чтобы на него глазели».

А теперь выслушаем другого очевидца случившегося – жену футболиста Валентину Ивановну, которая в интервью «Спорт-экспрессу» в августе 1995 года рассказывала:

«Он как к воротам выходил, редко когда гол не забивал. Вот и тогда к воротам прорвался, а кто-то из спартаковских защитников возьми да и схвати его за руку, чтобы Гриша выпрыгнуть не смог на верховой мяч. Ох и больно же ему тогда было!

Но не думаю, что ему хотели травму умышленно нанести. Да и сам Гриша потом за своего обидчика вступался, жалел его, когда тому пеняли, что такого игрока травмировал: “Чего вы на человека напустились? Это же футбол”...

Когда руку ему травмировали, попросил, чтобы я ему сшила резиновый бандаж. Наденет его на руку и – вперёд. Все мышцы оторваны, а он – вперёд. Ребята просят: “Гриша, ты только выйди, одним своим присутствием нас вдохновишь. А гол забьёшь – уходи, отдыхай”. И верно, он гол забьёт и уходит.

В Югославии ему операцию сделали. Вытащили из верхней части ноги две мышцы и связали ими две кости в плечевом суставе. Вроде всё приросло нормально, но только потом после каждой игры он ночью не мог долго уснуть. Из-за боли.

– А финал Кубка СССР 44-го года помните? Это, наверное, был тот случай, когда Федотов, вняв просьбам товарищей помочь команде, позднее пожалел о своём благородстве...

– У него перед игрой был перелом малой берцовой кости и трещина в другой. Врачи выдали ему справку, что он может бегать по прямой. Представляете? После матча Грише сделали рентген, показавший уже перелом обеих костей. Как он мог играть с двумя переломами?!

Это просто не укладывается в голове. А как он мучился со своей рукой! Она ведь выскакивала всякий раз, когда он открывал дверь. А он всё терпел. Терпел и играл».

И в самом деле, можно ли играть с переломом ноги? Не утрировала ли Валентина Ивановна?

Сам Григорий Федотов в «Записках футболиста» о своём участии в финале Кубка 1944 года высказался так: «Мне кажется, что здесь, как я понял потом, была допущена ошибка. Не думаю, что она решающим образом повлияла на исход состязания, но всё же своё действие определённо оказала. Дело в том, что команда настаивала на моём непременном участии в игре. Я же перед встречей был не совсем здоров: побаливала нога, ушибленная в предыдущей игре. Команда, вместе с тем, привыкла ко мне. Конечно, товарищи не требовали от меня игры выше сил. Они говорили, что приложат все усилия, чтобы моё участие в игре было облегчённым. Я знал, что так оно и будет, к тому же мне самому очень хотелось сыграть. Какой же настоящий футболист откажется от игры, а тем более в финальной встрече на Кубок! Я поспешил присоединить свою просьбу дать мне сыграть. Тренер неохотно, но всё же дал согласие...

Недостатка в желании отыграться, выиграть у нас, конечно, не было. Нельзя было тут особенно винить и мою ушибленную ногу. Повторяю, я забыл о ней и, как мне казалось, играл в полную силу...»

В словах Федотова видится некоторая нарочитость. Постарался, видимо, делавший литературную запись Михаил Александров. Хотя, конечно, «ушибленная нога» и перелом – не одно и то же. И всё-таки показалось странным, что такой искушённый тренер, как Аркадьев, дал согласие на участие в игре травмированного футболиста.

Подтверждение правильности этих подозрений удалось обнаружить в книге Валентина Николаева: «Григорий Иванович был травмирован – трещина берцовой кости. Все ребята очень за него переживали и, как один, считали, что он не должен выходить на поле во избежание серьёзных последствий. Высказывались соображения, что команда – боеспособный коллектив – и способна и в отсутствие выдающегося мастера показать хорошую игру и победить. Говорили об этом самому Григорию Ивановичу, и он с нами соглашался. Такого же мнения был Борис Андреевич Аркадьев, но подвергся сильному давлению со стороны руководства, требовавшего выставить Федотова на матч. Наш наставник как мог сопротивлялся, но всё решили врачи, сообщившие начальству, что Григорий Иванович играть может. Я же и сегодня считаю, что в этом был наш промах, главным образом, психологического плана. Если же говорить о том, как играл тогда наш лидер, то во имя истины не могу не сказать о том, что он побаивался вступать в единоборства, бить больной ногой».

Не прошёл мимо того случая и Михаил Якушин: «Я знал, что накануне Федотов получил серьёзную травму колена, и, сидя на трибуне, несколько удивился, когда увидел, что он выходит на поле. Сцену, которая происходила накануне матча в армейской команде, я себе представил точно.

ЦДКА впервые в своей истории вышел в финал. Игра почётная, престижная, всем хочется в ней выступить, а особенно лучшему футболисту команды. Он сам ещё колеблется, но товарищи уговаривают: “Гриша, выходи играть. Мы, если что, поможем тебе, всё равно их обыграем, ведь финал Кубка...”

ЦДКА в тот момент был действительно сильнее “Зенита”. Федотов, видя такое настроение партнёров, согласился и допустил грубейшую ошибку. Армейцы весь матч играли вдесятером. Федотов и больной ногой ничего не мог сделать, и здоровой, так как опоры не было...»

Вернёмся, однако, к травме Федотова, которую описал Юрий Карлович Олеша.

Человек бесконечно добрый, Григорий Федотов своего обидчика жалел, а наивной души Валентина Ивановна полагала, что травму мужу нанесли неумышленно. Она заблуждалась. Много ли нужно, чтобы вывести соперника из строя подлым приёмом? Надо только знать, как это сделать незаметно от судьи.

В том случае злоумышленником являлся игрок «Спартака» Тучков. По иронии судьбы полный тёзка Федотова – тоже Григорий Иванович. Тучков дёрнул Федотова за руку во время прыжка, о чём поведал автору книги вратарь ЦДКА Владимир Венёвцев, находившийся тогда в запасе. Пути Господни неисповедимы – в послевоенные годы Тучков играл за ЦДКА.

Как известно, долг платежом красен. Не все были столь простодушны, как Федотов. Анатолий Мурадов приводит фрагмент монолога вратаря футбольного «Спартака» Алексея Леонтьева: «Вот Якушин, Михей. Я его считаю гениальным спортсменом. Игроков с таким умом больше не было. И хитрый был – страшно. Но в игре не брезговал ничем. Мог технично сделать кому-нибудь накладку или ногу подставить так, что мениск мог тут же выскочить. Помню, играл у нас Гриша Тучков. Михей называл его “стальным”: и так, говорит, ногу ставлю – хоть бы что, и так – хоть бы что, ну ничем его не возьмёшь. Вот не брезговал... А игрок был – от Бога».

Спору нет, прав был Алексей Иванович. Не должно быть в спорте разного рода нечестных приёмов и ухищрений. Но не всё, видимо, из ворот ему было видно. Якушин знал, кто чего стоит. Совсем неспроста он «охотился» именно за Тучковым...

Несмотря на операцию, у Григория Федотова развился так называемый привычный вывих плечевого сустава.

Читаем у Анатолия Салуцкого: «Это означало, что травма могла периодически повторяться. Особенно сильно Федотов пострадал в 1948 году в матче против ленинградского “Зенита”. Он столкнулся с полузащитником Левиным-Коганом, упал и снова получил чрезвычайно болезненный вывих плечевого сустава. Врач ЦДКА Искандер Файзуллин не рискнул вправлять плечо в медпункте стадиона, поскольку Григорий Иванович незадолго до этого перенёс операцию.

На “Скорой помощи” Федотова немедленно доставили в Ленинградский травматологический институт, где врачи долго, но безуспешно пытались “вставить” плечо на место. Наконец пришёл какой-то пожилой травматолог, осмотрел Григория Ивановича и велел... положить его на пол. А сам стал снимать с правой ноги сапог. Потом лёг на пол рядом с Федотовым, сунул ему под мышку свою пятку и сильно дёрнул его за правую руку.

Плечевая кость встала на место, и Федотов поднялся с пола вполне здоровым. Это был старый пироговский способ “валета”, которым ещё в прошлом веке вправляли плечевые суставы».

«Бобров был на шесть лет моложе Федотова, – писал Владимир Пахомов. – Для него, воспитанного в почтении к старшим, особенно пользовавшимся большим уважением окружающих, это являлось существенной причиной для соблюдения некоторой дистанции с Федотовым, которого в 30-летнем возрасте называли в команде не иначе как Григорием Ивановичем. Тот приезжал на предматчевые сборы на Ленинских горах с женой и маленьким сыном. Общих интересов за пределами футбольного поля у семейного человека и молодого парня, расположенного к поступкам, свойственным его возрасту, не было».

Григорий Федотов пользовался огромным авторитетом в футбольной среде. И не только в футбольной. В знак благодарности за успешную игру в составе «Торпедо» в турне по Франции в 1938 году директор Московского автомобильного завода Иван Алексеевич Лихачёв предоставил ему комнату в одном из ведомственных домов. Был он единственным из команды, кто к 1945 году имел своё жильё. Опережал Федотов своих партнёров и по числу звёздочек на погонах.

Валентина Ивановна рассказывала: «Гриша со многими торпедовцами дружил, не только со ставшим тренером Виктором Масловым. Мы в Москве на улице Машиностроителей жили, и автозаводцы там же. После игры любили к нам приходить. Сидели допоздна, все матчи обсуждали...

К нам домой кто только не захаживал. Ну, армейцы это само собой. Спартаковцы очень Гришу любили, особенно Старостины и особенно Николай Петрович. Если “Спартак” куда ехал за рубеж, они Федотовым усиливались в обязательном порядке. Подходил он этой команде, да и Гриша сам мне говорил: “Валюша, ты понимаешь, ближе мне ‘Спартак’, чем ЦДКА. Там хочу играть”.

Его ведь и перед армией звали в “Спартак”. Когда срок службы закончился, это в сороковом году было, решил он перейти туда, куда звали. Посоветовался со мной. Не знаю, говорю, делай так, как тебе будет лучше. Поехали мы в Сокольники, где на лыжной базе ЦДКА тренировался. Заходим в комнату, а там ребята сидят, его ждут. Головы у всех опущены. Гринин встаёт и говорит, ко мне обращаясь: “Валя, если он уйдёт, у нас же вся команда распадётся, не будет больше ЦДКА”. Говорит, а у самого голос дрожит и в глазах слёзы стоят. И не только у него. Не выдержал Гриша: “Остаюсь”. Не мог он отказать, если ребята просили».

Спартаковцы и в самом деле мечтали заполучить Федотова не только для зарубежных вояжей. Для Николая Петровича Старостина Григорий был своего рода футбольной иконой.

Спартаковский патриарх в своих мемуарах «Футбол сквозь годы» поведал, что впервые услышал о нём весной 1937 года, когда в парилке Сандуновских бань с ним рядом оказался известный футболист Константин Блинков, имевший отношение к команде «Металлург»: «Найден игрочина, каких ещё Москва не видела. Этот малый из Ногинска утрёт нос всем нашим атаманам. С первого взгляда видно, что игрок от Господа Бога. Фамилия Федотов. Словами не расскажешь. Приходи, увидишь. А когда увидишь, то спать не будешь, пока в “Спартак” не перетянешь. Я заприметил его ещё осенью, но, конечно, молчал, а сейчас он на левом краю “Металлурга” в Сочи чудеса творит...»

В подтверждение приоритета «Металлурга» в открытии Федотова приведём фрагмент из книги Татьяны Любецкой о братьях Аркадьевых: «Борис Андреевич вспоминал, как однажды его команда приехала на товарищескую встречу в Глухово и там на поле он увидел нескладного, косолапого парня. Но лишь только “косолапый” овладевал мячом, как сразу же преображался в виртуоза, у которого получалось абсолютно всё».

Старостин-старший признавался: «Я сразу поверил, что Федотов – звезда, которую проглядел наш “Спартак”, третий год играющий без настоящего левого края.

Если меня спросят, кто лучший из лучших в советском футболе, отвечу: Григорий Федотов...

Чего, например, стоил первый гол непобедимым баскам, забитый им так, что и сейчас не верится! Мяч непостижимо влетел в ворота с самой лицевой линии. Вот и верь после этого, что резаный удар “сухой лист” изобретён в 50-х годах в Бразилии. На двадцать лет раньше им уже владел Григорий Федотов.

На Антверпенской рабочей олимпиаде он обеспечил победу в турнире “Спартаку”. В решающей встрече с командой Барселоны Григорий одного за другим обвёл всех испанских защитников и протолкнул мяч в сетку. Мы победили 2:1. Через несколько дней в Париже с его помощью был взят Кубок парижской выставки».

«Этот виртуоз с лицом васнецовского Иванушки стал бы бесценным украшением для любой сильнейшей профессиональной команды мира», – писали о Федотове французские газеты.

Автору этих строк довелось услышать рассказ о поездке автозаводцев во Францию из уст её участника Вячеслава Орлова. Как и в составе «Спартака», лучшим в «Торпедо» оказался Григорий Федотов. И в этом случае он внёс решающий вклад в победу над сборной рабочих клубов Французской Ривьеры – 6:1. Григорию удалось поразить ворота в падении коронным ударом с лета. Восторженные болельщики на руках донесли его до раздевалки...

Вот другой фрагмент из мемуаров Николая Старостина: «В своё время я не мог налюбоваться игрой Григория Федотова. Не в том дело, что он забивал имевшие дорогую цену голы, и даже не в том, что, наблюдая за ним, нельзя было не испытывать эстетического удовольствия. Федотов надолго предвосхитил футбол будущего, внёс в игру столько нового, сколько не снилось самым прозорливым тренерам.

Ещё в довоенное время он с безошибочной разумностью, непринуждённо действовал согласно требованиям обстановки, умел сыграть либо индивидуально, либо строго в командных интересах. С ним все партнёры играли хорошо, во всяком случае, лучше, чем в его отсутствие. Он быстро подмечал, кто в чём силён. Если, скажем, у его товарища уверенный удар с правой ноги, можно было не сомневаться, что Федотов откинет ему мяч под эту ногу. В пору жёстких тактических схем наперекор общепринятому он со своего левого фланга уходит и в центр, и направо – как ему подсказывает интуиция.

Он первым в нашем футболе начал забивать мячи головой в падении. Стал постоянно пользоваться резаными ударами, когда о “сухом листе” никто и понятия не имел. У него был оригинальнейший бег, он бежал не выпрямляясь, и как бы приседая, и, чем более всего обескураживал защитников, неуловимо менял скорость: разгонится, приостановится и снова рванётся...

Хорошо помню, что уже в 1937 году Федотов имел собственное мнение по всем игровым вопросам, учить его было нечему. А был ему тогда 21 год. Он на удивление рано постиг суть игры, оригинально, остро истолковывал тактические моменты. Федотова в ту пору, когда он из Ногинска перебрался в столицу, нельзя было назвать человеком особо развитым и начитанным. Но он был, я бы выразился, хитро-весёлым, всё ловил с полуслова, быстро схватывал, точь-в-точь как на поле, в игре».

Не склонный к сантиментам Михаил Якушин внёс свою лепту: «Это был настоящий футбольный самородок. Технике его специально никто не учил, но он тем не менее благодаря своему природному дару управлялся с мячом так, что любо-дорого было глядеть. Когда Федотов, скажем, принимал мяч, он одним движением и останавливал и подготавливал его для дальнейших действий.

Лёгкий, как ветерок, Федотов в мгновение ока срывался с места с мячом, так что защитники только его и видели.

Всё он на поле делал без напряжения. Удары с лета и с земли, передачи партнёрам выполнял безукоризненно».

В 1940 году сборная Москвы, созданная на базе «Спартака», побывала в Болгарии, где разгромила своих соперников: «Славию» со счётом 6:1, а сборную Болгарии – 7:1. В обоих поединках Григорий Федотов забивал по три мяча, став героем турне. Его заслуги были отмечены званием заслуженного мастера спорта и именными золотыми часами с гравировкой «Отличному футболисту Красной армии, лейтенанту Григорию Федотову от наркома обороны маршала С. Тимошенко».

Михаил Якушин вспоминал ту поездку: «Там и пришлось сыграть мне вместе с Федотовым. Друг друга на поле мы поняли сразу и получили удовольствие от совместной игры. На нашу с ним долю пришлось девять мячей, забитых в результате просто-таки идеального взаимодействия.

К сожалению, Федотов вскоре получил тяжёлую травму... Врачи зафиксировали привычный вывих плеча. Играть ему стало непросто: малейшее столкновение приводило к возобновлению травмы... Поэтому на поле он выходил теперь с некоторой опаской. Вскоре после войны другой защитник-костолом серьёзно повредил Федотову колено. После этого, конечно, его возможности стали ограниченными, и он в основном только подыгрывал партнёрам. И хотя делал это мастерски, прежнего блеска и разнообразия в игре Федотова уже не было».

Кто мог оценить игру Григория лучше, чем Борис Аркадьев, под началом которого Федотов отыграл в общей сложности восемь сезонов. В книге «Тактика футбольной игры» он писал: «Лучшим центральным нападающим до полученных им травм колена и плеча был, бесспорно, Григорий Федотов, обладавший полным набором качеств, необходимых для этого амплуа».

Обратимся к книге Татьяны Любецкой: «Его основным “коньком” Борис Андреевич считал способность совершать удары по воротам в сложнейших ситуациях и из любых положений, а самым знаменитым его ударом – удар с лета. Что же касается федотовских передач, то они были столь точны и своевременны, что принявшему мяч оставалось лишь забить гол. Он вообще очень тонко чувствовал, когда нужно сыграть с партнёром, а когда в одиночку...»

«Как его уважали игроки! – вспоминал Борис Андреевич. – От него исходило какое-то магическое внушение уважения, признания. В игре соперники не решались бить его по ногам. Никому просто в голову не приходило общаться с ним на языке пинков и подножек. А его бег! Быстрый? Да, но не самый быстрый. Впрочем, если он устремлялся на прорыв, то, как правило, уходил от преследователя. Но не в этом, однако, дело. Интересна была сама манера бега – этакий длиннющий, тягучий шаг. Он как бы стелился по полю в отличие от Боброва, у которого была высокая посадка, высокий вынос колена...

А если Федотову случалось оказаться в защите – к примеру, команда ведёт, до конца игры остаётся немного времени, и, чтобы не пропустить гол, нападение оттягивается назад, уплотняя тылы, – он был очень похож на защитника и так искусно отбирал мяч и разрушал “вражеские” комбинации, что могло показаться, будто он всю жизнь только и играл в обороне – опять же в отличие от Боброва, который в защите выглядел словно бы не в своей тарелке, ибо был форвард и только форвард “божьей милостью”».

Непосредственным «пострадавшим» от действий Федотова был его будущий одноклубник Константин Лясковский. В книге «Техника ударов» он писал: «Много лет тому назад Григорий Федотов, ещё совсем молодой, малоизвестный даже мастерам, при “первом знакомстве” забил нам, армейцам, такой гол, что мы этого форварда запомнили раз и навсегда.

Было это в матче чемпионата страны между ЦДКА и “Металлургом” в 1937 году. В то время Федотов играл в “Металлурге” на левом краю, а я – центральным защитником в ЦДКА.

Игра сложилась так, что Грише в первой половине не пришлось особенно проявить себя: партнёры мало пасовали ему на левый край. Но вот в конце тайма один из нападающих “Металлурга” прошёл по правому флангу почти до линии ворот и сделал высокую навесную передачу на противоположную сторону в район угла штрафной, где, как мне показалось, совсем безучастно стоял Федотов.

Я бы мог перехватить передачу головой, но мелькнула мысль, что с места, где находился Федотов, гола не забить. И вдруг Федотов сделал молниеносный рывок навстречу мячу и с резким поворотом на опорной ноге, сильно наклонив туловище, ударил по снижающемуся мячу правой ногой. Мяч пулей пролетел мимо меня и, ударившись о землю перед вратарём, влетел в дальний угол».

Аркадий Чернышёв получил известность как хоккейный тренер, но был он в своё время и незаурядным футболистом. Вот фрагмент из его интервью еженедельнику «Футбол-хоккей» (№ 39 за 1971 год): «Я играл до войны в футбольной команде московского “Динамо” центральным защитником. Приходилось опекать таких нападающих, как Борис Пайчадзе и Григорий Федотов. Каждый из них был истинным виртуозом.

На Пайчадзе играла вся команда, поэтому разрушать комбинации тбилисцев было значительно легче. Получив мяч, Пайчадзе нелегко с ним расставался, он обладал великолепным дриблингом, и отобрать у него мяч было сложно. Но я преследовал его, боролся, и часто мне удавалось обезвредить главного форварда тбилисского “Динамо”.

Федотов не терпел однообразия. Каждый ход его был неожидан, не похож на предыдущий: он отлично видел партнёров, не скупился на передачи, сам мог обыграть защитника, пройти вперёд, ударить издалека, остро открыться. Насколько же мне труднее было играть против Федотова!»

Татьяна Любецкая писала: «Можно много говорить о феномене Федотова, изучая нюансы и тонкости его игры. Но весьма важно и то, что его “игровой гений” венчало редкое трудолюбие. Григорий Федотов не уставал отрабатывать на каждой тренировке, казалось бы, уже вполне совершенные удары, приёмы, финты. И позднее тот, может быть, единственный в нашем футболе, кто смог стать рядом с Федотовым, Бобров, скажет о нём: “Мы работали с очень высокой нагрузкой, даже по нынешним временам. Но упорнее всех тренировался Григорий Иванович. Кончится основное занятие, все мы взмокшие, а он и не собирается уходить с поля. ‘Давай-ка постучим по воротам’, – говорит мне и ‘стучит’ ещё час, а то и два...”».

Интересны и рассуждения Льва Филатова: «Довоенный, молоденький, он помнится как левый край “Металлурга” и ЦДКА. Довольно крупный, но какой-то мягкий, легко управляющий телом белокурый парень не зло, по-доброму обводил и обманывал защитников, выскакивал на простор и делал всегда не то, чего следовало ждать, что сделал бы любой другой на его месте, а всё наоборот: вместо удара откатывал мяч назад в центр; вместо паса вдруг бил, низко склоняясь к траве, и мяч по диковинной траектории, огибая вратаря, летел в дальний верхний угол. Этой своей непостижимостью, приводившей тем не менее к желанному результату, он покорял и противников и зрителей. На левом краю он был персонажем из сказки со счастливым концом, Иванушкой, преодолевающим любые хитрые козни.

Потом мы увидели его центральным нападающим, и начались чудеса похлеще. Здесь, будучи наречен главной фигурой, он и матча не взял, чтобы обвыкнуть. Его талант оказался разносторонним, неисчерпаемым. Федотов стал лидером команды по праву своего искусства, лидером покладистым, терпеливым, прекраснодушным, не стремившимся к самовластью, как иные записные бомбардиры, жадно требующие игры на себя.

Он забивал сам и давал забивать другим. А забивал он, как никто другой. Казалось, он не прилагает никаких особых усилий. Так, ненароком уловит мгновение и ударит, склонив тело на сторону, чтобы мяч удобнее вошёл в подъём его большой ноги. При этом ни мощного движения, ни пушечного выстрела, ни рывка, когда от топота гудит земля, нет, всё мягко, незаметно, а мяч – в воротах, и только по резко переломившемуся телу вратаря можно было понять, какой силы и точности федотовский удар.

Попал, и никакого торжества или вызова. Возвращается не спеша к центру человек, знающий, что он сейчас сделал то, что делать умеет, и готовый сделать это снова. Он умел забивать с неочевидных позиций, что обманывало защитников. Он умел посылать послушный мяч не в заманчиво открытый ближний угол, где его можно настичь броском, а в неудобный дальний, чем приводил в отчаяние вратарей.

Хоть и забил он первым сто мячей в матчах чемпионатов и носит Клуб бомбардиров его имя, прелесть федотовской игры не исчерпывается попаданиями. О нём как-то даже неловко сказать, что он был техничен. Техничность подразумевает выучку, владение набором известных приёмов. Выучки у Федотова не ощущалось, он всё делал так, как ему удобно. Потому и не был он ни на кого похож, потому и труден был для защитников...

Мы часто толкуем о футбольной талантливости. У Федотова, самоучки из посёлка Глухово, дарование было настолько очевидным, что о нём иначе как “рождён для футбола” и не отзовёшься. Именно и только для футбола».

Валентина Ивановна Федотова вспоминала: «Бывало, напишут про него в газете, я почитаю и его зову, а он отнекивается. Не любил про себя читать. Не любил, когда хвалят. Зато любил недостатки у себя искать. Ночью, бывало, не спит, ворочается. “Ну, чего ты ворочаешься?” – “...A вот тогда, помнишь, ну когда я пас отдал, может, стоило самому ударить... Тот мяч головой надо было бить”. Он мог бесконечно футбольный матч в памяти прокручивать и корить себя за ошибки...

Я когда с ребятами встречаюсь, часто плачу. Это хорошие слёзы. Все вспоминают Гришу добрым словом. Тот же Башашкин считает своим тренером Федотова. А как Гриша Разинского тренировал! Перед ударом говорил, куда будет бить, и всё равно забивал. Удар у него, сами знаете, какой был. Гриша всем помогал. Не кричал во весь голос на поле, когда кто-то ошибался, а тихонечко подходил и всё один на один объяснял».

Интересное, хотя и не бесспорное сравнение представил Анатолий Салуцкий: «Когда Григорий Иванович играл на месте левого крайнего нападающего, он беспокоил вратарей сравнительно мало, лишь создавая голевые ситуации для партнёров. Но переместившись в центр, стал забивать значительно больше голов. Вратари хорошо знали знаменитый федотовский удар с “полулёта с поворотом”. Но этот удар шёл главным образом с правой ноги, и когда Федотов замахивался, опытные голкиперы понимали, что мяч пойдёт в правый угол, потому что Григорий Иванович уже не мог изменить направление удара.

И совершенно иначе бил по воротам Всеволод Бобров.

У этого форварда был необычайно подвижный коленный сустав, что позволяло ему изгибать бьющую ногу наподобие пропеллера и при одном и том же замахе направлять мяч в разные стороны. В какой-то мере удар Боброва можно было сравнить с действиями игрока в настольный теннис, который держит маленькую ракетку двумя пальцами и в самый последний момент движением кисти изменяет направление удара.

Всеволод мог повернуть подъём ноги в любую сторону – это сбивало с толку вратарей. Нога у Боброва шла мягко, пластично, стадия подготовки к удару отсутствовала вообще, поэтому угадать, куда полетит мяч, было практически невозможно».

Гулбат Торадзе в своей книге «Футбол на всю жизнь» поведал о малоизвестной странице в истории отечественного футбола:

«Поздней осенью 1946 года предполагался выезд чемпиона страны ЦДКА во Францию для проведения товарищеских игр. И вот в Тбилиси собрался весь цвет советского футбола.

В одной двусторонней и двух тренировочных матчах с местными второразрядными командами в линии нападения переиграли вся пятёрка ЦДКА во главе с оправившимися от травм Федотовым и Бобровым и “занятые” из других команд Бесков, Трофимов, Карцев, С. Соловьёв, Пайчадзе, Пономарёв.

Особенно блистал Федотов, забивший несколько мячей из немыслимых положений. Бобров же, видимо, не желавший ему уступать, тоже дважды поразил ворота, причём один раз – фантастическим образом: в падении через себя.

Однако, к всеобщему огорчению, зарубежная поездка не состоялась, была отменена приказом “сверху”. Начиналась холодная война.

А жаль. Думаю, что эта сборная (лучшая, на мой взгляд, в истории) была в состоянии победить любую европейскую команду. В первом из тренировочных матчей с тбилисским “Локомотивом” (5:2) имел место поистине уникальный случай. При счёте 5:0 в ворота сборной был назначен штрафной удар. До ворот 35-40 метров. Тем не менее защита выстраивает стенку. Возмущённый вратарь Никаноров требует убрать её. Какие, мол, здесь могут возникнуть проблемы? Стенка рассыпается. К мячу подходит Гаврош Богателло – обладатель феноменального по силе удара с носка. Об этом знает весь стадион, не знают лишь москвичи. Разбег – и мяч пулей влетает в правую “девятку”. Сконфуженный вратарь достаёт мяч из сетки. Незабываемый кадр!