Текст книги "Перековка. Перевернутое Небо (СИ)"

Автор книги: Михаил Игнатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Дарсова чаша весила, пожалуй, пару тысяч мер, не меньше.

– Отлично, отлично, – заявил Райгвар, ткнул меня пальцем. – В мой личный отряд принимаются только те, кто смог удержать эту чашу.

– Не собираюсь в него вступать, – буркнул я, пытаясь отыскать равновесие без использования полёта.

– Не звал, – с широкой улыбкой ответил Райгвар, поднял левую руку, перевернул кисть ладонью к потолку и создал над ладонью крошечное лезвие. Призрачное. – Сумеешь?

Я прислушался к себе. Суть подвоха тут же стала ясна: чаша была артефактом, из тех, что блокируют течение силы Неба в теле. Ей для этого даже не нужно было изображать из себя оковы. Из тех артефактов, которым хватает касания к телу идущего.

Но… против меня слабовато. У меня другая проблема. Лезвие? Я воссоздал эту технику под себя, сумев нащупать новый путь от моего средоточия духовной силы к ладони. Но Райгвар показал мне что-то совершенно новое – явно схожую, простейшую дистанционную технику, которая, однако, не торопилась срываться с ладони и лететь к потолку, а словно замерла за миг до этого.

Я не мог повторить этого. Поэтому поджал губы и сделал то, что мог – технику на один узел.

Лезвие сверкнуло, стремительным росчерком унеслось к потолку, глубоко войдя в балку.

Райгвар повторил:

– Отлично, просто отлично. Только те, кто могут такое сделать, становятся командирами в моём личном отряде.

Я же в этот раз повторяться не стал:

– Меня пару раз ловили и заковывали в такие штуки.

– Мне всё больше и больше хочется услышать про твои странствия.

Я тут же прикусил язык. Только этого мне не хватало – перекраивать странствия имперца под сектанта, да ещё и для того, кто чует ложь.

Советник Курам молча шагнул ближе, в его руках возник кувшин, из которого он налил мне полчаши. Запах был хорош – приятный аромат жасмина и звёздного яблока.

Райгвар улыбнулся:

– Обычно именно этот шаг в застолье становится главным испытанием, но для талантливого наследника Змей он не составит никакого труда.

Я крутнул чашу, прислушиваясь к себе, ничего не уловил, поэтому спросил, подозревая, что этого и ждал Райгвар:

– И в чём же испытание?

– Эти чаши – артефакты со стихией дерева. Они добавляют эту стихию в вино. Для слабых – это становится ядом. Для сильных – лишь оттеняет вкус вина, – Райгвар вскинул чашу, держа её двумя руками. – Моё почтение, Атрий!

Раздалась мыслеречь Пересмешника, о котором я как-то даже уже подзабыл:

– Не моё дело указывать безумному господину границу этого самого безумия, но сейчас вы как никогда близки к ней. Пить яд из рук Тигра?

– Эй! – возмутился вслух Райгвар. – Как раз мы никогда не славились ядами! В отличие от Змей!

Вместо ответа им обоим я молча перехватил чашу так же, как Райгвар – двумя руками – тоже поднял её повыше, повторяя жест Райгвара, а затем пригубил.

Это было очень, очень необычно. Терпкий вкус напитка, яростная стихия дерева, что обожгла небо, ароматное послевкусие.

Райгвар подался ко мне, негромко сказал:

– Во всей секте Тигра не больше десяти человек может выпить со мной вот так вина. Перейдём к четвёртому этапу?

Я, удерживая чашу левой рукой, повёл правой, давая безмолвный ответ.

Райгвар ухмыльнулся, тоже одной рукой протянул ко мне свою чашу, словно предлагая полюбоваться ей или стукнуться. Обломки дерева и щебень под ним заскрипели, захрустели, проседая от переноса веса – Райгвар провалился в них по щиколотку.

– Теперь нужно влить свою стихию в чашу. Чистую, без сути. Чаша преобразует стихию, трансформирует, усилит и создаст добавочный яд на её основе.

Я вернул ему его ухмылку и предположил:

– А затем нужно предложить собутыльнику выпить из своей чаши, верно?

– Это пятый этап. Сначала нужно справиться с чашей самому.

Я хмыкнул, покрутил чашу, не пытаясь в ней что-то увидеть, – не с моими талантами, – а затем влил несколько нитей стихии.

Узоры чаши засияли сначала голубым, затем синим, сгустили цвет, становясь тёмно-синими, а затем… затем чаша с сухим щелчком треснула, и узоры, перечёркнутые трещиной, потухли.

Райгвар медленно выдохнул:

– Х-ха! Похоже, в схватке ты показал не всё, что мог.

– Как и ты, – заметил я. Крутнул чашу в пальцах, наслаждаясь тем, как много усилий мне приходится приложить, чтобы удержать её, не выронить, спросил: – И сколько в секте Тигра могут так испортить чашу?

– Только я! – воскликнул Райгвар с широкой и довольной улыбкой. – И это прекрасно! Советник!

Тот шагнул ко мне, уже протягивая новую чашу. Но я покачал головой, вложил в неё свою, сломанную, коротко объяснил:

– Мне хватит.

Курам поджал губы:

– Наследник Тигров удостоил тебя чести отведать с ним вина.

Раньше, чем я успел ответить, раздался голос Пересмешника:

– И мой господин принял эту честь и пригубил вино. В чём проблема, советник, не ведающий границ стыда?

– Хватит-хватит-хватит, – скривился Райгвар, недовольно махнул рукавом. – Всё, шаг назад. Если гость сказал, что ему хватит, значит, ему хватит. Если я молчу, то и ты молчишь, советник.

– Я прошёл проверку? – спросил я у Райгвара.

Тот всё так же недовольно ответил:

– Это была не проверка. Мне не хотелось говорить такие смущающие вещи без вина, – мотнув головой, он словно отбросил свою мрачность и недовольство, вновь улыбнулся и будто подвёл итог: – Но вышло чудесно, ещё лучше, чем я ожидал.

Я покачал головой. Не проверка, но вышло лучше, чем ожидал. Мне одному здесь чудится какое-то противоречие?

Райгвар умел слушать чужую мыслеречь, но не умел слушать мысли, поэтому с тем же воодушевлением продолжал:

– Я хотел это сказать за чашей вина, и я это говорю. Когда я первый раз встретил тебя, Атрий, то был приятно удивлён. Сильный, умелый, тренирующийся там, где смертельно опасно. Умный, не опускающий взгляд при разговоре, говорящий правду. Ты не юлил, осознав, кто перед тобой, не лебезил, не умолял. Ты даже был нагл.

Половину из сказанного Райгваром я был готов отрицать. Не тренирующийся, а пытающийся для начала выжить. Умный? Наглый? Да Райгвар в тот день был испытанием похлеще, чем Молниевая Буря. Я пытался выжить, стоя лицом к лицу перед сектантом-Властелином. Сколько я там себе позволил наглости?

– Тогда я был готов принять тебя учеником в секту. Проследить за твоими успехами, приблизить, чтобы ввести в личную стражу. Ещё один верный стражник, думал я, как здорово, – Райгвар вновь приподнял чашу, словно приветствуя меня, отхлебнул из неё, подвёл итог: – Глупец.

Вот это было неожиданно. Я даже приподнял брови, показывая своё изумление.

– Ты отказался, пошёл своим путём – и что я получил в итоге?

Я пожал плечами, подозревая, что моего ответа не требуется.

– Я получил вторую встречу. Умный. Жёсткий. Решительный. Наглый. Не опускающий взгляда. Выдерживающий мои удары. На равных сидящий передо мной. Вот что я получил в итоге. Не ещё одного подчинённого. Я получил равного. Я получил того, кого мне не стыдно было бы считать братом.

– Господин… – не выдержал советник Курам.

Райгвар вздохнул и сообщил:

– Но ни советник не позволит мне назвать тебя братом, ни так называемые братья, ни старейшины. Это принесёт тебе одни проблемы.

Я хмыкнул. И это он ещё не подозревает, сколько мне это принесёт проблем с моей стороны. Одно дело провернуть торговлю с сектами, прикрываясь тем, что эта секта, вроде как, не секта, и все так делают, мы не первые. Другое дело – на полном серьёзе назвать братом наследника одной из старших сект.

Нет, так-то у меня в братьях уже числится наёмный убийца Зотар, но есть всё же между Зотаром и Райгваром разница. Огромная такая разница.

Райгвар между тем широко улыбнулся и сказал:

– Но кто знает, какой дорогой ты пойдёшь после нашей сделки и до каких высот поднимешься. Что-то мне подсказывает, что одной сектой в истощённых землях Хребта Трав ты не ограничишься. Тем более, я не отказываюсь от своих слов, и с меня – право на Испытание. Кто знает, может, через пятнадцать лет даже мой советник не будет против, если я назову нового старейшину Змей своим братом, – Райгвар поднял чашу и припечатал: – За будущее! За испытания, из которых мы вырвем всё, что можно.

Я ухватил со столика чашу с чаем и повторил жест Райгвара:

– За будущее.

Мы опустили чаши, но я, глядя на весёлого, улыбающегося Райгвара, не мог понять одной вещи.

Тигры ослабели после битвы, и им не дали Испытания, чтобы заместить новыми богами убитых. Так с чего Райгвар решил, что ему дадут Испытание за чужого Паука?

Кажется, слова про слепоту ему нужно было бы сказать и себе самому. Но на сегодня с меня хватит безумств – Пересмешник прав. Мне нужен портал домой и Перековка. Убеди я Райгвара в бесполезности его задумки – и с чем я останусь? Да и бесполезно, наверное, если уж даже Курам не сумел переубедить его.

Глава 12

Легко и просто договориться о будущем на словах. На деле же…

На деле пришлось потрудиться. Правда, не мне. И даже не Райгвару. Вот уж кто показал, что такое настоящий глава. Едва допив кувшин вина, он принялся раздавать приказы.

Советнику, главе личной стражи, одному доверенному порученцу, другому, какому-то бесстрастному типу, с которым Пересмешник обменялся равнодушными взглядами, и прочим, и прочим. На всё у него ушло меньше ста вдохов, и вот десятки людей умчались по делам, советник Курам, весь в поту, выполняет приказ господина, а сам Райгвар беззаботно тянет меня в целый зал продолжить веселье.

Впрочем, я предвзят и завидую тому, как ловко Райгвар переложил суету подготовки на подчинённых. Райгвар придумал главное – план. Тот самый план, который должен был заманить главу Алмазных Пауков в его ловушку.

А ещё его план отлично дополнял план Тизиора. Что один, что другой предлагали действовать шаг за шагом, позволяя Паукам узнать о нас только тогда, когда это нам нужно и…

Неважно.

Важно то, что…

– Господин.

Я открыл глаза и поднял взгляд на Пересмешника.

– Выдайте мне денег, господин тех, кто служит за идею. Много-много духовных камней. Если у вас их нет, то мешочек вот этой небесной травы, которую мы собрали в долине тайной битвы.

Пересмешник поднял ладонь, на которой лежала засушенная Шестилепестковая Алая Камнеломка.

Я удивился:

– Зачем тебе духовные камни?

Пересмешник пожал плечами:

– Здесь такому, как я, можно купить множество чудесных вещей. Моя сила – это не схватка лоб в лоб, и хорошо подобранные артефакты и Флаги удваивают мою силу, господин. Многие защиты в городах просто не рассчитаны на сектантские артефакты.

Несколько вдохов я глядел в глаза Пересмешнику, решая. Затем метнул ему и кисет с камнями, и большой пузатый альбарелло с Камнеломкой:

– Траву пересыпь сам.

Пересмешник коротко кивнул и был таков. Даже не поблагодарил.

Я хмыкнул ему вслед и вновь закрыл глаза. Это его дело. Если наёмный убийца захотел в старшей секте прикупить артефактов, Флагов и прочего, о чём умолчал, например, о ядах, то кто я такой, чтобы ему мешать?

Небольшое усилие, которое за долгие годы стало настолько неотъемлемой частью меня, что и уловить его сложно, – и я открыл глаза уже в духовном образе в средоточии.

Главном моём средоточии, том, что центральное, с эссенцией и Пронзателем.

Спустя вдох я скрестил ноги, усаживаясь в удобную для долгой медитации позу. Передо мной мерцал сотнями символов Пронзатель, подо мной мерцал ими же пол-формация.

Очень и очень похоже на Зал Неба в городе Тысячи Этажей. Только там под ногами синее небо, а здесь – серо-стальное небо эссенции. Там ступаешь по воздуху, а здесь – по формации-Указу-дарс-его-знает-чему. Там в центре зала беседка, а здесь – Пронзатель. Там становишься ближе к Небу, а здесь… я надеялся, что становлюсь ближе к себе.

Нужно только решить, к какому это себе. Очень уж меня как-то зацепили слова Райгвара о том, что такой я нравлюсь ему больше. Глупо, бессмысленно, опасно опираться на мнение сектанта, но… нет ли в его словах зерна истины? Того, над чем стоит задуматься?

Я Леград. Ирам. Ирал. Даргел. Атрий и прочие. Я идущий если не с сотней, то с десятком имён. С самых первых шагов Возвышения я носил маски, сменяя их по мере необходимости.

Вот я – жалкий, сломленный приблуда, которому даже не дали Наставления для Закалки. И вот одновременно с этим я – скрытый талант, который замышляет месть самому сильному человеку деревни.

Вот я – выпивший настой Чёрного Гриба неудачник, у которого нет будущего. И вот я снимаю маску и уже чемпион деревни, вонзающий нож в сердце главы деревни.

Вот я – ученик Школы Морозной Гряды, изо всех сил пытающийся стать лучшим в этом году обучения. И одновременно я – обладатель земной техники, которую нужно ото всех скрывать.

Я – обычный работник на ферме, и я – тот, кто убил сектанта и завладел его артефактами.

Я – обычный искатель, перебивающийся заработком на травах, и я – тот, кто медитирует на спине Царя.

Продолжать можно бесконечно. Я – искатель, и я – заместитель магистра. Я – сектант и я – имперец.

Как в этом бесконечном хороводе образов и масок отыскать себя? Я и есть все они.

Вот Райгвар хвалит меня за наглость, силу, прямой взгляд. Приятно. Но способен ли я и дальше быть таким, а главное – только таким? Это противоречит даже плану с Пауками, а не то что моим планам на возвращение в Сломанный Клинок.

Да, к главам городов выйдет наглец, но совсем не тот наглец, что стоял, не опуская глаз, перед Райгваром и украл его же Указы.

Всё хорошо в меру, и всё хорошо на своём месте.

Привычка тереть бровь – мой первый якорь? Забавно, как-то, что было напоминанием о моей ошибке, стало моей частью. Но пусть, я не спорю, это точно моё.

Второй мой якорь – это Пронзатель? Чудовище из имперских земель? Отлично. От первого до последнего прикосновения – это моё и только моё. Мой талант копья, мой талант к чудовищу, победителю Монстров.

Третий мой якорь – это жажда схватки, ярость битвы? Дайте две схватки, если можно.

Четвёртым же якорем я сегодня назначу мою гибкость, моё умение сегодня быть яростным имперцем, а завтра – хитрым сектантом. Или наоборот. Это тоже моё и только моё. Оно со мной гораздо больше, чем любой из других якорей, любая из других основ. И я не вижу в ней ничего плохого. Это безумный дух был всегда одним. Он не притворялся слабым, не притворялся тем, кем не был.

Пятым якорем станет справедливость. Та самая, про которую Седой едко высказался: причинять справедливость. Да и может ли она быть другой, когда я поставил её пятой, сразу после гибкости, а вернее сказать, двуличности? Справедливость имперца и сектанта не может совпадать, но может отыскаться справедливость двуличного Леграда.

Шестым… Пожалуй, шестым якорем мне стоило бы назначить желание увидеться с семьёй, но я не буду этого делать. Оно было хорошим стремлением во времена моей погони за ними от Ясеня. Но сейчас оно ни к чему. Честно говоря, Сломанный Клинок сейчас занимает в моём сердце больше места, чем мама, Лейла, дядя Ди и прочие. Ничего по-настоящему плохого с родными Говорящей с Небом случиться не может. Нет, не так.

С ними чего только не может случиться, но всё, что связано только с людьми, ну или со Зверями, – это всё может быть решено Лейлой, решено одним только её положением и её охраной. Если Мады заявят на всю Империю, что они второй по силе клан, то кто осмелится сказать, что их фракция первая по силе?

Если что и может произойти с моей семьёй непоправимого, то лишь потому, что это будет им назначено Небом. Если Небу это будет интересно, нужно, то и я окажусь рядом и помогу им с этим испытанием.

В конце концов, я не собираюсь отказываться от желания увидеть семью. Кажется, я уже почти добрался до той силы, когда даже Мады не смогут меня спустить со своей лестницы. Почти.

Шестым якорем вместо семьи я назначу ещё одну важную часть своего характера и своего прошлого. Желание идти вперёд, желание подниматься шаг за шагом по дороге Возвышения, желание познавать техники, стихию, Небо и их тайны. Это тоже то, что со мной дольше всего. Неважно, как это проявлялось – в том, что я хлестал себя колючками, или в том, что изменял техники, создавая новое.

Итак. Чтобы остаться самим собой, я должен сохранить привычки тела и любимые словечки, давя в себе чужое.

Должен сохранить ярость битвы и любимое оружие. И здесь вообще нет другого пути, пусть даже Пронзатель не только мой якорь. Есть только путь с Возвышением Фатии и познанием сути вложенных в Пронзатель тайн. И я должен под любой маской сохранять жажду справедливости и желание двигаться к Небу.

Решено.

Я встал, решительно шагнул вперёд, по бесплотной, но от этого не менее ощутимой поверхности Указа-формации, оказываясь вплотную к Пронзателю, вгляделся в сталь его наконечника. Не в вырезанные на его поверхности знаки, а в саму поверхность полированной стали. В своё отражение.

Серое отразило серое. Сталь отразила мои глаза.

Ни следа зелени. Никакого движения на краю взгляда. Никакого шёпота за спиной, не дай Небо.

Я улыбнулся и сказал вслух:

– В конце концов можно и не разбираться в том, что вложено в этот якорь. Проще всего будет призвать на себя Небесное Испытание, а затем поднять над головой Пронзатель, встречая Испытание им. Ты, конечно, перенял много тайн сектантов, даже тайны их обманных испытаний. Может быть, твои знаки даже выдержат Небесное Испытание. А два Испытания? А три? Пять? Десять? Очень и очень сомневаюсь. А знаешь почему?

Конечно же, ответа не было. Но мне он и не был нужен.

– Потому что даже если ты бы оказался достаточно безумен, чтобы встать под настоящее Небесное Испытание, ты должен был предусмотреть, чтобы в молниях сгорали осколки поглощённых душ, а не ты сам. Но это я тебя поглотил. Это ты – осколок, от которого осталось пара слов, пара воспоминаний, пара имён и… и больше ничего. Это всё исчезнет, испарится под молниями Небесного Испытания.

Мгновение – и я уже вне средоточия, открываю глаза в гостевом павильоне Тигров. Открываю и недовольно поджимаю губы. Глупая вспышка раздражения, глупая речь, бессмысленная, но уже ничего не вернёшь назад.

Я поднялся, сосредоточился, привычно давя злость и раздражение, махнул рукой, выбрасывая перед собой плечевой элемент брони из запасов.

– Дзынь.

Звякнуло, и он улетел прочь, врезался в стену. Я недовольно нахмурился. Слабо, неверно, не так. У Райгвара это выходило гораздо лучше, быстрее, опасней.

Пластина, подхваченная духовной силой, поднялась с пола, взлетела под потолок, рухнула оттуда, больше не удерживаемая, я же вновь сжал духовную силу в тонкий-тонкий шип и ударил, целясь точно в центр.

– Дзынь, – звякнуло, пластина снова отлетела к стене, снова я не сумел её пробить.

Видимо, мне нужно больше времени, чтобы провернуть такое.

Пластина вернулась в кисет, я вновь уселся в позу медитации, но на этот раз я сжимал в кулаке жетон. Совсем не тот жетон, который я нашёл в песках Нулевого, но в то же время такой же жетон ополченца.

И глаза я открыл на всё том же утёсе. Всё те же деревья внизу, всё так же ползут облака на небе. И всё так же здесь время течёт гораздо быстрее, чем в настоящем мире, а значит, пора тренироваться.

Взмах руки – и точная копия настоящей плечевой пластины от брони для Предводителя взлетает вверх.

Сжать духовную силу, ударить так быстро, как только могу.

– Дзынь!

Пластину сметает в сторону, она едва не падает с утёса, задерживается лишь на самом краю, и в следующий раз я не подкидываю её, а держу духовной силой на месте и этой же духовной силой бью.

Слабо. Нужно быстрее бить. Нужно сильнее сжимать. Ещё раз.

Я повторил и снова разочарованно поджал губы. Снова не то. Не так.

Через миг в моей руке сжат Флаг.

Через два мига рядом стоит Безымянный.

Ещё миг мы смотрим друг другу в глаза, а затем его губы изгибаются в едва заметной усмешке, и лицо его плывёт, меняя черты, плывут и очертания тела, рост, тая в чёрном дыме и складываясь в совсем новую фигуру и лицо.

Музыкантша.

Обычно я вызывал её, чтобы играть во время схватки, но сейчас вокруг нет ни одного врага. Я вижу, как она озирается, пожимает плечами, но занимает своё обычное место. Пусть жетон и не тот, но утёс повторяет привычный мне до малейших деталей, до последних трещин и лишайника на серых камнях.

Я мог бы приказать Музыкантше играть что-то определённое или с особым настроем, но зачем, если она достаточно хороша для того, чтобы создавать идеальную музыку, дополняя ею мои тренировки.

Вот и сейчас она заиграла что-то лёгкое, едва слышное, больше похожее на шёпот облаков с их высот.

В который раз задумываюсь, каково её прошлое? Сколько лет она шла по пути циня, чтобы достичь таких высот мастерства? Кем была до ритуала? Сектанткой, имперкой? Вопросы, на которые никогда…

Почему же?

Мой взгляд направлен прямо на неё, но она не замечает его, глаза её опущены к циню, к струнам, к мелодии, что рождается под её руками.

Спрашиваю:

– Ты из Империи?

Отчётливо вижу, как дрогнули её губы, а затем плотно сжались. Дёрнулись в смущении? Хотела ответить голосом, забыв, что его нет?

Голоса нет, но сейчас можно обойтись и без него.

Музыкантша медленно, не поднимая головы, повела подбородком из стороны в сторону.

Что же, теперь я знаю ответ на главный вопрос. Безымянный – имперец, Музыкантша – сектантка. Но я ведь об этом всегда догадывался, верно?

На свой же вопрос я не стал отвечать, позволил ему словно повиснуть в пустоте разума, а затем стёр одним движением, возвращаясь к тренировке.

– Дзынь!

Музыкантша тут же уловила то, что я не смог бы описать словами, сменила и ритм, и громкость, и настрой своей мелодии. Шёпот облаков? Он растаял в воздухе словно туман, теперь над вершиной утёса звенит приближающийся гром.

Теперь уже мелодия ведёт меня за собой.

Я повторяю удар и отчётливо понимаю: медленно, мало. Я что, Закалка, которая пытается стать Воином?

Десять вдохов – и поднятые в воздух моей духовной силой вокруг меня кружат полтора десятка пластин от брони.

И столько же сотканных, спрессованных из духовной силы игл.

Спустя тысячу вдохов иглы превращаются в крошечные копья.

Спустя пять тысяч вдохов я первый раз сумел пробить пластину.

Спустя десять тысяч вдохов пластины забыты, а вокруг меня застыли, готовые наброситься и растерзать десятки одинаковых сектантов, образы Бера, убитого мной главы банды Горных Медведей.

Мелодия снова сменяется, и я, уловив ритм, трижды киваю, на третьем кивке отдавая незримый приказ. Копии давно убитого врага, марионетки, навсегда связанные со мной своим поражением, бросаются на меня, преображаясь на бегу.

Нас разделяло всего десять шагов, но ни один из них не сумел дотянуться до меня своими когтями.

Поджав губы, я застыл среди их тел.

Пиковые Мастера, погибшие от всего лишь духовной силы.

Когда я был всего лишь Воином, мои Указы, способные убить на целой площади всех, кто слабее меня Возвышением, выглядели чем-то невероятным. Тем, благодаря чему я мог выйти против отряда из сотни человек и победить.

Я, в общем-то, это и провернул в битве у подножия Братьев. Раз за разом убивал тех, кто был слабее, одним только пожеланием смерти.

Но чем выше я поднимался к Небу, тем менее впечатляющими становились мои Указы в сравнении с тем, что могли делать другие идущие.

Гранитный Генерал мог тоже убивать словом, хотя в нём не было и капли таланта Указа. Сжатая до предела духовная сила – вот в чём было его могущество.

Я уже в тот день увидел путь, к которому пришёл только сейчас. Просто тогда, много лет назад, у меня были глаза, но я не умел ими смотреть.

Да и мало кто умел, на самом деле. Мне понадобилось прийти к сектантам, к Райгвару, чтобы меня ткнули носом в то, на что способна духовная сила.

Что умеет делать с ней обычный идущий? Чему меня учили старейшины Сломанного Клинка?

Подавить. Выпустить из себя, накрыть противника, сломить его разницей в Возвышении, сжать так, что его придавит к земле.

Создать вокруг себя такую концентрацию духовной силы, что она начнёт кристаллизоваться духовными камнями.

Тщательно отмерять воздействие духовной силой, проворачивая с её помощью тонкие движения: удержать воду, поднять чашку, заварить чай.

Казалось бы, почему мои учителя не шли дальше, не смешивали два этих пути и не учили меня вот так превращать духовную силу в оружие?

Я вижу этому лишь два ответа.

Первый я уже признавал: мои старейшины, могучие и опытные Властелины, прожившие больше шести десятков лет, – на самом деле лишь бывшие юные ученики, которых оставили дома ушедшие на битву учителя, наставники и старшие собратья. Они не успели получить всех знаний Ордена Небесного Меча. Им было слишком рано всё это учить.

Второй ответ в том, что большей части идущих этот способ просто не нужен.

Даже те же Предводители могли убивать на своём этапе десятки и сотни более слабых идущих одной лишь стихией и техниками. До сих пор помню вал из мёртвых тел у стен Приюта, сотни погибших смельчаков, которые осмелились напасть на сектанта-Предводителя.

И кто сказал, что эти два пути нельзя соединить?

Через ещё десять тысяч вдохов на вершине утёса я отбивался от накатывающего на меня со всех сторон вала врагов. Големы, обернувшиеся в полумедведя копии Бера, десятки бешено орущих старикашек-сектантов – все мои противники этапа Предводителя.

Звенели, ярились над побоищем звуки циня, складывались в мелодию, которая то ли вела меня за собой в ритме движений, то ли лишь сама послушно следовала моим движениям.

Взгляд влево – копьё размером в палец, созданное из духовной силы пополам со стихией, вонзается в глазницу Бера.

Незримое лезвие, созданное только из духовной силы, стремительным росчерком встречает летящую в спину технику, раскалывая её.

Ладонь вправо – волна спрессованной духовной силы катится от меня, перемалывая на куски прущих на меня големов.

Посреди каменного крошева стоит недвижимо сектант-старикашка, принявший мой удар на защитную технику, накрывшийся алым куполом. Мой последний враг. Предок Жуков, когда-то убитый мной только с помощью кражи Указа.

Я усмехаюсь, преобразую дробящий вал в сжимающееся кольцо, которое наваливается на защиту сектанта, обездвиживает, пленяет его под техникой. Сегодня я обойдусь без Указов. Обойдусь без змеев. Обойдусь только новым трюком. Я могу обратить равномерное давление духовной силы в сотни шипов, которые расколют купол сектанта как орех, но я так делал сегодня уже добрый десяток раз и сейчас хочу провернуть кое-что другое.

Перед моей так и не опущенной правой ладонью сгущается, повинуясь моей воле, духовная сила. Я вылепляю из неё образ копья, размером не меньше Пронзателя.

Звенящая мелодия циня немного притихает, одновременно набирая накал. Она зовёт, приказывает, обещает.

Мгновение – и духовное копьё уменьшается в размерах вдвое, из прозрачного становясь светло-голубым, правда, этот цвет вижу, скорее всего, только я.

Так я тоже сегодня делал уже не раз и знаю, что этого мало.

Сектант что-то кричит, не в силах вырваться из плена духовной силы, чем-то грозит, но я слышал это уже сотни раз, и его слова проходят мимо меня, я их буквально не слышу.

Медленно выдыхаю, одновременно заставляя духовное копьё уменьшиться в размерах ещё вдвое.

Удаётся.

Сейчас оно размером едва ли больше руки, и, судя по тому, как сектант переводит на него взгляд – теперь голубое свечение сжатой духовной силы видит и он, всего лишь Предводитель.

Возможно, уже достаточно, но разве я сумел в этом приёме повторить то, чему обучил меня Седой с Рутгошем?

Ещё нет.

Двадцать вдохов понадобилось мне, чтобы ещё раз спрессовать духовную силу. Копьё, которое изначально было размером в мой рост, сжалось в итоге до длины не более пальца.

Но главное было не это, главное, что внутри, словно сердцевина дерева, сверкали, словно росинки на паутинке, крошечные кристаллики.

Перед моей ладонью висело духовное копьё, сгущённое до этапа конденсации духовной силы.

Я поднял взгляд на сектанта и ухмыльнулся, а затем со всей возможной силой запустил в него своё творение.

Свистнуло, звякнуло – в защитном куполе сектанта появилась дырка. Точно такая же, как и в его лбу.

Рухнули они одновременно – сектант и его защитный купол. Он – словно подрубленное дерево, купол же – грудой тающих осколков.

Я, наконец, выдохнул, расслабляясь и в изумлении качая головой.

Нет, конечно, старикашка-сектант уже давным-давно мне не противник. Я могу убить его даже без техник. Конечно, он в жетоне не показывает всего того, что наверняка умел, и ведёт себя не так разумно, как живой.

Но одним ударом духовной силы пробить защитную технику и этим же ударом убить врага этапа Предводителя?

Кажется, все эти годы, используя техники, я занимался чем-то не тем.

Или это и есть то, тренировку чего я хотел освоить? Создание техник повелением?

Точно ли передо мной сейчас была только духовная сила, и ничего кроме неё? Не было ли это копьё техникой? Причём ранга эдак земного или даже духовного?

Просто если это техника духовного ранга, которую я создавал почти полсотни вдохов, то вполне объяснима сила её удара. Можно даже предположить, что это техника, которую я последовательно провёл через три созвездия, проверяя их по очереди. Или даже что это составная техника, которую я трижды усилил…

Одни вопросы, на которые сегодня я уже не сумею найти ответы.

Ночь, даже растянутая жетоном, не может быть бесконечной.

Тела врагов начали таять, словно их и не было. Их правда, и на самом деле не было, это лишь образы тех, кто погиб от моей руки. Сектанты и некоторые из големов. И я до сих пор не знаю, как последние вообще сюда попали. Почему жетон посчитал возможным добавить их к доступным мне образам.

А главное, я не понимал, почему они вообще доступны мне. Ладно задания Стражей, Изарда и духа испытания. Они, может, и правда записаны в моей душе. Но образы поверженных врагов разве не должны были остаться там же, где и все мои карты, записи и техники? В крошеве старого жетона, высыпавшемся из ладони безумного духа?

Тела исчезли полностью, и на сером камне блеснули искорки – конденсированная мной духовная сила, остатки созданного мной копья.

Если это и была техника, то очень и очень странная – техника, собранная на основе из духовных камней.

Я закрыл глаза, а открыл их уже в настоящем мире – в поместье, которое выделил мне Райгвар.

За окном, напротив которого я сидел, исчезали последние остатки серой хмари – ещё тысяча вдохов, и слуга привычно позовёт к столу. И сегодня у меня снова найдутся вопросы к Райгвару не о техниках и прочем.

Опасные для меня вопросы, но тем интересней, верно? И тем раньше нужно их задать.

Я бросил ещё один взгляд на начавшее окрашиваться рассветным светом небо и решил, что подожду слугу здесь, с цинем, пытаясь выковать из рассвета мелодию.

Неумолимый бег солнца остановить нельзя. Что бы ни происходило под небом – буря, гром, дожди или засуха, людская радость или горе, спокойный сон городов или битва Империи и Альянса – неизменно одно: ночь сменяется утром, и солнце встаёт над горизонтом. Можно шагать по ступеням Возвышения всё ближе и ближе к Небу, научиться летать и рассекать горы движением меча, но невозможно долететь до солнца или рассечь его. Не это ли самая большая тайна Неба? То, что существует в мире то, что неподвластно даже ему?