Текст книги "Всеволод Бобров"

Автор книги: Михаил Щеглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Можно было разве что предположить, что канадцы захотят осуществить задуманное и выставить любителей, усиленных второстепенными профессионалами, как это планировалось при формировании команды на домашний для них чемпионат мира 1970 года.

Старовойтову хорошо было известно категорическое нежелание прежних тренеров сборной встречаться с канадскими профессионалами. Однако летом на очередном конгрессе ЛИХГ он, к своему изумлению, увидел в списках хоккеистов, что в соперники нашей сборной канадцы выставляют лучших своих профессионалов. Не из низших лиг, а из команд Национальной хоккейной лиги!

От прямого соперничества с лучшими профессионалами приходилось уходить под разными предлогами. Наиболее же часто выдвигался тезис о том, что следствием такого контакта может стать запрет на участие нашей сборной в Олимпийских играх, поскольку это идёт вразрез с требованиями Олимпийской хартии, а следовательно, влечёт за собой потерю любительского статуса.

В этой связи уместно обратиться к книге «Пан или пропал!» Евгения Рубина. Он являлся одним из ведущих наших хоккейных журналистов, а в конце 1970-х переехал в США. Все перипетии происходили на глазах Рубина вне зависимости от того, по какую сторону «баррикад» он пребывал: «Затаённую робость перед канадцами Тарасов не мог изжить в себе до конца дней. Хотя при всяком удобном случае бросал канадским профессионалам вызов сойтись с нашей богатырской дружиной в открытом бою и обещал, что “эти самоуверенные, самодовольные, высокомерные профессионалы” будут разгромлены. Всё это, конечно же, нужно было Тарасову для того, чтобы заглушить страх перед родоначальниками хоккея в себе и не дать его заметить другим.

Когда же перспектива таких встреч стала реальной, Анатолий Владимирович спасовал. Чемпионат мира 1970 года был назначен в канадском городе Виннипег. Месяца за полтора до дня открытия канадцы выдвинули ультиматум: либо будет разрешено включать в каждую сборную по девять профессионалов, либо они откажутся от чемпионата. Речь в ультиматуме шла не о тех, кто играет в НХЛ, а о хоккеистах младших лиг, для НХЛ ещё не созревших. Канадцы объясняли: местная публика, избалованная зрелищем профессионального хоккея, не пойдёт на матчи любителей.

Советский представитель в Международной хоккейной федерации запросил Москву, а столичное спортивное начальство – тренеров сборной. Те ответили: не уступать требованию хозяев турнира ни при каких обстоятельствах и просить представителей других соцстран поддержать “старшего брата”.

Предложение Канады не прошло. Пришлось искать страну, желающую принять чемпионат. Такая нашлась – та же самая Швеция, которая проводила его год назад. Канадцы свою команду не прислали. Выиграла первенство сборная СССР – как и всегда, начиная с 1963 года.

Всё же в 1972-м советские хоккеисты с профессионалами сошлись. Да не с простыми, а с избранными, лучшими в НХЛ – командой “Все звёзды Национальной хоккейной лиги”. Но произошло это через полгода после отставки из сборной Чернышёва и Тарасова.

Ту сборную возглавил Бобров – гениальный атлет, которому всё в спорте давалось легко и, может быть, оттого излишне самоуверенный и даже легкомысленный человек. Это он согласился на матчи со “Всеми звёздами” и тем положил начало новой эре в летоисчислении хоккея».

СОБЫТИЕ ВЕКА

В июне 1972 года на «отчётно-выборном» конгрессе в румынском Мамае при согласовании последних формальностей с канадцами о проведении серии матчей Андрей Васильевич Старовойтов, увидев список соперников, потерял сон. Бывший одноклубник Боброва полагал, что соперники выставят команду без громких имён, а на поверку вышло иначе: в представленном ему списке оказались едва ли не все звёзды канадского хоккея.

То, что происходило дальше, описал Анатолий Салуцкий: «Старовойтов опешил и в довольно удручённом состоянии духа возвращался с конгресса в Москву, поскольку предвидел, какие дебаты могут возникнуть вокруг заключённого контракта. И первым человеком, которому он сообщил ошеломляющее известие, был старший тренер сборной Всеволод Михайлович Бобров:

– Сева, вот так всё получилось... – закончил свой грустный рассказ Андрей Васильевич.

Но ответ Боброва был неожиданным:

– Чудак, чему же огорчаться? Прыгай от радости. Представляешь, если мы обыграем этих профессионалов, о которых кое-кто говорит, что они чуть ли не хоккейные “полубоги”? А ведь сможем обыграть, ей-богу, сможем!»

В боевом настроении перед серией пребывал не только Бобров. Для подготовки сборной он привлёк в качестве помощника ещё и Николая Ивановича Карпова.

В беседе с корреспондентами «Спорт-экспресса» (от 4 февраля 2011 года) Николай Карпов делился воспоминаниями:

«– Вы ведь помогали Боброву в сборной на Суперсерии 72-го года?

– Да, Сева пригласил. Я ещё сказал ему: “Выиграем там!”

– Почему?

– Вот и он спрашивает: “Почему?” А канадцы нашу сборную ни в грош не ставили, это по всему видно было. Приехали как-то, посмотрели на нас, посмеялись: у кого свитер рваный, у кого ботинки допотопные. И форму новую нам принесли. Из жалости. Но на льду наверняка о недооценке пожалели. Тем более что мы и физически оказались в порядке. Правда, когда очередь канадцев была в Москву ехать, – уже наш черёд пришёл удивляться.

– Чему?

– Как они готовились! За три с половиной часа до матча приезжали в Лужники. И бились от свистка до свистка. Благодаря чему часто забивали на последних секундах. Кстати, накануне Суперсерии Тарасов выступил в своём стиле – пускай, дескать, ЦСКА сыграет со сборной. Чтоб всем стало ясно, кто должен выходить на профессионалов.

– Согласились?

– Говорю “Бобру”: а что мы теряем-то? Отдадим Тарасову всех армейцев, сами останемся с игроками “Динамо”, “Спартака” и “Крыльев”. И не проиграем. “Тарас” тогда решил, что у него достаточно народу, чтобы со льда уходить через 35 секунд. А ни Петров, ни Михайлов, ни Харламов не умели играть по полминуты!

– А вы что сделали?

– Меняемся через минуту. Все разогрелись, катаются, – 8:1 их хлопнули! Потом едем на сбор, спрашиваю Харламова: “Валер, что с вами?!” – “А я вам расскажу, Николай Иваныч. Сижу на лавке, ‘Тарас’ орёт – выходи, мол. Выхожу. Два раза проехал – шайбу не получил. И слышу: ‘Смена!’ Вот и вся игра”.

– Зачем Тарасову такие короткие смены?

– У него методика одна – “задавить”. А Севка – сам игрок, всё чувствовал. Понимал, где паузу взять – мельтешения не признавал».

Серия матчей СССР – Канада, которая проходила в сентябре 1972 года, стала главным событием столетия в истории хоккея – Суперсерией. В четырёх матчах на катках Канады советская сборная вышла победителем: две победы, ничья и поражение. Начав ответный отрезок с победы, наши хоккеисты затем проиграли трижды подряд. Всякий раз, уступая с разрывом в одну шайбу. Итоги Суперсерии были признаны успешными, что и в самом деле так.

Из ветеранов в сборной остались немногие: защитники Александр Рагулин и Виктор Кузькин, нападающие Вячеслав Старшинов и Евгений Мишаков.

Вспоминая игру своих многолетних партнёров по обороне, трёхкратный олимпийский чемпион Виталий Давыдов в разговоре с автором книги отметил, что был прав, закончив играть в сборной, поскольку защитники следующего поколения выглядели убедительнее его сверстников.

Неустрашимый боец Евгений Мишаков оказался полезен. А вот Вячеслав Старшинов появился на площадке лишь в одном матче – в Торонто, где сборная проиграла. В ту пору он уже являлся старшим тренером «Спартака» и вряд ли был в состоянии поддерживать боевую форму.

В составе Старшинов оказался по протекции Боброва. Как-то Всеволода Михайловича спросили, кого он считает лучшим нашим хоккеистом. Он мог бы, казалось, назвать кого-то из числа выдающихся «технарей» – Вениамина Александрова, Валерия Харламова или Александра Мальцева. Но у Боброва было иное мнение: «Лучшим хоккеистом для меня, бесспорно, является Вячеслав Старшинов. Изумительный боец, игрок, отлично выполняющий и оборонительные функции, прекрасный тактик и техник...»

В книге «Рыцари спорта» Бобров отзывался о Старшинове в восторженных тонах: «Признаюсь, я влюблён в Славу. Влюблён в его спокойную сдержанность, простоту характера, в его рациональную технику, великолепные бойцовские качества, умение быть одновременно и ярчайшей “звездой” и скромным “чернорабочим” хоккейного поля...

Высшим проявлением его мастерства, хоккейной зрелости является способность Славы не только быстро перестраиваться, входить в любую тройку, в любое сочетание игроков, но во всех случаях становиться их вожаком».

О том, чем ему запомнилась та серия, один из её героев Александр Якушев рассказывал: «Сели на сбор в середине августа. Готовились к чемпионату Союза в своих клубах с 1 июля. Месяц – на земле. Без фанатизма. Занозой в голове эта серия не сидела. Страха не было. И накачек тоже. Иногда нам показывали канадские газеты, которые предсказывали нам разгром.

– Канадских игроков знали?

– Только понаслышке.

– Как вас встретили в Монреале?

– Как дорогих гостей. Мы даже паспортный контроль не проходили. Прямо из самолёта нас проводили в автобус, и мы поехали в лучший отель города “Элизабет”. Очень непривычно было представление игроков перед матчем. Каждого называли, зрители подолгу аплодировали...»

Суперсерия началась 2 сентября 1972 года в Монреале. Процедура открытия продолжалась более часа. У наших хоккеистов с непривычки даже ноги затекли. Только представление канадских игроков длилось 40 минут. От одного громоподобного голоса диктора с торжественными модуляциями можно было покрыться мурашками.

Свою реакцию, «мандраж», на представлении команд во время первого матча в Монреале описывал Александр Гусев: «Такое было ощущение, что соперникам рукоплескала вся Канада. Говорю на разминке Валере Васильеву: “Валерка! Как бы нас тут не убили!” Он отвечает, улыбаясь: “Не волнуйся, насмерть-то не убьют”».

Однако справиться со шквалом атак канадцев нашим хоккеистам не удалось. Хозяева уже на 7-й минуте были впереди 2:0. Тем удивительнее оказался итоговый счёт – 7:3 в пользу сборной СССР!

Владимир Шадрин, чьё звено находилось на площадке, когда в ворота Владислава Третьяка влетела вторая шайба, вспоминал: «Первую пропустило звено Владимира Петрова. А через несколько минут вбрасывание, которое мы проигрываем, пас назад под бросок – и 0:2. И в этот момент в голове прокрутилось всё то, что писали американские и канадские газеты. Подумалось, что всё это может сбыться.

Что помогло прийти в себя? Прежде всего спокойствие Боброва. Он был как каменный, только губы покусывал от волнения. И не было на скамейке запасных возгласов типа: “Ну что же? Давайте вперёд!” Наоборот, Бобров говорил нежно: “Покатаемся”, “Поточнее”. И стало получаться. А когда прозвучала финальная сирена, подумалось, что это всё было сном и вот теперь он закончился».

Валерий Харламов прокомментировал те события так: «Бояться мы их не боялись. И не потому, конечно, что считали противников слабаками. Это было бы глупо. Во время предыдущей поездки в Канаду мы видели матчи профессионалов, знали, на что они способны. Но мы верили в себя. Эта вера воспитывалась победами нескольких поколений наших хоккеистов.

К тому же с нами был Всеволод Михайлович Бобров, который в 1954 году был героем сенсационной победы над канадцами, когда также советской команде предрекали поражение. Волновались мы очень. Особенно когда они забили нам два гола. Но тут помог тренер. Авторитет Всеволода Михайловича был для нас очень высок. Возбуждённый, плюхаешься на скамейку во время смены, сделаешь глоток из кувшина, передашь соседу, а напряжение не спадает. И тут взглянешь на Боброва, лицо, как обычно, чуть нахмуренное, но совершенно спокойное, и спокойствие, и уверенность снова возвращаются к тебе».

Андрей Васильевич Старовойтов, который был очевидцем всего происходившего в тот вечер в монреальском «Форуме», рассказывал: «В тренерском деле есть такое понятие, как умение провести матч. Бобров был величайшим специалистом по вопросам проведения матча, управления командой, оценки противника. Он был очень тонким ценителем спорта, умел распознать слабые и сильные стороны противника. Очень значительная доля успеха в той серии принадлежит искусству Боброва как тренера.

Например, канадские вратари играют в иной манере, чем европейцы. Они ожидают прямолинейных действий, поскольку нападающие входят в зону на несколько шагов и при малейшей возможности сильнейшим броском посылают шайбу в сторону ворот. Бобров учил: вы войдите в зону, пусть вратарь выкатится на вас, а вы отдайте шайбу партнёру – ворота будут пустые. Иными словами, у Боброва была поразительная наблюдательность. Он и глобально вопросы решал, но и мелочи не недооценивал...

Бобров не боялся никаких противников, верил в силу советской сборной. Это был железный человек, он не признавал никакого превосходства над нами. Сильный был человек. Патриот».

Корреспондент ТАСС Всеволод Кукушкин находился в тот момент на Олимпиаде в Мюнхене. Смотрел он первый матч вместе с Сергеем Павловым, его заместителем Виталием Смирновым, возглавлявшим Управление игровых видов спорта Валентином Сычом.

В книге «Лидер» он описывал происходившее: «Виталий Смирнов вспоминал, что на пути в телецентр Павлов поделился с ним своими опасениями: “Знаешь, чего я боюсь? Проиграем там 2:4 или 3:5 – ничего страшного, только не 20:0 в их пользу или чего-то подобного”...

После окончания трансляции все, кто находились в просмотровой Гостелерадио, выпили на радостях, в возбуждённо-приподнятом состоянии вернулись в Олимпийскую деревню. Счастью всей команды не было предела. Судьба Павлова и многих его единомышленников была спасена – главный партийный инквизитор лишился аргументов в борьбе с комсомольским выходцем».

Дело было в том, что партийный секретарь по идеологии М. А. Суслов во всеуслышание на секретариате ЦК КПСС пообещал, что в случае проигрыша хоккеистов Павлов “вылетит из партии, со всех постов и даже дворником в Москве не устроится”».

Любопытной была реакция на нежданный успех руководителей сборной, о чём поведал Борис Михайлов в своей книге «Такова хоккейная жизнь»: «Перед матчем с нами встретился руководитель советской делегации Рогульский и заявил, что наша первостепенная задача – крупно не проиграть. К такому заданию никто из нас не привык. Точнее, случилось это с каждым из нас в первый раз в жизни. И неверие в нас в некоторой степени отложило отпечаток на первые минуты встречи в монреальском “Форуме”... Перед второй встречей в Торонто изменилась точка зрения у руководства Госкомспорта. Рогульский заявил, что от команды ждут только победы...»

Конечно, Георгий Михайлович Рогульский, который возглавлял делегацию сборной СССР и на дебютном чемпионате мира в 1954-м, где она стала победителем, развенчав безоговорочных лидеров канадцев, переусердствовал в своей риторике.

В Торонто хозяева взяли реванш – 4:1. Один из героев серии, Александр Якушев, вспоминал: «После поединка в Торонто наш победоносный пыл не угас, нет, разумеется, но он был частично сбит. Что ж, это пошло на пользу. Бобров устроил разбор полётов, жёсткий, объективный, чёткий, без оскорблений. Всё по делу. А Паладьева пристыдил: “ Ну как же Маховлич с тобой разобрался? Как ты позволил себя обыграть один в один?!” Оплошавшего защитника Бобров усадил в запас.

Потом, когда из-за травм Гусева и Ляпкина оставалось в строю только пять защитников, был вынужден выпустить его в Ванкувере, а по возвращении домой вообще вывел из состава. Паладьев в Москве ходил на матчи как простой зритель, только билеты получал от администратора сборной Сеглина. Для Всеволода Михайловича не существовало обстоятельств, при которых он пошёл бы наперекор своим принципам, испугавшись чего-то. Представление о нём как об излишне мягком наставнике ничего общего не имеет с реальностью».

Третий матч состоялся в Виннипеге, где соперники сыграли вничью – 4:4. Заключительная игра канадской части Суперсерии, которая проходила в Ванкувере, завершилась победой советской команды со счётом 5:3.

На страницах «Футбола-хоккея» тренеры нашей сборной поделились экспресс-впечатлениями.

Всеволод Бобров: «Теперь можно признаться, мы не ожидали, что игры окажутся для нас такими успешными. Это, однако, вовсе не значит, что канадский хоккей слабее, чем он казался нам на расстоянии и при взгляде со стороны. Вы сами видели, насколько высок класс хоккеистов, как высока и стабильна их техника, как стоят они на коньках, как ведут силовую борьбу... Нам предстоят трудные игры в Москве...»

Борис Кулагин: «Я тоже уверен, что в Москве нам будет гораздо труднее, чем в Канаде. Там, в Канаде, две школы хоккея впервые встретились на самом высоком уровне. Но мы были в неодинаковом положении. Мы отнеслись к будущему сопернику со всей серьёзностью. Они же нами до сих пор мало интересовались, да и их эксперты, ездившие в Советский Союз смотреть игры наших клубных команд, явно недооценили наш хоккей. Однако равнодушные в первые дни к нашим тренировкам, они затем стали постоянными гостями и следили за нами очень внимательно... Словом, самые тяжёлые испытания нашей сборной впереди».

Борис Михайлов впоследствии отмечал в своей книге: «Безусловно, тем, что советские хоккеисты выиграли первую половину серии, были удовлетворены все. Болельщики, люди из ЦК КПСС и Госкомспорта находились в приподнятом состоянии. Борис Павлович Кулагин, подводя итоги матчей в Канаде, говорил, что если мы сумеем навязать им свою игру, вряд ли канадцы выдержат напряжение высочайшего темпа. Кроме того, канадцы должны были решить вопрос о том, как разобраться с нашим первым пасом, они не успевали перекрыть игрока, его отдававшего. Но хоккеисты, Всеволод Михайлович ни на секунду не сомневались, что в Москве нас ждут ещё более сложные задачи. Так оно и вышло».

Итак, тренеры хорошо понимали, что в Москве сборной придётся едва ли не труднее, чем в Канаде. Но если задетые за живое профессионалы стремились к реваншу, стали проводить двухразовые тренировки, приезжали на матчи в Лужники за три часа до начала и настраивались на игру предельно тщательно, то наши хоккеисты переоценили свои возможности в свете достигнутых успехов. К тому же тренеры предоставили им некоторые послабления.

Об этом поведал в интервью «Спорт-экспрессу» (от 14 сентября 2012 года) Александр Мальцев:

«– Нас Бобров перед московскими матчами отпустил. Руководство неожиданно предоставило выходные. Если б мы к этим играм готовились так же, как к канадским, наверняка победили бы. Тогда месяц безвылазно на базе сидели. А из Канады вернулись героями, и пошла немножечко звёздная болезнь.

– У вас?

– У начальства. С чего бы накануне московской серии отдыхать? Я с друзьями рванул в Сочи на пять дней. Причём паспорт дома забыл. Но меня что туда, что обратно пустили без документов. Узнали – и провели в самолёт. Сегодня такое невозможно.

– Харламов тоже летал в Сочи?

– Валера почему-то не захотел. Я своей компанией туда отправился. Тренироваться мы начали за три дня до стартового матча. Вот и проиграли.

– Трёх дней мало, чтоб прийти в себя?

– Конечно!»

Вот видение Александра Якушева: «Бобров, будучи натурой независимой и демократичной, не перекрыл команде кислород в общении с народом. Всеволод Михайлович сам являлся всеобщим любимцем, друзей и знакомых имел массу, он словно окунулся в свою спортивную молодость, когда творил чудеса в хоккее и в футболе. Вожжи управления командой не выпустил из рук, но чуть ослабил их».

Первый матч остался за нашей сборной – 5:4, хотя по ходу советские хоккеисты уступали 0:3 и 1:4. Второй принёс успех канадцам – 3:2. С разрывом в одну шайбу (3:4 и 5:6) проиграны были и остальные встречи. Особенно драматичной выдалась заключительная игра. Решающую шайбу канадцы забросили за 34 секунды до конца...

Ликованию канадцев не было предела. Бой (то есть Суперсерию) они, выражаясь языком бокса, выиграли по очкам: четыре победы, одна ничья и три поражения. Сборная СССР забросила 32 шайбы, соперники – 31.

Но главным итогом встреч с канадцами стала наглядная демонстрация силы советского хоккея. Наша сборная на равных сражалась с хвалёными канадскими профессионалами, которые считались не просто непобедимыми, а хоккейными небожителями.

На пресс-конференции после третьего московского матча Всеволод Бобров, отвечая на вопрос, чем он объясняет поражения сборной СССР во второй и третьей играх, произнёс: «Ничего плохого, а тем более зазорного в проигрышах с минимальным счётом команде, составленной из лучших профессиональных хоккеистов Канады, я не вижу. Считаю результаты игр вполне удовлетворительными. Я доволен игрой подавляющего большинства хоккеистов, в том числе и молодых, которых нам важно было обстрелять в играх с таким соперником».

Александр Мальцев дополнил: «У Всеволода Михайловича был неимоверный авторитет перед игроками. Он пытался раскрыть их, поднять до уровня своего таланта. Это главное, о чём он мечтал. Что ему не хватало, так это тарасовской жёсткости. Он многое нам прощал, сам ведь был игроком со всеми слабостями. Если бы он поступал с нами жёстко, то некоторые ребята, у которых был безусловный талант, играли бы в два раза лучше».

Несомненный интерес представляет высказывание Николая Карпова: «Бобров любил руководить по ходу матчей со скамейки, а проводить тренировки его не очень привлекало. Так что по сути всю летнюю предсезонку в сборной вёл я. А на матчи в Канаду меня не взяли. Да и потом в Москве к сборной особо не подпускали. Потому что Кулагин видел во мне конкурента...

А канадцам мы уступили, уверен, только из-за Кулагина. На тренировках в Москве он загнал ребят. На третьи периоды двух заключительных матчей серии элементарно не хватило сил...»

Именно в Суперсерии-72 зажглась звезда Александра Якушева. Будучи уже опытным игроком, несколько лет выступая в сборной, он никак не мог выйти на первые роли. Спартаковский форвард в книге «Я вспоминаю» писал: «Игру такого уровня я продемонстрировал впервые именно в ходе Суперсерии. Всё-таки до того я поднимался в игровом развитии с переменным успехом, а тут впечатляющий скачок произошёл. Что придало мне такой импульс? Будто кто-то гнал меня – иди, не останавливайся, ты можешь, ты обязан, всё у тебя получится...

Этим ускорителем стал для меня великий Бобров. Если бы не он дирижировал сборной Союза в Суперсерии, я так достойно не сыграл бы. Сто процентов! Вот повезло, так повезло. После пятилетней разлуки я встретил Всеволода Михайловича, который по указанию высшего руководства страны был освобождён от футбола и назначен старшим тренером сборной страны по хоккею. По годам работы с ним в “Спартаке” осознавал, что Бобров – мой тренер, но даже летом 72-го ещё не представлял себе, насколько это подтвердится в ходе Суперсерии. И что характерно – пять моих лет без его тренерской руки и пять его лет без хоккея вообще никоим образом не повлияли на действенность нашего нового этапа сотрудничества. Встретились, как ни в чём не бывало, и засучили рукава...

Мне кажется, что Всеволод Михайлович оказал благотворное влияние на каждого игрока и на сборную в целом, а на меня – особенно сильное. И Харламов с Мальцевым, и Васильев с Гусевым, и Третьяк с Петровым, Михайловым, Лебедевым, Анисиным и другими – все они воспринимали Боброва с нескрываемым уважением и любовью, даже с восторгом. Как того этот великий человек и заслуживал.

Под началом Боброва Советский Союз встал в хоккее вровень с Канадой. Великое достижение! Как выступила бы наша команда при другом рулевом, никто не знает. Хоккей – не химическая лаборатория, где эксперименты ставят с утра до вечера. Я только убеждён: при Тарасове я бы так здорово не сыграл. Это точно.

Моё личное и осторожное предположение: для открытия Северной Америки в лице её сборной, составленной из звёзд HXJT, Бобров являлся оптимальной фигурой...

Бобров в раздевалке особо не суетился, не накручивал команду. Наоборот, держался бодро, хотя было видно, что волнуется, опасается канадцев. Как и Кулагин, конечно. Неизвестность всегда тревожит. Всеволод Михайлович призвал нас пособранней начать игру: “Прошу – сразу включитесь на максимум”...

Естественно, была опасность того, что сборная Союза могла развалиться после столь обескураживающего начала. Но только не при Боброве. Пока канадцы обнимались после второго гола, Всеволод Михайлович с невозмутимым видом прошёлся вдоль лавки туда-сюда и спокойно сказал: “Так, теперь успокоились. Играем в свою игру. И всё будет как надо”.

Так всё и вышло...»

Тот же Якушев недоумевал по поводу упущенной общей победы в том противостоянии: «Мы сами отдали серию канадцам. До сих пор удивляюсь, как это произошло.

Когда после финальной сирены в заключительной встрече зашли в раздевалку, Бобров сказал лишь одно слово. Непечатное. На букву “м”».

По другой версии Якушева, Бобров в раздевалке произнёс: «Пижоны! Первый раз вижу людей, которые сами отказываются от новых автомобилей».

О том, что значила для канадцев победа в Суперсерии, свидетельствует тот факт, что свитер, в котором играл автор решающих шайб в московских матчах Пол Хендерсон, был куплен много лет спустя за сумму, превышающую миллион долларов. А «Святую шайбу» (так в Канаде принято называть ту, что принесла победу) как зеницу ока хранит в своей коллекции защитник Пэт Стэплтон.